Под большим синим небом

      Если бы Сириус когда-нибудь задумывался о том, как начиналось утро на отдалённой йокширской ферме, он бы представил, например, пробуждение от крика петуха. Пронзительный буколический крик на рассвете, разносящийся по всей ферме, пока солнце медленно поднималось над горизонтом. Он бы лениво ворочался в своих одеялах, открывал глаза и видел лучи солнечного света, разрезающие ароматный утренний воздух. Возможно, около его кровати уже была бы подогретая пышка.       Но он бы точно не подумал, что его грубыми толчками в затылок разбудит хмурый бородатый фермер, возвышающийся над его койкой в кромешной темноте амбара.       — Ой, — пробормотал Лайелл Люпин, когда Сириус проснулся и в ужасе уставился на него со своей подушки. — Перепутал.       Сириус, находясь в состоянии между сном и мучительным бодрствованием, наблюдал как Лайелл подошёл к раскладушке Джеймса и стал тыкать ему в затылок, бормоча, чтобы он проснулся.       — Спите как два трупа, — пробурчал он, когда Джеймс наконец пошевелился, и приказал ему одеться и выйти на улицу.       — Сколько времени? — тупо спросил Джеймс, пытаясь нашарить свои очки на старом столике между их кроватями.       — Четыре доходит.       — Четыре утра?       — Не рой себе яму, — рыкнул Лайелл и жестом велел Джеймсу поторопиться. — Есть животные, которых нужно кормить.       Джеймс пробормотал что-то себе под нос, натянул резиновые сапоги, ещё одну прискорбно неуместную рубашку на пуговицах, послушно пересёк мезонин и спустился вниз по лестнице, исчезая из виду. Сириус слышал, как они вышли из сарая и направились во двор, потом раздался рёв квадроцикла, и снова наступила тишина. Он проснулся какое-то время спустя, его разбудил взъерошенный со сна Ремус, смотрящий на него сверху вниз, окружённый ореолом тёплого утреннего света. «И это», — сонно подумал Сириус, улыбаясь ему, — «гораздо лучше».       — Идём, — тихо сказал он, кивая на лестницу. — Началось.       Конец света, вот что началось. Сириус спустился вниз через несколько минут после Ремуса в единственной паре джинсов, которую он взял с собой, и в рубашке с длинными рукавами, замена которой обойдётся ему в целое состояние, потому что она неизбежно испортится. Ремус был там, обмазывая своё предплечье каким-то прозрачным и густым желе.       Сириус почувствовал, что у него в глазах потемнело.       — Правило первое, — спокойно сказал Ремус, натягивая рукав джемпера высоко на бицепс. — Никогда не торопи события. Если она не готова, это только навредит ей.       — Ага, — Сириус услышал собственный голос.       — Правило второе. Мой руки.       Сириус взглянул на высокое металлическое ведро в дальнем углу амбара. Он сглотнул, но не сдвинулся с места, молясь, чтобы Ремус позволил ему просто наблюдать. Хотя бы на этот раз, и Сириус поклялся себе как можно дольше не думать о следующем.       — Смотри, — сказал Ремус, указывая на заднюю часть стоящей перед ним овцы. — Если она выглядит так уже полчаса, а ягнёнка всё ещё нет — вот тогда ей нужна помощь.       — Хорошо, — сказал Сириус сквозь стиснутые зубы. Он почувствовал, как вчерашнее тушёное мясо забурлило у него в желудке. Он смотрел, как Ремус приблизился к овце, схватил её двумя руками за белую жёсткую шерсть и осторожно перевернул на бок, и если бы Сириус не прикладывал все усилия, чтобы не потерять сознание, он бы обязательно обратил внимание на его невероятную силу. На то, как ловко и без усилий он опрокинул овцу и удерживал её на соломе.       — Сначала нужно уложить её на бок, — приговаривал Ремус, придерживая овцу и оглядываясь на Сириуса через плечо. — Если начинаются проблемы, то ещё и перекинуть её через тюк. Это немного надавит ей на живот.       Он указал на большой тюк сена в углу загона, и Сириус снова слабо кивнул. Овца слегка напряглась и издала низкий блеющий звук, и у Сириуса действительно закружилась голова, потому что рука Ремуса плавно проникла внутрь овцы, и это действительно, действительно худшее, что он когда-либо видел.       — Нащупать ноги, — пробормотал Ремус, хмурясь и работая предплечьем, — и осторожно потянуть.       Сириус со смесью благоговения и ужаса наблюдал за тем, как Ремус вытащил руку вместе с парой тонких белых ножек, затем показалась голова, и весь ягнёнок вывалился в потоке жидкости, о которой Сириус никогда больше не хотел думать. Грязно и громко, ужасные звуки заполнили весь загон, а затем Ремус потащил ягнёнка прямо за ноги, чтобы он улёгся на солому рядом с ним.       — Вытереть всю грязь с носа, — сказал он, ловко проводя по мордочке большим и указательным пальцем, на мгновение приоткрывая ягнёнку рот и вытряхивая немного прозрачной вязкой жидкости. — И погладить, — он провёл влажной ладонью по боку животного вверх и вниз, а затем подтащил к голове матери. — Вот и всё.       Сириус наблюдал, как овца немедленно начала вылизывать ягнёнка и лакать отвратительное месиво на его шёрстке. Ягнёнок задёргался под её ласками, поднимая с земли свою маленькую белую головку с земли, а потом, к удивлению Сириуса, подполз ближе к ней по соломе и начал подбирать под себя свои тонкие ножки.       — Так и должно быть, — сказал Ремус, и когда Сириус перевёл взгляд на него, он увидел, что мужчина нежно улыбался ягнёнку, что-то теплое и мягкое коснулось его веснушчатых щёк. — Ему всего две минуты отроду, а он уже пытается встать.       — Это просто невероятно.       Так и есть. Это ужасно мерзко, но это невероятно. Сириус видел, как ягнёнок боролся со своим собственным весом, находил равновесие, терял и пытался снова. Овца продолжала вылизывать его, и ягнёнок снова плюхнулся на солому, и Сириус обнаружил, что абсолютно очарован его маленькой противной мордочкой, когда он снова пытался подняться.       — Почему ты должен… — он неопределённо указал рукой на заднюю часть овцы, — Вытаскивать его вот так вот? Она разве не может родить его сама?       — А твоя мама, очевидно, рожала тебя без чьей-то помощи, да? — сухо спросил Ремус, разминая плечо. Сириус подумал, что это справедливое замечание, хотя он предпочёл бы на нём не зацикливаться. — Овцы постарше могут, чаще всего, — смягчившись, объяснил Ремус. — Но у этой породы всегда большие ягнята. Так что иногда им, бывает, нужна помощь.       — Ясно.       — И ещё. Правило номер три, — сказал Ремус и бросил бутылочку со смазкой, которую Сириус неуклюже поймал, — Всегда проверяй, есть ли близнец.       — Что?       Ремус кивнул на раковину в углу амбара.       — Иди вымой руки, — сказал он, и на его лице появилось что-то похожее на улыбку. — И потом проверишь, есть близнец или нет.       Сириус уставился на него.       — Я не могу.       — Ты можешь.       — Нет, я… — Сириус запнулся и стал вертеть бутылку в руках, — я правда не могу это сделать.       Ремус смотрел на него долгое мучительное мгновение, затем вздохнул то ли раздражённо, то ли насмешливо, покачал головой и засунул руку обратно в овцу.       — Нет, — через минуту сказал он, ничего не обнаружив, — у неё только один.       — А часто бывают близнецы? — спросил Сириус. Он всё ещё слышал свой голос словно издалека.       — Не у этой породы. Обычно только один, но всё равно нужно проверять.       — Правило номер три, — пробормотал Сириус. — Правило номер три.

***

      Полуденное солнце приятно грело Сириусу затылок, когда он потянулся вверх к кирпичной кладке под окном в красной раме и провёл кистью под подоконником, окрашивая побелкой голый камень. То, что он видел утром в амбаре, он вряд ли когда-нибудь забудет. Они оставили новоиспечённую мать с малышом, потому что Ремус был уверен, что они в порядке, и Сириус с радостью отправился в дом, чтобы умыться и съесть тосты, приготовленные Хоуп. После этого проголодались цыплята, и Сириус, как ему показалось, с достоинством вызвался с этим помочь, стремясь компенсировать свою неизбежную, но всё равно унизительную неспособность оказать хоть какую-то помощь в загоне. Теперь он стоял на стремянке, нанося краску на стену фермерского дома, а потом Хоуп принесла им сэндвичи с ветчиной и пластиковые стаканчики с яблочным соком.       — Спасибо, — поблагодарил Сириус, когда увидел её, и положил кисточку в банку.       — Я знала эту свинью.       Сириус удивлённо на неё посмотрел, а она улыбнулась ему в ответ.       — Извините?       — Свинья, — повторила она, кивая на сэндвич в руке Сириуса. — Ветчина с фермы Эвансов, тут недалеко, огромная была свинья.       — Хорошо, — Сириус неуверенно кивнул. Он заметил, что Ремус наблюдал за ним краем глаза.       — Он хорошо себя ведёт? — спросила Хоуп, и Сириус только через несколько секунд понял, что она обратилась к нему. Он снова кивнул, краем глаза глядя на Ремуса, и откусил ещё кусочек от сэндвича.       — Ну да.       Она ушла в дом, и Сириус снова посмотрел на Ремуса, сидящего на низкой стене на краю сада со стаканом сока и Сессилом у ног, который с надежной смотрел на сэндвич.       — Ты хорошо себя ведёшь? — поддразнил Сириус. Ремус закатил глаза и приподнял губы в слабой многострадальной улыбке, и от этого что-то у Сириуса внутри растаяло.       — Она постоянно суетится.       Сириус улыбнулся, вспоминая дом и Эффи.       — Как и все мамы, наверное.       — Кстати, об этом, — сказал Ремус, отряхивая руки от крошек и спрыгивая со стены. — Нам лучше сходить и проверить как там овца.       Они обнаружили молодую маму, всё ещё счастливо обнюхивающую своего малыша. Он немного подсох и теперь выглядел не склизким и мокрым, а мягким и тёплым, его шерсть светлая, гладкая и бархатистая, и Сириусу даже захотелось зайти в загон и погладить его. Ремус, однако, остановился и опёрся обеими руками на верхнюю перекладину загона, положил подбородок на предплечье и наблюдал за животными.       — Это хороший ягнёнок, — пробормотал он.       — Что это значит?       Сириус встал рядом с Ремусом и повторил его позу, чувствуя исходящий от него запах — мыла, зелени и лекарств.       — Он большой, — Ремус кивнул на овцу в загоне. — Они должны быть большими. Быстро попытался встать. Просит молока у матери, — добавил он, когда ягнёнок уткнулся матери в живот. — Хороший ягнёнок.       Сириус потерял счёт времени и даже не мог сказать, как долго они вдвоём простояли у загона. Воздух был тёплым и ароматным, в лучах послеполуденного солнца плавали пылинки и пучки сена, проникающего в амбар через открытые двери. Сверху со стропил послышалось тихое воркование — это лесной голубь пронёсся над ними и выпорхнул на залитый светом двор. Ремус тихо засмеялся, когда ягнёнок споткнулся о ноги матери и завалился на сено.       — Глупыш, — ласково пробормотал он.       — Ты всегда этим занимался? — тихо спросил Сириус через пару минут, положив подбородок на руки, чтобы посмотреть на Ремуса рядом.       — Чем, овцеводством?       — Фермерством, скорее.       — Всегда, — кивнул Ремус. — Это была ферма моего прадеда.       — Вау.       — Первый раз я помог родиться ягнёнку, когда мне было семь.       — Вау, — Сириус поражённо рассмеялся. Он вспомнил себя в том возрасте — одетый в строгую рубашку на пуговицах он ходил на уроки скрипки и ораторского искусства, опрятный и аккуратный.       — Чем ты тогда занимался? — спросил Ремус, словно прочитав его мысли. — Причёски себе делал?       Сириус нахмурился.       — Грубо, — пробормотал он, но совершенно не обиделся. Он снова посмотрел в сторону, чтобы поймать ещё одну улыбку Ремуса, а затем в загоне позади них раздался низкий пронзительный звук. Ремус подошёл к овце в дальнем загоне и медленно и успокаивающе провел рукой по её раздутому боку.       — Я думаю, сегодня вечером начнётся, — сказал он, похлопывая её по толстой шкуре. — Может быть, тебе стоит попробовать, — насмешливо добавил он, глядя на Сириуса из загона снизу вверх.       — М-м, — Сириус кивнул и тяжело сглотнул. — Может быть.

***

      Джеймс появился после семи и немного потрёпанный зашёл на кухню, где Сириус пил чай вместе с Хоуп и Ремусом, а толстый рыжий кот дремал на скамейке между ними.       — Хорошо провёл день? — весело спросила Хоуп, очевидно, не замечая, ни какой у Джеймса разбитый и опустошённый вид, ни зияющей дыры на рубашке спереди, ни то, что его волосы стояли торчком с одной стороны и слиплись от какой-то странной жидкости с другой.       Джеймс тихо хныкнул и безнадёжно покачал головой, а затем за его спиной появился Лайелл и хлопнул его по плечу с такой силой, что у него подогнулись колени.       — С каждым днём всё лучше, — произнёс он, протискиваясь мимо Джеймса к раковине.       — Не здесь, чудовище, — тут же принялась отчитывать его Хоуп, размахивая полотенцем. — Наверх!       Она выгнала мужчину из кухни, в направлении ванной, а Сириус и Ремус оглянулись на Джеймса, с обречённым видом стоящего в дверном проёме.       — Чайник горячий, если хочешь, — сказал Ремус, и Джеймс благодарно кивнул.       — Да, — слабым голосом ответил он и опустился на стул рядом с Сириусом. — Спасибо.       Ремус фыркнул и встал, чтобы взять для Джеймса чайник с полки над плитой. Он поставил его на стол вместе с чашкой и стаканом воды из-под крана, и Сириус мог поклясться, что он проворчал «Ваше Величество» себе под нос.       Наступил тихий вечер. Джеймс всё ещё был немного контуженный, как и прошлой ночью, но зато Сириусу удалось убедить его прогуляться на вершину и обратно, чтобы урвать последние солнечные лучи уходящего дня. Ремус исчез в доме, бормоча что-то про душ, а Сириус, оказавшись на вершине холма и втягивая спёртый вечерний воздух, вдруг понял, что наслаждался происходящим.       — Боже. Не так уж тут и плохо, да? — тихо сказал он, глядя на то, как солнце опускалось ниже к горизонту, окрашивая долину в золотистый цвет.       — Если ты так говоришь, — недовольно буркнул Джеймс.       — Ну конечно, часть с овцами отвратительная, — согласился Сириус, прислоняясь к забору на краю поля. — Но остальное, — он вздохнул и потряс головой, думая о тёплом золотистом внутри амбаре, о Хоуп с её пышками с маслом. О ягнёнке, спотыкающемся у ног матери. О Ремусе. — Совсем неплохо.

***

      На следующее утро Сириус проснулся от нежного голоса Ремуса, разговаривающего с овцами, и потянулся в своём спальном мешке, позволяя тихим разговорам разбудить себя. Кровать Джеймса оказалась пуста, когда он перевернулся — очередной ранний подъём с Лайеллом — и Сириус почувствовал себя из-за этого невероятно самодовольным. Он, в конце концов, натянул брюки и рубашку, медленно спустился по лестнице и нашёл Ремуса в одном из загонов с овцой, перекинутой через тюк с сеном, из-за которого комично торчали ножки.       — Ягнёнка ещё нет?       Сириус зевнул и заглянул в загон к овце, которая, по мнению Ремуса, могла быть следующей.       — У неё нет, — ответил Ремус. Его голос всё ещё хриплый со сна, волосы мягкие и взъерошенные, но из-за того, что в них не было застрявшей соломы, Сириус подумал, что он спал в доме. — Но эта, вроде как, уже готова.       Сириус сглотнул, воспоминания о вчерашней овце заставили его окончательно проснуться.       — Я пойду, эм, — нерешительно произнёс он, собравшись с духом. — Пойду помою руки.       — Ага, — Ремус даже не поднял голову.       Он справится. Он почти наверняка мог это сделать. Он сделал глубокий, успокаивающий вдох, когда оказался рядом с металлической раковиной у дальней стены, и выдавил на руку щедрую порцию зелёного лекарственного мыла. В его голове мелькали картинки с изображением крови и мокрых, скользких ягнят, пока он мылил руки, и он встряхнул головой, чтобы избавиться от подступающей тошноты и набраться смелости, чтобы вернуться к загонам.       Нет, он не справится. Это так же ужасно, как и вчера, это абсолютно ужасно, и он бесполезно стоял в углу загона, в то время как Ремус лез внутрь овцы и искал ножки, его предплечье уже покрыто чем-то отвратным. Овца извивалась, лёжа на своём тюке, лягалась задней ногой, едва не попав Ремусу в живот, а Ремус хмурился и лез ещё глубже.       — Застрял, — сказал он, продолжая пытаться, но, видимо, рука не могла уцепиться за ягнёнка. — Негодник.       — Я могу чем-то помочь? — напряжённо спросил Сириус, но его прервало паническое, пронзительное блеяние овцы в соседнем загоне. Он повернулся и увидел, как она упала на солому, тяжело дыша. Ремус выругался.       — Дай нам это, — рявкнул он, вытаскивая руку из овцы и указывая на большое пластиковое ведро с крышкой, которое Сириус тут же ему бросил. Ремус достал оттуда белую тряпку, которой вытер предплечье, бросил его в ведро у ворот и перелез через забор между двумя загонами, провёл по животу бедной овцы рукой, а другой вцепился в шерсть. — Ей нужна помощь, — пробормотал он, поднял глаза и посмотрел на другую овцу, которая всё ещё балансировала на своём тюке соломы, извиваясь и раскачиваясь. Солома под ней была вся мокрая и свалявшаяся.       Ремус застонал и перелез через забор обратно, чтобы поддержать её, пока она не упала.       — Да блять, — мрачно пробормотал он, оглядываясь на овцу в загоне рядом с Сириусом, всё ещё мучающуюся. — Ты должен помочь ей, Сириус.       — Что?       Сириус уставился на него и почувствовал, что сердце упало в желудок.       — Я не могу, — сказал он, отчаянно качая головой. — Я не могу.       — Сириус, она потеряет его, если ты не поможешь, — твёрдо сказал он, и его рука была уже снова в первой овце, и всё это просто ужасно, это всё ужасно и неправильно, Сириуса здесь вообще не должно быть. Он должен быть в Гонконге. Он должен быть в баре на побережье и потягивать коктейль через трубочку. Уж точно не здесь.       — Сейчас же! — рявкнул Ремус, а овца на полу перед Сириусом издала ещё один жалобный и полный боли звук, и всё перед его глазами стало размытым. Он распахнул ворота её загона, упал на колени, неуклюже закатал рукава рубашки и поднял глаза как раз вовремя, чтобы поймать флакон смазки, который Ремус кинул ему одной рукой.       — О боже, — пробормотал Сириус, разминая руку, чтобы выиграть себе немного времени, но Ремус снова рявкнул на него, и он сделал просто немыслимое. В животе у него всё перевернулось: там жарко, сыро, противно, он стиснул зубы, пытался дышать ровно, чтобы сдержать подступающую тошноту, и вслепую шарил внутри, второй рукой хватаясь за шерсть извивающейся овцы.       — Ищи ноги, — Ремус инструктировал его, тяжело дыша в соседнем загоне, его рука мокрая и в крови. — Тяни сначала назад, потом вниз.       И каким-то чудом Сириусу удалось. Его глаза расширились, когда он нащупал пару коротких тонких ножек, схватил их и потянул, и наконец, к его удивлению, на солому у его колен выскользнул маленький чёрный, как смоль, ягнёнок. Он поспешил вытереть вязкую жидкость с его рта, как показывал Ремус, и тёр его шерсть онемевшей дрожащей рукой, а потом поднял голову и увидел, как Ремус подтаскивал своего ягнёнка, наконец-то освобождённого, к голове матери. Он повторил его действия со своим ягнёнком, подтаскивая его маленькое тельце поближе к овце, и наблюдал, как она немедленно принялась его вылизывать, и её уши забавно задёргались от усердия.       Он, кажется, впервые в своей жизни потерял дар речи.       — Вот так вот, — выдохнул Ремус, и Сириус поднял глаза, чтобы увидеть, как мужчина улыбнулся ему, а рука его снова была в овце. — Твой первый ягнёнок.       Сириус тихо засмеялся, скорее, даже отчаянно от осознания того, что он только что сделал.       — И, — добавил Ремус, вытаскивая из матери второе тельце, вытирая его и укладывая рядом с братом. — Первые близнецы в этом сезоне.       Сириус всё ещё чувствовал себя каким-то контуженным, это настолько далеко от того, что он представлял, что он до сих пор не мог прийти в себя. Он тупо наблюдал за тем, как Ремус убедился, что близнецы в порядке, вытер руки тряпкой из ведра и проверил овцу Сириуса на наличие близнеца. Он вздохнул с облегчением, когда Ремус покачал головой.       — Только один, — тихо сказал Ремус.       Сириус привалился к стенке загона, переводя дыхание.       — Я не могу поверить, что я это сделал.       Ремус хихикнул.       — И я не могу, — сказал он, присаживаясь на корточки, с любопытством глядя на Сириуса. — Но тем не менее ты отлично справился, — кивнул он, и Сириус почувствовал, как что-то яркое и золотое вспыхнуло в груди от того, как Ремус на него смотрел.       Наступила долгая тишина — было слышно только сопение новорождённых ягнят, устроившихся на сене, и воркование голубей на стропилах — и Сириус просто улыбнулся Ремусу, чувствуя, как между ними проходил пьянящий электрический заряд. Что-то тёплое, приятное и прекрасное в лучах раннего утреннего солнца.       — Ты должен мне рубашку, — тихо сказал Сириус после долгого молчания, улыбаясь, и Ремус ответил ему тем же, оглядывая испорченную белую рубашку.       — Я думаю, я смогу себе это позволить.

***

      Чуть позже тем же утром Ремус принёс ему целый ворох одежды. Он вышел из своей комнаты в фермерском доме со стопкой футболок, фланелевой рубашкой с длинными рукавами, парой джемперов и старыми кроссовками, которые Сириус мог одолжить. Сириус неловко поблагодарил его и поторопился в ванную, чтобы переодеться. Вся одежда ему немного великовата, немного большая в плечах, там, где мышцы Ремуса растянули ткань, а дни, проведённые в полях под солнцем, сделали хлопок мягким и тёплым. Сириус натянул одну из футболок и с улыбкой подумал, что она пахла Ремусом, солнечным светом и чем-то, что могло быть шерстью Сессиля. Он натянул спортивные штаны, бросил свои испорченные джинсы в пакет для стирки, который Хоуп у него забирала в обмен на ломтик бананового хлеба, и вышел во двор.       — Это подходит больше.       Сириус сощурился от яркого света и увидел, что Ремус сидел на скамейке у каменной дорожки и разглядывал его новую одежду. Рыжий кот лениво растянулся у него на коленях.       — Ага, — пробормотал Сириус, морща нос. — Спасибо.       — Джеймсу придётся надевать вещи моего отца. Не думаю, что ему пойдёт.       Сириус тихо хихикнул, представив, как Джеймс попросил Лайелла Люпина обновить ему гардероб. Ремус тоже улыбнулся: для него отсутствие даже намёка на дружбу между его отцом и Джеймсом было очевидно так же, как для Сириуса.       — Что дальше? — спросил Сириус, засовывая руки в карманы одолженных спортивных штанов, и опустился на скамейку рядом с Ремусом. Ужасный гусь вернулся — он крался через двор к амбару. Сириус хладнокровно наблюдал за ним.       — Закончим красить стену, — сказал Ремус, кивая на фермерский дом и рассеянно потирая плечо одной рукой. Кот всё ещё счастливо посапывал на его коленях.       — Хорошо.       — Через пару минут.       — Хорошо.       Через несколько минут они взялись за дело. Солнце садилось, нежно освещая двор, а небо над головой было большое, голубое и яркое. Из загонов доносилось тихое спокойное блеяние, и время от времени где-то кричал петух, видимо, не умеющий определять время. Снова показалась Хоуп — она выгуливала альпаку Стивена в ярко-красной амуниции по каменной дорожке, бормоча что-то о тюльпанах и уводя его за дальнюю часть дома. Сириус видел, как он зубами схватил кухонное полотенце в синюю клетку, висящее на верёвке, когда они шли мимо сада, но Хоуп этого не заметила.       — Мне здесь нравится, — тихо произнёс Сириус, удивляясь сам себе.       Ремус немного помолчал.       — Куда ты думал ты едешь?       — А?       — Ты не знал, что приедешь сюда, — сказал Ремус, и когда Сириус посмотрел на него, на его губах играла улыбка. — И ни разу в жизни не был на ферме. Куда ты думал, ты приедешь?       — О, — Сириус почувствовал, как румянец пополз по его шее. — Джеймс сказал, что мы будем работать в замке.       — В замке?       — В сувенирной лавке.       Ремус откинул голову и рассмеялся, и это настолько прекрасно, что Сириус даже забыл о своём смущении и просто наблюдал за ним, за тем, как он прикрывал глаза, как его загорелая кожа натягивалась и веснушки переливались бронзовыми и медными тонами. Он покачал головой, тепло и ласково взглянул на Сириуса.       — Придурок.       — Знаю, — ответил Сириус и вдруг понял, что он тоже смеялся. — Мне, вообще-то, хотелось в замок.       — Вы звучите так, будто у вас обоих есть по парочке замков, — поддразнил Ремус. — То, как ты говоришь.       — И что это значит?       — И что это значит? — передразнил Ремус, надменно поджимая губы и сжимая челюсть.       Сириус нахмурился и пихнул Ремуса локтем в бок.       — Я так не говорю, — воскликнул он, сдерживая улыбку от того, как Ремус снова смеялся над ним.       — Как скажешь.       Они помолчали недолго. Сириус, всё ещё наблюдающий за гусём, сказал:       — Мы собираемся ехать в Гонконг.       Он даже не знал, зачем сказал это, ведь Ремус не спрашивал. Сириус понял, что не думал о Гонконге целые сутки. Он вообще не задумывался, зачем они здесь, настолько он сегодня был занят ягнятами, открытым небом и Ремусом. Тем не менее, Гонконг всё ещё маячил где-то там на горизонте, в конце лета. Наверное.       — А что в Гонконге? — равнодушно спросил Ремус.       — Ну, мы собираемся открыть бизнес.       — Бизнес?       — Айти-агентство или… консалтинговый бизнес…       Он замолк, когда из-за угла вышел Сессил, с чем-то зажатым в его злых маленьких зубках. Он плюхнулся между ними, и Сириус увидел, что он дожёвывал кусок кухонного полотенца в синюю клетку, которое до этого прихватил с верёвки Стивен. Оно было всё изорвано, покрыто грязью и следами копыт.       — Почему ты хочешь этого?       Сириус, наблюдающий за Сессилем, не сразу понял, что Ремус обращался к нему, а не к собаке. Он поднял голову и моргнул.       — А?       — Этот консалтинговый бизнес, — сухо подсказал Ремус, пересаживая рыжего кота на лавочку рядом, чтобы Сессиль смог запрыгнуть к нему на колени вместе со своей добычей. — Почему ты хочешь этим заниматься?       — Оу, ну. В этом бизнесе много денег. Особенно в таком месте как Гонконг.       — Ах да, — протянул Ремус совершенно незаинтересованно, почёсывая маленькую головку Сессиля. Сириусу тоже показалось это невероятно скучным.

***

      Джеймс появился, когда солнце уже садилось за горизонт, и всё ещё выглядел сломленным человеком. Но когда Сириус отложил кисть и пошёл к нему навстречу, он сказал что-то про трактор, который Лайелл собирался ему показать, и скрылся за домом.       — Я решил, что у меня неправильный подход к этому, — объяснил он позже, когда они в амбаре переодевались в чистую одежду к ужину — Лайелл каким-то чудесным образом согласился одолжить Джеймсу старую мешковатую футболку с изображением трактора, потому что его рубашки были безнадёжно испорчены. — Мне нужно всё это переосмыслить.       — Как переосмыслить?       Джеймс сел на край своей койки и устремил на Сириуса стремительный взгляд.       — Знаешь, вот как в древних культурах. Где мальчиков отправляли в дикую местность и не пускали домой, пока они не убьют медведя, льва или ещё кого?       Сириус прищурился.       — Я не думаю, что это одно и то же.       — Нет, это одно и то же, — решительно сказал Джеймс, проводя рукой по волосам, отчего они встали дыбом. — Так оно и есть.       — Хорошо, — пожал плечами Сириус. — Какое отношение это имеет к делу?       — Это мой медведь.       — Что? — переспросил Сириус.       — Это мой медведь, — повторил Джеймс, поднимаясь и с безумным взглядом, и начиная расхаживать взад-вперёд по мезонину. — Я превращаюсь в мужчину, понимаешь? Словно меня отправили в дикую природу и…       — Дали подержать несколько крошечных новорождённых ягнят? — вставил Сириус. Голубь заворковал на стропилах, а Джеймс убийственно глянул на Сириуса. — И я не думаю, что мы можем называть это дикой местностью, — добавил Сириус.       — Слушай, — Джеймс плюхнулся обратно на свою койку. — Мне это нужно. Я пытаюсь с этим справиться, ладно?       Сириус пожал плечами.       — Ладно, — согласился он, натягивая одолженный у Ремуса свитер поверх футболки. Свитер был шерстяной, тёплый, цвета песочного печенья. — Так вы теперь с Лайеллом лучшие друзья? — спросил он, кивая на футболку Джеймса.       — Он сказал, что сегодня я не был совсем бесполезным, — гордо улыбнулся Джеймс.       — Вау, — холодно ответил Сириус. — Вот это любовь.       Ужин снова был прекрасным: сосиски, запечёные в больших, пышных йокширских пудингах, густая подливка и гора картофельного пюре. Джеймс, верный своему намереннию, за едой расспрашивал Лайелла о тракторе за сараем, исторических записях о ферме, а Сессиль по какой-то причине сидел рядом с лавкой и внимательно на него смотрел.       — Это бордер-терьер, да? — заинтересованно спросил Джеймс, когда они уже перешли к чаю. — Или это керн-терьер? Да? У моей тёти был керн-терьер. Породистый, он был просто прекрасный пёс. Его звали Лужица…       — Он дворняжка, — вмешался Ремус, подцепляя вилкой последнюю морковку. — Я нашёл его в мусорном ведре.       Наступила тяжёлая, мучительная тишина, Джеймс смотрел на Ремуса через стол, пытаясь придумать, что ответить, а Сириус сделал большой глоток из своей кружки, чтобы скрыть ухмылку. Он поймал удивлённый взгляд Ремуса, когда Джеймс наконец сдался и принялся помогать Хоуп убирать посуду в посудомоечную машину, и с доброй улыбкой закатил глаза.       — Забавный у тебя приятель, — сказал Ремус позже, когда они с Сириусом пошли обратно во двор, чтобы до захода солнца успеть отнести корм в амбар. — Я думаю, что они с моим отцом, в конце концов, поладят.       — Почему ты так думаешь?       — Ему нравятся чудные люди, — ответил Ремус, закидывая мешок на плечи и ожидая, пока Сириус возьмёт свой. — Взгляни на мою маму.       Сириус хихикнул.       — Мне нравится твоя мама, — сказал он, сворачивая с тропинки, чтобы обойти ужасного гуся, угрожающе стоящего посреди дороги. — Она напоминает мне о доме.       — Твоя мама такая же?       — Скорее, папа, — кивнул Сириус, бросая мешок с кормом на пол сарая и вытирая влажный лоб тыльной стороной ладони. — Он тоже чудаковатый. Я думаю, у Джеймса это всё от него.       — Ого.       Сириус поднял голову на удивлённый голос Ремуса, когда они уже возвращались во двор к горе корма.       — Что?       — Я не знал, что вы братья, — сказал он, поднимая следующий мешок. — Вы не похожи на братьев.       — Нет, — Сириус почувствовал, что во рту у него пересохло. Он взял ещё один мешок, чтобы потянуть время, и ответил, не поднимая взгляд. — Я, вроде как, приёмный, — тихо сказал он, чувствуя на себе взгляд Ремуса. — Ну. Неофициально.       — Ясно, — Ремус кивнул и они направились обратно через двор. Он ожидал расспросов, как всегда происходило, когда он пытался избежать разговора о семье Джеймса. Как это случилось? Это законно? Часто спрашивали про деньги — кто платил за его обучение в школе? А в университете? Кто дал ему второе имя? Дарил ли он Эффи открытку на День Матери? А Джеймс не против?       Но ничего из этого не было. Был только Ремус, ковыляющий обратно к амбару в последних лучах золотого вечернего света, принимающий всё так, как есть. Ясно.       Сириус почувствовал, что где-то в животе у него сладко потянуло, закинул на плечи ещё один большой мешок и последовал за ним.