В лесу Дин / In the Forest of Dean

      Принять душ и настроиться на рабочий лад не заняло много времени. Гермиона решительно похоронила чувство вины, которое испытывала из-за того, что солгала Гарри. Вместо этого она просто наслаждалась спокойствием, которое установилось между ними после утренней «перезагрузки». На самом деле, они настолько погрузились в переработку всех своих планов, что полностью потеряли счёт времени и даже забыли пообедать. Если бы не тихий звон будильника, предусмотрительно установленного на без десяти минут шесть, они бы, скорее всего, пропустили и ужин. Чувствовуя удовлетворение проделанной работой, Гермиона быстро собрала их заметки и список вопросов к Насиру, прежде чем направиться в коттедж вместе с Гарри. На этот раз они решили оставить свою палатку на месте, прихватив только сумочку со всем необходимым, поэтому сразу направились к палатке Насира. Он вышел, едва они подошли на расстояние двадцати футов, — должно быть, тоже установил сигнальные чары. Гермиона наблюдала за ним краем глаза, пока он шел слева от неё по пути к коттеджу, как множество раз до этого.       Под маскирующими чарами его травмы были совершенно незаметны для любого, кто о них не знал, — то есть для всех, кроме неё и Гарри. Она с трудом боролась с глупой счастливой улыбкой, которая снова устремилась на её лицо, когда её пальцы переплелись с пальцами Гарри и в груди разлилось тепло.       К ней вернулось ощущение правильности происходящего.       К ней вернулась надежда.       Ей было всё равно, чего от неё попросит Насир, она этого совершенно не боялась. Глубоко в душе у неё прочно укрепилась уверенность, что теперь, так или иначе, всё непременно наладится; что всё будет хорошо. Добравшись до коттеджа, они замедлили шаг, и Гарри выпустил её руку, первым подходя к двери. В последний момент Гермиона обернулась и ещё раз взглянула на Насира.       — Спасибо, что вернулся, — тихо сказала она и улыбнулась. Гарри, слышавший её слова, остановился в ожидании, держась одной рукой за ручку двери. — Я знаю, тебе не было нужды возвращаться; ты мог пойти куда угодно, и я бы поняла это, даже если бы встретила тебя спустя годы, проведённые в уверенности, что ты мёртв. Но я рада, что ты решил вернуться к нам. Я хочу, чтобы ты знал, что здесь у тебя всегда будет место, где тебя примут и где тебе будут рады.       Уголки губ Насира дрогнули, тёмные глаза сверкнули, оживляя направленный на неё взгляд.       — Я ценю это, Гермиона, — медленно проговорил он, прежде чем перевести взгляд на Гарри, потом снова на неё. — Я знаю, вы бы никогда об этом не попросили, так что, возможно, мои следующие слова принесут вам некоторое облегчение. Я буду следовать за вами, пока всё это не закончится.       Глаза Гермионы расширились, сердце скакнуло в груди, и она, не раздумывая, шагнула к нему и обняла во второй раз за день.       — Спасибо, — вымолвила она под стук собственного сердца и услышала, как Гарри вторил её словам у неё за спиной. Правая рука Насира обвилась вокруг её тела и дважды коснулась её спины в мягком похлопывании, прежде чем его глубокий рокочущий голос не разорвал тишину у неё над головой.       — Полагаю, нас ждут, — ровным тоном напомнил он, и Гермиона кивнула и отошла.       — Ну хорошо, — сказала она и провела пальцами по глазам, чтобы смахнуть выступившие слёзы. Она повернулась обратно к Гарри и улыбнулась мягкому взгляду, которым он её одарил. — Давайте покончим с этим. У нас ещё тренировка в семь, это будет долгий вечер.       Войдя в коттедж с Насиром, они испытали ощущение дежавю, очень уж обстановка напоминала ту, что встретила их не далее как в понедельник, когда они зашли в коттедж после возвращения с фермы. Только тогда третьей была Флёр. Кухня затихла, все взгляды устремились к ним, а точнее — к высокому смуглому человеку, который вошёл последним и ждал, пока они пройдут, чтобы последовать за ними. Глаза Гермионы оббежали лица присутствующих, оценивая диапазон написанных на них эмоций — от заинтригованности Фреда и Джорджа и неприкрытого любопытства Лизы до торжественной серьёзности Шеклболта до настороженности Дина, от лучезарной радости Флёр до чуть усталой улыбки Билла. Рон, Луна, Артур и Молли, Ремус и Ава — тут собрались все, и каждый выглядел так, словно хотел что-то сказать.       Но первым заговорил Артур.       — Насир, — с приветственным радушием произнёс он, отходя от стола и пересекая комнату по направлению к ним. — Я должен перед вами извиниться. И поблагодарить.       — В этом нет необходимости, — спокойно сказал Насир, когда Артур остановился всего в паре футов перед ним.       — Напротив, — покачал головой Артур, и на его лице проступило выражение болезненного сожаления. — Вы спасли мою жизнь, спасли Ремуса и Аву, без вас мы никогда не спасли бы Лизу и других пленников. И всё это время, с самого начала нашего знакомства, я относился к вам далеко не с той порядочностью, которой вы заслуживали. За это я прошу прощения. Я никогда не смогу отплатить вам за то, что вы сделали.       — В самом деле, Артур, — тихо сказал Насир, впервые проявляя намёк на дискомфорт. Его взгляд ненадолго переместился на Гермиону, прежде чем вернуться к Артуру. Обычно, находясь рядом с другими членами Ордена, он сливался с тенью, избегая лишнего внимания, и, похоже, ему не нравилось то положение, в котором он пребывал сейчас. — Вам не стоит об этом беспокоиться.       Артур тяжело выдохнул и покачал головой.       — Ну, как бы ни относились к этому вы сами, — продолжил он, понизив голос, — я продолжаю считать, что мы перед вами в огромном долгу. Пожалуйста, знайте, что вы более чем заслужили место в Ордене, и мы всегда будем рады приветствовать вас в наших рядах и в нашем доме.       Артур протянул левую руку — он явно не забыл, что у Насира не хватает правой. Долгую секунду Насир смотрел на неё с высоты своего роста, потом медленно шагнул вперёд и протянул свою, чтобы взять руку Артура и крепко пожать. В следующий миг комната позади них снова наполнилась звуками и голосами. Флёр попыталась вернуть внимание собравшихся к еде и спросила, кто чего хочет. Гермиона, Гарри и Насир подошли к столу вслед за Артуром, чтобы занять свои обычные места в конце стола, но прежде чем Насир успел сесть, к нему подошёл Ремус. Что-то тихо ему сказав, он пожал руку Насира, как до того Артур.       Всё это время Ава оставалась стоять перед своим стулом, наблюдая за обменом репликами, пока взгляд Насира наконец не переместился на неё. Он слегка кивнул ей. Глаза женщины мгновенно наполнились слезами, и она чуть не опрокинула свой стул, направляясь к нему. Остановившись перед ним, она пару мгновений всматривались в его лицо, прежде чем крепко обнять, и Гермиона улыбнулась, наблюдая за этой неловкой сценой. Неподвижный как статуя, Насир молча стоял и терпеливо сносил её объятия и благодарности. Через бесконечно долгий десяток секунд Ава наконец отстранилась и принялась вытирать набежавшие слёзы. Конечно же, она подняла к лицу левую руку — и тут же сердито застонала, в который раз обнаружив отсутствие кисти.       — Ур-рх… вечно об этом забываю, — неловко рассмеялась Ава, снова подняв взгляд на Насира, когда закончила смахивать слезы правой рукой.       Её глаза прошлись по его высокой фигуре сверху вниз и остановились на явно отсутствующей правой руке. Он не потрудился скрыть это, и серебристый шрам на его культе был отчётливо виден, выглядывая из застёгнутого манжета чёрной рубашки.       — Глядите-ка, — улыбнулась Ава сквозь слёзы и подняла левую руку. Рукав её свитера был зашит на пару дюймов ниже того места, где теперь заканчивалась её рука. С её губ слетел лёгкий смешок. — А мы подходим друг другу — вместе у нас один полный комплект.       Гермиона улыбнулась и почувствовала, как Гарри осторожно коснулся её ноги под столом. Невероятно, но губы Насира, смотрящего на женщину перед собой, тоже изогнулись в лёгкой улыбке.       — Что ж, наверное, я должна дать вам возможность поесть, — чуть покраснев, смущённо пробормотала Ава, отступая. — Но после ужина я хочу познакомить вас с моим сыном, в конце концов, кто знает, что бы с ним сейчас было без вас.       Она вернулась на своё место рядом с Ремусом, и Насиру наконец удалось сесть, но не раньше, чем он обменялся несколькими приглушёнными словами с подошедшим к нему Шеклболтом. Гермиона слышала, как Лиза шепталась с Фредом и Джорджем справа от неё, спрашивая, кто такой этот «высокий человек», пока Флёр и миссис Уизли передавали тарелки.       Ужин прошёл шумно и оживлённо, как и всегда, и в какой-то момент Гермиона с ностальгией вспомнила их тихие посиделки втроём прямо на песке, но быстро выбросила эти мысли из головы, потому что знала, что это для неё полезно, пусть и немного болезненно.       После ужина Ава, верная своему слову, представила Насиру чуть настороженного Чарли. Тот помахал ему, и Насир кивнул, чем заслужил лёгкую нервную улыбку на детском личике. Затем Гермиона познакомила его с Фредом и Джорджем, которые мгновенно завалили его шквалом вопросов. Казалось, их нисколько не смутило, что Насир просто уставился на них и по большей части молчал, — во всяком случае, любопытства близнецов это, похоже, нисколько не умерило, а скорее даже раззадорило.       В конце концов положение спас Билл, который подошёл к Насиру с предложением добавить его в число доверенных лиц магической защиты коттеджа, попутно высвободив его из лап неуёмных близнецов. Позже, когда Гарри с Биллом ушли, чтобы подготовить всё необходимое для предстоящей тренировки, Гермиона увидела, как к Насиру подошла Луна. Представившись, Луна протянула ему руку, и Гермиона с тёплым чувством наблюдала за тем, как Насир без колебаний пожал протянутую ладошку. Потом Луна представила ему Дина, и Насир пожал руку и ему, хотя Дин при этом проявил явно меньше восторга, чем стоящая рядом Луна.       Миссис Уизли подошла к «почётному гостю» сегодняшнего вечера последней и привела с собой взволнованную и явно нервничающую Лизу. Насир вежливо поприветствовал их обоих, и Лиза даже поблагодарила его за помощь в спасении. Флёр тем временем тихонько сообщила Гермионе, что, с учётом ночного переполоха, они решили отложить разговор с девочкой о её семье на завтра. Сердце Гермионы упало при мысли о реакции Лизы, но она понимала, что этот разговор неизбежен и чем дольше они будут его откладывать, тем он пройдёт труднее.       Насиру не потребовалось много времени, чтобы отделиться от толпы и потихоньку выскользнуть наружу. Никто даже и не понял, что он ушёл. Подавив понимающую усмешку, Гермиона помогла Флёр и Рону на кухне и тоже отправилась на улицу. Ава, Лиза и Чарли ушли наверх, остальные вышли вслед за ней, чтобы приступить к тренировке.       Гермиона сразу же заметила Насира, прислонившегося к стене коттеджа в своей обычной манере, но вот замечал ли его кто-то ещё она была далеко не уверена. Похоже, на сегодня ему более чем хватило общения. Они с Гарри быстро разделили группу на две части и начали выполнять обычные упражнения. Ничего нового они на сегодня не планировали. После суетной ночи и беспокойного утра люди были слишком рассеяны и погружены в собственные мысли, чтобы эффективно заниматься, так что в половине десятого, как только начало темнеть, Гарри объявил, что на сегодня хватит, и отправил всех как следует отоспаться. В свете предстоящего полнолуния это было особенно актуально.       На обратном пути к палаткам Гермиона снова держала Гарри за руку и, наполненная тёплым спокойствием, с удовлетворением прокручивала в уме события дня. Крепкая рука Гарри в её руке и присутствие Насира рядом делали руну на её груди практически невесомой. Пожелав друг другу спокойной ночи, они разошлись по своим жилищам, и Гермиона обнаружила, что едва стоит на ногах от сонливости. Ей потребовались все силы, чтобы заставить себя почистить зубы и умыться, прежде чем забраться в постель и прижаться к Гарри. Она даже не помнила, как он погасил свет. Впервые за несколько месяцев она погрузилась в глубокий, спокойный и совершенно естественный сон.

***

             Гарри лежал, уставившись в потолок. По глубокому медленному дыханию Гермионы он мог сказать, что она крепко спала. Её рука успокаивающим грузом лежала на его груди, а тепло тела заставляло его сердце болеть от того, что он собирался сделать. Он лежал так уже час — ждал, пока она уснёт достаточно крепко, чтобы не проснуться, если он пошевелится. За последние несколько месяцев он очень хорошо изучил манеру её сна и знал, что большую часть ночи она спала очень чутко и лишь в короткие периоды действительно глубокого сна, длящиеся не больше часа, её не могло разбудить почти ничего.       Повернув голову, он посмотрел на беспорядочную копну кудрей на подушке рядом с собой, и его сердце забилось чаще.       Он пообещал.       Он поклялся себе, что никогда не будет ей лгать.       И все же вот он, вылезает из постели посреди ночи, чтобы пойти и сделать именно то, чего пообещал ей не делать. И кое-что ещё, что он чувствовал необходимость сделать теперь, когда Насир снова был здесь. Он осторожно выскользнул из-под её руки, сполз вниз по постели и тихонько слез с койки со стороны ног. Молча призвав свитер из сумочки, он натянул его на себя, сунул ноги в ботинки и уже через минуту шёл к палатке Насира.       Тихий голос в глубине головы уговаривал его развернуться и просто вернуться в постель, но он его проигнорировал. Правда была в том, что он не верил Гермионе.       Он верил ей во всём. Но не в этом.       Он не верил, что она сдержит своё обещание.       Он знал, что рано или поздно она обратится к Насиру за помощью, и, учитывая интерес Насира к ней, это вызывало у Гарри глубокую озабоченность. Он не понимал природу этого интереса и боялся того, что этот человек может потребовать от неё взамен на свою помощь. Гарри опустил эту тему в прошлом, потому что… ну, потому что считал Насира мёртвым, но теперь, когда тот вернулся, этот вопрос снова стал актуальным, и Гарри хотел получить на него ответ.       Каковы мотивы Насира? Что ему от них нужно? А точнее, что ему нужно от Гермионы?       Он сказал, что последует за ними, пока всё это не закончится — но Гарри знал, что за словами «за ними» скрывается «за ней». Он не обманывался насчёт интереса Насира к собственной персоне — сам он был лишь дополнением, но никак не центром внимания этого непостижимого человека.       Что Гарри хотел знать — что должен был знать! — так это что произойдёт после войны?       Что произойдёт, когда всё будет кончено? Что Насир рассчитывает получить после?       Раньше у него никогда не появлялось возможности задать Насиру все эти вопросы с глазу на глаз, теперь же, когда тот находился в каких-то двухстах футах от него, Гарри не мог этого не сделать. Ему нужно было знать намерения этого человека, и ему нужно было опередить Гермиону — нужно было стать тем, кто первым нарушит обещание и заключит сделку, чтобы под защитой оказалась она, а не он, потому что в глубине души он знал, что в самом конце это будет он.       Это всегда должен был быть он, и ему казалось, что он знал это всю свою жизнь, но упорно гнал от себя это знание. Гнал до тех пор, пока не почувствовал, что начал понимать, почему это так. И теперь это понимание разъедало его разум, как зуд, который он не мог почесать.       Сотворённая днём ранее Авада Кедавра стала тем, что с новой силой всколыхнуло все его опасения. Убийство Ариэль камнем упало ему на грудь, но хуже было другое. Он не сказал об этом Гермионе, но чувство, испытанное им во время произнесения заклинания, было не просто тяжёлым, оно было знакомым, как и оставшийся после груз.       Он никогда раньше не имел подобного опыта, а потому не был в состоянии определить, откуда или от чего проистекала необъяснимая гнетущая пустота, которая снедала его годами. Не зная ничего другого, он просто предполагал, что это вариант нормы или затяжной побочный эффект той Авады, что оставила ему шрам, — по крайней мере, так было раньше, до того как он произнёс убивающее проклятие и познал сокрушительную тяжесть этого груза. Груза, который лёг на его грудь рядом с другими такими же, несоизмеримо более лёгкими, но неотличимо одинаковыми.       И теперь он думал, что понимает причину. Он собирался держать эту догадку при себе, пока не будет абсолютно уверен, но даже тогда, скорее всего, всё равно ничего ей не скажет. Если его подозрение верно — возможен только один исход, и Гермиона никогда его не примет. Гарри всегда чувствовал, что это будет он, и отрицать это, надеясь на жизнь вне этой войны, по-видимому, было несбыточной фантазией.       Единственное, что он ещё мог сделать, — это обеспечить безопасность Гермионы. При этом он прекрасно осознавал, что ступает на тонкий лёд. Последнее, что он хотел сделать, — это прогнать их наставника.       Он бесшумно шёл в темноте, пока не пересёк некий барьер, за которым сразу услышал потрескивание костра и увидел слабые отблески пламени по ту сторону палатки. Замедлив шаг и заставляя своё сердце биться ровно, он направился вокруг палатки к тёплому сиянию. И полностью остановился, когда в поле его зрения появился небольшой костёр и Насир, сидящий рядом на земле. Он сжигал что-то похожее на мелкие листья и аккуратно складывал пепел в крошечные флаконы.       — Здравствуй, Гарри, — приветствовал его Насир своим низким насыщенным баритоном, даже не потрудившись поднять глаза.       — Здравствуй, Насир, — тихо сказал Гарри, медленно подходя к огню.       — Не спится? — Насир мазнул по нему взглядом и тут же вернулся к своему занятию.       — Что-то вроде того, — пробормотал Гарри, остановившись перед самым костром всего в нескольких футах слева от Насира.       — Присаживайся, — спокойно предложил Насир.       Это звучало именно как предложение, как будто Насир оставлял ему возможность уйти. Уйти и забыть о том, что он вообще сюда приходил. Что ж, по крайней мере, начало было многообещающим, но уходить он не хотел. У него были вопросы, и ему требовались ответы.       Итак, Гарри сел. Устроившись на сухом песке в трёх футах от Насира, он молча наблюдал, как тот сжёг ещё один лист и ссыпал пепел во флакон, и думал, с чего начать. Казалось, Насира его присутствие ничуть не волновало, он, как и прежде, оставался полностью сосредоточен на своём занятии. Три вдоха спустя Гарри наконец заговорил.       — Ты сделал из своей руки волшебную палочку, — тихо сказал он, решив начать с чего-то нейтрального.       — Вы прочли мой дневник, — констатировал Насир, продолжая работать.       — Не весь, но эту часть — да, — подтвердил Гарри. — Но руны на твоей руке позволяют предположить, что ты имплантировал сразу две сердцевины, однако в твоих записях не было никаких упоминаний, что для такой процедуры требуется наложение рун.       Движения Насира приостановились, взгляд переместился на Гарри. Даже при мерцающем свете костра Гарри мог различить тот неповторимый блеск, который появлялся в глазах Насира каждый раз, когда что-то привлекало его внимание.       — И что заставляет тебя думать, что эти руны имеют отношение к сердцевинам палочек? — спросил Насир, всё ещё держа в руке несгоревший лист.       — Расположение и сами руны, — сказал Гарри и повернулся, чтобы оказаться лицом к Насиру. — Ты выбрал Эваз и Гебо, в их основе заложены партнёрство и союз. Это потому, что два ядра не могут существовать в одном теле одновременно?       — Они не могут, — глаза Насира потемнели. Гарри наблюдал, как он поджёг маленький лист и ссыпал пепел в очередной флакон. Запечатав флакон и на том, очевидно, закончив своё дело, он полностью развернулся лицом к Гарри, готовый вступить в разговор. — Но я хотел два.       — Зачем?       Насир склонил голову набок, глядя на Гарри, и его губы дрогнули, как будто вопрос показался ему забавным.       — В то время это казалось хорошей идеей, — тихо сказал Насир. — Разумеется, ты знаешь, что определённые сердцевины палочек лучше подходят для определённых видов магии.       — Да, наверное, в этом и правда есть смысл, — задумчиво кивнул Гарри, взглянув на огонь. Прохладный ветерок с воды взъерошил его волосы и трепыхнул язычки пламени. — И какие два ядра ты выбрал?       — Полагаю, Гермиона может подтвердить, что одно из них — перо феникса, — сказал Насир с мрачной усмешкой. — Другое… Впрочем, почему бы тебе самому не сказать мне, что, по-твоему, это может быть.       Гарри долго смотрел на него, прокручивая в уме информацию о волшебных палочках, с которой ознакомился днём, потом улыбнулся.       — Сердечная жила дракона.       — Хороший ответ. — Насир поднял флаконы с песка и безмолвно отправил их ко входу в палатку.       — Палочка, которая была со мной с одиннадцати лет, сломалась, — тихо сказал Гарри, глядя на огонь и ощущая, как холодный ветерок пробирается сквозь его свитер. — В ней было перо феникса, я хочу вживить его себе в руку.       — Весьма разумное решение, учитывая те планы, что ты перед собой поставил.       Взгляд Гарри вернулся к Насиру. Тот смотрел на него внимательно и с какой-то особой пристальностью.       — С твоей стороны было бы крайне неразумно приближаться к этому человеку ближе чем на милю без идеально подходящей тебе палочки, Гарри, — негромко проговорил он. — При таком раскладе ты никак не сможешь рассчитывать на победу.       — А есть расклад, при котором смогу? — сухо поинтересовался Гарри с мрачным принятием в голосе.       — Возможно. — Глаза Насира скользнули по нему сверху вниз и вернулись к лицу, и Гарри почувствовал себя так, будто этот человек заглядывает ему в самую душу. Как будто он мог прочитать каждую его мысль и каждую мучившую его тревогу. Как будто точно знал, зачем он здесь и о чём на самом деле хотел спросить.       Между ними воцарилось молчание, и внезапно слова сами сорвались с его губ ещё до того, как он успел это осознать.       — Чего ты хочешь от Гермионы? — словно со стороны услышал Гарри свой собственный голос, низкий и серьёзный. Что-то неуловимо поменялось в позе Насира, в тёмных глазах блеснуло нечто новое. Гарри не был уверен, как это интерпретировать. Всё, что он знал, это что внезапно стало невероятно тихо и даже воздух между ними как будто изменился.       — Защитить её, — тихо сказал Насир. — Больше ничего, уверяю тебя, Гарри.       — Почему?       — Разве это важно?       — Для меня — да, — твёрдо прошептал Гарри. Казалось, если он заговорит громче, то это будет крик. — У неё не так много по-настоящему дорогих ей людей, и теперь ты — один из них. Она будет защищать тебя, рискнёт собой ради тебя и предложит тебе всё, что у неё есть, чтобы ты помог ей спасти меня — но я не могу позволить, чтобы она растратила в этом всю себя. Что бы ни случилось — с войной, со мной, с целым миром — она должна выбраться целой и невредимой, так или иначе. В этом вопросе я не могу рисковать никакой неопределенностью. Ситуация, в которой мы находимся, и без того достаточно плоха — шансы уже против нас. И как бы я ни ценил твою помощь, Насир, в некотором смысле, даже после того, как ты пообещал оставаться с нами до конца, ты всё ещё остаёшься той самой неопределенностью. Я не позволю тебе ничего у неё взять, даже если она это предложит. Поэтому мне нужно знать почему. Мне нужно понять, почему ты делаешь то, что делаешь, чтобы точно знать, собираешься ли ты использовать её позже.       Неподвижный как камень, Насир сверлил его немигающим взглядом своих тёмных глаз, и на какой-то ужасающий миг Гарри подумал, что только что подписал себе смертный приговор. Но в следующую секунду фигура Насира расслабилась, плечи чуть опустились, а взгляд снова переместился на пламя костра. Когда он заговорил, у Гарри аж дыхание перехватило от неверия в происходящее.       — Она напоминает мне меня самого — каким я был очень и очень давно. Сейчас кажется, что с тех пор миновало несколько жизней, — тихо проговорил он, и нечто похожее на полуулыбку скользнуло по его губам. Он снова перевёл взгляд на Гарри. — У неё есть все задатки стать сильнейшей магической величиной, каких мир не видел долгое время. Даже сильнее тебя, Гарри.       Не доверяя собственному голосу и желая услышать продолжение, Гарри лишь кивнул. Кроме того, это было правдой. Он знал это, как и любой другой, у кого хватало мозгов, чтобы по-настоящему увидеть эту девушку. Она была гением, но дело было не только в уме. У неё была дисциплина, которая, вкупе с упорством, позволяла ей добиваться невероятных результатов даже в тех областях, которые не были для неё естественными, и это делало её по-настоящему грозной. При наличии достаточного количества времени и ресурсов она вполне могла бы однажды превзойти даже такого мастодонта волшебного мира, как Дамблдор.       — Я просто хочу убедиться, что она станет такой, — тихо продолжил Насир. — Без необходимости идти на те же жертвы, на какие в своё время пошёл я. Не становясь ничьей марионеткой или слепым инструментом.       Насир говорил так тихо, что Гарри опёрся локтями на колени и склонился вперёд, чтобы убедиться, что ему не чудятся эти слова. Но слова, последовавшие дальше, застали его врасплох и полностью лишили дыхания.       — Не все из нас рождаются свободными, Гарри, — медленно произнёс Насир с едва различимой ноткой нерешительности в голосе. — Не все делают верный выбор. Не все поступают правильно в моменты отчаяния, не все способны защитить тех, кого любят. Некоторые из нас принимают неверные решения после того, как терпят неудачу. Я решил, что хочу увидеть, как она преуспеет там, где не преуспел я.       Гарри долго смотрел на Насира, не говоря ни слова и напоминая себе о необходимости дышать. Никогда прежде Насир не говорил ничего, настолько близкого к личному, и это было совсем не то, чего ожидал Гарри. Это звучало так, словно этот человек, возможно, родился в рабстве и в какой-то момент оказался в довольно сложной ситуации. Перед мысленным взором Гарри всплыла римская девятка, вытатуированная у основания шеи Насира, и он почувствовал внезапную тошноту и головокружение. Эти две крупицы информации, собранные вместе, внезапно расставили некоторые странности этого загадочного человека на свои логические места.       — Кто такая Назира? — прошептал Гарри.       Насир снова сдвинулся на песке, чуть меняя позу, его взгляд вернулся к огню.       — Моя мать.       Гарри почувствовал, как у него сжалось сердце.       — У неё не получилось?       — Нет, — сказал он бесцветным голосом. — Ни у кого из них не получилось, но я уверяю тебя, что на этот раз я не потерплю неудачу.       — А Арло, — медленно произнёс Гарри, — он…       — Был намного старше, чем ты мог подумать, и имел на счету гораздо больше подобных подвигов.       — Так почему ты… просто не убил его и не ушёл?       — Хороший вопрос, — сказал Насир, по-прежнему не отрывая глаз от огня. Больше он не сказал ничего, и Гарри решил, что либо у него не было ответа, либо он не хотел им делиться.       — Значит, ты поможешь нам в войне?       Насир медленно кивнул.       — И ты сможешь защитить Гермиону? — спросил Гарри с некоторым недоверием.       Насир оглянулся на него.       — Люди делали гораздо больше за гораздо меньшую плату.       Гарри некоторое время задумчиво смотрел на него. Он верил всему, что сказал Насир, но ему всё ещё казалось, что некоторые ключевые моменты остались замолчаны или полностью опущены. Должно было быть что-то ещё, какая-то другая глубинная мотивация, помимо простого желания помочь Гермионе. Слишком долго Насир придерживался подчёркнуто нейтральной стороны, чтобы вот так внезапно решить вмешаться в события и вступить в чужой бой.       — А когда всё это закончится, — медленно произнёс Гарри, — что ты намерен делать дальше?       — Ничего, — так же медленно ответил Насир. Его тёмные глаза снова сосредоточились на огне, отблески пламени отражались в них, как в чёрном стекле. — И всё. Обрести покой, начать всё сначала.       — Что тебе будет нужно от нас? — решительно уточнил Гарри.       — Ты имеешь в виду, что мне будет нужно от Гермионы.       Глаза Насира снова переместились на Гарри, его низкий рокочущий голос оставил ощущение лёгкой вибрации в окружающей их тишине.       Гарри не ответил, не потрудившись это отрицать. Они оба знали, почему он был здесь, поэтому он просто молча смотрел на Насира в ожидании, пока тот продолжит.       — Чтобы она жила. Будет ли ваша дальнейшая жизнь включать меня тем или иным образом — решать вам. Я не хороший человек, Гарри, — тихо, почти печально сказал Насир. — Более того, я даже не обладаю способностью быть таковым, так что никогда не подвергай сомнению этот факт. Я совершил много ужасных поступков и не жалею ни об одном из них. Я бы повторил всё содеянное — и пошёл дальше, брал больше и отдавал больше, если бы мог.       Он сделал паузу и внимательно посмотрел на Гарри, прежде чем медленно произнести следующие слова.       — Но я не заберу её у тебя, если это то, что тебя волнует. У меня нет к ней подобного интереса. И я не приму ничего из того, что она мне предложит.       Гарри хранил молчание. Он чувствовал, как сильно бьётся в груди сердце, как холодит лицо прохладный воздух, и молча смотрел на непостижимого человека перед собой. Сегодняшний день, без всяких сомнений, был одним из самых странных дней в его жизни. Ошеломлённый услышанным, он чувствовал себя сбитым с толку тем, что Насир вообще решил поделиться чем-то подобным — особенно с ним! — и вместе с тем испытывал глубокую печаль от осознания, насколько ужасной должна была быть жизнь этого человека. Жизнь, подавляющее большинство решений в которой принимались в попытках спасти кого-то, кто был ему дорог, в конце концов оказавшихся безуспешными.       Гарри не знал подробностей, но ему это было и не нужно.       Он слишком хорошо знал, на что похоже отчаянное стремление защитить кого-то, кого ты любишь, и понимал, насколько далеко это может завести. Что-то подсказывало ему, что таких потерь в жизни Насира было много, и он подумал, что, возможно, его первоначальное предположение о неспособности Насира что-либо чувствовать не так уж далеко от истины. У него стало на миллион больше вопросов сверх тех, с которыми он изначально пришёл сюда, но на самом деле оставался только один, который имел значение.       — Я думаю… — Гарри на секунду замолк, наблюдая, как взгляд Насира вернулся назад, чтобы встретиться с его взглядом, — если мы всё-таки отсюда выберемся, она захочет, чтобы ты оставался рядом. В каком-то смысле она нуждается в тебе так же, как нуждается в других. Вместе вы — её опора, якорь, который удерживает её на земле и не позволяет соскользнуть слишком далеко.       Кивнув, Насир продолжил смотреть ему в глаза, как будто знал, что это не всё.       — Насир… — медленно произнёс Гарри.       Горло сдавило. Ему приходилось буквально выдавливать из себя слова, которые он хотел произнести. Он пришёл сюда с намерением заключить сделку, попросить Насира спасти Гермиону в обмен на то, что попросит он, — но обнаружил, что из его рта выходит что-то другое. Что-то больше похожее на обличение в слова того, что начало гноиться внутри него после уничтожения медальона и утвердилось со смертью Ариэль. Того, о чём Насир, возможно, уже знал; того, что рождало в его душе жгучую ненависть к воплощению своего собственного Адского пламени.       Это была не столько сделка, сколько просьба, которую, как он надеялся, Насир охотно согласится исполнить.       — Если… если что-то пойдёт не так... или если наступит время, когда… ситуация изменится, — Гарри колебался с формулировкой, но Насир понимающе смотрел на него и молча ждал, когда он подберёт слова. — Ты удержишь её, если я попрошу тебя об этом? Ты убережёшь её и присмотришь за ней? Остальные…       Гарри снова заколебался и опустил глаза на тёмный песок перед собой. Он не мог поверить, как трудно было это произнести — не попросить о помощи, а признать то, что всегда знал и пытался игнорировать. Произнесённое вслух, это становилось реальностью.       Он собирался умереть. Чёрт, да он никогда и не рассчитывал выбраться из этой войны живым, так что это ничего не поменяло. Он тихо вздохнул и спокойно продолжил.       — Они не понимают её так, как понимаю я — так, как, уверен, понимаешь ты. Они не смогут ей помочь. Они никогда не поймут, через что она прошла, не смогут уберечь от неё самой. Или остановить, когда я скажу, что ей нужно отойти в сторону. — Гарри замолчал и медленно поднял глаза, чтобы встретить внимательный взгляд Насира. Тот сидел совершенно неподвижно и смотрел на него с самым серьёзным выражением лица, и Гарри посмотрел на него с не меньшей серьёзностью. — Она не сможет отпустить меня, когда придёт время.       Пламя замерцало под сильным порывом ветра, накатившим с воды, и палатка сбоку от них заколыхалась, но ни один из них не пошевелился. Гарри продолжал смотреть в чёрные глаза Насира, ощущая, как уверенность холодным камнем опускается в живот. Он знал.       — Я могу рассчитывать на тебя, Насир? — спросил Гарри приглушённым голосом, наблюдая, как тени от огня заплясали по идеально вылепленным чертам смуглого лица.       — Да, Гарри, ты можешь на меня рассчитывать, — раздался низкий баритон Насира, облегчая тяжесть на груди Гарри, но ничуть не умаляя сердечной боли. — Когда придёт время, я сделаю всё, о чём ты меня попросишь.