В лесу Дин / In the Forest of Dean

      Стоны и бормотание Гарри стали громче, и глаза Гермионы распахнулись. Должно быть, в какой-то момент она задремала. Книга, лежавшая на её коленях, упала на пол, когда она наклонилась вперёд и схватила Гарри за руку. Он метался в своей постели и снова и снова повторял: «Нет… нет…»       — Гарри, — негромко позвала она, убирая волосы с его влажного лба.       — Нет… нет, я уронил его, — пробормотал он, дёргаясь и напрягая мышцы. — Уронил!       — Гарри, всё в порядке, мы в безопасности, — вполголоса сказала Гермиона, крепко сжимая его руку. — Всё хорошо, Гарри, ты в палатке.       Гарри открыл глаза, отпрянул от её прикосновения и в замешательстве огляделся. Наконец его глаза встретили её взгляд, и он явственно расслабился.       — Гермиона, — хрипло прошептал он.       — Привет, — сказала она и с ласковой улыбкой посмотрела на него. Осторожно протянув руку, она убрала волосы с его лица, после чего опустилась на колени рядом с кроватью, приблизив свой уровень взгляда к его. — Мы в безопасности, Гарри.       — Мы сбежали? — спросил он, не отрывая глаз от её лица. Теперь она чувствовала ответное сжатие его руки.       — Да, — подтвердила она, удерживая зрительный контакт. — Мне удалось нас аппарировать. Гарри, ты хорошо себя чувствуешь?       Гарри нахмурился, но не из-за вопроса Гермионы, а из-за того, что не знал, как на него ответить.       — Не знаю, — медленно проговорил он, отводя взгляд к потолку. Глубоко вдохнув, он заставил себя снова посмотреть на неё. — А как я должен себя чувствовать?       Его голос был немного хриплым, что, в общем-то, было неудивительно после всех вчерашних криков.       — Я был практически бесполезен, Гермиона, — с болью сказал Гарри. — Он был в моей голове, я почти ничего не контролировал — и абсолютно ничего не мог с этим сделать.       Гарри тяжело вздохнул и провёл рукой по волосам. Конечно, его сильно потрясла вся эта история с Батильдой, но больше всего он переживал именно из-за инцидента с Волдемортом, и Гермиона это хорошо понимала. Он был слишком уязвим и открыт для такого рода атаки.       — Без тебя я бы оттуда не выбрался, — тихо сказал Гарри, поворачивая голову, чтобы ещё раз взглянуть на неё. — Я видел много всего, Гермиона. Когда он был в моей голове. Я видел, как умерли мои родители. Видел ту ночь так ясно, как будто это происходило у меня на глазах. Я был там. Я был Волдемортом.       Гарри затих, и Гермиона крепко сжала его руку. Она всматривались в его лицо, пытаясь подобрать слова. Чёрт, — подумала она про себя в отчаянии. — Как мне его утешить? Он только что видел, как умирала его семья… Окклюменция! Нам нужно поговорить о том, чтобы снова заняться окклюменцией! Но не сейчас. Она решила отложить этот разговор. Упрёки — последнее, что ему было необходимо прямо сейчас. Вместо этого она подвинулась поближе и опёрлась на край его кровати.       — Гарри, мне так жаль, — искренне сказала она, не отрывая взгляда от его лица. Её сердце болезненно сжималось при виде усталости и печали в его глазах. Ну за что ему всё это?       — Не стоит, Гермиона. Всё в порядке, — сказал Гарри и прочистил горло, на мгновение прикрыв глаза, как будто пытался прогнать воспоминания. — Наверное, это прозвучит странно, но в каком-то смысле я даже рад, что мне удалось их увидеть. Увидеть ту ночь. Я думаю, лучше знать.       Гермиона понимающе кивнула. Гарри ненадолго умолк, потом его глаза прояснились, и он продолжил уже с большей убеждённостью.       — Ты-знаешь-кого очень заинтересовала та фотография, с вором. Он сильно разволновался, когда её увидел. Он разыскивает этого человека, но я не знаю почему — из того, что я видел, этого было не понять. Он разнёс полдома от ярости, когда мы сбежали, а Батильда… не была Батильдой. — Он слегка нахмурился, вспоминая события вчерашнего вечера. — Это была Нагини, каким-то образом она оказалась внутри её тела… Я… я не знаю, мертва ли Батильда или они каким-то образом создали её копию, но Нагини выползла из шеи Батильды в ту секунду, когда я отвёл взгляд. Тело Батильды просто опало на пол, как будто это была пустая оболочка. Я… я никогда не видел ничего подобного.       — Она мертва, — сказала Гермиона, поморщившись. Она планировала немного подождать, прежде чем рассказывать об этом Гарри, но, похоже, сейчас было такое же подходящее время, как и любое другое. — Когда ты ушёл, я наложила щит и пошла осмотреть первый этаж. Сначала я зашла на кухню — там всё было испорчено. Должно быть, Батильда была мертва уже какое-то время. Хуже всего пахло от кладовой, и я её открыла.       Гермиона запнулась и крепко сжала руку Гарри, прежде чем продолжить. Образ того, что она увидела в той кладовке, будет преследовать её в кошмарах до конца жизни.       — Батильда… ну, то есть её… её внутренности… они были там, Гарри. Выглядело так, будто кто-то снял с неё кожу и бросил остальное тело, и оно сгнило. Повсюду были мухи… Похоже, на дверь когда-то наложили запечатывающее заклинание, но наложили плохо, и со временем оно начало ослабевать, поэтому в доме стояла такая вонь.       Последние слова она буквально выдавила из себя. Перед глазами стояли образы разлагающегося трупа Батильды. Мухи, мухи повсюду — и личинки, ползающие по красно-чёрной гниющей плоти. Хуже всего было то, что её лицо всё ещё можно было различить — ну, то есть то, что от него осталось. Пустые глазницы, остатки носа, щербатая безгубая челюсть. Желудок Гермионы перевернулся, и она с силой стиснула зубы и тяжело сглотнула, подавляя рвотные позывы. За последние несколько лет — и особенно за последние несколько месяцев — она успела достаточно близко познакомиться со смертью, но не такой. С таким она сталкивалась впервые. Это был совершенно другой уровень садизма и бессердечия.       — Ох, Гермиона… мне жаль, что тебе пришлось такое увидеть, — хрипло сказал Гарри. Он поднялся в сидячее положение, опёрся на подушку, поднял её с колен и прижал к своей груди.       Она крепко зажмурила глаза и вцепилась пальцами в свитер Гарри, изо всех сил пытаясь очистить разум и прояснить мысли. Вот он, настоящий пример того, на что Волдеморт и его последователи готовы пойти, — думала она. — Содрать кожу со старухи и оставить её труп гнить в её собственной кладовке. При этом Гермиона почти не сомневалась, что всё это происходило, когда несчастная женщина была ещё жива, и от этой мысли её желудок снова сжался. Как нам бороться с людьми, готовыми совершать такие жуткие, бесчеловечные поступки? Она ещё глубже уткнулась лицом в свитер Гарри. С этим ей тоже нужно будет разобраться позже, в свободное время. Сейчас же ей нужно было собраться и поддержать Гарри.       — Как долго я был в отключке? — спросил Гарри, когда её дыхание немного выровнялось. Он хотел перевести разговор на что-нибудь менее ужасное, что казалось не самой простой задачей, учитывая всю ситуацию.       — Несколько часов, — тихо проговорила Гермиона. Со вздохом отстранившись от его груди, она чуть откинула голову и внимательно посмотрела на него, потом протянула ему очки с тумбочки, но свитер на его груди так и не отпустила, как будто боялась, что Гарри выскользнет из её рук. — Сейчас раннее утро.       Гарри кивнул, надел очки и пристально вгляделся в её лицо в поисках следов того потрясения, с которым она минуту назад рассказывала о своей страшной находке. Но теперь Гермиона выглядела намного спокойнее и увереннее — очевидно, она как-то сумела собраться и отодвинуть эмоции в сторону.       — Крестраж прилип к твоей коже, и мне пришлось применить разделяющее заклинание, чтобы его снять, — тихо сказала Гермиона. Она наконец отпустила его свитер и указала на то место на его груди, где был медальон. — Я использовала бадьян, так что, надеюсь, обойдётся без шрамов, но отметина всё равно может остаться. Тут как с ранами от оборотня — с тёмной магией стандартное лечение работает плохо. Я починила твои очки — они треснули во время драки. Я подумала, что тебе было бы неплохо иметь запасные, поэтому сделала несколько дубликатов. Если что, они в сумочке.       — Спасибо, Гермиона, — с искренней признательностью сказал Гарри. Он поймал её руку, застывшую над его грудью, и крепко сжал, положив себе на колени и даже не потрудившись взглянуть туда, куда указала Гермиона. Он знал, что она сделала всё, что могла, чтобы исправить повреждение, а что осталось, то осталось, и с этим уже ничего не поделаешь. Что касается очков, он ничуть не удивился — они разбивались в бою не в первый раз и наверняка не в последний, так что создание дубликатов было хорошей идеей. За время их самообучения они выучили самые разные заклинания и чары, и одним из таких заклинаний было простое Джеминио. Разумеется, Гермиона сразу нашла ему применение.       — Укус Нагини сломал тебе руку — я её исцелила. К счастью, её зубы не проткнули кожу. Думаю, нам стоит поискать способ увеличить прочность щита, чтобы он лучше защищал от физических атак, — сказала Гермиона, отводя взгляд. Пальцы её свободной руки нервно теребили подол её свитера.       — Что ещё? — спросил Гарри, садясь прямее. Он слишком хорошо её знал и видел, что она что-то скрывает от него, нехотя раскрывая всё больше подробностей прошлой ночи. — Что случилось, Гермиона?       — Твоя палочка, Гарри... — сказала она так тихо, что он едва её услышал.       Лицо Гарри окаменело. Гермиона снова подняла на него взгляд и увидела, как напряглась его челюсть.       — Что с моей палочкой?       Лицо Гермионы мучительно исказилось, когда она произнесла следующие слова.       — Она сломалась во время боя, Гарри, прости, я пыталась починить её, я собрала все обломки, но у меня ничего не вышло. Возможно, это сделала я — когда я бросила это взрывное проклятие и оно разрушило стену… я… я, наверное, задела твою палочку. Гарри, прости, я не хотела! — с отчаянием воскликнула она и внутренне сжалась, когда он нахмурился и закрыл глаза.       Он резко вдохнул, переваривая услышанное, и её сердце сжалось от чувства вины. Она даже представить себе не могла, каково это — лишиться своей палочки, узнать, что ты потерял связь с магией, свою способность творить заклинания. Её грудь сдавило. Она знала, что, скорее всего, именно она виновата в том, что Гарри остался без палочки, и это убивало её. Она нервно стиснула челюсти, продолжая сжимать его руку, пока он снова не открыл глаза — ясные и спокойные.       — Ничего страшного, — твёрдо сказал он, глядя ей прямо в глаза. На его лице не было ни малейшего следа гнева или укора.       — Гарри, я… — Но Гарри прервал её прежде, чем она смогла закончить предложение.       — Гермиона, ты не знаешь наверняка, из-за чего сломалась моя палочка, — спокойно сказал он, сжимая её руку в ответ. — Её могла ударить Нагини, я сам мог на неё упасть — я же вообще не видел, что происходит. В любом случае это не имеет значения. Это был несчастный случай, и мы с этим разберёмся. Но спасибо тебе — за то, что попыталась это исправить, и за то, что сохранила обломки.       Гермиона сдержанно кивнула и стиснула зубы. Винил её Гарри или нет, она всё равно чувствовала себя виноватой.       — Нам просто придётся делить твою палочку, пока мы что-нибудь не придумаем.       — Мне так жаль, Гарри, — тихо сказала она, едва не плача.       — Я знаю, — сказал Гарри, поднимаясь с подушек и наклоняясь ближе к ней. — Мне тоже, но, Гермиона, это не конец света, правда. Всё будет хорошо, мы обязательно что-нибудь придумаем.       Губы Гермионы слегка дрогнули от его слов. Он склонился вперёд и нежно поцеловал её в висок, отчего её лицо залил слабый румянец.       — Пойду-ка я, пожалуй, приму душ, — сказал он с лёгким смешком. — От меня воняет.       Гермиона поднялась на ноги, помогла Гарри встать с кровати и взглядом проводила его до ванной. Её сердце болезненно колотилось в груди, когда она смотрела ему вслед. Эта ночь была из тех, когда на неё сваливалось слишком много всего — и этого «всего» было настолько «слишком много», что она начала сомневаться, сможет ли она это вынести. Услышав, как включился душ, она бессильно опустилась на его койку, уронила голову на руки и позволила тихим слезам свободно течь под шум льющейся воды.       Она даже не была уверена, из-за чего плакала — из-за Батильды; из-за осознания того, на что способны их враги; из-за того, что они снова едва избежали смерти; а может, из-за того, что Гарри так быстро простил её за свою сломанную палочку, или из-за беспокойства, что на самом деле он сильно расстроился, но не сказал ей об этом. Её сердце болело при одной мысли о том, что она могла его потерять. Она понимала, что всё это вкупе с недосыпанием только усугубило общее нервное напряжение последних месяцев.       Она плакала из-за всего этого сразу.       Через несколько минут она взяла себя в руки и вытерла слёзы рукавом, затем заставила себя встать с кровати и пойти на кухню, чтобы приготовить завтрак. На сердце стало значительно легче, как будто она позволила своему телу освободиться от лишних эмоций и тревог, и теперь могла сосредоточиться на текущей задаче. Ей ещё нужно было показать Гарри книгу, которую она успела прихватить из дома Батильды до нападения Нагини. И остался вопрос об окклюменции.       Она как раз успела накрыть на стол, когда Гарри вышел из ванной. Они сели на свои места и принялись за завтрак, состоявший из каши, ягод и чая. Гарри осторожно прислонил свои колени к её под столом, и она улыбнулась ему. За едой он высказывал свои мысли по поводу того, как можно изменить их дуэльные спарринги и прочие упражнения, имея только одну палочку на двоих. Затем, к её удивлению, он сказал, что им нужно уделить больше времени на медитацию и добавить в их обычный распорядок ещё и занятия окклюменцией, чтобы избежать повторения случившегося. Улыбнувшись, он бросил ещё ягод в свою тарелку и легонько толкнул её колено своим, прежде чем сделать глоток чая. Её сердце забилось чуть быстрее, а улыбка стала более искренней.       Да, — спокойно подумала она, наблюдая, как он целеустремлённо ест и с энтузиазмом говорит о своих планах. — За это стоит бороться. У нас всё будет хорошо.       После завтрака Гермиона вытащила из сумочки «Жизнь и обманы Альбуса Дамблдора» и показала книгу Гарри, объяснив, что взяла её в гостиной Батильды, когда он поднялся наверх. В книгу была вложена записка, написанная лично Ритой Скитер. Знакомые кислотно-зелёные колючие буквы вызвали не самые приятные воспоминания и заставили их обоих поморщиться. Рита была настоящей сукой. Судя по жёсткому корешку, книгу явно ни разу не открывали.       Они устроились вместе на трансфигурированном двухместном диванчике, чтобы полистать книгу, и оба были крайне удивлены, когда поняли, что таинственным вором с фотографии оказался Геллерт Гриндевальд. Из книги они узнали, что Дамблдор с блеском закончил Хогвартс, но сразу после выпуска был вынужден вернуться в Годрикову Лощину, чтобы позаботиться о своих сестре и брате после смерти матери. Про сестру Дамблдора было известно крайне мало — только то, что она была «слаба здоровьем», возможно родилась сквибом, и её держали взаперти. А Гриндевальд оказался внучатым племянником Батильды.       В книге содержалось довольно шокирующее письмо, якобы написанное Дамблдором Гриндевальду, прочтение которого очень смутило Гарри и Гермиону. Рита поведала, как после двух месяцев дружбы Дамблдор и Гриндевальд расстались и больше не встречались вплоть до своей легендарной дуэли. Рита отметила, что поссорились они сразу после смерти сестры Дамблдора, а Аберфорт, брат Дамблдора, так и вовсе подрался с ним на похоронах.       Когда они наконец дочитали книгу, было уже далеко за полдень. Гарри был мрачен и хмур. Грудь Гермионы нервно сжалась — для него это было слишком. Он всегда высоко ценил Дамблдора, и теперь эта книга полностью разрушала сложившийся образ этого человека в его глазах. Это было трудно читать, трудно переварить. Факты, приведённые в книге, рисовали Дамблдора в таком свете, что даже Гермиона не могла не хмуриться.       — Гарри, — осторожно сказала она, оценивая выражение его лица. — Я знаю, что книга не из приятных, но не забывай, кто её автор.       — Да, я помню, — отрывисто сказал Гарри. — Только вот письмо Дамблдора Гриндевальду писала явно не Рита.       — Я знаю, — тихо проговорила Гермиона, тщательно подбирая следующие слова. Она могла сказать, что доверие Гарри к Дамблдору сильно поколебалось после прочтения этой книги, как и её собственное. — Я знаю, Батильда считала, что всё это просто рассуждения, но «Во имя общего блага» стало лозунгом Гриндевальда, его оправданием. Эти слова были вырезаны на вершине Нурменгарда.       — Нурменгард? Это что? — спросил Гарри, по-прежнему не отрывая мрачного взгляда от злополучной книги.       — Это тюрьма, возведённая Гриндевальдом для заключения его врагов, — ответила она, наблюдая за его лицом. — Именно туда Дамблдор заточил самого Гриндевальда, когда победил его. Я понимаю, Гарри, всё это выглядит далеко не лучшим образом, но, похоже, они общались совсем недолго. Ужасно, что идеи Дамблдора могли каким-то образом помочь Гриндевальду прийти к власти, но…       — Но что? — глухо спросил Гарри. Он не кричал и не злился, он просто выглядел опустошённым и потерянным, и почему-то это было ещё хуже. Она понимала, что он расстроен не из-за неё, но её грудь всё равно сжалась.       — Они были молоды, Гарри, — мягко сказала она, но он снова её прервал.       — Как и мы! — пылко возразил он, и она поняла, что это ранило его куда глубже, чем он показывал. — Мы тоже молоды, Гермиона, нам столько же лет, сколько было ему в то время.       — Я знаю, — ответила Гермиона и сделала вдох, чтобы успокоить свой голос. От боли в глазах Гарри у неё защемило сердце. — Его мать только что умерла, он был один…       — Он был не один, у него остались сестра и брат, — снова вмешался Гарри. — Мы тоже теряли людей, Гермиона.       — Гарри, я не пытаюсь оправдать действия Дамблдора, — с нажимом сказала Гермиона, невольно повышая голос. Она схватила книгу, плотно закрыла её и бросила на скамеечку для ног рядом с ними. — Меня там не было, я не знаю, что творилось у него в голове в то время, когда он сдружился с Гриндевальдом. Я не знаю, что входило в его намерения на самом деле. Я просто говорю, что эта история гораздо сложнее, чем то, что понаписала Рита Скитер. Ты не хуже меня знаешь, как она искажает слова и факты и использует только ту информацию, которая рисует нужную ей картину. Возможно — возможно! — Дамблдор совершил ошибку, и, возможно, ему потребовалась потеря сестры, чтобы понять это. Я не знаю, что там произошло на самом деле, Гарри, я не была свидетелем тех событий. Я просто не считаю разумным делать поспешные выводы на основании книги, написанной этой бессовестной женщиной.       Гарри сидел и чуть оторопело слушал её всё более и более эмоциональную речь.       — Я знаю, как сильно ты его уважал, и даже не могу представить, насколько тебе было тяжело это читать. Узнать, что человек, на которого ты полагался, был не тем, кем ты его считал. Но, Гарри, он заботился о тебе, он любил тебя; все годы, что мы его знали, он сражался против Сам-знаешь-кого и выступал в поддержку магглов и магглорождённых. Люди совершают ошибки, Гарри, люди меняются. Может быть, в молодости он и был другим, но мы знаем, каким он был в конце своей жизни, за что боролся, во что верил — разве не это важно?       Гарри вздохнул и на мгновение уронил голову на руки, прежде чем снова поднять её и провести пальцами по своим растрёпанным чёрным волосам.       — Да, конечно, — простонал он в болезненном разочаровании. — Но если мне когда-нибудь доведётся поговорить с его портретом, я задам ему несколько вопросов — и лучше бы ему дать мне ответы. С каждым днём мне всё больше и больше кажется, что я его вообще не знал. Что по факту он ни к чему меня не подготовил, вечно что-то утаивал и намеренно не раскрывал детали, которые мне стоило бы знать.       — Да уж, — согласилась Гермиона, слегка фыркнув. — Тут ты прав. Что-что, а скрытничать он любил. Хотя, казалось бы, ну расскажи ты прямо, что происходит, было бы гораздо полезнее.       Гарри снова вздохнул и заставил себя подняться с дивана.       — Не хочешь немного перекусить? — бросил он через плечо, направляясь на кухню. — Что-то после всех этих откровений мне захотелось малых радостей. Может, откроем последнее сливочное пиво?       Гермиона усмехнулась и встала, чтобы присоединиться к нему. Они перекусили и разделили на двоих последнюю оставшуюся бутылку сливочного пива. После еды Гермиона быстро приняла душ, чтобы удалить с тела остатки запаха дома Батильды. Она чувствовала себя совершенно отвратительно, проведя столько времени в той же одежде, что была на ней вчера вечером. Освежившись, она с удовольствием провела остаток вечера, уютно устроившись на диванчике и читая. День был изнурительным, она видела, что после прочтения книги Скитер Гарри был так же морально измотан, как и она. Они не стали готовить ужин, заменив его лёгким перекусом перед сном, и решили сегодня обойтись без ночного дежурства — им обоим нужен был отдых после событий в Годриковой Лощине, и они это хорошо понимали.       Когда Гермиона вышла из ванной, Гарри сидел на краю своей койки, обхватив голову руками. Он поднял голову и проследил взглядом, как она сложила свою грязную одежду в их маленькую корзину для белья и начала приглушать свет в палатке. Не говоря ни слова, он поднялся со своей койки и направился к ней. Гермиона откинула одеяла на своей кровати и повернулась, чтобы спросить, чего он хотел, но он обнял её прежде, чем она успела открыть рот.       Он притянул её к себе и медленно, мягко поцеловал. В этом поцелуе не было ни требовательности, ни пыла, и она поняла. Она крепко сжала пальцами ткань его свитера и подалась ему навстречу, углубляя поцелуй. Гарри нуждался в ней. Она стала его единственной константой в этой войне. Сначала он остался без поддержки Ордена, потом потерял Рона, лишился своей волшебной палочки, а сегодня ещё и утратил веру в Дамблдора. Она провела рукой по его груди вверх до основания шеи. Он слегка отстранился, прижался лбом к её лбу и, не открывая глаз, прошептал:       — Останешься со мной сегодня?       Его слова отозвались в ней целой гаммой эмоций, по телу прошла дрожь. Она знала, что Гарри сейчас плохо, и то, что он хотел, чтобы она была рядом с ним в такой момент, согревало её сердце. Она кивнула ему в лоб и позволила ему отвести себя к его койке. Гарри лёг ближе к стене, а Гермиона устроилась с краю, как это делала обычно, когда они делили койку. Обняв её со спины, Гарри крепко прижал её к груди и уткнулся носом в её шею. Она закрыла глаза и вдруг вспомнила, что сегодня Рождество. При мысли о том, что она встретит его, уютно устроившись рядом с Гарри в его постели, она улыбнулась и поглубже зарылась лицом в его подушку.       — Счастливого Рождества, Гарри, — тихо сказала она, прижимаясь своей ногой к его ноге.       — Счастливого Рождества, Гермиона, — выдохнул Гарри ей в шею, крепко сжимая в своих объятиях.       

***

             На следующее утро они быстро позавтракали и тепло оделись, чтобы сразу отправиться на тренировку. Гермионе не терпелось побыстрее приступить к упражнениям, чтобы наконец отвлечься от слишком навязчивых мыслей о том, как тепло было спать в крепких объятиях Гарри, и о том, как трепетало сердце от лёгких прикосновений его дыхания к её шее. Так как сейчас у них была одна палочка на двоих, тренировки претерпели некоторые изменения — теперь один бросался парализаторами и стреножными заклятиями, а второй должен был уклоняться, пригибаться и убегать, чтобы избежать попадания. Они менялись каждые десять минут, и Гермионе пришлось признать, что выполнение этого упражнения того стоило. Она была рада, что они не отказались от своих тренировок из-за того, что Гарри оказался без палочки. Такое упражнение вынуждало их проявлять гораздо больше изобретательности в уклонении от заклинаний; она начала понимать, как часто она сознательно оставалась в потенциально опасной для себя позиции, уверенная, что сможет защититься с помощью магии. Без палочки она гораздо внимательнее контролировала свои движения и положение в окружающем пространстве, поскольку знала, что может полагаться только на физическое уклонение.       После почти двух часов таких забегов они присели у палатки, чтобы немного передохнуть и попить воды, прежде чем приступить к следующему этапу тренировки. На этот раз каждый из них по очереди использовал палочку Гермионы, чтобы отрабатывать более опасные заклинания на стволах сухих деревьев. Потом они работали над улучшением своих невербальных навыков и даже попытались применить без слов Сектумсемпру. У Гарри получилась одна маленькая царапина, у Гермионы — целых две. Затем Гермиона и вовсе убрала свою палочку, и они больше часа работали над беспалочковой магией. В результате Гермиона смогла поднять с земли сухой лист, а Гарри — вызвать крошечное голубое пламя.       У Гермионы не было иллюзий, что они как по волшебству смогут в первый же день колдовать без слов или без палочки. Она мысленно рассмеялась над собственным каламбуром. Но она была приятно удивлена тем, что смогла заставить лист зависнуть в воздухе, пусть и всего на несколько секунд. Ничуть не меньше её впечатлило вызванное без слов и без палочки голубое пламя Гарри, даже если оно было совсем крошечным и почти сразу погасло. Это упражнение требовало времени, терпения и дисциплины, но они оба согласились, что оно того стоило и что они будут продолжать практиковать его, даже если каким-то образом найдут Гарри новую палочку.       После экспериментов с невербальной беспалочковой магией они быстро пообедали и перешли к медитации и окклюменции, а потом — к физическим упражнениям. Гермиона обнаружила, что ей трудно оторвать взгляд от Гарри, когда он выполнял отжимание за отжиманием или когда они бегали трусцой вокруг палатки. Несколько месяцев упорных тренировок заметно сказались на внешнем виде Гарри. Его фигуру больше нельзя было назвать тощей, как это было в течение многих лет, его плечи раздались и налились мышцами, движения стали уверенными и упругими, а тело — здоровым и сильным.       Он не превратился в какого-то громилу или супермена. Нет, он так и остался худощавым, но при этом был подтянутым, сильным и держался с гораздо большей уверенностью, чем раньше. Гарри наконец-то чувствовал себя комфортно в своём собственном теле, и это было заметно. Некогда нескладный, с тонкими костями и неуклюжими движениями, теперь он двигался с решимостью и целеустремленностью, которых ему раньше недоставало. Не было и намёка на былую зажатость, прямо у неё на глазах Гарри превратился из мальчика в мужчину.       И Гермиона находила это более отвлекающим, чем хотела признать.       Дело было не только в физических изменениях, на которые она невольно обратила внимание, когда они лежали на полу палатки, выполняя парное упражнение на пресс — их согнутые в коленях ноги были сцеплены в пятках, и они поочерёдно выполняли поднятие корпуса. Это была зрелость, которая проглядывалась в том, как он говорил и как думал. Она и раньше знала, что Гарри не глуп, напротив, он всегда был сообразительным и интуитивным, но при этом немного импульсивным.       Теперь, после всего произошедшего, он значительно повзрослел и начал гораздо чаще использовать свои навыки критического мышления. Она практически слышала, как вращаются шестерёнки в его голове, когда он читал или говорил. И ключевое различие между сегодняшним днём и четырьмя месяцами ранее заключалось в том, что теперь Гарри задумывался, прежде чем начать говорить.       Принимая душ, Гермиона продолжала думать о Гарри. Она знала, что сказать, что он ей небезразличен, было бы сильным преуменьшением. И желала она или нет давать определение тому, что между ними происходило, не имело никакого значения.       Если она его потеряет, это всё равно убьёт её… И это подводило её к тому же выводу, к которому она пришла предыдущей ночью, когда Гарри был без сознания. Быть вместе, принять свои чувства, принять свой страх потерять Гарри — как бы жутко ей ни было от этой мысли — стоило того, чтобы за это бороться. Гарри был прав, это не сделает её слабее — только сильнее. Она провела руками по своим тёмным влажным кудрям, обдумывая эту мысль, и поняла, что если она позволит себе быть с Гарри, это только подтолкнёт её работать усерднее и становиться сильнее — это было именно то, о чём говорил Гарри. Он побуждал в ней стремление стать лучше, развиваться, совершенствоваться — так же, как и она в нём.       Она вышла из душа и посмотрела на себя в зеркало.       Прошло много времени с тех пор, как она заставляла себя смотреть на свои шрамы и перечислять список вещей, за которые она была благодарна; много времени с тех пор, как ей приходилось заставлять себя улыбаться при виде своей изуродованной кожи. На самом деле прошло много времени с тех пор, как она вообще по-настоящему смотрела на своё отражение. Как и Гарри, она была уже не тем человеком, которым была четыре месяца назад. Проведя пальцами по шрамам, она окинула взглядом своё тело — шрамы были не единственным изменением. Как и в случае Гарри, она не претерпела каких-то чудесных физических изменений, не стала какой-то сладострастной нимфой с эффектными формами. Вместо этого она стала как будто выше, её осанка стала прямее, а поза излучала достоинство и уверенность, каких она никогда не замечала за собой прежде.       У неё имелся некоторый изгиб талии, ничего особо выдающегося, но вполне достаточный, чтобы подчеркнуть присутствие женских бёдер. Её грудь чуть увеличилась, но по-прежнему умещалась в скромной чашке B и, судя по внешности её матери, вряд ли когда-нибудь станет намного больше. Да и, честно говоря, их текущая диета, образ жизни и интенсивные физические упражнения в любом случае не способствовали появлению огромных сисек.       Она фыркнула и оглядела свои ноги и руки. Вот где произошли самые большие физические изменения. Гермиона с детства была худенькой и миниатюрной и никогда не стремилась к активному образу жизни, предпочитая сидеть за книжками, вместо того чтобы бегать на улице со сверстниками. И спортом она никогда не занималась. Однако теперь, после нескольких месяцев упорных тренировок, у неё появились настоящие видимые мышцы. Она выглядела подтянутой и сильной. Натягивая свободный джемпер с длинными рукавами и выцветшие джинсы, она поймала себя на том, что улыбается. Ворот джемпера совершенно не скрывал её верхний шрам, но она об этом даже не побеспокоилась, возвращаясь мыслями к Гарри.       Она хотела ему сказать.       Она хотела, чтобы он знал, что она чувствует — что он ей нужен, что она больше не боится это признать, хотя и была напугана. Что она хочет быть с ним. Что он был прав в том, что за них стоит бороться. Она крепко сжала нижний край джемпера и принялась перебирать ткань между большим и указательным пальцами, как делала всегда, когда нервничала. Она посмотрела вниз на свои тёмно-фиолетовые пушистые носки и снова подняла голову к потолку. Она хотела дать Гарри то, чего хотел он. Не потому, что чувствовала себя обязанной или что-то подобное. Она не собиралась давать ему какие-то нереалистичные обещания, которые не могла сдержать, — только отношения, признанные и открытые, и только потому, что она сама этого хотела. Она хотела большего как физически, так и эмоционально.       Она сделала глубокий вдох, открыла дверь ванной и направилась на кухню, так и не выпустив подол джемпера из пальцев. Гарри стоял у кухонной стойки, только что закончив уборку на кухне — сегодня она готовила ужин. Он улыбнулся, когда она подошла ближе, и Гермиона почувствовала, как потеплели щёки и быстрее забилось сердце…