Ведьмин суд

- Да что б его черти побрали! – шипит Юнги, агрессивно закидывая несколько крепких и крупных морковок в корзину. Он уже около часа бродит мимо рядов с овощами и фруктами, плюясь ядом себе же под нос. И дело далеко не в том, что он ищет что-то конкретное и никак не может найти, а все дело в этом отвратительном Чон Хосоке! Напугал вчера до ужаса – ладно, человек просто выполнял свою работу. Ошибся, с кем ни бывает? Заявился сегодня с утра к нему в дом за какой-то бумажкой – не было бы вопросов, если бы он не пытался каждую минуту показать Юнги, что он того гляди выдаст все подробности их встречи если мальчишка будет себя плохо вести. Даже когда этот негодяй так нагло прижал его к стене, омега был готов спустить все на тормозах, однако его слова про кролика и намек на скорую встречу, взбесили юношу только сильнее, что вся его злость могла бы обрушиться на альфу волной цунами. После того как наглый черт, коим его назвал Юнги, ушел, оставив мальчишку одного в переулке, Мин младший собрался с мыслями, сумел наконец оторвать себя от стены и дотащил свое тельце до дома. Ему бы очень не хотелось думать о том, что Чон Хосок появится в его жизни еще раз, да еще и так скоро. Только встретивший на пороге отец не дал сыну отвлечься от неприятных мыслей, всучив ему корзинку с парой серебряных монет, чтобы он купил что-нибудь к ужину. Бессмысленно говорить о состоянии Юнги в тот момент. Ему бы хотелось вернуться в дом и лечь на кровать, дабы восстановить свои силы, которые Чон, будто бы высосал за время завтрака и недолгого времени наедине, как пожиратель душ из легенд. Он одновременно и злился и диву давался, и даже немного смущался. Удивлялся потому, что не был готов к следующей встрече, что состоится уже сегодня вечером. Злился из-за того, что именно в компании этого человека он должен провести еще и вечер. Ему и утра было достаточно. Никаких положительных эмоций не испытал, а только нервы расшатал себе сильнее. Смущался же из-за мыслей об этом мужчине. Раньше бывало отец приходил с другом, который оставался у них на ужин, или сам Юнги общался с альфами ровесниками, но никогда омега не испытывал прежде такого волнения что ли, которое заставляет внутри все сжиматься в неком предвкушении? Очень странно и немного даже приятное чувство. Только было неприятно от мыслей, что возникло оно именно из-за этого альфы. По большей части омега все же злился. Он не горел желанием распинаться перед Чон мать его Хосоком ни в каком виде. Ни сладкими речами, подобным тем, что он заливал с утра отцу в уши, ни внешним видом, ведь альфам нравится сидеть с красивыми омегами, и пускай у них нет на них никаких планов, ни даже вкусным ужином, который полностью ложится на его плечи. Однако отец попросил, чтобы Юнги постарался угодить гостю, аргументируя это тем, что будет не очень хорошо ударить в грязь лицом перед старым другом. Младшему на такую просьбу хотелось лишь фыркнуть и выдать гневное "Вот еще! Ему тут не кабак, чтобы выготавливать. Будет есть то, что дам!". Только совесть и воспитание не позволили сорваться возмущению с губ – не может он так нагло разговаривать с родителем. Он ему никогда не перечил, не шел против – стыдно по-другому, от того и согласился. Тем не менее не мог мальчишка так легко подчиниться воле отца. Не хотел. Уж очень дурно этот мужчина влияет на совсем юного омегу. Его мысли и помыслы должны быть еще чисты и невинны, как лепестки полевой ромашки, и во всем этом точно не должно быть вопросов о том как подать красный морской лук:* в виде соуса к мясу или же в качестве гарнира? Тем не менее, как бы то ни было, а постараться Юнги был просто обязан, как минимум ради отца. Может охотник и не нравится ему, пугает и прочее всякое, но он не может позволить себе опозорить родителя, который вроде как в очень хороших отношениях с этим человеком. Идею с крысиным ядом все же пришлось отбросить. Нельзя позволить ему помереть от стряпни юноши, дабы избежать возможного позора, который бы свалился на головы семьи Мин. После такого ни один альфа не захочет брать себе в супруги такого непутевого омегу, от чьей стряпни люди умирают. А остаться без альфы за спиной – страх для каждого омеги. Не может позволить себе такую оплошность Юнги, вспоминая о вчерашнем происшествии. Он до сих пор не понимает почему его отцу так и не донесли об этом. Неужели это ему так повезло, что ни один человек оттуда не знал его? Только вот что-то подсказывает пареньку, что именно от Чон Хосока зависит падет на их маленькую скромную семью позор о "доступности" омеги или нет. Да где это вообще такое видано, чтобы сын священника вел себя подобным образом? Юнги даже представить страшно во что это может вылиться для него и отца. После того, как его выставили с корзинкой за дверь, Мин младший направился на рынок, чтобы купить "чего-нибудь" к столу. И по возможности поискать красный морской лук. Обычно закупка происходит в воскресенье и только на них двоих, чтобы хватило на неделю, а тут отец даже расщедрился и выделил целых пять серебряных монет – две всучил омеге прямо в руки, а еще три спрятал под полотенцем в корзине, чтобы Юнги не возмущался, что слишком много денег и быстрее ушел на рынок. Все равно обнаружит их. Естественно тратить не будет. В отличие от отца у него в голове очень быстро сформировалась картина из того, что он сможет сделать к вечеру, поэтому он пойдет и лишь докупит немного продуктов, а остальные монеты вернет родителю. И все же как-то странно, что отец так суетиться. Обычно он вообще не думает о том, что стоит на столе, даже когда приходит не один, а тут прямо видно как из кожи вон лезет. Это он так угодить охотнику пытается? С чего бы? Ладно, это не его дело. Он приготовит ужин, отсидит его как-нибудь и убежит скорее спать. И даже не удостоит альфу ни одним взглядом. Гуляет Мин младший меж рядов долго, стараясь остыть и привести мысли в порядок. Не хочется возвращаться домой в плохом расположении духа и ругаться с отцом, который точно сейчас дома и ждет возвращение сына. - Юнги, - окликает его знакомый голос. От неожиданности омега поднимает голову и сталкивается глазами с лицом дяди Ли, что облокотившись на локти немного свисает с прилавка. – Не ожидал тебя сегодня увидеть. Почему такой не веселый? – в качестве ответа, Юнги старается как можно быстрее успокоиться, замять чувства внутри, расслабить лицо и надеть маску непринужденности. Он крутит головой, давая понять, что в порядке и дяде не о чем переживать. - Не берите в голову, дядюшка, - легко отвечает он. – Скажите лучше остались ли у вас груши с яблоками, которые вы вчера продавали? Неплохо было бы их засахарить, да по банкам разлить, чтобы чего сладкого к зиме было, – ловко переводит тему младший и наблюдает за оживившемся дядюшкой, который быстро показывает мальчишке свои фрукты на прилавке. Омега кивает и просит положить ему несколько штучек и того и того. Старший согласно мычит и тянет руки к корзинке мальчика, аккуратно вкладывая в нее фрукты. – Слышал о чем говорят? – внезапно задает мужчина вопрос, на что Юнги отрицательно крутит головой. Он настолько погружен был в свои мысли, что не обращал внимание на людскую молву, а ведь рынок – лучшее место, где можно раздобыть новые сплетни и услышать свежие новости. – Боже… Ты неисправим! – причитает старший омега, хлопая себя по коленям. – Ладно ты не любишь вникать в новости, но об этом же говорят на каждом шагу с самого утра. Как можно было не услышать?! – а Юнги хихикает в кулачок. Его всегда забавит ворчание дядюшки, каким бы строгим и суровым он не пытался казаться, а на деле же всегда смеяться хочется. - Дядюшка, - обрывает его мальчик, - я с утра дома сидел, а на рынке… - хочется сказать, что бродит уже около двух часов, ругая одного гадкого альфу себе под нос, - а на рынке я совсем недавно, - врет. Не хочет быть в глазах дядюшки мальчишкой, что ушами хлопает, да в облаках летает. Неприятное чувство, горькое и одновременно кислое, заполняет что-то внутри и кажется разъедает изнутри. Ложь такая гадкая на вкус… Только вот с недавних пор врать ему не в первой, а от того и старается не обращать внимание на терзания совести. Но лучше уж так, чем в очередной раз выслушивать, что порядочный омега так себя не должен вести. – Не удивительно, что я ничего не знаю, - мужчина смотрит на парня с подозрением, но тем не менее свешивает корпус с прилавка и манит ладошкой ближе к себе. - Говорят, что в лесу что-то нехорошее происходит, - приложив ребром ладошку к уголку рта, шепчет Ли, будто передает страшный секрет. Юнги заинтересованно выгибает бровь и наклоняется ближе, желая услышать подробности. Лес близ города у них спокойный, никогда и ничего страшного в нем не происходило. Даже ведьмы туда не суются, от того этот лес прозвали лесом, в котором Бог гуляет. Других объяснений тому, что никакая нечисть, которой прямая дорога на костер, туда и носа не сует, не нашлось. Самое страшное, что происходило – дикие животные из него выходили. Зачастую лесничие и охотники возвращали животное обратно, а бывало и убивали, если слишком буйное попадалось. В остальном никто этот лес не боится. Люди туда спокойно ходят по своим делам. Даже Юнги с компанией омег периодически выбирается туда за грибами, ягодами и цветами. Ничего опаснее белки он лично не встречал и не видел, поэтому ему и интересно узнать что же творится, раз об этом, как сказал дядюшка Ли, все говорят аж с утра. - Говорят, в лесу чудовище поселилось! – продолжает старший, наблюдая за взлетевшими к кромке волос бровями юноши рядом. – И видели его, как выяснилось, не однократно, представляешь? Мин задумывается, закусив губу и так же тихо спрашивает дядю: - Если же его видели неоднократно, то почему шум только сейчас подняли? – это действительно странно. Если чудовище правда существует, то молва о нем разлетелась бы гораздо раньше. - Потому что охотники, что глубоко в лес заходят, - начинает Ли поучающим тоном, - только слышали его. Думали сначала, что простой волк, отбившийся от стаи, потому и не дергались. А сегодня утром, - резко обрывает свой рассказ омега и крутит нервно головой, озираясь по сторонам, будто боится, что кто-то может их услышать. А чего бояться, если все только об этом и судачат? Хотя, это же дядя Ли, он всегда преувеличивает. – Знаешь охотника Джебома? – Юнги кивает. Как же его не знать. Именно у него Юнги кролика и купил днем ранее. Господин Сон… Жадный дядька! – Так вот, он, как это обычно и бывает, отправился в лес по делам, чтобы после вернуться с кучкой перебитых белок, которых должен был с супругом на шкурки пустить к воскресным продажам, но только в этот раз бежал из леса с криками ужаса! – Юнги действительно удивлен. Сон Джебом достаточно опытный охотник и в лесу часто бывает. Нужно постараться, чтобы его удивить чем-то новым, а тут аж бежал и кричал… - Сам видел его мельком, - делится ценными сведениями омега, - он аж поседел от ужаса… - выдыхает и хватается ладонью за голову, зарываясь пальцами в волосы. – Самому аж страшно стало! Его другие охотники за локти держали, кое-как до дома довели, а после рассказали о чудовище, о котором только и бредил альфа, как проклятый! Рассказывали о существе, внешне напоминавшем волка, но настолько огромном, что в нем аж десять волков могло бы уместиться! Рассказывали, что у него белоснежная, едва ли не прозрачная шерсть, отражающая от себя весь свет. Глаза говорят голубые, как небо, а зубы с когтями… - выдерживает паузу, - ой… - выдыхает резко и опускается на табурет за прилавком. Юнги, слушающий его до этого очень внимательно встает на носочки и смотрит за прилавок, желая услышать продолжение. – В двух словах, Юнги, жуть жуткая! Боюсь в лес ходить теперь не безопасно. Юнги, - строго обращается он к пареньку, что продолжает смотреть на него своими карими глазами. – Обещай мне, что не будешь ходить туда. Кто бы не звал. Как бы ни умолял тебя, - чеканит каждое слово, выставив вперед указательный палец. – Не смей ходить в лес пока это чудище не изгонят, - Юнги выгибает правую бровь и поджимает левый уголок губ в непонятках. – А что ты так смотришь? – складывает руки на груди старший и пожимает плечами. – Я вообще уверен, что это злой дух! Да уж… от этого омеги можно было ожидать чего угодно, но точно не предположение, что в лесу злой дух завелся. - Эх… - вздыхает старший омега, поднимая на юношу глаза. - Охотников за ведьмами бы туда отправить. Они-то в этом деле поумнее нас всех вместе взятых будут, - глазенки Юнги в миг загораются. Да! Пусть туда отправится господин Чон! Чтобы его сожрали! – Юнги, - привлекает внимание, задумавшегося Мина, старший, - что с тобой? Не пугай меня ради Бога! – младшему так понравились мысли о том, что Чона могут сожрать с в лесу, что даже не заметил как его губы расползлись в коварной улыбке, оголяя ряд ровных зубов, в глазах загорелся недобрый огонек, а ладошки автоматически стали потираться друг о друга. Заметив свое поведение Юнги глубоко вдыхает и медленно выдыхает, прикрыв веки, а после снова смотрит на Ли. - Все хорошо, - успокаивает старшего. – Просто вспомнил кое-что. Не берите в голову, - и выдает свою милую улыбку, которая почему-то всегда отвлекала собеседников от темы. – Что ж… - собирается завершить разговор и отправиться дальше по своим делам. – Было приятно поболтать с вами, дядюшка, но мне уже пора. Старший омега кивает и говорит напоследок, что в воскресенье отложит для него свежайшую малину. *** Медленно, но верно день близится к вечеру. Солнце постепенно окрашивает землю и дома в красный, забирая за горизонт и свой летний зной. Просыпается прохладный ветер, гуляющий по улицам, даря долгожданную свежесть. Весь день стояла невыносимая жара, что люди толпились у колодцев, желая набрать как можно больше воды, чтобы хватило на весь день, но уже через несколько часов возвращались обратно. Многих альф и омег, что работают под открытым небом, уносили с полей без сознания прямиком к лекарям. Хорошо было только детям, резвившимся весь день на улице. Скопления детей были в основном возле тех же колодцев и недалеко от реки. Юнги же в свои юные, но до сих пор детские годы ничем не занимается. Не позволяет отец, связывая это с религией и прочими моральными устоями. Почти все, чем может заниматься омега, связано с домом и бытом. Вообще, так оно всегда происходит. Если в семье рождается альфа, то его с детства учат ремеслу отца, чтобы он в будущем мог продолжить дело семьи. С омегами же все наоборот. Их не учат делу отца или просто чему-то, даже элементарной грамоте. Только как вести хозяйство, ухаживать за детьми в доме, угождать мужьям, готовить, шить, молиться… Юнги же в этом деле повезло чуть больше. Да, его так же учили, как и остальных омег. Отец учил его молиться, приучал к хозйству, но также обучил своего сына письму, чтению и элементарной математике, что было очень полезно для него. Однако даже эти знания не сделали его каким-то привилегированным перед остальными. Он точно так же занимался тем же, что и остальные незамужние омеги его возраста. Когда Юнги вернулся домой ближе к полудню, отца уже не было – ушел в церковь. Со своими ежедневными делами омега справился очень быстро, а от того и за готовку принялся рано. Замочив тушку кролика, юноша поднялся к себе и не знал чем заняться. На улицу, особенно после того как увидел в окне как проносили бессознательных альф и омег, решил боле не высовываться сегодня. Прошатавшись по дому какое-то время без дела, взгляд привлекла незаконченная рубаха, ждущая когда Юнги наконец возьмется за дело и доведет его до конца. Сидя под светом пары свечей, Мин отрезает очередной кусок красной нити, смачивает слюной краешек и старательно вдевает в ушко иглы. На белую ткань аккуратными линиями ложатся стежки за стежками, образуя рисунок, суть которого известна только самому Юнги. Несколько часов назад омега выпал из мира, полностью погрузившись в вышивание и до прихода отца не отрывал головы от рубахи. Однако после прихода главы их маленькой семьи юноше все же пришлось вернуться к реальности и спуститься вниз. Встретив отца, который больше интересовался ужином нежели тем как его чадо провело свой день, Юнги только поджал губы, не понимая важность сегодняшнего вечера для своего родителя. Возможно, если в будущем у него тоже появится друг, с которым он не сможет видеться долгое время, то тоже будет устраивать нечто подобное? Он не поймет пока сам на себе не испытает подобное. Несколькими минутами ранее омега вытащил запеченного кролика из печи и спрятал его в теплом месте, чтобы не остыл к приходу гостя. Затем протер стол еще раз и приготовил посуду на отца и охотника, планируя не появляться на трапезе и спрятаться в своей комнате, что он и сделал сразу как только закончил все приготовления. Одиночество за дверью своей спальни длится недолго. Отец входит в комнату и сразу идет к сыну. Он встает за ним держа руки на пояснице и смотрит на то, чем занято его чадо, что даже не проводит с ним время внизу. Альфа всегда говорил Юнги, что у него золотые руки и как же повезет его мужу, который однажды женится на нем. Юнги же на это предпочитал не реагировать. Только в детстве ярко и широко улыбался, не осознавая сути всего предложения. Он был рад тому, что его просто похвалили, а о чем дальше говорили никогда не слушал, застряв мыслями на "какой ты молодец Юнги-я". - Сынок, - Мин младший поворачивает голову в сторону отца, опустив руки с пяльцами и иглой. – Почему ты спрятался тут от меня? Я ведь скучаю по тебе, малыш, - говорит тихо и укладывает одну руку на хрупкое мальчишечье плечо. - Я не прячусь, - мурлычет юноша, в удовольствии прикрыв глаза. – Просто тут мне комфортнее, - тут он чувствует себя в безопасности. В этой комнате у него меньше всего шансов пересечься с черными глазами охотника, пугающего его. Мужчина укладывает свою ладонь сыну на голову и снова начинает поглаживать его по волосам, пропуская прядки меж пальцами, а затем плавно спускается и заправляет черную прядь за ухо, устраивая ладонь на круглой румяной щеке, проводя по ней большим пальцем. Юнги на эти действия наклоняет голову в сторону и, прикрыв глаза, трется о грубую ладонь альфы, откровенно нежась. Мужчина только улыбается на этот невинный жест от столь нежного чуда, которого сам и взрастил. - Думаю, твой друг будет очень рад твоему свадебному подарку, - невзначай отмечает отец. Юнги же никак не реагирует на его слова и продолжает греть щечку в руке альфы, схватившись за нее руками. Ему крайне неприятна тема замужества Джунки. Каждый раз, когда он пытается представить себе это мероприятие, то кроме слова "абсурд" ничего на ум не приходит. А как пытается представить своего друга рядом с этим старым чудищем, которого всего-навсего господь лишил возможности иметь детей, то стаи мурашек пробегают по телу, в горле пересыхает, а в животе неприятно крутит и колется морозом. Отвратительно. Некогда веселый и жизнерадостный Джунки тухнет на глазах и трясется от всего, погрязнув в своих черных мыслях, как в смоле. Даже любимые ранее развлечения и прогулки с друзьями не помогают. Сидит, заперевшись в своей комнате, и плачет, а когда не остается слез – смотрит часами в стену, под конец, когда начинает болеть голова – засыпает мертвым сном и не видит ничего кроме темноты. Но стоит проснуться и приходится переживать этот ад снова, будто заперт в замкнутом кругу. Ужасно. Святой отец оглядывает своего ребенка, понимая, что он сторонится этой темы, поэтому думает в какое русло стоит перевести разговор. - Почему ты до сих пор не одет? – вопрос звучит неожиданно для Юнги. Он не понимает, что отец имеет в виду. Открывает глаза и заглядывает в отцовские, желая услышать разъяснение. – Разве господин Чон не просил тебя надеть серьги, что он подарил, на время ужина? – святой отец задает простой вопрос, но слышно в его голосе нотки давления. На самом деле он говорит: "Почему ты их не надел?" А Юнги не хочет отвечать, потому что не горит желанием присутствовать на сегодняшнем ужине и уж тем более радовать охотника своим внешнем видом, который тот хотел лицезреть. - А к чему мне наряжаться отец? – спрашивает тихо, невинно хлопая глазками. - Как это к чему? – удивляется мужчина, вскидывая свои густые брови. – Я рассчитывал, что ты отужинаешь с нами, сынок, - отстраняется немного и зачесывает густые пряди парня пальцами назад. Юнги бы мурчать от таких действий родителя, но не время. - Прости, отец, - робко начинает юноша и слегка отворачивает голову, уводя взгляд. Ему не хочется спорить с ним, но и идти на ужин, сидеть за одним столом с этим… негодяем… - Я думал, что ужин только для тебя и господина охотника, поэтому приготовил только на две персоны, - лепечет мальчишка, надеясь, что отец поймет и не заставит его торопиться, чтобы успеть довести все приготовления, уже на трех человек, до конца. - Нет-нет, малыш, - спешит того приободрить старший, - ужин для нас троих. Господин Чон хотел отужинать с нами вместе, поэтому ты тоже должен присутствовать. - Но… Я не рассчитывал на себя… и… накрыл только на двоих, - Юнги чувствует, как его надежды спрятаться, избежать очередной неприятной встречи, как песок ускользают из рук, однако он сжимает кулачки, надеясь ухватиться за последний шанс. Надежда умирает последней! - Это не проблема, сынок, - приободряет старший младшего Мина и хлопает его по плечу. – Готовься, а я доложу остальные приборы на стол, - Юнги хочет возразить, но, когда отец разворачивается и близится к выходу из комнаты, то понимает, что песка в ладонях не осталось – спорить бесполезно. – И, Юнги, - останавливается мужчина в проеме. – Будет здорово, если ты наденешь ту рубашку, что обшил бусинками. Юнги смотрит в сторону своего сундука с одеждой, а после снова на отца. - Отец, зачем надевать ее? Она ведь праздничная, - зачем ее показывать Чон Хосоку? – Я ее шил для ярмарок и для праздников, - точно не для гостя. – Да и она из дорогой ткани. Вдруг испачкаю? - Юнги, - строгим тоном старший Мин останавливает поток отговорок со стороны сына, не желая больше это слушать. – Надень ту рубаху, - отрезает каждое слово и покидает комнату омеги. Идти против слов отца нельзя. Эх, надо было просто надеть эти чертовы серьги и не выеживаться, тогда бы не пришлось разряжаться для гостя. Зато попытка – не пытка. Переодевается Юнги достаточно быстро. Просто меняет рубаху и вдевает в уши подаренные несколькими часами ранее серьги. Однако ему не нравится то, что рубаха на нем красивая, а штаны нет. Не сочетается. Не смотрится. Выглядит плохо. Омега роется в сундуке и достает оттуда белые холщевые штаны на пуговичках. Красивых таких. Аккуратно вырезанных из дерева. Штаны эти кроме цвета ничем не отличаются от тех, которые сейчас на нем, однако выглядеть это будет лучше нежели надетые. И нет он не наряжается для неприятной личности в альфьем теле. Просто не хочет выглядеть неряшливо – рубаха красивая, а штанов нет. Это было бы смешно для людей, выйди он в таком виде из дома, а вот ему было бы стыдно. Как вчера. Хотя нет. Вчерашнюю ситуацию ничто не переплюнет. Спускаясь по лестнице на первый этаж, омега прислушивается к звукам с кухни. Слышно как отец гремит посудой. Он никогда не ладил с кухонной утварью. На самом пороге кухни Мин младший замечает как альфа своими силами пытается вытащить кролика из теплого места, куда его припрятал Юнги. Он, обернув руки полотенцем, держит большое глиняное блюдо, на котором лежит аппетитная тушка с золотой корочкой, спрятанная в гнезде из моркови, лука, риса и картофеля*, но полотенце все равно как-то соскальзывает с руки священника, оголяя кожу, допустив ее соприкосновение с горячей поверхностью глины. Мужчина шипит и рефлекторно отдергивает руку, тряся ею в воздухе, а блюдо с кроликом с громким звуком приземляется на глиняный выступ перед печкой. Юноша быстро подбегает и берет отца за руку, внимательно осматривая обожженный участок. Ничего страшного. Просто покраснение. Даже волдыря не будет. Отпустив альфью руку, Мин хватает полотенце и сам берет блюдо с едой, относя его на стол, на котором уже лежат приготовленные тарелка, ложка и кружка для него. Он устраивает блюдо в центре стола и отходит к столешнице, перенося с нее кувшины с водой и медовухой, которую принес отец. Кувшины с тихим звуком соприкасаются с поверхностью деревянного стола и омега отпускает их, выпрямляясь. Он окидывает стол придирчивым взглядом, анализируя состояния блюда, теплых булочек, что вытащил из печи немногим раньше кролика. Оглядывает приборы для гостя, убеждаясь, что не перепутал и поставил свою любимую миску, которую специально выделил для дорогого гостя. Губы трогает коварная улыбка, обнажающая белые зубки, но ее приходится быстро стереть, потому что слышится стук в дверь. Отец идет к ней, и интересуется, кто пришел, а Юнги и гадать не надо, кто стоит за дверью. Ароматы запеченного кролика и белого хлеба, что заполнили помещение, разрезаются едва заметным ароматом зеленого яблока, который с сегодняшнего утра парень стал ненавидеть. Чон Хосок. Убедившись в личности пришедшего, альфа Мин открывает дверь и пускает внутрь мужчину, полностью облаченного в черные одежды. Юнги смотрит на него из-за стены рядом с печью и хмыкает себе под нос. "Опять в своих одеждах. Он что не мог одеться по-проще? Перед кем выпендриваться собрался?" – думает омега, забывая о том, что тоже одет далеко не в пижаму или рабочую одежду, да и отец выглядит иначе. Как-то… официальнее что ли… Альфы обмениваются несколькими приветственными словами и пожимают друг другу руки. Они заводят какой-то незатейливый разговор, который увы и ах не долетает до прелестных ушек молодого омеги, который не горит желанием покидать свое временное укрытие. Но даже этому мимолетному счастью отведено судьбой не столь много времени, как на ужин в компании человека, который неприятен ему. Хосок раздувает ноздри, втягивая в себя ароматы, парящие в комнате. Среди аромата мяса, овощей и хлеба ему удается различить слегка горьковатую вишню, о которой думал весь день до этой встречи. Он сразу понял, что омега прячется за стенкой. Старший Мин, замечая куда направлен взгляд молодого альфы, смотрит туда же и понимает причину. - Юнги, - зовет он сына. – Выйди пожалуйста, поприветствуй гостя, - тон без упреков, без давления, но не терпящий отказа. Юнги ничего не остается. Он медленно покидает свое укрытие и, стараясь не смотреть на охотника подходит к мужчинам, вставая за левым плечом отца. Ему не хочется приветствовать его в своем доме. Не хочется сидеть с ним за одним столом. Ничего не хочется. Юноша старается не смотреть на мужчину перед собой. Голову держит ровно, но взгляд размещает на ножнах альфы, поражаясь размерам меча. Однако в этот раз, стоит отметить, Чон Хосок пришел только с одним мечом, хотя Юнги отчетливо помнит вчерашним днем на его спине два других оружия и арбалет*, а пояс был увешан кучей маленьких сумочек и мешочков. Пришел в его дом налегке так сказать. - Добрый вечер, господин Чон, - перебарывает себя и наступает на горло своей неприязни к альфе и замолкает на секунду, подбирая слова. – Добро пожаловать, - озвучивает первое, что пришло на ум вместо "рад встрече" или "здорово, что вы пришли", что на самом деле было абсолютно наоборот. Не рад. Не здорово. Хосок вытягивает правую руку ладонью к верху, заведя левую за спину и немного наклоняется, впиваясь своими омутами в омегу. - Добрый вечер, Юнги. Рад вас снова видеть, - растягивает губы в, к удивлению, доброжелательной улыбке альфа и ждет ответных действий от юноши, что не спешит протягивать свою ладошку. Глава семьи Мин замечает заминку и легонько гладит сына по спине, намекая на ответ. Юнги поджимает губы и протягивает свою руку, которую тут же ловят в капкан цепких узловатых пальцев и сжимают в нем, обрывая все пути к отступлению. Альфа наклоняется чуть ниже и касается губами костяшек пальцев, все так же не отрывая глаз от омеги, что все еще старается не смотреть на него. Ему мерзко. Мерзко от поцелуя. Мерзко от человека, который его дарит. Мерзко от ситуации. И даже на мгновение от собственного отца становится мерзко, потому что Юнги не понимает такой фамильярности с его стороны. Альфа отрывается от манящей руки, смакуя на губах вкус кожи омеги и непроизвольно облизывает губы. - Прошу к столу, Хосок, - мужчина видит неловкость со стороны сына и, дабы не трепать ему нервы, вмешивается в их странную атмосферу, распознать которую невозможно. В ней смешано столько эмоций и чувств, но далеко не приятных, а наоборот, каких-то отталкивающих, но и манящих одновременно, что как зрителю довольно интересно наблюдать со стороны. Молодые люди отстраняются друг от друга. Хосок выпрямляется в спине, располагая одну руку на, торчащей из ножен, рукоятке мече, а другую опускает вниз и смотрит на мальчишку, чьи глаза мечутся по комнате и задерживаются на чем угодно, но только не на Хосоке. Это забавляет и бесит одновременно. Альфу бесит, что этот мальчишка не смотрит на него, а ему это нужно. Нужно видеть это лицо, вдыхать головокружительный вишневый запах, смотреть в эти ореховые глаза и резаться о них, доставляя себе удовольствие. Ему нравится этот недоброжелательный взгляд совсем юного омеги, которым на него смотрят очень редко – его боятся или боготворят, но не ненавидят. Не желают смерти, как это юное создание, у которого должны быть сейчас в голове ромашки, да бабочки, а не ненависть, пусть она и возникла именно из-за этого человека и именно к нему. Юнги, отшагнувший на два шага назад, складывает руки внизу, цепляя их в замок и мечется взглядом из стороны в сторону, пока альфа, стараясь не отрывать свой взгляд проходит вглубь дома и устремляется к столу вслед ха отцом. Омега следует за мужчинами чуть поодаль. Идет медленно маленькими шажочками, будто не к столу идет ужинать, а на эшафот. Паренек нервно отдергивает рубаху и идет к своему месту, чтобы сесть. - Что хотите выпить, друг мой? – задает вопрос отец, обращаясь к гостю. – Могу с уверенностью сказать, что у нас отличная медовуха, - предлагает первый напиток, который альфе может прийтись по душе. – Однако если вам это не по вкусу, то могу предложить воду. - Все в порядке, святой отец, - говорит мужчина, кивая головой в знак благодарности. – Нет ничего лучше освежающей медовухи в летний вечер. - Верно говорите, Хосок! – поддерживает младшего глава дома. – Юнги, сынок, - обращается он уже к омеге, который тут же обращает свое внимание на отца. – Налей нам с господином Чоном медовухи, малыш. Мин младший коротко кивает и берет в руки кувшин с медовухой, первому наполняет золотой жидкостью кружку Хосоку, чтобы это сделать пришлось встать рядом с мужчиной. И сам омега чувствовал в тот момент, как альфа наполняет легкие его чистым ароматом, и старается как можно скорее отойти от него, чувствуя на своем лице прожигающий взгляд черных очей. Наполнив кружку отца, который ему благодарно улыбнулся, омега ставит кувшин на место и приступает к наполнению тарелок мужчин. Он берет тарелку Хосока и кладет на нее лапку кролика, а после ложкой дополняет ее рисом с овощами, заливая мясной подливой из отдельной маленькой чашки, после пододвигая к гостю пока альфы увлечены каким-то своим разговором. - Юнги сегодня запек кролика с рисом и овощами, - отмечает священник, меняя тему, пока его сын наполняет тарелку уже ему. – Знаете, Хосок, мясо у моего сына всегда получается вкуснее чем что-либо. Скажу вам по секрету, - понижает громкость голоса и шутливо слегка наклоняется в сторону Чона. Хосок отзеркаливает действие и тоже наклоняется немного к священнику, - мясо у моего сына даже вкуснее, чем то, что подают в тавернах, - нахваливает омегу, пока тот, опустив глаза уже в свою тарелку, невольно краснеет щеками. Ему приятно слышать подобный комплимент от отца, но он точно знает, что его стряпня ни в какую не пойдет с той, что подают в тавернах. Ему хочется встрять в разговор, нарушив правила приличия, и сказать, что это не так, когда отец предлагает гостю попробовать еду. Хосок кивает и накалывает на вилку*, срезанный ножом* с кости, кусочек мяса, макает его в разлитый по тарелке мясной соус и отправляет в рот, продолжая смотреть на омегу, который не смеет приступить к еде раньше альф. Прожевав мясо, альфа берет в руки ложку и зачерпывает ею гарнир, а после так же съедает. Пока гость пробует предложенную ему еду, за столом царит тишина. Когда альфа проглатывает еду, хозяин дома с интересом смотрит на него, ожидая комментария от старого друга. - Вы оказались правы, святой отец, - выносит вердикт охотник. – Блюдо изумительно, ваш сын чудесно готовит, - альфа улыбается и кладет в рот еще кусочек. – Бывал я как-то в другом городе, - вдруг начинает гость, привлекая внимание жующего священника, который готов слушать, - название у него… - делает заминку, мыча под нос, будто пытается вспомнить. – Да бог с ним, - отмахивается рукой, не желая вспоминать и продолжает. – Бывал я там в одной таверне, в которой снимал комнату и как-то собрались там господа высокопоставленные. Я был удивлен, никогда не думал, что господа ходят в подобные заведения, которые сами же называют плебейскими. Оказалось, что в том городе, таверна в которой я поселился, славилась своими блюдами. Самым популярным был запеченный на вертеле кролик, который подавался с соусом из сливок, да не каких-то необычных, а самых простых – коровьих, представляете? – оглядывает сидящих за столом. – Я тогда подумал как это вообще возможно? Соус к мясу из сливок? Да где это видано? Однако мне было интересно. Я тогда не был так обеспечен, как например сейчас, но любопытство у юного меня было запредельным. Под самый конец своего пребывания в том городе, я получил обещанную награду и позволил себе в последний день то блюдо. Я не буду описывать вам весь спектр эмоций, что испытал, но нельзя не сказать, что вкус того блюда был потрясающим! – слушая рассказ альфы, Юнги смеет оторвать свой взгляд от тарелки и мельком взглянуть на мужчину напротив. Тот правда очень увлечен своим рассказом и даже не обращает своего внимания на парнишку. Отец слушает его рассказ, с удовольствием пережевывая мясо в своей тарелке. Увлеченный рассказом, старший альфа даже не замечает, что тот таким образом высказывает свое крайнее недовольство тем, что кролика, которого он так любит, приготовили не со сливочным соусом, о котором он говорил с утра Юнги лично, а с мясным. - Думаю, Юнги, - снова смотрит на паренька напротив и тянет губы в ядовитой ухмылке, готовясь что-то сказать. Что-то неприятное и колкое. – Ваш кролик бесспорно хорош, но не безупречен, - Мин младший чувствует как священник разочарованно поджимает губы, но сам не дает слабины. Сидит все так же ровно и съедает ложку гарнира. – Вам стоит многому научиться. Кролик идеален только со сливками, - вроде совет дает, а вроде принижает подошвой своих, скорее всего, дорогих черных кожаных сапог. – Запомните это, - добивает. Будто наносит контрольный удар. Кажется, что омегу отчитали, как маленького ребенка и он вот-вот должен расстроиться или вовсе убежать в свою комнату и проплакать ночь напролет, только желанной печали альфа не улавливает в карих глазах мальчишки напротив, что светится уверенностью. Это заставляет гадкую ухмылку таять на глазах. - Кролик хорош и с тем и с другим соусом, - подает голос омега, уверенно отвечая, чем вызывает неподдельное удивление Хосока. – Я определенно согласен с вами, господин Чон, что мясо кролика слишком нежное для грубого мясного соуса, - опускает немного голову, не сводя своих глаз с антрацитовых. - Только к рису, использованного в качестве гарнира, больше подойдет мясной. Сливочный же придется только для мяса, а рис станет более пресным. Громко смеющийся Хосок заставляет обоих Минов уставиться на него. - А вы, Юнги, очень осведомлены во вкусовых особенностях, - льстит. Льстит, подарив самый простой комплимент. Всем известно, что если омега в возрасте четырнадцати лет не знает элементарных правил в готовке, то можно считать, что родители упустили его воспитание, ведь такой глупый омега ни одному альфе не будет нужен. – Я впечатлен, - не врет. Он правда под впечатлением, но только далеко не от того, что мальчик хорошо разбирается в еде, а его поступком. Он специально давил – хотел на реакцию посмотреть. Он соврет, если скажет, что был бы разочарован, не возьми юноша ситуацию в свои руки. Хосок доволен, что он не стал молчать. От этого становится интереснее. - Верно-верно! – восклицает вдруг молчавший все это время святой отец. – Мой мальчик очень талантлив. Что не попроси приготовить – все очень вкусно! – Юнги на яркие заявления отца не слишком реагирует. Ему привычно слышать похвалу о себе. – Кстати о талантах, - продолжает он как-то заговорщически. – Хосок, вы обращали внимание на рубашку Юнги? – на секунду омега зависает с ложкой, полной риса, во рту. Что это еще за странные вопросы? Зачем ему смотреть на одежду омеги? Сам Мин младший немного напрягается от вопроса отца, а когда вновь ощущает на себе этот противный, мерзкий взгляд, желает раствориться в воздухе, слиться с ним сознанием, покинувшим тело и пропустить этот момент. - Очень красивая, - басит альфа, подпирая голову кулаком. – Не вычурная, но со вкусом, - комментирует мужчина. – Очень гармонично подобраны цвета. И бусины с рюшами очень грамотно расположены, - альфа сидит и с умным видом оценивает одежду омеги, как королевский портной с многолетним опытом за плечами. Юнги слушает его вполуха, думая, что зря он яд не принес. Так бы хоть не пришлось его выслушивать. – Если говорить в общих чертах, - подводит итоги альфа, произнеся перед этим длинную речь со своими мыслями критика, которую мальчик удачно прослушал, - рубаха замечательная. В ней не стыдно и перед самим королем предстать и господом Богом нашим. - Вы так красноречивы, Хосок, - вновь лебезит святой отец. – А знаете, мой мальчик не только в кулинарии горазд, у него вообще ручки золотые. Эту рубашку он сшил себе сам, - господин Мин своим высказыванием о том, что такую красивую рубаху этот маленький омега сшил себе сам. Нет, конечно, омеги возраста Юнги умеют шить, но только подобного уровня мастерства достигают не все. Хосок удивленно смотрит снова на рубашку, бегает по ней глазами, цепляется за каждую бусинку, за каждую ниточку. Либо святой отец нагло пускает охотнику пыль в глаза, либо Юнги правда потратил уйму времени для достижения такого результата. - Я поражен, - признается альфа. Остаток вечера для альф проходит за интересными беседами и распитием медовухи, а вот для самого младшего в этой компании время летит примерно так же: в том же напряжении и периодическом смущении в плохом смысле слова. Минуты тянутся одна за другой, растягиваясь как струя пчелиного меда, которая никак не прервется. Мясо постоянно режется и отправляется в желудки, после чего заливается жидкостью. Самым неизменным и заметным, что затормаживало время для омеги были похвалы Юнги со стороны отца. Тот периодически вставлял парочку предложений, касающиеся омеги напрямую. "А вот вы знаете, Хосок, Юнги…" "А у Юнги…" "А я не рассказывал вам, что мой сын…" Постоянные предложения не в тему разговора мужчин заставляли Юнги опускать голову ниже, как будто улитка, пытающаяся спрятаться в свою раковину, которой почему-то не было. Стоило только разговору альф утечь в другое русло, а Юнги расслабиться и суметь наконец проглотить свою еду, то отец вновь вставлял очередное предложение, в котором хвастался Юнги, и состояние улитки без домика возвращалось тут же. Иными словами, если прокрутить весь разговор альф и оставить только предложения святого отца о его сыне, то получилось прямо как в той сказке: "Уж такой у меня сыноченька*, ему что день, что ноченька. Целые сутки и шьет и вяжет - слово не скажет. Утром и чай не допит, он уже печку топит. Топит, кухарит, жарит и варит, а как вымоет пол, да накроет на стол... Ну, что там говорить... такую красоту и во сне не увидишь." Для полноты картины из сказки* не хватает только второго сына, которого никому не показывают и все его заслуги приписывают Юнги, который на деле ничего не умеет. Только все получилось немного наоборот. После первых порций мужчины просили Юнги подложить еду и подлить напиток, когда сам омега не знал как ему свою порцию доесть – ком в горле весь вечер стоял, иногда проглатываясь и давая парню возможность закинуть еду в рот. Кое как сумев опустошить свою тарелку, Юнги тихонько отвлекает отца и просит разрешения уйти к себе, но тот велит ему остаться и посидеть с ними. Юнги соглашается, хотя мог настоять на своем и уйти, но что-то держало. Сидя на своем месте, омега только и мечтал о том, чтобы этот ужин скорее закончился. Когда ужин подошел к концу, что произошло по инициативе Юнги, который взглянул в окно и сказал мысли вслух: "Уже так поздно…" Его услышали и младший альфа тут же засуетился, что время правда уже позднее и засобирался домой. Как только гость вышел из-за стола, омега сразу начал убирать посуду для мытья, радуясь в душе, что до свободного дыхания без яблочной кислой примеси осталось совсем немного. - Как погода разошлась, - говорит святой отец. – Ливень, ветер… того гляди и до урагана разойдется… - погода и правда, словно сошла с ума. За окном черно, а не повечеревшее небо, качаются деревья, дождь льет, как из ведра… - может быть останетесь на ночь, Хосок? – где-то на кухне падает стопочка с грязными тарелками, и оба мужчины дергаются в сторону шума. Юнги не слушал разговор мужчин, но именно последнее предложение было четко услышано. Такого от отца он никак не мог ожидать, отчего и миски все на пол повалились. – Юнги, ты в порядке? – суетится мужчина, подходя к своему сыну, а тот тихонько кивает в ответ. - Рука дернулась, - севшим голосом оправдывается юноша. Хосоку становится смешно. Он прекрасно видел состояние омеги с самого начала вечера и следил за ним. Было забавно наблюдать за тем как этот мальчишка активно пытался показать, что он в порядке. Только альфе было все заметно и ясно по поджимающимся губам, по постоянно опущенному взгляду, по вялым ковыряниям приборами в еде… Он уж, честно сказать, старался лишний раз зря не затрагивать парня никакими темами, но святой отец везде пихал похвалы своего ребенка, порой даже туда, где они вообще были не к месту. Он даже немного переживал, что мальчишка потеряет сознание в любой момент от всего происходящего. И сейчас неожиданное предложение больше отразилось на юном омеге, нежели на госте, которому было оно адресовано. Хосок не прочь остаться в теплом и сухом доме, лечь в мягкую постель, сняв с себя всю эту одежду, сменив ее на простую рубаху и утонуть во снах, но видно, что Мину младшему эта идея не по душе – он и так натерпелся за этот вечер и только-только сделал свободный вдох, как его уже готовы лишить и спокойной ночи. Хватит с мальчишки на сегодня. - Благодарю, святой отец, - почтительно склоняет голову, - но не стоит переживать. Не хочу вас утруждать. Лучше проводите меня и я пойду, пока на улице не стало еще хуже. Святой отец хочет возразить, но тон Хосока дает понять, что тот непреклонен. Он не планирует оставаться в их доме на ночь. С одной стороны отпускать Хосока неправильно – на улице ужасная погода и выставлять человека за дверь как минимум не красиво. Но только это для святого отца охотник – не чужой человек, у него в доме совсем юный и незамужний сын-омега, для которого Чон Хосок – абсолютно чужой, и ему не стоит оставаться под одной крышей с другими альфами, даже если с ним рядом будет отец. - Раз вы этого желаете, то не буду препятствовать, - альфа проходит с гостем к выходу и манит рукой Юнги, чтобы тот тоже проводил альфу. Младший Мин кривит губы, но покорно следует за отцом, чтобы не выставлять того невежей или не стать таким в чужих глазах, чтобы не поползли лишние слухи. Хосок обувает свои сапоги и прощается с хозяином дома, который желает ему завтра удачной дороги до Аудеватера. Они жмут друг другу руки и альфа переключается на Юнги, протягивая руку теперь ему. И снова приходится проявить чудеса терпения, потому что омега не спешит вкладывать свою ладошку в ответ. Словив строгий взгляд отца, Юнги прикрывает глаза и протягивает руку альфе, тот как и ранее хватает ее своими цепкими пальцами и прижимается губами к костяшкам пальцев. - Был очень рад снова вас увидеть, - вполголоса произносит Чон, и разгибается, устремляясь к выходу. – Спасибо за приятный вечер. Спокойной ночи, - произносит он, обращаясь к старшему. – Приятных снов, Юнги, - скрипит дверь, впуская в теплое помещение холодный воздух и свежесть дождя, а после закрывается. Вечер закончен. *** Убрав все со стола, помыв посуду, и наконец переодевшись в спальную рубаху, Юнги заваривает травы в кружках по просьбе отца. Приятный цветочный аромат разлетается по комнате и омега с удовольствием его вдыхает, чувствуя, что теперь самая сложная часть вечера закончена, а день почти подходит к концу. Он уже представляет как сядет за стол, выпьет немного отвара, закусив его парой ложечек меда и отправится спать. Поставив на стол обе кружки, Мин младший присаживается на свое место и немного морщит носик. Все еще чувствует этот запах яблок. Хорошо, что ароматы трав перебивают его, вытесняя из легких. Поднеся край кружки к губам, омега делает один крошечный глоток на пробу, чтобы не обжечься. Отец, привыкший к горячим напитками, спокойно пьет отвар и не спешит начинать разговор. Когда Юнги съедает первую ложечку меда, зажмуривая от удовольствия глаза и счастливо попискивая, альфа решает заговорить. - Как тебе Хосок? – вопрос, заданный в лоб, заставляет Юнги подавиться новым глотком отвара, который теперь пить не очень хочется. Удовольствие куда-то резко пропало, да и хорошее расслабленное настроение тоже. Откашлявшись, омега закусывает губу и думает как ответить помягче, чтобы это не казалось чем-то плохим. "Он отвратительный, злой, страшный, преследовал меня и хотел упрятать за решетку вчера днем, о чем я вам, дорогой отец, в жизни бы не рассказал. А еще он сегодня зажимал меня в переулке и даже, кажется, обнюхивал!" - Он жуткий, - все что может выдавить из себя юноша, не считая потока мыслей, оставшихся не озвученными. Альфа только по-доброму хмыкает и спешит опровергнуть возможно неправильно сложившееся о Чон Хосоке мнение в голове сына. - Да, он выглядит достаточно пугающе, но тем не менее он порядочный человек, это я могу тебе гарантировать, - альфа делает большой глоток и продолжает. – Я знаком с ним уже много лет и знаю, что он совсем не такой каким кажется, - альфа улыбается и накрывает руку Юнги своей ладонью, сжимая. – Он очень воспитанный, добрый, интересный, - перечисляет множество положительных качеств гостя, выставляя его в белом свете. Только Юнги ему не верит. Он знает его всего лишь пару суток, но уже увидел несколько его отрицательных сторон. И если это не все его плохие черты, в чем омега уверен, то уже бессмысленно пытаться отбелить его репутацию в глазах Юнги. Даже если бы он узнал его с этих сторон уде после знакомства с ним как с положительным человеком, то мнение о нем так же быстро бы испортилось и уже ничто не смогло бы отбелить его имя. - Зачем ты пригласил его к нам? – этот вопрос мучает мальчика с самого утра. Ему не было приятно нахождение этого человека в их доме, поэтому хочет знать истинную причину его пребывания здесь. Отец делает очередной глоток, резко запрокинув голову назад, допивая, и ставит кружку с громким стуком на стол. - Я хотел, что бы ты пригляделся к нему, - святой отец не тянет с ответом. Лучше сказать все сразу как есть. Юнги непонимающе хмурит брови и смотрит на родителя, желая услышать объяснения, но не получает их. - Зачем? – хрипит от резко пересохшего горла. Альфа громко вздыхает, понимая, что разговор не будет легким как он того ожидал. - Малыш, - начинать тяжело, но нужно. – Пойми… Ты так быстро вырос и… я… - ему очень сложно говорить об этом, но он старается собраться и с божьей помощью выложить сыну все как есть. – Ты уже не дитя. Тебе считай, пятнадцать лет. Ты взрослый и умный мальчик, Юнги, омегам очень сложно жить в нашем мире в одиночку… без альфы. Я бы даже сказал, что опасно, - он снова вздыхает. - Моя обязанность как отца – твоя безопасность. А я не всегда смогу быть рядом и защищать. Так бывает, сынок, в этом нет ничего необычного. Я хочу быть уверенным, что после моей кончины ты будешь в надежных руках. Что о тебе смогут позаботиться… Юнги слушает внимательно, понимая к чему идет разговор. Он смотрит в одну точку и не двигается. Он ненавидит эту тему. Все боялся поднимать ее. Боялся, что ее придется рано или поздно обсудить. И вот этот момент настал и от него уже больше не сбежать. - Хосок – хороший человек, - уверяет сына альфа. – Я очень хорошо его знаю, - спешит снова заверить омегу в его положительности, потому что видит, что у омеги начали раздуваться ноздри, нос и глаза покраснели, в них скапливается влага, он снова кусает губы, и начинает горбиться, то опуская, то поднимая плечи из-за глубокого дыхания, которое помогает немного успокоиться. – Он умный и надежный человек, у него хороший достаток, хороший дом, - старается перечислить абсолютно все, что можно, лишь бы успокоить сына и утешить. - Нет, - тихо бормочет он. - С ним тебе будет хорошо, Юнги. - Нет-нет-нет! – срывается на крик и резко встает из-за стола, уронив при этом стул. - Пойми, Юнги, так будет правильно! – повышает голос альфа, стараясь перекричать сына. – Я хочу быть уверен, что после моей смерти с моим ребенком все будет хорошо, что он не останется один, что не умрет на улице, что рядом с ним будет надежный альфа! – Юнги хватается за голову и крутит ею в разные стороны, плача в ладони и растирая слезы пальцами по лицу. – Хочешь ты этого или нет, но рано или поздно тебе придется выйти замуж, - смягчается отец и подходит к Юнги, воющему в свои ладони. – Хосок станет отличным мужем, поверь мне. Вот именно, что Хосок! Именно он! Юнги плачет не столько из-за факта, что скоро ему придется покинуть отчий дом и начать строить семью с другим человеком, а из-за того что этим человеком может стать Хосок. Почему может? Станет! Юнги, если и не может точно сказать насколько ненавидит охотника или испытывает к нему неприязнь, может с полной уверенностью сказать, что боится его. Но почему-то именно за Чона его думает выдать родной отец. Мужчина сам не ведает, что творит. Он только что выдвинул сыну возможность попасть на дорогу не в светлое будущее, а прямиком на эшафот, а если еще и даст свое полное согласие, то подпишет Юнги смертный приговор собственными руками. Мин младший отшатывается от отца, желающего его обнять и успокоить, как от чумы, чем ранит сердце уже не молодого альфы, и бежит в свою комнату, громко хлопая дверью. Оставшись на едине с собой в своей комнате, окутанный объятиями неспокойной ночи, Юнги оседает на пол, закрывая ладонью рот, чтобы его всхлипы и горечь голоса не было слышно. Его трясет. Он чувствует себя плохо, крутит головой и звяканье серег в ушах разрезает такую нужную сейчас тишину. Юнги замирает на мгновение. Тянется рукой к правой серьге. Пальцами оглаживает ее. С ними будто что-то не так. Словно… какая-то тьма пробирается внутрь омеги и окутывает его сознание. Юноша дергается, резкими движениями пытается вытащить украшения из своих ушей и откидывает их в дальний угол комнаты, а сам отходит спиной как можно дальше, будто боится, что сейчас они взлетят в воздухе и кто-то или что-то насильно их вденет обратно, чтобы завершить начатое, но к счастью ничего подобного не происходит. Комната вновь погружается в тишину, которая приобрела нотки зловещности. Юнги бегает из угла в угол глазами и не знает за что зацепиться. На глаза попадается икона на стене. Нарисованный бог смотрит с нее и кажется, следит за омегой. Мин падает на колени перед иконой и судорожно бормочет молитву под нос. Он молит о спасении. Молит о том, чтобы весь этот кошмар скорее закончился. Чтобы избежать брака с нелюбимым и страшным, как сам дьявол, человеком. Просит господа помочь ему. Шепот, бормотание, молитва прерываются из-за того, что окна резко открываются, пугая до вскрика громкими звуками омегу. Шум дождя и ветра становятся в разы громче, что немного успокаивает Юнги, схватившегося от неожиданности за сердце. Ледяной ветер врывается в комнату, развивая пушистые волосы назад, заставив мальчишку сощурить глаза, и высушивает дорожки от пролитых слез, а новые гонит по вискам, остужая раздраженную от соли кожу и красные глаза. Медленно поднявшись со своего места так и не закончив молитву, Юнги робкими шагами подходит к окну и опирается ладонями на уже намокший от дождя подоконник. Он смотрит на улицу и не видит абсолютно ничего. Дождь идет стеной, перекрывая все, что находится за пределами окна. Не видно даже дороги у дома, а о соседских домах и лесе в далеке говорить нет смысла. Дождь завораживает. Юнги смотрит на него не моргая и высовывается корпусом наружу, подставляя лицо под воду, закрыв глаза. Холодные капли разбиваются о нежную кожу причиняя колющую боль, как сотни игл, втыкающиеся в нее. Веки дрожат, ресницы слегка подергиваются, губы сжимаются плотнее, а дышать становится трудно от нескончаемых потоков ветра, что хлещут по щекам. Но омега упорно продолжает стоять, вслушиваясь в шум дождя. Слушает как капли со свистом летят вниз. Слушает как разбиваются о лицо, подобно дорогому стеклу. Слушает как разбиваются с громкими ударами о крыши домов. Слушает как разбиваются громкими шлепками о землю, мешаясь с грязью. Слушает как завывает ветер, шумят листья деревьев. Все это создает одну большую симфонию урагана. Прекрасно. Мальчик слушает и слушает, успокаивается, абстрагируясь от мира, приводит мысли в порядок… Внутри становится так легко, будто и не было ничего. Будто он не плакал минутами ранее, не терзался черными мыслями. Как хорошо… Молния в небе разрезает черноту на ночном небе и под веками Мина, образуя белое пятно, медленно переходящее обратно в спасительную черноту. Резкий грохот грома, да такой сильный разрывает симфонию урагана, как сильный удар отцовой руки по столу в гневе. А за ним, слушающий звуки дождя, омега слышит едва различимый вой волка и резко открывает глаза, отскакивая от окна. Разве это мог быть волк? Волки воют на луну, а не на молнии, да если бы и выли, то за таким шумом их бы невозможно было услышать. Это какого ж размера должно быть существо, чтобы так громко выть? Наверное, все же показалось. Таких животных не бывает. Юнги не сразу понимает, что стоит посередь холодной комнаты и стучит зубами, продрогнув и намокнув до нитки. Он спешит к окну и окоченевшими пальцами тянется к ставням, закрывая их. Ветра в комнате больше нет. Он снимает абсолютно мокрую рубаху и наощупь доходит до стула, вешает всю одежду на спинку и полностью обнаженный медленно добирается до постели. Шарит руками по одеялу, откидывая его в сторону, и находит под подушкой сорочку, натягивает ее через голову и спешит залезть под одеяло. Он кутается в него с головой и, глядя в черноту, ему кажется, что за звуками ливня и ветра с громом, снова слышится далекий вой… Но такого существа не бывает. Внезапно в мыслях всплывает образ чудовища, о котором говорил сегодня дядюшка Ли. Может ли это оно так завывать? Мысли роились в маленькой голове, как пчелы в улье, и Юнги, быстро устав от них, проваливается в тревожный сон, в котором слышит тот же самый вой, который отчего-то полон отчаяния.