В лесу Дин / In the Forest of Dean

      Пот заливал глаза, дыхания не хватало, воспалённые, натянутые мышцы горели от напряжения. Болело буквально всё — он даже представить не мог, как бы себя сейчас чувствовал, если бы накануне Гермиона не намазала его мазью от мышечной боли. С той минуты, когда Насир в понедельник утром закончил осмотр его руки и счёл, что он полностью выздоровел, тренировки возобновились в полную силу — и без каких-либо поблажек. До обеда они тренировались с кинжалами, чтобы убедиться, что все мышцы по-прежнему функционируют как надо. Остальные члены Ордена выполняли свои физические упражнения и наблюдали за ними краем глаза всякий раз, когда они выходили за пределы созданной Насиром защищённой зоны.       Даже с повреждённой ногой Насир оставался невероятно трудным противником, и поразить его было очень непросто, но и Гермиона, и Гарри успели кое-чему научиться, а потому несколько раз достать наставника всё же сумели, правда, и сбитыми с ног всё ещё оказывались довольно регулярно. Пожалуй, ничто так не бодрило с утра, как парочка новых порезов и несколько тычков носом в песок — и ничто так не отрезвляло, эффективно возвращая к суровой реальности после обманчивого спокойствия последних суток.       Наскоро пообедав, они разделились: Гарри отправился на индивидуальную тренировку с Насиром, а Гермиона осталась поработать с обитателями коттеджа. Гарри видел её в компании Авы и Лизы, они сидели на земле возле дома, но что именно они там делали, он не имел ни малейшего понятия и присмотреться не пытался. Да и едва ли мог, целиком сосредоточенный на новой задаче: применение магии посредством собственной руки вместо волшебной палочки. Всё-таки такой способ значительно отличался от привычного — не сказать, чтобы было особо сложнее, просто по-другому.       Когда они только начали, Насир вручил ему одну из собственных бутафорских палочек, объяснив, что поначалу так ему будет привычнее и оттого легче, а также посоветовал сразу запастись подобными «пустышками» на будущее, чтобы не афишировать факт имплантации. Во-первых, во избежание лишних вопросов, во-вторых, для сохранения преимущества в бою.       Этим вопросом Гарри решил озаботиться ближе к вечеру, трансфигурировать из того же плавника, в достатке разбросанного по пляжу, а пока, некоторое время потренировавшись с «учебной» палочкой, он убрал её в кобуру и работал над тем, чтобы творить магию прямо из ладони и пальцев без всяких психологических подпорок в виде зажатого в них куска дерева. Самой большой сложностью оказалось отсутствие расстояния между его телом и результатом творимого заклинания. Раньше нужный буфер автоматически обеспечивала палочка, теперь же ему каждый раз приходилось прилагать мысленное усилие, чтобы «отодвинуть» заклинание и не навредить самому себе. Да и с направлением на цель ещё нужно было приноровиться. В общем, всё это здорово напоминало учёбу с нуля.       Они начали с простого, и Гарри успешно поднял в воздух несколько камней и восстановил разбитую бутылку. Но первое же огненное заклинание закончилось ожогом. Как и второе, и третье, и множество последующих, пока он наконец не сообразил, как создать нужное пространство. Кончики пальцев к тому времени он уже не чувствовал вовсе. Раз за разом Насир исцелял ожоги и проверял повреждения нервов, но не позволял Гарри останавливаться. Он с самого начала дал понять, что путь здесь только один — повторять снова и снова, пока непривычный образ действий не станет новой нормой.       И добиться этого нужно было в кратчайшие сроки.       Гарри не протестовал. Он и сам понимал, что так нужно. Кроме того, у него сложилось отчётливое впечатление, что даже если бы он захотел сделать перерыв, Насир ему этого не позволил бы. Он словно намеренно толкал его вперёд, как будто знал, что время стремительно заканчивается и что-то вот-вот произойдёт. Гарри не мог объяснить то чувство, которое охватывало его при взгляде на этого несгибаемого человека. Какая-то странная смесь вдохновения, страха и напряжения, заставляющая забыть про боль и усталость и упрямо двигаться вперёд, прислушиваясь к каждому его совету. Он был неумолим и требователен, спокоен и собран, как всегда, но за всем этим зудела какая-то срочность, которую Гарри не столько видел, сколько чувствовал. В своей обычной белой рубашке, рукава которой сейчас были закатаны до локтей, а белоснежная ткань пестрела пятнами крови, Насир стоял совершенно неподвижно и со вселенским терпением наблюдал за его попытками.        — Ещё раз, — снова уронил он ровным голосом, и Гарри кивнул. Руки, которыми он упирался в колени, задрожали. Сделав глубокий вдох, он заставил себя выпрямиться, повернулся к пустующим дюнам и поднял руку перед собой. И едва сдержал стон, когда по телу прокатилась тупая ломота. Каждая его мышца взывала о пощаде, но он проигнорировал мольбу организма и сосредоточился на задаче — на ощущении тепла в предплечье и заклинании, которое собирался произнести.       Как бы он ни устал, как бы мучительно ни давалось ему это обучение, оно хотя бы отвлекало от мыслей о Гермионе и их вчерашнем разговоре, который нет-нет да и всплывал в памяти, несмотря на все противоборствующие тому усилия.       Вот как сейчас. Стоило мыслям коснуться этой темы, как сердце в очередной раз болезненно сжалось. Ему потребовалась вся сила воли, чтобы не сорваться, когда он говорил с ней о будущем. Не выказать признаков душевной муки, когда рассказывал, чем бы ему хотелось заняться после окончания войны.       Всё, что он сказал, было чистой правдой.       И в то же время всё это было ложью. Он знал, что не переживёт эту войну.       Если его подозрения верны, если он действительно крестраж, каким-то образом созданный Волдемортом, ему так или иначе придётся умереть. Он это знал. И думал, что примирился с этой мыслью, когда поговорил с Насиром и получил с него обещание позаботиться о Гермионе в случае его смерти. Но нет. Оказывается, успокоение было временным. Разговор с Гермионой о будущем всколыхнул прежнее отчаяние и отозвался новой, куда большей болью. Та накатила волной, пронзила до костей, до белого марева перед глазами. До мучительного желания завыть в голос. Как ему удалось удержать всё это внутри, он и сам с трудом представлял. Было нестерпимо больно сидеть рядом, смотреть на единственного человека, с которым он мог бы представить свою дальнейшую жизнь — и притворяться, что у них действительно есть шанс на эту совместную жизнь. Нет. И не будет. Потому что, сколько бы он ни думал, сколько бы ни перебирал возможные варианты развития событий, всё сводилось к одному. Даже при самом благоприятном исходе — Волдеморт мёртв, крестражи уничтожены — ему всё равно нужно будет умереть. Пока он будет жить, вместе с ним будет жить и крошечная частичка души Волдеморта, а значит, и неминуемый риск того, что весь этот ад начнётся заново. Он всё это понимал, но новое осознание было подобно удару топора в центр грудины.       Он поймал себя на том, что непроизвольно сжал зубы, и тут же опомнился. Нельзя позволять себе об этом думать, это ни к чему его не приведёт. Он просто не мог позволить себе впадать в отчаяние и совершенно точно не мог допустить, чтобы об этом узнала Гермиона, — потому что она непременно кинется его спасать, чего бы ей это ни стоило. Она продаст душу и всё, что у неё осталось, чтобы сохранить ему жизнь, а этого он позволить никак не мог.       Он знал, что Гермиона не сдастся так просто. Она станет настаивать на сохранении ему жизни после поражения Волдеморта в надежде найти какой-нибудь способ удалить фрагмент чужой души, не убивая его самого. Вот только исчезающе мизерная вероятность исполнения этой надежды не шла ни в какое сравнение с сопутствующими рисками. Волдеморт уже доказал свою способность влиять на него через проникновение в разум — и в последний раз это закончилось смертью Сириуса. Что произойдёт, когда он останется единственным крестражем? Как долго он сможет сопротивляться влиянию этой заразы и сможет ли вообще? И как скоро его попытаются использовать для нового возрождения Тёмного Лорда?       Нет, — мысленно обрубил Гарри и выдохнул. Он не желал ей такого бремени. Ему нужно было знать, что она будет жить, и жить в безопасности. Он не собирался рисковать третьим возрождением Волдеморта только ради того, чтобы эгоистично сохранить свою собственную жизнь, — не после всего, через что они прошли и чем пожертвовали. Единственное, он всё-таки намеревался ещё раз поговорить с Насиром о своей ситуации, но если тот не скажет ему, что есть верный способ удалить фрагмент чужой души из его тела, — решение принято.       Он умрёт, а Гермиона останется жить, вместе со всеми, кого им удастся спасти.       Гарри глубоко вдохнул чуть солоноватый воздух, расправил плечи и указал двумя пальцами на выжженную почерневшую дюну.       — Orcus tempestas, — чётко произнёс он чуть охрипшим голосом и почувствовал острое покалывание магии, прошедшее по кончикам пальцев за мгновение до того, как по песку перед ним пронеслась чёрная молния.

***

      — А что насчёт вот этого? — спросила Гермиона, переводя взгляд с Авы на Лизу, которые сидели перед ней на песке, скрестив ноги.       От предложения устроиться в доме, за столом, обе отказались, и Гермиона не без оснований подозревала, что такое дружное желание подышать свежим воздухом объяснялось именно свежестью этого самого воздуха — в противовес воздуху внутри. В коттедже вовсю продолжалась варка зелий, и дышать там было практически нечем.       Сейчас две пары внимательных глаз, периодически сверяясь с записями в тетрадях, вдумчиво всматривались в «учебный материал» — развёрнутый диагностический пузырь. Всё это очень напоминало школу, и Гермиона с удивлением обнаружила, что получает истинное удовольствие от роли учителя. Конечно, в первую очередь из-за неподдельного интереса учениц.       Перед началом занятия она вручила каждой из них по новой тетради, но не особо рассчитывала, что кто-то действительно станет использовать их по назначению. Она прекрасно знала, что мало кто разделял её собственное ответственное отношение к ведению записей на уроках. Но как же она ошибалась!       Ава и Лиза с такой жадностью хватали каждую крупицу информации, которую она им давала, будто в ней заключался ответ на все жизненные вопросы. Ава даже начала набрасывать цветовую схему чар — оказывается, она очень даже неплохо рисовала, но почти не имела на это времени, занятая уходом за Чарли и работой медсестрой в маггловской больнице.       Кстати, такая профессия многое объясняла, начиная с довольно адекватного поведения ещё в логове, когда она сумела не только сохранить самообладание в гуще событий, но ещё и помочь раненому Ремусу. Да и вообще, стоило отдать женщине должное, с выпавшими на её долю испытаниями она справлялась получше многих. Как оказалось, она работала не просто медсестрой, а медсестрой в травматологическом отделении, хоть после и перешла в педиатрическое. На расспросы о работе Ава отвечала охотно, и Гермиона быстро поняла, что повидала женщина многое. Драки, поножовщина, огнестрел, автомобильные аварии, пожары — всех пострадавших первым делом везли к ним, так что ей было, на чём закалить нервы, в дополнение к природной способности сохранять спокойствие в чрезвычайной ситуации.       Как она сама признавалась, ей нравилось работать в травме, нравилось помогать людям вот в таких, критических ситуациях, чувствовать, что делаешь что-то по-настоящему нужное и важное, спасаешь жизни. Там она ощущала себя на своём месте. А в педиатрическое перевелась только потому, что там ей предоставили более гибкий график после рождения Чарли. Всего в свои двадцать пять она успела проработать три года.       Но если о себе и своей работе Ава говорила охотно, то тему отца Чарли явно обходила стороной. Сказала только, что они были помолвлены, он служил в армии и погиб на службе. У Гермионы сложилось впечатление, что его неожиданная смерть стала для женщины тяжёлым ударом, а также ещё одной причиной её стойкости и собранности. Она вынуждена была быть такой. У неё больше никого не было, ей не к кому было обратиться за помощью, не на кого было положиться, она вынуждена была быть сильной — ради сына. А ещё это очень хорошо объясняло то, как легко она понимала и принимала их с Гарри. Сама побитая жизнью и вынужденная бороться с обстоятельствами, она очень чутко улавливала чужие травмы и сочувствовала чужой борьбе.       Почувствовав, как напряглась женщина, когда Лиза спросила её о женихе, Гермиона быстро вернула разговор к теме урока — и не упустила оценивающий взгляд, который бросила на неё Ава, явно заметившая этот манёвр. Впрочем, отвлечь девочку оказалось легко, всё, что касалось магии, вызывало в ней живейший интерес. Как и Ава, она очень хотела научиться читать диагностические чары, а ещё распознавать зелья, чтобы применять их по назначению, и даже варить, насколько это возможно. Казалось, она воспринимала магию как нечто чудесное и завораживающее. В свои двенадцать лет она проявляла куда большую открытость в принятии магической реальности, чем большинство представителей маггловского мира, и искренне радовалась всему, что ей показывали.       Жизнерадостная и любопытная, девочка и в остальном проявляла активную тягу к познанию окружающего мира, но её интерес к магии выходил далеко за рамки академического. Казалось, это была какая-то внутренняя, природная тяга, и Гермиона всё больше подозревала, что это не просто так. Уж больно хорошо организм девочки реагировал на магию, а если вспомнить, что она ещё и ощущала, когда кто-то рядом колдовал… Нет, точно не просто так, — решила Гермиона и пообещала себе вернуться к этой мысли позже.       — Это уровень сахара в крови, — уверенно сказала Ава, отвечая на вопрос Гермионы. — И он в норме.       — Верно, — улыбнулась Гермиона, Лиза же издала недовольный стон.       — Ну почему чары не окрашивают эту линию в другой цвет? Я всегда путаю её с уровнем лейкоцитов — они слишком похожи, — проворчала Лиза, несколько агрессивно чиркая заметку в тетради и обводя её в жирный овал.       — На этот вопрос я тебе ответить не смогу, — сказала Гермиона, с невольной улыбкой взглянув на девочку. — Честно говоря, я не знаю, кто придумал это заклинание и по каким соображениям подбирались цвета.       — Вот бы добавить сюда какие-нибудь всплывающие надписи типа субтитров. Это же волшебство! Ты не можешь?.. — Лиза с надеждой посмотрела на неё.       Человеку, выросшему в волшебном мире, такой вопрос скорее всего показался бы глупым, но со стороны Лизы это был простой и совершенно искренний интерес. Да и Ава прислушивалась с любопытством.       — В некоторых случаях заклинание можно скорректировать, но не всё так просто. Любое волшебство подчиняется определённым законам, порой совершенно неочевидным и далеко не всегда однозначным. Есть целая группа магических дисциплин, изучающих эти вопросы. Но если та же арифмантика — наука весьма точная, то трактовка рун всегда открыта для интерпретации. А есть ещё и алхимия, которая изучает состав и структуру магических веществ. Так что волшебство волшебством, а ограничения есть и здесь.       — Похоже на маггловкую науку, — задумчиво проговорила Лиза.       — Совершенно верно. Волшебный мир вообще имеет гораздо больше сходства с маггловским, чем кажется на первый взгляд, — согласилась Гермиона. — Как и магглы, с их телефонами и компьютерами, волшебники используют уже готовые заклинания и зачарованные предметы, имея довольно слабое представление о том, как те работают. На самом деле, большинство волшебников за всю жизнь не создадут ни одного нового заклинания. Разработка заклинаний — очень узкая и непопулярная область знаний уже потому, что любая экспериментальная магия чрезвычайно опасна, сложна и большинству волшебников просто не интересна.       — Ну точно, совсем как у нас, — усмехнулась Ава, качнув головой. — Мы пользуемся электричеством, ездим на машинах, принимаем лекарства, не имея понятия, как и почему всё это работает.       — Именно, — подтвердила Гермиона. — Конечно, какие-то основы нам преподают в школе — собственно, как и вам — и это действительно даёт некое фундаментальное понимание происходящего, но в реальной жизни большинство волшебников этим и ограничиваются. После Хогвартса они выбрасывают из головы всё лишнее и продолжают использовать те заклинания, что уже существуют, не испытывая никакой необходимости придумывать что-то новое.       — А ты когда-нибудь придумывала новое заклинание? — спросила Лиза, и глаза её загорелись любопытством.       — Я бы так не сказала, — задумчиво произнесла Гермиона. — Я вносила кое-какие изменения, объединяла, чтобы получить желаемый результат, но всё это я делала на основе уже существующих разработок. По-настоящему нового я ничего не создавала.       — Значит, ещё создашь, — тихо, с долей благоговения в голосе сказала Лиза. — Думаю, когда-нибудь ты обязательно создашь что-то грандиозное.       И такая искренняя уверенность звучала в этих словах, такое восхищение, что Гермиона вдруг почувствовала, как к лицу приливает жар. Внутри шевельнулось странное чувство, сродни тому, что она испытывала, когда ещё училась в школе и получала похвалу. Решительно отбросив эту мысль, она неловко прокашлялась.       — Может быть. — Возвращая себе самообладание, Гермиона устремила взгляд на диагностические чары, плавающие вокруг её головы. — А как насчёт вот этой синей линии, Лиза, ты помнишь, что она показывает?       — Что ты всё ещё перевариваешь свой обед, — широко улыбнулась Лиза. — Кстати, Фред сказал, что вечером принесёт мне ещё шоколадных лягушек. Но фейерверк придётся отложить до выходных.       Гермиона усмехнулась.       — Точно, они же обещали тебе фейерверк. Я и забыла. Уверена, тебе понравится. На фейерверки Фреда и Джорджа посмотреть стоит. Конечно, если не запускать их внутри помещения, — со смешком добавила она, — тогда от них лучше прятаться.       Глаза Лизы расширились.       — А они что, запускали? — спросила она с недоверчивым удивлением.       — О да, — рассмеялась Гермиона, вспомнив взмыленную, подгоняемую фейерверком Амбридж. — Но это долгая история. Можешь спросить их самих сегодня вечером, уверена, они с удовольствием поведают тебе этот эпизод из собственного хулиганского прошлого. А пока давайте закончим с диагностическими чарами, чтобы можно было перейти к зельям.       Обе ученицы кивнули, и урок пошёл дальше. Следующие полчаса они продолжали разбирать цвет, форму и значение каждой линии на диагносте, пополняя конспекты новыми сведениями, и в завершение выделили несколько ключевых показателей, на которые в экстренной ситуации следовало обращать внимание в первую очередь. Затем Гермиона достала из сумочки горсть флаконов, чтобы начать знакомство с зельями.       — Первое и самое главное в обращении с любыми зельями, — начала она, раскладывая флаконы на песке, — вы всегда должны быть абсолютно уверены в том, какое зелье используете. Именно поэтому крайне важна правильная — и своевременная — маркировка. Большинство зелий, хранящихся в обычном доме, относительно безвредны, но так бывает далеко не всегда.       Она понимала, что то, что она сейчас говорит, очень уж походило на скучную лекцию, но если они собирались иметь дело с зельями, им нужно было это знать.       — НИКОГДА не принимайте зелье от того, кому вы не доверяете. НИКОГДА не используйте зелье, на котором нет маркировки, и НИКОГДА не предполагайте, что то, что вы видите — это то, что вы думаете, исходя только из внешнего вида и запаха, — строго сказала Гермиона, передавая маленькую бутылочку экстракта бадьяна, которую держала в руках, девушкам для ознакомления. — Реальность такова, что только высококвалифицированный мастер зелий может безопасно идентифицировать немаркированное зелье. Существует целый ряд зелий, которые изначально создавались с целью повторить вид и запах полезных, но причинить вред. Что опять же возвращает нас к вопросу важности маркировки и доверия к источнику. Именно поэтому многие волшебники предпочитают сами варить зелья, а не покупать.       — Ещё одна важная вещь в обращении с зельями — это то, в каком количестве их можно принимать. Относитесь к зельям, как к маггловским лекарствам. Одни зелья можно принимать в неограниченных количествах, другие — только в определённых дозировках, основанных на возрасте, весе, росте и множестве других параметров, — продолжила Гермиона, наблюдая, как Ава рассматривает маленький флакон на просвет. — Поскольку я не могу научить вас магическим способам определения дозировок для разных зелий, я научу вас тому, как применять несколько наиболее важных и стандартных из них. В некоторых случаях дозировку можно определить с помощью диагностических чар, которые мы только что изучили, так что, даже не имея возможности наложить чары самостоятельно, вы всё равно сможете определить необходимое количество зелья, если их наложит кто-то другой. Также я покажу вам несколько других целительских заклинаний, чтобы вы были с ними знакомы и понимали, что происходит. Ну что, звучит неплохо?       Судя по решительным кивкам и энтузиазму в глазах, звучало действительно неплохо. Гермиона заметила, что Лиза чуть помедлила, прежде чем взять в руки флакон бадьяна, который ей передала Ава. Запугивать девочку в её намерения не входило, но такое нервное, настороженное отношение к зельям в любом случае было гораздо предпочтительнее излишней самоуверенности или беспечности.       — То, что ты сейчас держишь в руках, называется «Экстракт бадьяна». Это целебное зелье, — сказала Гермиона и немного помолчала, наблюдая, как Лиза осторожно кладёт флакон на землю, чтобы взять тетрадь и сделать новую запись. — Его можно использовать для заживления любых ран лёгкой и средней тяжести. Царапины, ожоги, резаные и колотые раны — всё сюда, вплоть до восстановления повреждённых мышц и кожи. Но кости он не сращивает. Для лечения переломов используется специальное заклинание, а если кость приходится выращивать заново — особое зелье. Оно так и называется: «Костерост».       Выждав немного, чтобы дать возможность записать сказанное, Гермиона подняла флакон с земли и продолжила:       — Экстракт бадьяна — зелье совершенно безопасное, но при этом очень дорогое в приготовлении и очень нужное. Оно буквально спасает жизни. Так что, хоть превышение дозировки ничем человеку и не грозит, мы стараемся не тратить его попусту. Обычно хватает нескольких капель, чтобы залечить довольно серьёзную рану.       — Тогда почему мы использовали так много после логова? — спросила Ава, поднимая голову от тетради.       — Хороший вопрос. Потому что раны, нанесённые оборотнями, сопряжены с тёмной магией, — спокойно объяснила Гермиона. — Тёмная магия не подчиняется обычным правилам и требует гораздо больше усилий при исцелении. Часто такие раны вообще не поддаются лечению, а если и поддаются, то оставляют после себя неизгладимые шрамы.       — Как на моём плече, — понимающе кивнула Ава, и Гермиона в который раз восхитилась этой женщиной. В её голосе не было ни злости, ни обиды. Казалось, её совершенно не расстраивало, что на её плече навсегда останутся шрамы, она принимала это спокойно, как данность.       — Да, — кивнула Гермиона. — В случае ран от зубов и когтей оборотня может помочь смесь экстракта бадьяна с серебряным порошком. Без серебра бадьян не помогает вообще, да и с серебром не даёт никакой гарантии.       — Значит, экстракт бадьяна… и серебряный порошок… для ран от оборотней, — пробубнила под нос Лиза, записывая услышанное в тетрадь, и снова подняла взгляд на Гермиону, рассеянно вертя ручку в пальцах. Похоже, это была давно выработанная привычка, проявлявшаяся в моменты задумчивости. Совсем как покусывание нижней губы, постукивание ручкой или накручивание локона на палец, на которых ловила себя сама Гермиона. — Но может и не сработать. А кроме оборотней? Какая-то ещё бывает тёмная магия?       — Да, бывает, — с лёгким вздохом сказала Гермиона. Они затронули тему, которой она надеялась избегать столько, сколько это было возможно, но и лгать или преуменьшать опасности волшебного мира она не хотела. Хорошо это или плохо, но теперь это был их мир, и они заслуживали знать правду. — И, к сожалению, немало. Список травмирующих темномагических заклятий весьма длинный. В каких-то случаях экстракт бадьяна работает, в каких-то нет, но общее правило здесь одно — попробовать использовать бадьян нужно всегда, это может спасти жизнь. Вы обе уже знаете, что при нанесении он жжётся и выделяет зелёный дым. Пожалуй, единственное, чего вы не знаете, — это что его можно пить и для заживления внутренних ран тоже, но я искренне надеюсь, что вам никогда не придётся испытать такое лечение на себе, потому что это очень, очень больно. Ну а как это работает на практике, вы обе уже видели, так что, в принципе, можно перейти к следующему зелью, конечно если у вас нет никаких вопросов.       Вопросов не оказалось.       Точно так же Гермиона рассказала им об успокаивающем, бодроперцовом, кровевосполнительном зелье и зелье от головной боли, уделяя особое внимание тому, сколько и в каких случаях нужно принимать. Она уже заканчивала, а солнце начало медленно клониться к горизонту, когда из коттеджа вышел Рон. Оглядевшись, он направился к ним, заинтересованно посматривая на тетради в руках девушек и рассыпанные на земле флакончики. Своими планами обучить Аву и Лизу пользоваться магическими средствами Гермиона не делилась ни с кем, кроме Гарри, так что импровизированный урок оказался для Рона неожиданностью. Впрочем, даже если он имел что-то против, то осмотрительно удержал это при себе.       — Привет, Ава, — сказал он, вежливо дождавшись, когда Гермиона закончит отвечать на последний вопрос и тем самым завершит урок. — Мама просила передать, что Чарли проснулся.       — О, спасибо! — улыбнулась Ава. Поднявшись с песка, она с видимым удовольствием распрямилась, потянулась, после чего стряхнула песок с джинсов и подняла тетрадь. — Я всё равно уже собиралась возвращаться в дом, помочь Молли и Флёр с ужином.       Рон улыбнулся в ответ и снова с любопытством покосился на Гермиону, чего та предпочла не замечать. Вместо этого она принялась невозмутимо собирать флаконы, пока Лиза заканчивала последние записи. Предпочла бы, не останься он на месте и не продолжи на неё смотреть всё с тем же заинтересованным, но слегка нерешительным выражением, словно хотел что-то сказать, но не знал, с чего начать. Она надеялась, что он уйдет вместе с Авой. Не то чтобы в его присутствии она испытывала какой-то особый дискомфорт или негативные эмоции — нет, ничего подобного. Скорее, всё было в точности наоборот.       Она не испытывала ничего.       Совсем.       Да, его извинения были искренними, она знала его достаточно хорошо, чтобы это понять. Он действительно признал свою вину и старался что-то исправить. Но у неё просто не осталось сил переживать ещё и о нём. Ненависть, которую она испытывала к нему после всего случившегося, давно перегорела, но на её месте не образовалось ничего. Пустота. Когда-то, описывая своё отношение к Дурслям, Гарри сказал, что просто больше не хочет тратить на них собственную энергию. Вот и она не хотела.       Они согласились тренировать его вместе с остальными, позволили ему вносить посильную лепту в общее дело — потому что это было разумно. Но общаться с ним ей не хотелось. Не из неприязни, ей просто нечего было ему сказать. Их нынешнее общение носило сугубо утилитарный характер. Они больше не были друзьями, и она не испытывала никакой потребности это изменить. Для неё он был просто одним из членов Ордена, способным принести какую-то пользу.       Но его пристальный взгляд её нервировал.       — Что? — не выдержала она, поднявшись с земли. Она не собиралась огрызаться, но, видимо, ее голос всё-таки прозвучал слишком резко, потому что Лиза вздёрнула голову и встревоженно перевела взгляд с неё на Рона и обратно. Её ручка застыла над открытой тетрадью.       Гермиона мысленно выругалась. Она честно старалась следить за собой, приглушать собственные оборонительные рефлексы, разговаривать с окружающими мягче, держаться расслабленнее. Но каждый раз, когда она разговаривала с Роном, она срывалась на этот тон: холодный, безразличный. Бесчувственный. Может, в этом и проблема? Пока она ничего к нему не чувствует, разговаривать с ним иначе как с позиции бездушной стервы и не получится?       Что ж, значит, стоит хотя бы тщательнее следить за словами.       — А… — Рон замялся, на мгновение опустив глаза в землю. Словно она застала его врасплох самим фактом того, что признала его существование вне собраний Ордена. Его рука нервно теребила край футболки. Впрочем, когда он поднял взгляд и всё-таки заговорил, ни на его лице, ни в голосе обиды не проступило. — Ты… учишь их целительству?       Лиза закрыла свою тетрадь, но продолжала сидеть на земле и внимательно наблюдать за их беседой.       — Да, — ответила Гермиона тщательно выровненным голосом и выгнула бровь. Она знала, что у некоторых представителей магического сообщества сама мысль обучения магглов магии вызвала бы категорический протест, но даже она была бы удивлена, услышав подобное от Рона. — А что?       — Да нет, ничего. Хорошая идея, — высказался Рон и осторожно улыбнулся, продолжая терзать футболку. — Я просто подумал… Я знаю, что тебе не нравится учить большие группы, но… Я подумал, может, мне тоже можно послушать? Зелья я более-менее отличаю, но вот эти диагностические чары совсем не понимаю… Ну и дозировки там… В прошлый раз, что и кому давать, говорила мне ты. И Луне с Дином это наверняка было бы интересно.       — О, — несколько удивлённо произнесла Гермиона, чувствуя, как расслабляются плечи. Она не знала, что именно ожидала от него услышать, но точно не разумное со всех точек зрения предложение. Очень уж это было не по-роновски. Он был прав, ей действительно не нравилось обучать большие группы, но в этом конкретном случае она просто не могла сказать нет. Это было важно. Это могло спасти жизни. — Да, конечно. Завтра у меня тренировка с Насиром, а в среду утром я планировала вернуться к этой теме. Только ещё не знаю, во сколько получится, я предупрежу. Приходите.       — Ага, хорошо, — кивнул Рон, выпустив наконец несчастную футболку из руки. — Спасибо. Ты правда отличный учитель.       Гермиона напряглась, вновь ощутив скользнувшую по спине неловкость. Что-то в том, как смотрел сейчас на неё Рон, напомнило ей исполненный благоговения взгляд Лизы немногим ранее — этакий взгляд снизу вверх, никак не связанный с ростом и положением в пространстве. Чувство было странным, словно какая-то часть её, забытая, запрятанная подальше, но всё так же жаждавшая похвалы, зябко поёжилась. Неуютное чувство. К счастью, звук голоса Лизы, поднявшейся с песка, избавил её от дальнейших самокопаний.       — Как бы я хотела научиться настоящей магии… — со вздохом пробормотала девочка, сунув тетрадь под мышку и поднимаясь на ноги. — Миссис Уизли сказала, что завтра я смогу помочь ей измельчить корни валерианы для зелья! Будет весело!       Гермиона не смогла удержаться от улыбки и заметила, что губы Рона тоже дрогнули в тщетной попытке удержать серьёзное лицо. На её памяти ещё никто не находил в заготовке ингредиентов для зелий что-то весёлое. Разве что, пожалуй, она сама в более юном возрасте. Она почти ожидала, что Рон начнёт высмеивать девочку, как высмеивал её саму много лет назад, но бывший друг снова её удивил.       — Это ещё что, вот доберёшься до некоторых более склизких и извивающихся ингредиентов, станет ещё веселее! — хохотнул он.       — Фу, Рон, мерзость какая, — сморщилась Лиза в отвращении пополам со смехом, но глаза её при этом загорелись ещё ярче.       Гермиона тем временем наблюдала за движениями девочки, а именно за её пальцами, между которыми снова порхала ручка. Ранее, во время урока, когда Лиза сидела на месте, это не так бросалось в глаза, теперь же, когда она делала это на ходу, Гермиона вдруг ясно осознала: это было физически невозможно. Ручка должна была упасть.       — Думаю, я лучше начну с корешков, — весело заявила Лиза, приостановившись возле Рона по пути к коттеджу. — Они вроде без сюрпризов. А всякую склизкую извивающуюся пакость, так и быть, можешь взять на себя, раз уж тебе она так нравится.       Гермиона продолжала гипнотизировать взглядом ручку, которая сделала второй круг, третий. Уверенность крепла.       — И лишить тебя столь дивных впечатлений? Как можно! — расхохотался Рон.       Ручка обернулась вокруг тыльной стороны тонких пальцев в четвёртый раз — слишком медленно для того, чтобы это можно было объяснить только инерцией. С замиранием сердца Гермиона подняла взгляд и недоверчиво посмотрела в ясные глаза девочки — та совершенно не осознавала, что делает что-то физически невозможное для маггла.       — Лиза… — осторожно позвала Гермиона. Девочка обернулась, быстро переключая внимание, и посмотрела на неё в ожидании. — Тебе ведь двенадцать, верно?       — Да, — кивнула она.       — А когда у тебя день рождения? — старательно сохраняя ровный тон, спросила Гермиона.       — Седьмого апреля.       Сердце кольнуло болью. Всего за несколько дней до нападения и потери родителей. Но Гермиона решительно отбросила лишние эмоции и снова сосредоточилась на стоявшей перед ней девочке. Ведь чувствовала же, с самого начала чувствовала, что здесь что-то не то. Слишком хорошо Лиза реагировала на магию, слишком легко приняла новую действительность, слишком гладко прошёл её первый оборот. Все признаки были налицо.       — А ты, случайно, не получала письмо? — всё тем же ровным тоном продолжила Гермиона и, чуть поколебавшись, добавила: — Странное такое, на плотной пергаментной бумаге, в конверте кремового цвета с зелёными чернилами и красной сургучной печатью. Может, его забрали твои родители? Они ни о чём таком не упоминали?       Брови Рона приподнялись.       — Не-ет, — озадаченно протянула Лиза. — Мне кажется, ничего подобного к нам не приходило. Обычно почту забирала я, по пути со школы, и я бы точно такое запомнила. А что?       — Да так… просто подумала, — медленно произнесла Гермиона, продолжая внимательно разглядывать девочку.       Она не знала, верны ли её подозрения, да и, если честно, вообще мало что знала про то, как определялось, является ли человек волшебником. Понятно, когда магических способностей не было вовсе, но возможно ли, чтобы они были, но слишком слабые? Существовал ли какой-то установленный порог магических способностей, согласно которому определялось, получит ребёнок приглашение в Хогвартс или нет?       Анализируя собственные наблюдения, Гермиона точно могла сказать, что разные магглы реагировали на магию по-разному, причём не только психологически, но и чисто физически. Тут же вспомнилась Ариэль, тело которой полностью отторгало магические способы исцеления, и Колин, крайне неохотно принимающий магию в любых её проявлениях. С другой стороны, та же Ава реагировала на магию на удивление хорошо, хоть и никоим образом её не чувствовала. Лиза же не только принимала, но и ощущала магию, и даже, как выяснилось, в какой-то степени неосознанно использовала.       Возможно ли, что она была волшебницей, но недостаточно сильной для поступления в Хогвартс? Или её не включили в список просто потому, что она магглорождённая?       А может, все эти рассуждения не имели ничего общего с действительностью и реакция Лизы на магию вообще ничего не значила, а с ручкой — показалось. Правда, в последнем Гермиона сильно сомневалась. Все её инстинкты твердили об обратном.       — О чём подумала? — с интересом спросила Лиза, по-прежнему не понимая, про что речь. Зато Рон явно понял, но, к счастью, промолчал.       — Пустяки, не обращай внимания, — отмахнулась Гермиона как можно беспечнее, соображая, как же лучше поступить дальше.       Здесь нужно было действовать аккуратно. Гермиона уже знала, как сильно Лизе хотелось уметь колдовать, и совершенно не желала вселять в неё ложные надежды только для того, чтобы тут же их разрушить.       К сожалению, единственным надёжным способом прояснить положение было вручить девочке волшебную палочку и попросить попробовать что-нибудь наколдовать. Просто, быстро — и совершенно неприемлемо в текущей ситуации. А впрочем…       — Лиза, ты не могла бы мне помочь? — сказала Гермиона, вынимая из кобуры на бедре волшебную палочку.       — Да, конечно, — в лёгком недоумении согласилась Лиза. — Что?..       — Лучше отдай свою тетрадь Рону, чтобы не мешала, — предложила Гермиона, попутно зажигая Люмос.       — Л-ладно, — чуть растерянно проговорила Лиза и, глянув на Рона, который смотрел на происходящее едва ли не затаив дыхание, протянула ему тетрадь. Тот молча её принял. Взгляд девочки сосредоточился на шарике света на конце палочки.       — Вот, — Гермиона протянула палочку Лизе, — подержи, пожалуйста. Мне понадобятся обе руки.       С заметным волнением девочка взяла палочку и неловко выставила перед собой, та чуть дрожала в её руке.       — А… а мне можно её держать? — со смесью настороженности и какого-то боязливого восторга спросила она, вскинув взгляд на Гермиону.       Свет продолжал исходить из кончика палочки, но это ничего не значило. Задолго до того, как научилась создавать голубое пламя, Гермиона регулярно использовала свою волшебную палочку в качестве лампы для чтения и быстро обнаружила, что для этого вовсе не обязательно постоянно держать её в руке.       — Да, не волнуйся, — поспешила успокоить её Гермиона и ободряюще улыбнулась. — А теперь мне нужно, чтобы ты сказала: «Нокс».       — Нокс?.. — переспросила Лиза, нахмурившись в замешательстве, но тут же осеклась, когда свет на конце палочки погас. Глаза девочки испуганно расширились. — О нет! Ч-что случилось? Я что, сломала её? Прости, Гермиона… я не знаю, как так вышло. Я ничего не делала, клянусь, я не знаю…       — Лиза, успокойся, ты ничего не сломала, — поспешила прервать её Гермиона до того, как испуг перерос в настоящую панику. И не смогла сдержать широкую улыбку, которая расплылась на лице, когда яркие, широко раскрытые, исполненные искренним беспокойством глаза Лизы обратились к ней. Осторожно забрав палочку из дрожащей руки девочки, она положила ладонь ей на плечо. — Свет погас, потому что ты сказала «Нокс». Нокс — это магическое заклинание, которое мы используем, чтобы погасить свет, созданный с помощью Люмос.       Лиза замерла. Гермиона почувствовала, как напряглось тело девочки под её рукой, пока слова укладывались в её голове. На её лице медленно проступило сначала осознание, потом недоверие. Приоткрыв рот, она в изумлении уставилась на Гермиону.       — Ты имеешь в виду… что я… ты… я… — Лиза хватала ртом воздух и, казалось, растеряла все слова. Её взгляд метнулся к Рону, который тоже широко улыбался, глядя на неё.       — Ну кто бы мог подумать, — тихонько хмыкнул он. Глаза Лизы вновь вернулись к Гермионе, встретив её веский, пристальный взгляд.       — Да, Лиза, именно это я и имела в виду, — сказала Гермиона и легонько сжала её плечо. — Ты погасила свет. Ты можешь творить магию.