В лесу Дин / In the Forest of Dean

      Мир вокруг резко исказился, ногти Гермионы впились в кожу Гарри. Наконец в поле зрения начало появляться новое окружение. Трава, запах океана, сырость и прохладный ветерок разом атаковали её чувства. В тот момент, когда покрытые травой холмы вокруг них окончательно обрели форму и Гермиона уверилась, что завершила аппарацию, она отпустила руку Гарри и без сил упала на землю, ударившись спиной. Сила удара вновь выбила воздух из её легких. Трава была влажной. Она аппарировала их на холм недалеко от океана на юге Англии — по крайней мере, она на это надеялась. Гермиона перекатилась на бок, и её сильно вырвало, тело содрогнулась в конвульсиях — казалось, голова просто раскололась, как спелая дыня.       Не просто так для аппарирования требовалась лицензия. Не просто так запрещалось аппарировать в нетрезвом или нездоровом состоянии — такой способ перемещения в пространстве отнимал много сил и требовал огромной концентрации. Концентрации, которой Гермионе, находящейся на грани потери сознания, едва хватало. К горлу подступила новая волна тошноты, когда её мысли вернулись к Гарри.       ГАРРИ! Где приземлился Гарри?! Она попыталась подняться на колени, но всё её тело сотрясала такая сильная дрожь, что она снова упала на спину, ничего не видя перед глазами, лишь слыша шум волн и запах океана и ощущая лёгкий ветерок на лице.       — ГАРРИ! — крикнула она со всей силой, на которую была способна. Его могло отбросить на приличное расстояние, когда она отпустила его руку, и она не знала, был ли он ранен в последние минуты их побега. Нет-нет-нет! — заметались панические мысли, а на глазах выступили горячие слёзы. Ну зачем я его отпустила! Нельзя, нельзя было этого делать!       Она подняла руку к груди и вздрогнула от боли при прикосновении. Быстро отдёрнув руку, она почувствовала, что задыхается. Глаза постепенно сфокусировались, и окружение снова стало видимым. Она поднесла ладонь к лицу. В темноте нельзя было разглядеть цвет, но это не имело значения — она знала, что её рука мокрая от крови. Её крови.       Справа от неё вспыхнул свет, и она услышала голос Гарри.       — ГЕРМИОНА! ГЕРМИОНА! — с отчаянием кричал он. — Чёрт, ГЕРМИОНА!       — СЮДА! — крикнула она и подняла руку в воздух над собой, надеясь, что Гарри увидит её над высокой травой. — Я здесь! — задохнулась она.       Свет вспыхнул в её направлении и закачался, до слуха донёсся приближающийся топот ног. Удерживая левую руку в воздухе, чтобы дать Гарри ориентир, она медленно подняла правую руку с палочкой к голове и снова почувствовала под пальцами влагу. Она застонала, чувствуя, что её снова сейчас вырвет.       — ГЕРМИОНА! — снова позвал Гарри. Она слышала, как он приближается, свет от его палочки упал на её протянутую руку. — Вот дерьмо!       Гарри похолодел при виде её окровавленной руки, вытянутой из высокой травы. Кровь буквально капала с её пальцев. Он побежал к ней с удвоенной скоростью, заранее в ужасе от того, что сейчас увидит. Добравшись до неё, он упал на колени, схватил её протянутую руку в свою и сжал.       — Гермиона, чёрт, так, ладно. — От паники в его голосе у неё закружилась голова. Она почувствовала, как он отпустил её руку и потянул за ремешок сумочки, обвитый вокруг её торса. Её рука безвольно упала вдоль тела. У неё не было сил пошевелиться. У неё не было сил ни на что.       — Гарри, — всхлипнула она. От боли на глазах снова выступили слёзы, голова склонилась набок. Она подняла взгляд на него. Его лицо было искажено беспокойством, а в глазах плескался страх.       — Всё в порядке, — сказал он ей, но его голос предательски дрожал. — Diffindo! — Гарри перерезал ремешок её сумочки и дёрнул в стороны горловину.       — Очища-щее… Бад… бадьян — невнятно произнесла она. Зрение снова затуманилось, сознание то появлялось, то ускользало. Она потеряла слишком много крови. — Се… сер-бро. Вс… вос-плнитель крови… — У неё никак не получалось заставить свой рот издавать те звуки, которые были ей нужны.       — Ш-ш-ш, всё в порядке… я здесь, я с тобой, — бормотал он напряжённым голосом, открывая бутылку в своих руках. — Я всё сделаю. Всё хорошо… С тобой всё будет хорошо…       После аппарации Гарри жёстко упал на землю примерно в трёхстах футах от Гермионы. Удар пришёлся на бок, и он почувствовал, как болезненно хрустнули рёбра. Поморщившись, он заставил себя подняться на ноги и дико огляделся в поисках Гермионы. Там, в переулке, когда она бросилась к нему и схватила за руку, чтобы увести их прочь, он видел её лишь мельком, но ему хватило и этого — это было зрелище, к которому он не был готов и надеялся никогда больше не увидеть. Кровь покрывала всю её грудь и лилась из прорех в куртке. Тонкие красные струйки стекали с головы по её лицу и высоким скулам. Тёмное кровавое пятно запеклось сбоку на шее.       Едва поднявшись на ноги после аппарирования, он сразу побежал туда, где, как ему казалось, она должна была упасть. Он что есть мочи выкрикивал её имя и каждые несколько футов останавливался, чтобы прислушаться и осветить палочкой пространство вокруг. Услышав своё имя, он дёрнул головой влево. Прямо там, слева, он слышал её голос. Он был в этом абсолютно уверен, поэтому бросился бежать. Он бежал быстрее, чем когда-либо в своей жизни, не обращая внимания на острую боль в лёгких при каждом вдохе. Затем он увидел её руку, торчащую из травы — призрачно-белую на фоне кричаще-алого, пятнающего пальцы и ладонь и стекающего по запястью. Когда он добрался до неё и упал на колени, его желудок скрутило. Он ожидал увидеть страшное зрелище, но то, что он увидел, было хуже, гораздо хуже.       Стоя на коленях рядом с ней, Гарри вспомнил, что сделала Гермиона, когда Рона расщепило. Он призвал экстракт бадьяна в ту же секунду, как открыл её сумочку, вместе с зельем для очистки ран, но Гермиона не слышала его слов и всё ещё пыталась подсказать ему, что делать. Он откупорил первую бутылочку и сначала промыл её раны очищающим зельем, щедро поливая сверху и удерживая её на месте, когда она дёргалась от боли. Из её рта вырвался звук, который можно было описать только как вой.       — Ш-ш-ш, прости, Гермиона. — Поморщившись, он уронил теперь уже пустую склянку из-под зелья на землю, схватил бутылочку с бадьяном и откупорил её так же торопливо, как и первую. Он быстро капнул несколько капель на рану у неё на голове, после чего осторожно обнял её за шею и приподнял её голову повыше, чтобы получить более удобный доступ. Она застонала в знак протеста, и он пробормотал какие-то бессвязные слова утешения.       Затем он дрожащими руками поставил бутылочку на землю и разорвал её и без того располосованную куртку. Он тяжело сглотнул, боясь, что его стошнит — это напоминало что-то из фильма ужасов. Её грудь быстро поднималась и опускалась. Тёмно-серый джемпер был рассечён тремя большими рваными разрезами, и все они сочились кровью через её искалеченную кожу. Используя тщательно выверенный Диффиндо, он разрезал джемпер посередине и аккуратно отвёл ткань в стороны. Протестующе вскрикнув, Гермиона вытянула руку вперёд и крепко схватила его за предплечье, вонзив ногти в его руку.       — Се–б–рр, — снова пробормотала она и на мгновение встретилась с ним взглядом, прежде чем её глаза снова закатились под веки.       — Се-бр? — повторил Гарри за ней, лихорадочно перебирая в уме варианты и не обращая внимания на болезненную хватку. — Себр… себр… Серебро! — воскликнул он, уверенный, что она имела в виду именно это.       Приняв её ответный стон за подтверждение, он снова потянулся к её сумочке и призвал заклинанием «серебро», не уверенный в том, что именно появится. Оттуда выскочила маленькая бутылочка с чем-то, похожим на серебряную пудру.       — Так… хорошо, я добавлю и это тоже, — быстро проговорил он, едва сдерживая панику. Он взял бадьян и начал поливать её раны на груди, посыпая сверху небольшим количеством серебряного порошка. Он понятия не имел, что делает. Он не был ходячей энциклопедией знаний, как Гермиона, но он доверял её разуму, даже когда она находилась в таком состоянии.       Гермиона закричала под его руками.       — Я знаю, знаю, — сказал он так успокаивающе, как только мог, в то время как её всхлипы продолжались. — Тебе больно, прости… Потерпи немного, всё будет хорошо… С тобой всё будет хорошо.       Он вылил ещё порцию бадьяна на раны на всякий случай, затем закрыл бутылку и бросил на землю рядом с серебряным порошком. Наконец он призвал зелье для восполнения крови, открыл его и поднял голову Гермионы так, чтобы она легла на его вытянутую ногу, после чего поднёс горлышко бутылки к её губам.       — Гермиона, — сказал он самым спокойным голосом, на который был способен. — Открой рот. Это зелье для восполнения крови. Ты должна его выпить, хорошо? Мне нужно, чтобы ты проглотила это. — Он наклонил бутылку, и ей удалось сделать глоток зелья, прежде чем она поперхнулась и закашлялась.       Дерьмо! — мысленно ругнулся он, убирая бутылку от её губ. — Я понятия не имею, сколько ей дать.       — Я… я не знаю, сколько, Гермиона… Пожалуйста, — пробормотал он с новым отчаянием в голосе и мысленно застонал, чувствуя себя абсолютно бесполезным и проклиная своё невежество и постоянную зависимость от той самой девушки, которая сейчас лежала, обмякшая и окровавленная, в его руках. — Сколько нужно восполнителя крови?       — Д-д-две. Бут… бу-тыл… — запинаясь, выговорила она, прежде чем её глаза закрылись, и тело начало трястись от потери крови.       Гарри быстро поднёс бутылку обратно к её рту и заставил выпить оставшуюся часть. Он выбросил первую пустую бутылку, вызвал вторую и помог ей выпить её тоже, бормоча на ходу ободряющие слова. Он обещал, что с ней всё будет в порядке, что у них всё будет хорошо и что, когда все это закончится, он будет учиться. Он станет лучше. Он будет готов, он будет тем, на кого она сможет положиться. Когда вторая бутылка опустела, кожа Гермионы стала чуть менее бледной, дыхание выровнялось, а крупная дрожь, сотрясавшая всё тело, перешла в лёгкое дрожание. Она судорожно вздохнула, её ресницы затрепетали; Гарри взял её за руку, чтобы она знала, что он здесь, что она не одна.       Быстрый осмотр показал, что рана на её голове почти зажила, экстракт бадьяна сработал именно так, как и должен был, но раны на её груди были совсем другой историей и не походили ни на что, что он когда-либо видел прежде. Они были большими, злыми и глубокими. Сейчас они закрылись, но едва-едва. Она больше не теряла кровь, но раны выглядели так, как будто их может раскрыть даже порыв ветра, будь этот порыв чуть сильнее лёгкого ветерка. Из-за всей крови, что по-прежнему покрывала её грудь, а также разорванных остатков джемпера, прилипших к коже, было слишком трудно определить точную степень повреждения или предположить, какие могут остаться шрамы.       Её дыхание частило, тело оставалось напряжённым, а рука мелко подрагивала в руке Гарри, как и вся она. Он знал, что ей нужно было расслабиться и отдохнуть, чтобы её тело могло исцелиться, а ему нужно было смыть с неё кровь и снять разодранную одежду, чтобы понять, с чем он имеет дело. Он вновь потянулся к её сумочке и достал одну бутылочку успокаивающего зелья и два одеяла. Свернув одно из них как подушку, он осторожно положил его ей под голову, а вторым накрыл сверху.       — Гермиона, — медленно произнес он, всё ещё сжимая её дрожащую руку. — Я сейчас поставлю палатку, потом отнесу тебя внутрь и приведу в порядок. У меня тут успокаивающее зелье. Выпей. Станет легче. Я уйду всего на минуту, хорошо? Обещаю — меня не будет всего минуту.       Она пробормотала что-то, чего Гарри не смог разобрать. Для него это прозвучало как «м-м-м», так что он снова приподнял её голову и медленно влил успокаивающее зелье ей в рот. Она старательно глотала. Когда бутылка опустела, её тело заметно расслабилось. Он ободряюще сжал её руку напоследок и поспешно встал, чтобы установить палатку.       Двигаясь так быстро, как только мог, он обошёл местность, чтобы установить защитные и сигнальные чары, ни на секунду не выпуская из виду маленькую фигурку Гермионы в траве. Затем он призвал палатку — та пулей вылетела из сумочки — и установил её за самое короткое время, которое ему когда-либо удавалось. Забросив пустые бутылочки, оставшийся экстракт бадьяна и серебряную пудру обратно в сумочку, он осторожно левитировал Гермиону в палатку. В беспамятстве она едва слышно застонала при движении.       Превратив окровавленное одеяло в подобие раскладушки, он уложил на неё Гермиону в центре кухни и начал осторожно очищать её тело. С помощью влажной тряпки и заклинания Тергео, которому она его научила, он убрал кровь с её рук, лица, шеи и головы, намеренно оставив грудь напоследок, так как боялся даже прикоснуться к этой области. Боялся, что случайно откроет раны и испортит всё, чего ему удалось добиться до сих пор. Сделав несколько глубоких вдохов, он заставил свои руки оставаться твёрдыми и сморгнул слёзы, которые начали собираться в уголках глаз.       Как только остальная часть её тела была очищена, он аккуратно срезал оставшиеся части её джемпера и куртки и отбросил их в сторону, пока оставив на месте окровавленный лифчик, несмотря на то, что тот, похоже, больше не был соединён по центру, разрезанный на две половинки когтем оборотня. Ему было неудобно снимать его — это казалось слишком интимным даже в такой момент. Вместо этого Гарри наложил быстрое очищающее заклинание, чтобы удалить с ткани засохшую кровь. Он решил, что уберёт его, когда разберётся с остальной частью её груди — прямо перед тем, как надеть на неё чистую одежду. При этом он пообещал себе, что закроет глаза.       Теперь картина нанесённого ущерба стала яснее. Она получила три большие раны. Первая прошла по левой ключице до середины грудины. Вторая начиналась чуть выше левой груди и проходила через всю грудь до нижних ребер с правой стороны — прямо между грудями, к счастью не касаясь их. Третья тянулась от верхней левой части живота вниз почти до правой тазовой кости, над пупком.       У Гарри перехватило дыхание, когда он посмотрел на Гермиону сверху вниз, впервые охватывая всю картину. Такая маленькая. Такая чертовски хрупкая, — подумал он. Он никогда не задумывался о том, насколько маленькой она была, и теперь она была изувечена шрамами, слишком большими для её худенького тела. Слишком злыми. Слишком жестокими. Да, кровь больше не пятнала её тело, изодранная кожа была «исцелена» экстрактом бадьяна и серебром, но искажённые, злые красные отметины — они останутся. Он знал, что так и будет. Он мало что знал о травмах, нанесённых оборотнями, но если экстракт бадьяна не удалил рубцы сразу, они уже никуда не денутся. По щеке скатилась слеза, и он помотал головой, сглатывая рыдание.       — Это НЕПРАВИЛЬНО! — закричал он, и тихая палатка затрепетала в ответ от порыва ветра. Он изо всех сил швырнул окровавленную тряпку, которую до сих пор держал в руке, на пол и несколько раз судорожно втянул носом воздух.       Немного взяв себя в руки, он потянулся к её сумочке и дрожащими руками вытащил свежий комплект её одежды. Затем, крайне осторожно, стараясь не слишком сильно её двигать, он переодел её в пару удобных чёрных спортивных штанов и свободную фиолетовую кофту на молнии. Верный данному себе обещанию, он держал глаза закрытыми, когда снимал с неё половинки бюстгальтера и застёгивал кофту, и открыл их, только убедившись, что она была должным образом прикрыта. Возможно, это было глупо, но почему-то казалось ему правильным, и он цеплялся за эту правильность, как за что-то, что удерживало его в здравом уме.       Затем он левитировал её с импровизированной раскладушки на койку и дополнительно натянул ей на ноги пару толстых красных вязаных носков, прежде чем прикрыть одеялом.       Не в силах отойти от неё, Гарри придвинул стул к её койке и сел. Он осторожно взял её за руку и начал выводить большим пальцем лёгкие круги по костяшкам её пальцев. Теперь она выглядела спокойной, её лицо больше не искажала мука, а щёки порозовели, наполнившись кровью. Её дыхание было глубоким и расслабленным благодаря успокаивающему зелью, а порез на голове почти исчез.       — С тобой всё будет хорошо, — тихо сказал он, обводя глазами очертания её лица и откладывая их в памяти. — Я позабочусь, чтобы с тобой всё было в порядке. Всегда.       Звук океанских волн мягко наполнял палатку. Гарри всё так же продолжал сидеть и смотреть на неё, пока его глаза не начали закрываться, а плечи — опускаться. В конце концов его голова упала на грудь, и он заснул, так и не отпустив её руку.       

***

             В голове у Гермионы стучало. Казалось, кто-то бил по её затылку камнем. Или кувалдой. Её веки были слишком тяжёлыми, чтобы открыться, но она слышала тихий голос справа от себя. Этот голос был ей знаком, но её мозг отказывался функционировать должным образом. Она устала, так устала. Тело ощущалось так, словно его пропустили через пресс, а в груди что-то ужасно болело. Она полежала так ещё некоторое время, пытаясь понять, что произошло, и вспомнить, какой была её последняя сознательная мысль. Именно в этот момент она услышала тихий плеск волн и почувствовала запах океана, и воспоминания вспыхнули в голове, подобно молнии.       — ГАРРИ! — закричала она, резко распахнув глаза и попытавшись вскочить в постели.       Крепкие руки обхватили её за плечи и поддержали, когда она чуть не упала в обморок от сильной боли, пронзившей грудь.       — Эй, тише, тише, расслабься, — сказал голос. Это был голос Гарри, и он был ровным и уверенным. Это успокаивало.       Она заставила себя сфокусировать взгляд и позволила рукам, которые держали её за плечи, мягко опустить себя на подушку. Гарри был там, справа от неё, — склонился, чтобы её уложить. Открытая книга почти соскользнула с его колен. Его лицо было усталым и измученным, но глаза светились искренней радостью, почти счастьем, правда при этом он почему-то выглядел так, словно вот-вот заплачет.       — Гарри, у тебя всё хорошо? — спросила она хриплым голосом. Озабоченно нахмурившись, она осмотрела его лицо, шею и грудь, скользнула взглядом по телу, быстро осматривая его на предмет очевидных травм. — Тебя не укусили? Ты в порядке?       Лицо Гарри слегка скривилось, а глаза наполнились слезами — она не понимала, что происходит, — потом он рассмеялся. Это было больше похоже на кашель, освобождение от физического напряжения. Его лицо исказилось в мучительной радости, какой она никогда раньше у него не видела, и он наклонился вперёд, чтобы обнять её.       — Ты просто невероятна, Гермиона, — сказал он ей в волосы. Она почувствовала его слёзы на своей щеке и неловко подняла левую руку, чтобы обнять его в ответ. Из его груди вырвалось рыдание, и он крепче прижал её к себе — но не слишком крепко, как отметила она.       — Тебя растерзал грёбаный оборотень, ты раскроила себе череп, ты чуть не умерла от потери крови, ты была без сознания два дня… — Его голос сорвался, и он ближе прижался головой к её шее. — И ты спрашиваешь меня, в порядке ли я? Чёрт… да, я в порядке, Гермиона… Господи…       — Прости, — пробормотала она ему в шею. Он слегка рассмеялся, после чего мягко отстранился и снова сел на свой стул, склонившись к ней.       — Как ты себя чувствуешь? — спросил он, изучая её так же пристально, как она его.       — Как дерьмо, если честно, — ответила она со слабой улыбкой. Гарри сочувственно улыбнулся в ответ, и она продолжила: — Голова болит просто адски. Должно быть, я… ударилась немного сильнее, чем думала.       Гарри кивнул.       — Так и есть. У тебя была рана на полголовы. Сейчас она зажила, но я представляю, как это должно болеть. Я могу дать тебе что-нибудь от головы?       Гермиона медленно кивнула.       — Перед нашим отъездом миссис Уизли дала мне несколько порций своего домашнего снадобья от головной боли, посмотри в моей сумочке, они должны быть там.       Гарри кивнул.       — Сейчас попробую поискать. — Он наклонился вбок, схватил её сумочку и с улыбкой достал маленькую бутылочку. — Вот, держи.       Он осторожно открыл снадобье и передал ей. Гермиона с благодарностью взяла бутылочку, быстро выпила содержимое и вернула Гарри. Действие зелья стало заметно почти мгновенно: лёгкая морщинка на её лбу разгладилась, а плечи немного опустились.       — Лучше? — спросил он, приподняв бровь.       — Гораздо, — облегчённо выдохнула она и поглубже откинулась на подушку. На её губах появилась лёгкая улыбка.       — Хорошо, — сказал Гарри, широко улыбаясь.       Он помолчал с минуту и снова взял её за правую руку, наклонившись вперёд. Медленно и осторожно он поднял глаза, чтобы встретиться с ней взглядом.       — А как грудь? — тихо спросил он.       — Грудь… — Гермиона осеклась и поморщилась, взглянув на фиолетовую кофту, в которую была одета, — болит.       Слова прозвучали глухо, и рука Гарри инстинктивно сжала её руку. Она сжала его в ответ.       — Я… гм… даже не уверена, как можно описать эту боль. — Она посмотрела на него с отчаянием. — Я знаю, что эта травма не заживёт полностью, — быстро заявила она, переходя на деловой тон. — Меня не укусили, просто оцарапали — мне повезло, но раны, нанесённые оборотнем, заражены тёмной магией — они не заживают так хорошо, как обычные раны. — Она пыталась придать своему голосу оптимизм, как будто действительно считала, что отделалась легко. — Некоторые не заживают вообще. Многие люди истекают кровью ещё до того, как успевают побеспокоиться о заражении. Мне повезло — нам повезло. Было полнолуние. Если бы кого-то из нас укусили, мы бы непременно заразились.       — Я знаю, — мягко сказал Гарри, указывая головой на её сумочку. — Я провёл вчерашний день, штудируя всё, что смог найти об оборотнях и о лечении нанесённых ими травм — хотел убедиться, что ничего не пропустил. Заразиться ликантропией можно, если оборотень укусит тебя, находясь в своей волчьей форме в полнолуние. Нам невероятно повезло. Один укус — и мы бы заразились. Серебряный порошок, смешанный с экстрактом бадьяна, запечатывает раны, спасая от потери крови, но они никогда полностью не заживают. Они всегда оставляют глубокие шрамы. Гермиона…       Он сделал паузу, решительно покачал головой и серьёзно посмотрел на неё.       — Если бы ты не сказала мне использовать серебряный порошок, ты бы просто истекла кровью. Твои раны не закрылись бы. Я бы вылил на тебя всю бутылку бадьяна, как грёбаный идиот, и ты бы всё равно истекла кровью у меня на руках! — Его голос стал громче, а хватка на её руке — сильнее.       — Гарри, — тихо сказала Гермиона, нахмурившись. Она видела, что он злился. Злился на самого себя. — Гарри, всё в порядке, ты спас мою жи…       — Нет, это ты спасла свою жизнь! — воскликнул Гарри, обрывая её на полуслове. Он почти задыхался, как будто последние два дня вёл тихую внутреннюю войну. — Ты знала, что делать, ты сказала мне достать серебряный порошок. Чёрт, ты была на грани смерти, Гермиона! И ты всё ещё знала, что делать, даже В ТАКОМ СОСТОЯНИИ ты вынуждена была помогать мне.       Его лицо было искажено. Рука — та, что не держала её руку — бешено жестикулировала в воздухе.       — Гарри, прекрати, ты спас меня той ночью. Без тебя я была бы МЕРТВА! — Гермиона уже сидела, не обращая внимания на пульсирующую боль в груди.       Гарри покачал головой и, отпустив её руку, ненадолго уронил лицо в ладони, прежде чем провести пальцами по волосам и сесть прямо. Выражение его лица стало смертельно серьёзным.       — Ты была права, — тихо сказал он, уперев невидящий взгляд в стену палатки. — Раньше, я имею в виду. Ты всё время была права.       — О чём ты говоришь, Гарри? — спросила она, успокаивающе положив руку ему на колено.       — Об учёбе. Ты была права. — Он посмотрел прямо на неё, и именно в этот момент она заметила отчаяние и боль в его глазах. — Мы никогда ни к чему не относились серьёзно.       Теперь он говорил болезненно тихо, и Гермиона затаила дыхание, чтобы слышать его.       — Мы никогда не учились, если ты нас не заставляла. Нам было всё равно. Я никогда не прилагал достаточно усилий. Никогда не пытался сделать максимум того, что мог. Я просто развлекался, думал, что смогу научиться всему позже или что мне это вообще не нужно, потому что это скучно. Я провёл шесть лет — шесть лет! — в окружении почти бесконечных источников знаний! Я мог бы научиться чему угодно! Но я этого не сделал. Я увяз в своих проблемах с Ты-знаешь-кем и решил положиться на свою удачу вместо того, чтобы совершенствовать свои знания и навыки. Я всегда надеялся на других. В основном — на тебя. — Он смотрел на неё с такой страстной убеждённостью, что ей с трудом удалось не отвести взгляд. — Мы в разгаре грёбаной войны, и я не готов. Я не только понятия не имею, какого хрена я должен делать — я элементарно бесполезен. Я не знаю почти ничего из того, что должен знать. Я умею лишь малую часть того, что умеешь и делаешь ты. Я понимаю, что мне никогда не стать таким умным, как ты, но я охренительно разочарован в себе! Если бы не ты, я был бы мёртв. Если бы не ты, ты была бы мертва. Всё, что я сделал, — это в точности следовал тому, что ты мне сказала, и тому, что ты делала раньше на моих глазах, и я… я…       Он сердито сжал кулаки. Гермиона даже не заметила, как крепко вцепилась в его колено.       — Предполагается, что я какой-то там «избранный», и я практически ни на что не годен… И я хочу это изменить, — сказал он, глядя на неё со смертельной серьёзностью. — Как только ты поправишься, я хочу, чтобы ты научила меня. Чтобы ты показала мне. Я хочу уметь. Я хочу знать то, что мне нужно знать. Всё то время, что мы тратим на ожидание какой-то подсказки к тому, что нам делать дальше, я хочу работать — усерднее, чем когда-либо раньше. Я хочу быть тем, кем ты сможешь гордиться. Я хочу стать для тебя такой же надёжной поддержкой, какой ты всегда была для меня… Я… я хочу, чтобы ты могла на меня положиться.       Он осторожно потянулся к ней. Гнев и крики отступили, оставив после себя лишь напряжение и решимость.       — Пожалуйста, Гермиона. — Он крепко сжал её руку между своими, поднёс к лицу и прижал к подбородку и нижней губе. — Ты поможешь мне в последний раз? Поможешь мне стать лучше?       Гермиона не была уверена, что дышала во время эмоциональной речи Гарри. Она хотела сказать ему, что он невероятный — такой, какой есть, — что он талантливый, добрый и заботливый, что он обладает такими навыками, какие ей и не снились, и что он не должен быть так строг к себе. Он был потрясающим человеком, и она уважала и любила его больше, чем он мог себе представить. Она открыла рот, но слова не шли с языка.       Его глаза были полны отчаяния и страха, нетерпения и тревоги. Но вместе с тем они горели надеждой и непоколебимой решимостью, от которых у неё по спине прошла дрожь.       Всё это из-за неё — из-за того, что с ней случилось. Та ночь напугала Гарри до глубины души, до самой сути его существа. Это был первый раз, когда он по-настоящему осознал, что может потерять её — потерять из-за своего невежества.       Он боялся. Боялся, что в следующий раз она не сможет сказать ему, что делать; что он останется один и не сможет справится с тем, с чем столкнётся; что, возможно, однажды ему придётся смотреть, как она истекает кровью у него на руках. Реальность войны и возможность того, что может произойти, глубоко врезались в его душу.       Она судорожно вздохнула и твёрдо посмотрела ему в глаза. Сейчас он не нуждался в восхвалении или утешении. Он хотел расти и просил её о поддержке.       — Да, — выдохнула она шёпотом.       Глаза Гарри с облегчением закрылись, губы мягко прижались к костяшкам её пальцев.       — Спасибо, — тихо поблагодарил он.