Пустой мир. Книга 1. Темные небеса.

У каждой эпохи свои изъяны, которые прибавляются к изъянам более ранних эпох; именно это мы называем наследием человечества. Генрих Гейне

      Королевский турнир был объявлен спустя несколько дней после отбытия Эдварда из Карийского замка обратно в земли Тристана. Скопившиеся рабочие вопросы требовали немедленного внимания, о чем уже настойчиво сигнализировал Огейн, оставшийся наедине со всей управленческой рутиной. Использовать его старания столь бездушно еще больше Эдвард не мог себе позволить ни по совести, ни по правилам, и вынужден был оставить карийское гостеприимство.       И только он успел погрузить в рутину руководства феодом, как сразу же прибыли новости. Плохие и очень плохие. Самыми проблемными оказались вопросы нападений на маршруты поставок, по каким шло вооружение и снаряжение для бароната. Гильдии торговцев и транспортные корпорации прежде клялись всем самым святым, что имели, заверяя в безопасности своих коммуникаций и многоуровневые системы защиты, не допускавшие утечек информации. И на практике оказалось, что уже через несколько недель после начала поставок по ним были нанесены удары. Несколько конвоев было перехвачено, а перевозимый груз пропал без вести. Это не было критичным ударом, но на одном из них везли разработки по экспериментам проекта «Железо», и потеря образцов была серьезнее, чем стоимость всего потерянного вооружения вместе с кораблями. Узнав об этом, Эдвард несколько вышел из себя и приказал расстрелять ответственных за обеспечение безопасности поставок, а также отправил представителей к своим партнерам с требованием объяснений. Службы безопасности с обеих сторон уже активизировались, выискивая малейшие следы, где могла произойти утечка информации, но пока результатов не было.       Доклад был и от группы «Виенвольф». Они действовали за пределами бароната и продолжали выслеживать родного дядю барона. На момент отправки доклада оперативники группы действовали на территории Гористарского графства, куда завели их следы бойцов сопротивления. Если верить сообщениям командира группы, нападение на несколько перевалочных баз и их последующая зачистка вызвали слишком большие подозрения со стороны разведки графства, и сделка по передаче вооружения сорвалась. И вместо этого они столкнулись с оперативной группой контрразведки Гористаров. Свидетелей, какие могли рассказать об этом, оперативники не оставили, но активность контрразведки вынудила их приостановить свои действия, и в настоящий момент группа только вела наблюдение за происходившим. Связь с Гористарами косвенным образом подтверждалась, но доказательств все равно не хватало.       Вместе с этим служба контрразведки докладывала об активизации действий спецслужб других феодов. Особую активность проявляла агентура со стороны Розмии и Гористара, но активнее обычного собирали информацию люди со стороны Фларского графства и Гельского феода. Все претенденты на престол активизировались в баронате, и это было объяснимо.       Тристанский баронат был одним из сильнейших и в метрополии, и во всем королевстве. Он не мог в одиночку диктовать свои условия, но и мало кто был способен сдержать натиск тристанских дивизий в борьбе один на один. Сторона, которую поддержит молодой барон, получит значительный перевес на политическом поприще, и шансы ее кандидата на престол значительно вырастут. И чем слабее становился король, тем сильнее всех волновал вопрос, на чьей же стороне окажется шпага тристанского барона. И тем сильнее Эдварда раздражала эта подковерная возня. Практически все понимали, что гражданской войны не миновать, несмотря на все усилия короля, и он не хотел втягивать феод в бессмысленный конфликт. Его границы ощетинятся оружием, заявив о нейтралитете. И еще оставались планы поживиться за счет тех, кто начнет проигрывать в конфликте. Только уж точно Эдвард не собирался выступать чьей-то фигурой на доске политической игры.       И как раз в тот момент, когда он вел переговоры с представителями ряда торговых корпораций, имевших свои производства в землях бароната, ему сообщили, что пришло приглашение на участие в Королевском турнире. Было объявлено об официальных приготовлениях и дате официального открытия, и теперь королевские службы занимались рассылкой приглашений. Барон Тристанский также был желанным гостем, и отказ стал бы проявлением крайнего неуважения и нелояльности к престолу. Те, кто знал Эдварда, могли с честной душой назвать его отличным мечником и мастером фехтования, благо свои навыки он не только доводил до совершенства в тренировочных залах, но и не раз демонстрировал на полях сражений. Барон редко участвовал в показательных турнирах и военных соревнованиях, но никогда не пропускал Королевских турниров. На последнем он не без труда смог удержать первенство в индивидуальных схватках на клинках без щитов, и в этом году завоеванный титул предстояло защитить. Если бы для этого было желание.       Эдвард смотрел на приглашение почти минуту, пока представители корпораций почтительно молчали, ожидая слова феодала. Так ничего и не сказав, он отложил приглашение в сторону и продолжил переговоры. Они были слишком важны, чтобы прерываться из-за такой ерунды, как взыгравшие эмоции. И только после того, как все покинули зал заседаний, довольные итогами, молодой барон позволил себе отвлечься на несколько минут от постоянных дел и вернуться в личные покои. Где его и нашел Огейн Тристан почти час спустя.       — Господин барон, — двоюродный брат поклонился и приложил руку к сердцу. — Вы не отвечали на вызовы с коммуникатора, и потому я решил проверить вас лично. Возможно, что-то случилось.       — Огейн. Пока мы здесь, хватит любезностей. Официальные церемонии вспомним за пределами этих дверей. — Эдвард шумно вздохнул и налил в бокал немного коньяка, после чего поставил его рядом с собой на перила балкона. Облокотившись на белый мрамор перил, барон задумчиво посмотрел на восток. Там, где настолько далеко, что даже не доходило рассеянного света, находился Кёнингхорм. — У меня нет настроения вести себя как феодал, но есть желание быть надоедливым алкашом, желающим поныть. И тебе не повезло оказаться слишком инициативным, чтобы выслушивать мое нытье. Так что, будь любезен, забудь на несколько минут о своих прямых обязанностях.       Эдвард стоял на балконе своих личных покоев, выведенным под защитным куполом силового поля, накрывавшего верхние строения Тристанского замка. Они не были закрыты ни мощными внешними стенами, ни защитными куполами. Центральный донжон замка и окружавшие его башни комплексной защиты высокого поднимались даже над самыми высокими крепостными стенами замка. Балкон был спроектирован изначально таким образом, чтобы открывался вид на сам замок под ногами и на быстро разраставшийся город у основания его стен, чьи купола и небоскребы разрастались по склонам горного хребта словно плесневые грибы после чистого дождя. Под балконом было настоящее море искусственного света, начиная от контурных огней стен и заканчивая ярко освещенными универсальными башнями городских кварталов.       Сияющие огнями купола соединялись россыпями огней технических сооружений и потоками скоростных трасс, переливавшиеся светом словно кабеля скоростной передачи энергии. Там внизу жило несколько десятков миллионов людей, и еще пара миллионов жила и трудилась непосредственно в самом замке, обеспечивая непрерывную работу всех его систем. Тристанский барон должен был видеть это постоянно, как малую часть той ответственности, взваленной на его плечи.       А еще дальше простирались бескрайние пустоши острова метрополии. Над ними всегда висел нимб рассеянного света, отражавшегося в атмосфере от многочисленных гродов, транспортных трасс, замков и воздушных портов. Там же в темном небе проблескивали огни орбитальных станций, дрейфующих верфей и кораблей, бесконечным потоком шедших к острову и обратно. Словно эпицентр огненного извержения, Рейнсвальд сиял, разгоняя тьму вокруг себя. Центр цивилизации, все же поставившей на колени бесконечные Пустоши, поглотившие все доброе и светлое, что когда-то было в этом мире.       — Что изменилось за этот час? — поинтересовался Эдвард, не оглядываясь на Огейна.       — Много чего. По большей части рутина. Твой секретарь разберется с большей частью вопросов, и координационный отдел тоже подключили. Внутренние вопросы, доклады о коррупции, уровне преступности и прочем. Есть пара интересных моментов об орочьих налетах на наши колонии на Рахивинском островном скоплении. Орков там никогда не было, значит, стало быть, залетные. Я велел перебросить туда несколько полков тяжелой пехоты при поддержке танков. Вроде ничего необычного, но сообщают о появлении рыцарей из ордена Сияющих Мечей. Эти ребята прибыли со своей флотилией и уже наносят удары по орочьим силам.       — Магистр ордена уже сделал запрос на разрешение на участие в боевых действиях? — поинтересовался Эдвард, внимательно разглядывая содержимое своего бокала. Огейн только отрицательно покачал головой. Тогда барон пожал плечами. — Сделайте ему официальное уведомление о том, что это территория бароната, но особо не вмешивайтесь. Насколько я помню, Сияющие Мечи неплохо себя показали в войнах с орками. Возможно, тренируются перед настоящей войной.       — Меня не устраивает, что рыцарские ордена нарушают суверенитет феодальных земель, даже не спрашивая разрешения…       — Таков смысл их существования, Огейн. Как наша задача править людьми от имени короля, так и их задача — от имени короля защищать людей. Даже не спрашивая мнения правителей, — Эдвард выразительно посмотрел на отставленный на перилах бокал, и Огейн все же подошел и взял его в руку, но сразу пить не стал. Барон только разочарованно вздохнул. — Меня сейчас больше волнуют другие моменты. Королевский турнир станет поворотной точкой, после которой принятые решения начнут давать свои результаты. Ты понимаешь?       — Его Величество умирает? — Огейн вздохнул и посмотрел вниз. Под балконом, примерно на десять этажей ниже, начинались крыши дополнительных секций донжона, покрытые толстым слоем патины и коррозийных материалов, но арочные мостки опор и фигуры горгулий вместе с декоративными элементами украшений постоянно чистились и обновлялись. Даже в эти минуты там можно было разглядеть проблесковые маячки пары дронов, стиравших собравшуюся на камнях грязь. — Честно говоря, Ваша Светлость, я бы уже хотел, чтобы все кончилось. Мне обидно видеть, во что превратился король, и страшно даже представить, что сам он чувствует. Болезнь его буквально съела, но умереть до конца ему не дают. Поразительно, как он сам еще держится на своих ногах. Пусть уже упокоится с миром…       — Я уже сказал насчет приличий. Не сейчас. В такие моменты они особенно раздражают… Я более чем уверен, что король сделает свой ход на турнире. Для него это последняя возможность повлиять на ход событий, — Эдвард кивнул. — Если вообще не последний раз выступить как публичная фигура. Прямо сейчас он сцеживает войска в растущий конфликт у Таннурейских границ, но все еще не отдает приказ феодалам готовится к войне. Теперь нам докладывают, что он отправил туда рыцарей. Тоже одних. На поддержку Гористарам, которые там уже кровью истекают. И королевские силы. Без общей координации действий. Зачем?       — Без понятия, на самом деле. Со стороны выглядит довольно глупым решением…       — Если не считать партию наперед. Знаешь, в любимой игре Его Величества, в хефантафл, есть стратегический прием. Он называется «игра в раскидку». Смысл в том, чтобы действовать намеренно глупо, жертвую офицерские и рядовые фигуры без надобности. И тогда противник решит, что перед ним неопытный игрок, который не может выстроить единой стратегии и просто пытается угнаться за количеством сбитых фигур на доске…       — Но стратегия есть, так? — Огейн усмехнулся. — Помнится, ты пытался научить меня играть в хефантафл, но это было довольно унизительно с моей стороны пытаться уследить за твоей мыслью…       — Стратегия есть, — Эдвард облокотился на перила, глядя куда-то вдаль. — Ее смысл в том, чтобы убрать с пути лишние фигуры противника, которыми он гоняется за твоими жертвами и убедить его, что именно он ведет игру. И потом одна небольшая фигура решает всю игру, добравшись до другого конца доски. И когда противник уже понимает, что остановить ее не может, забавно смотреть на его лицо, где уверенность моментально сменяется разочарованием и раздражением от того, насколько легко его раскидали. И я подозреваю, что сейчас король играет «в раскидку».       — Поясни, — Огейн все же глотнул из бокала и повернулся к перилам спиной, чуть откинувшись назад, чтобы видеть лицо собеседника.       — Знаешь, почему мы стоим перед угрозой гражданской войны? — вопросом на вопрос ответил Эдвард, не повернув взгляда. — Ответ же тут прямо, перед глазами. Не замечаешь?       — Я замечаю только то, что, когда ты начинаешь говорить на отвлеченные темы, значит, переживаешь гораздо больше обычного и так пытаешься контролировать свои эмоции, — заметил Огейн. — И сейчас причина твоих тревог понятна. Что будет после турнира. Верно?       — Верно, — Эдвард кивнул и сделал глоток из бокала. — Мы слишком хорошо живем. Иинан Третий навечно сохранится в памяти королевства как король, который привел его к действительному величию. У нас не осталось тех, кто готов бросить нам вызов. Не осталось тех, кто сопротивляется нашей экспансии в Пустоши. Мы разгромили армии дикарей и мутантов, пытавшихся вторгнуться в наши земли, и превратили в пепел империи, стоявшие у нас на пути. И последние пару веков спокойно почивали на лаврах, обрастая жиром и оружием…       — Разве это плохо? — Огейн пожал. — Тем более, врагов у королевства еще хватает. Та же Антолийская Федерация. Это падальщики уже сколько лет ошиваются вокруг наших границ, выискивая слабости. Не говоря уже об их поддержке террористов и сепаратистов. Крови выпили немало…       — Проблема в том, что они падальщики Пустошей, а не хищники. Эти капиталисты гордятся своими армиями и несут чушь о достижениях демократии, но бегут, поджав хвосты, каждый раз, когда дело доходит до настоящего столкновения. Падальщики могут кусать, но всегда пугаются силы. Я подозреваю, они могли бы стать угрозой королевству, но пока что они слишком боятся ответного удара. И слишком дрожат за свои капиталы, какими придется рисковать в настоящей войне…       — Пока что?       — Пока что. Пока Рейснвальд стоит на вершине пищевой цепи. Только я боюсь, что Его Величество не учитывает внешний фактор в своей игре. Небесный лев короля все еще расправляет крылья, и падальщики прячутся по углам. А когда крылья исчезнут, а дворяне начнут рвать друг друга в надежде стать новым львом? И речь не только о Федерации. Саальт все еще зализывает старые раны, но власть там окрепла, и новый великий князь мечтает отомстить. Вряд ли в стороне останутся и выродки Исалимского содружества… и множество других прочих… Король сцеживает силы в войну, которую можно решить гораздо быстрее лишь потому, что планирует пустить кровь самому королевству. Заставить тратить силы и расходовать те резервы, что успели собрать. Гористары остаются одной из самых активных сторон, выступающих против признания выборов нового короля, и их он отправил на бойню первыми. Потом рыцарские ордена, которые могут вмешаться в конфликт и сделать его еще более кровавым. Истощив силы об аккерийцев, они запрутся в своих цитаделях и будут зализывать раны, но не выступят стороной в конфликте. Вопрос весь в том, кому он пустит кровь следующим? Розмийцам? Остезейскому союзу? Нам? И все это на фоне того, что наши враги лезут из щелей, видя, как лев слабеет, и скалят свои зубы…       — Если это реально комбинация короля, то он уже наверняка знает решение, — Огейн пожал плечами. — Не может быть, чтобы он просто так взял и не стал учитывать такие проблемы…       — А если такого решения нет вообще? — Эдвард все же посмотрел на него и залпом выпил оставшееся содержимое в стакане. — Я уже неоднократно пытался придумать, как поступить в такой ситуации, но не смог, оставаясь в рамках закона королевства.       — И что тогда?       — Тогда… Война. Настоящая война. Гражданская война и интервенция. Война на истощение, где придется выложить все ресурсы и собранные резервы. Возмездие нашей гордости. А вместо того, чтобы искать решение, мы устраиваем турниры и празднества…       — Такова дань традициям, — Огейн вздохнул и тоже опустошил бокал, не на шутку встревоженный мыслями своего собеседника. Эдвард молча налил им еще из бутылки, стоявшей здесь же, на перилах. — Королевство зиждется на традициях…       — Которые мы же и нарушаем постоянно, — барон горько усмехнулся. — Знаешь, если мы говорим о традициях, то ты должен был смотреть на меня через прицел винтовки и никак иначе. А вместо этого ты пошел против отца.       — Я был воспитан не так, чтобы нарушать эти самые традиции, — Огейн сразу ощетинился. Разговоры про его отца и дядю Эдварда мгновенно портили настроение, как напоминание о семейном позоре, но барон только покачал головой.       — Вот именно. Все дело в традициях. Традициях того, что клятва чести выше права крови и семьи. И при этом же нерушима традиция, что сын должен уважать отца и следовать его словам и делам. Какая из этих традиций более традиционна? Ты выбрал первый вариант, но мог выбрать второй. И ни в одном из случаев тебя не мог никто судить. Так что же получается, мы следуем только тем традициям, какие нас устраивают?       — Следует быть осторожнее в словах, — поправил его собеседник. — Такое словоблудие можно считать сомнением в основах королевства. Не пристало дворянину так разговаривать… У многих могут возникнуть лишние вопросы.       — Поэтому я говорю об этом только здесь и только сейчас. Лишь покину эти комнаты, как тут же превращусь в верного слугу престола, который не смеет сомневаться ни в законах, ни в традициях королевства. — Эдвард лишь отмахнулся, не отрывая взгляда от горизонта. — Дворянин должен быть примером своим людям во всем. В том числе и в ревностном служении. Я помню. Однако сейчас меня одолевают сомнения… Я не хочу видеть гражданскую войну в королевстве, но боюсь, что не только вынужден буду лишь наблюдать за событиями, какие к ней приведут, но и стану одним из тех, кто подтолкнет Рейнсвальд к ним. Там же, на королевском турнире…       — А варианты есть? — поинтересовался Огейн. — Можно не отвечать на приглашение. Оно не является обязательным. Больше времени уделить непосредственным задачам. Привести войска в боеготовность. Удержать союзников. И успеть подготовиться ко всему…       — Верны до конца. Таков наш девиз, помнишь? — Эдвард пожал плечами.       — Наш девиз?       — Наш, Огейн, не увиливай. Как бы не обстояли дела с твоим отцом, но ты все еще часть дворянского рода, как и я. Ты Тристан, и у тебя также есть права на титул барона. И если бы твой отец оказался чуть удачливее, и все же смог бы всадить мне пулю в голову, возможно, именно на твоих плечах сейчас бы лежал тяжкий груз ответственности за баронат.       — Можно не упоминать моего отца каждый раз, когда речь заходит о фамилии? — Огейн скривился с недовольным выражением лица. — Он не стал следовать девизу…       — За что и поплатился, — прервал его Эдвард, посмотрев на бокал в руке, словно проверил его содержимое. А потом сделала глоток. — А ты поступил гораздо честнее, и потому стоишь здесь сейчас рядом, доказав свою верность делом, а не словами. Заслужив мое доверие и благодарность. Тебе нечего стыдится…       — Вся ветвь моего рода будет запятнана предательством отца, — заметил Огейн. — И не говори, что на это не будут смотреть. Я сын предателя, и во мне его кровь. Это и так неприятно, а еще меньше приятного в том, что понимаю это не только я. Ты приблизил меня и доверился, но это не значит, что я не слышу шепота за спиной. Со мной считаются лишь потому, что меня защищает твоя тень… Если ее не будет, то я стан тем, кого меня видят. Выродком рода, оскорбленного грязной кровью предателя…       — А я не могу называться бароном до тех пор, пока не будет доказана смерть моего отца, — усмехнулся Эдвард. — Я лишь местоблюститель, и вся моя власть может рухнуть в одну секунду, как только запеленгуют личный кодификатор старого Эдварда Тристанского. Так что здесь мы стоим с тобой на одном уровне…       — Не надо сравнивать…       — Святое Небо! Не надо страдать по пустякам! Ты достойный потомок Тристана, и в твоей службе нет сомнений, — Эдвард чуть повысил голос. — Тебе совершенно не к лицу нытье о прошлом и жалость к себе. А если кто-то смеет шептаться у тебя за спиной, можем смело посылать его в Бездну демонам хвосты накручивать!       — Так точно, Ваша Светлость, — Огейн опустошил свой бокал и выпрямился по стойке «смирно». — Прошу простить меня, что посмел вести себя не в том образе, в каком вам приятен!       — Продолжишь упиваться собственным сарказмом, и я лично сброшу тебя с балкона, — Эдвард отвернулся. — А позже запрещу оттирать с крыши твои останки, чтобы проследить, как их растащат птицы. Убери этот официальное выражение лица, пока я не начал злиться.       — Тогда, может и тебе стоит перестать ныть? — поинтересовался Огейн, снова облокотившись на балкон рядом с ним. — В отличие от меня, на тебя смотрят постоянно. И именно по твоим действия судят о всем баронате. А барон стоит на балконе и ноет из-за того, что не может просчитать все варианты решений. С таким подходом тебе место не за дворянским столом, а в информационной сети, среди маленьких девочек, какие красят волосы в разные цвета и бесконечно ноют…       — Звучит так, словно ты хочешь оскорбить меня, — Эдвард усмехнулся и посмотрел на своего собеседника.       — Святое Небо! Барон Тристанский понял смысл шутки! — Огейн театрально поднял руки. — Неужели я действительно это увидел?!       — Только не шути так слишком часто. Тем более, когда мы отправимся на турнир…       — Мы? — Огейн остановился. — Прежде ты оставлял меня в замке следить за делами. — А в этот раз ты будешь меня сопровождать. Вместе с моим секретарем и парой аналитиков. Я тут подумал, и решил, что моя свита недостаточно большая для барона, и надо ее несколько расширить, — Эдвард продолжил улыбаться, наблюдая, как удивленное выражение проступает на лице его двоюродного брата. — Кстати, говоря об инфосетях…       — Да, естественно. Одна из причин, по которой я и стал тебя искать. Подборка дел была сброшена на личное файлохранилище, но реакции так и не последовало.       — Отлично, ознакомимся по дороге на турнир. Есть что-то стоящее?       — По большей части ничего. Этим занимался аналитический отдел, я сам пробежался только по диагонали. Обычный информационный мусор. Пересказчики новостей, социальные активисты за все хорошее против всего плохого, интеллектуалы с завышенным самомнением… Ничего необычного для открытых инфосетей гражданской структуры. Практически все получают деньги за рекламу и коммерческие проекты, и каждый второй еще выступает говорящей головой для разных феодов. А вот из того небольшого, что интересно, — Огейн улыбнулся. — Парочка уже стоит на карандаше у наших служб безопасности. Они получают деньги из-за пределов королевства. Та же… как ее… Вы еще отдельно ее выделили…       — Раиса Ловус?       — Да, она самая. У нее есть как минимум два весьма странных перевода крупных денежных средств. Через несколько вторичных организаций, естественно, но сомнительного порядка. Которые, как считается, контактируют со спецслужбами Федерации. Явление не новое, только в этом году у нас больше сорока смертных приговоров за продвижение иностранной пропаганды… Однако я не уверен, что она сама понимает, какие идеи продвигает.       — Думаешь? — Эдвард усмехнулся, представив лицо карийской принцессы, если услышит подобный разговор.       — Подозреваю. Мне стало любопытно, попросил загрузить пару ее видео для ознакомления. Производит впечатление человека, который работает исключительно ради образа. И не понимает больше половины того, что говорит. Популист. Но популист с большой аудиторией, из-за чего считает себя необычайно умной. И наглой.       — Очень похоже на человека, с которым я ни за что бы не стал даже разговаривать, — молодой барон тяжело вздохнул.       — Потому, что у тебя, как и у меня, хорошее образование и критическое мышление развито хоть в какой-то степени, — Огейн усмехнулся. — А мы говорим о говорящей голове для простого населения. И эта голова необычайно популярна. В первую очередь за счет своих популистских проектов. И этот момент ее деятельности я считаю хоть чем-то, чем можно оправдать ее существование в этом мире. В досье написано подробнее. Весьма любопытное чтиво.       — Хорошо. По турниру есть дополнительная информация?       — Пока лишь то, что говорят официальные источники. И это будет крупнейший турнир за весь период правления Иинана. Масштаба как на два предыдущих…       — Его Величество хочет лишний раз продемонстрировать могущество Рейнсвальда приглашенным гостям?       — Весьма вероятно. Кстати, туда будет приглашено большо количество медийных личностей из массового сектора. Пока звучит как что-то для привлечения внимания…       — Мне кажется, эти шуты там каждый турнир…       — Однако прежде их не приглашали официально и не выделяли для них отдельные места на трибунах, — его личный помощник лишь пожал плечами. — Простое население было на правах зрителей, а не официальных гостей.       — Значит, Его Величество хочет лишний раз закрепить лояльность масс к текущей структуре. Поддержка народа имеет большое значение, когда говорится о политике. Может, не столь значительна, но… когда речь идет о гражданской войне…       — Вероятно. Так барон Тристанский все же будет участвовать в турнире или же сообщить, что делегация бароната прибудет только в качестве зрителей на трибунах?       — Естественно, я выйду на ристалище, — Эдвард развел руками. — Это точно такая же моя обязанность, как и терять время на официальных церемониях придворного этикета. Сообщите, что Эдвард Тристанский планирует подтвердить свой титул чемпиона и сожалеет, что не сможет вновь встретиться с принцем Гористарским на песке ристалища.       — Это обязательно именно в такой формулировке?       — Именно в такой формулировке, — Эдвард кивнул.       К турниру следовало готовиться, а молодой барон сбился с графика тренировок после посещения Карийского замка, и нужно было восстанавливать ситуацию. К тому же, занятия на тренировочном поле помогали отвлечься от лишних мыслей в голове. Оставалось только действительно необходимое, которое раз за разом передавалось учителями и повторялось его отцом. Эдвард не мог даже вспомнить момента, когда старший барон выглядел неуверенным или сомневавшимся. Верный слуга короля и справедливый правитель феода. Ничего лишнего. Иногда молодому барону хотелось бы услышать наставления отца. Его голос, порой несколько грубый, с интонациями командующего, отдающего приказы, казался точкой опоры в изменчивом окружении, строго разделяя на то, что правильно, и то, что неправильно. Эдвард понимал разумом, что это также проявление слабости и неуверенности в себе, но все же ничего не мог с собой поделать в такие минуты. И лучшим выходом все еще оставались изнурительные тренировки, после который в голове становилось пусто и намного понятнее.       Церемония открытия должна начаться со дня на день, и все королевство в эти дни охватило чувство ожидания чего-то грандиозного и подготовки к этому. Даже накопившиеся внутренние претензии и усобицы отошли на второй план, когда речь зашла о турнире. Рыцари и дворяне готовили свои турнирные доспехи и снаряжение, города празднично украшались, а на внутренних границах объявлялось праздничное перемирие, как в самой метрополии, так и в колониях. Нарушить его и возобновить военные действия было чудовищным нарушением всех мыслимых правил и традиций. В такие дни затихали даже банды нижних уровней городов, и самые отъявленные головорезы выглядывали на улицы, чтобы увидеть праздничные марши и парады. Это были дни гордости и торжества.       Тристанский баронат придерживался общих традиций, и с момента официального объявления о подготовке турнира в городах феода проходили праздники. Все службы безопасности были подняты по тревоге, опасаясь действия террористов или повстанцев Сатона Тристанского, но даже они не решались нарушить спокойствия перемирия. Лишь на внешних границах стража оставалась настороже, поскольку дикарям и выродкам не было дела до священных дней турнира, и их жажду разрушений они не могли утолить.       Эдвард тоже позволил себе несколько отойти от дел, возложив большинство обязанностей и повседневных забот на де Андрила и Огейна, а сам большую часть свободного времени посвятив тренировкам под контролем нескольких старых наставников, пара из которых тренировала его с самого детства и помнила еще указания прежнего барона. Тренировки были изнуряющими и отчаянными, сводившие мышцы спазмами даже под воздействием стимуляторов и компенсаторов. Это было время, когда Эдварду по ночам не являлись вообще никак воспоминания, выжатое тело и сознание проваливались в темноту сна, в которой не было ничего, кроме расслаблявшей и успокаивавшей пустоты.       Его турнирный доспех был обновлен и подготовлен в соответствии с лучшими традициями и стандартами качества. В отличие от более профессионального и удобного армейского стандарта, турнирные образцы делались больше с учетом эстетического восприятия и максимальной защищенности даже в ущерб боевой эффективности. Модель барона была сделана на основе стандартной боевой брони тяжелой пехоты, но переработанной с учетом особенностей турнира. Из-за утяжеленной защиты и усиления внутреннего экзоскелета, на генератор ложилась практически двойная нагрузка, что резко сокращало время использования. Была убрана часть систем, отвечавших за связь и координацию, и вместо них добавлены усилители экзоскелета и дополнительные пакеты медицинской помощи.       Каждый квадратный сантиметр брони покрывали украшения. Искусная рельефная вязь из растительных орнаментов и мифических животных, выполненная из золота высокой пробы, шла поверх металла брони, покрытого тонким слоем серебра. Левый наплечник, который должен прикрываться щитом, был оформлен в черный и золотой цвета, по которым буквами из белого адамантия шли имена святых, защищавших барона и баронат, и молитва благословения. С задней стороны в наплечник был встроен большой энколпион, в котором была частица мощей святого-защитника, и всю левую руку покрывала тонкая гравировка, где копировались иконы и священные изображения, повествовавшие о становлении Тристанского рода.       Наплечник с правого плеча был более массивным, выполненный в виде головы грифона из адамантия с золотым покрытием. Доспехи правой руки покрывала золотая и серебряная вязь, переплетавшаяся в сложные узоры.       И сам шлем украшал высокий и длинный плюмаж перьев темно-зеленого цвета, спускавшийся до самого стыка с защитой шеи и дальше спадавший длинным хвостом до середины лопаток. Внешняя его сторона изображала человеческий череп, прикрытый решеткой забрала, с пустыми глазницами для визоров, со специально затемненными линзами, повторявшими пустые провалы на месте глаз. Символ неминуемой смерти, который однажды придет за всеми. И только истинная вера и верность позволят отделить праведников от еретиков и грешников.       Как и все остальные детали брони, шлем тщательно крепился в местах соединений, и обеспечивал возможность полностью замкнутого цикла жизнеобеспечения и дыхания. Как и весь остальной доспех, он был усилен и укреплен, что сказывалось на весе, но к особенностям турнирных доспехов Эдвард давно успел привыкнуть.       — Необходимо пройти стандартные тесты, чтобы убедиться в полной готовности доспеха, — заметил технослужитель, остановившись рядом. Баронат был достаточно богат, чтобы поддерживать активные связи с Культом Механизма, и оплачивать содержание большого штата переданного персонала. Несколько культистов были даже непосредственно при бароне, и в их обязанности входило следить за снаряжением и вооружение как его личного арсенала, так и личной охраны. И один из них занимался настройкой брони и подготовкой ее к турниру.       Это было весьма выгодное вложение средств, в котором Эдвард ни разу не разочаровался. Став бароном, он значительно улучшил связи с культом, по сравнению с правлением отца. Несмотря на все исследовательские и промышленные мощности бароната и королевства в целом, Культ Механизма значительно опережал научную мысль Рейнсвальда, и многие используемые им технологии все еще казались невероятными. Зачастую, они выступали соперниками таинственных Реструкторов, но значительно превосходили их в численности, что и обеспечивало определенный баланс.       Имени этого технокультиста Эдвард не знал, и не считал нужным запоминать. Все равно через некоторое время его сменит другой. Невысокий, едва достававший макушкой до плеча Эдварда, технокультист сгибался под своей тяжелой черной робой, и от каждого его движения из-под ткани доносились металлические звуки работавшей гидравлики и компрессоров. Культ Механизма считал человеческое тело слабостью, как и все остальное, что имело органическую основу, и видел совершенство в технологиях и в металле. И потому они без всякого раздумья заменяли части своего тела на различные импланты и кибернетические протезы. Возраст таких культистов всегда можно было легко определить по тому, сколько органического оставалось в их тел. Древние старейшины и старшие командующие культа и вовсе были лишены органической составляющей, постепенно перенося даже собственное сознание в компьютерные банки памяти. Ходили истории, что некоторые технокультисты и вовсе отказывались от собственных тел, позволяя загрузить свои сознания в компьютерные фреймы и превращаясь в бестелесных духов, находя единство с объектом своего поклонения в информационных каналах.       Этот же, по всей видимости, не так давно вступил на путь преображения, еще сохраняя гуманоидную форму тела. У него сохранилась даже часть собственного лица, но ее нижнюю часть уже закрывал металлический рефрибер с дыхательной решеткой и уходившими за спину трубками для питательных жидкостей, а глаза уже были заменены на многоканальные протезы. Кожа на оставшемся лице бледная и больше похожая на пергамент, практически лишенная крови и света.       — Хорошо. Заодно проверю, как изменились ощущения с тех пор, когда пользовался им в последний раз, — кивнул Эдвард, уже стоявший в одном только поддоспешном комбинезоне с открытыми разъемами для нейронного подключения.       Доспехи надевались на человека при помощи автоматизированных устройств, буквально разбираясь на отдельные составляющие, а потом точно также собираясь в единое целое, только уже заключая внутри себя человека. Обычно весь процесс происходил быстро, без лишних церемоний и ритуалов, но в этот раз предстоял особый случай. Турнирные доспехи были предметом гордости не только самого феодала, но и всего его рода, порой передаваясь из поколения в поколение, подгоняясь под новых владельцев. Это были настоящие произведения искусства, чьи многочисленные модернизации порой позволяли отследить не только династию владельца, но и само технологическое развитие королевства. Доспех, который принадлежал Эдварду, насчитывал уже более пяти тысяч лет истории, и прошел через несколько сотен модернизаций и обновлений, каждый раз все больше украшаясь и совершенствуясь. И несмотря на свою узкую специализацию для турнирных боев, мог отлично показать себя и на поле боя.       Первая примерка турнирного доспеха всегда была особой церемонией, сравнимой только с подготовкой к выходу на ристалище божьего суда. Когда Эдвард поднялся на платформу подготовки и заработали первые манипуляторы, закреплявшие и подгонявшие части внутреннего экзоскелета, трое священников затянули свою молитву, обращаясь к Небу и Отцу за благословением. Им вторило песнопение технокультиста, покачивавшего кадилом и обдавая масляными парами детали брони, благословлявшими на долгую работу без перебоев и ошибок. Пока манипуляторы медленно и тщательно закрепляли каждую деталь, закрывая магнитные стяжки и вкручивая болты крепежей, священники пели громче, пока их голоса не зазвучали под самым потолком оружейной.       Эдвард старался не двигаться, послушно подчиняясь движениям манипуляторов, то поднимавшим ему руки, чтобы закрепить детали нагрудного панциря, то вновь опуская, чтобы закрепить детали брони на плечах и лопатках. Из-за ритмичного звона кадила и песнопений жрецов сознание постепенно впадало в прострацию, стачивая остроту ощущений о повторявшийся звон и глубокие голоса молитвы. А тело становилось тяжелее, прежняя легкость проседала под весом брони. Сначала закреплялись элементы внутреннего экзоскелета и системы жизнеобеспечения, потом основные части псевдомускулатуры и изолирующего комбинезона, буквально заново сшиваемого и сплавляемого поверх снаряжения. И только потом уже шел крепеж самой брони, постепенно закрывавшей все части тела, от кончиков ступней до самого горжета. Кожу уже привычно стянуло, и плечи ощутили уже известную тяжесть брони. Единственным болезненным моментом стало подключение нейроразъемов, когда металлические соединительные иглы вошли в нервные узлы, подключая системы брони напрямую к мозгу, объединяя сам доспех и его носителя.       Пахло ладаном, машинным маслом и жженой бумагой. С тихим шипением выдвинулись вперед манипуляторы, закрепляя на левом плече печати из освещенного сургуча с бумажками клятв и молитв. Личные клятвы Эдвард и тристанского барона стояли рядом с родовыми клятвами и словами верности королевству. На другие детали закрепляли молитвы чести и благородства, клятвы верности Небу и молитвы святости. Ладаном запахло сильнее, а вместе с ним пахло горячим сургучом и пластиком. Запахи щекотали ноздри, и Эдвард прикрыл глаза, чтобы расслабиться, пока механизмы брони еще не запущены.       — Кто ты? — раздался глубокий голос священника, в такт звукам кадила, покачивавшегося на тонких серебряных цепочках.       — Защитник королевства, — ответил Эдвард таким же спокойным голосом, уже на автомате повторяя давно известные слова клятвы.       — Зачем ты здесь? — второй вопрос, такой же знакомый и простой.       — Чтобы доказать свою верность, — ответил Эдвард, опустив голову.       — Зачем нужна твоя верность? — вопросы священника не откланялись от принятого ритуала. Это были простые слова, которые дворяне знали наизусть, но каждый раз, когда доспехи освещались для выхода на турнир, они повторялись вновь и вновь по древним традициям. И, как барон порой думал, некоторым действительно нужно их вспоминать время от времени.       — Чтобы знать, ради чего жить и зачем умирать, — ответил Эдвард.       — Зачем тебе жить? — голос священника под звук кадила и запах ладана был спокойным и умиротворяющим.       — Чтобы защищать королевство, — ответил Эдвард и поднял взгляд, посмотрев на красную полоску ткани, перекрывавшую ту часть лица, где должны быть глаза священника. — Мой долг сохранять свет королевства. Пока есть Свет, я его защитник. Пока есть человечество, я сражаюсь. Пока есть королевство, я не проиграю. Я был избран еще до рождения. Я избран защитником, и я есть оружие в руках Неба.       — И Небеса благословляют тебя, — ответил священник, склонив слепую голову. — Докажи, что ты достоин защищать королевство. Ты — сияющий меч Небес и карающая длань короля.       Последним элементом брони был водруженный на голову шлем. Тихо зашипели затворные механизмы, полностью герметизируя доспех. И на какое-то мгновение дыхание сбилось. В следующий миг оно восстановилось, когда воздух стал поступать в шлем под давлением. Внутри доспеха уже не ощущалось запахов ладана, и системы брони выдали предупреждающее сообщение, что герметизация завершена. Эдвард моргнул и мысленно передал приказание броне активировать внешнюю систему подачи воздуха. Тут же зашипели фильтры, выравнивая давление, и решетки вытяжки за внешним забралом издали звук, напоминавший фырканье пустошного хищника.       — Так-то лучше, — заметил Эдвард, пока отсоединялись последние шланги подачи и провода с датчиками. Привычное ощущение брони на теле вернулось, и теперь молодой барон ощущал себя намного увереннее. Каждый раз, когда одевал броню, он ощущал, каким беспомощным и хрупким является на самом деле. И только в доспехах возвращалось понимание того, кем является на самом деле. Они были настоящим его продолжением, и именно здесь он действительно был на своем месте.       Подняв левую руку, он пошевелил пальцами, проверяя, как отзывается чувствительность датчиков. Настоящие человеческие пальцы были слишком хрупки и коротки, чтобы полноценно их защитить броней. Потому сама ладонь оставалась под защитой локтевых бронепластин, в то время как их функционал выполняли манипуляторы брони. Соединенные посредством нейросвязей, они выступали словно настоящая рука, передавая даже чувствительность и ощущения. Он не чувствовал разницы между настоящими пальцами и этими. Значит, все работало правильно.       — Господин, возникают ли какие-то проблемы с передачей чувствительности? — поинтересовался технокультист, внимательно глядя на него своими искусственными глазами. — Ощущаете ли вы инородные факторы, мешающие работе священного доспеха?       — Пока что нет, — Эдвард выпрямился, и расправил плечи. — Нужно полностью размяться, чтобы проверить все параметры. Стандартная процедура тестов, не так ли?       — Именно так, Ваша Светлость. Необходимо провести всю процедуру, после чего уже можно судить о готовности доспеха. Каждая его часть была тщательно проверена, освящена и прошла все испытательные проверки, но нельзя делать окончательные выводы до того, как доспех станет един со своим носителем, — технокультист снова поклонился. — Прошу вас следовать за мной…       Эдвард отступил назад из покидая площадку снаряжения, и только после этого развернулся, чтобы последовать за технокультистом. У него есть пара дней, чтобы подготовиться и не опозориться на турнире.

***

      Пустые улицы города с погасшим освещением были лучшим местом, чтобы спрятаться не только от чужих глаз, но и от всевидящего ока порядка. Когда на нижних улицах городов начиналось ночное время, там поднимали голову совершенно другие порядки. Только всегда были места, куда не доходил не только свет искусственного освещение закрытых куполов городских кварталов, но и понятия законности. Даже если речь шла о землях Рейнсвальда.       Королевство было оплотом порядка и закона, но в его собственном подбрюшье цвели преступность и беззаконие. Нижние уровни крупных городов, давно обросшие множеством дополнительных модулей и секторов, перекрывавшие со всех сторон, теряли всякий смысл для городской инфраструктуры. Они превращаясь в еще один район, существовавший только для того, чтобы там жили тысячи и тысячи людей, вся жизнь которых должна быть направлена только на одно — трудится до конца своих дней на самых тяжелых работах ради славы и процветания своих феодалов.       Не все были согласны с такой участью, и на таких глубоких уровнях, где над головами не остается ничего, кроме потолков и опор стоявших выше улиц, расцветала преступность. Самые смелые пытались выступить против безжалостного закона, оставлявшего лишь жалкое существование в виде приложений к станкам и оборудованию. Единственный остававшийся путь встать на пути таких правил — путь нарушителя и преступника, свободного, но живущего в вечной тени.       Ситуация становилась хуже, когда подобная преступность превращалась в организованную, и на городских улицах начинали разрастаться картели и синдикаты, разделявшие сферы влияния, черные рынки и каналы контрабанды. Порой их власть была так велика, что даже официальная администрация вынуждена была уступать, отступая с нижних улиц. И порой такие преступные кланы начинали войну друг с другом, в очередной раз пытаясь что-то поделить.       Иногда же власть самых крупных и удачливых банд вырастала настолько, что они поглощали всех конкурентов и полностью забирали контроль над нижними уровнями, строя свои подпольные империи. Там даже официальным властям оставалась роль приглашенного гостя, которого соглашались терпеть.       Подобное случилось и в этом городе. Столица одной из добывающих колоний Остезейского союза, многоуровневый город Сталлс-Три, находился довольно далеко от метрополии. Достаточно, чтобы местный губернатор считал себя настоящим царьком, обязанный подчиняться приказам лишь номинально. И достаточно, чтобы преступные банды чувствовали себя здесь безопаснее и вольготнее, чем где бы то ни было еще. И именно сюда оперативное подразделение «Виенвольфа» пришло по тонкому следу поставок вооружений для повстанцев Сатона Тристанского, постепенно разматывая сложившийся клубок загадок.       — Цель в зоне видимости, — доложил один из разведчиков по каналу внутренней связи. — Позиция под контролем. Проблема устранена, на позиции чисто. Дальнейшие распоряжения?       — Продолжать наблюдение. Поднимите дрон. Нужна четкая картинка, — ответил офицер, присевший за грязным мусорным баком в переулке. Сталепластовые стены с обеих сторон оставляли лишь небольшой проход, где в лучшем случае могли разминуться два человека. И теперь там укрылся взвод штурмовой пехоты «Виенвольфа», ожидавший команды начать атаку. И еще около сотни бойцов прямо в эти мгновения занимании позиции по всему району. Командир переключился на общий канал связи. — Всем держать позиции. Не выдавать себя до дальнейших распоряжений. О любых изменениях ситуации докладывать!       Вскоре появилась и картинка. Их целью был большой торговый модуль высотного здания, в настоящий момент считавшегося заброшенным. Пустые заколоченные окна с выбитыми стеклами, погасшие вывески давно закрытых магазинов, расползавшаяся внешняя отделка — все производило впечатление, будто модуль давно покинут, и его единственными посетителями являются скваттеры и беспризорные. Даже в одном из окон можно было разглядеть огонек разведенного в бочке костра, вокруг которого грелось несколько тел, закутанных в разное тряпье. Никому и в голову не взбредет искать здесь что-то ценное.       Весь окружающий квартал считался давно заброшенным и отключенным от сетей обеспечения и снабжения. Только пустота и мрак, единственными обитателями которого были крысы, паразиты и люди, каким больше некуда было деваться. Такие вещи порой встречались на самых нижних уровнях городов, когда в кварталах отпадала последняя необходимость, а содержать и обеспечивать их было дороже, чем просто взять и забетонировать последние входы и выходы. Однако в данном случае ситуация была иной. И чем дольше длилось наблюдение, тем быстрее крепла уверенность, что не зря поверили данным разведки.       Здесь, в этом пустом на первый взгляд, здании, находилась штаб-квартира преступного синдиката «Тектонические драконы», который был центральным посредником в поставках вооружений повстанцам. Лидеры синдиката, настолько пресытившиеся власть и столь же сильно опасавшиеся нажитых в великом множестве врагов, практически не покидали своих укрепленных бункеров под этих зданием. И оттуда они руководили огромной преступной сетью, раскинутой не только по городу и колонии, но и оплетавшей другие владения королевства. Даже без обвинений в поставках вооружений их преступления были столь велики и многочисленны, что не имели другой кары, кроме смертной казни.       Штаб-квартира тщательно охранялась, и само ее существование было засекречено. Лишь избранные вообще знали о ее существовании, но «Виенвольф» был противником совсем другого толка, чем члены синдиката привыкли встречать. Обладая всей полнотой свободы действий и практически безграничными ресурсами бароната за спиной, оперативники смогли расколоть эту загадку, и теперь стояли у самого порога преступной цитадели. И командование понимало, что есть только один шанс на успешную операцию. Если перед ними обманка, то лидеры синдиката сбегут и спрячутся так, что даже у тристанской разведки уйдут годы на их поиски. Столько времени у них не было.       — Наблюдаю автомобиль. Западный сектор. Передаю изображение, — по общему каналу прошло сообщение, и командир группы переключился на новую съемку. По пустой улице медленно ехала машина уборки мусора, забитая практически доверху. И сразу же возникали сомнения, откуда могло его взяться столько в пустом квартале, чтобы полностью забить кузов. Однако ничего другого подозрительно не было, и двое водителей в кабине, судя по беззаботным позам, даже не подозревали, что находятся под пристальным наблюдением. Только почти сразу же возникло еще одно подозрение. По мере приближения дрона с камерой к машине начали возникать помехи, которые могли появиться только от средств радиоэлектронной борьбы. Зачем подобное оборудование простому мусоровозу — тоже непонятно, но это сразу же подтверждало версию разведки.       — Продолжать наблюдение. Никаких агрессивных действий не предпринимать, — ответил командир по общему каналу. — Продолжайте видео контроль до точки прибытия. Уже через несколько минут стало ясно, что мусоровоз движется прямо к предполагаемой штаб-квартире. И словно в подтверждение этого, старые двери, перекрытые несколькими цепями, совершенно спокойно распахнулись без лишнего шума, и на пыльные ступеньки вышло несколько человек в гражданской одежде, но с оружием в руках.       — Дайте звук, — приказал командир, увидев это. — Необходимо узнать, о чем говорят! Разведчики запустили направленный микрофон практически сразу же, и после автоматической обработки звука от лишних шумов, аудиодорожка появилась вместе с изображением. Отставание было совсем небольшим, меньше пары секунд, от чего возникало странное ощущение несовпадения движения губ и звучавшего голоса.       — Почему необходимо присылать припасы в такое позднее время? — недовольным голосом поинтересовался один из охранников, стоявший на лестнице и куривший сигарету. — В такое время спать надо, а не ящики разгружать…       — Тебя будто спрашивать будут, — ответил ему другой, стоявший в шлепках прямо на босую ногу. — Босс сказал, что машина приедет, значит — машина приедет. Остальное нас не волнует и волновать не должно. Платят хорошо — и на том спасибо!       — Я вообще надеялся, что так смена и пройдет. Без проблем. Домой хочу. Жена сказала, что устроит мне семейный вечер, как вернусь. Да и за эту неделю по детям соскучился…       — Ничего, тут все тихо. Машину потому так и пускают, в такое время. Никого нет на улицах, а на мусорку внимания не обращают. Выгрузим припасы и дальше на боковую. Отсыпаться…       — Знал бы раньше, что тут базу охранять следует вот так, на диване пузом кверху… Так с самого начала бы пятую точку рвал, чтобы сюда попасть. Да еще и за такие деньги! Мне вполовину столько не платили, пока на улице был…       — Да тут все также думаю. Только не до всех доходил, что это награда за заслуги, — ответил его собеседник. — Хорошо себя показал. Показал, что умеешь драться. Показал, что верный. Значит, можно доверять. Вот и отправляют сюда. Их же пятые точки только лучшие из лучших защищать должны!       — Опа! Да это что, комплимент? Лучший из лучших?       — Да мы все тут такие! Других не держат, — рассмеялся другой охранник. — Голыми руками порвем взвод пехоты в одно рыло!       — Машина едет! Завязываем болтовню!       Мусоровоз остановился прямо перед зданием. И только вместо того, чтобы собирать мусор, он распахнул кузов, тут же раскрыв бутафорию присыпанного сверху мусора. Под ним стояли ровными рядами контейнеры с пищей и ящики снабжения. Встречавшие его бойцы с недовольным бурчанием и руганью начали разбирать содержимое, по очереди перетаскивая все внутрь. Командир отключил канал видеосвязи и переключился на общую линию.       — Всем бойцам! Приготовиться и проверить снаряжение. Приступаем к первой фазе операции. Проконтролировать наличие свидетелей. По необходимости удалить помехи. Действуем согласно полученным приказаниям.       Решение было принято. После увиденного становилось ясно, что внутри действительно нечто большее, чем обманка, и они выследили не очередную пустышку. И потому следовало идти на риск и прощупать предполагаемого противника не только с расстояния, но и на длине вытянутой руки.       Первая фаза обозначала зачистку окружающей территории от постов наблюдения и подавление любой возможности связаться с внешним миром. Для этого сразу же были активированы системы глушения радиочастот и системных сигналов. Проводная связь была обнаружена заранее и также перерезана. Длительная работа разведки и осторожное прощупывание эфира позволило точно установить диапазоны используемых частот, и на них выводились отдельные установщики помех, чтобы точно лишить возможности вызвать помощь. Как только система глушения была активирована, на окруженной базе должна пропасть вся связь, даже внутренняя, и остаться только проводная. И уже одно это должно вызвать тревогу и панику. Если бы у них было время действовать.       Снайперы и штурмовики уже засели на позициях с глушителями, выбрав цели и распределив сектора. Как только раздалась команда, застучали приглушенные звуки выстрелов импульсных и рельсовых винтовок, и каждый выпущенный заряд находил свою цель. Охранники на позициях для внешнего наблюдения не успели даже понять, что происходит. Те, который разгружали машину, повалились на композит уличного тротуара прежде, чем хоть один успел понять, что происходит. Оба водителя, курившие рядом с машиной, рухнули практически одновременно, и каждый из них получил заряд в шею. У одного голова и вовсе отлетела, а второй успел схватиться за жуткую рваную рану, оставшуюся на месте глотки, и еще несколько секунд дергался в судорогах.       Снайпер синдиката, засевший на крыше, но слишком ленивый, чтобы постоянно дежурить на позиции, курил рядом со своей винтовкой Импульсный заряд пришелся точно в зажженную самокрутку, пробив горло насквозь и выйдя из затылка. На пару этажей ниже стоял наблюдатель с биноклем, как раз подошедший к окну, чтобы проверить ситуацию на улице. И в этот момент получивший рельсовый заряд в линзу бинокля. Заряд прошел голову насквозь и вышел через затылок с фонтаном кровавых брызг. Его напарник, сидевший в кресле, только успел рот открыть, как получил еще один заряд в верхнюю часть черепа. Как раз в ту, которую получалось разглядеть из окна. Вольфрамовая пуля прошила часть мозга, но не убила сразу, и парализованный, он свалился на пол, еще соображавший, что происходит. И он не мог даже пошевелить рукой, только дергаясь от судорог и быстро захлебываясь кровью из раны.       Еще продолжали звучать выстрелы, а первая штурмовая группа выдвинулась вперед. Штурмовики «Виенвольфа» использовали легкие варианты боевой брони, больше подходившие для перестрелок в узких помещениях и коридорах. Их броня была отдельной разработкой, учитывавшей все специфики их работы, и в первую очередь — внешнее покрытие. Абсолютно черный материал практически полностью поглощал спектр излучений, используемых в большинстве систем безопасности, и штурмовики оставались невидимыми для датчиков движения и захвата, так что в лучшем случае их можно было засечь лишь визуально. Одновременно с этим каждый комплект брони оснащался мощными системами радиоэлектронной борьбы, так что подавлял вокруг себя весь сетевой контроль, отключая камеры наблюдения и детекторы сердцебиения.       Штурмовики действовали небольшим группами по три человека, запуская впереди себя малых дронов-детекторов. Одни вошли через главный вход, другие лезли через окна, и отдельные группы подходили со стороны аварийных выходов. Им навстречу бежали бойцы синдиката, поднятые по тревоге и отправленные на боевые позиции, но в прямом столкновении на коротких дистанциях у них не было и шанса.       Бойцы «Виенвольфа» были многократно усовершенствованы, усилены имплантами и операциями на клеточном уровне, делавшими их быстрее, сильнее и выносливее любого человека. Они двигались и реагировали раньше, чем противник успевал понять, что происходит. Первые же отряды бойцов синдиката расстреляли прежде, чем успели предупредить остальных, что противник уже в здании. И по их телам «Виенвольф» двигался дальше.       Верхние этажи здания были зачищены очень быстро. Там практически не было никого, кто мог бы организовать оборону. Несколько запуганных бандитов, оказавшихся едва ли не случайно среди пустых коридоров — все противники, попавшиеся по пути. И там не было ничего интересного, кроме пары пунктов наблюдения и пульта радиоперехвата. Его пытались защитить несколько человек, но не успели сделать и по паре выстрелов, как были перебиты.       Зато вниз уходило сразу несколько лифтов и лестниц, открывая путь в большой многоуровневый бункер, построенный с учетом отражения нападения сверху. Как и предполагалось командованием «Виенвольфа», заброшенный район был лишь прикрытием, под которым располагалось сердце преступной империи. И теперь его защитники готовились до последнего сражаться за своих нанимателей.       Шлюзовые камеры и контрольно-пропускные пункты были специально подготовлены таким образом, что даже малое число бойцов сможет сдерживать превосходящего по численности противника сколь угодно долгое время. Узкие проходы, рассчитанные максимум на одного человека, неудобные повороты с бойницами для снайперов, автоматические турели и стрелковые укрытия — все это должно было испортить жизнь наступавшим до такой степени, что любой штурм превратился бы в бойню и утонул в собственной крови. Только создатели не рассчитывали, что противником будет кто-то вроде «Виенвольфа».       Штурмовики продвигались вперед, подавляя датчики активации турелей, выбивая прицельными выстрелами защитные установки и снайперов, подавляли огнем и затем добивали защитников на позициях. Дроны засекали и активировали спрятанные мины и ловушки, выдвижные турели уничтожались управляемыми зарядами еще до того, как фиксировали приближение противника, а отправляемые подкрепления уничтожались быстрее, чем успевали сообщить о потерях. Даже запущенные в тоннели отравляющие вещества и попытка заблокировать все двери ни к чему не привела. Броня замкнутого цикла не позволяла отравить бойцов, а зарядов для прожигания защитных заслонок у бойцов хватало.       Когда стало понятно, что противника не получается не то, что остановить, но и даже замедлить, то прятавшиеся в бункере пытались бежать. Ворота тоннеля, выводящего в соседний кластер, были открыты, и несколько бронемашин отправлены первыми для проверки безопасности. Они не успели даже выехать из ангара, когда пробравшаяся диверсионная группа взорвала тоннель, намертво засыпав любые попытки выбраться. Те машины, какие не погребло под завалом, остались заперты внутри.       Тогда лидеры синдиката отступили на нижние уровни, прикрываясь тем, что бросали на штурмовиков все силы, какие еще были. В бой были отправлены даже личные телохранители, считавшиеся лучшими бойцами синдиката. С множеством имплантов и накачанные боевыми усилителями, они единственные, кто имел шансы противостоять такому противнику. Только если бойцы синдиката были результатом операций подпольных лабораторий и имплантировались товарами черного рынка, то штурмовики «Виенвольфа» — результат тысяч часов тестов, множество экспериментов и тщательно выверенных конструктов. И при первом же столкновении отряд телохранителей понес серьезные потери и откатился назад, к дверям личных покоев. И все же они стали единственными, кто смог нанести потери продвигавшимся вперед спецподразделениям.       Коридор за коридором, помещение за помещением — штурмовики продвигались вперед, используя стандартную тактику. Миниатюрные дроны разведчики летели впереди, фиксируя новые ловушки, турели или бойцов противника, после чего вперед запускали самонаводящиеся и управляемые снаряды. Следом забрасывались светошумовые гранаты и тепловые обманки, прикрываемые дымовой занавесой. И потом, прикрытые мощными лобовыми дефлекторами, вперед шли сами штурмовики. Любое встреченное сопротивление тут же уничтожалось автоматическим огнем или выжигалось фосфорными зарядами. Свидетелей «Виенвольф» не оставлял, потому раненные добивались, а пытавшиеся бежать расстреливались в спину. Кровь текла по коридорам, считавшимися самыми безопасными во всем секторе.       Последний бой защитник бункера пытались дать у хранилища, где прятали богатства синдиката, а теперь и сами лидеры, загнанные в угол. Понимая, что шансов на спасение им не оставят, и никто отсюда не выпустит, бойцы синдиката сопротивлялись отчаянно, заминировав все подходы и простреливая единственный прямой коридор, выводивший к хранилищу.       Дроны «Виенвольфа» с белым фосфором и термитной смесью пролетели по вентиляции, обрушившись на защитников сверху. Пока линия обороны дрогнула, охваченная пламенем и паникой, штурмовики пошли вперед, выдвинув дефлекторные щиты. Многоканальные визоры и системы удаленного прицеливания позволяли легко фиксировать противника через пелену дыма и пламени, поглотившего все помещение. Организованная попытка обороны была подавлена почти сразу же, после чего началось истребление уцелевших. Бойцы «Виенвольфа» молчаливо добивали одиночными выстрелами всех, кто еще дышал или пытался спрятаться, не обращая внимания на мольбы и просьбы спасения.       — Вскрывайте! — скомандовал командир ударной группы, встав перед запертыми бронированными дверьми. Почти двухметровой толщины из корабельной брони, они могли выдержать даже попадание ядерного заряда, но против каждого защиты всегда найдется свой способ ее пробить. Антиматериальный заряд был установлен и активирован.       Ярчайшая вспышка света реакции взаимной аннигиляции была способна ослепить даже сквозь закрытые веки, не спали даже опущенные световые линзы. Бойцы отвернулись, пока выпущенная антиматерия разъедала броню двери на молекулярном уровне. Металл растворялся, словно снег под тепловым излучением, распадаясь на мельчайшие крошки, постепенно исчезавшие в ярком свете. Высвобожденной антиматерии не хватало, чтобы запустить цепную реакцию, но достаточно, чтобы взаимно аннигилировать любую материю, с какой соприкасалась.       Антиматериальный заряд полностью был опустошен, когда дверь практически поддалась. От нее осталось только изъеденное реакцией месиво, едва державшееся в пазах. Раскаленный металл, перегревшийся из-за тепла аннигиляции, продолжал все еще плавится и растекаться по полу быстро застывающими лужицами. Теперь последняя преграда не представляла особой сложности, и в дело пошли стандартные термитные заряды. И дверь наконец-то поддалась, буквально разваливаясь на куски и растекаясь ярко-белым от температуры металлом. В пролом, стоило ему только появится, тут же полетели дымовые заряды.       — Брать живыми! — приказал командир. — Использовать нелетальное оружие! С той стороны ответили огнем из легкого стрелкового оружия, но бойцы «Виенвольфа» только довольно улыбнулись. У глав синдиката был только один шанс избежать плена и допросов — пустить себе пулю в голову, но для этого они оказались слишком трусливы. Продолжая на что-то надеяться, жертвы все еще пытались отстреливаться. Внутрь, навстречу стрельбе, полетели новые дымовые гранаты и заряды с паралитическим газом. И потом, перешагивая через раскаленные лужи металла, вперед пошли сами штурмовики.       Хранилище было приспособлено для того, чтобы собрать в одном месте все богатства синдиката — начиная от штабелей с золотыми слитками и заканчивая произведениями искусства, расставленными по штабелям. Не предназначалось оно только для людей. И лидеры преступного мира вынужден были укрываться среди стеллажей и штабелей слитков драгоценных металлов. С ними было несколько телохранителей, и они первыми выступили против штурмовиков. И тут же погибли, оставив своих хозяев прятаться за собственными богатствами.       Те пытались отстреливаться или прятаться, но их вытаскивали одного за другим. Не особо церемонясь с пленниками, штурмовики вязали им руки и ставили на колени перед командиром группы. Кто-то просил о пощаде, кто-то пытался взорвать себя последней припрятанной гранатой, кто-то даже не пытался спорить и послушно выполнял все приказы, надеясь, что так его не тронут.       — Вы обвиняетесь в преступлениях против Тристанского бароната, — заявил командир группы, обращаясь к пленным. — Если вы будете честны и откровенны, милостью барона ваша участь будет облегчена.       — В Бездну вашего барона! Вы даже не представляете… — один из пленных плюнул на пол, ответит со всей скопившейся злостью, но не успел он и договорить, как раздался выстрел. Офицер «Виенвольфа» выстрелил ему в ногу, отстрелив импульсным зарядом колено. Пока солдаты накладывали жгут на кричащего от боли раненного, разговор не продолжался. И только когда его, с покрасневшим лицом и пережатой раной на том месте, где еще недавно была нога, усадили обратно, офицер кивнул.       — Повторюсь. Каждый из вас совершил достаточно преступлений, чтобы быть казненным на месте. Однако в настоящее время нас это не интересует. Вашим судьей будут Небеса, когда вы с ними встретитесь. Мы прибыли сюда лишь потому, что вы осмелились пойти против нашего господина, барона Тристанского. И мы прибыли покарать вас за это и привести к ответу. Мы можем быть милосердны, но можем быть жестоки. В любом случае мы узнаем ответы, но вопрос лишь в том, сколь усердны вы будете в своем желании причинить себе страдания.       — Вы не представляете, во что ввязываетесь! Каждый из вас уже труп! — все же заявил еще один из пленных, и на этом терпение офицера закончилось. Он был солдатом, а не дипломатом. И потому просто выстрелил говорившему в лицо. Голова разлетелась в клочья, и оставшееся тело завалилось на спину.       — Значит, диалог у нас не наладится. Придется продолжить уже в более спокойной обстановке. — Офицер взмахнул рукой, давая сигнал к отходу. И вместе с этим переключился на общий канал. — Забираем всех и на выход! Всем отрядам! Цель выполнена, мы возвращаемся.