Под большим синим небом

      — Джеймс, — пробормотал Сириус, еле дыша, в ужасе глядя на крошечную парковку рядом со станцией. — Что ты, блять, натворил?       — Всё нормально, — прошипел Джеймс сквозь стиснутые зубы и натянутую улыбку и весело помахал рукой мужчине, который выбирался из древнего внедорожника. — Может быть, это не он.       Мужчина направился прямо к ним. Машина позади него стояла на холостом ходу, выплёвывая серые клубы дыма, а бампер держался на ржавчине и добром слове. Сириус почувствовал себя так, будто его сейчас вырвет.       — Это он, — панически прошептал Сириус. — Джеймс, ты идиот. Где мы вообще?       — Может быть… — Джеймс всё ещё размахивал руками, как сумасшедший, хотя мужчина находился не более, чем в десяти шагах. — Может быть, он садовник.       — Джеймс Поттер?       Это он. Это определённо точно он, и он подошёл к Джеймсу и Сириусу, которые стояли у края платформы, и Сириус разрывался между желанием броситься под поезд и броситься на стоящего перед ним мужчину. Это было не пределом мечтаний настолько, что Сириус задавался вопросом, как он мог доверить Джеймсу что-то настолько ответственное, потому что они едва сошли с поезда, а всё уже превратилось в катастрофу. Но мужчины, который стоял и скептически на них смотрел — с его веснушками, обветренными щеками и потрескавшимися губами, широкими плечами и вьющимися волосами цвета печенья — было почти достаточно, чтобы на мгновение отвлечь его от паники.       До тех пор, пока он увидел на его ногах покрытые грязью ботинки «веллингтон» и рваные джинсы, покрытые какой-то странной звериной шерстью — тогда ему снова захотелось спрыгнуть на рельсы.       — Мистер Люпин, да? — вежливо начал Джеймс, протягивая ладонь для рукопожатия, хоть Сириус и знал, что он хотел умереть на месте.       — Если хотите, — произнёс мужчина, настороженно глядя на руку Джеймса, прежде чем нерешительно пожать. Гласные в его словах были короткими и низкими, а голос — однотонным. — Все зовут меня просто Ремус.       — Очень приятно познакомиться, Ремус, — кивнул Джеймс. Сириус видел, что он изо всех сил старался не вытереть руку о штаны после рукопожатия.       — МакГонагаллы вас прислали, да?       Наступило ужасное, затянувшееся молчание, во время которого Ремус продолжал с сомнением на них смотреть. Сириус видел, как он медленно проходился взглядом по их брюкам-чинос, вощёным курткам и мягкой кожаной сумке для выходных, которая теперь лежала в пыли рядом с новыми ботинками Сириуса от «дюбарри».       — Да, — наконец сказал Джеймс, звуча так, будто он согласился на судебное разбирательство, и окончательно разрушил все надежды Сириуса на то, что они выберутся из этой передряги. — Это мы.       — Хорошо, — протянул Ремус. — И вы знаете зачем приехали?       — Мгм, — Джеймс кивнул.       Молчание снова затянулось, после чего Ремус вздохнул и коротким кивком указал на их сумки.       — Тогда берите свои вещи. Поехали.

***

      Поездка была чудовищной. Джеймс с неохотой забрался на переднее сидение — чего он вполне заслужил, учитывая обстоятельства — и изящно уселся, балансируя с сумкой на коленях, как бабушка на остановке, а Сириус, затаив дыхание, сел на заднее. На соседнем сидении сидел маленький терьер, который пах навозом и зарычал, когда Сириус на него посмотрел.       — А тебя как зовут? — спросил Ремус, и Сириус поднял голову, встретившись с ним взглядом в зеркале заднего вида. На его лице было небольшое пятнышко, скопление светло-каштановых веснушек, начинающееся в складке правого века и расходящееся веером у невероятно длинных ресниц. Сириус сглотнул.       — Я Сириус.       — Забавное имя, — пробормотал Ремус, и Сириус тупо моргнул в ответ, прежде чем шина не наехала на очередную кочку, подпрыгнув, и ему пришлось вцепиться в ручку двери, чтобы не свалиться.       — Правда?       Наступила тишина, внедорожник прокладывал себе путь по извилистой и грязной грунтовой дороге между полями, окружёнными стенами из плоского серого камня. Они ехали посреди ничего: мимо проносилась сельская местность, сплошные зелёные поля и бескрайние небеса, — и всё это просто отвратительно. Сириус готов придушить Джеймса голыми руками.       Они подъехали к берегу ленивой низкой реки, и Сириус подумал, что они свернули не туда или прорвалась какая-то плотина, и теперь Ремусу придётся развернуться и отвезти их обратно на станцию, потому что дорога, очевидно, абсолютно непроходима, и им лучше сесть в поезд и вернуться обратно на юг. Но Ремус переключил передачу и переехал реку вброд с такой лёгкостью, что у Сириуса на секунду даже захватило дух, особенно, когда он увидел в зеркале заднего вида, как Ремус нахмурился и как его левая рука сжала рычаг переключения передач.       Терьер зарычал.       — Господи, — произнёс Джеймс, нервно посмеиваясь. — Это настоящее приключение.       Ремус бросил на него косой взгляд, но ничего не сказал.       Спустя целую вечность и тысячу синяков у Сириуса на заднице, они наконец преодолели последнюю колею и въехали в широкий залитый солнцем двор, ограниченный с одной стороны просторным каменным сараем, заваленным тюками сена, а с другой стороны длинным побеленным домом с ярко-красной входной дверью и толстым рыжим котом на крыльце, вылизывающим лапы. Ремус выключил зажигание, отчего машина зашипела и застонала, и вышел на улицу, переводя взгляд на Джеймса и Сириуса, которые — как минимум Сириус — не могли пошевелиться.       — Вы идёте или как? — категорично спросил Ремус, обогнул заднюю часть машины и открыл дверь Сириуса. У Сириуса даже перехватило дыхание от того, что показалось ему джентельменским жестом, прежде чем по его коленями вихрем пронеслось что-то маленькое и вонючее, оставляя следы лап на его штанах.       Он последовал за терьером, стараясь не морщиться, когда его ботинок с хлюпом приземлился в странную дымящуюся кучку от коровы, свиньи, единорога или бог знает кого. Джеймс появился рядом, белый, как полотно, а Ремус снова посмотрел на них хмуро и скептически, как и тогда на станции.       — Вы уже работали в сезон ягнения, да?       Сириус мог поклясться, что почувствовал, как Джеймс рядом с ним похолодел.       — Сезон чего? — переспросил он необычайно высоким голосом. Терьер, устроившийся у лодыжек Ремуса, зарычал на них.       — Ягнения, — медленно повторил Ремус. — Вы здесь, чтобы помогать с ягнятами, разве нет?       «Ничего, буквально ничего не могло быть хуже этого», — подумал Сириус. Джеймс издал звук, который мог означать как и согласие, так и то, что душа вышла из тела, и Ремус прищурился, покачал головой и что-то пробормотал себе под нос. Он молча кивнул в сторону сарая и сказал Сириусу и Джеймсу забрать свои вещи из машины, что они сделали и последовали за Ремусом через двор, обходя кучи навоза, мешки с чем-то и гуся, который зашипел на Сириуса, когда он проходил мимо.       — Вы будете спать здесь, — сказал Ремус, и в его голосе послышалось что-то отдалённо напоминающее веселье, когда Джеймс и Сириус вошли в амбар и проследили за его взглядом вверх по деревянной лестнице ведущей к стропилам где-то над тюками сена. — Там есть спальные места. Спальные мешки и всё остальное.       Сириус перевёл взгляд с лестницы на Джеймса, лицо которого всё ещё было белое, затем на Ремуса, молясь всем богам, что это шутка. Ни разу за свои двадцать два года Сириус не ступал в более отвратительное место, и даже мысль о том, что ему придётся спать в сарае, в спальном мешке, была просто возмутительна, и Джеймс заплатит за это своей жизнью.       — Моя мама сделала вам поздний завтрак, — сказал Ремус и вышел на улицу, таща за собой терьера. — Как закончите валять дурака, зайдите домой и поздоровайтесь с ней.       И он ушёл.       — Джеймс, — медленно произнёс Сириус. — Я, блять, тебя прикончу.       Джеймс сглотнул.       — Может быть, нам стоит, эм, — пробормотал он, глядя на удаляющуюся спину Ремуса, а потом перевёл взгляд на лестницу.       — После вас, — выплюнул Сириус, притворно кланяясь, и помог Джеймсу подняться по шаткой лестнице. Он поднялся следом, с неудобно закинутой на плечо сумкой, и наверху он смог насчитать уже две занозы на ладонях. Это было большое углубление, наполовину занятое тюками из мешковины. Деревянные балки; высокие стропила; половицы, усыпанные сеном и жёлтой соломой; пылинки, светящиеся в золотом и неподвижном воздухе, когда лучи солнечного света проникали через расположенные вдоль стен узкие окна. В задней части мезонина стояли две раскладушки армейского типа, с тонкими матрасами и свёрнутыми одеялами и подушками, а между ними стол с тазом и эмалированным кувшином.       Сириусу это всё совершенно не понравилось.       — Ну, — Джеймс кинул свою сумку на одну из кроватей и хлопнул в ладоши, — нормально, да? На пару месяцев сгодится.       Он посмотрел на Сириуса с робкой улыбкой, и Сириусу захотелось сбросить его с лестницы.       — Нет, не сгодится, — зашипел он, разъярённый. — Какого хера мы здесь забыли? Ты сказал, что мы будем работать в чёртовом замке, Джеймс! Я думал, нас заберёт местный лэрд!       — Ладно, на самом деле, это никогда не было замком…       — Ты сказал мне, что это замок.       — Что ж, это не замок, — нервно сказал Джеймс, запуская руки волосы, от чего они встали дыбом. — Это не замок, но в агентстве сказали, что работа в Бич Холл, и по мне, — он маниакально засмеялся и пожал плечами, — это звучит как хотя бы приличное поместье, разве нет? Бич Холл.       Сириус подошёл к одной из куч с мешковиной на краю антресоли и яростно ткнул пальцем в выцветшую чёрную надпись на верхней части мешка.       — Ферма. Бич. Холла. Придурок.       — Послушай, я действительно думал, что это дом, — пробормотал Джеймс, уже весь красный. — Я думал, что это будет большой дом, хорошее большое поместье, и я думал, что мы будем работать в сувенирной лавке или ещё где!       Над ними пролетел голубь. Оба вздрогнули.       — В сувенирной лавке? — мрачно переспросил Сириус.       — Ну или, — слабо произнёс Джеймс, опускаясь на край одной из постелей, — обслуживание гостей или что-то такое.       — Нам даже этого не нужно было делать, — огрызнулся Сириус. — Мама с папой бы купили нам билеты и помогли устроиться. Они хотели нам помочь. Но нет, — выплюнул он, кивая головой на Джеймса. — Ты сказал, что мы будем ценить эти деньги больше, если мы заработаем их сами.       — Мы заработаем.       — Очевидно, я здесь не останусь, Джеймс.       — Это всего лишь три месяца, — рассудил Джеймс, вытягивая перед собой руки, чтобы перекрыть Сириусу путь. — Двенадцать недель, нам заплатят, и мы поедем в Гонконг. У нас будут деньги на билеты, деньги на жильё на первый месяц, мы как следует подготовимся и будет здорово.       Сириус злобно на него зыркнул. Поездка в Гонконг была их планом сколько Сириус себя помнил. Окончить школу, поступить в университет. Закончить университет, уехать на лето домой. Поехать в Гонконг, набраться опыта и открыть консалтинговое агентство, о котором они говорили с тех пор, как им исполнилось шестнадцать. Всё должно было быть идеально. Только они вдвоём в роскошной квартире недалеко от набережной. Где-то на этом пути фактическая цель агентства немного запуталась, Сириус думал, что началось это с веб-дизайна, когда он действительно увлёкся кодированием страниц на MySpace для них, а потом превратилось в идею чего-то около SEO. Возможно, это можно назвать брендингом. Что бы это ни было, они собирались начать этим заниматься и это должно быть просто великолепно. И они могли бы быть уже на полпути туда, если бы не Джеймс и его идея заработать на билеты самостоятельно.       — Три месяца — это чертовски долго, если каждую ночь надо проводить в сарае, Джеймс.       — Они пролетят незаметно, я обещаю.       Он посмотрел на Сириуса со своей кровати и моргнул: глаза за стёклами очков грустные, а из копны чёрных волос, как антенна, торчала соломинка. Сириус вздохнул и упал на такую же кровать рядом, признавая поражение.       — Я тебя ненавижу.

***

      Хоуп Люпин была просто прекрасной женщиной. Настолько же приветливая, насколько её сын грубый, она встретила Сириуса и Джеймса поцелуями в щёки и проводила их в фермерский дом в длинную светлую кухню, на всех поверхностях которой расставлены оловянные горшки. Вдоль оконной рамы за плитой был разбит сад с травами, рядом была столешница с кусочками теста, присыпанная мукой, и широкая фарфоровая раковина, где в кувшине с водой стоял букет тюльпанов, ожидая, когда его подрежут.       — Вы немного не похожи на мальчиков, которых обычно присылают МакГоналлы, — весело сказала она, сверкая белыми зубами и оглядывая их рубашки и брюки. — Очень любопытно. Пышку?       Они опустились на стулья за старым деревянным столом, накладывая себе джем и масло из банок, которые поставила на стол Хоуп — это всё очень мило и неловко, и Сириус подумал, что скучал по своей постели, с которой встал в четыре утра, чтобы успеть на утренний поезд. По своей постели в прекрасном Кенсингтоне, где никогда не было видно ни одного гуся.       — Ремус сейчас подойдёт, — сказала Хоуп, наливая им обоим по чашке чая и выдвигая стул во главе стола. — Он глистогонит Сессиля.       Из коридора донёсся ужасающий вой, и через мгновение появился Ремус с потрёпанным терьером подмышкой и с большой белой таблеткой в другой руке.       — Он не ест, мам.       Он остановился, когда увидел Сириуса и Джеймса за столом, и собака предсказуемо зарычала.       — Что ж, тогда заверни в кусочек сыра, — посоветовала Хоуп, всё ещё улыбаясь. Сириус подумал, что у неё хорошие манеры, с радостью принимая очередную чашку чая. Она была немного суетливой, этим она напомнила ему Флимонта, спотыкаясь о собственные слова и дела, торопясь перейти к следующей задаче, следующей улыбке или следующей порции чая. Всё было чуть поспешно, и когда она протянула руку, чтобы наполнить чашку Сириуса он почувствовал себя, на удивление, как дома.       — Бестолочь, — пробормотал Ремус, и Сириус обернулся, глядя на то, как мужчина открыл холодильник, засунул таблетку в кусок сыра и ткнул им псу в пасть. В конце концов, он смягчился и схватил сыр, чуть не откусив Ремусу пальцы.       — Так откуда вы, мальчики?       Сириус снова посмотрел на улыбающуюся Хоуп.       — Э-э, Лондон, — пробормотал он, пока Джеймс рядом жадно поглощал очередную пышку, разбрызгивая повсюду масло. — Из центра.       — И много там ферм?       Сириус мог поклясться, что слышал, как Ремус фыркнул.       — Нет, не очень много, — добродушно ответил Сириус. Ему не очень хотелось говорить ей, что это первая ферма, которую он видел в своей жизни. — Там больше отелей и магазинов, на самом деле.       — Как интересно!       Хоуп поспешила к духовке, чтобы вытащить очередную порцию пышек, которые она держала в тепле. Сириус наблюдал, как она намазала одну из них маслом, потом чем-то похожим на лаймовый джем, передала Ремусу и ловко чмокнула в щёку, приобняла за плечи и тихо спросила что-то, что Сириус не смог разобрать. Ремус кивнул ей.       — Обожаю её, — пробормотал Джеймс после того, как справился с шестой пышкой, откинулся на спинку стула и похлопал себя по животу, пуговицы рубашки на котором трещали. — Я собираюсь полностью этим насладиться.       — Ты забыл про чёртовых ягнят, которых мы, судя по всему, должны доставать из овец? — спросил Сириус, понизив голос.       Джеймс потянулся, не вставая со стула.       — Всё будет нормально, — сказал он, глядя на Хоуп и Ремуса, стоящих на другом конце кухни. — Вряд ли это так сложно.

***

      Через несколько минут они вышли на улицу, Хоуп помахала им рукой и вернулась к своим делам, а Ремус повёл их через залитый солнцем двор. Сессиль трусил у его лодыжек. Ужасный гусь всё ещё ковылял по булыжникам, когда они остановились. Ремус сложил руки на груди и оценивающе оглядел их, щурясь от поднявшегося солнца. Сириус сглотнул.       — Пожалуйста, скажите мне, что у вас есть с собой нормальные ботинки.       Сириус посмотрел на свои ноги.       — Я уже в ботинках, — тихо сказал он. Джеймс заёрзал рядом с ним в своих кроссовках.       — Не модные ботинки, — протянул Ремус, холодно глядя на Сириуса. — Рабочие.       — У меня есть резиновые сапоги в сумке! — сказал Джеймс, засунув руки в карманы штанов. — Я взял с собой сапоги.       Предатель.       — Размер?       Сириус тупо посмотрел на Ремуса и увидел, что его лицо снова скривилось от раздражения.       — Р-размер?       — Размер ноги? — нетерпеливо повторил Ремус, кивая на «дюбарри» Сириуса.       — Э, сорок третий?       — Хорошо, тогда я одолжу тебе пару своих. Значит так, — он вздохнул и рассеянно потёр левое плечо рукой. — Большую часть стада мы пасём на холме, так что одному из вас нужно будет помогать там моему отцу. Это не так далеко и ночевать часто там не придётся, только если у какой-нибудь овцы возникнут проблемы.       Сириус пристально посмотрел на него. Ночевать в спальном мешке в сарае — это одно, но ночевать в горах с овцами и отцом Ремуса и ещё бог знает чем — совсем другой разговор. Грязь, дождь и всё прочее.       — Второй останется со мной на этот сезон, — продолжил Ремус, переводя взгляд с Джеймса на Сириуса. — Овец, которые становятся матерями в первый раз, мы переводим в амбар, и они рожают внутри.       — Я буду тебе помогать, — выпалил Сириус, прежде чем успел Джеймс, и он физически почувствовал, как Джеймс сдувался рядом с ним, и это абсолютно уморительно и очень даже заслуженно.       — Хорошо, — медленно произнёс Ремус, прищурился, глядя на Сириуса, а потом перевёл взгляд на Джеймса. — Тогда ты пойдёшь на холм.       Джеймс сглотнул.       Ремус ушёл, затем вернулся спустя мгновение, сунул Сириусу в руки пару старых, заляпанных грязью резиновых сапог, сказал надеть их и встретиться с ним за углом дома, когда они будут готовы. Сириус натянул на ноги ботинки, а Джеймс залез на лестницу в сарае, чтобы вытащить из сумок их куртки. Сириус сглотнул, вытер потные ладони о штаны, и они потащились через двор, как на виселицу. Ремус со своей ужасной собакой заводил в загон ужасного гуся.       — Готовы? — спокойно спросил он.       Сириус, на самом деле, не думал, что у них есть выбор.       — Сегодня нам придётся идти пешком, — сказал Ремус, направляясь по дорожке, ведущей со двора. — Если только никто из вас не умеет водить, — насмешливо добавил он, кивая на два потрёпанных квадроцикла, скрытых под низкими навесом около дома. — Я так и думал, — пробормотал он в ответ на их тупое молчание и пошёл дальше, ведя за собой терьера Сессиля.       — Он просто ненавидит нас, да? — Джеймс что-то пробурчал, и Сириус увидел, как он сморщился, когда грязь с резиновых сапог попала на его бежевые штаны.       — А ты бы не стал?       Они добрались до верха холма к полудню, Сириус чувствовал, как волосы противно прилипали к потной шее, и когда он делал последние шаги, руки у него грязные и натертые от карабканья по каменному утесу и запирания тяжёлых металлических ворот. Джеймс рядом тяжело дышал, лицо у него бледное и болезненное. Ремус милосердно остановился и помахал через холм одинокой фигуре среди стада белых упитанных овец. Мужчина подошёл ближе, и Сириус подумал, что он не мог быть никем иным, кроме как отцом Ремуса. Те же обветренные щеки, только чуть темнее из-за щетины, те же недовольно прищуренные янтарные глаза. Сириус почувствовал себя крошечным под его взглядом.       — Так, — Мистер Люпин поднял брови и взглянул на сына. У его лодыжек крутилась чёрно-белая собака, вся в шерсти, со светлыми умными глазами. Сессиль зарычал на неё.       — Ребята из агентства, — пояснил Ремус, кивая на Джеймса. — Он останется с тобой.       — Хорошо.       Сириус услышал, как Джеймс рядом сглотнул.       — Приятно познакомиться, — заикаясь, поздоровался Джеймс, протягивая отцу Ремуса руку, и тот принял рукопожатие с теми же колебаниями, что и Ремус на вокзале.       — Взаимно, — сказал он холодно. Он оглянулся на Ремуса, который пожал плечами, и несколько мгновений между ними происходило какое-то немое общение, а потом Мистер Люпин покачал головой и снова посмотрел на Джеймса. Сириус подумал, что так могли смотреть на особо разочаровывающего ребёнка. — Тогда пошли, — пробормотал он, кивая на стадо, и ушёл вместе с заметно дрожащим Джеймсом.       — Он никогда не видел живых овец, да? — тихо спросил он, как только они оказались вне поля слышимости, и Сириус ошеломлённо покачал головой.       — Никогда.       — Настоящий Джеймс Хэрриот, однако, ты.       Сириус искоса глянул на него.       — Кто?       Ремус только вздохнул.       — Холм, — сказал он, указывая на огромную, широкую вершину перед ними. — Стадо, — он перевёл палец на овец. — Экскурсия окончена.       После этого они направились через поля вокруг дальнего склона холма, оставляя Джеймса крошечным некомпетентным пятнышком вдалеке, и неторопливо пошли по другой тропе к открытой вересковой пустоши. Амбар и фермерский дом внизу в долине были похожи на игрушечные, и Сириусу пришлось бежать, чтобы не отставать, пока Ремус вёл их через ручьи и овраги, показывая ещё несколько пустых загонов и длинную ветхую стену, которую им когда-нибудь предстояло починить, а затем они обошли широкий холм и вышли, как показалось Сириусу, на северную сторону холма и на горизонте показались груды камней, полуразрушенные дымоходы и старые каменные мостовые, поросшие вереском и утесником.       — Старый добрый Бич Холл, — произнёс Ремус, когда они проходили мимо. Семейство кроликов выскочило из развалин и перебежало через дорогу перед ними, и Сессиль кинулся за ними по траве. — Она сгорела давным-давно. Раньше ферма была частью поместья.       — Ого, — пробормотал Сириус, вглядываясь в единственное уцелевшее здание, стоящее в дальнем конце старого поместья — почерневшая, потрепанная ветрами арка, сильно поросшая мхом. Это всё очень по-Бронтевски, и Сириус на мгновение представил Ремуса в роли Мистера Рочестера: грубого, загадочного и соблазнительно мизантропичного. Или, может быть, он больше похож на Хитклиффа, бродящего по холмам на лошади. Сириус совсем не против взглянуть на это как-нибудь.       Они направились обратно к низине, по пологому склону вересковых пустошей, пока снова не подошли к ферме, уютно устроившейся в долине между зелёными холмами. Они прошли мимо ряда старых хозяйственных построек, поднялись к побелённому фермерскому дому, прошли по узкой тропинке мимо кухни к небольшому саду, занятому двумя животными, которые, по мнению Сириуса, могли быть ламами. Одна из них жевала букет розовых тюльпанов.       — Мамины альпаки, — сказал Ремус, проходя мимо. — Не спрашивай.       К тому времени как они вернулись во двор, там уже снова был гусь. Он зашипел на Сириуса, и Ремус хмуро взглянул на него, поворчал и повёл Сириуса в амбар, прохладный, тёмный и тихий после полуденного солнца на холме.       — Мы переводим овец, которые будут рожать в первый раз, примерно за месяц до того, как у них должен появиться ягнёнок, — тихо сказал Ремус, лавируя между тюками сена. — Держим в заднем загоне, а через несколько дней отводим сюда.       Сириус побледнел, когда они обогнули ряд из шести загонов из металлических прутьев, огораживающих их от открытой территории амбара, половина которого занята другими большими белыми овцами.       — Вау, — во рту у него пересохло.       — Я думаю, этот скоро появится, — сказал Ремус, останавливаясь около одного из загонов, обитательница которого лениво ходила кругами. Он прислонился к воротам загона, и Сириус наблюдал, как он протянул руку и нежно почесал подбородок овцы, когда она прошла мимо. Она остановилась и, кажется, немного успокоилась, и через некоторое время сама прислонилась к стенке загона, поддаваясь прикосновениям Ремуса.       Ремус повернулся и посмотрел на Сириуса.       — С чего вообще они тебя сюда послали, если ты не занимался ягнением раньше? — тихо спросил он.       — Я понятия не имею.       Ремус тяжело вдохнул и снова взглянул на овцу, всё ещё почёсывая её подбородок.       — Иди сюда, — пробормотал он, и Сириус далеко не сразу понял, что Ремус обращался к нему.       Он нерешительно приблизился, не сводя глаз с овцы. Он зашаркал по каменному полу — ботинки Ремуса были немного великоваты — и овца вздрогнула. Ремус шикнул и жестом попросил подать ему руку.       Рука Ремуса была большой и тёплой. Он был широкоплечий и веснушчатый, с мозолями на больших пальцах и грязью на ладонях, будто она всегда была там, как бы он не старался её оттереть. Вдоль тыльной стороны ладони тянулся белый широкий шрам и порез, который выглядел свежим и болезненным, проходящий через три пальца. Сириус сглотнул, позволяя управлять своей рукой, которую Ремус аккуратно держал в своей, и почувствовал под своими пальцами овечью шерсть.       — Вот так вот, — тихо произнёс Ремус.       Это совсем не так, как он представлял. Не то чтобы он когда-нибудь представлял, как гладил овцу, но даже если бы он над этим задумывался, вряд ли бы ему пришло в голову что-то подобное. Она колючая и грубоватая, не похожая ни на облако, ни на шарф из овечьей шерсти, который он носил в школе. Немного маслянистая, ровная и упругая, когда Сириус гладил её под пристальным взглядом Ремуса.       — Не так уж и плохо, — прошептал Сириус, боясь напугать её.       — Она в порядке.       Сзади донеслось низкое тихое пыхтение, Сириус оглянулся через плечо и увидел Сессиля, роющегося в куче соломы у входа в сарай.       — Он знает, что ему сюда нельзя, — тихо объяснил Ремус, глядя как терьер уныло плюхнулся на свою импровизированную кровать. — Он выводит мамочек из себя.       — Вредная собачка, да?       — Он ужасный, — пробубнил Ремус.       Через некоторое время Ремус открыл ворота загона и завёл Сириуса внутрь. Он показал, как правильно взять овцу, чтобы она не испугалась, и как правильно обхватить костлявую нижнюю челюсть, если она начнёт волноваться. Он рассказал про её рацион, про то, как быстро отрастала шерсть после зимней стрижки, про то, как важно не перекармливать овцу на последних сроках беременности, а потом подозвал Сириуса ближе и снова взял его руку в свою тёплую ладонь и показал, как трогать её большой живот, чтобы определить, что она здорова.       — Вау, — прошептал Сириус, чувствуя под ладонью мерные и полные вдохи и выдохи. От разговоров о молоке и вымени у Сириуса даже немного свело живот, и это было противно, но ещё и было что-то в том, как Ремус объяснял всё это — его низкий, спокойный голос, компетентность и уверенность в каждом его действии, делали это всё даже в какой-то мере захватывающим.       — Я сегодня останусь здесь с ней на всякий случай.       — Ты тоже спишь здесь? — удивлённо спросил Сириус, уверенный, что наверху было только две койки.       — Поспать долго мне не удастся, если всё начнётся сегодня, — сказал Ремус, поднимая брови и глядя на Сириуса так, что у него что-то перевернулось в груди. — И тебе тоже.

***

      Овца продолжала расхаживать по своему загону, но Ремус уверил Сириуса, что никаких ягнят не будет ещё по крайней мере несколько часов, и поэтому они вернулись во двор. Сириус по указанию Ремуса взваливал на плечи наполненные холщовые мешки и тащил их от самой кухни к амбару по каменной дорожке, и складывал у дальней стены. Это просто невыносимо сложно, рубашка Сириуса и без того грязная после прогулки, полей и сарая, к третьему мешку промокла до нитки. К чертвёртому он сдался и полез на мезонин, чтобы найти в своих вещах резинку для волос. Он зачесал волосы назад и завязал в неаккуратный узел на затылке, вернулся, чтобы взвалить пятый мешок на ноющее плечо, и понёс его дальше, пытаясь игнорировать то, как Ремус, уже справившийся со своей частью работы, следил за ним, несмотря на его медлительность.       — Хорошо, — сказал Ремус, когда все мешки, содержимое которых осталось для Сириуса загадкой, оказались на своём месте. Он вытянул правую руку и рассеянно потёр плечо, а потом свистнул Сессилю и кивнул в сторону дома. — Мы хорошо поработали. Может, по чашке чая?       — Было бы здорово, — задыхаясь, кивнул Сириус.       — Ты не занимался спортом в Кенсингтоне? — сухо спросил Ремус, когда они вошли в дом и Сириус с удовольствием опустился на стул. Казалось, прошло несколько дней с тех пор, как они ели пышки этим утром.       — Не таким спортом.       — Дай угадаю, — сказал Ремус, наполняя чайник и вытаскивая две чистые кружки из сушилки. — Крокет на газоне?       — Типа того.       Ремус замолк, принёс им уже заваренный чай, опустился на стул рядом с Сириусом, и Сессиль запрыгнул ему на колени. Сириус чувствовал, как маленькие злые глазки смотрели на него через стол.       — Он меня ненавидит, — сказал Сириус, отхлебывая чай.       — Он всех ненавидит.       — Но не тебя.       — М-м, — хмыкнул Ремус — Мне повезло.       Они погрузились в тишину и спокойно пили чай, наблюдая за альпаками, прогуливающимися под окном кухни. Ремус тихо засмеялся, когда из-за забора появилась Хоуп и стала ругать одну из альпак за что-то, а Сириус краем глаза наблюдал, как он взял печенье из банки между ними и отломил кусочек, чтобы скормить Сессилю. Сириус потягивал чай, слушал тиканье настенных часов, блеяние альпак и тихое хрюканье Сессиля, и даже подумал, что ненавидел это всё не так сильно, как ему казалось. Из задумчивости его вывел звук распахнувшейся в конце коридора двери.       — Стивен снова сожрал мои тюльпаны, — воскликнула Хоуп, вбегая в дом в том же фартуке, в котором была утром, уперев руки в боки и недовольно качая головой, глядя на животных за кухонным окном. — Я оставила окно открытым и отвернулась всего на минуту, Ремус, и он сразу схватил их!       — Я, если честно, не думаю, что альпаки должны есть тюльпаны, — протянул Ремус, и Сириус спрятал смешок в свою чашку чая.       — Что ж, скажи это Стивену, — сказала Хоуп, всё ещё наблюдая за животными в саду. Она печально вздохнула. — В любом случае, — она встряхнулась и указала на двор, — папа вернулся. Он привел ещё одну овцу.       Они вышли на улицу как раз в тот момент, когда бледный Джеймс слез с забрызганного грязью квадроцикла, а отец Ремуса повёл в амбар ещё одну круглую толстую овцу.       — Ну как? — тихонько спросил Сириус, когда Джеймс подошёл к нему, а Ремус скрылся в сарае с отцом.       — Я видел вещи, — дрожащим голосом сказал Джеймс, — которые никто не должен видеть никогда в жизни.       Сириус сморщил нос и посмотрел вниз, глядя на рубашку и брюки Джеймса, покрытые жидкостями, о происхождении которых он предпочёл не задуматься. На одной линзе его очков было пятно болотно-черной грязи.       — Пожалуйста, скажи, что твой день прошёл так же ужасно, как и мой, — простонал Джеймс.       Сириус взглянул на сарай, где теперь у двери стоял Ремус и нежно гладил Сессила по его короткой жёсткой шёрстке, пока тот дремал на своём клочке сена.       — Нет. Было совсем не плохо.

***

      Около шести Хоуп позвала всех на кухню на восхитительный ужин из пельменей и тушёного мяса, после того как, к счастью, им обоим разрешили воспользоваться ванной комнатой в доме, чтобы принять горячий душ и переодеться, и Джеймс всё это время старательно избегал взгляд мистера Люпина и вздрагивал каждый раз, когда он задавал какой-то вопрос. Сириус даже подумал, не страдал ли он каким-то внезапным посттравматическим стрессом после целого дня на склоне, но потом пришёл к тому, что даже если и так, он этого заслужил, и почувствовал себя невероятно довольным собой, когда Ремус сказал, что они проведут большую часть следующего дня здесь, перекрашивая дальнюю часть дома, где зима сняла часть побелки.       — Ты уверен, что тебе нужно остаться в сарае на ночь? — спросила Хоуп у Ремуса, убирая тарелки со стола. Сириус заметил, что мистер Люпин искоса поглядывал на сына.       — Мне бы хотелось, — кивнул Ремус, отхлёбывая чая. — Она нервничает, так что я хочу быть рядом, если роды начнутся.       Хоуп нахмурилась и опёрлась на раковину, словно раздумывая, стоило ли настаивать на своём.       — Я просто думаю, что тебе стоит остаться в постели, — наконец сказала она, и Сириус не мог не заметить, как щёки Ремуса вспыхнули.       — Я в порядке, мам, — тихо пробормотал он.       Мистер Люпин посмотрел на жену и умиротворяюще пожал плечами, а Ремус встал и кивком указал Джеймсу и Сириусу следовать за ним на улицу. Он поблагодарил Хоуп за ужин, а мистер Люпин сказал Джеймсу что-то о том, что начнут они завтра рано, и Джеймс кивнул, всё ещё выглядя как приговоренный к смерти. Они последовали за Ремусом во двор, где солнце только-только заскользило по верхушкам деревьев.       — На твоём месте я бы пошёл спать, — прямо сказал Ремус Сириусу через плечо, заходя в прохладную тишину амбара. — Если ночью появится ягнёнок, мне понадобится твоя помощь.       — Хорошо.       Он послушно вскарабкался по лестнице, почти таща за собой Джеймса, они быстро переоделись для сна прямо на пыльном, усыпанном соломой полу, и молча улеглись в свои постели, уставившись в стропила над ними.       — Я просто придурок, — наконец прошептал Джеймс.       — Ага.       — Я не выдержу три месяца всего этого.       — Они ведь пролетят незаметно, Джеймс, — устало пробормотал Сириус, поворачиваясь спиной к его кровати.       Затем наступила тишина, был слышен только отдалённый звук какого-то генератора, пыхтение овец внизу, и — пришлось напрячь слух, чтобы расслышать — тихий голос Ремуса. Сириус догадался, что он говорил с овцами. Просто тихие звуки — слова и шёпот, шаги время от времени, будто он вставал, чтобы проверить одну из них. Это самое странное, успокаивающее и убаюкивающее сочетание звуков, который Сириус когда-либо слышал, и когда небо за узкими каменными окнами стало чернильно-чёрным, он почувствовал, что проваливался в приятный, гостеприимный сон.