No Paths Are Bound

Долгие годы Наследный Принц и Фэн Синь были только вдвоём: вместе вставали по утрам, вместе тренировались, вместе сидели на уроках (Се Лянь за столом, а Фэн Синь — в углу, у стены). И в некотором роде ничего не изменилось… а в некотором изменилось всё. — С добрым утром, ваше высочество, — дверь в спальню Се Ляня открывается точно по расписанию, спустя полчаса после восхода. Для личного слуги наследного принца рабочий день уже давно начался. Одной рукой он балансирует у бедра поднос с завтраком, а другой откидывает полог. — Как спалось? Се Лянь мягко стонет и зарывается лицом в подушки, накрываясь одеялом с головой. — М… Мне снился… такой хороший сон… Му Цин… е-ещё минутку… Слуга вздёргивает бровь и устраивает поднос с едой на прикроватном столике с такой привычной лёгкостью, что выходит совершенно беззвучно. — Что за сон, Дянься? — Ммммммм… — вздыхает принц, зевая. — Красивый… бабочки… Му Цин едва заметно улыбается: по утрам Се Лянь всегда долго не может проснуться. — …Б-буди пока Фэн Синя. Я… уже почти… вста-а-а-л… Му Цин закатывает глаза, но без особого раздражения: — Хорошо, Дянься. Этот утренний ритуал случается далеко не в первый раз и успел войти в привычку. Для Му Цина день начинается с проверки одежды для принца: она должна быть выглажена, а ботинки безукоризненно начищены. Он гладит и чистит всё ещё с вечера, но по ночам Се Лянь иногда пробирается на кухни, и утром Му Цина встречает мятый ворох халатов. Эта ночь тоже не обошлась без перекусов, и Му Цин вздыхает, принимаясь отглаживать ткань заново. Затем он по сонному бормотанию с кровати определяет, с каким мечом Се Лянь желает тренироваться сегодня, и посылает весть в оружейную. К утренним практикам всё уже будет готово и доставлено во дворец. (Се Лянь бубнит в подушку про какую-то гору.) Кроме принца Му Цину предстоит разбудить императорскую охотничью собаку, и это один из самых приятных пунктов в его утреннем расписании. Старый пёс спит на шелковой подушке с кисточками рядом с кроватью принца. — …Просыпайся, Цзюнь Цзе, — слуга опускается перед ним на корточки и треплет за ухом, пока пес не начинает вяло вилять хвостом. — Он тебе спать не давал? Ищейка издает грудное “ууууф!” и тычется носом в ладонь Му Цину, вынюхивая вкусности. (Юноша наловчился утаскивать с подноса принца немного мяса для старого пса: он знал, что для Се Ляня это не имеет значения, он даже не заметит пропажи. Принц все равно почти никогда это мясо не ел.) Затем неизбежно наступает ужасная часть утра: Му Цину предстоит дойти до конуры и разбудить псину. Уродливую, противную, вонючую псину. Му Цин открывает дверь смежной комнаты и в тот же момент спотыкается обо что-то. Вцепившись в дверной косяк, он абсолютно беззвучно пережидает острую боль в подвернутой ноге. Он знает, что лучше не привлекать внимания. Му Цин полным ненависти взглядом впивается в виновника бедствия — брошенный впопыхах ботинок. — … …БАМ! Ботинок с грохотом приземляется на прикроватный столик совсем рядом с головой Фэн Синя, и стражник тут же подскакивает с постели, судорожно пытаясь нашарить меч. Запутавшись в покрывале, он с писком падает на пол. — … — Му Цин всё ещё опирается о дверной косяк, сложив на груди руки и выгнув бровь. — Ничего не могу сказать за Его Высочество, но я уже чувствую себя защищённым, — тянет он, наблюдая, как Фэн Синь пытается подняться. — Заткнись, а?! — рявкает Фэн Синь, и Му Цин пожимает плечами. — Рубашку надень, никто не хочет тебя голым видеть. Кому вообще понравится наблюдать чей-то пресс весь день? Точно не Му Цину. Нет, нет и ещё раз нет. Фэн Синю остаётся только наблюдать за хвостом тёмных волос: Му Цин уже скрылся в спальне Его Высочества. — Что… — Се Лянь садится на кровати и зевает; его волосы торчат во все стороны. — …это было? — Это? — Му Цин пожимает плечами и подходит к принцу чтобы переставить поднос с завтраком с тумбочки ему на колени. — Похоже, Фэн Синь упал с кровати, Ваше Высочество. — Ох… — Се Лянь зевает ещё раз и садится ближе к краю, давно привычный к утренней рутине. Пока принц ковыряется в предложенном завтраке, Му Цин прочесывает и укладывает его волосы. — Он в порядке? — Я думаю, да. В этот момент в дверях появляется Фэн Синь, встрепанный и с гудящей головой. Он застаёт их сидящими вместе на постели; наследный принц отщипывает виноград, а Му Цин заканчивает забирать его волосы в идеальный хвост. — Фэн Синь! — Се Лянь, тут же став счастливее, дарит своему другу сонную улыбку. — Ты уже встал! И всё раздражение Фэн Синя испаряется в тот же миг. — С добрым утром, ваше высочество. Его поднос с завтраком стоит в самом дальнем углу комнаты, но он ничего не говорит. Конечно, ему приходится терпеть Му Цина по утрам. И по вечерам. И в обеденный перерыв. Но каждый день у Фэн Синя есть благословенная отдушина, долгожданный, необходимый перерыв… — Я забыл тебе сказать, — вспоминает Се Лянь, жуя виноградину. — Му Цин сегодня пойдёт на занятия с нами. — …Что? — Фэн Синь резко вскидывает глаза, едва не подавившись рисовой кашей. — Да ты изде… — Се Лянь вздёргивает бровь, и воин тут же меняет тон: — В смысле… разве он не будет занят… работой? — Нет, — спокойно отвечает Му Цин. — Я закончил с ней до того, как вы проснулись. — Кроме того, — Се Лянь улыбается. — Мне кажется, вместе с кем-то мне будет легче учиться. Фэн Синь возит ложкой в тарелке: внезапно его волчий аппетит куда-то пропал. — Разве для этого он не должен будет держаться с тобой наравне? Му Цин бросает на него острый взгляд, прежде чем заступить за ширму вслед за принцем чтобы помочь тому одеться. — Я более чем в состоянии учиться. — Ты… — Му Цин очень умный, — обрывает его Се Лянь. — К тому же вместе веселее! — … — Фэн Синь ничего не отвечает, уставившись на кашу в своей миске.

***

“Он не друг тебе” Вот что Фэн Синь хотел бы сказать. Незнакомец. Человек с улицы. Се Ляню не следует подпускать его так близко. Раньше по склонам горы Тайцан гуляли только принц и его телохранитель, а теперь… Появился кто-то третий. Кто-то ещё сидит с ними на занятиях в монастыре. Следует за принцем хвостиком с утра до вечера. И Фэн Синь чувствует себя немного… Лишним. Особенно когда эти двое затевают какой-нибудь научный диспут, в котором он не понимает ни слова. Иногда ему немного страшно, а ещё.. Может быть, совсем чуть-чуть, где-то в глубине души… — Тебе лучше закончить, скоро ночь. …Он беспокоится. Му Цин поднимает на него злой взгляд; до того, как его прервали, он стоял на коленях под дверью в спальню принца и второй раз за день начищал его обувь. — О чём ты? Фэн Синь смотрит на него сверху вниз, поджав губы и сложив на груди руки. Следует оговориться сразу: если Му Цин хочет загнать себя в могилу уборкой и глажкой, то это не его, Фэн Синя, дело. Но сложно не заметить, что он работает по восемнадцать часов в сутки. Работает, пока не начинают трястись руки. Пока не начинают подводить глаза. — …Может, тебе лучше о себе беспокоиться? Оставь меня в покое, — бормочет слуга, низко опустив голову. На начищенной коже сапога под его пальцами появляются вмятинки. — Или побежишь докладывать принцу, что я не в состоянии работать и “держаться с ним наравне”? — Да когда я...?! — Фэн Синь затыкается на полуслове, внезапно вспомнив, что Се Лянь только-только уснул, и продолжает разъяренным шепотом: — С чего ты взял, что я скажу ему?! — Как будто тебе надо было говорить, — Му Цин отвечает тихо, но ядовито. — И, если ты не перестанешь раскидывать свои ботинки, я—! И тогда Фэн Синь ошибается. Выбирает неправильные слова. — …Разве это не твоя работа? Руки Му Цина на выделанной коже замирают. — …Что, прости? — Ну… это ведь ты должен… убирать всякое..? — За принцем, — шипит юноша. — Не за ТОБОЙ! Се Лянь далеко не впервые просыпается под ругань этих двоих, они своими спорами могут поднять все восточное крыло. Не в первый раз они ругаются у него под дверью (и явно не в последний). Вот и всё, что они будут помнить о прошлом века спустя. Фэн Синь будет помнить, как на его глазах зарождалась дружба, и как эта дружба пугала его. Му Цин будет помнить только двух по уши влюблённых подростков, вздыхающих друг по другу, и убеждать себя, что ему всё равно. Убеждать себя, что ему противно, что они лишь раздражают его своей недалёкостью. Но бывают и другие дни. Дни, когда никто не спорит. Весёлые дни.

***

— Ваше высочество… — вздыхает Му Цин с некоторым сомнением. — Мне кажется, не сработает. — О чем ты? — Се Лянь только хлопает глазами, покачиваясь с пятки на носок. — Я сам придумал этот план. Разумеется, это значит, что план обязан сработать. (Се Лянь в этом уверен.) Му Цин, однако, всё ещё колеблется. — …Твоя одежда… будет выделяться. — Ох... — Се Лянь, нахмурившись, оглядывает себя в зеркале. — Это самая дешевая из всей, что у меня есть… И в тех местах, куда они собрались, он будет как журавль среди куриц. От одной мысли у Му Цина сморщилось всё лицо. Затем в голову Се Ляня приходит светлая мысль, и он поворачивается к Му Цину с блеском в глазах. — …Я ведь могу поменяться одеждой с тобой, так? Му Цин бледнеет. — Это невозможно, ваше высочество. — Почему нет? — задумчиво тянет принц, полностью повернувшись и осмотрев его с головы до ног, постукивая ухоженным указательным пальцем по подбородку. — Ты выше, а я больше вешу, так что… в целом должно подойти… Как будто проблема в этом. — …Моя одежда должна тебе подойти, — признает он, сражаясь с желанием высмеять эту абсурдную идею. — Но я не смогу надеть твою, Дянься. Се Лянь хмурится: — Почему нет? Как же нелепо, что ему приходится объяснять такие вещи. — У меня будут проблемы. — Даже если я тебе прикажу? Му Цин замолкает, будто язык проглотил. Принцу часто кажется, будто он может заставить все проблемы исчезнуть одним своим приказом. Будто его приказы помогают. Но это не так. Му Цина всё равно наказывают. В этот раз ему почему-то везёт: Се Лянь что-то замечает в его тревожном молчании. — …Хорошо, а что если я одолжу у тебя комплект? Му Цин не спрашивает, приказ это или нет. Не хочет потом ненавидеть и злиться, если это всё же приказ. Одежда немного колется, но в остальном Се Лянь не имеет ничего против. На бедрах штаны немного мешковатые, рукава слишком длинные, а в плечах рубашка оказывается мала, но… Со своей задачей она справляется, тут сомнений нет. — …Так… если мы все же туда пойдем, — останавливает его Му Цин. — У меня есть условия. Принц с любопытством оглядывается на него: — …Какие условия? — Ты ни с кем не разговариваешь, не рассказываешь, кто ты и откуда, лучше вообще притворись немым, а если никак не выходит, то… ты сейчас совсем меня не слушаешь, да? Се Лянь трясёт головой. — Конечно слушаю, — глаза у него чуть шире обычного. — Просто… Я не знал, что Му Цин такой любитель командовать. Юноша тут же подбирается, и щёки у него покрываются неровными красными пятнами. — Нет, я не… — В этом нет ничего плохого, — замечает принц. — Никто кроме Наставника даже не пытается мне указывать, поэтому… Я совсем не против иногда послушаться. С одной стороны… Му Цин отказывается признаваться, но в позиции Се Ляня есть что-то наивно-милое. А с другой… сам Му Цин всю жизнь плясал под чужую дудку, подчинялся чужим приказам день за днём, нес с собой чужую волю как тяжкий груз. — И держи свою сторожевую псину на поводке, — бормочет Му Цин, беспокойно оглядываясь всю дорогу до выхода для слуг. — Ох, — Се Лянь чуть улыбается. — Я ему не сказал. Му Цин закатывает глаза, открывая перед принцем дверь. (Даже переодевшись в слугу, Тайцзы Дянься ожидает, что ему откроют дверь.) — Это не значит, что он не догадывается, куда ты направляешься. — Ну, — хмурится принц. — Я не делаю ничего запрещенного. Строго говоря, ему можно покидать дворец — и гору Тайцан — когда захочется. Но обычно ему не хочется. “Конечно, нет. Ты просто переоделся слугой и сбегаешь через черный ход…” — думает Му Цин про себя, но не рискует сказать вслух. К счастью, ему и не нужно: Фэн Синь догоняет их десяток шагов спустя. — …Ваше высочество? Что ты нацепил? Се Лянь оборачивается на пятках, спрятав руки за спину. — Добрый день, Фэн Синь! Мы просто… эм.. — … — Му Цин переводит взгляд с одного на другого и раздраженно вздыхает. — Его высочество попросил проводить его в деревню у подножия горы. Сегодня один из последних свободных дней лета, все остальные заняты репетициями перед праздником Середины Осени. В этом году просить милости Небес будет Тайцзы Дянься, и ему нужно хорошо подготовиться к роли Небесного Воина. Неудивительно, что роль досталась ему, ведь принц — лучший ученик Монастыря. Но тренировки забирают всё свободное время. Поэтому сегодняшний свободный день — большая редкость, и Се Лянь намеревается воспользоваться им по полной. — А зачем было переодеваться? — Фэн Синь хмурится, идя за ним след в след. — Можно было просто попросить стражу? — Эм… — принц пристыженно улыбается. — Я не хотел привлекать внимание. Необычная для него мысль. Се Лянь не из тех, кому по натуре ненавистно внимание: он родился и вырос в нём, под взглядами сотен он чувствовал себя, будто рыба в воде. Всеобщее обожание всегда было для него естественным. Люди смотрели на него и внимали ему, затаив дыхание, куда бы он ни пошел. А ещё принц Сяньлэ никогда не страдал той причудой богатых людей, при которой им непременно хочется попробовать жизнь “простого народа”. Интересно… Фэн Синь с любопытством разглядывает затылок принца. …Что на него нашло? Фэн Синь думает об этой загадке всю дорогу до подножия горы, и кое-что замечает: хотя Се Лянь так же беззаботен и лёгок, как обычно, Му Цин выглядит беспокойно. Он сутулится и нервно поводит плечами. Может, он трясётся из-за их маленькой тайной вылазки? Путешествие заканчивается в городе у подножия Тайцан, у небольшого дома. Се Лянь замирает под дверью, Му Цин рядом с ним нервно притопывает ногой, и Фэн Синь больше не может этого выносить: — Какого хера мы сюда притащились—? Никто не успевает ему ответить: двери домишки распахиваются, и из них вываливаются гурьбой дети школьного возраста. Фэн Синь проглатывает язык. Не потому, что Се Ляню взбрело в голову посетить местную школу — он и раньше таким занимался. Но к чему секретность? Почему он выбрался сюда тайком, стараясь не привлекать внимания? Что он тут…? — Гэгэ! — маленькая девочка с двумя хвостиками отделяется от других детей и бросается обнимать Му Цина, счастливо улыбаясь. — Ты пришел! — она крепко обхватывает его за пояс. — Ты же говорил, что не сможешь! — …Я хотел устроить тебе сюрприз, — тихо отвечает Му Цин, склоняясь, чтобы обнять её в ответ. У него мягкий голос. Нежный, тёплый. Фэн Синь даже не знал, что Му Цин умеет так говорить. — …А тебя не накажут? — бормочет она, спрятав личико у него в рубашке. Фэн Синь смутно помнил что-то про сестёр Му Цина… у него их несколько, и вроде все младшие. — Ну… — Му Цин неловко улыбается и бросает на Се Ляня быстрый взгляд. — Кое-кто важный захотел с тобой познакомиться. Проследив за взглядом брата, девочка видит юношу, с мягкой улыбкой опускающегося возле неё на колено. — А вы, должно быть, госпожа Суин? Если не всматриваться, одежда Му Цина легко позволяет принцу слиться с толпой, но стоит лишь раз взглянуть на лицо… Оно несомненно узнаваемое, но даже если бы не было, переливающиеся коралловые серьги выдали бы его с головой. Принц забыл снять их перед своей вылазкой, и глаза девочки широко распахиваются: — …Дянься?! — пораженно шепчет она, тут же падая ниц, но Се Лянь отмахивается от её торопливых поклонов. — Твой старший брат сказал, что у тебя сегодня день рождения, это правда? — … — Суин кивает, глаза у неё размером с блюдца. — Видишь ли… — тянет Се Лянь. — Так уж вышло, что я спустился в город чтобы насладиться последними днями летних праздников, но… — он вздыхает, сдувая со лба прядь волос. — У меня нет пары. Принцам не положено гулять с кем попало, так что… может быть, именинница окажет мне честь? Раньше Суин не была робким ребёнком, но последние пару лет она стала… замыкаться. А теперь такое предложение свалилось на неё, как снег на голову, и Му Цин не уверен… Десятилетняя девочка улыбается, осторожно кивая, и лицо Се Ляня озаряет заразительная улыбка. — Но тогда гэгэ останется без пары… Сердце Му Цина тут же смягчается: провести вечер с принцем — мечта любой маленькой девочки, но даже в такой день сестра не забыла про него. Се Лянь легко развеивает её тревоги: — Вовсе нет, Фэн Синь будет его парой! Оба его друга давятся воздухом. Суин пристально оглядывает “пару”, сосредоточив на Фэн Сине особое внимание. Телохранитель под её взглядом немного съеживается, и Му Цин потирает ладонью лоб. — Ты, должно быть, шутишь. — Что?! — Ей десять, и она тебе по пояс. — Понятия не имею, о чём ты! Му Цин всегда думал, что псина боится только взрослых женщин, и был, очевидно, неправ. — Видишь, им весело вместе! — Се Лянь с улыбкой оборачивается к Суин. — Хочешь показать мне город? — …Ладно! — отвечает счастливая девочка, поколебавшись лишь мгновение. Му Цин должен признать, что изначально посчитал идею Се Ляня до смешного глупой. Он до последнего думал, что принц забудет о своём обещании, поэтому… Нет ничего удивительнее открывшейся ему картины: Се Лянь здесь, в родной деревне Му Цина, гуляет с его сестрёнкой, которая водит его от лавочки к лавочке, кормит сладостями и вплетает в волосы цветы. И Му Цин начинает смотреть на Наследного Принца Сяньлэ немного иначе. Нет, Му Цин никогда не был слепцом: он отлично видел всё то же самое, что видел весь мир. Он просто… иногда сомневался в искренности увиденного. Теперь, когда счастливая Суин сидит у принца на плечах и смотрит на фейерверки, в это сложно поверить. Сложно уличить Се Ляня во лжи, когда он провожает Суин до дома (принц не заходит внутрь, потому что Му Цин настоял на этом), вручает цветы и даже немного кланяется. Он вежлив и обходителен, как самый настоящий принц из сказки, и глаза Суин счастливо сверкают. — …Однажды он станет отличным мужем, — рассеянно замечает Му Цин, сложив на груди руки. Они с Фэн Синем стоят чуть в стороне, наблюдая за принцем. Ничего не меняется в лице стражника, и он по-прежнему смотрит только вперёд, но уголки его губ едва заметно приподнимаются. И Му Цин… Расстраивается. Потом обижается на себя за то, что расстроился. Это всего лишь идиотская юношеская влюблённость, ему давно следовало бы выкинуть её из головы, но иногда тебе просто… — Конечно, — спокойно отвечает Фэн Синь. Му Цин наблюдает за ним краем глаза, прикусив губу. Ему даже не нужно прятать лицо: Фэн Синь всё равно никогда на него не смотрит. — Какой-нибудь девушке очень повезёт, — добавляет стражник, пожимая плечами. — … — Му Цин отворачивается. …Иногда тебе хочется чего-то, чего у тебя никогда не будет. Тем же вечером они лежат на траве, любуясь на последние фейерверки внизу; принц растянулся между ними и слушает неуверенные ответы Му Цина на свои вопросы. Поколебавшись, Му Цин рассказывает, сколько раз они приходили сюда с отцом и сёстрами, считали звёзды, пока не тяжелели веки. Как отец говорил им держаться за траву, чтобы дети не улетели в небо. Как однажды отец отпустил траву. Фэн Синь смотрит, как меняется лицо Се Ляня, как принц осторожно берёт Му Цина за руку, обещая никогда не отпускать. Доброта Се Ляня всегда смягчала что-то у Фэн Синя в сердце, но… Сейчас он смотрит не на неё. Он видит лишь Му Цина. Как широко распахиваются его глаза от этого простого жеста сочувствия и поддержки. Нет настороженности, нет презрительного прищура, только… Испуг и беззащитность. А по цвету они как обсидиан. Сколько раз в спорах Фэн Синь обзывал Му Цина уродцем, но… На самом деле он никогда так не думал. В этих темных глазах отражается звездный свет. Фэн Синь — редкий случай — видит кое-что, чего Се Лянь в силу своего воспитания просто не может заметить. В конце концов, принцу никогда не приходилось беспокоиться о таких вещах. О распавшейся семье, которую держит на своих плечах один ребёнок. Фэн Синь не знал, что у Му Цина столько младших сестёр. Не знал, что у матушки Му Цина такое доброе лицо, но морщинки около её глаз и губ даже в улыбке несут в себе скорбную тень. Свидетельство давних преступлений и трагедий, как отметки на голодных камнях. В шрамах, проглядывающих под рукавами её платья, скрыта история, которую никто не расскажет. Фэн Синь был рожден чтобы защищать. Его единственное ремесло, которому он учился всю жизнь. И защищать Наследного Принца всегда было легко: естественный порыв беречь того, кого любишь. В тот вечер Фэн Синь впервые заметил, что Му Цина некому защищать. Заметил, но ничего не сказал. Он был слишком горд, чтобы признать, что вынужденное соседство с Му Цином породило не только бесконечные споры и обиды. Се Лянь успел мирно уснуть, пристроив голову у Му Цина на плече. Им пора уходить, и слуга собирается разбудить принца, но Фэн Синь качает головой: — Я его понесу. Се Лянь бормочет что-то невнятное, сонно обхватывая Фэн Синя за шею: телохранитель устроил принца у себя на спине, подхватив под колени. — …Как дитя малое, — вздыхает Му Цин, шагая рядом с ними. — Скоро семнадцать исполнится, а всё засыпает где ни попадя. — Пусть засыпает, — Фэн Синь дёргает плечом. — Для этого у него есть я. Слуга замолкает, опустив подбородок. Ночь стоит тихая, только едва слышно шелестит трава, а с лесов на склонах Тайцан доносится треск цикад. В сумраке над покачивающимися соцветиями вьются светлячки. Му Цин вдруг чувствует, как его берут за руку. Пальцы у Фэн Синя грубые и мозолистые — он тренируется без перчаток. Перчатки у него, конечно, есть, но идиот забывает их надевать. У Му Цина и руки, и ноги всегда холодные, будто лёд. Сестра каждый раз поднимает визг, когда он хватает её за икры, начинает хихикать и брыкаться. Но ладони Фэн Синя тёплые, и Му Цин бездумно прячет в этом тепле кончики пальцев. Это случается само собой. Какое-то время они идут в тишине. Глаза Му Цина широко распахнуты, а губы приоткрыты. Фэн Синь целенаправленно смотрит только прямо перед собой. — …Я не знал про твоего отца. Лицо Му Цина тут же меняется, в животе скручивается разочарование, и он чувствует себя так глупо, что позволил себе надеяться, даже не зная, чего именно хочет, но… Он точно не хочет от Фэн Синя жалости. Но это не жалость. — Моя мама умерла, — признание звучит спокойно, обыденно. — У меня на глазах. Мне было столько же, сколько тебе тогда. Фразы кажутся рублеными, будто ему всё ещё сложно говорить об этом, но каждая сказана с намерением — чтобы Му Цин собрал для себя недостающие кусочки мозаики. Что Фэн Синь понимает его. Что это больно. И страшно. И он знает, каково это. — …О, — тихо выдыхает Му Цин, во все глаза разглядывая профиль телохранителя. — Но у меня нет ни сестёр, ни братьев. Этой части утраты Фэн Синь не сможет понять. “Это трудно” — вот что Му Цин хочет ответить. Это трудно, страшно, и он устал, но ему нельзя быть уставшим. Потому что если он сломается, то пострадает не только он. Хочет рассказать, как гордится им матушка — её сын заклинатель, подумать только, вся деревня только об этом и говорит! Пусть это место и предложено ему лишь по милости власть имущих, а Императорские Наставники на дух его не переносят. Как матушка плакала от счастья, когда узнала, что его выбрали на роль демона для фестиваля приветствия богов в этом году. Но Му Цин не такой, как остальные заклинатели в монастыре. Се Лянь тренируется, чтобы однажды вознестись и стать богом, а Му Цин… Ему просто повезло, он — слуга, оказавшийся в достатке по милости господина, и один неверный шаг может стоить ему всего. Он знает об этом, и он боится, и он не может сказать ничего из этого. У него нет другого выбора — остаётся только молчать. Он крепче вцепляется Фэн Синю в руку, опустив голову. Ему нужно это простое утешение. До самого дома Фэн Синь не отпускает его ладони. Когда они проходят дворцовые ворота, Се Лянь начинает возиться на спине у своего телохранителя и бормотать во сне. — Чшшш… — Фэн Синь отпускает руку Му Цина чтобы погладить принца по голове. — Мы уже вернулись, ваше высочество. — И слава всем богам. Му Цина будто обдаёт ледяной водой, и он никогда не признается, что съежился тогда, отступив за Фэн Синя, при звуках голоса Генерала Фэна. Младший Фэн сухо сглатывает, спуская со спины полусонного принца. — Где вы трое были весь день? — …В деревне, — спокойно отвечает Се Лянь, потирая глаза и зевая. — Я захотел взглянуть на праздник. А что-то не так? Му Цин старается не высовываться; он смотрит себе под ноги, напряженно замерев. Пусть это и была идея принца, взрослые всё равно рассудят иначе. — …Его высочество должен был уведомить дворцовую стражу и дождаться соответствующего сопровождения, — голос Генерала Фэна звучит ровно. — Одиночные вылазки небезопасны. — В деревне опасно? — Се Лянь вскидывает бровь. — …При всём уважении к вашей работе, Генерал Фэн, я в состоянии себя защитить. К тому же, Фэн Синь был со мной. Генерал поджимает губы. — Разве? — он оглядывает принца с головы до ног, задержавшись взглядом на небольшом порезе у того на щеке. — Не могу сказать, что на вас ни единой царапины. Се Лянь касается пальцем запёкшейся ранки и пожимает плечами. — Я играл с детьми, и мы слегка увлеклись. Скорее всего это была обычная ветка или камешек. — Вы никогда прежде не покидали дворец без сопровождения, Дянься, — Генерала, кажется, совсем не впечатлили объяснения принца. — Вы скрываете что-то, о чём вашим родителям стоит знать? Му Цин за их спинами беззвучно сжимается в комок. (Или кого-то, кого он пытается защитить) Брови Се Ляня поднимаются выше, Фэн Синь видит, что принца задели слова генерала. Се Лянь — терпеливый человек, его сложно вывести из себя, но всё же… Принцу очень не по душе, когда к нему относятся, как к ребёнку. — Я не—! — Это моя вина, — подаёт голос Фэн Синь. — Это я сказал, что сопровождение не понадобится. Оба юноши переводят на него поражённые взгляды. — Вылазка была небольшая, а цель всего в паре часов ходьбы. Его высочество хотел насладиться праздником без суматохи, и я сказал ему, что справлюсь с охраной сам, — объясняет он. — Это всё моя вина, Генерал. В Фэн Синя упирается холодный взгляд отца. — Ясно, — он оборачивается к Се Ляню и вежливо кланяется. — Надеюсь, вы отлично провели время, Дянься. Уверен, вы помните, что завтра вас ждёт ранний подъем и обязательные репетиции. Се Лянь хмурится, потому что… так и есть. Генерал Фэн — человек неплохой, но строгий и несколько… закоснелый. После смерти его жены всё стало ещё хуже: эта ужасная трагедия подкосила его окончательно. — …Да, я помню. Увидимся утром, — вздыхает принц и идёт к дверям, бросив напоследок на Фэн Синя взгляд, полный молчаливого беспокойства. Му Цин спешит за ним: принца надо искупать, причесать и переодеть ко сну. Но… Он ненадолго замирает в дверях, пока Се Лянь продолжает идти вперед, вертя в руках вытащенный из прически душистый цветок. Принц уходит достаточно далеко и не слышит того, что слышит Му Цин. ХЛОП! Снаружи доносится звук резкой пощёчины. — Не смей показываться мне на глаза невредимым, когда твой принц ранен, — холодно напоминает Фэн Синю генерал. — Я лучше тебя воспитывал. Какое несправедливое наказание за такую мелочь. У принца всего лишь царапина, но… — …Я знаю, Генерал, — тихо отвечает Фэн Синь, склонив голову. — Простите. — Мне не нужны твои извинения, — выплёвывает его отец. — Чтобы такого больше не повторилось, тебе ясно? — …Да, Генерал. Фэн Синь спокоен и собран. Всегда солдат, даже со своим отцом. — Хорошо, — Генерал Фэн поднимает взгляд на небо: луна уже взошла высоко. — Три круга вокруг дворца, бегом. Плюс с сегодняшнего дня и до конца месяца ты будешь выполнять дополнительные подходы в каждой тренировке с принцем. Фэн Синь и здесь не спорит. — Слушаюсь, Генерал, — юноша молча разворачивается и пускается трусцой вдоль стены, выполняя приказ. Му Цин исчезает в коридоре в глубокой задумчивости и нагоняет своего принца. В последующие годы Му Цин будет слишком зол и скуп, чтобы оглянуться назад, на это мгновение. Он будет обвинять Фэн Синя в бесчувственности, черствости и идиотизме, будет гадать, как тот может быть таким слепым к чужим чувствам. Но в эту ночь, когда отзвук пощёчины всё ещё звучит у него в ушах, отдаётся тяжёлым эхом в груди… Му Цин понимает. *** Се Лянь в этот вечер притихший; он молча разглядывает своё отражение, пока Му Цин у него за спиной прочёсывает влажные пряди. — Если ты переживаешь за Фэн Синя, то с ним всё будет в порядке, — пробует Му Цин, отводя глаза. — …Нет, я знаю, что он всё выдержит, — принц качает головой. — Но мне не по себе, что его наказали за мой поступок. Я чувствую себя виноватым. Ненавижу когда он так поступает. Знает же, что Генерал Фэн ни за что бы не стал наказывать меня. Дело ведь совсем не в том, накажут Се Ляня или нет, только вот принц вряд ли это поймёт. — …Спасибо за сегодня, — тихо говорит Му Цин. — Суин была очень счастлива. Се Лянь улыбается ему в отражении: — Не за что! Было весело. Му Цин вдруг замечает, что под глазами у принца залегли тени. — Ваше высочество, ты плохо спишь? Се Лянь пожимает плечами, отводя взгляд. — Если я попытаюсь объяснить, ты посчитаешь меня сумасшедшим… — бормочет он, неловко посмеиваясь. Му Цин дёргает плечом и возвращается к расчесыванию. — В общем, — принц нащупывает одну влажную прядь и наматывает её на палец. А потом как гром среди ясного неба… — Помнишь большое извержение вулкана десять лет назад? Далеко на западе? — …Да? — Му Цин поднимает бровь. — В тот день… — принц закусывает губу. — Мне приснился сон, и я проснулся точно в миг, когда отзвук взрыва достиг Сяньлэ. Что ж, действительно странно. Но это случилось много лет назад, Се Ляню тогда было семь. — Настолько плохой был сон? — …В том-то и дело, что нет, — Се Лянь начинает быстрее теребить между пальцами прядь. — Этот сон… мой самый любимый. И не последний подобный, если читать между строк. Странно. Извержение вулкана — дурной знак, мало кто вообще ЗНАЛ, что на западе есть вулкан, но… Земли там были заброшены не просто так: люди бежали от огненной горы ещё тысячу лет назад. — И о чём он? Се Лянь закусывает губу и подтягивает колени к груди, упираясь пятками в скамью, на которой сидит. — Сначала во сне всегда темно, хоть глаз выколи, а потом… — Что? — Бабочки, — бормочет Се Лянь. — Они там повсюду. — …Ты из-за бабочек сон потерял? — сухо спрашивает Му Цин, и Се Лянь, к его удивлению, слегка краснеет. — Нет! — принц слегка дергает за накрученную на палец прядь. — Но они прекрасны, Му Цин, — в голос Се Ляня закрадывается тихое восхищение. — Серебряные, они освещают тьму, и… тогда я начинаю идти за ними, и… — принц замолкает, став ещё розовее. — …И что? — И меня… там встречает… Се Ляню приходится остановиться чтобы распутать свернувшиеся волосы. Когда он освобождает палец, прядь ещё какое-то время держит завиток. — …мужчина, — тихо заканчивает принц, немного стесняясь. Му Цин останавливается, не донеся гребня до волос. — Мужчина, — ровно повторяет он. Он встречается взглядом с Се Лянем в отражении, и у принца хватает совести выглядеть смущённым. — Тебе не следует терять сон из-за мужчины, ваше высочество. — Всё совсем не так! — Се Лянь яростно трясёт головой, его беспокойные пальцы находят новую прядь. — Я никогда его не встречал! И… — он бросает на Му Цина непривычно тревожный взгляд. — Я же не принцесса, так что… ничего такого! Точно. Му Цин постоянно забывает, что принц ещё не принял себя. Он понял, что Се Ляня не интересуют женщины, ещё в первые три недели работы на императорскую семью. Три года спустя сам принц, кажется, догадался тоже, но боится этого осознания до полусмерти. С другой стороны, понятно, почему. — Этот мужчина случайно не писаный красавец? — … — Се Лянь опускает подбородок и кивает. — Он… хорош собой, — признает принц. У Му Цина есть все основания полагать, что императорская чета не поймет предпочтений сына. Вряд ли они даже разговаривали с ним о… обо всём этом. Знает ли он, что для юноши его лет совершенно нормально иметь… определенного рода сны? Разумеется, его путь отречения от мирского подразумевает, что полноценный “разговор” ему не нужен. Матушка Му Цина тоже не обсуждала с ним такие вещи, но ситуация Му Цина немного иная, и они оба знали, что пояснения ему не нужны. И всё же… — Но вот что особенно странно, — бормочет Се Лянь, выпутывая палец из новой кудряшки. Му Цин вздыхает, уже готовясь объяснять, что ничего странного в его снах нет, и гадая про себя, не открутят ли ему голову за самоуправство, когда… — Он будто бы знает меня, — шепчет Се Лянь. — Но мы никогда не встречались. Сколько бы принц ни уверял, что в этих снах нет “ничего такого”... Картинка с его слов вырисовывается совсем иная. По крайней мере принцу снится кто-то, кого он никогда не встречал, к большому облегчению Му Цина. — И что происходит дальше? — …Он опускается передо мной на колени, целует руку… Стандартное приветствие для принца, будто из учебника. — …А затем просит меня подождать, — Се Лянь сводит брови, уголки его губ опускаются. — И я просыпаюсь. Каждый раз сон обрывается здесь. Му Цин хмурится. Что ж, это не… весенний сон. Больше похоже на… — Мне кажется, он вещий, — шепчет принц. — Этот сон снится мне всё чаще и чаще, и… — он бросает на Му Цина взгляд поверх плеча. — Мне кажется, что он что-то значит, что он вот-вот сбудется. Что я скоро встречу… — Того мужчину-бабочку, — медленно договаривает Му Цин. — …Конечно, его не так зовут. Му Цин прячет улыбку. — А он не сказал тебе, как? — Нет, — вздыхает принц, упираясь подбородком в колено. — Я спрашивал, но он… будто вовсе не может мне ответить. Му Цин задумчиво замолкает. Се Лянь со вздохом отводит взгляд от своего отражения. — Я устал, и ты, наверное, тоже. Нам обоим нужно хорошо выспаться перед завтрашней репетицией, так? — … — слуга с кивком опускает гребень, подхватывает сапоги Се Ляня и направляется к двери. — Сладких снов, Дянься. Принц тут же заливается румянцем. — Му Цин! — стонет он, но дверь уже закрылась. Му Цин в коридоре тихо хихикает себе под нос. Может, поддразнивать Се Ляня вот так и нечестно, но… Принц никогда не стесняется. Не дурачится, не играет, как положено нормальному ребёнку. Будто бы сам не понимает, насколько молод, как далеко ему до взрослого мужчины. Хотя Се Лянь думает, что отослал Му Цина спать, на деле он лишь дал слуге небольшую фору в выполнении ночной работы. Нужно снова подготовить к следующему дню одежду и обувь принца, убрать личные вещи… Он как раз закончил договариваться с кухнями о завтраке и идёт к себе, когда натыкается на Фэн Синя. Фэн Синь немного потный — легко понять, после трёх-то кругов вокруг дворцовых стен. Один такой круг длиной не меньше трех миль. Стражник бредёт вниз по коридору, разминая шею, — скорее всего мыться, а потом спать. На его щеке налился кровоподтёк. — … Они останавливаются в коридоре, уставившись друг на друга. В конечном итоге, они очень редко остаются один на один. Му Цин и сам выглядит не лучшим образом: он прибирался последний час, волосы немного растрепались, а рукава всё ещё закатаны. И он хочет спросить… …Глупо, но Му Цин хочет спросить Фэн Синя, в порядке ли он. Слова не идут. Вместо этого… — Пойдём, — бормочет слуга, развернувшись на каблуках, оставив Фэн Синя с недоумением разглядывать его затылок. — А? — Ты меня слышал. Му Цин не оглядывается, его волосы мягко покачиваются при каждом шаге. — Давай, шевели своей задницей. В глазах Фэн Синя мелькает раздражение, но он всё равно идёт следом, слегка ссутулившись. Они приходят… в кухни. Здесь пусто, и будет пусто ещё несколько часов до следующей смены. Му Цин молча разводит в жаровне огонь, потом бросает нужное в котелок. Фэн Синь также молча смотрит за ним. — …Что ты делаешь? — наконец спрашивает стражник, когда вода в котелке закипает. — Заткнись, — бросает Му Цин, занятый уже вторым котелком: его содержимое слуга растирает в кашу. Фэн Синь затыкается, ещё более недовольный, и пытается как-то сопоставить происходящее с принцем — по какой ещё причине они с Му Цином могли остаться наедине?.. Может, слуга захотел посмеяться? Фэн Синю ничего не приходит на ум. К тому же, Му Цину для насмешек не обязательно искать его общества. Он будто кот, который сталкивает со столешницы безделушки лишь потому, что они оказались у него на пути. Его больше интересуют случайные преступления. Закончив со своими странными приготовлениями, Му Цин оборачивается на Фэн Синя с задумчивым видом. Му Цину почти семнадцать, он ещё не закончил расти; стражник его на два года старше и успел вымахать до своих взрослых размеров. Му Цин не собирается вставать на цыпочки и тем более не собирается просить идиота наклониться; вместо этого он запрыгивает на разделочный стол с плошкой в руках. — Иди сюда. — … — Фэн Синь с сомнением его оглядывает, и Му Цин закатывает глаза. — Я тебя не укушу, идиот, но если ты и дальше трусить собрался… Фэн Синь отзывается раздраженным ворчанием, но подходит ближе, пока не задевает бедром колено Му Цина. Он этого не замечает. И Му Цин тоже не замечает. Конечно же. Му Цин обмакивает два пальца в плошку и наносит густую мазь на ссадину у Фэн Синя на щеке. Тот даже не морщится, хотя ему должно быть больно, и только вздёргивает бровь. — Что это? — …К тому времени, как принц проснётся, отёк уже должен спасть, — говорит Му Цин вместо ответа. Очень удобное объяснение: разумеется, принц расстроится, если узнает, что Фэн Синя ударили из-за такой мелочи. Лучше всё от него скрыть. Очевидно же. — … — Фэн Синь принимает такой ответ и переводит взгляд на второй котелок, вяло булькающий на небольшом огне. — А это что тогда? Му Цин недоумённо моргает, убирая миску с лечебной пастой. — Конджи. — …И чем мне поможет рисовая каша? Слуга смотрит на него, как на идиота. — Ты только что бегал сколько? Часа два, не меньше, — сухо напоминает он. — Ты действительно собрался после этого идти спать на пустой желудок? Лицо уставившегося в ответ Фэн Синя какое-то время ничего не выражает; оно пустое и неподвижное, пока в голове у него постепенно всё встаёт на свои места. — …Ты сделал мне конджи. Му Цин на него не смотрит. Он вытирает остатки мази со своих пальцев тряпкой и ворчит: — Небеса свидетели, ты же уже взрослый, блядь, человек! Почему я должен напоминать тебе поесть? Выражение лица Фэн Синя не меняется. — Ты сделал мне конджи, — повторяет он, не сводя с Му Цина глаз. Му Цин продолжает говорить, хотя сам уже не слышит своих слов: — И это к моей сестре он сегодня выбрался, так что мне бы надрали зад, если бы всё всплыло, а я не хочу торчать должок такому тупице как ты… Он наконец замолкает, когда на плечо ложится ладонь Фэн Синя. Он поднимает взгляд, и… Фэн Синь смотрит ему прямо в душу и повторяет ещё раз, тише и мягче: — Ты сделал мне конджи. — …Сколько раз ещё повторишь, дурачьё? — бормочет Му Цин. Но сейчас… Конджи несложно сделать. Простое блюдо, ничем непримечательное. В поступке Му Цина не было ничего особенного… только вот Фэн Синь на завтрак ест только конджи. Всегда. Каждый день без исключения, хоть ему и готовят целый набор блюд. И теперь Му Цина как прорвало: — Всё уже было подготовлено для сегодняшнего утра, я ничего особо и не делал, это пустяк, не вздумай чего-то себе надумать —! Не то что бы Фэн Синь планировал это сделать. Он просто хотел заставить Му Цина заткнуться. И он смог. Своим ртом. Му Цин замирает, широко распахнув глаза, вцепившись в края столешницы мёртвой хваткой. Губы Фэн Синя слегка обветренные, но тёплые. Неумелые, но напористые. И это… Пугает до дрожи. Потому что мысли и желания легко спрятать, когда никто не смотрит. Когда на тебя не направлено пристальное внимание. Му Цин и сам не знал, как отчаянно хотел поцелуя, пока поцелуй не случился. И теперь он здесь. Он здесь, и сердце колотится о рёбра, и он не может дышать. Он здесь, и что-то будто растёт и ширится у него в груди, и если оно лопнет, то он непременно умрёт. Они оба замирают на какое-то мгновение: Му Цин от осознания себя, Фэн Синь — от осознания своего поступка. И Му Цин — всегда саркастичный, настороженный и немного мстительный Му Цин — вдруг бормочет: — Ты потный. С другой интонацией эти слова прозвучали бы как жалоба, но сейчас всё иначе. Голос у него тихий, но не расстроенный, а просто… Взволнованный. Как у мальчишки, которого только что впервые поцеловали. И может быть у Фэн Синя это тоже первый раз, но он ведь старше. Он должен быть опытнее, и он скорее умрёт, чем признается. Вместо этого он весьма остроумно замечает: — У тебя трава в волосах. В этот раз сложно сказать, кто потянулся первым. Но кто-то точно это сделал. Губы Му Цина, вздрогнув, приоткрываются. Выходит медленно и неловко, потом неудобно и быстро. Но хорошо. Его пальцы путаются у Фэн Синя в волосах, и это хорошо. Ладони Фэн Синя сквозь одежду жгут ему поясницу. Му Цин ещё не знает, что все его поцелуи на восемь веков вперёд будут принадлежать этому человеку. Обычно — когда он злится, когда ему больно. Со временем он забудет, что их первый поцелуй был самым нежным и сладким из всех. Поцелуй всё длится и длится, и теперь никто из них не может списать всё на ошибку или случайность. Даже горячностью его не назовёшь — целая цепочка решений привела их к нему. Фэн Синь прижимается ближе, Му Цин раздвигает колени. Его губы приоткрываются, и Фэн Синь касается их кончиком языка, вырывая короткий вдох. Фэн Синь в какой-то момент решает, что поцелуй слишком хорош, чтобы отстраняться. Му Цин приходит к схожему заключению: ему нравится Фэн Синь там, где он есть. Быстрые, отчаянные, украденные касания будут в следующий раз. Сейчас они… просто изучают друг друга безо всякой конкретной цели. Каждое прикосновение губ таит в себе вопрос. “Всё в порядке?” “Так можно?” “Должны ли мы остановиться?” Да, да, ни за что на свете. Но в конечном итоге им приходится. В отдалении раздаётся грохот и лязг: скорее всего, кто-то из поваров заступил на утреннюю смену в кухнях. Они дергаются друг от друга прочь. Му Цин может лишь отклониться, но Фэн Синь буквально отскакивает назад, покраснев до корней волос. Какое-то время они только смотрят друг на друга широко распахнутыми глазами, пытаясь совладать с дыханием, никто не может придумать, что сказать. Наконец, у Фэн Синя вырывается: — Прости! Му Цин не отвечает, его губы всё ещё приоткрыты, а в голове царит беспорядок. Обычно он соображает быстрее. Фэн Синь разворачивается, собираясь сбежать, потом замирает, кое-что вспомнив. Покопавшись среди посуды, он находит черпак и плошку. Он едва успевает отлить себе конджи, как к ним подходит кухарка и спрашивает, выгнув бровь: — Что это вы тут делаете так поздно? Фэн Синь подпрыгивает от звуков её голоса, ежится и из последних сил выдавливает из себя: — Спасибо за конджи! Есть даже что-то забавное в его неуклюжем и поспешном отступлении: Фэн Синь бросается к дверям так быстро, что едва не проливает на себя всю рисовую кашу. Кухарка переводит любопытный взгляд с закрывшейся двери на Му Цина. — Что на него нашло? Му Цин пожимает плечами, глядя в другую сторону. — Сегодня в деревне одна девушка попыталась взять его за руку. Вероятно, он уже планирует побег и постановочную смерть, лишь бы спрятаться от такого смущения. У кухарки вырывается мягкий смешок. — Знаешь, ты к нему слишком строг, — ласково замечает она. — Он хороший малый, хоть и соображает иногда медленно. Му Цин знает. Он, конечно, скорее умрёт, чем признается вслух, но он знает. — А ты должен быть в кровати, милый, — добавляет женщина, повязывая фартук. — Такими темпами тебе повезёт, если хоть часок поспишь. Так что кыш давай. Му Цин поводит плечами, рассматривая свои колени. — Я уже не ребёнок, — тихо замечает он. — Ба, — вздыхает кухарка и тянется потрепать его по макушке. — Глядя на твои надутые щеки, я могла бы и не догадаться. Хоть булочку с собой возьми, а то кожа да кости! Все женщины на кухнях относятся к нему именно так. В конечном итоге, они знают его с двенадцати лет. Му Цин действительно берёт с собой булочку, но она остаётся нетронутой. Он лежит на кровати, глядя в потолок. Иногда он касается пальцем губ (нижняя треснула в уголке). Переворачивается на бок, подтягивает колени к груди. “У тебя трава в волосах” Он проверяет волосы наощупь, но… Фэн Синь, наверное, уже её стряхнул. Поменяется ли что-то завтра? Они что-нибудь скажут? Будет ли хуже, если нет? Он не смыкает глаз всю ночь, а наутро Фэн Синя будит не шлепок сапога об изголовье и даже не пинок в дверь. Они оба притихшие и смотрят куда угодно, лишь бы не друг на друга. Вчерашний день… этот дурацкий праздник, фейерверки, прогулка до дома после, даже то короткое безумие на кухнях… Вчера был хороший день. День из несуществующей жизни, где они — обычные подростки, а мир совсем не сложный. Но это не так. Ему напоминают об этом, когда портные доставляют для последних примерок наряды, подготовленные для торжественного ритуального шествия. Когда он занят укладкой рукавов принца, когда возится с его причёской под внимательным взглядом стоящей чуть поодаль Императрицы. — Ох, дорогой… — она улыбается, её глаза сияют гордостью. — Ты выглядишь идеально. — Хотя, — Се Лянь заправляет волосы за уши, стараясь не сильно мешаться Му Цину. — Маска ещё не готова… — И она тоже будет идеальной, — отмахивается Императрица. — Как будто с тобой бывает иначе. Разумеется, выступление пройдет без сучка без задоринки. День конечно же будет отличным, потому что… Речь идёт о Се Ляне. А Се Лянь идеален. Легко смириться с этими словами, когда мать говорит их своему сыну (пусть Се Лянь и выглядит слегка напряжённым). Но… Когда Му Цин бросает взгляд на дверь, он вдруг замечает, что Фэн Синь смотрит. Скорее даже… Он замечает, как Фэн Синь смотрит. Скользит взглядом по лицу принца, украшениям в его волосах, изящно сложенным рукам. Как завороженный. Это больше, чем простое восхищение. Пальцы Му Цина замирают. Несколько отстранённо он думает про себя, насколько же всё запутанно и дерьмово. В его голове это звучит так спокойно. Будто его это не волнует. Но это не так. Потому что это нечестно, и страшно, и он чувствует себя беззащитным, и — Му Цину не нужно скрывать, как горько дрожат губы. Потому что никто всё равно на него не смотрит. “Почему ты так поступил?” Он не может думать ни о чём другом, глядя на очарованного Фэн Синя. “Зачем ты целуешь меня, а потом смотришь так на него?” Необходимое напоминание: большую часть жизни ты не будешь получать желаемого. Сложно видеть совершенное лицо принца — лицо мальчика, который никогда не злится, у которого нет секретов, который всегда получает, что хочет, — сложно видеть это лицо и не чувствовать ненависть. Хотя бы чуть-чуть. Му Цин заставляет себя её проглотить.