worth it, стоить того

Shingeki no Kyojin
Гет
Завершён
NC-17
worth it, стоить того
Девочка с именем счастья
автор
Lina Kampin
бета
Описание
Стоить того — значить быть достойным затрат или труда, связанных с достижением чего-то. Иметь преимущества, которые перевешивают затраты. «Надеюсь, мы того стоили. Я действительно могу испытывать чувство, похожее на любовь? Я хочу, чтобы у нас все было хорошо. Чтобы наша любовь длилась вечно. Хочу, чтобы в этот момент время остановилось». [Сборник рассказов о героях «Атаки титанов» и тех, кого они любят].
Примечания
я посмотрела, поплакала, почитала, снова поплакала, и решила, что теперь могу и сама что-то написать. мой первый опыт по работам в сборнике. для каждой пары использовано одно и тоже имя оригинального женского персонажа, но характеры и общие сведения о героинях меняются, и общее у них только имя.
Поделиться
Содержание Вперед

Слом [Зик Йегер/Ожп[Фэй], упоминание Эрвин/Фэй]

Эрвин неловко толкнул плечом дверь, понимая, что даже за полтора года так и не научился справляться без ведущей руки, но, отбросив уже ставшее привычным чувство смущение, решительно вошел в кабинет Леви. ― Мне сказали, вы вернули Фэй, ― заявил он, но ни Леви, ни Ханджи, ни Эрен со своей компанией не поспешили согласиться с ним. Тишина была почти оглушающей. Эрвин уже собирался было спросить, что не так, как Аккерман подал голос. ― Да, ― наконец, произнес Леви. ― Вроде того. Это был не тот ответ, который Эрвин ожидал получить. Фэй пропала полтора года назад, когда была отражена последняя на сегодняшний день атака Бронированного, Колоссального и Звероподобного титана. Бертольд в итоге был съеден обращенным в титана Армином Атлером, а вот Райнеру Брауну удалось уйти вместе со Звероподобным ― которого, как они теперь знали, звали Зик Йегер. А еще они забрали с собой Фэй. Черт знает зачем. Фэй не была особенной, рядовой солдат, единственное, что ее отличало ― отношения с Эрвином Смитом. Все. Но, возможно, в этом и была причина. Враг решил, что она могла знать какие-то тайны Разведкорпуса и самого серьезного врага, Эрвина Смита. На протяжении многих лет никто, включая ее родных, не знал где она. Эрвин искал ее, проклиная себя каждый день. Он всегда чувствовал, что их связь принесет Фэй больше боли, чем они оба думали, он никогда не думал, что ее могут похитить и увезти куда-то, куда даже добраться было сложно. До нее он был один, потому что не знал, когда умрет, но когда Фэй появилась, перейдя в разведку из полиции, Эрвин просто… просто привязался к ней. Они сразу обговорили все детали их отношений, потому что Фэй тоже не была глупой девушкой, и понимала, что каждая операция может стать для них последней. Эрвин не делился с ней стратегически важной информацией, а Фэй не стремилась ее узнать. Им просто было комфортно вдвоем, всегда приятно знать, что кто-то ждет тебя и думает о тебе. Это не была какая-то космическая любовь, запредельные чувства. Ханджи шутила, что они с Фэй как будто уже тридцать лет женаты. Не было особой страсти или душащих чувств, просто нежность, ласка, поддержка. Это было большее, на что Эрвин мог надеяться, и это делало его жизнь немного лучше. Когда Фэй похитили, для него будто солнце погасло. В первой схватке с этими двумя титанами он потерял правую руку, но ужас и боль от потерянной конечности не шли ни в какое сравнение с теми чувствами, когда ему сообщили, что титаны унесли Фэй. Они информацию-то получили только благодаря Жану Кирштайну, который видел, что Фэй именно унесли, а не сожрали, и это одновременно пугало и вместе с тем ― заставляло верить в лучшее. С тех пор Эрвин не видел Фэй ни живой, ни мертвой. Тем не менее, Смит не терял надежды, не смыкая глаз неделями. Истощенный, он до полного изнеможения продолжал искать свою единственную. На самом деле единственную. Он хотел вернуть Фэй, и теперь, когда они были так близки к разгадке огромного секрета, он даже смел надеяться, что у них может быть будущее. Эта мысль, полная боли и страданий, подарила ему надежду. Вселило веру, что он способен найти свое сокровище, спасти ее из лап монстра и больше никогда не отпускать. Да, Эрвин больше не мог сражаться как раньше, но если бы дело дошло до Фэй, он бы сделал что угодно, чтобы вернуть ее. Исходя ненавистью он клялся, что найдет ее и покарает того, кто посмел причинить ей боль. Он ненавидел Звероподобного так сильно, что был готов обойти весь мир вдоль и поперек, лишь бы иметь возможность встреться с врагом лицом к лицу и уничтожить. Первая высадка на Марли уже увенчалась успехом ― не наводя лишнего шума, Леви и его отряд смогли захватить Звероподобного и, судя по всему, вернуть Фэй. Только вот почему-то никто не спешил радоваться. ― С ней кое-что сделали, ― тихо проговорил Эрен. Он смотрел в пол, видимо, испытывая отвращение за то, что состоял в близком родстве с Зиком. ― Она не совсем в себе. ― У нее помешательство? ― спросил Эрвин. ― Или другое психическое осложнение? Не удивительно, она ведь столько лет… ― Нет, Эрвин, ты не понимаешь, ― прервала его Ханджи, сжимая губы. В ней, помимо непривычной серьезности, было какое-то смятение и чистый ужас. Она запнулась и не продолжила. Эрвин посмотрел на Леви ― на единственного, кто всегда был готов говорить, не смотря на то, какие ужасные вещи придётся сказать им. ― Не думай, что у нее просто помехи в голове и ей нужна твоя забота или любовь, ― проговорил Леви. Поймав взгляд Эрвина, Аккерман вздохнул. ― Тебе лучше один раз увидеть. Леви и Ханджи повели его к нижним ярусам, где располагались заброшенные, холодные комнаты, в которых раньше держали бунтующих или несильно провинившихся разведчиков, проступок которых был не так тяжел, чтобы сажать за решетку, но которых надо было наказать. Или изолировать. Эрен и его друзья с ними не пошли, а Микаса бросила на Эрвина сочувствующий взгляд. Насколько все было плохо, что даже Микаса Аккерман, никогда не любившая начальников разведки, не скрывала своего сочувствия? ― Почему она здесь? ― спросил Эрвин. Он настраивался на самые ужасные картины: изувеченная, лишенная каких-то частей тела, парализованная, сумасшедшая, слабоумная…. Да любая, главное ― живая! Но думать об этом приходилось с трудом. Леви же сказал — это не просто помехи в голове. ― По той же причине, что и мы держали здесь других, ― сказала Ханджи. ― Она не заслужила тюрьмы, но... ― Вы подозреваете ее в измене? ― спросил Эрвин, ощущая тупую боль от этих слов, но из-за всех сил держа лицо. Это было бы логично. Фэй провела восемнадцать месяцев в плену, и никто бы не доверился ей сейчас. ― Там нечего подозревать, измена была, но не нам, ― сказал Леви, доставая ключ. ― Ты поймешь, Эрвин. ― Аккуратнее с ней, ― сказала Ханджи. ― Я не собираюсь вредить ей. ― Не в том смысле, ― Леви приоткрыл дверь, видимо для того, чтобы Фэй услышала его следующие слова. ― Не бойся защищать себя, если она кинется. И Эрвин вошел в комнату. Девушка, сидящая на кровати, не была похожа на жертву плена. Это была все та же Фэй. Высокая, с пышными, каштановыми волосами, которые за полтора года отросли ей почти до поясницы, светлая кожа без каких-либо шрамов или порезов. Кроме того, она, казалось, несколько пополнела ― в самом лучшем смысле. Эрвин видел, что ее худощавость, которая была свойственна многим девушкам в разведке, исчезла. Ее силуэт стал плавнее, кости больше не просчитывались через кожу, а грудь и бедра стали на вид плотнее. Ее можно было назвать исключительно прекрасной. Создавалось ощущение, что это Эрвин был в плену, а не Фэй ― настолько здоровой она выглядела. Правда, она выглядела на пару-тройку лет старше, казалась взрослой женщиной, познавшей увядание, а не молодой девушкой, что должна источать свежесть и чистоту юности, но было бы глупостью винить ее за это. Она не отреагировала, когда Эрвин вошел. Она сидела на кровати, прислонив щеку к колену, и смотрела в окно, огороженные решёткой. ― Фэй? ― позвал Эрвин. Фэй перевела на него свои зеленые, как море, глаза и опасливо выпрямилась. ― Эрвин… Ты живой? ― спросила она с непонятной интонацией, которую Эрвин не смог угадать. Он не полюбил ее сразу, прошло много времени, прежде чем она захватила его, и сейчас, видя ее такой здоровой и вроде как даже вменяемой, ему подумалось, что все еще могло наладиться. Живая и здоровая — и она здесь. Далеко от Марлии. В безопасности. Здесь. С ним. Эрвин может прикоснуться к ней. Увидеть ее улыбку. Услышать ее смех. Эрвин почувствовал, что у него закружилась голова. Что ей сказать? ― Да, как и ты, ― улыбнулся он, и сделал шаг к ней. Фэй спустила ноги с постели, и только тогда Эрвин увидел, что ее лодыжка была скована, а цепь от наручника тянулась к стене. ― Почему ты?.. Эрвин почувствовал легкое разочарование из-за того, что она не увидела первым его лицо, когда очнулась, но она видит его сейчас. На ее лице смешались неверие и что-то более сильное, что Эрвин не может понять. Желание? Отчаяние? Он не успел решить. За своими размышлениями он не заметил, как подошел близко к Фэй, не думая о словах Леви, и это стало его ошибкой. Фэй бросилась на него. Эрвин сразу понял, что она не собиралась на радостях обнять его, но предположение, что Фэй может навредить ему, казалось безумным. Но она смогла. Она быстро оказалась рядом, и ее пальцы вцепились в его шею. Не для того, чтобы обнять или поцеловать, а чтобы… Фэй пыталась его задушить. Конечно, у них были разные весовые категории и опыт в рукопашных боях, но Фэй прекрасно знала о физиологии людей и знала, куда нажать пальцами, чтобы человек начал задыхаться еще более стремительно. Эрвин дернулся, но из-за растерянности и отсутствия руки не был таким ловкими, как Фэй. Девушка ударила его по коленям и повалила на пол. Быстрыми, неуловимо точными движениями она села сверху, так, чтобы Эрвин не мог использовать ноги, и продолжала его душить. ― Пусть они его вернут! ― завопила она. ― Пусть вернут! Я хочу его видеть! Пусть они его вернут, вы, ублюдки! Дверь распахнулась, и Фэй с него сорвали. Ханджи присела рядом, пока Леви удерживал вопящую Фэй. ― Убери его! ― зарычал Леви. Фэй вцепилась зубами в сгиб плеча Леви, и тот отпихнул ее, сильно ударив по лицу. Фэй взывала. В соседней комнате что-то загромыхало, но Эрвин ничего не понимал. Он пришел в себя в коридоре на лестнице, недалеко от комнаты Фэй. Верхние пуговицы его рубашки были расстёгнуты, куртка разведки снята. ― Верните его! ― вопила Фэй. ― Вы не можете его забрать! Он мой! Он принадлежит мне! ― Очухался? ― спросил Леви сурово. ― Сказал же, будь аккуратнее. ― Что?.. ― непонимающе переспросил Эрвин, но голос едва ли напоминал свист. ― Что произошло? Даже теперь, будучи заверенным в том, что непоправимого вреда нет, Эрвин всё ещё ощущал нехватку воздуха. Ханджи осмотрела его и сообщила, что вопросы, касающиеся повреждений спинного мозга, дыхательных путей, вен и артерий, можно снять. Ушибы, хрипота, боль в горле, это странное несильное покашливание, беспокойства не вызывали. Всё должно быть хорошо. ― Не разговаривай лучше, ― предупредила Зое и вздохнула. ― Фэй пыталась тебя задушить. С ней что-то сделали. Возможно, отравили или вроде того. Она считает нас всех врагами, и уже пыталась покалечить других. Она сломала руку Жану, выбила коленную чашечку Конни, когда они ее вытаскивали. Едва не перегрызла глотку Саше Блаус, пока Микаса ее не усыпила. А про нас с Леви и говорить нечего. Она не в себе, Эрвин. ― Как будто он это не понял, ― раздраженно проговорил Аккерман. ― Ее состояние оказалось шоком для всех нас. Но мы даже не можем сказать, что с ней делали ― как ты может быть успел заметить, физически она выглядит еще лучше, чем было до этого. Мы считаем, что произошло нечто большее. Что ее подвергли довольно необычной технике воздействия, известной как «промывка мозгов». ― Мы нашли это в документах, которые выкрали вместе со Звероподобным и Фэй, ― продолжила Ханджи. ― Там много ерунды, но есть и полезные вещи. В частности, там есть немного об этом. Это нечто вроде культивации страха. Мы считаем, что термин «промывка мозгов» был выбран, потому что техника включает в себя использование яда, который предполагает «помутнение рассудка». Это что-то вроде… Ханджи снова запнулась, боясь сказать самое худшее. ― Ужас. Галлюцинации. Кошмарные видения о потере тех, кого любишь, ― продолжил безжалостный Леви. ― Потому что целью яда является та часть мозга, в которой гнездится страх. ― Верните его! Верните! ― вновь завыла Фэй за дверью. Эрвин вздрогнул, но судя по тому, как спокойны оставались Ханджи и Леви, они слышали это уже не в первый раз. ― Человеку невероятно страшно. А после этого они страдают от спутанности сознания. Появляется чувство невозможности распознавать, где правда, а где ложь. Фэй ни разу не тронули физически, но ее просто прогнали под этим ядом, и в моменты сильного страха как-то связали этот страх с нами. Возможно, Райнер Браун помог в этом… А когда Фэй начала видеть в нас врагов и источник боли, ее освободили и оставили на попечение Зика, который сыграл хорошую роль спасателя. Эрвин молча смотрел на Зое, радуясь, что не должен говорить, потому что говорить ему было нечего. В голове ― ничего, абсолютно пусто. Потом он взглянул на Леви. ― Конечно, она привязалась к нему после всего этого, ― сказал Аккерман, разрушив последние надежды Эрвина. ― Видит в нем героя и спасителя. Она его любит. Фэй визжала и кричала, пока мы не показали ей, что он жив, ― безжалостно отрезал Леви. Кошмар. Столько лет разлуки, он ни на секунду не переставал любить свою Фэй, а она... А ее истязали, и при этом она как-то умудрилась влюбиться в этого монстра, что пытал ее, насиловал и унижал. ― Ублюдки! Твари! Ублюдки, грязные дьяволы! Верните его! Верните Зика! Верните! Крики Фэй перемешивались с ее плачем и шумом из соседней комнаты, похожей на то, что кто-то долбился в стену. Эрвин молча указал на комнату. ― Зик. Рвется к ней, ― раздраженно проговорил Аккерман, кинув на дверь полный ненависти взгляд. ― Мы ни черта не понимаем, ― вздохнула Ханджи, присаживаясь рядом. ― Очевидно, что она не могла привязаться к нему искренне, в этой привязанности нет ничего здорового. Но Зик поражает еще больше… ― Волнуется о ней, скотина, ― скривился Леви. ― Он собирался морить себя голодом и сдохнуть, пока ему не сказали, что Фэй жива. ― Мы нашли одну книгу по душевным девиациям, ― сказала Ханджи. ― То, что испытывает Фэй, это защитно-бессознательная травматическую связь, симпатию, возникающую между жертвой и агрессором в процессе похищения. Она может быть односторонней или взаимной. Это вариант психологической защиты, стратегии для совладением с чрезмерным стрессом, который развивается в психотравмирующей ситуации. В камере-комнате Зика Йегера что-то громыхнуло, судя по звуку ― титан разбил стул или стол, если в его камере было что-то подобное. Леви поджал губы. ― Пойдем, покажем, как она меняется, когда этот ублюдок рядом. ― Леви, ― произнесла Ханджи, стараясь урезонить товарища. ― Ты уверен… ― Он должен до конца досмотреть это плохое представление, ― сказал Леви, посмотрев на Эрвина, и Смит отстраненно кивнул. Он должен досмотреть это отвратительное представление до конца. Они вышли на улицу, обогнув здание. Эти камеры были построены таким образом, что с пристройки было хорошо видно, что происходит в них. Фэй сидела у кровати, рыдая, ее голос охрип от долгих криков. Она все еще шептала нечто похожее на «Верните мне Зика», когда дверь открылась и в комнату вошел Зик. Эрвин поразился его виду. У него было отрезано запястье одной руки и по икры отрублена ступня, обернутые какой-то чуть дымившейся штукой ― Эрвин предположил, что это была какая-то разработка Ханджи, не позволявшая титану отрастить новую конечность ― но в целом он казался полностью здоров. Он был умыт, чист, одет в обычную одежду ― синие штаны и белую рубашку, его очки сидели на носу. Ничего, чтобы говорило о его статусе пленного. Втащившие его охранники отпустили его, едва Фэй вскочила и протянула к Зику руки. Йегер, чуть покачнувшись на одной ноге, оперся руками на ее плечи и ласково привлек к себе. ― Ну вот, а ты кричала, ― расслабленно проговорил Зик, опираясь на Фэй. Она прижала лицо к его груди. ― Не плачь, Фэй, не надо. Видишь, я здесь. ― Я думала, они забрали тебя, ― прохрипела Фэй ласково и нежно. «Когда-то она говорила так со мной, а не со своим мучителем» ― подумал Эрвин с ужасом. Ханджи и Леви отошли в сторону, чтобы создать для Эрвина хоть какое-то ощущение уединения. Вероятно, им было тоже не просто наблюдать за этим. ― Думала, что навредили тебе… ― Не беспокойся обо мне, ― Зик приподнял ее лицо здоровой рукой. Эрвина чуть не стошнило, когда он увидел, как ласково и преданно Фэй заглядывает в его глаза. ― Ты сама в порядке? Почему ты начала кричать? ― Эрвин пришел ко мне, ― сказал Фэй оледеневшим голосом. ― Я подумала, что они хотят отдать меня ему и… ― Фэй судорожно вцепилась в рубашку Зика. ― Я не хочу быть с другим! Я люблю только тебя! Зик погладил ее здоровой рукой по лицу, и Фэй подставилась под его касания, будто цветочек потянулся к солнечным лучам. ― Я тоже люблю тебя, моя Фэй, ― произнес он. ― Не переживай. Никто не тронет тебя или меня. Мы нужны им. Фэй облизала свои полные губки и кивнула. Зик потянулся к ней, чтобы поцеловать. Эрвин отшатнулся от стены и стремительно пошел к Ханджи и Леви. Они посмотрели на него с сожалением, даже Леви не стал скрывать чувства под маской. Это было ужасно ― видеть, как твоя возлюбленная так ласкова с чудовищем после того, как чуть не задушила его. И все из-за того, что Эрвин оказался не Зиком. Эрвин постарался отодвинуть свои чувства как можно дальше и лишь кивнул в сторону комнаты. Леви прочитал его вопрос без труда. ― Да, мы даем им видеться. Каждый день, несколько часов, но всегда в разное время. Я знаю, тебе это не понравится, но… Фэй потеряна. Боюсь, что навсегда. Но Зик соглашается торговать информацией за время с ней. И Фэй после этого становится спокойнее. Эрвин нахмурился. Эти мысли рвали душу капитана Смита из тела. Почему он не смог найти ее раньше, чем этот проклятый монстр сумел настолько извратить мышление Фэй, что она готова броситься за ним даже в бушующее пламя? ― Это то, что мы должны были сделать, и ты это понимаешь, ― твердо проговорил Леви, видя выражение его лица. ― Мне жаль, правда жаль, что пришлось поступить с Фэй. Я хочу сам дотянуться до каждого, кто это сделал, я хочу размозжить Зику голову, и я бы сделал это, но сейчас… ― Леви выдыхает. ― Сейчас мы тычемся как слепые котятки, и слова Зика ― все, что мы можем иметь. И вскоре Эрвин понял, что Леви прав. Он пытался еще несколько раз поговорить с Фэй, но она впадала в неистовство и бушевала, посылала его далеко и на долго, кричала, проклинала, даже если Эрвин хотел просто поговорить о том, что случилось на Марлии, и вскоре он перестал приходить. У них много дел ― они работали с информацией, что давал им Зик Йегер, планировали свои дальнейшие шаги, думали о том, как им отвести угрозу, которая была повсюду… Дел невпроворот. И все равно ― каждый день Эрвин засыпал только с одной мыслью. Фэй. Фэй не разговаривала и отказывалась от еды, если не встречалась с Зиком. Если она думала, что Йегер мертв, то плакала и тоже хотела умереть. Без Зика Фэй медленно, но верно угасала от тоски по любимому. Если они не виделись, Зик отказывался сотрудничать. Но Фэй должна была жить и неважно, кто ее путеводная звезда: Эрвин Смит или враг, без которого она не мыслила своего существования. Эрвин решил больше не приходить к Фэй, однако иногда ему надо было настолько необходимо просто взглянуть на нее, что сдержаться было невозможно. Эрвин каждый раз винил себя за это, и каждый раз обещал, что больше не придет...Но он не был тем холодным Эрвином, которым его считали, и он был способен искренне любить. И верить. И каждый раз приходя снова, он надеялся, что найдет Фэй в лучшем состояние, чем она была. И находя ее все-такой же влюбленной в Зика Йегера, он клялся больше не приходить. Ему надо было прекратить это, жить дальше, сражаться. Без Фэй. Она заговорила с ним сама, хотя это было совершенно случайно. Эрвин зашел в ее комнату, потому что чувствовал себя раздавленным, слабым, он просто хотел увидеть еще раз плоды Марлии, вновь всколыхнуть ярость в груди, потому что он уже чертовски устал бороться, а собственная гора трупов под ногами проседала. В этот раз Фэй на него не кинулась и даже не закричала. Смотрела с немым ожиданием, но прежде, чем совсем крошечная надежда зашевелилась в его сердце, Фэй открыла рот и заговорила. ― Поменяйте моего тюремщика. ― Почему? ― спросил Эрвин против воли. Он не должен был говорить с ней, хотя не было особого запрета на это. Фэй и ее состоянием занималась Ханджи, не он. Ему вообще советовали не контактировать с ней ― ради собственного душевного спокойствия и спокойствия Фэй. Фэй вздохнула и отошла от окна. Села на кровать. ― Он издевается, ― сказала она, поморщившись. ― Все время сидит и рассказывает, что с Зика сдирали кожу, что его разбурили на много кусочков… ― Фэй вздрогнула. ― И он делает это, когда Зика забирают на допросы. Я с ума из-за этого схожу. Пусть он больше не приходит. Она говорила с ним спокойно, размеренно. «Она бы убила меня, будь у нее в руке нож и стой я достаточно близко» ― напомнил себе Эрвин, но вместе с тем это ее поведение ошарашило его. ― Я подумаю, что можно будет сделать, ― пообещал он, и уже собирался было уйти, как вдруг Фэй приподнялась. ― Скажи Саше, что я извиняюсь перед ней, ― произнесла девушка, потеребив каштановые волосы. ― И перед Конни с Жаном. Я была не в себе. ― Уверен, что они знают, ― Эрвин чуть помедлил, а потом сел на стул у выхода. ― И они не злятся. Как ты себя чувствуешь, Фэй? Фэй фыркнула. ― Не делай вид, что заботишься обо мне. ― Но это так, ― мягко произнёс Эрвин, чувствуя, как внутри у него все скребется. Боже, что это, луч надежды? Не слишком ли жестоко давать его ему, а потом опять забирать? Эрвин уже смирился с мыслью, что Фэй никогда не станет прежней, но быть может… может… Фэй молчала какое-то время. Потом села, спустив ноги с кровати. ― Мне рассказали, что, по вашему мнению, произошло со мной, ― сказала она. Спокойно. Так, будто пришла в очередной раз поговорить с ним после отбоя. ― Что мне промыли голову с помощью яда, что вы мне не враги и все такое. ― Ты не веришь нам? Фэй помедлила. ― Я не знаю, ― честно сказала она. ― Я думаю… Я будто понимаю, что вы не опасны. Армин и Микаса приходят говорить со мной. Саша иногда приносит еду, хотя никогда не разговаривает, только смотрит, и не как на врага. И я… я не думаю, что кто-то хочет навредить мне, но вы… ― она зарычала. ― Вы хотите разлучить меня с Зиком! ― Не хотим, ― тут же гладко соврал Эрвин, хотя он ничего не хотел так, как убить Зика Йегера и избавить Фэй от него. ― Просто мы хотим закончить войну. Чтобы нам больше не пришлось гибнуть в пасти титанов. Чтобы Парадиз жил спокойно. Ты понимаешь, Фэй? Фэй отстранённо кивнула, а потом посмотрела Эрвину в глаза. Эрвин угадал этот взгляд ― она ждала, что он уйдет. ― Фэй, ― Эрвин подумал, стоит ли это говорить, но наконец вздохнул. ― Если ты почувствуешь себя достаточно сильной чтобы бороться с ним… Глаза Фэй враждебно сверкнули. ― Я никогда не буду с ним бороться, ― горячо заявила Фэй. ― Я люблю его! И только его люблю. И я больше никогда не полюблю тебя, Эрвин. Эрвин уловил какое-то раздраженное рычание из другой камеры. Очевидно, что у титанов-оборотней был хорошо развит слух, и Зик услышал их разговор. За спиной неловко покашляли. ― Прости, капитан Смит, ― произнес один из парней отряда Ханджи. ― Капитан Зое хочет задать Зику пару вопросов вечером, так что сейчас он может встретиться с Фэй. Фэй взволнованно приподнялась на кровати, и глаза ее заблестели. Эрвин кивнул и поднялся. Зика вывели из камеры ― Ханджи придумала какую-то шутку вроде кандалов, которые не давали оборотням превращаться, потому что при превращении их кандалы взрывались из-за давления и отрывали конечности, и теперь Зик ходил на своих ногах и с целыми руками. Проходя мимо Смита, Зик скривил губы, а потом, не произнося ни звука, сказал одними губами: «Она моя». Эрвину захотелось застрелить их всех троих ― Зика, Фэй и себя. — Вот и ты, сокровище, ― сказал Зик, заходя к Фэй. Девушка весело вскрикнула и метнулась к нему. Зик поймал ее, крепко прижимая к себе. Фэй взволнованно коснулась его скованных запястий и поморщилась. ― Тебе больно? ― Не особо, ― ответил Зик. ― Лучше скажи, как с тобой тут обращаются? Фэй уткнулась носом в его шею. ― Я хочу к тебе. ― Я понимаю. Я тоже по тебе скучаю. Но ты не ответила на вопрос. ― Нормально. Насколько это возможно, ― фыркнула Фэй, демонстративно поморщившись. Зик коснулся ее щеки губами. ― Хорошо. Не забывай кушать и отдыхать, ― нравоучительно произнес Зик, и Фэй кивнула. Смит закрыл камеру, а потом, не сдержавшись, ударил по камню ладонью. Слишком тихо для человека, но для титана вполне уловимо. Зик замолчал на половине слова. ― Убей меня, оставь ее, ― решительно заявил Смит. Это будет хороший обмен. Он по крайней мере умрет, зная, что сделал все для спасения любимой женщины. Да и пожил он уже, хватит. Тут теперь и без него справятся, а вот если есть шанс спасти Фэй от этой ядовитой любви… да и любви ли? ― Не переживай, Фэй, ― сказал Зик. ― Я никогда тебя не оставлю. Есть только ты и я. Глаза Фэй засияли от счастья. Она скучала по его голосу. — Ты и я, — словно мантру повторила Фэй, тая в объятиях монстра, которые становились все более собственническими и страстными. Фэй рассмеялась, когда Зик уложил ее на кровать ― счастливо и влюбленно, и Эрвин вдруг осознал то, что ему пытались донести еще с того момента, как ее вернули. Фэй не придет в себя, никогда. Его Фэй больше не вернется. Вернувшаяся из плена Марлии Фэй была другой, похожей внешне, но с совершенно другим наполнением. Этим вечером он рассказал о своих наблюдениях в поведении Фэй Ханджи, уже не ожидая услышать что-то обнадеживающее. ― Да, у нее все чаще и чаще случаются просветления, ― согласилась Ханджи. Эрвин знал, что она что-то с ней делает, что-то капает ей, но Зое не спешила говорить об этом. ― Но говорить о каком-либо успехе еще слишком рано. Мне кажется, состояние Фэй со временем стабилизируется, но никогда не придет в норму полностью. Фэй говорит с ребятами спокойно и без агрессии и, что странно, Зик поддерживает ее в этом. Но он… он все еще нужен ей. Мы попробовали не пускать его к ней, так, когда Фэй поняла, что он не придет, она почти разнесла комнату и чуть не разбила голову, пока мы все же не впустили Зика. ― Ну что же, ― сказал Эрвин равнодушно. ― Если эта цена за победу, за сотни спасенных жизней… То думаю, мы должны ее заплатить. Ханджи кивнула. Несмотря на аналогичную Леви заботу о членах своего отряда, Эрвин в случае необходимости без колебаний был готов пожертвовать ими ради остального человечества. Или даже пожертвовать этим самым человечеством ради того, чтобы изменился мир, в котором люди не способны на жертвы ради перемен. Зое смотрела на него с сожалением. Эрвин поймал ее взгляд. ― Сделай одолжение, скажи всем, чтобы они больше не смотрели на меня с этим сочувствием. У нас новый этап войны. Будем считать, что мы обменяли Фэй на него. ― Эрвин, ― сказала Зое. ― Я так тебе сочувствию. Смит помолчал пару секунд. В эту секунду он вдруг понял, что стараясь сохранить их с Фэй вдали от боли возможной разлуки, позволил пройти мимо той любви, которая бывает раз в жизни, и не у каждого человека. ― Да, ― наконец кивнул он. ― Я себе тоже... Вот эти вот последние две минуты. Когда это время истекло, Эрвин попросил дать ему новый отчет Зика, и в его глазах больше не было никакой надежды на Фэй, но Ханджи знала ― Эрвин больше ни на кого так не станет надеяться. Никакая женщина в его жизни больше не появится, он останется жить с воспоминаниями о Фэй, той, которой она была до плена. Возможно, он убедит себя, что Фэй умерла, и вернулся кто-то, похожий на нее. Впрочем, кто такой Эрвин, чтобы проклинать судьбу? Та сделала его несчастней всех, отобрав любимую женщину, но та же судьба одарила его счастьем, которое не каждому выпадает в их сложном ремесле ― настоящей любовью, неповторимой. Ради нее и умереть не жаль, даже так, медленно, теша себя прошлым. Горячие тиски сжали сердце Эрвина, он выдохнул, отпуская эту боль, в которой жил последние месяцы. Он никогда никого не полюбит так, как Фэй. Он никогда ее не забудет ― какой она была. А сейчас… сейчас надо идти вперед, и освободить себя от этого. Он счастлив, видеть свою единственную возлюбленную живой и невредимой. В глубине души Эрвин уже давно начал осознавать, что исцеление от ее зависимости невозможно. Осталось только принять это и разумом, и сердцем. А Фэй чувствовала себя счастливой в объятьях человека, который говорил ей, что любит ее. Чувствовала себя счастливой, не помня о том, через какой ужас ей пришлось пройти, чтобы оказаться рядом с Зиком, в безопасности. Хорошо, что Йегер был рядом и всегда был готов сражаться за нее. Если она и вправду была в дурмане, как всей ей говорили, она не хотела просыпаться от него. Даже если это означало ее полный слом. Она не позволит этой любви, о которой мечтает каждая женщина, которая бывает раз в жизни, и то не у каждого человека, пройти мимо или покинуть нее.
Вперед