В лесу Дин / In the Forest of Dean

      Приглушённый хлопок эхом разнёсся в тёплом влажном воздухе, сопровождая появление трёх невидимых тел на опушке леса с восточной стороны от владений Лавгудов. Чтобы снизить риски, они намеренно аппарировали подальше и от «Норы», и от того места, которое традиционно использовалось для входа на территорию Лавгудов, и теперь, чтобы добраться до границы антиаппарационного барьера, им предстояло преодолеть довольно неприятный заболоченный участок. Однако это была небольшая плата за то, что их текущее местоположение, во-первых, обеспечивало хороший обзор территории вокруг дома, во-вторых, давало множество возможных укрытий их новоприобретённому «наблюдателю». Хотя, если честно, Гермиона сильно сомневалась, что он станет что-то там «наблюдать» — скорее просто будет сидеть и усиленно на них дуться, но хоть не под ногами мешаться — и то хорошо.       Она лишь надеялась, что он не забудет аппарировать, если кто-нибудь всё-таки появится.       Гермиона только закатила глаза, когда Рон, едва коснувшись ногами земли по прибытии, сердито вырвал у неё свою руку. Это было так по-детски. Как будто ей самой так уж нравилось держать его потную ладонь. Она взяла его за руку только для того, чтобы доставить их к месту назначения. Её нисколько не удивляли те волны враждебной энергии, которые он вокруг себя распространял — она понимала причины его злости. Но это не означало, что она считала её оправданной.       Завтрак прошёл в таком напряжении, что Гермионе казалось, будто она сидит в скороварке и её мозги скоро вытекут через уши. Очевидно, Рон слышал их с Гарри, когда она разбудила палатку ярким светом волшебной палочки. Ничего удивительного в этом не было. Рано или поздно это должно было случиться — хотя, конечно, позже было бы предпочтительнее. Но случилось как случилось. И теперь Рон напоминал прикрытый крышкой кипящий котёл. И всё же она, как и Гарри, ни о чём не жалела.       Им нужно было поспать.       Точка.       Но Рон был Роном, заставить его отступиться от этой темы было нереально. Да, возможно, он и заткнулся, когда она вместо ответа послала ему убийственный взгляд, но его молчание было настолько громким, что ни у кого не возникало ни малейших сомнений — оно продлится недолго. В своей классической манере Рон упорно отказывался повзрослеть и взглянуть на картину в целом, и снова Гермиона оказалась в положении, когда она — в какой-то мере — могла понять его чувства, но — ни в коей мере — не была с ними согласна.       Его поведение было не просто неразумным, оно было опасным. И Гермиона ничего не могла поделать, она злилась. Более того, она испытывала какое-то жгучее отвращение при виде того, как он вёл себя с самого момента появления. Какой же идиот! Ну чего он ждал, в самом деле? Что после семи месяцев отсутствия между ними троими всё останется как прежде? Что они ему обрадуются? С какой стати? Он что, думал, они тут все семь месяцев плакали по нему и ждали его возвращения?       Он и раньше часто проявлял поразительную близорукость, но даже для него подобные ожидания были несусветной глупостью. Как ребёнок, ей-богу. Ни логики, ни разума, одни эмоции. Гермиону едва ли не тошнило от разочарования.       Ну конечно же, он сосредоточится только на их отношениях. Конечно же, он будет пялиться на её шрамы и отпускать бесцеремонные комментарии. И конечно же, он позволит своей злости ослепить себя и даже не попытается взглянуть на вещи с их точки зрения.       Как будто мы тут не войну ведём, а красотами дикой природы наслаждаемся, — язвительно подумала она.       Или как будто за нами не гонится отбитый на всю голову монстр-психопат.       Или как будто мы не единственные, кто знает, как его остановить.       Или как будто от нашего успеха не зависит судьба всего волшебного мира.       Кретин безмозглый.       Наблюдая за ним краем глаза, она задавалась вопросом, как долго продержится эффект её сдержанного и абсолютно спокойного ответа за завтраком, после которого он захлопнул рот и молча плюхнулся на своё место. Оставшееся время завтрака он сидел в одной застывшей позе и ковырялся в своей яичнице, излучая молчаливое негодование, пока Гарри не выгнал его из палатки, чтобы её собрать. Как только всё было упаковано, Гермиона наложила на них дезиллюминацию и крепко схватила за руки для аппарирования.       И вот они на месте. Лёгкий ветерок дыхнул ей в лицо, подняв волоски на коже в секундном ознобе. Она посмотрела вперёд, на заросшее болото, отделяющее их от дома Лавгудов, и подавила сердитый стон.       Мы совершаем ошибку, — настойчиво билось в голове.       Надо было оглушить его, сделать с ним что угодно, но не приводить сюда. Сейчас он ещё нестабильнее, чем был двенадцать часов назад, когда они сидели за маленьким деревянным столом и ужинали в неловком молчании. Он взволнован и рассеян. Он зол на них и иррационален в своих суждениях, и они собираются оставить его вариться в собственном соку, одного, без присмотра, без защиты, в то время как сами отправятся в очередной раз рисковать шеей. Ничем хорошим это кончиться просто не могло. Она буквально физически ощущала исходящие от него волны гнева, и это действовало ей на нервы.       Что-то обязательно произойдёт. Она чувствовала это на уровне инстинкта. И произойдёт полностью по его вине. Хотя по его ли? Они с Гарри знали о риске и всё равно взяли его с собой. Так кто будет виноват, если что-то случится?       Ну в самом деле, чего ещё от него ожидать? Он обвинял их, бросал, разочаровывал и подводил на протяжении многих лет, и громкий уход в сентябре прошлого года стал лишь завершающей точкой этой славной шестилетней истории. Да, он вернулся, но с момента своего возвращения не сделал абсолютно ничего, чтобы показать какое-либо развитие — ни в физическом плане, ни в эмоциональном.       И теперь мы в заднице.       На самом деле уже не имело никакого значения, оставили ли они его, взяли с собой, вернули домой или отправили обратно в «Ракушку». Они уже были в заднице. Какое-то время за завтраком она раздумывала о том, чтобы отказаться от их плана и передать Рона Артуру — он бы смог держать сына в узде, ему она в этом доверяла. А вот миссис Уизли нет. А прятать Рона в течение нескольких месяцев без ведома жены Артур никак бы не смог. Во всяком случае, не с этими их семейными часами. Если бы Рона держали в плену, будь то в их же доме или где-то в другом месте, миссис Уизли узнала бы об этом в мгновение ока.       Гермиона вздохнула.       Нужно было заранее заклясть эти проклятые часы. Но кто ж знал, что младшенький Уизли вот так их кинет?       Она подумывала о том, чтобы стереть его память и удалить всю важную информацию из его разума. Тогда, если он снова сбежит, то уже не будет представлять такой опасности. Но на столь обширное вмешательство в чужие воспоминание ей просто не хватало навыков. Она хорошо справлялась с устранением конкретных временных отрезков, могла внушить ложные воспоминания, как сделала со своими родителями, полностью изменив их жизнь. Но ювелирное извлечение бесчисленного множества конкретных воспоминаний с сохранением общей канвы было гораздо сложнее. Это было бы всё равно, что пытаться вытащить несколько отдельных нитей из сложного, плотно сшитого гобелена, оставив рисунок неизменным.       Может быть, если бы у неё было больше опыта…       Но она никогда этого раньше не делала. Получилось бы у неё? Возможно, при наличии достаточного времени и практики, но никак не за час до похода к Ксенофилиусу.       Пытаясь сделать это впопыхах, она рисковала навсегда повредить разум Рона.       Можно было бы просто стереть из его головы всё, что касалось этой миссии, но это казалось чрезмерным даже для неё. Разрыв был бы огромным. Белое пятно на несколько месяцев было бы заметно даже без легилименции. На любом допросе сразу стало бы очевидно, что кто-то побывал в его голове. Да и Уизли вряд ли были бы довольны.       В конце концов, она просто пыталась поступить правильно — разумно сбалансировать риск, который представлял Рон, с возможными последствиями выбранного ими решения. Она не хотела ему навредить; она просто хотела обеспечить их безопасность и безопасность их миссии. Поэтому она выбрала то, что казалось в тот момент меньшим из зол.       Вздохнув, она просто добавила ещё одни чары к тем, что уже наложила на монету, предназначенную для Рона, и постаралась подавить нервное беспокойство.       Что бы они ни делали, всегда существовал риск, что Рон найдёт способ всё испортить. Так что до поры до времени, пока они не найдут лучший вариант, им придётся держать его рядом и контролировать каждый его шаг.       — Это твой пост, — услышала она бесцветный голос Гарри сразу после того, как он бросил вокруг них несколько обнаруживающих заклинаний. Она знала, что он указывает на окраину леса, хотя и не могла его видеть. — Монета у тебя?       — Да, — буркнул Рон, и ей снова захотелось закатить глаза.       — Хорошо. Помни, если что-нибудь увидишь — нажми на неё дважды и аппарируй обратно на утёс, — сказал Гарри, шагнув к Гермионе.       — И не забудь освежать делюминацию по мере необходимости, — добавила Гермиона, держа руки плотно прижатыми к бокам, чтобы контролировать свой вспыльчивый характер. — Она держится примерно десять минут. Не знаю, как долго нас не будет, но, надеюсь, за полчаса мы управимся.       Рон не ответил.       Она чувствовала его присутствие всего в нескольких футах от себя, но, кроме неловкого напряжения и гневных флюидов, не получила ничего. Гермиона крепко зажмурилась, когда новая волна тревоги прокатилась по её венам, и подавила желание врезать по его невидимой физиономии. Она бы не промахнулась — даже несмотря на делюминацию.       Она сделала ещё один тихий вдох и заставила себя немного расслабить плечи. Как же ей это не нравилось. Она просто ненавидела эту паршивую ситуацию, в которой они с Гарри оказались. После всех их тренировок, после всей подготовки! Как будто само провидение раз за разом возвращало их с небес на землю, подкидывая новые сложности.       — Наложи на себя заглушающее заклинание, как мы договаривались, и не выходи на открытую местность. Оставайся здесь, избегай посторонних глаз и держи ухо востро. Вполне возможно, здесь есть какие-то тревожные барьеры, на сработку которых явятся егеря, так что будь готов действовать и действовать быстро, — холодно сказала Гермиона, в сотый раз повторяя оговоренный план. Хотя, скорее всего, в этом не было никакого смысла. Она почти не сомневалась, что этот болван её всё равно не слушает. — Мы скоро вернёмся.       С этими словами она повернулась на каблуках и схватила Гарри за невидимую руку, инстинктивно зная, где она будет, а затем направилась к небольшому заболоченному участку, которое отделяло их от странного строения на горизонте. Высокий и прямой, дом поднимался вертикально вверх на фоне тусклого утреннего неба и совсем не походил на кособокую, как будто слепленную из разных частей «Нору». Она нередко задавалась вопросом, все ли волшебные дома были изначально волшебными или какие-то из них строились обычным маггловским способом и лишь потом зачаровывались? При взгляде на «Нору» и дом Лавгудов не возникало ни малейших сомнений, что они с нуля возводились волшебным образом.       — Сколько ещё продержится твой щит? — прошептал Гарри ей на ухо после того, как они наложили на себя заглушающие чары и отошли на несколько шагов от «наблюдательного пункта».       — Семь минут. Гарри, Рон на грани взрыва. Зря мы его взяли с собой.       — Знаю. Я весь завтрак думал, что с ним делать, но ничего лучшего мне в голову так и не пришло. — Гарри сжал её руку, когда они начали пробираться по болоту. Они надеялись, что оно ещё не растаяло с зимы, но, похоже, мягкая южная погода конца марта уже взяла своё. — Ты собиралась его оглушить, да? Этим утром?       — Собиралась, — со вздохом подтвердила она, приостановившись, чтобы вытащить ногу из засасывающей грязи.       — И что тебя остановило?       — Миссис Уизли, — простонала она. — Я подумывала оглушить его и передать Артуру, чтобы тот подержал Рона взаперти в безопасном месте, пока мы не придумаем лучшее решение. Уверена, он не стал бы задавать лишних вопросов. Но миссис Уизли… Ты представляешь, какую истерику она закатит, когда об этом узнает? А она узнает. Поэтому я решила отказаться от такого варианта. Если бы Рон сам согласился оставаться на месте и мы могли бы ему доверять, я бы отвела его обратно в «Ракушку». Не будь он Роном, мы могли бы мирно договориться, что приедем туда и поговорим с ним после сегодняшней вылазки. Можно было бы объяснить ему, почему ему лучше оставаться там. Но это Рон, а значит, все попытки разумных переговоров заранее обречены на провал.       Они на мгновение приостановились, проходя через магический барьер. Странное покалывание на коже навевало мысли о жужжании небольшого роя дружелюбных шмелей. Ощущение было необычным, непохожим ни на что, с чем она сталкивалась раньше. Должно быть, это объяснялось тем, что мать Луны придумала эти чары сама, и они были полностью уникальны. Гермиона поймала себя на мысли, что хотела бы познакомиться с этой женщиной.       Они подождали несколько секунд прямо на границе барьера, готовые броситься бежать, защищаться или атаковать в зависимости от ситуации, — но ничего не произошло. Сделав ещё один неуверенный шаг вперёд, они уже смелее продолжили путь.       — Я добавила ещё одни чары на его монету, на всякий случай, — сказала Гермиона, помогая Гарри пройти по особенно топкому участку.       — Что за чары?       — Отслеживающие. Небольшой маячок, чтобы можно было его найти, пока он держит монету при себе. Чары слабенькие, будут работать только на коротких расстояниях. У меня не было времени устанавливать полноценное следящее заклинание, но Рон всё равно никогда не был силён в аппарации, поэтому я решила, что он не уйдёт слишком далеко. Гипотетически нам нужно иметь возможность найти его, если он снова сбежит.       — Хорошая мысль. Если по возвращении не обнаружим его на месте — отловим и всё-таки вручим Артуру. Пусть воспитывает.       — Ага. Розгами, — мстительно добавила Гермиона. — Надеюсь, он не успеет вляпаться в неприятности хотя бы за то время, что мы проведём с Ксенофилиусом.       — Пф-ф, это же Рон, — закатил глаза Гарри. Её опасения были вполне оправданы. В прошлый раз Рон попал в плен в первые же пятнадцать минут после аппарации из их лагеря. — Ладно, предположим, он никуда не уйдёт. Как думаешь, насколько всё будет плохо по возвращении в лагерь?       — На уровне взрыва ядерной боеголовки, — сказала она без всяких эмоций. — На самом деле, меня совершенно не беспокоит, что он там себе думает.       — Ну да. Тебя беспокоит, что он может из-за этого натворить, — кивнул Гарри. Они наконец выбрались на твёрдую землю, и он вздохнул с облегчением.       Их ботинки и джинсы были покрыты грязью почти до колена. Быстрый взмах палочки удалил большую её часть, но штанины по-прежнему выглядели грязными. Упрямая зеленовато-коричневая жижа прочно въелась в ткань и ни в какую не желала её покидать. Странная грязь. Хотя, наверное, удивляться местным странностям было глупо, учитывая, чей это был дом.       — Да, — спокойно признала Гермиона.       Это было правдой. Она не боялась гнева Рона. Чего ей бояться? Он и палочку-то поднять не успеет, как она его уже обезоружит — даже без всякой магии. И обидеть его она тоже не боялась.       Её уже откровенно достало его незрелое, эгоистичное поведение. Они с Гарри не сделали ничего плохого, все его обиды были абсолютно незаслуженными. Её волновало другое. Во-первых, ей совершенно не нужна была ещё одна смерть на её совести. И во-вторых, она просто не могла допустить, чтобы вся их миссия оказалась под угрозой провала из-за одного недоумка. Довести Рона до повторного «хлопка дверью», а потом ловить его по всей Англии? Ну уж нет. Им с Гарри что, делать нечего, кроме как носиться за ним по стране и возвращать каждый раз, когда его нежные чувства будут задеты? К тому же даже он в конце концов поймёт, как они его находят, и избавится от монеты.       Только по этой причине она не стала подтверждать его подозрения за завтраком.       Чтобы он не сбежал и не разрушил все их планы. Отказав ему в ответе, она получила немного времени и гарантию, что он не сбежит. О нет, теперь сбежать ему не позволят собственный гнев и неудовлетворённое любопытство. Он останется уже потому, что ему нужны были ответы. А там, когда они вернутся в лагерь, уже можно будет поговорить, как разумные взрослые люди, и спокойно обсудить ситуацию.       Взрослые. Разумные. Ага. Гермиона мысленно фыркнула.       Она прекрасно понимала, что о спокойном разговоре можно было только мечтать. Ну ладно, с этим они разберутся после. А пока нужно сосредоточиться на текущей задаче.       Словно прочитав её мысли, Гарри крепко сжал её руку.       — Давай сначала закончим тут, — мягко сказал он. — А потом уже решим, что делать дальше.       Они приблизились к покосившейся калитке, на которой были прибиты три самодельные, когда-то ярко раскрашенные, а теперь выцветшие и облупившиеся таблички. На первой была надпись: «Кс. Лавгуд, главный редактор журнала «Придира», на второй: «Омела на ваш выбор», на третьей: «Не наступайте на сливы-цеппелины».       Они осторожно прошли через скрипучие ворота. Дорожка, зигзагами ведущая к дому, вся заросла самыми причудливыми растениями, включая куст, увешанный оранжевыми плодами в форме редисок, которые Луна часто носила их в ушах вместо серёг. Гермиона мимоходом подумала, что нужно будет спросить у Луны, как они называются, если им когда-нибудь вновь доведётся встретиться. Снаружи дом казался заброшенным и неухоженным, чем-то напомнив Гермионе её собственное самоощущение в последние месяцы, и ей стало грустно.       Они были не единственными, кого затронула война.       Кроме сонной совы, сидевшей у открытого окна на втором этаже, вокруг не было никаких признаков жизни. По негромкому стуку в дверь Гермиона поняла, что Гарри объявил об их присутствии. Потекли томительное секунды ожидания. Её сердце ровно отбивало ритм, мышцы застыли в напряжении.       Она нервничала из-за того, что ей предстоял разговор с другим человеком, но ещё больше из-за того, что она заходила на незнакомую территорию. Она понимала, что разговор на пороге был бы слишком заметным, но все её инстинкты восставали против нахождения в чужом закрытом доме. Незнакомое, тесное, ограниченное помещение сильно сужало пространство для манёвра, если им понадобится бежать или защищаться.       Ожидание затягивалось, и Гермиона начала сомневаться, не опоздали ли они. Возможно, Ксенофилиус был вынужден покинуть свой дом и сейчас где-то скрывается. Или его взяли в плен. Или реальность ещё мрачнее, и он уже мёртв. Она уже собиралась сделать Гарри знак уходить, когда услышала приглушённый шум внутри дома, и дверь распахнулась, явив её удивлённому взору не кого иного, как очень растрёпанного и какого-то растерянного Ксенофилиуса.       — Кто здесь? — прошептал он, обшаривая глазами пустое пространство перед собой.       Он сильно изменился с тех пор, как они в последний раз видели его в «Норе». Несмотря на холод, он был бос и одет во что-то, похожее на замызганную ночную рубашку. Его длинные серебристые волосы, напоминающие сладкую вату, были нечёсаны и, похоже, давно не мыты. Гермиона движением пальца сняла дезилюминационное заклинание с себя и Гарри. Глаза Ксенофилиуса расширились, и он потрясённо прислонился к дверному косяку. Не было никаких сомнений в том, что он их узнал.       — Мистер Лавгуд, — спокойно сказал Гарри, настороженно осматривая человека перед ними. — Мы можем войти?       Казалось, хозяин дома лишился дара речи. Некоторое время он стоял без движения, вцепившись в дверной косяк, потом его голова качнулась вперёд, как у болванчика, один раз, второй, третий, всё быстрее, пока он наконец не отлепился от косяка и не отошёл внутрь дома. Его странное поведение нервировало. Гарри крепче сжал её руку, и они осторожно протиснулись внутрь, закрыв за собой дверь.       Спотыкаясь на ходу, Ксенофилиус отступил на несколько футов на кухню и встал у грязного кухонного стола, отчаянно вцепившись рукой в край столешницы. Его глаза подёргивались, губы дрожали, как будто он боролся сам с собой. Он открывал рот, несколько секунд стоял, пока его тело не начинало трястись, и он снова его закрывал, так и не издав ни звука. Он выглядел несчастным, по-настоящему несчастным.       Гермиона быстро осмотрелась. По дому как будто пронёсся ураган. Или его разнесли в припадке ярости. Тревога Гермионы усилилась, и она крепче сжала палочку. У неё оставалось всего три минуты щита, и его нужно будет наложить снова, но больше всего на свете ей хотелось просто уйти. Что-то здесь было неправильно. Что-то было не так, и она знала, что Гарри тоже это чувствовал.       Наконец Ксенофилиус всё-таки обрёл дар речи и, странно скривив лицо, заговорил:       — Не хотите ли подняться наверх и выпить чаю? В гостиной гораздо удобнее.       — Нет, спасибо, сэр, — медленно произнесла Гермиона, не отрывая от него глаз, и подтолкнула Гарри под руку. — У нас был только один короткий вопрос, который мы надеялись вам задать.       — Ах да, да, да, да, да, да, конечно, конечно. Пожалуйста, присаживайтесь.       Он прошаркал вдоль стола к захламлённой кухонной стойке и, несмотря на то, что они отказались от предложенного чая, начал доставать чайные кружки. Схватив банку с заваркой, он насыпал её прямо в кружки и залил холодной водой из-под крана. Тем временем Гермиона и Гарри осторожно пробрались к столу.       В комнате царил беспорядок.       Кухонные шкафы, когда-то выкрашенные в яркие цвета, теперь выглядели тусклыми и серыми. Повсюду стояла грязная посуда, а на приставном столике и на полу высились разномастные стопки книг и газет. Чугунная винтовая лестница в центре комнаты, ведущая на верхние этажи, была покрыта пылью и завалена одеждой, на каждой ступеньке валялись бумаги. Гермиона смотрела на всё это с настороженностью. Её рука дрогнула, когда Ксенофилиус начал шарить по полкам, видимо в поисках того, что должно было изображать сахарницу. Приподняв бровь, она наблюдала за тем, как он зачерпывает пустые ложки и подносит их к каждой кружке. Они с Гарри обменялись встревоженными взглядами. Стеклянная банка была совершенно пуста, но Ксенофилиус как будто этого не замечал. Они оба понимали, что этот человек был самым очевидным образом не в себе.       — Сэр, мы хотели спросить вас о символе, который был у вас на шее на свадьбе Билла и Флёр прошлым летом — треугольник с кругом посередине. Вы можете сказать нам, что он означает? — поспешил спросить Гарри. Ему здесь так же не нравилось, как и ей, и он хотел поскорее отсюда уйти.       Ксенофилиус замер у кухонной стойки, и его тело снова затряслось. Это выглядело жутко, и грудь Гермионы сдавило от страха.       Уж не является ли эта дрожь остаточным последствием Круциатуса? — задумалась она. — Что с ним случилось?       Что-то было не так с этим человеком. Медленно повернувшись, Ксенофилиус принёс три чашки с плавающей в холодной воде заваркой и поставил их на кухонный стол. Его мимические мышцы были напряжены в неестественной, до жути фальшивой улыбке, хотя удивление, выраженное изогнутой бровью, казалось искренним. Это выглядело так, как будто он не мог полностью контролировать своё тело.       — Вы имеете в виду знак Даров Смерти? — спросил он и вытянул из-под своей ночной рубашки цепочку с тем самым символом.       — Да, сэр, именно этот символ. Что такое Дары Смерти? — продолжил расспрашивать Гарри, надеясь покончить с этим как можно быстрее.       По лицу Ксенофилиуса скользнула первая искренняя эмоция, помимо удивления и страха. Он улыбнулся, осторожно сел за стол и крепко сжал кружку в руках, указав взглядом на свободные места на противоположной стороне стола. Гарри медленно подошёл к потёртому стулу напротив Ксенофилиуса и, не выпуская руку Гермионы, неловко сел. Они оба примостились на краешках своих сидений, готовые в любой момент сбежать.       — Меня не удивляет, что вы о них не слышали. Очень, очень немногие волшебники в них не верят, чему подтверждением тот твердолобый юноша на свадьбе, который набросился на меня, приняв этот знак за символ известного тёмного волшебника! Хах! Какое невежество — в Дарах Смерти нет ничего тёмного, по крайней мере в том смысле, какой обычно вкладывают в это слово. Те, кто верит в Дары, носят этот знак, чтобы по нему узнавать единомышленников и помогать друг другу в Поиске.       Он сделал глоток из кружки, которую сжимал в руках, как спасательный круг, и, похоже, даже не заметил ни отвратительного вкуса «чая», ни того, что он холодный. К его губам прилипло несколько влажных кусочков чайных листьев, но Гермиона решила, что лучше на это не указывать.       — И во что же вы верите? — тихо спросила она, наблюдая за продолжающимися подёргиваниями его тела. — Что означает этот символ?       — Этот символ означает, что тот, кто его носит, верит в Дары Смерти, — заявил Ксенофилиус таким тоном, как будто это было совершенно очевидно. Кажется, его чем-то смутил её вопрос, и он одарил их ещё одной вымученной улыбкой. — Это просто символ Даров.       — Но что такое эти Дары?       — Вы не слышали «Сказку о трёх братьях»?       Гарри нахмурился, как и Гермиона. Конечно, они знали «Сказку о трёх братьях». За последние семь месяцев они перечитывали её раз десять. Каждый раз, когда они открывали томик «Сказок барда Бидля», они натыкались на эту историю. Это была просто сказка, одна из многих в детской книжке. Той самой книжке, которую Дамблдор завещал Гермионе, и о смысле которой она гадала до сих пор.       — Слышали, — натянуто сказал Гарри, поглядывая на Гермиону. Им обоим нужно было срочно переделать свои щиты.       — Ну, так эта история как раз о Дарах Смерти.       — Простите, но я всё ещё не понимаю, — медленно проговорил Гарри.       Дёрнувшись, Ксенофилиус резко вскочил из-за стола, заставив Гермиону и Гарри вздрогнуть и поднять свои палочки. Под их настороженным взглядами он пробрался со своего места к угловому столику, заваленному стопками бумаг, и начал в них рыться.       — Щит, — тихо пробормотал Гарри, и Гермиона понятливо кивнула в ответ.       Они оба обновили свои щиты, пока Ксенофилиус продолжал шуршать бумагами и бормотать что-то себе под нос, даже не заметив фиолетовые вспышки позади себя. Тревожное предчувствие, мучившее Гермиону с того момента, как они покинули безопасный лагерь, становилось всё отчётливее, и она уже не могла его игнорировать. Что-то было не так. Всё в этом доме было неправильно, начиная от его хозяина, который самым очевидным образом был не в ладах как с собственным разумом, так и с телом. Дом явно обыскивали, а Ксенофилиуса — пытали. Один Мерлин знает, что ещё здесь произошло. Внезапно он повернулся к ним с широкой улыбкой, крепко сжимая в руке чистый лист бумаги и перо. На нетвёрдых ногах он вернулся к столу и шлёпнул страницей по грязной поверхности.       — Да, да, да, Дары Смерти. — Он начал рисовать знакомый символ. — Вот, теперь видите? Мантия-невидимка, Воскрешающий камень, Старшая палочка — вместе эти три части составляют Дары Смерти.       Он выглядел таким довольным собой, как будто только что поделился какими-то бесценными знаниями. Затем ещё одна, гораздо более сильная волна дрожи пробежала по его телу, и его пальцы крепко стиснули перо, как будто он терпел боль.       — В книге они так не называются, — осторожно сказала Гермиона, чуть отодвинувшись на своём сиденье, чтобы увеличить расстояние между собой и этим обломком человека.       — Конечно нет, это же детская сказка, — сказал он так, словно удивлялся их непонятливости. Очередная волна дрожи сотрясла его тело, и он вцепился рукой в край стола, на мгновение стиснув зубы. — Легенда, лежащая в основе этой сказки, гораздо древнее. Собранные вместе, Дары делают человека повелителем смерти.       — Мистер Лавгуд, а семья Певереллов имеет какое-нибудь отношение к Дарам Смерти? — спросила Гермиона после затянувшейся паузы. Она давно задавалась вопросом, почему этот символ был изображён на надгробии в Годриковой Лощине, и ей показалось, что сейчас было самое подходящее время спросить об этом.       — Ну конечно! — воскликнул Ксенофилиус. Вопрос его как будто озадачил. — Самое непосредственное! Три брата Певерелл были первоначальными владельцами Даров. Старшему, Антиоху, принадлежала волшебная палочка, делающая своего хозяина непобедимым в бою. Средний, Кадм, владел воскрешающим камнем, способным вернуть жизнь мёртвым. Игнотус, младший из троих, был хозяином мантии истинной невидимости, и я здесь говорю не о каком-то зачарованном куске ткани, а о покрове, полностью скрывающем своего владельца как от взгляда, так и от магии! Но позвольте мне заверить вас, юная леди, что это не просто легенда.       — Подождите, вы хотите сказать, что Дары реально существуют? — недоверчиво уточнил Гарри.       В этот момент дверь в дом с грохотом распахнулась, и внутрь ввалился Рон. Ксенофилиус подскочил от резкого звука и затрясся сильнее прежнего. Гермиона и Гарри сорвались со своих мест и выставили перед собой палочки.       — Что ты здесь делаешь? — прошипела Гермиона. Её взгляд метался между Роном и хозяином дома, который выглядел так, как будто его били крупные судороги.       У него припадок? Неужели длительные пытки оставляют такие сильные последствия? Да что же такое с ним сотворили?!       Вопросы вихрем крутились в её голове, но она отбросила их усилием воли и целиком сосредоточилась на Роне, изо всех сил пытаясь контролировать вспыхнувший гнев.       — Ты должен был оставаться на месте и вести наблюдение!       — Да?! Ну так я устал просто сидеть и ждать! Меня достало торчать там и не знать, что происходит! Вести наблюдение? Серьёзно?! Вы меня совсем за идиота держите? Да никому на хрен не сдалось это ваше наблюдение! Так что хватит кормить меня этим дерьмом… — Рон осёкся, когда его взгляд зацепился за их переплетённые пальцы. Его глаза сузились. — Почему вы ПОСТОЯННО держитесь за руки?!       — Да ты, блядь, издеваешься, Рон?! — простонал Гарри, закатив глаза. — Это для того, чтобы нас не разделили, или если понадобится срочно аппарировать, кретин! А теперь возвращайся на свой пост!       — Нет! Я никуда не пойду, пока не узнаю, какого чёрта происходит! — проорал в ответ Рон, делая шаг вперёд. — И не смей мне врать, ты, вероломный ублюдок!       — Так, этого достаточно! — отрезала Гермиона, поднимая палочку к его лицу с чётким намерением оглушить его и положить конец этому абсурдному противостоянию.       К чёрту это всё! Артур может забирать его и делать с ним, что хочет. После того, как я всё-таки сотру его память.       — П-п-простите! — взвыл Ксенофилиус, рухнув на землю и корчась, как от сильной боли. Взгляд Гермионы метнулся к нему. — У-у-уходите! Уходите! Вам нужно уйти! Я пытался! П-п-простите меня.       — Пытался что? — тупо спросил Рон, в замешательстве уставившись на бьющегося в конвульсиях хозяина дома, в то время как Гермиона застыла на месте.       Её мозг обработал слова Ксенофилиуса ещё до того, как тот закончил их произносить, и в одно мгновение всё со щелчком встало на место. Как будто кусочки головоломки наконец сошлись нужными сторонами. Глаза Гермионы расширились от понимания. Вот почему дом выглядел таким запущенным. Вот почему Ксенофилиус дрожал и дёргался. Вот почему его движения выглядели так, словно он боролся с собственным телом.       Потому что он действительно боролся — с проклятием Империус. Но у него больше не осталось сил.       — УХОДИМ! СЕЙЧАС ЖЕ! — закричала она и, дёрнув Гарри, бросилась вперёд.       Стена дома взорвалась. Звук акустическим молотом ударил по барабанным перепонкам, куски камня и дерева разлетелись по дому, как шрапнель. Гермиона выпустила руку Гарри и откатилась в сторону, чтобы уйти из-под падающей чугунной лестницы. Её щит выдержал бы такой удар, он уже защитил её от нескольких крупных обломков камня и дерева, но они всё равно не могли аппарировать из дома, так что она предпочла приберечь ресурс своего щита на тот случай, когда он действительно понадобится. А судя по завалам и горящим обломкам на пути к выходу, понадобится он обязательно.       Она бросила быстрый, дезориентированный взгляд вокруг, и её желудок скрутило. Дом выглядел как зона боевых действий после массированной бомбардировки. В ушах звенело. Сквозь наполнившие воздух дым и пыль она с трудом разглядела Ксенофилиуса. Он лежал на полу, справа от неё, вокруг его головы расползалась лужа крови, а из бедра торчала большая деревянная палка. Гермиона не знала, был ли он мёртв или только без сознания, но ради Луны надеялась на последнее. Тлеющие обрывки газет и книжных страниц медленно оседали поверх завалов, с верхних этажей начали сыпаться горящие обломки. Дом глубоко застонал, скрипучий звук шёл от самого его основания и эхом поднимался по стенам на верхние этажи.       Не было сомнений, что он вот-вот рухнет.       Её сердце резко заколотилось. Она поползла на коленях, но тут же бросилась в сторону, чтобы избежать заклинания, пролетевшего прямо над головой. Закашлявшись от дыма, она ещё раз огляделась вокруг и увидела полдюжины фигур в чёрных мантиях, которые стремительно приближались к дому. Они что-то кричали, но слов было не разобрать. Она нигде не видела Рона — должно быть, его тоже отбросило взрывной волной, но нельзя было исключать, что без щита он просто не пережил взрыв. Эта мысль пришла к ней мельком, пока она ползком пробиралась к выходу. Она знала, что Гарри слева от неё направлялся туда же.       Увернувшись от новой атаки, она почти не глядя выстрелила в ответ — её заклинание разрезало ближайшую фигуру в чёрном, и в общую какофонию звуков добавились его сдавленные крики. Она не стала задерживаться и продолжила карабкаться по обломкам, отчаянно пробираясь к пятну света в отверстии в стене дома.       — Уходим из дома! — снова закричала она. Не для Гарри — он-то точно знал, что делать. Она кричала для Рона, если тот всё ещё был жив и растерянно жался где-нибудь в углу. Возможно, услышав её крик, он хотя бы попытается сбежать. При этом её не так беспокоил вопрос его жизни и здоровья, как возможность того, что он может попасть в плен.       Пробегая сквозь завалы горящих книг и битого стекла, она краем глаза увидела размытую фигуру, которая кувырком нырнула в зияющую дыру в стене и чуть не словила пролетевший в считанных дюймах оглушитель. Она могла только предположить, что это был Гарри, и ответная безмолвная атака тотчас подтвердила её догадку. Издав сдавленный крик, очередная безликая фигура в чёрной мантии с силой врезалась в остатки стены.       Наши щиты выдержат! Наши щиты выдержат! Нам хватит времени выбраться!       Она повторяла это про себя как мантру, продолжая карабкаться, уворачиваться и отстреливаться на ходу. Они выберутся. Главное не подставляться под вражеские заклинания. Их щиты помогут. Нужно только выбраться за антиаппарационный барьер, а там они сразу же аппарируют в безопасное место.       Она пригнулась, пропуская над головой летящие цепи, и нахмурилась. Почему цепи?       Ещё два шага, и она выбралась из отверстия на том месте, где раньше была дверь, и тут же ушла в перекат, уклоняясь от летевшего сзади заклятия. Гарри прикрыл её серией заклинаний, пока она ползком пробиралась к нему по каменному крошеву и битому стеклу, усеивавшему двор. Добравшись до ближайшего укрытия, она уже вскочила на ноги, чтобы предпринять ещё одну атаку, когда увидела борющуюся фигуру в руках крупного мужчины, который вышел из дома вслед за ней.       БЛЯДЬ!       — ПУСТИ, УРОД! — орал Рон, брыкаясь в железной хватке Фенрира Грейбека. Зрелище, надо сказать, было печальное. Голубые глаза Рона выкатились из орбит, лицо раскраснелось от напрасных криков и тщетных усилий. Но он самым очевидным образом был жив.       Со всех сторон от неё раздались хлопки, и Гермиона потрясённо ахнула, когда две толстые руки обхватили её сзади и мясистые пальцы сомкнулась на её руке с палочкой.       Они могут аппарировать сквозь барьер?!       Дальше тело действовало рефлекторно. Её голова резко откинулась назад и с размаху впечаталась в лицо человека, который удерживал её на весу. Перед глазами всё поплыло, но она сумела воспользоваться моментом и вырвать своё запястье из ловушки его пальцев.       Её щит всё ещё был активен — на исходе, но ещё на месте, так что она могла атаковать мужчину позади себя, не рискуя собственной безопасностью, что и сделала, ни секунды не раздумывая. Тошнотворный хруст ломающихся костей и хлюпанье расходящихся кусков плоти наполнил её уши. Ноги снова коснулись земли, за спиной раздался тяжёлый стук упавшего тела. Она чувствовала, как тепло чужой крови просачивается сквозь ткань куртки. Через секунду щит последний раз вспыхнул и полностью исчез.       Очевидно, его пределы определялись не только максимальной продолжительностью, но и интенсивностью использования, и шквал обломков, обрушившийся на неё во время и после взрыва, не прошёл бесследно. Они никогда раньше не испытывали свои щиты на предельный износ. Гермиона упала на колени и подняла палочку.       — СТОЙ! Или я убью твоего друга!       Слова эхом разнеслись по разорённому двору, и Гермиона мгновенно замерла. Её сердце захлестнула паника, взгляд метнулся в поисках Гарри. Его не могли поймать! Быстрый взгляд подтвердил, что это действительно было не так. По крайней мере, не совсем. Гарри застыл на месте слева от неё — с двумя вражескими палочками, направленными прямо ему в висок.       Гарри наблюдал за ними краем глаза, палочка в его руке едва заметно подрагивала. Его длинные волосы выбились из хвоста и свисали ниже плеч грязными спутанными прядями. Покрытые кровью и пылью, они закрывали часть его лица. Очков не было. Должно быть, они разбились при взрыве. Он не мог хорошо видеть, но и вытащить запасную пару тоже не мог, не спровоцировав нападение.       С упавшим сердцем она перевела взгляд на источник голоса. К тому времени она уже поняла, что речь шла о Роне. Фенрир стоял более чем в десяти футах от них. Его рука крепко сжимала горло Рона, ногти впивались в кожу мальчика, превращая его слова в сдавленные хрипы. Его палочка была направлена пленнику в висок, а на лице проступило выражение какой-то болезненной, почти безумной радости.       Тут он вполне мог бы посоперничать с Беллатрикс.       Ещё двое стояли перед ней. Их палочки были направлены ей в лицо, но она не чувствовала страха. Выравнивая дыхание, она только сильнее сжала пальцами палочку и несколько раз переметнула взгляд от одного врага к другому, оценивая все возможные варианты развития событий. И единственный вывод, к которому она смогла прийти, заключался в том, что они были в меньшинстве, в невыгодном положении и в полной заднице.       Если она атакует одного из тех двоих, что держали её на прицеле, второй наверняка успеет выстрелить. Щит больше её не защищал, а промахнуться на таком близком расстоянии было практически нереально. Скорее всего, щит Гарри тоже уже рассеялся, так что он находился в абсолютно таком же положении.       Какими бы быстрыми ни были они с Гарри, они вряд ли смогли бы провести две синхронные последовательные атаки по двум разным целям, находящимся более чем в четырёх футах друг от друга, не получив встречного удара, тем более когда вражеские палочки находились всего в нескольких дюймах от их лиц. Они никогда не практиковали нападение на две отдельные цели одновременно и совсем не рассчитывали, что окажутся в столь тесном кольце врагов без задействованных щитов.       Кроме того, без щитов попытка эффективно атаковать в такой близости от противника почти наверняка обернулась бы травмами и для них самих, так что единственный способ, при котором они могли расчитывать на успех, — это сначала переделать свои щиты и только потом вступать в бой. Но даже если им это удастся, оставался Рон. Прежде чем они успеют к нему приблизиться, Фенрир либо убьёт его, либо аппарирует для допроса.       Тут Гермиона прервала цепочку размышлений.       Нет, — подумала она. — Не убьёт. Если бы собирался убить, уже убил бы.       Угроза его жизни была уловкой, чтобы заставить их прекратить борьбу, и только. Их не собирались убивать, их стремились захватить в плен и, судя по всему, отчаянно. Скольких их людей они с Гарри уже убили? Троих? Четверых? Она не считала. И что они получали в ответ? Всё, чем их до сих пор атаковали, было несмертельным. Оглушаюшие, связывающие, стреножные — все эти заклинания не были опасны для жизни. И это при том, что они с Гарри откровенно расчленяли членов их команды.       Может быть, это из-за того, что Ксенофилиус их задержал? Возможно, эти люди подчинялись кому-то гораздо более высокопоставленному и не могли нарушить приказ? Может, им не разрешалось причинять вред потенциальным пленникам? Или, может, по какой-то причине они с Гарри считались особо ценными пленниками? Возможно — и она от всей души надеялась, что это не так — они уже точно знали, кого именно пытаются захватить.       Гарри, должно быть, пришёл к тем же выводам, и это была единственная причина, по которой он оставался неподвижен. Он точно так же просчитывал варианты. Явный гнев и неудовлетворённая жажда крови на лицах противников были лишним подтверждением того, что убивать их никто не собирался. Что-то сдерживало нападавших, что-то превыше их собственной воли и желаний. На самом деле оставался только один вопрос: знали ли они, что перед ними Гарри Поттер?       И только этот вопрос сейчас по-настоящему имел значение.       Теперь у неё не осталось никаких сомнений в том, что Фенрир не убьёт Рона, как бы того ни хотел. По крайней мере, пока. А значит, в самое ближайшее время их худший страх воплотится в реальность. Его допросят, и их миссия полетит в тартарары. Грудь сдавило от ощущения неминуемости приближающейся катастрофы. Всё рушилось. Всё стремительно разваливалось на части.       Они заберут Рона и всё узнают. Да, они с Гарри могли быстро набросить свои щиты, разделиться и добежать до барьера. У них бы обязательно получилось, в этом она не сомневалась, но всё это было уже совершенно неважно. Основной проблемы это не решало.       И этой проблемой был Рон.       Что бы они с Гарри ни делали начиная с этого момента, Рона заберут на допрос, и в результате их миссия потерпит крах, а значит, и их шансы победить Того-кого-нельзя-называть мгновенно уменьшатся с низких до невозможных.       Она перевела взгляд на Рона, который слабо трепыхался в крепкой хватке Фенрира. Он посмотрел на неё в ответ со страхом и немым отчаянием в глазах.       Её горло перехватило от накатившего гнева, кулак сжался.       Понимал ли он, что они оказались в тупике из-за него? Осознал ли, какая пропасть разделяет его и их мастерство? Видел ли он, как человека за её спиной разрезало на куски? Понял ли, что это сделала она?       Хуже всего было осознавать, что, если бы Рона здесь не было, они с Гарри уже вернулись бы в безопасное место на севере. Вместо этого они стояли в окружении врагов и взвешивали варианты один хуже другого. Она ещё раз пролистала в голове сценарии, чтобы убедиться в безальтернативности выбора.       Решение могло быть только одно.       Они позволяют себя пленить и идут туда, куда им скажут, попутно изыскивая любую возможность сбежать всем месте.       Она даже рассматривала вариант убить Рона, чтобы не оставлять его врагу. Но едва она произнесёт заклинание, то сразу окажется оглушена, и на Гарри в один миг свалится всё: наложить щит, сразится сразу с четырьмя противниками и Фенриром, забрать её тело и сбежать. Ко всему прочему она просто не была уверена, что попадёт точно в цель со своей текущей позиции. Если она промахнётся, Фенрир уйдёт. Возможно, в таком случае им удастся отследить Рона по монете, но сколько к тому времени он успеет раскрыть?       Рон совершенно не умел защищать свой разум.       Им не потребуется много времени, чтобы узнать то, что их интересует.       Она быстро взглянула в сторону Гарри, на долю секунды поймала его взгляд и тут же отвела глаза. В этот краткий миг она увидела то, что уже поняла сама, но так отчаянно не хотела признавать. Поражение. Он пришёл к тому же неизбежному выводу, что и она, и лёгкое покачивание его головы только подтвердило это.       У них не осталось выбора.       Она тихо вздохнула и краем глаза увидела, как плечи Гарри опустились, а лицо напряглось. Её вздох сказал ему всё. Медленно они оба начали опускать свои палочки, чтобы уже через миг их грубо вырвали у них из рук.       — Отлично, — сказал высокий темноволосый мужчина, один из тех двоих, что держали её на прицеле. Однако расслабляться он при этом не спешил, продолжая смотреть на неё со смесью неприязни и настороженности. — По двое на каждого, палочек не опускать — вы видели, на что они способны. А теперь свяжите и заткните им рты! Быстро!       Тугие верёвочные жгуты обвили её торс, прижимая руки к бокам и резко стесняя дыхание. К ним тут же добавилось заклинание немоты. Грубая рука схватила сзади за шею. Всё. Она больше не могла наложить свой щит — ей ещё не удалось овладеть этим навыком без палочки. Конечно, она всё ещё могла разоружить и атаковать своих «стражей», но зачем? Бежать нужно было всем вместе, а сейчас такой возможности не было.       — Отлично, — повторил высокий, когда его указания были выполнены. Всё это время он не отрывал взгляда от Гермионы, его палочка по-прежнему была направлена ей в лоб. Палочка второго уткнулась ей между лопатками. — В поместье, немедленно! Я хочу знать, кто эти дьяволы и какого Мордреда Лавгуд так долго сопротивлялся нашему прибытию!       От этих слов в её груди вспыхнула надежда, но она заставила себя сохранять смиренное выражение лица.       Они не знают, кого поймали!       Значит, у них всё ещё оставался шанс сбежать до того, как личность Гарри станет известна. Им нужна была всего лишь секунда, всего один миг за пределами антиаппарационного барьера, когда их конвоиры отвлекутся.       Внезапно она ощутила знакомый рывок, и её тело неумолимо сдавило со всех сторон. Воздух с шумом выдавился из лёгких, и она почувствовала, что задыхается под тугими кольцами верёвок. Вне всяких сомнений, это был худший опыт аппарационного перемещения, который она пережила.       Когда жестокий вращающийся мир наконец замедлился, она пошатнулась, едва не теряя сознание. Кем бы ни был этот человек, он был просто ужасен в аппарации. Повезло ещё, что обошлось без расщепа. Она едва успела додумать эту мысль и осознать, что идёт дождь, как её бесцеремонно втолкнули в большие металлические ворота, и она упала коленями на грязную гравийную дорожку, рассадив кожу. В следующее мгновение её снова рывком подняли с земли, грубо схватив за ворот куртки.       — Нет уж, сучка, топай давай своими ножками! — прошипел ей на ухо низкий голос.       Она стиснула зубы, скрывая струящийся по венам гнев, когда очередной толчок направил её вперёд. Общая дезориентация после столь отвратно выполненного магического перемещения не помешала ей заметить лёгкое покалывание, которое коснулось её кожи, когда она пересекла линию ворот.       Ещё один антиаппарационный барьер.       Чёрт.       Она повернула голову, чтобы взглянуть на Гарри. Судя по выражению его лица, он тоже заметил барьер, в отличие от Рона, который тупо продолжал бороться с человеком, в два раза превосходящим его размерами. Если он продолжит в том же духе, то действительно умрёт. Фенрир мог разорвать ему горло голыми руками, даже не затратив на это особых усилий.       Что интересно, Рону они «затыкать рот» не стали. Не рассматривали его как угрозу?       Ковыляя по мокрому гравию в своих промокших ботинках, она рвано шагала вперёд по дорожке. Казалось, один из её конвоиров получал особое удовольствие, грубо подталкивая её вперёд и сразу же резко дёргая назад, так что она спотыкалась каждые несколько шагов. Если представится такая возможность — она убьёт и его тоже.       Тем временем второй, тот, что был у них за лидера, шёл рядом и буквально не спускал с неё глаз.       Сделав ещё несколько дёрганых шагов, она снова оглянулась на Гарри. Его длинные, мокрые и растрёпанные волосы полностью скрывали шрам. Эти идиоты даже не попытались обыскать их или спросить их имена, а Гарри в своём нынешнем виде совсем не походил на фото с разыскного плаката. Как и она, если уж на то пошло. Но тот, кто отвечал за эту инициативу, первым делом попытается выяснить их личность — и сразу поймёт, кто перед ним, несмотря на грязный внешний вид.       На неё снова накатила волна паники. К горлу подступила желчь.       Нет! Нет, нет, нет, нет, нет, НЕТ! — в отчаянии думала она, едва сдерживая слёзы. Она чувствовала себя так, словно её ударили ножом в грудь. — Этого не может произойти. Они его не получат! ОНИ ЕГО НЕ ПОЛУЧАТ! Я ИМ НЕ ПОЗВОЛЮ! Он не умрёт. ОН НЕ УМРЁТ! Я не позволю этому случиться!       Не раздумывая ни секунды, она дождалась очередного тычка в спину и, споткнувшись, намеренно подвернула лодыжку и стала заваливаться в сторону Гарри. Конвоир позади неё закричал и крепче сжал её шею. Его ногти глубоко впились в её кожу, и её дёрнуло назад, но не раньше, чем она успела коснуться головой плеча Гарри и послать невербальное жалящее проклятие в его опущенное лицо. Резкий рывок поставил её на ноги, и в тот же момент Гарри споткнулся и упал на колени.       — Уберите её от него! — заорал главный, и она тут же оказалась в крепкой хватке грубых рук. — Поднимите его! Какого чёрта тут произошло?!       Лишённый возможности говорить, Гарри не издал ни единого звука, когда падал, но по видимому напряжению его тела Гермиона поняла, что заклинание достигло цели. Его тут же дёрнули с земли двое его собственных конвоиров.       — Не знаю, Струпьяр. Может, споткнулся? — пожал плечами более крупный из них, но лицо его при этом выдавало страх.       — Ну так держи его крепче. И разведите их дальше друг от друга — а то мало ли. Лавгуд укрывал их больше десяти минут — должно быть, эти пташки очень непростые.       — Хорошо, хорошо — держу, — пробормотал бугай, толкая Гарри вперёд, подальше от Гермионы.       Грейбек продолжал идти во главе процессии, не обращая никакого внимания на возню позади. Похоже, его забавляло, когда пленник в его руках корчился от боли. Гермиона слышала его низкий рычащий смешок каждый раз, когда Рон издавал очередной крик. Не меньше минуты они продолжали идти по гравийной дорожке под проливным дождём, пока не обогнули группу деревьев, за которыми взгляду открылось большое поместье, при виде которого сердце Гермионы резко ухнуло вниз. Её захлестнула волна тошноты.       Надо было просто оставить его там.       Душу сковал животный страх. Ноги в промокших ботинках продолжали шаркать по грязи, шаг за шагом приближая жуткую неизбежность.       Надо было отослать его обратно, стереть ему память, отправить отцу — что угодно, только не это.       Их привезли в Малфой-мэнор. Вот теперь они точно оказались в заднице.       Глубочайшей. Беспросветной. Заднице.