В лесу Дин / In the Forest of Dean

       Сдержав усталый вздох, Гарри направился к единственному человеку в коттедже, общения с которым он всеми силами избегал. До сих пор, если не считать редких случайных взаимодействий, ему это вполне удавалось, и он ничуть не был бы против, чтобы так продолжалось и впредь. Он не хотел разговаривать с бывшим другом, не хотел снова на него срываться, не хотел его бить — не потому что считал, что это было бы незаслуженно, а потому что просто решил для себя, что Рон не стоит того, чтобы тратить на него время и силы. Гарри попросту списал его со счетов. Так что он был бы рад и дальше избегать любого общения с бывшим другом, но, увы, жизнь диктовала своё и прямо сейчас ему нужно было поговорить с Роном о том, что тот больше не привязан к коттеджу.       По правде говоря, Гарри почти забыл о том, что его привязал. Если бы Рон сам не догадался и не напомнил об этом Биллу перед аппарированием… Гарри едва не прыснул, представив, какой вышел бы бардак. И как он объяснялся бы потом с Артуром и миссис Уизли. Да уж, неловко бы вышло.       Он не был уверен, насколько нормально то, что он находит в этом что-то забавное.       К счастью, на этот раз всё обошлось без столь трагических последствий. Если не считать трагедией необходимость предстоящего разговора.       Если честно, само присутствие Рона в коттедже Гарри больше не напрягало. По большей части они с Гермионой просто не обращали на него внимания. Гарри даже не имел ничего против того, чтобы он приходил на тренировки. В конце концов, именно его недостаточная подготовка и стала основной причиной того, что они оказались в поместье Малфоев. Если можно было предотвратить нечто подобное в будущем, обучая Рона вместе с остальными, это нужно было сделать. Поэтому Гарри проглатывал личную неприязнь и обучал его.       Кроме того, за последнюю неделю Рон доказал, что не так уж и бесполезен. Его идея про перемещение продуктов с помощью портала оказалась очень кстати, а работа, проделанная им по адаптации Лизы, Авы и Чарли в волшебном мире, вообще заслуживала всяческих похвал. Последнее было особенно важно, учитывая, что, судя по всему, именно в волшебном мире им предстояло провести остаток своей жизни, который, к слову, обещал быть весьма долгим. По последним оценкам Гермионы, что Ава, что Лиза настолько хорошо реагировали на магические методы лечения, что гипотетически имели все шансы прожить долгую и полноценную жизнь. Прогноз Колина был не столь благоприятным. На магию он тоже реагировал неплохо, но было пока неясно, не усугубятся ли затяжные последствия трансформаций, да и в психологическом плане всё состояло не слишком гладко.       Но то, что Рон стал менее невыносим, вовсе не означало, что Гарри было по душе его общество — скорее, ему просто приходилось прилагать меньше усилий, чтобы его терпеть. Он не испытывал никакого желания возобновлять былое общение и уж тем более дружбу. Рон для него умер, он был безликим обитателем коттеджа, который занимал много места, ел много еды и периодически приносил какую-то пользу. Просто чужой, посторонний человек.       Но как бы Гарри не игнорировал присутствие Рона, он не мог не заметить изменений в его поведении. Гарри не раз ловил взгляды бывшего друга на них с Гермионой — впрочем, так было с самого момента его возвращения в палатку, так что ничего особо нового в этом не было, кроме выражения, с которым он на них смотрел. Вместо былой ненависти, отвращения и обиды в его взглядах появилось какое-то задумчивое любопытство и даже нечто, напоминающее уважение. В последнее было особо трудно поверить, так что Гарри не спешил обольщаться на этот счёт. Мало ли, что ему показалось. Да и какая разница. Что бы там Рон себе ни думал, он в любом случае оставался слабым звеном, и сейчас это звено не сдерживалось ничем, кроме подконтрольной Биллу магической защиты коттеджа.       Нет, Гарри вполне доверял Биллу и его охранным барьерам, но полагаться исключительно на барьеры или на слово Билла не хотел. Дело в том, что на сто процентов Гарри больше не верил никому — за исключением Гермионы, и то с оговоркой: когда речь не шла о спасении его собственной жизни. Впрочем, это было взаимно. С Роном же вопрос был слишком серьёзным, чтобы допускать какие-либо сомнения. До конца войны выпускать его из-под присмотра было категорически нельзя. Точка.       Посовещавшись, они с Гермионой решили, что поговорить с Роном всё же придётся. И лучше сделать это до того, как он снова что-нибудь выкинет в своём стиле. Именно за этим Гарри и направлялся сейчас к младшему Уизли, который стоял у кухонной стойки и убирал по контейнерам остатки ужина. Гермиона следовала за ним по пятам, и Гарри порадовался царящей на кухне суматохе, которая отвлекала от них лишнее внимание — очень уж напрягались местные обитатели, когда он или Гермиона приближались к Рону ближе чем на десяток футов. И неудивительно.       Хотя присутствие Колина на ужине, безусловно, тоже послужило хорошим отвлекающим фактором. Последний из магглов-оборотней всё ещё сидел за столом и выглядел при этом хмуро и крайне неуверенно.       Похоже, Шеклболт, взявший на себя шефство над проблемным магглом, всё же сумел достучаться до него и объяснить, в каком непростом положении тот оказался. И не сказать, чтобы Колин обрадовался. Да и кто бы на его месте радовался? Он по-прежнему смотрел на волшебников с недоверием и самым очевидным образом не хотел находиться там, где находился.       Но на ужин он пришёл. Нервничал, хмурился, бросал исподлобья опасливые взгляды, но пришёл. И это было начало.       Гарри сильно сомневался, что Колин когда-нибудь проявит хотя бы десятую часть того благодарного принятия, которое демонстрировали Ава и Лиза, но, опять же, не мог его в этом винить. Если уж на то пошло, как раз реакция Авы и Лизы казалась Гарри несколько удивительной, учитывая все обстоятельства, в то время как поведение Колина гораздо больше походило на то, чего он ожидал. Этот человек имел полное право на злость и недоверие. Но прогресс был налицо, и это не могло не радовать.       Знакомство с Орденом прошло неловко, но вполне вежливо. Люди почтительно давали пространство новому человеку за столом, не глазели, не приставали с вопросами, и даже близнецы обошлись без своих обычных шуточек и фокусов с левитацией еды.       Гарри ещё раз по пути оглянулся на стол. Общая атмосфера какой-то непривычной рассеянности сохранялась.       Колин молча наблюдал за тем, как Лиза и Ава помогали миссис Уизли собирать посуду. Луна играла с Чарли, Джордж и Фред уже вышли на улицу, чтобы помочь Биллу подготовить реквизит для тренировки, Насир привычно держался у стены, незаметный для большинства случайных взглядов, остальные разбрелись по кухне, переговариваясь кто о чём.       Взгляд скользнул по Артуру и Шеклболту, и мысли перескочили на ближайшие выходные. В последние дни в Министерстве не происходило ничего, что требовало бы сверхурочной работы, так что эти выходные действительно обещали быть для них выходными, что было весьма удачно, потому как до первой трансформации Артура оставалось чуть более двадцати четырёх часов.       Хотя приближение этой даты угадывалось и без всякого лунного календаря — по неуловимому изменению в воздухе, по нарастающему напряжению на лицах Артура, Ремуса, Авы и Лизы. Словно все они ощущали, что что-то надвигается, но не могли облечь в слова свои ощущения. Ремус по вполне очевидным причинам нервничал заметно меньше остальных. По Колину же сказать что-то было сложно, поскольку в спокойном состоянии Гарри его так ни разу и не видел. Как бы то ни было, ощущение, витающее в воздухе, в той или иной степени затронуло всех.       А ведь они ещё не поднимали тему браслетов. Ещё один важный вопрос, который они с Гермионой собирались затронуть сегодня вечером. Интересно, кто-нибудь согласится испробовать их на себе? Или зря они всё это затеяли? Как и Гермионе, Гарри не нравилось, что всё приходилось делать в такой спешке. Им ещё только предстояло доработать механизм связи, текущий вариант был сырым и непроверенным, а ставить эксперименты на друзьях ой как не хотелось.       Гарри подавил тихий вздох. Порой ему казалось, что они крутятся в бесконечном беличьем колесе. Казалось бы, вот он — момент затишья, но дел было столько, что хоть разорвись. Он оглянулся на Гермиону и мягко ей улыбнулся. Он знал, что она думает о том же. Она точно так же не хотела идти разговаривать с Роном, но шла, по той же причине, по которой делала всё остальное на этой войне — потому что так было нужно. Единственное, что они могли сейчас сделать, — это двигаться шаг за шагом, систематически прорабатывая длиннющий список самых разных задач, которые перед ними стояли.       И следующим пунктом в этом списке значился предстоящий разговор.       Рон заметил их приближение, но, видимо, как и все остальные, решил, что они хотят поговорить с Луной, и явно удивился, когда они прошли мимо неё. Его глаза слегка расширились, брови дрогнули в недоумении. Помедлив, он закрыл последний контейнер с едой, повернулся к ним лицом и бросил на них вопросительный взгляд.       Гарри видел чуть заметное напряжение, появившееся в его позе, но в целом Рон держался в их присутствии странно спокойно, собственно, как и всю последнюю неделю. Ожидал этого разговора?       — Можно тебя на пару слов? — тихо сказал Гарри, коротко скользнув взглядом по остальной части комнаты. Несколько человек смотрели в их сторону, и на их лицах явно читалось беспокойство. Поборов желание закатить глаза, Гарри повернулся обратно к Рону. У него не было никакого желания снова пускать в ход кулаки, но говорить с бывшим другом он всё-таки предпочёл бы без зрителей. — Может, наверху?       — Да, конечно, — кивнул Рон. Он убрал последний контейнер, вытер руки маленьким кухонным полотенцем и, минуя любопытные взгляды, направился наверх, в свою комнату.       Не обращая внимания на провожающие их взгляды, Гарри вместе с Гермионой последовал за ним. Они оба надеялись провести этот разговор быстро и безболезненно, чтобы без задержек перейти к следующему пункту своего списка. Едва дверь в комнату закрылась, Гарри отрезал её от остальной части дома заглушающим заклинанием, а Гермиона прислонилась спиной к стене, отдавая ему инициативу. Она сама его об этом попросила. Желания разговаривать с Роном у неё было ещё меньше, чем у него.       Несмотря на чуть заметную нервозность, смотрел Рон на них всё ещё спокойно. И даже чуть неловко улыбнулся, когда дверь закрылась. В который раз за последнюю неделю. Гарри покосился на Гермиону. Судя по дёрнувшимся к переносице бровям, её тоже настораживали перемены в поведении Рона.       Гарри перевёл взгляд обратно на веснушчатое лицо бывшего лучшего друга. С каждой секундой молчания по комнате стремительно разливалось напряжение. Прошло немало времени с тех пор, как они вот так собирались вместе — наедине, в замкнутом пространстве. Прошло немало времени со дня памятной ссоры на пляже, во время которой Гарри чуть его не убил. И вот они снова стоят друг напротив друга, но насколько же сильно всё изменилось. Должно быть, впервые разговор Трио обещал быть настолько взрослым, а ставки — настолько высокими. И каждый из них это понимал.       — Это по поводу привязей, да? — осторожно спросил Рон, переводя взгляд между ними.       — Да, — ровным тоном подтвердил Гарри. Он не был заинтересован в обострении ситуации и потому намеревался оставаться спокойным настолько, насколько это вообще возможно. — Это по поводу привязей. Рон, мы…       — Можешь вернуть их обратно, — перебил его Рон, и Гарри не был уверен, что застало его врасплох больше: сами слова или тон, которым они были сказаны. Спокойный и какой-то… мирный, что ли.       — Что? — вопрос вырвался сам собой. Гарри нахмурился в замешательстве.       — Можешь вернуть их обратно, если вам так будет спокойнее, — повторил Рон чуть громче, но всё тем же странно мирным тоном. — Я… я понимаю, почему ты меня привязал.       — Так уж и понимаешь? — мрачно бросила Гермиона, сузив глаза и сверля Рона недоверчивым взглядом.       — Да, понимаю, — твёрдо повторил Рон. Его кулаки сжались по бокам, а челюсть напряглась. — Я обуза, теперь я это понимаю.       — Да неужели, — едко процедила Гермиона. Голос её буквально сочился презрением, и Рон заметно поморщился. Она не планировала вмешиваться в разговор, но, видимо, слова Рона задели её за живое. — До сих пор объективные свидетельства говорили об обратном.       — Я сказал — теперь понимаю, — немного нервно, но по-прежнему без злости произнёс Рон, особо выделив слово «теперь». Он смотрел на них с какой-то непривычной горькой досадой и — тут мысли Гарри запнулись — сожалением?       — Да, раньше я этого не понимал, и ты правильно сделал, когда меня привязал, — продолжил Рон. — Я бы ушёл. На самом деле я пытался, и если бы Билл не закрыл для меня возможность аппарировать из коттеджа, я бы так и сделал. И просто-напросто умер бы. Я знаю. И понимаю, почему ты это сделал. Я слишком много знаю — о крестражах, о вас, об Ордене — и ни черта не смыслю в окклюменции, поэтому если меня поймают, я всё испорчу. И я знаю, что был идиотом, не понимая этого раньше. И я также прекрасно понимаю, что вам совершенно не нужно моё разрешение, чтобы снова меня привязать. — Рон вздохнул и рассеянно провёл рукой по волосам. — Вы и без разрешения можете сделать всё то же самое, и я ни черта не смогу с этим поделать. Тут я вам уже далеко не ровня, это я тоже теперь вижу. Да и сомневаюсь, что кто-то здесь стал бы предъявлять вам претензии по этому поводу. Что мои родители, что Орден скорее поддержат вас, чем меня — потому что вам они доверяют гораздо больше. И правильно.       Гарри недоверчиво уставился на бывшего друга, Гермиона застывшим изваянием стояла рядом. Рон покачал головой и печально посмотрел на них.       — В конце концов, что я такого сделал, чтобы заслужить их доверие. Или ваше, если уж на то пошло. Скорее наоборот, чего я только не делал, чтобы его подорвать. — Рон нахмурился, взгляд его стал жёстче, решительнее, голос по мере монолога становился громче, обрастая эмоциями. — Чёрт, и как вы меня терпели столько лет? Когда я вернулся, я злился на вас... не понимал, почему вы меня сразу не прогнали, если я вам так мешаю... Теперь понимаю. Я бы не вернулся в «Ракушку», и вы это знали. И меня обязательно бы поймали. Вы не могли меня прогнать, но могли обезопасить себя другим способом, могли связать меня и запереть, могли стереть мне память, могли убить, и никто бы об этом даже не узнал, но вы этого не сделали. Вместо этого вы поручили мне одно простое дело — оставаться на месте и никуда не уходить. А я даже этого не смог сделать! — Тут голос Рона сорвался, лицо болезненно исказилось. Сквозь горечь всё-таки начал просачиваться гнев, но не на них — на себя. — И даже после этого я всё равно ничего не понял. Я ненавидел тебя за эти привязи. И только когда я увидел, как умирает мой отец, я наконец-то всё понял!       Лицо Рона пошло красными пятнами. Он посмотрел на них обоих горящим, взволнованным взглядом, потом опустил глаза и глубоко вздохнул, явно заставляя себя успокоиться.       — До этого не должно было дойти, — прошептал он едва ли не с отвращением. Он выглядел измученным — как будто всё, что сейчас лилось из его рта, копилось и терзало его изнутри с самого понедельника, с того самого утра, когда они, грязные и окровавленные, ворвались в коттедж и бросили на обеденный стол его растерзанного отца, и всё это время Рон только и ждал возможности сказать им это, выплеснуть из себя, но просто не знал, как к ним подойти — после всего. И внезапно его странное поведение на протяжении последней недели начало обретать смысл. — Понадобилось слишком много дерьма, чтобы мои мозги наконец встали на место. Отец едва не умер, Люпин едва не умер, и ты, Гермиона… ты тоже едва не умерла.       Гарри буквально почувствовал, как напряглась стоящая рядом Гермиона, встретив виноватый взгляд Рона, и ему стало за неё больно.       — Прости, — тихо сказал Рон с болью в голосе. — Если бы я мог что-то исправить… Всё, что ты пережила в Малфой-мэноре, всё это целиком и полностью моя вина. Я должен был послушаться тебя — ты не просила о многом, ты всего лишь просила меня подождать в стороне, а я даже этого не смог сделать. Я не думаю, что ты меня простишь — я бы на твоём месте не простил. И правильно. Я не понимал, насколько всё серьёзно, не понимал, через что вам пришлось пройти, да и, если честно, не хотел понимать, так что это меня ничуть не оправдывает. То… что я натворил… это вообще ничем нельзя оправдать. И мне придется жить с этим всю оставшуюся жизнь.       Голос Рона понизился до хриплого шёпота. Он обхватил себя руками и покачал головой.       — Хотя это ничто по сравнению с тем, с чем придется жить тебе, Гермиона. Я знаю, что ни я, ни мои слова ничего для тебя не значат, я говорю это не для того, чтобы получить твоё прощение. Я просто хочу, чтобы ты знала, что я сам себя никогда за это не прощу. За всё это. За все эти восемь месяцев. Я не могу исправить того, что уже натворил, да и обещать, что никогда больше не совершу никаких глупостей, тоже не могу. Но я постараюсь. Я хочу помочь выиграть эту войну. И да, я заслужил гораздо больше, чем сломанный нос, — тихо добавил Рон, снова переведя взгляд на Гарри. — Я согласен быть на привязи до тех пор, пока всё это не закончится, если это поможет. Я не собираюсь больше никуда уходить, но понимаю, что у вас нет никаких оснований верить моему слову, так что делайте, как считаете нужным. Ну а я постараюсь вам помочь, чем смогу.       Гарри долго смотрел на Рона в полном молчании. Он никак не ожидал, что разговор примет подобный оборот. Похоже, Рон долго держал всё это в себе и сейчас, высказав наболевшее, испытал значительное облегчение, правда, судя по выражению лица, с явной примесью безнадежности. Казалось, он заранее смирился с тем, что не получит ответа от Гермионы, и принял её молчание как должное.       И он был прав. Она не собиралась ничего говорить в ответ на его эмоциональный монолог и уж точно не собиралась давать ему прощение или уверять, что всё хорошо, — в независимости от того, насколько проникновенно звучали его слова. Хотя последнего Рон, кажется, действительно не искал. На самом деле создавалось впечатление, что вся эта речь нужна была больше ему самому — как признание собственных ошибок и обещание самому себе. От них с Гермионой он, похоже, действительно не ждал ничего.       Стоило признать, по сравнению с прошлым его «извинением», по возвращении в палатку, контраст был разительным.       Гарри глубоко вздохнул и посмотрел на Рона со всей возможной серьёзностью.       — Когда ты покинул свой пост, — тихо проговорил он, нарушая повисшую в комнате напряжённую тишину, — ты не просто рисковал нашими жизнями. Ты поставил под угрозу безопасность всех, кто когда-либо нас поддерживал за последние семь лет.       — Я знаю, — кивнул Рон. Его лицо было напряжено, руки всё ещё сжаты в кулаки.       — Ты понимаешь, что ситуация станет только хуже, пока всё это не закончится, — твёрдо проговорил Гарри, глядя ему в глаза.       — Да, — тихо сказал Рон.       — Ты понимаешь, что, несмотря на все тренировки, кто-то наверняка погибнет и мы мало что можем сделать, чтобы это предотвратить. — Гарри сделал паузу, и Рон снова кивнул.       — Да, — севшим голосом повторил он.       — Ты понимаешь, что мы вполне можем проиграть эту войну, — голос Гарри понизился до глухого шёпота, — и всё, что мы делаем, делается с определённой целью. Не назло, не вопреки и не потому, что нам так захотелось.       — Да, Гарри, я это понимаю, — сказал Рон. Голос его прозвучал чуть мягче, глаза заблестели.       Некоторое время Гарри молча смотрел на него, потом перевёл взгляд на Гермиону. Каменное выражение её лица не пропускало ни единой эмоции, но Гарри знал, что за этой ледяной маской сейчас бушует настоящая буря из мыслей и чувств. Он не был уверен, как она воспримет его следующие слова, честно говоря, он и сам не до конца верил, что собирается их произнести — это не входило в их план.       — Тогда ты понимаешь, что нам нужна вся возможная помощь. И, несмотря на мои сомнения в твёрдости твоих новообретенных решений, твоя — в том числе, — медленно проговорил Гарри и увидел, как на лице Рона проступило видимое облегчение с робким проблеском надежды. — Гермиона работает над новыми метками для Ордена, которые будут содержать сильные отслеживающие чары, чтобы в случае чего мы всегда могли найти друг друга. Они будут готовы в понедельник, и, когда они будут готовы, ты примешь одну из них.       — Хорошо, — с готовностью кивнул Рон и снова перевёл взгляд с одного на другого.       — А до тех пор, — продолжил Гарри, — я наложу на тебя одну привязь. Когда метка будет прикреплена, я её сниму.       Рон снова кивнул, стоя перед ними чуть ли не с солдатской выправкой.       — Ты продолжишь посещать тренировки.       Гарри взглянул на Гермиону, это был её тихий голос. Она смотрела на Рона внимательным, оценивающим взглядом, под которым тот снова занервничал, словно ожидал, что, если уж она решила вступить в разговор, то ничем хорошим для него это не обернётся.       Но Гарри сразу понял, что это всего лишь знак, что она не возражала против внесённых им изменений плана. Она просто хотела добавить несколько собственных условий.       — Конечно, — снова кивнул Рон и нервно сглотнул.       — И вечерние собрания Ордена. Твоя идея про портключи пришлась к месту, если появятся другие — не молчи. Помочь может любая мелочь, — продолжила Гермиона, не отрывая от Рона смертельно серьёзного взгляда. Тот кивнул ещё раз. Уши его заметно порозовели.       — Хорошо, — сказал Рон чуть растерянно, словно не был уверен, как реагировать на похвалу, высказанную настолько суровым тоном, да ещё и из её уст. — Обязательно.       — И ты продолжишь помогать Аве и Лизе осваиваться в нашем мире, как и раньше — без магии, — тихо добавила Гермиона. — Магглам трудно чувствовать себя полноценными людьми среди волшебников. В мире, где то, для чего им приходится прикладывать усилия, можно выполнить одним взмахом волшебной палочки, легко почувствовать себя лишним и бесполезным. Так что всё, что можно сделать без магии, делай без магии. С остальными я тоже поговорю на эту тему. Это важно.       — Понятно. Я постараюсь. — Опаска на лице Рона сменилась решимостью. Казалось, до него наконец дошло то, что Гарри понял сразу — Гермиона соглашалась с компромиссом Гарри. Остальное было лишь деталями этого соглашения. И Рон ухватился за этот шанс доказать, что он может вести серьёзный разговор. И отвечать за свои слова.       — И ещё, — мрачно проговорила Гермиона, оттолкнувшись от стены и сделав шаг к нему. — Я хочу, чтобы ты очень чётко понимал, что этот шанс — действительно последний. Другого не будет. В понедельник Гарри снимет с тебя привязь, и ты примешь метку. После этого ты будешь оставаться здесь, в этом коттедже, и не выйдешь за его пределы, кроме как по моему или Гарри разрешению. Мне всё равно, что тебе скажут остальные члены Ордена — они не владеют всей информацией и не могут верно оценить масштаб возможной катастрофы. Ты берешь на себя всю ответственность за соблюдение этого условия. Я тебе не доверяю, но Гарри прав, нам действительно нужна любая помощь. Но если в какой-то критический момент или когда всё станет совсем плохо — а оно непременно станет, рано или поздно — ты снова нас кинешь, если уйдёшь или исчезнешь…       Замолкнув, Гермиона приблизилась к Рону ещё на шаг и пронзила его холодным убийственным взглядом. Голос её понизился до низкого хрипловатого шёпота.       — Я в ту же секунду пойду по твоему следу, а когда найду — убью на месте.       — Я знаю, — выдохнул Рон, стиснул зубы и твёрдо кивнул.       Гарри молча наблюдал за этим обменом репликами — таким похожим на тот, что состоялся между ними, когда Рон только вернулся в палатку, и вместе с тем таким отличным. Гермиона была всё так же холодна и безжалостна, а вот Рон изменился. Сейчас его лицо было серьёзным, в глазах угадывались сожаление и боль, но самое главное отличие состояло в осознанном принятии обращённых к нему жёстких слов, какого он никогда прежде не демонстрировал.       — Хорошо, — тихо сказала Гермиона, после чего наконец отступила на шаг и повернулась лицом к Гарри. — Привяжи к коттеджу его сердце — и пойдём вниз, пора начинать тренировку.