Пусть мама услышит

Бездействие убивает. "Убивает разум" - поправила бы Лили, если бы ей было с кем поговорить, кроме мужа и годовалого младенца. Иногда она говорит с кошкой, когда старая плутовка дремлет на кухне под звяканье посуды и стук ножа. Она не проснётся, даже если крыша рухнет им на головы. Несколько раз она пыталась говорить с Гарри - он такой тихий и так понимающие смотрит своими крохотными глазками, пока играет с её волосами или грызёт игрушечную метлу. Но Джеймс, застав их за беседой, попросил больше так не делать. Понимает ребёнок или нет, грузить его разговорами о войне и тёмных лордах кажется ему каким-то изощренным видом издевательства. Лили же кажется, что происходящее - это издевательство над ними тремя. Словно Волдеморт сам предложил укрыть их под Фиделиусом, а теперь, потирая руки, ждёт, пока у кого-то из них поедет крыша, и они сами друг друга перебьют. Потому что невозможно просто сидеть и ждать, но они делают именно это. Джеймс сбрасывает напряжение, отрабатывая боевые заклинания на заднем дворе. Ему вроде помогает. А ей - нет. Потому что даже если удасться отбиться, все потом начнётся сначала. Новый дом, новый Хранитель и новые месяцы и дни ожидания, пока... Пока что?! Если пророчество действительно и Гарри суждено одолеть это чудовище, оставит ли Орден его с ними? Или его заберут, спрячут за семь замков и будут натаскивать, как породистую гончую, знющую лишь одну цель? Конечно, она уверена, что они так не поступят. Дамблдор годами занимается детьми и не может не понимать, что взаперти вырастают лишь чудовища. Она взапрети уже больше года, и страшно взглянуть, каких монстров порой рождает её разум. Они почти не говорят об этом во время редких визитов. Эти моменты нормальности слишком ценны, и она боится распугать немногочисленных посетителей. Сириус обычно утаскивает Джима болтать о квиддиче, Ремус делится последними новостями, а Питер скромно помогает ей на кухне и почему-то все чаще смотрит в пол, словно украл что-то или разбил дорогую вещь, отданную ему на хранение. Дамблдор тоже приходит, обычно нагруженный сладостями и дурным вестями. Члены Ордена гибнут, словно их бьют не такие же маги, а драконья оспа. Министерство топчется на месте, теряя авторов и остатки здравого смысла. А на её вопросы, как помочь им или хотя бы сыну, старый профессор грустно улыбается, треплет её по щеке, и твердит что-то о силе любви, которой Тёмный Лорд не знает. Лили улыбается в ответ, и пачками поглощает лимонные дольки, словно сладость может убрать кислый привкус страха изо рта. А потом просыпается ночью в холодном поту, бежит к унитазу, а отдышавшись - в детскую, чтобы убедится, что Гарри в порядке и сегодня просто тихо спит. И однажды вечером, приняв очередную коробку конфет и пару флаконов умиротворяющего бальзама ("необходимо сохранять трезвость рассудка, девочка моя") она благодарит и просит порт-ключ в хогвартсскую библиотеку. Потому что сон разума рождает чудовищ... - Ты уверен, что это безопасно? Питер оперся спиной о дерево, ожидая, пока уймется головокружение. Аппарацию он всегда переносил дурно. А вот Лили была уже на ногах. Очевидно, её несказанно радовала возможность выбраться из дома. - Я проверял, это дикое место. Никто сюда не ходит, так что трав должно быть полно. Он терпеть не мог зельеварение и сбор ингредиентов том числе. В основном потому, что страшно путался в них, а ещё никогда не мог определить, достаточно ли растение зрелое, чтобы не испортить потом все варево. Но Лили, кажется, любила это копание в земле. А он так хотел порадовать её перед тем, как... Ну... как начнётся Хэллоуин. А собирать травы в канун Дня всех святых - лучше и не придумаешь. Под ногами шелестела лесная подстилка из желто-коричневых листьев, мелких веток и подсохшего мха. Местечко и правда было диким - под ногами не было даже намёка на тропинку и приходилось перебираться через кочки и крючковатые корни. Тощие осинки пересекались с широкостволыми буками, с которых то и дело падали крупные зрелые орехи. Пару раз им попадались засохшие, потемневшие грибы-дождевик, и Лили с детским восторгом топтала их, поднимая миниатюрные облачка грязно-желтой пыли. - Ты не слышал ничего о Северусе? - вдруг спросила она, наклоняясь над очередным обросшим мхом пнем. Вопрос настолько застал его врасплох, что Питер чуть не слетел с очередной горки. Благо, успел зацепиться за ветки и выдать лаконичное и безопасное: - Нет, - и, пережив пару секунд панического ужаса разоблачения, бросил в ответ: - Я хотел бы больше никогда о нем не слышать. О, смотри, здесь есть мордовник. Лили вздохнула. Её медно-рыжие волосы тепло переливались на вечернем осеннем солнце. Одетая в теплую мантию она казалась скульптурой из темного камня, размещенной в этой контрасно-желтую чаще для какой-то странной алтарной группы. - Я все-таки не могу просто взять, и.. Ну, сделать вид, что его никогда не было. Он буквально привёл меня за ручку в волшебный мир. И в нем тогда не было этой, ну, знаешь... - Знаю. Только поверь мне, она была всегда. Если растешь среди магов, оно не может тебя не задеть. И поспешил сменить тему: - Джим говорил, что ты выбила у профессора допуск в библиотеку? - они спустились пониже, стараясь не съехать вниз по сыпучей лесной подстилке, и Лили принялась состригать голубые головки мордовника. На края её мантии нацеплялись подвявшие основные листья. - Выбила? - мягко улыбнулась она. - Скорее вымолила. Я сошла бы с ума, если бы не нашла, чем себя занять. - И чем ты там занимаешься? - Ну, Дамблдор все время говорит, что Гарри поможет только любовь. Ну я и пошла... Читать. От неожиданности он напоролся на колючку и поспешно сунул в рот палец. - И ты.. нашла что-то? - Росказни старика о силе любви всегда звучали странно. Но если она что-то... - Нашла. Их колени почти соприкасались друг с другом. Со стороны они, наверное, походили на пару детишек, секретничающих в своём тайном месте в лесу. И кто бы знал, что судьба Магической Британии может решится здесь. - И... что там? Она улыбнулась, да так горько, что у него в груди словно полоснуло когтями. - Обряд жертвы. Если кто-то добровольно отдаст свою жизнь во имя спасения другого человека, то подарит ему величайшую защиту из всех возможных. Такую, что даже самым могущественным не преодолеть. Несколько секунд они молчали. Где-то неприятно закурлыкала лесная птица. На лес уже наползли короткие осенние сумерки, отчего тени углубились, а небо стало темно-синим и холодным, как таназит. - Так он хочет, чтобы ты, чтоб вы с Джимом... Это же меняет все! Надо сейчас же сообщить! Или не надо? Может, если план Дамблдора сработает, они все наконец просто спокойно заживут?! То есть, конечно, не все... - Чтобы мы умерли, да. И как будто того же не хочешь ты. Может, не швырни она перед этим такую чудовищную новость, он бы не потерял координацию. Но теперь драгоценные секунд были утеряны, и кончик ивовой палочки уже упёрся ему в подбородок. - Лил! - Питер привык звать её полным именем, но сейчас каждый звук давался ему с трудом. - Ты не, я не... Я не понимаю, о чем ты! - Не смей мне лгать! Думаешь, я не вижу, как ты отпускаешь глаза и жмешься по углам, словно мечтаешь исчезнуть из нашего дома поскорее?! Мэрлин, Питер! - её голос вдруг сорвался, и на мгновение ему казалось, что сейчас Лили зарыдает, - да зачем ты вообще пошёл в Орден, если думаешь только.... - Остолбеней! Она бросилась на землю. Сам Питер отшатнулся назад, но от долгого сидения на корточках ноги слушались плохо. Он всегда был неуклюж. Всегда был не особо-то хорош в дуэлях. Он во всем не особо хорош. Поэтому, даже вырвав короткое преимущество, он толком не успел им воспользоваться. Сладкая дымка Империуса накрывает всё. - Он не явится, да? Сумерки прошли, и в лесу теперь неприятный ледяной полумрак, где все краски, кажется, выцвели. И ветер, качающий и бьющий друг о друга голые безлистные кроны. Только бьются они совершенно бесшумно. И ветер не свистит. Только слышно, как тяжело дышит Лили, тихо проклиная то его, то притупившийся кинджал, то почву, которая несмотря на конец октября почему-то твёрдая и ледяная, как камень. - Ты не сказал ему, что приведешь меня сюда? Не сказал, - пытается он, но Петрификус Тоталус не позволяет даже моргать. Небо над ними темно-серое, но глаза от него все равно болят и слезятся, словно он таращится на солнце. Он не говорил. Он действительно хотел скрасить ей последний день, уж как мог. Он ведь и Джеймса с собой взять предлагал, но тот предпочел остаться дома с ребёнком, чтобы дать жене передохнуть. - Ты - разочарование, Питер. Что?! Она поднялась. Сначала показалось, что на ней платье из тончайшей газовой ткани, покрытое кружевом. Но чуть позже он разглядел, что это просто кожа, в вечерней полумгле ставшая белее алебастра. А то, что он поначалу принял за чёрное кружево - письмена. - У тебя был такой шанс выслужиться, а ты! Десятки крошечных знаков, которые ему не доводилось встречать ни в одном рунном атласе, покрывали её предплечья, распухшие от молока груди, чуть выступающий после родов живот, и спускались дальше, по бёдрам и под полоску тёмных курчавых волос. Она поднялась с земли - на ступнях и наружной стороне голени остались крупицы почвы - и прошла куда-то ему за голову. После тихого "инсендио" стало светлее. - Знаешь, я поначалу считала, что Дамблдор несёт околесицу. Ну, о силе любви. Почему нам не разу даже не рассказали об этом на занятиях, если в этих чарах такое могущество? А если они запрещены, как чары души, например, то как голая, ничем не усиленна любовь может спасти моего сына? Она зажгла ещё три факела. Со своего места на земле он мог видеть все те же странные письмена на широкой спине и ягодицах. - Я искала. Перерыла, наверное, больше половины запретной секции, прям как когда-то твой господин. Не знаю, видел ли он эти фолианты. Теперь уже не будет шанса спросить. Хотя, наверное, если и видел, то отбросил в сторону. Его скорее заинтересовал бы Всесодержащий, чем Мать. Круглая, как галеон, луна нависла над её головой, как гротесный серебристый венец. Ветер по-прежнему молчал, только деревья вокруг закачались сильнее. - Знаешь, в какой-то момент я подумала, может, все так и должно быть? В том смысле что, ну, знаешь, я сама решила привести ребёнка в этот мир. И если какой-то безумец решил убить его, и в моих силах сделать хоть что-то... А потом я поняла, что могу нечто большее, чем просто умереть. Деревья над ними уже угрожающе раскачивались, все так же не издавая ни звука. За спиной Лили рухнула ветка. Буковые орехи то и дело падали вокруг, иногда ударяя его то по руке, то по обнажённой коже живота. - Ты не представляешь, на что она способна. Она может сотворить целую армию. Они раньше и рожала армии, которые великий Ктулху направлял на полчища своих врагов. Но она и милосердна. Она является на зов чаще других. Может, и на мой... Лили подошла ближе. Подняла ю кинджал, которым всего пару часов назад срезала травы. На лезвии ещё оставалась земля - так долго она чертила им круг. - Почему ты не позвал его? Ритуал требует дитя, рожденное от кровосмесительной связи. Всё фолианты говорят про младенца, но как бы я могла?! В конце концов, ей несколько миллиардов лет. Для неё все мы младенцы. А уж если все чистокровные друг с другом в родстве.. Она занесла кинжал. Безмолвные деревья склонился над ней, словно оберегая. - Йа! Шаб-Нигуррат!