В лесу Дин / In the Forest of Dean

      К тому времени, как они собрали вещи, проверили защиту и установили отслеживающие чары на трёх спящих магглов, было уже без трёх минут пять. Когда они переместились обратно на пляж «Ракушки», гроза уже давно миновала, но небо оставалось затянутым и хмурым. Холодный дождь продолжал монотонно сыпать с неба, питая влагой и без того набрякшую сыростью почву. До коттеджа они шли молча. Ни у кого из них не осталось сил для разговора, бремя открытий последних часов тяжёлым камнем давило на разум.       Гермиона чувствовала себя полностью опустошённой.       Казалось, последние двенадцать часов отняли всё, что у неё было, не оставив ей ни душевных, ни физических сил.       Адреналин, заставлявший её тело двигаться, давно выветрился, гнев, который давал ей силы и мотивацию продолжать опрос магглов, превратился в тлеющие угольки в глубине груди, а спасительное оцепенение, охватывавшее тело и душу и позволявшее ей делать то, что требовалось сделать, истощилось и ослабло. Она едва держалась на ногах и с каждым шагом ощущала, как приближается к зыбкой грани, отделяющей её от потери самообладания.       Её ботинки промокли, волосы грязными спутанными прядями липли к лицу, влажная одежда тянула из тела последние крохи тепла. Её ноги гудели от усталости, а рука дрожала так, что, рискни она поднять кружку с чаем, расплескала бы половину. Она осознавала, что по-прежнему покрыта слоем грязи и крови — но не испытывала по этому поводу ровным счётом ничего. Она просто не могла заставить себя волноваться о том, как выглядит в глазах других людей. Дождь промочил её одежду насквозь, но не смог смыть запаха гари и смерти, который незримо сопровождал её весь день, постоянно напоминая о том, через что они прошли; о том, что она потеряла — и это добавляло к чувству опустошённости болезненный оттенок уязвимости.       Она ненавидела это чувство.       Перед тем как они покинули убежище, Флёр спросила, не хотят ли они отложить собрание, чтобы привести себя в порядок, но они оба отказались. Будет она чистой или нет никак не могло повлиять на то, насколько невыносимым станет для неё участие в этом собрании, да и, честно говоря, она просто хотела поскорее с этим покончить.       На всём пути к коттеджу Гарри крепко держал её за руку — он так и не отпустил её по завершении аппарирования, за что она была ему благодарна. Сейчас ей казалось, что это единственное, что удерживало её на ногах; единственное, что поддерживало её хрупкий рассудок в подобии равновесия, не позволяя тяжкому бремени физической и эмоциональной усталости окончательно раздавить её защиту. Ей нужно было пережить это собрание, поставить окончательную точку, чтобы получить возможность остаться наедине с Гарри. Ей нужно было, чтобы этот кошмарный день наконец закончился и она смогла оплакать потери и выплеснуть из себя всё, что копилось внутри в течение дня и угрожало в любой момент разорвать её на части.       Войдя в коттедж, она услышала резко смолкший гул множества голосов и поняла, что они прибыли последними. Флёр сразу прошла на кухню и первым делом обняла Билла, Гермиона же застыла на месте под гнётом шести пар глаз, которые обратились к ней и Гарри. Людей было много — и все они выглядели взволнованными.       Просто превосходно, — нервно подумала она, стараясь сохранять спокойствие.       С трудом сглотнув, она пробежала взглядом по Артуру, миссис Уизли, Рону, Ремусу, Шеклболту и Биллу. Все они привели себя в порядок и переоделись. Они с Гарри были единственными, кто оставался в той же одежде, в которой был с утра; единственными, кто так и не смыл с себя кровавые следы произошедшего в логове. Гермиона почувствовала, как напряглись её челюсти под их сочувственно-жалостливыми взглядами. Она и раньше знала, что они с Гарри выглядят паршиво, но только сейчас поняла, что, видимо, недооценила насколько.       Прежде чем кто-либо успел сказать хоть слово, миссис Уизли сдавленно всхлипнула и бросилась к ним.       — Молли! — попытался остановить жену Артур, но его голос сорвался при первом же шаге. Действие онемения закончилось, и его лицо исказила судорога боли, протянутая вперёд рука лишь коснулась ткани рукава.       При виде стремительно приближающейся Молли Уизли Гермиону захлестнула волна паники, и она инстинктивно отступила на несколько футов вместе с Гарри. Её рука сильно дёрнулась, пальцы сжались на его руке смертельной хваткой. Должно быть, их реакция выглядела хуже, чем она думала, потому что, к её удивлению, миссис Уизли резко остановилась в нескольких футах перед ними. Её лицо страдальчески исказилось, широко раскрытые глаза несколько раз перебежали между ними, губы задрожали. Затем она замотала головой, и по её лицу потекли слёзы.       — Простите… — с трудом выдавила она, крепко вцепившись в перед своей мантии и переступив с ноги на ногу. Её желание сделать эти последние два шага было до боли очевидным, как и усилия, которые она предпринимала, чтобы себя остановить. Гермиона видела смятение и боль в её глазах, когда она переводила взгляд с одного на другого. Артур за спиной жены с облегчением выдохнул. — Артур сказал не наседать на вас… сказал, что вам от этого некомфортно, но я… я не думала, что настолько… я…       — Всё нормально, миссис Уизли, — сказал Гарри несколько натянуто, попытавшись улыбнуться, но улыбка вышла больше похожей на гримасу.       — Нет. Нет, не нормально, — снова замотала головой миссис Уизли. — Ничего не нормально. Вы спасли ему жизнь — снова, а я… я снова давлю… Обещаю, я больше не буду так делать…       — Спасибо, — тихо сказала Гермиона, и от этого лицо миссис Уизли исказилось ещё сильнее.       — Пожалуйста, не надо, Гермиона, не благодари меня — не за это, — это я должна благодарить тебя за то, что ты сделала. — К концу фразы голос миссис Уизли упал почти до шёпота. Всхлипнув, она прерывисто вдохнула и сдавленно продолжила: — Я хочу, чтобы вы знали, насколько сильно я вам благодарна, вам обоим. Я никогда не смогу отблагодарить вас должным образом… Я… я не представляю, что бы со мной было, если бы он… Я не могу его потерять… Спасибо вам.       — Не стоит, миссис Уизли, — качнула головой Гермиона, чувствуя, как потихоньку уходит напряжение, сковывавшее плечи.       — Стоит. Гораздо больше, чем я могу выразить словами, — тихо возразила миссис Уизли. Её глаза снова пробежались по их грязной одежде. — Мы можем немного подождать, если вам нужно…       — Нет, — твёрдо покачала головой Гермиона, переглянувшись с Гарри. — Мы хотели бы закончить это как можно быстрее.       — Хорошо. — Миссис Уизли сделала долгий прерывистый вдох и медленно выдохнула, возвращая себе самообладание. Поколебавшись ещё секунду, в течение которой её глаза в который раз перебежали между ними, она, к облегчению Гермионы, наконец отступила. — Что ж, давайте начнём.       Они с Гарри прошли к столу вслед за миссис Уизли и заняли два из трёх пустых мест с ближнего к двери торца. Те самые места, которые они занимали всегда. Взгляд Гермионы невольно переместился влево, и сердце тут же болезненно сжалось при виде пустого стула Насира. С одной стороны, ей бы хотелось, чтобы кто-нибудь догадался убрать лишний стул от стола и ей не приходилось на него смотреть, с другой, это было бы ещё хуже — всё равно, что пытаться полностью стереть следы его присутствия в этом доме. Бессознательно она сильнее сжала руку Гарри.       Было больно. Она чувствовала нарастающее стеснение в груди. Не помогало и то, что она до сих пор ощущала чужие сердцебиения у себя в голове и знала, насколько все были напряжены. Сделав тихий глубокий вдох, она заставила себя отвести глаза от пустого стула и тут же наткнулась взглядом на Рона. Он смотрел на неё с тем же странным печальным выражением, что и раньше, и её глаза снова сузились.       — Почему ты здесь? — ледяным тоном поинтересовалась она и вдруг осознала, что за столом уже что-то говорили, и своей репликой она обрубила разговор. Семь пар глаз немедленно уставились на неё, в то время как её собственные глаза не отрывались от лица Рона.       — Ну, — осторожно произнёс Рон, на удивление не стушевавшись под её суровым взглядом, — не похоже, что я могу куда-то уйти, так что я решил, что с таким же успехом могу попытаться принести хоть какую-то пользу. Пока помогу Луне и Флёр с размещением Авы и Чарли, а там посмотрим, что ещё я могу делать, не выходя отсюда.       Гермиона долго сверлила его взглядом, но так и не смогла понять, почему Рон слегка улыбнулся, когда упомянул, что не может никуда уйти. Очевидно, он догадался, что привязан к коттеджу, но его реакция совершенно не соответствовала её ожиданиям. Ей не нравилась мысль о вовлечении Рона в дела Ордена, но и отрицать, что они остро нуждались в дополнительных руках, она тоже не могла. В принципе, оставаясь в «Ракушке», он не представлял для них большой опасности. Кроме того, сведения о логове и освобождённых магглах были сущей мелочью по сравнению с информацией, которая уже содержалась в его голове, так что она подавила гнев и, на секунду стиснув зубы, произнесла:       — Прекрасно. — Потом перевела взгляд на Артура и добавила: — Извините, что прервала, с чего мы начнём?       — Всё в порядке, — слегка улыбнулся ей Артур, в то время как Шеклболт посмотрел на неё с каким-то странным, неопределимым выражением. — Давайте начнём с краткого изложения всего, что произошло с тех пор, как мы покинули коттедж этим утром.       Подведение итогов было утомительным, но необходимым мероприятием. Каждый подробно описал всё, что делал с тех пор, как покинул коттедж, с кем разговаривал, с кем взаимодействовал. Таким образом выявлялись все возможные проблемы, которые в результате могли возникнуть. К счастью, таковых было немного. Как Билл и говорил, миссис Уизли и Флёр постарались быть предельно заметными. За утро они взаимодействовали с несколькими ключевыми сторонниками Волдеморта в Министерстве и не столкнулись ни с какими проблемами. Примелькаться оказалось легко, известие о новом убийстве запустило министерскую машину сплетен, и люди только и делали, что ходили друг к другу в отделы и мусолили эту новость. И хотя официальное заявление ещё не прозвучало, Артур уже знал, что убитым был Питер.       Тот самый Питер, владелец аптеки.       Человек, которого ограбили они с Гарри; человек, который, невзирая на риск, долгое время контрабандой снабжал Орден зельями и ингредиентами. Они ещё не знали всех подробностей, но, по-видимому, те были ужасны. Настолько ужасны, что Артур и Шеклболт были всерьёз обеспокоены будущим пополнением запасов, поскольку большинство оставшихся аптекарей уже находились под контролем Волдеморта, а те немногие, кто ещё сохранял независимость, вряд ли захотят рисковать после столь демонстративного убийства коллеги. Шеклболт отправил своего человека в одно из подземных хранилищ Питера, чтобы забрать оставшиеся запасы — но какими бы солидными те ни были, их хватит ненадолго.       Гермиона заметила, что Артур постарался как можно быстрее пройти тему смерти Питера. Единственное, что добавил к его рассказу Шеклболт, это что Питер был убит сегодня рано утром и обнаружили его подвешенным к фасаду собственной аптеки.       Все согласились с маловероятностью того, что Волдеморт заподозрит, что Орден уничтожил логово в тот же день, когда был убит Питер, — да и вообще, что это может быть делом рук Ордена. Волдеморт видел в них лишь досадную помеху и никогда не рассматривал как реальную угрозу.       Таким образом, вероятность того, что кого-то из них вызовут на допрос, была чрезвычайно мала, тем более что тем утром миссис Уизли и Флёр успели пообщаться непосредственно с Яксли, но на всякий случай Артур и Билл планировали временно извлечь воспоминания о логове из своих сознаний. Хоть ни один из них и не был особенно искусен в работе с памятью, тут Грюм их поднатаскал достаточно. Этот трюк никогда не обманул бы опытного легилимента, но допрос с веритасерумом позволял пройти вполне уверенно — а большего в подавляющем числе случаев и не требовалось.       Тут разговор перешёл к окклюменции, упражнения по которой было решено добавить в их вечерние тренировки. А с тем, что тренировки следует продолжить, согласились абсолютно все. Итак, они будут, как и прежде, собираться в коттедже в семь часов вечера, чтобы практиковаться в дуэлях и изучать те заклинания, которые Гарри и Гермиона сочтут нужными. При виде решительности и единогласности, с которыми было принято это решение, по спине Гермионы прокатилась волна мурашек. Наконец-то они отнеслись к этому с полной серьёзностью.       Когда Артур и Ремус поведали о событиях, развернувшихся в подземной части логова, большинство лиц за столом побледнели. Рон, тот и вовсе выглядел больным, а миссис Уизли так крепко вцепилась в столешницу, что Гермиона была уверена, что та вот-вот треснет. Сама же Гермиона оставалась спокойной. Слишком многое она уже знала о зверствах, которые творились в логове, чтобы рассказ Артура и Ремуса мог её впечатлить. Более того, она побывала там лично, и не только в той яме. После того, что она видела в памяти спасённых магглов, прочие описания казались ей не более чем дополнительной информацией.       Гораздо тяжелее ей было слушать рассказ о действиях Насира.       Стараясь не углубляться в кровавые подробности, Артур поведал о том, как Насир убил Арло, после чего спас Аву, а потом и его самого. Он рассказал, как Насир временно подлатал его ногу и напоил зельем, после чего буквально вынес его на себе. Он рассказал и о его угрозе бросить их там, так и оставшейся только угрозой. В один из моментов своего рассказа Артур спросил, знает ли она, кто такая Назира, — Гермиона не знала, но схожесть этого имени с именем Насира и контекст, в котором оно было упомянуто, позволяли предположить, что это был кто-то очень для него важный. Это наводило на мысль, что Арло и был тем мотивом, который побудил его помочь им с логовом.       Так решил Орден, но для Гермионы это не имело смысла. Если единственным желанием Насира было убить Арло, он мог сделать это в любой момент. Сколько раз он невидимкой проскальзывал в логово, собирая информацию? Бесспорно, у него было достаточно возможностей осуществить свою месть. После недели тренировок с Насиром Гермиона не сомневалась, что ему не составило бы труда убить человека и обставить это как несчастный случай или просто заставить его исчезнуть. У него не было нужды работать с Орденом, не было причин подвергать себя опасности и участвовать в полномасштабной операции по уничтожению логова, если его единственной целью являлась месть. У него не было причин отдавать за них свою жизнь, так что Гермиона не сомневалась, что во всём этом должно было быть что-то ещё, иначе Насир просто убил бы Арло несколько недель назад и ушёл.       Она не стала озвучивать все эти соображения на собрании, но почувствовала, как рука Гарри сжала её руку — он думал о том же.       Даже если бы хотела, в тот момент она ничего не смогла бы сказать. Когда Артур заговорил о Насире, в её горле образовался ком. Контролировать эмоции стало гораздо сложнее. Она чувствовала на себе обеспокоенный взгляд Артура, но не сводила глаз с фарфоровой кружки перед собой, разглядывая остывший кофе так, словно это была самая интересная вещь в мире. Она не могла вынести скорби в глазах собравшихся — тех же глазах, которые всего несколько дней назад смотрели на Насира, как на монстра. Никто из них не питал к нему симпатии, они все боялись его и никогда по-настоящему не доверяли — и теперь раскаивались и оплакивали его, будто он был героем.       Но он не был.       Он был просто Насиром. Непростым человеком с непростым прошлым и, вероятно, целым списком ужасных деяний за спиной. Может, его действия в логове и выглядели героическими, но героем он не был, да и просто хорошим человеком тоже — и Гермиона принимала это. Она принимала его таким, какой он был, — она доверяла ему, нуждалась в нём, в каком-то смысле даже преклонялись перед ним, и ей крайне претила мысль о том, что они искажают свои воспоминания о нём и превращают его в кого-то, кем он не был. Они чувствовали свою вину, ощущали себя в долгу перед ним, но, по сути, так и не смогли принять его таким, каким он был.       Как будто их разум просто не мог сопоставить его настоящую личность со способностью поступать «правильно».       Они боялись его — и правильно делали. Он был ужасающим человеком. Но кроме этого им следовало его уважать. Им следовало принять его таким, какой он есть, и научиться мириться с этим. Да, они недооценили его, но, делая то, что они делали сейчас, они по-прежнему его недооценивали, и это только подчеркивало, насколько далеки они ещё от настоящего принятия реальности. Они продолжали сопротивляться, продолжали отторгать мысль, что не существует чёткой границы между добром и злом, что между ними существует огромная серая область, где важно не средство, а намерение.       Именно поэтому им сложно было принять их с Гарри, то, кем они стали, и то, как они действовали. Они с Гарри обретались в сером, и это заставляло их нервничать. Они хотели чётких линий и идеального разделения — хотели, чтобы это было противостояние добра и зла, как им много лет проповедовал Дамблдор, — но этого не было и никогда не будет.       Пустой желудок сжался в очередном болезненном спазме, вырывав её из задумчивости, но она не могла заставить себя съесть хоть что-то из того, что стояло на столе. Когда настала их очередь рассказывать, она позволила Гарри говорить от них обоих, а сама молча сидела рядом, в который раз за день латая стены своего хрупкого самообладания. Она молчала, пока Флёр рассказывала о спасённых магглах и о том, что ещё предстояло для них сделать; молчала до тех пор, пока не всплыла тема смерти Ариэль — ещё одна серая зона, которая неизбежно вызовет проблемы.       — Ариэль попросила о смерти, — торжественно произнесла Флёр, крепко сжимая пальцами кружку перед собой.       — И-и… вы?.. — Артур повернулся и настороженно посмотрел на Гермиону. Шеклболт тоже как-будто напрягся. — Вы… сделали это?       — Нет, не сегодня, — тихо ответила Гермиона, наконец оторвав взгляд от своего кофе, чтобы посмотреть в глаза Артуру. Она слышала усталость в собственном голосе и остро чувствовала на себе всеобщее внимание. — Сначала я хочу попробовать стереть из её памяти травмирующие воспоминания и исцелить её деформированные кости. Но даже в этом случае, она пробыла в звериной форме по крайней мере два месяца. Ущерб, нанесённый заклинанием стазиса, обширен и необратим. Скорее всего, ей осталось жить не больше пары месяцев, в лучшем случае четыре, но это будут четыре месяца мучений. Кроме того, она хуже всех из троих реагировала на экстракт бадьяна, так что вряд ли исцеление после следующих обращений даст хорошие результаты. Завтра я поработаю с её памятью и сделаю, что смогу, с её костями, но если и после этого она продолжит настаивать на смерти — я исполню её просьбу.       — Гермиона, — тихо сказал Артур, — ты не обязана брать это на себя…       — Насколько я понимаю, с уходом Насира других добровольцев не осталось, — категорично обрубила Гермиона с оттенком горечи в голосе, оббежав взглядом напряжённые лица остальных орденцев. На некоторое время над столом повисло тяжёлое молчание. Воздух как будто сгустился. Впервые с начала собрания она произнесла его имя вслух и впервые выказала внешнее признание факта его смерти. Тупая боль, пульсировавшая в её груди с того самого момента, как его сердце остановилось, забилась сильнее. Гермиона повернулась обратно к Артуру и приподняла бровь, как бы доказывая свою точку зрения, но, несмотря на все её усилия оставаться спокойной, её голос дрогнул при следующих словах. — Кроме того, я бы не хотела возлагать такую ответственность на кого-то другого из здесь присутствующих, но обсуждать это сейчас в любом случае не имеет смысла. Сначала нужно подождать и посмотреть, не изменится ли желание Ариэль. То, о чём нам нужно поговорить прямо сейчас, это…       Слова застряли в горле при виде мучительно-виноватого выражения, которое промелькнуло на лице Артура. Она знала, что он винил себя в смерти Насира. Должно быть, он думал, что она сердится на него из-за этого. На мгновение запнувшись, она прочистила горло. Она не хотела ранить чувства Артура своими словами, но, похоже, всё равно это сделала. Её контроль над эмоциями ослабевал, и это делало всё во много раз сложнее.       Держи себя в руках, осталось совсем немного! — мысленно подстегнула она себя.       — Нам нужно понять, что мы будем делать с остальными, — закончила мысль Гермиона и, снова прочистив горло, почувствовала, как Гарри сжал её левую руку, когда та начала дрожать сильнее.       — Гермиона, — прошептал Гарри, повернувшись к ней, но она проигнорировала его и продолжила:       — Нам нужно выяснить, что случилось с их семьями, и понять, какую жизнь мы можем им дать. И, Артур, мне всё ещё нужно поговорить с тобой о твоём ранении. — На последней фразе её грудь сжалась сильнее, стало трудно дышать.       Она чувствовала пристальное, напряжённое внимание, с которым на неё смотрели все присутствующие — словно ожидали, что что-то вот-вот произойдёт, что она окончательно потеряет самообладание. Ей бы следовало остановиться. Выдохнуть. Взять передышку. Но она не хотела останавливаться, не могла позволить себе останавливаться — ещё так много оставалось сделать. Поговорить с Артуром о его заражении. Спланировать будущее пяти магглов. Уладить вопрос их исчезновения из маггловского мира так, чтобы полиция не возбудила никаких дел о пропаже людей. Проверить запасы зелий и пополнить истраченное за сегодняшний день. Обработать ссадину на лице Гарри, оставшуюся от нападения Ариэль, и поискать способ помочь самой Ариэль с её костями. Миллион дел, и все нужно было сделать в самое ближайшее время.       Усталость давила всё сильнее, но она подавила нарастающую панику и заставила себя продолжать.       — И нам нужно понять, что делать с Чарли и Авой…       — Гермиона?.. Гарри?.. — раздался за её спиной прерывистый голос Авы. Звук был таким тихим, что Гермиона едва его расслышала, но он мгновенно лишил её дара речи. Позвоночник прострелило напряжением, а сердце пустилось вскачь.       Нет, только не эта женщина, только не она! Только не сейчас! — взвился тревожной сиреной разум Гермионы. Она различила шаги позади себя и едва успела обернуться и посмотреть через плечо, как её обхватила чужая рука и что-то тёплое прижалось к спине.       — Вы вернулись, — прозвенел голос Авы у самого уха. Гермиона напряглась всем телом и почувствовала, как воздух рывком покинул лёгкие. Рядом совершенно синхронно напрягся Гарри, в то время как остальная часть комнаты погрузилась в жуткую тишину.       — Ох, Гермиона, прости, пожалуйста, им нужно было в туалет, мы собирались тихонечко прошмыгнуть мимо, и только, — разбавил сцену голос Луны где-то позади, к которому добавились новые звуки приближающихся шагов.       — Ничего страшного, Луна, — натянуто произнесла Гермиона слегка дрогнувшим голосом. Ава быстро отстранилась, и Гермиона смогла её увидеть. Посвежевшая, чистая и опрятная, она выглядела совершенно нормально — так, как должна была выглядеть до того, как начался весь этот кошмар. С немного странным ощущением Гермиона узнала в одежде Авы свои старые вещи — те самые, которые она отдала Луне вскоре после их прибытия в «Ракушку». Длинные тёмно-каштановые волосы женщины свободно ниспадали на плечи, глаза ярко сверкали непролитыми слезами. Чарли сидел у матери на бедре и тоже выглядел хорошо — гораздо лучше, чем утром.       — Извините, что прервала, — сказала Ава немного застенчиво. Осознав общее молчание, она нервно оглядела комнату, и по её лицу пополз румянец. — Луна немного рассказала мне о вас, и я просто… я хотела ещё раз поблагодарить вас… И сказать, что я очень рада, что вы вернулись, правда. Простите, если этим утром я вела себя не слишком благодарно — я просто была немного ошеломлена всем происходящим. Но я знаю, что я здесь только благодаря вам… и вашему другу… и я… я никогда не смогу в должной мере отплатить вам за то, что вы сделали. Вы спасли меня и моего сына, вы дали мне шанс продолжить жить, и я не знаю, как вас за это отблагодарить.       Стоп. Стоп, стоп, стоп! Гермиона почувствовала, как защипало глаза и сжалось горло. Она ощущала себя массивной башней «Дженга», оставшейся с одной единственной плашкой в основании, и поток чистых эмоций Авы угрожал вот-вот выбить из-под неё эту последнюю, несчастную плашку. Но хуже всего в этой ситуации было присутствие её сына. Видеть их вместе — таких счастливых, таких нормальных — было почти физически больно. На этот раз Чарли смотрел на неё без страха, но с непосредственным детским любопытством.       — Помнишь Гермиону, Чарли? Это та девушка, которая привела тебя к маме. Скажи ей «спасибо», — проворковала Ава, глядя на сына полными счастливых слёз глазами.       О Мерлин, пожалуйста, не надо.       — Пасиба, — послушно пролепетал Чарли, и его чуть застенчивая, но совершенно искренняя детская улыбка кинжалом пронзила сердце Гермионы. Маленькая ручонка протянулась вперёд и коснулась её грязного лба.       В этот миг что-то глубоко внутри Гермионы надломилось, тяжесть руны стала невыносимой, по всему телу разлилась такая боль, что даже зубы заныли.       — Я не могу здесь оставаться, — вырвался из её рта едва слышный шёпот. Чарли убрал свою крошечную ручку с её лба, но улыбаться не перестал. Она чувствовала себя так, словно проглотила осколки стекла, зрение начало расплываться, эмоции давили и захлёстывали. Грубо прокашлявшись, она изо всех сил попыталась удержать маску невозмутимости ещё на несколько секунд и уже громче произнесла, обращаясь ко всем присутствующим в комнате: — Извините, пожалуйста, я выйду на минутку, продолжайте без меня.       Не сказав больше ни слова и не осмеливаясь взглянуть ни на кого в коттедже, Гермиона выпустила руку Гарри и оттолкнулась от стола. Она не могла дышать, ничего не видела перед глазами; она слышала гул голосов позади себя, но не могла разобрать слов — словно её голова находилась под водой. Она направилась к выходу так быстро и спокойно, как только могла. Распахнув дверь, она вырвалась в безопасность вечерних сумерек и, только убедившись, что отошла за пределы видимости из окон коттеджа, перешла на бег. Ветер трепал волосы, холодный дождь обжигал лицо. Всё болело; тяжесть дня придавила её, как травинку, но она отказывалась ломаться в непосредственной близости от коттеджа — не могла смириться с мыслью, что кто-то там увидит, как она падает.       — Гермиона!       Это был Гарри, она слышала его голос, эхом разнёсшийся позади неё, но его оклик только подстегнул её двигаться быстрее. Преследуемая страхом, раздираемая душевной болью, она неслась во весь опор. Ей казалось, что она умирает.       Все эти люди… Её глаза пекло, когда она слепо мчалась вперёд. Все эти люди, что погибли сегодня, скольких из них убила она? Десятки? Она понимала, что это было необходимо, но от понимания не становилось легче.       А сколько семей было разрушено из-за того, что сделал Арло? И ему это ничего не стоило! Никаких сомнений, никаких угрызений совести — ничего! Как, ради Мерлина, они вообще могли конкурировать с Волдемортом и его Пожирателями, когда те спокойно шли на такое? Как они могли надеяться на победу, когда вся эта толпа на кухне не решалась даже на убийство из милосердия?       Как могла эта женщина испытывать к ним благодарность после того, что потеряла? Её жизнь была полностью разрушена, скорее всего, она никогда больше не увидит свою семью, и она стояла там и благодарила её! Её! В то время как Гермиона чувствовала, что совершенно этого не заслуживала, потому что какой-то своей частью, в самой глубине души, она злилась на то, что они вообще взялись спасать эту женщину, — если бы не Ава, Ремус не рискнул бы потерей лёгкого, Артур не стал бы оборотнем, а Насир не был бы мёртв.       Насир умер из-за неё, потому что остался ради того, чтобы спасти её, вместо того чтобы без лишних обсуждений вытащить всех наружу — он мог бы, она точно знала, что мог. Он легко мог оглушить Ремуса и Артура и вытащить их из логова, не спрашивая согласия, и всё же решил этого не делать. Почему?!       Мучительное чувство вины скрутило её желудок, вынуждая бороться с позывами к рвоте. Она знала, что это не более чем сиюминутный эмоциональный всплеск, защитная реакция психики на потерю — на самом деле она не винила Аву, — но это нисколько не уменьшало боль.       Она только что потеряла наставника.       Потеряла друга.       При всей своей эмоциональной отстранённости и жутковатой, а порой и откровенно пугающей манере поведения Насир странным образом зацепил её душу, он стал частью их команды — но она оказалась недостаточно сильной, чтобы его спасти. Если даже такой человек, как Насир, мог вот так просто умереть, то на что, ради Мерлина, она рассчитывала, надеясь защитить Гарри, когда придёт время неизбежного сражения с Волдемортом?       В течение одной короткой недели она действительно, всем сердцем верила, что у них есть шанс. И теперь этот шанс ускользнул у неё из рук, не оставив после себя ничего, кроме безнадёжности. Ей казалось, что её сердце сейчас разорвётся.       Она любила Гарри больше собственной жизни. Она позволила себе полюбить его, несмотря на все свои опасения, и теперь просто не могла жить без него — и только что потеряла единственного человека, который мог ей помочь его защитить. Единственного человека, который мог научить её тому, что для этого необходимо.       Оставался ещё миллион вопросов, которые она хотела задать Насиру. Она собиралась поговорить с ним с глазу на глаз, как только операция закончится, и прямо попросить о помощи — о том, чтобы он помог ей стать сильнее любыми средствами. Он был их единственным шансом пережить эту войну и её единственным шансом хоть как-то обезопасить Гарри, и теперь его больше нет — по её вине!       — ГЕРМИОНА! — Звук быстро бегущих ног был уже совсем близко. Гермиона споткнулась на песке, но Гарри крепко схватил её за руку и не дал упасть. — Гермиона, всё в порядке…       — Ничего не в порядке! — закричала Гермиона, резко оборачиваясь к нему. Гарри обеспокоенно смотрел на неё в слабом свете, исходящем из маленького коттеджа. — Гарри, я не… я ничего не сделала…       — Гермиона, это не твоя вина, — сказал Гарри, попытавшись схватить её за плечи, но она оттолкнула его и, спотыкаясь, отступила ещё дальше в темноту.       — НЕТ, МОЯ! — прокричала она срывающимся голосом, и дождь, бьющий ей в лицо, начал смешиваться со слезами, которые она больше не могла сдерживать. Смотреть на Гарри, чувствовать его руки на своём теле — было ещё больнее, она не могла это вынести. — Мы могли бы вернуться за ним! Мы вообще не должны были позволять Артуру и Ремусу идти туда с ним! Они не были готовы! Мы знали об этом, Гарри, и всё равно позволили, и теперь Артур — чёртов оборотень, а Насир мёртв, Гарри! Он мёртв, и это моя вина! Он был нашим другом, Гарри! Нашим другом, и мы оставили его там умирать! Мы бросили его, после того как сами же всё это допустили!       — Гермиона, я знаю, что ты расстроена, знаю, что его смерть для тебя — тяжёлый удар, у тебя есть все причины для горя, но ты не можешь винить себя. — Гарри приблизился и снова схватил её за руку. Его голос понизился и стал твёрже, он притянул её к себе и отказался отпустить, несмотря на сопротивление. — Он никогда бы не позволил тебе остаться — ты и сама это знаешь. Даже если бы спасти его было в наших силах, он никогда бы не позволил нам это сделать. Я знаю, что ты привязалась к нему, Гермиона, знаю, как много он для тебя значил, но…       — НЕТ, ГАРРИ, ТЫ НЕ ЗНАЕШЬ! — прервала его Гермиона сердитым криком. Гарри нахмурился и застыл на месте, пристально всматриваясь в её лицо в тусклом свете. Она вдруг поняла, как для него должны были прозвучать её слова, и по её лицу полились новые потоки слёз, а голос упал до прерывистого шёпота. — Дело не только в нём, Гарри, дело во всём, во всём этом… дело в тебе. Я собиралась…       Её голос прервался, слова застряли в перехваченном горле.       — Я с-собиралась попросить его помочь мне, чтобы я могла помочь тебе. — Она посмотрела на него сквозь пелену слёз, тело вновь охватила дрожь. Выражение его лица смягчилось, в глубине глаз промелькнуло что-то болезненное. — Какие у нас шансы победить в этой войне теперь, когда его нет? Какие шансы уцелеть? Как я смогу спасти тебя, если не смогла спасти его? Он был моим шансом, Гарри… должен был им стать… Если бы я попросила его, он бы согласился дать мне больше… Я… я не могу потерять тебя, Гарри…       Её ноги подкосились, неудержимые рыдания сотрясли тело, колени уткнулись в песок. Сильные знакомые руки тисками сжали её тело. Рухнув на песок рядом с ней, Гарри прижимал её к себе, пока она плакала и хватала ртом воздух, отчаянно цепляясь за него. Ни один из них не заметил, как волна холодной воды накрыла пляж и насквозь промочила их окровавленные штаны.       — Ты не потеряешь меня, — мягко пророкотал голос Гарри у её уха, пока она рыдала у него на груди, хватаясь за его истерзанную куртку. От него пахло гарью и смертью, как и от неё самой, но ей было всё равно. — Обещаю.

***

             Гарри крепко прижимал рыдающую Гермиону к груди, не желая отпускать. Ему было всё равно, что они сидели в нескольких дюймах ледяной воды, всё равно, что он бросил всех в коттедже, чтобы погнаться за ней, и всё равно, видит ли кто-нибудь едва различимый силуэт их скрюченных фигур на краю пляжа. Единственное, что он сказал, когда встал из-за стола и последовал за ней к двери, было: «Оставайтесь внутри!», затем он быстро наложил заглушающее заклинание и побежал за ней.       Он знал, что она сдерживала себя в течение всего дня. Он знал, насколько тяжело по ней ударила смерть Насира и то, что случилось с Артуром, — не говоря уже о необходимости копаться в жутких воспоминаниях освобождённых магглов. Несомненно, это тоже не могло на ней не сказаться. Если быть честным, он просто не представлял, как она продержалась так долго. Даже в коттедже до самого последнего момента её голос оставался ровным, а лицо — спокойным.       Он видел растерянное выражение, появившееся на лице Шеклболта, когда она извинилась и вышла, — тот не знал её достаточно хорошо, чтобы понять, какой ад творился у неё внутри. Но Артур знал — и тревога, промелькнувшая на его лице в тот момент, была поистине мучительной. Флёр и Рон как будто тоже всё поняли, в то время как Ремус, Билл и миссис Уизли только догадывались — они знали, что что-то было не так, но не понимали истинных масштабов.       Он мысленно выругал себя за то, что не заставил её сделать перерыв после общения с магглами. Хотя Гермиона всё равно его не послушала бы. Что ни говори, а упрямства и решительности ей было не занимать. Он слишком хорошо её знал и прекрасно понимал, насколько сильно ей хотелось поскорее закончить этот день и остаться одной, чтобы наконец со всем разобраться. И, наверное, ей бы это даже удалось, если бы не вмешательство Авы. Скорее всего, тут не последнюю роль сыграло и то, что именно Ава, как выяснилось во время обсуждения, стала косвенной виновницей гибели Насира. Встреча с ней после всех этих известий стала для Гермионы последней каплей. До того ей ещё удавалось держать себя в руках, хотя все остальные подробности о последних действиях Насира тоже не оставили её равнодушной — он чувствовал, как подёргивались её пальцы каждый раз, как упоминалось его имя.       Он знал, что Гермиона успела привязаться к Насиру, и хотя её отношения с ним всегда вызывали у него дискомфорт, а более чем очевидный интерес этого человека к Гермионе выбивал его из колеи с первого дня — он никогда в ней не сомневался. Он доверял ей больше, чем себе, а потому даже не думал, что она может видеть в этом мужчине что-то иное, чем наставника.       Гарри знал, что Гермиона его любит.       Их отношения были настолько прочными, настолько фундаментальными, что он ни разу в этом не усомнился. Поэтому, когда она оттолкнула его несколько минут назад и закричала, что он не понимает, что значил для неё Насир, он не знал, что и думать. Впервые он задался вопросом, не ошибся ли он. Возможно, ему всё-таки стоило беспокоиться?       Он испустил низкий глубокий вздох, мягко покачивая её взад-вперёд. Эта мысль была просто нелепа, и он ругал себя за то, что вообще позволил своему разуму её породить. Он не мог поверить, что на какую-то долю секунды усомнился в ней — в первый и последний раз; никогда больше он не сделает этого снова. Он притянул её к себе между коленей и усадил на одну из своих согнутых ног, целуя в макушку и шепча на ухо успокаивающие слова, пока она изливала на него всё своё накопившееся смятение.       Он должен был догадаться.       В тот раз, когда они говорили о том, чтобы не поддаваться искушению зайти в своём обучении дальше, чем необходимо, — тогда она сказала, что не намерена искать знания ради знания, но он должен был догадаться, что она планировала попросить Насира о большем. Он должен был догадаться, что просто так она Насира не отпустит. Он же прекрасно знал, что она сделает всё, чтобы выиграть эту войну — и спасти его. Она сама признавалась ему, как сильно её пугает мысль, что она может его потерять, и сама же говорила, что не остановится ни перед чем, чтобы этого избежать.       История с Бирмингемом повторялась. Все эти её тщательные записи, подробные объяснения, ознакомление с содержимым сумочки на случай её смерти — и вот теперь планы попросить Насира о помощи за его спиной. Она снова делала всё, чтобы убедиться, что он выйдет из этой войны целым и невредимым, даже если это означало подставить собственную голову под топор. Чувствуя жжение в глазах, он сжал её ещё крепче. Её ногти с такой силой впивались в его спину, что он ощущал их даже сквозь ткань куртки.       Чёрт, как же я её люблю — но она отдаёт слишком много.       И сейчас она была полностью раздавлена. Пережитое в логове, переживание за Артура, общение с магглами, чувство вины, потеря друга и наставника — этого уже было более чем достаточно, но больше всего её убивала потеря едва обретённой надежды. Она чувствовала, что они только что лишились своего преимущества в войне.       И он солгал бы, если бы сказал, что не чувствовал того же.       Каким бы жутким порой не казался ему Насир, не она одна строила планы. Не одна она возлагала надежды на этого человека. И не одна она собиралась заключить сделку. Он тоже не мог её потерять и готов был пойти на всё, чтобы этого не произошло.       Они просидели так не меньше получаса, пока слёзы Гермионы не иссякли, хотя она продолжала всё так же цепляться за него, не спеша отстраняться. Его мышцы ныли от холода, несмотря на неоднократно наложенные согревающие чары, но он не двигался с места, пока Гермиона не пошевелилась первой.       — Прости, — прошептала она тихим прерывистым голосом в его промокшую куртку.       — Тебе не за что просить прощения, — пробормотал он в ответ и поцеловал её в висок. Это было так похоже на Гермиону — взваливать на себя сверх меры и всё равно думать, что сделала недостаточно.       — Я не должна была вот так покидать собрание…       — Оно уже всё равно подходило к концу, — тихо сказал Гарри, когда она немного отстранилась и посмотрела ему в лицо. Она выглядела вконец измученной, под глазами залегли тёмные круги. — Всё срочное мы уже обсудили, а остальное можно оставить на завтрашний вечер. Давай установим палатку и немного отдохнём.       — Но Артур и все остальные, мы же не…       — На сегодня им от нас больше ничего не нужно. — Откинув в сторону прядь волос, прилипшую к её лицу, Гарри наблюдал за тем, как капли дождя стекают с кончика её носа. — Планы на завтра у нас уже есть, остальное не так важно. О том, что делать с магглами, подумаем вместе с Флёр утром, а на сегодня хватит. Этот день и так был слишком длинным, пора его заканчивать.       — Ладно, — прошептала Гермиона, хотя он видел, что ей это не нравилось. Он знал, что она корила себя за то, что сорвалась и ушла из коттеджа. Но затем её лицо смягчилось. — Я люблю тебя, Гарри, больше всего на свете.       Гарри грустно улыбнулся.       — Знаю. Я тоже люблю тебя, Гермиона. Больше, чем могу выразить словами.       Он поцеловал её.       Его не волновало, что они оба были грязными и насквозь промокшими, не волновало, что его ноги онемели, а тело ныло от усталости. Его волновала только она — как было всегда.       Его рука запуталась в её мокрых волосах, губы смяли приветственно открытый для него рот. Дождь омывал их лица, дыхания не хватало, но он продолжал прижимать её к себе, и она отвечала ему тем же, цепляясь за его куртку, притягивая и сжимая в отчаянном нежелании отпускать. Разорвав поцелуй, они так и остались сидеть, прижавшись друг к другу лбами. Один взгляд на неё одновременно разбивал и исцелял его сердце. Он не собирался позволять ей взваливать на себя бремя ещё одной смерти. Если настрой Ариэль не изменится после удаления воспоминаний, это сделает он.       Он не знал, как долго они так просидели, но в конце концов первым сдвинулся с места. Он поднял их обоих на ноги, и они медленно направились обратно в коттедж — чтобы забрать оставленную им в спешке сумочку. Конечно, он мог бы просто призвать её заклинанием, что и предложил сделать, но Гермиона настояла на возвращении, потому что всё-таки хотела поговорить с Артуром. Гарри неохотно, но согласился — при условии, что они не станут задерживаться ни для чего другого.       Впрочем, всё оказалось легче, чем он ожидал.       Когда они вошли, в коттедже воцарилась тишина, слышны были только их шаги и звук воды, капающей с их одежды на пол. Несмотря на красноречивый внешний вид, более чем соответствующий внутреннему состоянию, Гермиона держала голову высоко поднятой. Авы, Чарли и Луны нигде не было видно, но все остальные остались на своих местах, и сейчас их напряжённые взгляды не отрывались от Гермионы.       — Если больше нет ничего срочного для обсуждения, мы пойдём спать, — сказал Гарри, забирая сумочку со стола. Никто не сказал ни слова, все продолжали смотреть на Гермиону. Наконец Шеклболт прочистил горло и перевёл взгляд на Гарри.       — Да, думаю, на сегодня достаточно. Планы на завтра мы определили, будем держать связь с помощью меток — надеюсь, ты не возражаешь, чтобы мы продолжили их использовать ещё некоторое время, — добавил Шеклболт, обратив свои последние слова Гермионе.       — Да, конечно. Я планировала внести в них некоторые изменения в ближайшие несколько дней, но пока их можно использовать и так. — Кивнув Шеклболту, она повернулась к Артуру. — Артур, если у тебя найдётся минута, я хотела бы переговорить с тобой, прежде чем мы уйдём.       — Конечно, — согласился Артур, его голос чуть дребезжал, но он осторожно поднялся из-за стола и последовал в гостиную за Гермионой.       — Встретимся завтра, здесь же, в семь вечера, — сказал Гарри остальным и повернулся к хозяйке дома. — Флёр, мы с Гермионой придём завтра утром, чтобы поговорить насчёт магглов, — не уверен, во сколько, но, скорее всего, до обеда.       — Это был долгий день, 'Арри, — с мягкой улыбкой сказала Флёр, пододвинув к нему по столу контейнер с едой. — Завтра я буду здесь весь день, так что приходите, когда будете готовы.       — Спасибо, — чуть улыбнулся ей Гарри, забирая контейнер, и направился к Гермионе и Артуру, которые ожидали его в гостиной. Артур явно нервничал.       — Артур, — начала Гермиона, как только Гарри подошёл к ней. — Я знаю, что это будет нелегко, но нам нужно поговорить о твоей ноге, прежде чем ты отправишься домой.       Артур напрягся, но твёрдо кивнул. Было видно, что он изо всех сил старался сохранять спокойствие.       — Это был укус, не так ли? — с горьким смирением сказал он, переводя взгляд между ними. Гарри знал Артура достаточно хорошо, чтобы понять, что его больше беспокоил их измученный и оборванный внешний вид, чем новость, которую ему только что сообщили.       — Да, — подтвердила Гермиона. — Диагностические чары подтвердили — ты инфицирован, и уже слишком поздно начинать принимать аконитовое зелье.       Губы Артура скривились в мрачной улыбке.       — Что ж, остаётся порадоваться, что полнолуние в этом месяце приходится на субботу.       — Да, тут нам повезло, — кивнул Гарри. — Но нужно разработать долгосрочный план. С аконитовым зельем ты будешь выведен из строя почти на неделю каждый месяц. Детали можно обсудить завтра, но пока — либо война закончится в течение месяца, либо тебе придётся взять больничный и сделать это убедительно, либо мы используем третий вариант.       — Что за третий вариант? — спросил Артур, взглянув на Гермиону, но та лишь вскинула бровь и вопросительно посмотрела на Гарри.       — Я пока не уверен, что это сработает, — ответил Гарри, встретив её взгляд. — Есть у меня кое-какие мысли, но сначала мне нужно обсудить это с Гермионой, чтобы убедиться, что это осуществимо.       — Хорошо, — кивнул Артур. — Если я могу чем-нибудь помочь, только скажите, а пока я подумаю насчёт правдоподобной версии больничного.       Гарри видел, что Гермионе не терпелось спросить его о третьем варианте, но это могло подождать. Повторно «заморозив» ногу Артура и выдав ему горсть маггловских обезболивающих — на эту ночь и завтрашний день, — они собрались уходить. Гарри видел, что Артур отпустил их не без колебаний. К счастью, он смог сдержаться, и обошлось без очередной порции благодарностей и извинений. Кивнув на прощание, Гарри положил руку на плечо Гермионы и вывел её из коттеджа.       Он направился было прямо к их обычному месту, чтобы сразу установить палатку, но Гермиона потянула его к небольшой куче дров позади коттеджа. Там она, подсвечивая себе палочкой и не обращая внимания на дождь, тщательно выбрала большой гладкий на вид обрубок ствола и вручную потащила его к небольшому холму, на котором был похоронен Добби.       Гарри не протестовал — он понимал. Вместо этого он зажал в зубах светящуюся на конце палочку Драко и присоединился к ней, помогая катить тяжёлый кусок дерева по мокрому песку. Добравшись до места, они поставили пень всего в нескольких футах от надгробия Добби, и Гарри осветил для неё холм. Пока она работала, он стоял безмолвно и совершенно неподвижно. Её плечи поникли, тело тряслось, лицо болезненно кривилось, но она тщательно трансфигурировала цельный кусок древесины в простой, но изящный крест. Затем она выгравировала имя — по центру горизонтальной крестовины, простыми серебряными буквами. Долгую минуту они стояли там молча, в окружении темноты и капель дождя. Наконец Гермиона сжала его руку, и они двинулись к «своей» дюне.       Гарри понимал, что не испытывал тех же чувств по поводу смерти Насира, что и Гермиона. Насир был её первым настоящим наставником. Человеком, на которого можно опереться. Кем-то вроде того, кем для него самого на протяжении многих лет был Дамблдор, а в отдельные периоды — Сириус, Ремус и даже в какой-то момент фальшивый Грюм. Так что, бесспорно, смерть Насира ударила по ней сильнее, чем по нему.       Но это всё равно было чертовски больно.       Так больно, что, устанавливая палатку, он не мог с уверенностью сказать, был ли лишь дождь источником влаги, стекающей по его лицу, — но при этом он точно знал, что Гермионе сейчас было много, много хуже.