If I Knew You

БАЛТИМОРСКИЙ МЯСНИК ПОЙМАН! В результате шокирующего развития событий «Балтиморский Мясник», серийный убийца, визитной карточкой которого является расчленение («разделка») и который считается виновным в более чем 100 убийствах в Мэриленде, наконец-то был раскрыт — им оказался местный 16-летний подросток*. После того, как напуганный отец убийцы совершил донос, ФБР ворвалось в их дом, но, к сожалению, слишком поздно: родителей убийцы спасти не удалось, они оба были убиты с помощью излюбленного метода Мясника — расчленения. Подробности появятся позже, как будут известны. *в соответствии с законодательством о защите прав несовершеннолетних имя подростка не разглашается.

* * *

Итак, близнецы. Принято считать, что между ними существует некая телепатия, некая интуиция. Некое уникальное равновесие, возможное только в том случае, когда каждый из них является идеальной половиной идеального целого. Вот только Аарон не знает, что он один из близнецов. Вот только Аарон не знает, что он — лишь половина целого. Вот только Аарон растет один и не знает, что он неравномерный. Когда Аарон узнаёт об Эндрю — ему почти четырнадцать, и его мозг по большей части сформирован — уже слишком поздно, чтобы достичь равновесия. Отношения Аарона и Эндрю превращаются в странное подобие песочных часов, где один из них пересыпается в другого, затем другой пересыпается в первого, и в каждый момент времени один из них пуст. Аарон узнаёт об Эндрю, хотя не должен был. Шок и недоумение полицейского (приставленного к Эндрю) заставляют его мир кружиться, и Аарон наклоняет песочные часы, и находит Эндрю, пишет ему и просит дядю забрать его из колонии домой. Эндрю приезжает, пустой, изможденный и такой острый, что об него можно порезаться, и теперь Эндрю наклоняет песочные часы — Эндрю сидит в доме, где Аарон вырос, в доме, где он был одиноким ребенком, и Эндрю снова и снова просит Аарона рассказать о себе, а затем вместе с ним идет в школу и берет его под свое крыло, защищая. Следующей наступает очередь Аарона, и он долго и упорно думает, как защитить Эндрю в ответ. Он решает научить Эндрю тому, что знает лучше всего — выживанию бок о бок со своей матерью. Он учит Эндрю, как рассеивать ее, как избегать ее, как быстро ее успокаивать. Аарон учит его всему, чему научился сам, и Аарон ожидает, что Эндрю будет ему так же благодарен, как сам он благодарен Эндрю. Эндрю же, в свою очередь, делает все не так, и вместо того, чтобы уклоняться от нее, вместо того, чтобы терпеть ее, Эндрю разжигает в их матери огонь, превращая ее в худшую версию себя. Эндрю говорит, что таким образом заботится об Аароне — но его мать слишком боится Эндрю, чтобы ударить его, и поэтому теперь Аарон вынужден получать наказания не только за себя, но и за Эндрю. Происходит авария, и Эндрю попадает в больницу, а Тильда — в морг, и Аарон хочет, чтобы Эндрю тянулся к нему, нуждается в этом — но теперь очередь Аарона, не так ли? Поэтому, Аарон прячет свою боль в скоплении нервов, сжавшихся за глазными яблоками, и вместо этого тянется к Эндрю сам. Ты в порядке? — спрашивает он. Что тебе нужно? Следующей должна быть очередь Эндрю, но он не берет ее. Вместо него появляется Ники, и очередь Эндрю откладывается, потому что ее берет Ники. Это все еще очередь Эндрю, но теперь Ники находит им дом, и Ники находит им работу, и Ники строит им жизнь, и это все еще очередь Эндрю, но когда Аарон снова идет в старшую школу, то Эндрю, вместо того, чтобы защищать Аарона, как раньше, остается дома и учится выпускать дым колечками. Аарон заканчивает одиннадцатый класс, и все еще очередь Эндрю. Аарон заканчивает двенадцатый класс, и все еще очередь Эндрю. Аарон выпускается из школы, Аарон поступает в колледж, Аарон ходит туда, и это все еще очередь Эндрю. В конце концов, у Аарона нет другого выбора, кроме как признать, что уникальная связь близнецов — это миф. Никакого особого равновесия нет, даже того странного, в виде песочных часов. Аарон будет говорить себе, что должен перестать ждать, и что поступки Эндрю для него не имеют значения. Аарон будет говорить себе, что большую часть своей жизни он считал себя единственным ребенком, и Аарон будет говорить себе, что посчитав так однажды, он может сделать это снова.

* * *

Итак, проблема Кейтлин Маккензи в том, что она убийственно красива и в десять раз умнее его, и одних этих двух факторов должно быть достаточно, чтобы окончательно развеять его влюбленность — но по какой-то причине она снова с ним разговаривает, и если она сама идет ему навстречу первой, он уж точно не собирается уходить. — Окей, просто подумай об этом, — говорит Кейтлин, и ее лицо такое яркое и такое теплое, что Аарон хочет свернуться в ней, как листик. — О чем?… — Чтобы вступить в команду по чирлидингу, — говорит Кейтлин, как будто это не звучит нелепо. — Ты же не серьезно? — Почему нет? Аарон… ошарашен. — Я не могу, зачем мне это делать? Кейтлин пожимает плечами, ее лицо светится вызовом. — А почему бы и нет? — Я… я не… — Аарон не хочет этого произносить. — Знаешь… я… я не… — Ты не…? — Кейтлин поднимает идеально выщипанную бровь. — Я… — он кашляет. — Ну, не девушка. Кейтлин цокает. — Мальчики тоже могут быть чирлидерами, Аарон Миньярд. Не будь занудой. Аарон ошарашен еще больше. — Давай еще раз. Ты не хочешь быть чирлидером, — подсказывает Кейтлин, — потому что…? Аарон несколько раз открывает и закрывает рот. — Потому что… я недостаточно… гибкий? Кейтлин кивает. — Окей, принято. — Она улыбается ему, на ее щеках ямочки. — Хотя это решаемо. Знаешь, растяжка творит чудеса. Аарону все еще неловко. — Ну… да. Но я… не хочу? Кейтлин с серьезным лицом снова кивает. — Веская причина. Они стоят в коридоре возле класса биохимии, куда ходят по четвергам. Когда он уже направлялся к выходу, а Кейт потащила его в сторону со словами: «Эй, можно тебя спросить?», он не ожидал, что она предложит ему вступить в команду чирлидеров. — Слушай, — говорит Кейтлин, и Аарон не может даже вообразить, что еще вылетит из ее рта. — Если ты не хочешь становиться чирлидером, то нам нужно что-то другое, чем мы могли бы заниматься вместе. — Я… что? Аарону лучше бы сейчас просто держать рот закрытым, чтобы перестать трепыхаться, как рыба, выброшенная на сушу. — Я хочу с тобой видеться. У меня сумасшедший график лекций и тренировок по чирлидингу, но ведь должен же быть выход? Аарон все еще застрял на фразе «Я хочу с тобой видеться». — Ты хочешь… заниматься чем-нибудь… со мной? Кейтлин твердо кивает. — Да. — Но почему? — спрашивает Аарон в полной растерянности. — Потому что ты мне нравишься, — говорит Кейтлин, как будто это не очевидно. — Мне нравится, когда мы вместе ходим на пары. — Тебе… нравится? Еще один твердый кивок. — Еще как. К тому же, остальные студенты медицинского — тупицы, и мы нужны друг другу. Мы нужны друг другу. — Если только я не ошиблась, — внезапно неуверенно говорит Кейтлин. — Я знаю, что иногда бываю навязчивой. Все время. Если скажешь мне уйти, я уйду. Аарон с такой скоростью пытается возразить, что затыкается на каждом слове. — Нет. Я. Это… Нет. Пожалуйста. Нет. Не уходи. Кейтлин издает смешок — радостный и облегченный — и они смотрят друг на друга, и Аарону кажется, что они оба покраснели. — Ты бы хотела, ээ, — говорит Аарон, — ээ, делать домашку. Вместе. Я имею в виду… Вдвоем. Мы могли бы. Эм. Делать домашку? — Да, — очень быстро соглашается Кейтлин. — Окей, — говорит Аарон, покраснев. — Окей, — отвечает Кейтлин. А потом они неловко улыбаются друг другу, и Аарон думает, что это, возможно, лучший день в его жизни. — Итак, теперь мы вдвоем против всего мира, — сияет Кейт. — Точнее, против когорты дебилов, — поправляет она. — Против когорты будущих врачей-дебилов. Мы вдвоем против всего мира. — Да, — говорит Аарон. И снова, улыбаясь: — Да. Кейтлин снова смеется и протягивает ему мизинец. Аарон, который всегда был (да и сейчас есть) социально неполноценным ребенком, понятия не имеет, что она делает. — Возьмись своим мизинцем за мой, дурашка. Это обещание на мизинчиках, и такие обещания нельзя нарушать. Аарон зацепляет ее мизинец своим, возможно, немного неловко. Кейтлин снова улыбается уголком рта, и Аарон рефлекторно улыбается в ответ.

* * *

Аарон прекрасно понимает, что в их игре «чья очередь быть заинтересованным» мяч в настоящее время находится на стороне Эндрю, а Эндрю не нравится, когда у Аарона есть друзья, не являющиеся членами семьи, а еще меньше нравится, когда эти друзья — девушки. Поэтому, Аарон ему не говорит. Сначала. Просто… Дружба с Кейтлин такая яркая, такая легкая и такая приятная. Это — энергия невероятной сплоченности, это — внезапно открывшийся короткий путь к глубокой дружбе, который нашелся быстрее, чем ожидалось. С момента появления в его жизни Эндрю, у Аарона никогда не было друзей, о которых бы тот не знал. Даже в старшей школе у него никогда не было той дружбы, которая бывает у других, той, которую они из года в год хранят уже после выпуска. Аарон встречает Кейт, и Кейт становится для него колледжем, Кейт становится для него дружбой, и он должен рассказать об этом Эндрю, наверное. Он должен рассказать об этом Ники, определенно. Он знает, что скрывать ее означает стыдиться, а ему не стыдно. (Наоборот, он вот-вот лопнет от радости.) Кейтлин говорит: Мы вдвоем против всего мира, и Аарон приходит домой, все еще краснея, все еще сияя, и слова вертятся у него на языке. «Я встретил девушку, — почти произносит он. — Я думаю, она важна. Я думаю, она будет очень важна.» Вот только он открывает рот, и Эндрю кидает на него невозмутимый взгляд, и Эндрю уже прогонял каждую девушку, которая когда-либо была для него важна (оскорблял их, издевался над ними, угрожал им ножом). Слова вертятся у него на языке, но вместо них он произносит: — Как дела в Эдеме? Удачная смена? Эндрю хмыкает, отводит взгляд и не отвечает. Аарон пожимает плечами, как будто это не имеет значения. (Это не имеет значения. Ничто не имеет значения. Если это так, то это и не ранит.) — Я пойду позанимаюсь, — говорит он и молча выходит из комнаты, а вместо этого достает телефон, чтобы поговорить с Кейтлин.

* * *

— Какой факультатив ты выбрал в следующем семестре? — спрашивает Кейтлин. Они уже на середине второго года обучения. У них много книг, куча заданий и цветных шпаргалок, которые так любит Кейтлин, — все это разложено перед ними на полу в ее гостиной. Одна из соседок по комнате Кейтлин возится на кухне, и Аарон уже должен был бы знать ее имя, но он не знает. Аарон теребит краешек своего учебника. — Окей, ты только надо мной не смейся. — Аарон, я не буду над тобой смеяться. — Тебе захочется. Кейтлин делает очень серьезное лицо. — Обещаю, что не буду. Аарон вздыхает: — Хорошо. — Подожди, — говорит Кейтлин, и глаза ее сияют. — Можно я угадаю? — Что я выбрал? — Ага. Аарон пожимает плечами. Он подпирает голову рукой и чувствует, как тянет у него в груди, когда Кейтлин неосознанно копирует его позу. — Математическая философия? — Ха, — смеется он. — Нет. — Христианский символизм в современном телевидении? — Мимо. — Эм… — Кейтлин очень сильно морщит лицо, и Аарон уже знает: она так делает, когда сосредоточена. В конце концов она вздыхает в знак поражения. — Ну ладно, сдаюсь. Это один из тех курсов поп-культуры? Антропология Симпсонов или типа того? Аарону слишком долго думает, прежде чем ответить (он крайне не вовремя отвлекся на губы Кейтлин. Он мысленно дает себе пощечину. Сосредоточься, чувак). — Эм, я думал о криминологии, — наконец признается Аарон. Кейт наклоняет голову. — Почему тебя это смущает? Аарон подтягивает тело, чтобы сесть. — В следующем семестре курс введения в криминологию будет посвящен системе уголовного правосудия. — Окей?.. Аарон обхватывает руками согнутые колени. Именно так он чаще всего сидит дома, когда они с Эндрю и Ники вместе в гостиной. Он убеждает себя, что это не защитная поза. — Мой брат сидел в колонии для несовершеннолетних, — говорит Аарон слишком быстро, избегая ее взгляда. — Я его не совсем понимаю. Я подумал, если я… Короче, неважно, это глупо. Теперь Кейтлин садится. — Ну почему, это не глупо. На самом деле, это прекрасно. — Скорее всего, ему будет все равно, — говорит Аарон, и все еще не может встретиться взглядом с Кейт. Он чуть крепче обхватывает колени. Кейтлин придвигается немного ближе, чтобы положить руку ему на колено. Ее руки всегда немного теплые — он чувствует ее прикосновения сквозь ткань своих джинсов. — Но часть тебя, должно быть, надеется, что он… — пытается Кейт, — хотя бы подумает об этом, ради тебя? — Я не знаю, может, — говорит Аарон, и рука Кейтлин сжимает его колено. Наконец он смотрит на нее, чувствуя себя перенапряженным, и Кейтлин улыбается той легкой кривоватой улыбкой, которую он замечал только в свой адрес. — Тебе станет лучше или хуже, если мы вместе возьмем этот курс? — Лучше, — тут же говорит Аарон. — В пять тысяч раз лучше. Кейтлин улыбается шире. — Ну что ж, — говорит Кейтлин, и эта штука в его груди, привязанная к ней, тянет немного сильнее, — давай влюбимся в криминологию!

* * *

— Нет, я не могу влюбиться в криминологию, — говорит Кейтлин спустя две недели изучения «CRIM 1000: Введение в криминальную систему». — Думаю, я наоборот все больше начинаю ее ненавидеть. Аарон готов с ней согласиться. Материал сухой и трудный для восприятия, а их преподаватель — пожилой белый мужчина, который постоянно срывает лекции, начиная рассказывать о своих «друзьях из полиции». Две недели спустя Аарон уже может сделать вывод: американская правовая система — говно. — Мы можем бросить, — предлагает Аарон. Он роется в сумке в поисках календаря. — Я думаю, мы пока и так не набрали проходной балл. Кейтлин кладет руку ему на плечо, останавливая. Задерживает пальцы чуть дольше, чем нужно. В последнее время это происходит все чаще: случайные, дружелюбные, платонические прикосновения. Они оба притворяются, что это обычное дело, и в этом нет ничего особенного. — Аарон, — говорит Кейт, а затем выразительно произносит: — Эндрю. Аарон чуть не стонет. У Кейтлин очень хорошо получается привлекать его к ответственности, и он это ценит, но в то же время ненавидит. — Ничего не получится, Кейтлин. Никогда не получается. — Ты ведь ради него этим занялся, разве нет? — Она поджимает губы. — Пожалуйста, скажи мне, что мы выбрали этот противный курс не просто так. Теперь Аарон точно стонет. — Кейт, я не хочу с ним разговаривать. Он этого не одобрит. — Кажется, так всегда и происходит. — Точно. Кейтлин наклоняет к нему голову. — Думаешь, в этот раз будет хуже? Аарон пожимает плечами, возможно, слишком выразительно. — Я не знаю. — Я вот что думаю, — говорит Кейтлин, — может, ты надеешься, что в этот раз будет лучше? И это то, что тебя пугает? Аарон хватается за голову. Кейт осторожно обнимает его за плечи, и он растворяется в ней. Он думает, что ее прикосновения нравятся ему чуть больше, чем следовало бы. — Ты намного смелее, чем думаешь, — тихо говорит она ему. В глазах Аарона почему-то появляются слезы. Он долго и часто моргает, пока взгляд не проясняется. — Ты же не дашь мне бросить этот курс, пока я этого не сделаю, да? — спрашивает Аарон. Кейтлин сжимает его немного крепче. — Тебе не надо писать эссе здесь, со мной, — говорит Кейт. — Иди домой и пиши его там. Мы изучаем колонии для несовершеннолетних. Может, Эндрю поможет тебе, если ты попросишь. — Мой брат не будет обсуждать со мной колонию ради эссе. Кейт встает, надевает рюкзак и смотрит на него оценивающим взглядом. — Если тебе удастся с ним поговорить, с меня мороженое. А если он заговнится, тогда я добавлю картошку фри и даже сделаю вид, что мне не противно смотреть, как ты ее туда макаешь. Аарон чувствует, как его лицо расплывается в улыбке. — Давай так: если он заговнится, тебе придется есть картошку фри с мороженым, а я буду смеяться над твоим «это-противно» лицом? Кейт закатывает глаза. — Мерзость. Окей. — Окей, — говорит Аарон, улыбаясь, и Кейтлин протягивает руку, и он берет ее. (Окей, это они тоже стали делать чаще. Ну, держание за руку тоже может быть платоническим. Оно платоническое. Просто милое платоническое держание за руку, и это ничего не значит. Определенно нет.)

* * *

Несмотря на настоятельные просьбы Кейтлин, Аарон возвращается домой поздно. Вернее, Аарон возвращается домой последним, хоть это бывает редко. Когда он заходит, Эндрю и Ники, все еще одетые в черную униформу, растекаются по гостиной. Барменский фартук Эндрю свисает со спинки стула, а темные волосы Ники липнут на потный лоб. Как обычно, оба случайно измазались клубными блестками. — Тяжелая смена? — спрашивает Аарон. Ники бормочет что-то невнятное. Эндрю вообще ничего не говорит. Аарон разувается, вешает пальто на крючок на обратной стороне двери. Идет с рюкзаком на свое обычное место, ощущая себя так, будто несет взрывчатку. — Короче, я взял курс по криминологии, — начинает Аарон. Аарон наблюдает, как Ники сквозь дикую усталость пытается оказать поддержку. — Это круто, Аарон! Эндрю не поворачивается. Он продолжает пялиться в телевизор, что имело бы больше смысла, если бы телевизор хотя бы был включен. — Мы сейчас изучаем систему содержания несовершеннолетних, — говорит Аарон и наблюдает, как плечи Эндрю напрягаются. — Честно говоря, — медленно и осторожно продолжает Аарон, — вся эта система кажется пиздец какой бестолковой. Эндрю издает резкий смешок, и Аарон так неебически собой гордится. — Мне нужно написать работу, — говорит Аарон смелее. — На эту тему. Про пользу колоний для несовершеннолетних. Глупо, да? (Аарон пытается говорить непринужденно. Он надеется, что по этой фразе непонятно, как долго он ее репетировал.) На мгновение ему кажется, что Эндрю не ответит. Щеки Аарона горят, его гордость улетучивается, и он думает: Я, блядь, так стараюсь. Может, поможешь хоть немного? — Глупо, — говорит Эндрю без интонаций, а Аарон так глубоко погружен в свои душевные муки, что подпрыгивает от неожиданности. — Так и есть? — Аарон возвращается в разговор, возможно, с излишним рвением. — Какой в ​​этом смысл? Реабилитация молодежи? Да уж. — Аарон сейчас отклоняется от сценария, но Эндрю слушает, и Аарону ни в коем случае нельзя упускать его внимание, пока он им завладел. — Ты ведь знаешь, что такое колония? — продолжает Аарон и тычет пальцем в свой учебник, где открыт параграф об исправительных учреждениях для несовершеннолетних в США. — Это ебучая фабрика травм, где взрослые в погоне за властью могут реализовать свое право наказывать чужих детей. Это пиздец как отвратительно. Аарон, возможно, подрывает свой энтузиазм испытующим взглядом, который бросает на Эндрю сразу после этого, но ничего не может с этим поделать. А как было у тебя? — хочет спросить Аарон. Что ты об этом думаешь? Что я упускаю? Но они вроде как разговаривают, и Аарон не собирается рисковать. У него и так голова кругом. — Но ведь нам… нужны такие колонии? — спрашивает Ники через всю комнату. Аарон не заметил, как до этого Эндрю слегка расслабился, но сейчас он снова напрягается. — Не для таких, как ты, — быстро поправляется Ники. — Таких, как я, — повторяет Эндрю, и Ники вздрагивает. — Я имею в виду… я просто… я имею в виду плохих. Очень плохих. Типа, боже, я даже не знаю, как его зовут. Мальчик-мясник из Балтимора. Разве его не посадили в шестнадцать? Типа, такие как он должны сидеть в колониях. — Его осудили как взрослого, — синхронно говорят Аарон и Эндрю, и удивленно переглядываются. Аарон ошеломленно думает: вот она, телепатия близнецов. — Оу, — говорит Ники, краснея. — Я не знал, что так можно. Эндрю осуждающе усмехается, а Аарон напрягается и думает. Ну почему ты всегда такой пиздецки жестокий? Мы же стараемся изо всех сил. Эндрю снова смотрит в пустой экран телевизора, и Аарон понимает, что они его теряют. Аарон думает о Кейт, о том, что нужно быть смелым, и заставляет себя возобновить разговор. — Ээ, Эндрю, ты бы, ээ, не мог бы помочь мне с этой работой? — говорит Аарон, и его голос смущающе надламывается посередине. — Не мог бы ты стать моим главным источником информации? — Нет, — ровным голосом произносит Эндрю. Аарон лихорадочно соображает. Подумай о мороженом, думает он. Подумай о Кейт, поедающей картошку фри. — Ээ, если я, ээ… Хорошо, если я напишу разоблачение о колониях и о том, какой там пиздец, и, может даже, мне снизят за это оценку, ты, ну, ты прочитаешь это? Просто прочитай, и больше ничего. Пауза, и тишина тянется слишком долго, и Ники с Аароном оба готовятся к удару, и о боже, почему задать вопрос — это все равно, что положить палец на чеку гранаты — затем Эндрю кивает подбородком, и Аарон думает, что человеческое сердце никогда не должно биться с такой скоростью. — Хорошо, — говорит Аарон, задыхаясь. — Хорошо, отлично.