Lycanthropic

- Я принял решение. Нет, этого не случится. Ёнджун все еще не мог смириться с ситуацией, с которой столкнулся. Решение было невозможным, но он все равно должен был его принять. И видя перед собой Чохи, с лицом, именем и личностью, всем тем, чего еще не было у ребенка Ёнджуна… он схватил фляжку с травы перед собой и сделал глоток. А потом еще один. И еще один. Пока не выпил все до дна. Лишь когда он потяжелевшей рукой швырнул ее обратно на землю, мужчина выпустил Чохи. И, конечно же, она тут же прыгнула в объятия Ёнджуна с громким, слезливым криком. Она явно нуждалась в том, чтобы он обнял ее и сказал, что все в порядке, нуждалась хоть в чем-нибудь с его стороны. Но даже несмотря на то, что Ёнджуну удалось обнять ее для некоторого утешения, он не чувствовал собственного присутствия в данный момент. Его взгляд остановился на альфе, что причинял Чохи боль, и он просто не понимал. Ёнджун бы никогда в своей чертовой жизни не опустился до той степени равнодушия, когда причинять боль ребенку было нормально. Честно говоря, он никогда раньше подобного не испытывал, но смотреть на этого мужчину было то же, что смотреть на монстра. Он не был человеком, он не был оборотнем, он даже не задерживался где-то посередине, как Ёнджун, он был просто демоном. И в его глазах не было ни искры сожаления. Там ничего не было. Но учитывая, как вели себя альфы в Сансо, бегая кругами, словно у них не было разумности… может быть, отсутствие совести было просто побочным эффектом того, через что пришлось пройти этим людям, чтобы превратиться в альф, он не знал. Но все эти теории и осознания в итоге ничего не значили. Пока Ёнджун сидел там, до него начали доходить его собственные действия. Он только что убил собственного ребенка. Ох. Он действительно это сделал. Пустая фляга валялась на траве перед ним. Он действительно это сделал. Крики Чохи звенели у него в ушах, но он не мог толком расслышать ее из-за комков ваты в них. Как он мог это сделать? Как он мог? - Заткни ее. Альфа протянул одеяло Чохи, и Ёнджун бессознательно потянулся рукой, чтобы схватить его. Он видел, как дрожит собственная рука, и его дыхание стало глубже. Казалось, будто он должен был завернуть Чохи в одеяло и погладить ее по голове, что он и сделал. Но без его успокаивающих слов и заверений шепотом она, похоже, не очень-то расслабилась. Однако Ёнджун и не думал ничего говорить. Ему было трудно думать о чем-либо, кроме того, что он только что сделал. - Останься с ним сегодня в одной палатке. Следи за его запахом; он должен полностью исчезнуть в течение пяти часов. - Значит... не трахать его, пока он не исчезнет? Ёнджун не мог снова взглянуть на мужчин, даже когда они говорили о нем так, будто его здесь не было. - Ага, если только не хочешь несколько раундов. Я не буду судить; знаю, какими бывают псы. Теперь это у тебя в крови. Ёнджуну пришлось сглотнуть и закрыть глаза, чтобы его не стошнило. Тошнота обвивала его горло с ужасной интенсивностью, от которой он не мог избавиться, и больше мозговой активности требовалось, чтобы хотя бы попытаться. Он отчасти чувствовал себя пустой ракушкой, валяющейся на берегу. Волны шевелили его силой прилива, но он не двигался по собственной воле. Альфа заставил себя выпрямиться и посмотрел на Ёнджуна снизу вверх. Он был высоким и возвышался над ним, словно дерево над кустами. На его лице не было ничего, никаких эмоций, чувств или даже реакции на то, что человек только что ему сказал. Глядя на Ёнджуна сверху вниз, он казался таким же несгибаемым, как кукла, сделанная на какой-нибудь заграничной фабрике. И когда их взгляды встретились, Ёнджун вспомнил, каково было увидеть Субина в первый раз и как он испугался, увидев кровь, разлитую по его радужной оболочке. Он так давно забыл об этом воспоминании. Но теперь оно вернулось. - Тогда пойдем, - альфа использовал строгий и требовательный голос, но из-за отсутствия феромонов это казалось не более чем простым предложением. Он никак не мог быть намеренно добрым, нет, он, должно быть, был новичком, который не знал, как контролировать свои феромоны. Но даже при том, что Ёнджун мог бы легко не подчиниться, у него не было сил это сделать. Его глаза устали, его разум был наэлектризован. Он не мог думать сразу же после того, что сделал, и уж точно не мог придумать какой-то грандиозный план побега. Лучшим вариантом, подумал он, было потерпеть еще немного. Пять часов… этого времени может быть достаточно, чтобы наступило утро, и тогда придет Субин. Он придет. Ёнджуну просто следовало подождать. И обезопасить себя. Сжав Чохи в дрожащих руках, Ёнджун поднялся. Каждое движение было медленным и рассчитанным на то, чтобы затратить как можно меньше энергии, но он чувствовал, как шатаются его ноги, словно он стоит по пояс в океане и его тянет во все стороны сильный прилив. - Тебе лучше оставить ее здесь, - мужчина кивнул на Чохи, но ее пальцы впились в плечи Ёнджуна, когда тот заговорил. Он чувствовал, как дрожали мышцы на ее руках от попытки его удержать, хотя он даже не пытался ее опустить. Это заставило его почувствовать себя виноватым. Наверное, мужчина был прав. С его точки зрения, Ёнджун определенно не захотел бы, чтобы Чохи находилась наедине в комнате с ним и альфой, но Ёнджуна это не волновало. Он не допустит, чтобы что-то случилось в ее присутствии. Субин придет и спасет его. Субин вернется. - …Ты сказал, что потребуется пять часов… - Ёнджун тихо запнулся, не зная, как закончить предложение. Если он повторит их план, тот обретет реальность. Станет возможным. А Ёнджун не мог принять даже вероятность подобного. Мужчина взглянул на альфу, и тот пожал плечами. Отлично. У Ёнджуна было ощущение, что этот мужчина не особо хотел заниматься сексом больше, чем того требовал долг. Хоть раз было неким облегчением узнать, что Ёнджун являлся пешкой в некой более крупной игре, если это означало, что он не просто подвергался садистским пыткам ни по какой другой причине, кроме жестокости. Так все казалось менее личным; облегчало Ёнджуну возможность дистанцироваться от ситуации. Он последовал за альфой к палатке всего в нескольких метрах от костра. Так близко, он знал, что солдаты смогут услышать все, что происходит в палатке. Как это могло всех устраивать? Им это не казалось странным, или они действительно были настолько измучены войной? Неужели они так отчаянно пытались свергнуть ЛДС, что готовы были слушать, как Чи-Ээба трахают и оплодотворяют таинственной спермой одного из их собственных людей? Боже, он не мог даже думать об этом. Это просто казалось неправильным. Не только потому, что Ёнджуна к этому принуждали, но и потому, что он не мог представить себя занимающимся сексом с человеческим мужчиной. Он просто… это было неправильно. Человеческий член был слишком мал. Даже если этого мужчину превратили в альфу с помощью ДНК, его гениталии не изменились. У Ёнджуна не изменились, не особо. Сможет ли этот мужчина вообще сформировать узел? И если сможет, тот обхватит весь его член, словно надутый воздушный шар? Разве он ошибался? Ёнджун мог думать только о легко обрабатываемых вещах, и… Это было просто неправильно. Едва они вошли в палатку, Ёнджун сразу же забился в самый дальний угол и прижал Чохи к себе, как когда она была младенцем. Ее хватка на его плечах ничуть не ослабла, и это заставило его почувствовать себя виноватым. Как бы он ни хотел утешить ее и сказать, что все в порядке, он просто не мог. Для него было обычным делом игнорировать ее травму так же, как он игнорировал свою собственную, а затем ожидать, что с ней все будет в порядке. Он действительно был для нее ужасным братом. Альфа застыл у тканевой двери палатки со скрещенными руками. Его взгляд был сфокусирован на рваном матрасе по центру, а брови раздраженно нахмурились. Какую бы душевную борьбу ни переживал этот человек, Ёнджун не мог ее распознать и не заботился об этом. Как позаботился бы многим раньше. - Тебе лучше поспать. Это облегчит ночь нам обоим, - альфа указал на матрас, не глядя Ёнджуну в глаза. Матрас был отвратительным. Было достаточно темно, чтобы Ёнджун не мог разглядеть его противоположного конца, но целый кусок ближе к центру явно отсутствовал, и Ёнджуну даже показалось, что он видит торчащие изнутри пружины. Явно не привлекательное место для сна, даже если бы он хотел, а он определенно не хотел. Ёнджун не будет настолько глуп, чтобы ослабить бдительность перед врагом, даже если его глаза горели, а мышцы ломило от желания отдохнуть. В любой другой момент он был бы слишком напуган, чтобы уснуть; его разум блуждал бы по тысяче различных сценариев, и его сердце заставляло бы кровь пульсировать так быстро и тревожно, что промышленный транквилизатор для слонов не усыпил бы его. Но теперь его кожа похолодела, а внутренности онемели. Их мозгоебство успешно истощило его, словно его мозг пробежал двадцать километров собственными ногами и просто хотел отключиться без согласия остального тела. Чохи, казалось, была в похожем состоянии. Хотя она продолжала дрожать и до боли впиваться пальцами в плечи Ёнджуна, она сохраняла полное молчание. Когда Ёнджун взглянул на нее сверху вниз, она была безэмоциональна, и хотя ее взгляд падал на пуговицы его рубашки, она, казалось, не смотрела на них. Казалось, она ни на что не смотрела. Ёнджун натянул вуаль на голову, а затем накинул подол на плечи Чохи, успешно скрывая свое лицо от взгляда альфы, но при этом позволяя Чохи смотреть на него, если та захочет. - Холодно, - прошептала она, глядя на Ёнджуна. Он, честно говоря, не заметил легкого розоватого оттенка их кожи, но весна едва наступила. Погода застряла посередине между теплыми днями и холодными ночами, и Ёнджун чувствовал себя ужасно из-за того, что не мог просто уложить ее обратно в теплую постель. Но Ёнджун мог лишь довольствоваться тем, что имел, поэтому поднял колени, прижимая ее ими к груди. Это не сильно помогало, но он мог предложить лишь тепло своего тела и ее потрепанное одеяло. Чохи прижалась щекой к плечу Ёнджуна, и дрожь прекратилась. Он надеялся, та была вызвана холодом, а не страхом. Но все еще не мог быть уверен. Над палаткой повисла тишина, и альфу, казалось, даже не заботило, что Ёнджун не ответил ему или не сделал, как он просил. Он просто… стоял там. Перед входом в палатку, скрестив руки и прищурив глаза на изодранный матрас, он просто стоял там. Что, черт возьми, было не так с этими лабораторными альфами? Это было отчасти странно, но Ёнджун был рад не быть в центре его внимания. Как бы жутко это ни было, Ёнджун ничего не мог сделать, кроме как ждать, пока пройдет время. И чем дольше он ждал, не имея ничего, кроме собственного разума, чтобы себя занять, тем больше чувствовал отвращение к себе. Он мог бы бороться сильнее, он всегда мог бороться сильнее. Но никогда не боролся. Каждый раз, вставая перед выбором, он выбирал то, что причиняло ему наименьшую боль. Было ли это разумное решение, как его решение не противостоять кровожадному ликану в переулке возле своего дома, или же трусливое, как наблюдать, как Джуну поносит его омег и убивает мистера Кима прямо у него на глазах… Ёнджун никогда ничего не делал. Он мог бы бороться сильнее. Даже сегодня, он мог бы попытаться что-нибудь сделать. Что угодно. Но он просто сидел там и делал именно то, чего они хотели. На данный момент, если бы оборотни узнали, что он сделал, Ёнджун не был уверен, что они приняли бы его обратно. Енджуну было бы больнее смотреть, как умирает Чохи, чем убивать ребенка, которого он никогда внешне не видел. Он не учитывал ничего другого в своем решении, только то, что ему было бы больнее увидеть. И в этом была его трусость. Решение было невозможным для него как для брата и родителя, но если посмотреть на ситуацию со стороны, стало бы проще. Потому что Чохи в конечном итоге была временным элементом его жизни. Субин был прав, когда сказал, что Чохи не может вечно оставаться на территории оборотней, и Ёнджун знал это в глубине души. Но их ребенок был чрезвычайно важен для политического ландшафта Южной Кореи в целом и еще более важен для их положения во власти в ЛДС и прилегающей территории. Ёнджун был не только трусом, но также и чертовски эгоистичным. Но как он мог не быть эгоистом? Чохи была его сестрой. Они с Субином могли завести другого ребенка. Вот как он рационализировал свое решение в тот момент, и оно все еще имело смысл, когда он думал об этом. Но придерживаться такого негативного мышления позволяло каждой частичке вины, которую он таил, накапливаться и переливаться через край, словно лавина. Потому что, несмотря на то, что он предпочел Чохи собственному ребенку, он никогда не был ей хорошим братом. Сколько раз она жаловалась, что он проводит с ней мало времени? И все же он никогда не переставал ходить на свои проповеди, чтобы проводить с ней время. Каждый раз, когда она спрашивала, где их родители, он боялся что-либо сказать. Он не мог сказать ей правду, но не мог даже набраться смелости солгать. Даже сейчас, когда она была явно напугана и нуждалась в утешении, он не мог говорить. Был ли смысл вообще думать об этом? Ёнджун не был уверен, что у него хватит душевных сил, чтобы задуматься об этом, не сейчас. Нет, пока у него не появится время по-настоящему сесть и подумать о своих отношениях с Чохи, а это, скорее всего, не произойдет, пока не закончится война. Но в этом и была проблема. Он постоянно откладывал и менял ориентиры, когда станет лучше для нее. Он знал это, но казалось, что это было невозможно изменить. Ёнджун не был эмоционально доступен даже для Субина, как он мог быть для пятилетнего ребенка? В конце концов хватка Чохи на его плечах ослабла, и она снова погрузилась в тихий сон. Ёнджун не был уверен, сколько времени прошло, когда его беспокойный разум позволил ему погрузиться в продолжительный внутренний монолог. Не казалось, что прошло много времени. Но положение, в котором он ее держал, стало неудобным. Ее локоть упирался ему в бедро, а колени прямо в живот. Долгое время он мог терпеть боль, но теперь, когда ей стало достаточно комфортно, чтобы заснуть, Ёнджун попытался ее приспособить. Он мягко потянул ее в другую позу, но было невозможно, чтобы она лежала на нем, не утыкаясь в какую-нибудь часть тела. Как неудобно… Вместо этого Ёнджун решил переложить ее на кровать перед собой. Несмотря на то, что ему не нравилось выпускать ее из своих рук, альфа даже не смотрел на них все это время. И кроме того, Ёнджун был рядом с ней. Ничего не случится. Чохи свернулась калачиком во сне, вероятно, замерзла… Когда Ёнджун взглянул на альфу, тот просто… смотрел в пустоту. - Эм… - Ёнджун пожалел, что открыл рот, когда взгляд парня метнулся к нему. Но он чувствовал себя настолько виноватым, что у него не было выбора, кроме как спросить. - …Ребята, у вас случайно нет другого одеяла? - Нет. Ёнджун поджал губы и снова посмотрел на Чохи. Затем он коснулся края своей вуали, что плавными волнами спадала на шею. Снимать ее казалось неправильным, но она нуждалась в ней больше, чем он. Едва Ёнджун потянулся, чтобы вытащить ткань из пояса штанов, альфа снова заговорил. - Как ты себя чувствуешь? При этом брови Ёнджуна сошлись в замешательстве. Вопрос казался очень странным после всего, через что он прошел. Какого черта этот мужик ожидал от него услышать? Что он был счастлив? Взволнован? Это был глупый вопрос и даже довольно оскорбительный для Ёнджуна, но он не стал этого говорить. Он лишь вздохнул. - Не знаю. Несчастно. - Я имею в виду физически, - уточнил альфа, и Ёнджун осознал, что, возможно, совершил ошибку. Физически? Напиток должен был вызвать у Ёнджуна что-то конкретное? Ну, он ничего не чувствовал и понятия не имел, что почувствовал бы, если должен был. Поэтому... Ёнджун не ответил. Его вуаль скрывала любые признаки того, что он вообще признал слова этого человека, но он все равно не сводил глаз с края ткани перед собой. Он не видел многого, пока она скрывала его лицо; все просто казалось черным в темноте ночи. Альфа двинулся, но Ёнджун не мог точно сказать, куда именно. Только когда голос раздался гораздо ближе к его лицу, Ёнджун отшатнулся. Он и так уже прижимался к стене палатки, но еще больше сжался в комок, прижав колени к груди. Альфа, казалось, не заметил или не заботился об этом, и вместо этого заговорил приглушенным голосом, чтобы не разбудить Чохи. - Сколько времени, он сказал, это займет? Ёнджун глубоко нахмурил брови. Как мог этот идиот не знать, сколько времени должно пройти, прежде чем его ребенок умрет, когда это было сказано несколько раз? Как он мог забыть что-то настолько важное, а затем иметь наглость попросить Ёнджуна повторить это для него? Как он мог не помнить… Но если он не помнил... это дарило Ёнджуну возможность. Ничего отчетливого или выразительного, но Ёнджун мог с этим работать. Поэтому он солгал. - Десять часов. - Ты уверен? Я думал, он подействует к восходу солнца, - альфа расспрашивал его так близко, что Ёнджун чувствовал, как ткань на его лице колышется с каждым словом. Он хотел инстинктивно оттолкнуть его, но не хотел тревожить Чохи. Конечно, он был прав. Яд должен был подействовать около семи, ближе к восходу солнца, но Ёнджуну нужно было больше времени. Субину нужно было время, чтобы спасти его. Но если этот парень действительно понятия не имел, как долго продлится отравление, то зачем он допрашивал Ёнджуна? - Ага, - снова солгал Ёнджун. - Десять часов, так он сказал. Наступило короткое молчание, прежде чем альфа снова заговорил. На этот раз он, казалось, слегка откинулся назад, давая Ёнджуну немного больше пространства. Пустое пространство заполнил вздох, а затем он заговорил. - Я пойду спрошу его. Глаза Ёнджуна расширились, и он слепо потянулся вперед. Он не был уверен, какую именно конечность схватила его рука, но мужчина успешно остановился. - Подожди, - Ёнджун не повышал голоса. - Зачем тебе идти? Прошло всего сколько? Два часа? Просто подожди немного. - Это неправильно, - альфа уложил свою руку поверх руки Ёнджуна и оторвал ее от места, куда она приземлилась, но продолжал держать его за руку. Ёнджун не мог сказать, то ли для того, чтобы его физически сдержать… то ли нечто более странное. - Я думал, что-нибудь изменится к этому времени, но нет. Даже если ты прав, не знаю. Это не кажется правильным. Этот парень казался очень странным, хотя Ёнджун не мог его точно прочитать. Казалось, он относился к Ёнджуну, как к товарищу, с гораздо большей мягкостью и близостью, чем ожидалось, но Ёнджун не забыл, как этот человек был так готов убить Чохи у него на глазах. От смены личности Ёнджуну стало не по себе; он не привык, чтобы другие с ним так обращались. Что-то было не так, верно? Но Ёнджун никак не мог понять, а у его мозга не было достаточно сил, чтобы что-то расшифровать или сформулировать. Он просто чувствовал себя опустошенным и слабым, словно самая первая хватка на руке мужчины истощила последние запасы его энергии. - Я пойду спрошу его. Альфа отпустил руку Ёнджуна и снова отошел. Ёнджун знал, что не сможет одолеть его физически, если тот действительно захочет уйти, поэтому вздохнул и закрыл глаза, но в конечном итоге не остановил его. Вместо этого он сосредоточился на крошечной идее, что пришла ему в голову несколько часов назад. Что, если он мог проецировать свой запах лишь на тех людей, на которых хотел? Что, если он сможет это сделать без ведома этого альфы? Лишь Каю и Хвану... ах, Субин, наверное, был слишком далеко. Ёнджун не сможет растянуть запах до Кванджу, но, он надеялся, здешних альф будет достаточно. Но как он мог это сделать? Когда он хотел выпустить феромон, он просто… думал о нем и знал, что это происходит, даже если на самом деле не чувствовал собственного запаха. Было ли это то же самое? Ёнджун сделал глубокий вдох и выпустил его. И тогда наконец начал попытку. Это был его последний шанс, и если он потерпит неудачу, если этот искусственный альфа сможет почувствовать феромон, тогда Ёнджун не знал, что произойдет. Его могли убить, могли связать где-нибудь, могли просто бросить в бочку с духами, он знал лишь, что это будет неприятно. Помогите. Его медитация продолжалась всего несколько секунд, прежде чем его внимание было нарушено внезапным шарканьем по земле, а затем альфа физически поглотил его. Это произошло прежде, чем Ёнджун успел заговорить или хотя бы издать какой-нибудь звук. Его дернули вперед за руку, развернули, а затем сорвали вуаль с его лица. Первым, что почувствовал Ёнджун, было давление вокруг горла; потянувшись к своей шее, он почувствовал, что ткань обернулась вокруг него, и осознание происходящего едва ли успело напугать его так сильно, как должно было бы. Альфа душил его его собственной вуалью для лица, и она была так плотно прижата к его коже, что Ёнджун даже не мог просунуть под нее пальцы. Тем не менее, в такой ситуации было невозможно объективно думать о лучшем образе действий, поэтому он продолжал лихорадочно пытаться сдернуть ткань. Он брыкался ногами, но это никак не влияло на мужчину, что устроился позади, прижавшись грудью к спине Ёнджуна. - Ты же знаешь, что не следовало этого нахрен делать, - мужчина говорил сквозь стиснутые зубы и резкие, шипящие губы, из-за чего его слова были едва слышны. Но даже сквозь безмолвные вздохи Ёнджуна и ватные уши он все это слышал. Несмотря на то, что он рассматривал это как возможность, он, признаться, не очень верил, что это произойдет. Каким-то образом, за все время, что он делал выбор в пользу наилучших шансов на выживание, именно в этот раз он глубоко просчитался. - Я не принимаю неразумных решений; я вообще не принимаю решений. И каждый раз, принимая решения, я бываю наказан за это так же сурово, как и тогда, когда я этого не делал. Прямо сейчас слова казались правдивее, чем когда-либо прежде. Ёнджун почувствовал, как давление от горла поднимается к глазам, и боль расплывалась, словно они вот-вот выскочат из головы. Он не мог дышать, он не мог дышать. Страх и адреналин заставили Ёнджуна изменить свой образ действий. Вместо того чтобы бесполезно дергать ткань на шее, его руки поднялись выше. Он схватился за лицо мужчины, слепо пытаясь сделать хоть что-то. И хотя ужас заблокировал связь между его руками и мозгом, не давая понять, к чему именно он прикасается, он впился пальцами в плоть. Словно разламывая гранат или засовывая пальцы в шар для боулинга, он вонзился. Его тело подсказывало ему, что было неправильно атаковать лицо этого человека; оно велело ему немедленно стянуть ткань с шеи. Чувство было невероятно ошеломляющим, хотя Ёнджун думал, какой-то оставшейся рациональной частью своего мозга, что продолжать тянуть удушающую ткань, когда раньше это было безуспешно, стало бы совершенно бесполезно. Но побуждение было ужасно сильным, и он чувствовал, что по какой-то причине сможет сдернуть ткань, если попытается еще раз. Почему? Почему? Хотел спросить Ёнджун, но его сдавленное горло не позволяло вырваться ни звуку, кроме нескольких тихих вздохов. Он не должен был умереть здесь, по крайней мере не сейчас. Его привели сюда, чтобы выносить ребенка, они не могли позволить ему умереть. Они не могли. - Господи, черт возьми, - альфа заворчал достаточно тихо, чтобы не разбудить спящую неподалеку Чохи. - Это занимает слишком много усилий. Ёнджун почувствовал воздух от вздоха альфы на своей шее, и от этого мурашки побежали по каждому сантиметру кожи, которого тот коснулся. Настоящий альфа смог бы душить Ёнджуна столько, сколько потребуется. Этот парень не был настоящим альфой. Эта мысль вспыхнула в голове Ёнджуна так же ярко, как лампочка. Несмотря на то, что он уже был знаком с этой информацией, пределы того, что было возможно и невозможно для созданного в лаборатории альфы, все еще были для Ёнджуна довольно шаткими. Он мог ссылаться лишь на свои собственные недостатки, как омега, рожденный человеком, но не знал, были ли они схожи. Мог ли этот альфа чувствовать запах феромонов? Да. Но был ли у него опыт, когда они были направлены на него напрямую? Вероятно, нет. Когда альфы использовали феромоны, те почти всегда сопровождались требованиями, но сейчас Ёнджун не мог говорить… За исключением случаев, когда они использовали успокаивающие феромоны; те были безмолвны. Может, это было возможно. Ёнджун зажмурил глаза и попытался найти в себе хоть какое-то спокойствие. В конце концов, он снова опустил руки к шее и снова попытался схватить ткань, хотя бы для того, чтобы удовлетворить свою внутреннюю настойчивость, которая твердила, что на этот раз это сработает. Конечно, этого не случилось, и к тому же дало нападавшему большее преимущество нависнуть над Ёнджуном и прижать его к своему телу, чтобы душить его и дальше. Слезь с меня слезь с меня слезь с меня слезь с меня слезь с меня Он повторял эту фразу в уме снова и снова, больше всего на свете желая высвободить феромон. Что-нибудь. Если бы только Ёнджун был настоящим омегой, который мог чувствовать запах выпускаемых феромонов, и научился использовать эту способность лучше, чем сейчас. Слезь с меня слезь с меня слезь с меня слезь с меня слезь с меня Ёнджун брыкался ногами и даже попытался ударить лодыжкой по ступне альфы, но тот казался довольно непоколебим. Боль в горле Ёнджуна сменилась онемением, и вскоре он уже почти не чувствовал ткань вокруг горла. Но потом она исчезла. Альфа всецело выпустил ткань и попятился от Ёнджуна. Но все казалось настолько ломким и рискованным, что он даже не уделил необходимого времени, чтобы отдышаться или проверить свое самочувствие, вместо этого вскарабкался туда, где оставил Чохи на краю кровати, и хлопнул рукой по матрацу, пока не ударил ее по лодыжке. Он сразу же осознал, что должен был попытаться осторожно поднять ее, чтобы незаметно ускользнуть из лагеря, но был слишком истощен, чтобы даже подумать об этом. Его мысли были полностью сосредоточены на том, чтобы убраться подальше от темной палатки и от альфы, прежде чем он и его сестра будут безмолвно убиты. Он подхватил ее на руки и тут же выскользнул из-под полога палатки. Там он наконец окунулся в прохладный ночной бриз, но ничего не увидел. Даже без вуали его зрение было в основном размыто, со странным темно-серым наложением, словно он слишком скоро вскочил с кровати. Но едва он сделал два шага, как земля под ним, грязь, трава и все остальное, затряслась. Ощущения землетрясения, громыхающего под ногами, было достаточно, чтобы сбить его с ног, и Ёнджун изо всех сил постарался защитить Чохи от удара о землю, когда повалился на колени и левую руку. Ей не потребовалось много времени, чтобы полностью очнуться, учитывая настолько сильную тряску, и едва это случилось, он не удивился, услышав ее вопль полной грудью прямо у своего уха. Если остальные люди не видели, как Ёнджун выбежал из палатки, они точно узнали об этом сейчас. На самом деле ее громкость становилась довольно раздражающей. Ёнджун попытался утихомирить ее, но он просто отсутствовал. Он не мог нянчиться с ней так, как она нуждалась. Вместо этого он вложил всю свою энергию и внимание в то, чтобы просто подняться, и это заняло несколько секунд, - он даже не смог еще толком отдышаться от удушения, - но в конце концов он оттолкнулся от земли коленями. А затем чья-то рука схватила его за лодыжку и рванула назад, отправив Ёнджуна обратно на землю. Он едва успел поймать себя, уткнувшись кулаком в траву, а когда обернулся, увидел альфу, что выглядывал из открытой створки палатки. Пока все остальное было окутано черными как оникс тенями, красный цвет, который раньше был незаметен в его глазах, внезапно засиял ярче, чем звезды над головой. Ёнджун несколько раз дернул ногой изо всех сил, но альфа держал его с легкостью, словно крыло бабочки. Он дернул Ёнджуна назад, и парень скользнул по земле, пытаясь повернуться на бок, чтобы не раздавить Чохи под собственным весом. Внезапно тряска прекратилась, земля снова замерла, и альфа перестал его тянуть. На короткое время все стихло. Ёнджун посмотрел на альфу, но взгляд мужчины был прикован к чему-то за спиной Ёнджуна, чему-то перед ними. Медленно, осторожно Ёнджун откинул голову назад и проследил за его взглядом, пока тот не остановился на густом лесу на расстоянии примерно в полкилометра. Сквозь почти неразличимое сплетение деревьев и кустарников, опоясывающих кромку леса, Ёнджун разглядел множество крошечных красных точек. Почему-то он сперва принял их за фонари. Но как только он осознал, что точки, казалось, появляются парами и постоянно перемещаются, иногда даже мигая, он почувствовал себя идиотом. Прямо за лесными стенами стояли ликаны, судя по всему, не менее пятидесяти. Может больше. Но то был первый раз за все время, когда он слышал их настолько устрашающе тихими, колышущимися лишь вместе с ветром в листве. - Их слишком много… - услышал Ёнджун приглушенный голос, наполненный отчаянным беспокойством. Он попытался взглянуть вправо, но лежал в довольно неудобном положении, и ему удалось лишь мельком увидеть людей-солдат, что все еще застыли у костра. Они все еще держали пистолеты, но казались гораздо более занятыми уставившимися на них ликанами, чем Ёнджуном. В момент неорганизованности Ёнджун попытался вырвать ногу из хватки альфы и сбежать, но хватка вокруг его лодыжки не ослабла ни на секунду. Казалось, это лишь вернуло внимание альфы к нему, а затем мужчина снова начал тянуть его обратно к палатке. Ёнджун вонзился кулаком в пучки травы и свободной ногой оттолкнулся от земли. Было неизбежно, что он не сбежит, но ему просто нужно было потянуть время. - Видишь красивые огоньки? - Ёнджун указал на глаза ликанов и проглотил свои страхи, пытаясь успокоить Чохи. Когда она подняла глаза на лес, Ёнджун увидел, насколько красными стали белки ее глаз и как потемнел жирок под глазами. Ёнджун никогда не думал, что увидит подобный стресс и недостаток сна, оказывающие физическое воздействие на его сестру, и искренне желал никогда не видеть. - Иди туда, - он выпустил ее из своих рук и выдавил из себя улыбку, надеясь, что похож на утешительного старшего брата, которым должен был быть. - Беги к огонькам как можно быстрее и не бойся того, что увидишь. Я встречу тебя там. Чохи снова посмотрела на Ёнджуна, и ее красное, пятнистое лицо сморщилось от грусти. Когда она заговорила, ее голос стал приглушен икотой и заложенным носом. - Но ты не вернулся до этого. Ёнджун снова сглотнул, чувствуя, как слезы подступают к глазам от ее эмоций. Глупо ли с его стороны было думать, что она забудет об этом, когда уход отца так глубоко ранил его самого? После того, как она сказала Ёнджуну, как сильно хотела, чтобы он оставался рядом, пока он так часто отсутствовал? Нет, но он ничего не мог сделать, кроме как проигнорировать это. У него не было времени на слезы или эмоции; ей просто нужно было уходить. Прямо сейчас. - Я вернусь, - Ёнджун дал сомнительное обещание и указал на лес. Влажность в его глазах испарилась. - Тебе нужно уходить сейчас, и я скоро приду. Поверь мне. Чохи резко вытерла глаза маленькими кулачками и приняла сидячее положение. - Я тебя ненавижу. Больно. - Я тебя люблю. Чохи положила руку на плечо Ёнджуна и с ее помощью приподнялась. Не ответив, она побежала к самому дальнему краю опушки. Ёнджун знал, что ее слова были не больше, чем обида пятилетнего ребенка, закатывающего истерику. Он сможет исправить ситуацию в будущем, он сможет восстановить их отношения и ее доверие к нему. Однажды, когда все это закончится, он сможет заставить ее простить его. Несколько секунд Ёнджун довольствовался, наблюдая за ее бегом. Но все это было прервано человеческим голосом. - Вставай. Едва Ёнджун взглянул на солдата, что стоял рядом с ним, альфа выпустил его лодыжку. - Вставай, - человек повторил свои резкие слова, не дав Ёнджуну достаточно времени, чтобы действительно подчиниться. Он перекинул ногу через Ёнджуна, пока Ёнджун не оказался в ловушке между его ступнями, а затем схватил его за бицепс, потянув на ноги. Ёнджун позволил себя схватить, поскольку его разум был поглощен бесполезными мыслями. Ликаны были прямо там. Он должен был почувствовать счастье, он должен был почувствовать облегчение, но просто чувствовал себя бесполезным. И когда холодное, твердое лезвие ножа прижалось к его горлу, Ёнджун понял, что это правда. Только такой бесполезный человек, как он, мог быть взят в заложники перед монстрами, которых раньше так сильно боялся. Тревога заставляла его резко вдыхать и выдыхать, словно он только что закончил тренировку, и каждый раз, когда его горло наполнялось воздухом, он чувствовал, как его царапал край лезвия. Рука солдата обхватила Ёнджуна спереди, удерживая его левую руку прижатой к телу, хотя в этом не было необходимости, пока он угрожал Ёнджуну ножом. - Вы все, идите сюда, - потребовал солдат. - Сбейтесь в кучу и убедитесь, что сняты предохранители. Взгляд Ёнджуна вернулся к лесу впереди. Чохи успешно добежала до границы леса, и люди не удосужились ее остановить, за что он был благодарен, хотя все равно беспокоился, что она испугается ликанов, когда приблизится. Возможно, она видела их фотографии по телевизору или в школе, но увидеть их вживую - совсем другое дело. Не говоря уже о том, насколько военные ликаны были больше, чем среднестатистические альфы. Медленными, расчетливыми движениями из темноты протянулась белая жилистая рука. Чохи замедлила бег и уставилась на нее, но даже когда та опустилась и осторожно подняла ее с земли, Ёнджун не услышал ни крика, ни плача. Он выдохнул, полностью опустошив легкие, и с облегчением закрыл глаза. Он молился Богу, что Субин был среди них. Может, это именно он подобрал Чохи и вскоре придет, чтобы спасти и Ёнджуна. - Нам стоит по ним стрелять? - уши Ёнджуна мгновенно навострились от нерешительного голоса другого офицера-человека. Его губы приоткрылись, словно он собирался молить их о пощаде, но первым заговорил солдат, державший Ёнджуна. - Нет. Их слишком много; лучше выждать, пока не наступит утро. - Но что, если они нападут на нас? - Тогда вы можете сражаться, - голос солдата потемнел, - но они не нападут на нас. Не когда мы можем запросто убить их Бога. - При этом Ёнджун почувствовал, как по его телу пробежала дрожь отвращения. Мало того, что солдат говорил это с такой снисходительностью и омерзением, так и Ёнджун чувствовал те же эмоции внутри себя. Хвану и Субину казалось хорошей идеей пропагандировать его в такой благоговейной манере, но теперь Ёнджун не думал, что огласка его важности была хорошей идеей. Если бы они считали, что он ничего не значит для Субина и для ЛДС, они не смогли бы использовать его подобным образом. Но было слишком поздно. Не было никакого смысла зацикливаться на прошлом, которое он не мог изменить. - Вы готовы вести переговоры!? - раздался голос в открытом пространстве, достигнув людских ушей ясной лаконичностью. Ёнджун смутно узнал голос, но, конечно, не мог его точно определить. По крайней мере, он знал, что это не Хван, Кай или Субин, что казалось ему странным. Самые важные и высокопоставленные люди в ЛДС должны были находиться на передовой в этом противостоянии с людьми, но он не мог отличить ликанов друг от друга. Даже не будь они погребены в скрывающих тенях леса, он бы не смог сказать, кто есть кто. Кроме Субина. Если бы Субин был среди них, Ёнджун смог бы отличить его от остальных, едва тот показался бы. - Хаджун, скажи им да. Но только в их человеческом обличье. Один из неразличимых солдат шагнул вперед, чуть дальше людской толпы, а затем крикнул в ответ ликанам, как ему было приказано. Вскоре из леса появилась небольшая фигура и медленной поступью направилась к людям. Прищурившись Ёнджун осознал, что альфа был одет, что показалось интересным. Тот, должно быть, не был в ликанской форме все это время, что заставило Ёнджуна задуматься, сколько других альф скрывается в тенях, совершенно невидимые для тех, у кого не было натренированного чутья. Мужчина продолжал двигаться к ним, безобидно подняв руки вверх. Люди пока опустили оружие, но Ёнджун знал, что те готовы были выстрелить в любой момент. Он просто не знал, что думать. По словам солдата позади него, тот хотел лишь дождаться утреннего света, чтобы они смогли убить ликанов в их невооруженном, человеческом обличии. Но если он был нацелен тянуть время, почему так легко согласился на сделку? Но в то же время Ёнджун очень надеялся, что они договорятся. Он хотел, чтобы они пришли к соглашению, которое одновременно обеспечило бы его безопасность, безопасность его народа и ничего не уступило бы в политическом отношении, если они того добивались. Однако все это казалось ему очень странным, потому что их первоначальный план состоял в том, чтобы использовать тело Ёнджуна. И они не смогут этого сделать, если вернут его альфам… и также не смогут этого сделать, если убьют его. - Давайте договоримся, - оборотень слегка запыхался, когда наконец приблизился к людям. Хотя он задержался в нескольких метрах от них, Ёнджун смог разглядеть его знакомое лицо, прищурившись в темноте. Когда он понял, кто это был, его первой реакцией стал шок. Второй стал чистый гнев. В лесу было целое стадо ликанов, и все же они послали к людям омегу. Ёнджуну пришлось закрыть глаза и прикусить зубами и без того сжатые губы, но он был уверен, что выражение его лица все равно выдавало гнев, который он чувствовал в тот момент. Не было никакой чести посылать сюда гражданского омегу; он не знал, на каких условиях принять или отклонить предложение людей, и у него не было возможности защитить себя, если они нападут. Это в сочетании с неуважением, которое альфы постоянно проявляли к омегам, но особенно с точки зрения политики, сделало откровенным, что этот омега был не более чем куском мяса. Если люди его убьют, это не станет значительной потерей для ликанских человеческих ресурсов. Как подло. Как низко ставить беспомощного человека в такое положение, от которого, Ёнджун был уверен, омега не мог отказаться, не опасаясь ни за свою жизнь, ни за репутацию. Но… Ёнджун не мог бросаться камнями, не так ли? Он всегда ставил себя выше других, когда дело касалось безопасности. Он никогда не жертвовал собой или своим благополучием ради блага общества или даже окружающих его людей. Это заставило его задуматься… если люди так быстро позволили Чохи сбежать, когда она больше не была им нужна, сделали бы они то же самое, если бы Ёнджун позволил солдатам застрелить себя вместо того, чтобы принять судьбоносное решение между ею и своим ребенком? Может, они бы ее отпустили. И тогда он не находился бы сейчас в подобном положении. - Каковы ваши условия? - один из людей шагнул вперед. Его одежда немного отличалась от остальных, больше походила на форму человека, с которым разговаривал Ёнджун, когда его впервые подвели к огню. Он не был уверен, каковы были их официальные титулы, но они, похоже, обладали большим авторитетом, чем другие. Глаза омеги задержались на Ёнджуне, даже пока тот говорил, что было отчасти неуважительно в официальных обстоятельствах, но он, должно быть, был в ужасе. Если судить по его широко раскрытым глазам и опущенным губам, Ёнджун не мог его винить. - Ну, учитывая, что вы, знаете ли, - омега указал на Ёнджуна бегающими глазами, - мы надеялись, что вы сделаете предложение первыми. - Хорошо, - солдат потер легкую щетину на подбородке. Его взгляд метнулся к фигурам ликанов, все еще медливших в лесу и видимых лишь вспышками красного, и остановился на них, пока он раздумывал. Конечно, он не станет воспринимать омегу всерьез и, вероятно, он вел тот же внутренний монолог, что и Ёнджун. Просто... послать сюда омегу выставило альф в очень плохом свете. Или… может, он ошибался? До того, как Ёнджун превратился в омегу, он всегда видел в них мужчин. Мужчины-геи, слабые мужчины, женственные мужчины, все равно. Тогда он не знал омег и не знал их общества, но все равно считал их мужчинами. Если этот человек походил на Ёнджуна, то, возможно, он не станет смотреть на омегу свысока. Возможно. Затем человек снова заговорил, с непоколебимой и мгновенно узнаваемой фактичностью. - Как насчет этого? Мы оставим Чи-Ээба здесь, а взамен позволим вам всем уйти живыми. Ну конечно, все не пройдет гладко. - Эм… - омеге явно было не по себе от этого разговора. - Мы не можем уйти без него… Я имею в виду, вы должны это понимать. - Тогда какое у вас встречное предложение? Омега снова запнулся с небольшим «эм…», но на этот раз повернулся и посмотрел на ликанов позади себя. - Я… эм, ну… - Ёнджуну было больно это слышать. Все было болезненно. Солдат издал разгневанный и сильно раздраженный вздох, и это заставило омегу снова обратить внимание на людей и тут же замолчать. - Они даже не имеют уважения послать сюда кого-то, кто знает, о чем, черт возьми, он говорит? - Эм... - Просто заткнись, просто заткнись! - солдат потерял самообладание так внезапно, что потрясенное и испуганное выражение лица Ёнджуна совпало с выражением лица другого омеги. Он ожидал, что переговоры станут невыполнимы, но не ожидал, что люди, известные тем, что они намного спокойнее и цивилизованнее оборотней, так разозлятся ни с того ни с сего. - Они хотят сидеть сложа руки, пока ты превращаешь это в посмешище? - он сделал широкий жест в сторону леса, и при этом его рука чуть не задела омегу. - Они хотят посмотреть шоу? Ладно, тогда я их нахрен не разочарую. Несколько солдат позади человека подняли свои ружья и направили их на омегу, но этого было достаточно, чтобы омега снова поднял руки над головой и застыл неподвижно, словно статуя. - Давай, вставай на колени, - голос человека теперь казался намного спокойнее, но гораздо более жутким, чем если бы он продолжал кричать. Видеть, как эмоции этих людей так быстро переключались с удовлетворения на разочарование, довольство, доверие и все, что между, нервировало. По крайней мере, Ёнджун в целом мог ожидать, какую реакцию он получил бы от альфы или другого омеги, но это казалось ему безумным. Омега медленно опустился на колени перед человеком с широко раскрытыми и недоверчивыми глазами, но тот слегка хлопнул его по плечу и указал в противоположном направлении. - Нет, лицом к ним. Они хотят это видеть, так давай покажем им, - и снова омега точно последовал указаниям и передвинулся, пока не встал на колени перед ликанами. Ёнджун хотел бы, чтобы тот не уступал так легко, потому что его сердце ужасно ныло от вида омеги, настолько беспомощного. Но он не мог судить, потому что знал, что поступил бы точно так же, если бы столкнулся с похожей ситуацией. - Дай мне это… - слова солдата были сказаны низким тоном, шепотом, который могли услышать только самые ближайшие к нему люди. И когда тот повернул голову к мужчине рядом с ним, тот тут же отдал ему свой пистолет. Ёнджун снова почувствовал, как у него перехватило дыхание, и ему стало так же трудно дышать, как когда его душили. Как только солдат встал позади омеги, направив ствол прямо ему в затылок, Ёнджун не мог удержаться от движения вперед. Вряд ли это было движение, не более чем инстинкты, желающие броситься вперед и защитить своего омегу от вреда, но человек, приставивший нож к его горлу, сразу же уловил действие. Он вдавил его глубже в шею Ёнджуна, пока тот не почувствовал жжение крошечного пореза, но и притянул Ёнджуна ближе к себе, словно пытаясь уберечь его от лезвия. - Не двигайся, - мужчина выдохнул ему в ухо достаточно интимно, что Ёнджуну пришлось побороть сильное желание отшатнуться и ненароком не убиться о лезвие ножа. - Я убью тебя, поверь мне. От тебя мертвого столько же толка. Ёнджун стиснул зубы и на короткое время закрыл глаза, прежде чем снова взглянуть на сцену перед собой. Как бы он ни хотел не видеть этого, он был бы никем, если бы не проследил за тем, что произойдет. Потому что, как бы он ни скрывал без последствий свои ошибки и последствия от других, он перестал бы быть личностью, если бы скрыл их от себя. - Как тебя зовут? - как можно мягче спросил солдат. - ...Ким Хёну. Ёнджун сузил глаза, но не мог вспомнить, кто именно это был, когда каждый божий день встречал столько разных омег. Тем не менее, он узнал его лицо, как только увидел, как омега приближается к ним. Он знал, что этот омега был одним из его. - Ким Хёну, - повторил солдат, - очень жаль, что ты оказался в центре всего этого… потому что я готов убить тебя прямо сейчас. - Он постучал краем дула по макушке омеги. Ёнджун не мог видеть лица Хёну, но со спины тот казался собранным. Его осанка оставалась прямой, его руки были прижаты по бокам, и он пока еще не выдавал проигрыша языком тела. Будь Ёнджун на его месте, он не думал, что оставался бы таким же стойким. - Тем не менее, я готов дать тебе шанс выжить. - Солдат сделал паузу, прежде чем продолжить, на этот раз более тихим голосом. Ликаны были слишком далеко, чтобы услышать предыдущие слова, но Ёнджун навострил уши от любопытства, что могло быть настолько важным, что он не хотел, чтобы ликаны услышали. - Я позволю тебе сбежать обратно к твоим маленьким друзьям в лес, если ты откажешься от своего Чи-Ээба. Ёнджун вздохнул с облегчением. - Я не могу этого сделать. Что? - Ты не можешь этого сделать? - повторил человек. - Так ты хочешь умереть? Ёнджун долго ничего не слышал, пока омега стоял неподвижно, как камень. Когда он наконец заговорил, его голос все еще дрожал, но содержание его слов было наполнено только уверенностью. - Я не могу отречься от него. Ёнджун не видел лица солдата со своего места, но мог лишь догадываться о том разочаровании, которое на нем отразилось. Как бы это ни удовлетворило его, Ёнджун также знал, что это приведет лишь к большим страданиям. - Что, черт возьми, с тобой не так? - палец солдата сместился с того места, где лежал на металлическом кожухе пистолета, и скользнул к спусковому крючку. То была слабая хватка, но все же привлекла внимание и страх Ёнджуна. - Просто скажи им. Просто скажи этим чертовым монстрам, что ты не собираешься делать их грязную работу за ребенка. Этот пацан, - мужчина кратко указал на Ёнджуна, хотя омега этого не видел, - этот пацан не святой, он не Бог, и он даже не является важным активом для вашей армии. Разве ты не понимаешь? Ты ничего не приобретешь, если умрешь за него, так что просто скажи альфам, что отвергаешь его. Пока человек говорил, а омега сидел неподвижно, Ёнджуну снова пришлось закрыть глаза. Это было слишком болезненно; он знал, что это правда. Все это было правдой. - Неправда, - ответил омега, будто не соглашаясь с самим Ёнджуном. - Он мой Чи-Ээб, мой спаситель и самый уважаемый человек, которого я знаю. Пока я верю в него, я не боюсь тебя. Мужчина позади Ёнджуна рассмеялся, и это заставило его снова открыть глаза. - Уважаемый, да? - рука, которой тот прижимал руку Ёнджуна, сместилась к его груди, где он просунул пальцы между двумя пуговицами и разорвал рубашку Ёнджуна на части. Он прижал нож ближе к шее Ёнджуна в предвкушении боли, что, как он знал, увенчается успехом. Когда это случилось, Ёнджун почувствовал знакомый зуд от легкого царапания лезвия на горле, достаточного, чтобы напомнить ему, в каком положении он находился. Было отвратительно, что кто-то прикасается к нему таким образом и показывает его всему миру и взглядам всех альф вокруг. Уже только из-за этого Ёнджун почувствовал, как глаза наполняются слезами, и он стыдливо поднял взгляд на небо. Чего бы ни хотели люди, это не требовало пыток или унижений, но они казались кровожадными и упорными на этом пути. - Тебя не должны видеть, не так ли? - человек прошептал слова на ухо Ёнджуну с пылкостью любовника. - Тебе следовало остаться дома, малыш. Дыхание Ёнджуна стало прерывистым, и ощущение лезвия у горла на каждом вдохе лишь усугубляло ситуацию. Он был более беспомощным и бесполезным, чем когда-либо в своей жизни. Субин потратил впустую так много времени, обучая Ёнджуна тому, как философствовать и идеализировать новый мир, и никогда не говорил ему, что делать в подобной ситуации на грани жизни и смерти. У Ёнджуна, по крайней мере, был шанс сражаться, когда на Кымджон напали дикие ликаны, но он никогда не становился жертвой чего-то настолько организованного, как это. И это было очевидно. Рука человека коснулась голой груди Ёнджуна и начала скользить вниз. Был ли он намерен стянуть с Ёнджуна штаны или полапать его, у Ёнджуна в любом случае началась гипервентиляция. Кровь прилила к его щекам, а слезы, скопившиеся в глазах, наконец полились через край, когда он почувствовал, как неухоженные пальцы мужчины коснулись пояса его штанов. - Это твой Чи-Ээб? - Ёнджун заставил себя открыть глаза и сквозь размытую пелену влаги увидел, как солдат, что стоял позади другого омеги, теперь стоит на коленях, схватив парня за волосы и заставляя его смотреть на Ёнджуна. - Твой лидер плачет, как сучка? Он позволяет другому мужчине раздевать себя? Он убивает собственного ребенка? Это тот человек, за которым ты следуешь? Ёнджун не мог смотреть на омегу, пока эти слова лились с чужих губ. Он чувствовал себя отвратительно. - Я понимаю, на какие поступки толкает человека травля; я люблю его. Человек сплюнул на землю рядом с омегой и встал, оставив его лицом к Ёнджуну. - Я теряю время. Прощай, - он снова поднял пистолет, но Ёнджун не мог этого принять. Все, что говорили о нем люди, было правдой, но омеге слишком промыли мозги, чтобы он мог это понять. Кровь, пролитая этим событием, навеки окрасит кости Ёнджуна, и он никогда не забудет предотвратимую потерю своего омеги. Ибо, как бы сильно этот омега ни любил его, он никогда не сможет подарить столько любви, сколько мог Ёнджун. Ёнджун создал омег, он чувствовал это каждой частью своего тела. Он разбил себя на кусочки, чтобы они могли жить, и никогда не вернет эти кусочки обратно, если они умрут. Это оставит незаполненную дыру. Без них он был ничем. Преждевременная боль потери еще одного кусочка его собственной сущности была слишком сильной, чтобы справиться с ней без попытки это предотвратить. - Просто скажи им! - закричал он омеге, повергая всех вокруг в шоковую тишину. - Просто откажись от меня; отпусти ситуацию! Не губи свою жизнь из-за моих неудач. Прошу. Омега взглянул на Ёнджуна с выражением удивления, которое быстро сменилось принятием. Честно говоря, Ёнджун думал, что тот уступит, если ему велят. У кого-то, настолько поглощенного мистицизмом Ёнджуна, не могло быть никакой устойчивой самостоятельности, и наверняка он решил бы повиноваться любым словам Ёнджуна. Конечно, было унизительно оскорблять себя и свой образ, но Ёнджун предпочел бы это, чем смерть своего омеги. Медленно, омега улыбнулся. - Я не могу. - Ты не можешь отречься от него? - повторил человек. - Да. Не могу. - Прошу, - Ёнджун сильно заморгал, и по его щекам скатилось еще несколько слез. Он не мог понять, почему омега отказывается от его помощи. Они обсуждали и вели переговоры о Ёнджуне; как они могли пренебречь его мнением? То были тело, разум и душа Ёнджуна, и все же он чувствовал себя таким беспомощным. Что бы он ни делал, как бы ни старался, казалось, он никогда не сможет предотвратить смерть своих близких. Образы его отца, матери и Тэхёна пронеслись в его сознании. - Пожалуйста, у тебя есть выбор жить, в то время как у многих людей его нет. Просто скажи им, что не веришь в меня, не уважаешь меня, скажи им, что ненавидишь меня, если нужно. Скажи им что угодно. Просто отпусти меня. Омега, чье имя Ёнджун уже позабыл, явно все еще не был убежден. Он смотрел прямо в глаза Ёнджуна, синева сталкивалась, словно две волны обособленных приливов, разбивающихся друг о друга. Ёнджун мог прочитать выражение, которого не существовало, и мог почувствовать слова, которые еще не были сказаны. Поэтому он не удивился, когда услышал, как омега сказал: - Нет. Я не отпущу вас. - Вот и все, - человек уже навел пистолет на затылок омеги, так что его пальцу потребовалась всего секунда, чтобы скользнуть на спусковой крючок и спустить его. Выстрел был неожиданно громким и разнесся по открытому воздуху, оставив эхо в атмосфере даже после того, как пуля пробила голову омеги и застряла в земле. Немного крови брызнуло достаточно далеко, чтобы достичь ног Ёнджуна, но в остальном это было чистое убийство. Омега упал вперед, пока его грудь не коснулась коленей в поклоне, и в воздухе наступила абсолютная тишина. Ни последнего вздоха, ни болезненного крика, ничего. По какой-то причине Ёнджун вообразил, что человек даст ему больше времени, чтобы убедить омегу отречься от него. Он думал, что у него будет больше шансов на успех. Но… почему он вообще это вообразил? Все, что предшествовало этому моменту, говорило ему, что права на ошибку быть не может. Ничто и никогда не могло проскользнуть сквозь щели, когда дело касалось человеческой жизни. Тело могло быть таким хрупким. Что-то настолько простое, как крошечное отверстие диаметром в сантиметр в голове, могло убить его. Удар исподтишка от кого-то, кто не успел толком полностью замахнуться, мог вырубить человека до того, как тот сообразит, что происходит. И даже отсутствие каких-либо действий. Существование, дыхание и мышление могли прекратиться из-за бездействия голодания. Взгляд Ёнджуна переместился на деревья, когда его внимание привлекло движение белых, молочных конечностей. Ликаны, которые прежде бесшумно скрывались, наконец выступили из тьмы. Они были такими же устрашающими, как и всегда, но их сияющая, отражающая кожа сияла для Ёнджуна светом спасения. Он остался на своем месте, молясь, чтобы они подошли поближе и наконец спасли его. - Нам стоит... нам стоит стрелять? - спросил один из солдат, и он, казалось, был в ужасе. Ёнджун не мог смотреть ни на что, кроме ликанов, но предположил, что руки мужчины дрожат так же сильно, как и его голос. - Пока нет… - мужчина, застреливший омегу Ёнджуна, медлил рядом с его телом, свободно направляя пистолет вниз. - Они ничего нам не сделают, пока он у нас. Нам просто нужно дождаться восхода солнца. - ...Еще только четыре, у нас есть еще как минимум два часа до того, как это произойдет. Человек пожал плечами и взглянул на Ёнджуна, чьи щеки все еще были влажными, а глаза - покрасневшими и воспаленными. - Два часа - достаточно времени. Пока у них нет оружия, их будет легко истребить, - он акцентировал свою фразу, стукнув каблуком своего ботинка по плечу омеги и вытолкнув его из согнутого положения. Таким образом, Ёнджун увидел его лицо и обильное количество крови, стекающей с него. Он не осознавал, сколько ее вылилось из дыры в его голове, но на земле образовалась маленькая красная лужица. Сопоставление светло-зеленой травы и ярко-красной крови делало сцену почти похожей на детский рисунок. Ёнджун оглянулся на ликанов. Они целиком выступили под лунный свет, полностью видимые всем наблюдающим. И, конечно же, ни один из них не был намного больше остальных. Ёнджун знал, что из всех видимых ликанов ни один не был Субином. Он все еще надеялся, что, возможно, именно Субин поднял Чохи, и, возможно, он вернулся в свою человеческую форму, чтобы утешить ее, но это было крайне маловероятно. И… было бы немного странно, если бы он это сделал, не так ли? Но Ёнджун все еще не терял надежды на присутствующих ликанов. Они подошли ближе, да, достаточно близко, чтобы дать ему надежду. Но они по-прежнему просто зависли рядом с людьми, а не атаковали или вели переговоры. Это было весьма неприятно. Ёнджун стоял там, с прижатым к шее ножом и не в силах что-либо сделать, а ликаны просто смотрели. - Ты уверен, что нам не следует стрелять? - повторил тот же перепуганный солдат, но на этот раз его голос был тихим настолько, что Ёнджун его почти не услышал. - Они чертовски близко. - Скажи им, - мужчина, удерживающий Ёнджуна, подтолкнул другого и кивнул на ликанов со смешком. - Скажи им, что мы сделаем с их говнолордом, если они подойдут еще ближе. Солдат с беспокойством взглянул на Ёнджуна, но Ёнджун не мог его жалеть. Он ничего не чувствовал. После нескольких секунд размышлений солдат наконец посмотрел на ликанов с некоторым чувством авторитета. - Эй! Если вы подойдете хоть на шаг ближе, мы перережем ему глотку прямо у вас на глазах! - он быстро выговаривал каждое слово, выбивая из себя уверенность, словно с трудом выталкивая зубную пасту из старого тюбика. Это сработало, но каждый мог сказать, что в этом было что-то не так. Но это не меняло того факта, что он был честен. Если тот альфа так быстро попытался убить Ёнджуна, так почему другим людям не убить его так же легко? Глаза Ёнджуна расширились. Альфа. Ранее он смог контролировать его с помощью феромонов, так, возможно, сможет сделать это снова. Ёнджун не мог его видеть, так как солдат заставлял его отворачиваться от остальных людей, но ему это и не нужно было, верно? Он просто закрыл глаза, успокоил свое тело и подумал о том, как сильно он нуждается в том, чтобы альфа пришел ему на помощь. Спаси меня. Убей людей и спаси меня. Убей людей. Убей солдат. Ёнджун призывал и умолял про себя, пытаясь послать все феромоны, какие только мог. Он не был уверен, насколько конкретными те могут быть, поскольку раньше использовал лишь основные команды. Что, если альфа убьет всех на своем пути? Что, если это ничего не даст? Что, если это затронет ликанов, стоящих рядом с ним, и они пострадают? Ёнджун никогда не узнает, но должен был попытаться. У него не было выбора. Внезапный шум прервал его внутренний бред и зажег огонь в его сердце, дав ему подобие надежды. Знакомый звук рвущейся ткани, хлюпающая влага и горловое рычание - все это произошло в такой быстрой последовательности, что Ёнджун не успел это переварить, пока мужчина, удерживающий его, не развернул их. Он применил столько силы, что нож соскользнул вверх и разрезал обнаженную кожу на шее Ёнджуна, заставив парня запрокинуть голову в попытке уйти, когда идти было некуда. К счастью, то был всего лишь порез, но его было достаточно, чтобы у Ёнджуна перехватило дыхание. Но затем, когда все его чувства вернулись, Ёнджун уставился на монстра перед собой. Он выглядел не чем иным, как комком белого, нарывом кожи, слипшимся на земле, словно опухоль. Из него торчали случайные волоски, длинные и черные, и так непохожие на едва заметные светлые волоски, покрывающие кожу настоящего ликана. Единственные его конечности были длинными, белыми и жилистыми, толстые концы сужались, словно щупальца. Ёнджун вспомнил, что видел похожее чудовище в Сансо, и хотя этот казался гораздо менее развитым физически, он вызывал у Ёнджуна тот же внутренний страх. Часть его чувствовала себя ужасно. Этот человек никогда не решился бы стать такой мерзостью по собственной воле, и теперь он был отправлен в неисправимое состояние не по собственному выбору. Но… Ёнджун обнаружил, что большая часть его ничего не чувствует. Вообще ничего. - Что, черт возьми, он делает?! - один из солдат гневно стиснул зубы, и Ёнджун увидел, как его палец потянулся к спусковому крючку. Медленно, осторожно, но недостаточно незаметно для Ёнджуна. Убей людей. Спаси меня. Помоги мне. Убей их. На этот раз ничто не предвещало того, что вот-вот произойдет. Ни шипения, ни рычания, ни даже единого движения. Люди все еще пытались разобраться в ситуации и обсудить между собой, кто должен подойти к нему и спросить, какого хрена он делает? Но у них не было на это шанса. Конечности альфы внезапно выстрелили из того места, где были свернуты в тело, и нацелились прямо на четырех человек, стоящих к нему ближе всего. Вместо того, чтобы обвиться вокруг тел людей или сбить их с ног, конечности вонзились точно в центр их животов и вылезли из спины. Все, казалось, стихло на несколько мгновений. Даже пронзенные люди не шевелились, разинув рты в недоумении и шоке, не совсем осознавая, что с ними только что произошло, и не настолько раненые, чтобы тут же умереть. Грудь Ёнджуна вздымалась и опускалась с каждым вздохом; он не ожидал увидеть такого насильственного акта. Он думал, что альфа швырнет их в лес или даже задушит до смерти, но это было просто… ужасно. Мучительно. Эти люди будут страдать. Громкий звук пронесся мимо уха Ёнджуна и разлетелся по воздуху знакомым хлопком. А затем, в течение нескольких секунд, конечности альфы размякли и растворились в траве. И люди, которых те удерживали за дыру в животе, словно брелоки, упали на землю рядом с ними. Только тогда те начали кричать и причитать, и от этого у Ёнджуна разболелась голова не меньше, чем от непрекращающихся криков Чохи. Совершенно неожиданно в воздухе прозвучали еще четыре выстрела, и Ёнджун вздрогнул. Тогда крики стихли. - Они бы все равно умерли. Один из солдат вздохнул. - Что нам теперь делать? - его голос был тихим и утомленным, и он перемежал свой вопрос еще одним вздохом. Последовал момент колебания, и Ёнджун представил, как он потирает края переносицы, как актер. - Мы нахрен не можем завершить операцию без альфы. - …Тогда нам просто придется отказаться от нашей миссии. - Как? - разочарование так легко просочилось в человеческий голос. - Мы не можем убежать; они убьют нас, если мы попытаемся. Офицер, который ранее стоял у мертвых человеческих тел, взглянул на Ёнджуна и медленно направился к встревоженному, вопрошающему солдату. Когда он снова заговорил, то был всего лишь шепот, тайна, которую нужно держать подальше от ликанов, все еще медливших поблизости. - Мы все равно дождемся рассвета. Когда эти твари снова превратятся в людей, мы убьем их. После убьем омегу. Когда мы уйдем, никто не узнает, что мы вообще здесь были. Ах, Ёнджун почувствовал, как горькая улыбка поползла по его лицу, словно медленная конечность осторожного паука. Конечно, так все и будет. В конце концов он все равно умрет, так? Казалось, что особого выбора и не было. Если он шевельнется, то умрет. Если он останется, то умрет. Они убьют его, если он чего-нибудь не сделает. Но что он мог сделать? Его первым побуждением было урезонить их, но они только что убили омегу абсолютно без всякой причины и даже убили своих собственных людей, не попытавшись помочь им выжить или утешить их перед смертью. Это было бесполезно; он знал, что они его не послушают. Осознание, что все, через что он прошел, в конце концов обернется ничем, вызвало у него слезы на глазах. Ёнджун вспомнил, что чувствовал, когда его впервые укусили, как он был уверен, что найдет дорогу обратно к людям и будет принят с распростертыми объятиями. Он вспомнил, как нашел Чохи спустя столько месяцев и пообещал и ей, и себе, что вырастит ее, защитит и останется рядом с ней. Ха. Она думала, что он солгал пообещав, что вернется за ней. И оказалась права. Слезы текли по щекам Ёнджуна даже с открытыми глазами. Капли были тяжелыми и скользили по округлости его щек, стекая на землю и ни разу не коснувшись подбородка или линии челюсти. Он действительно умрет здесь после всего, что сделал и через что прошел. Почему он думал, что для него есть свет в конце туннеля? Почему он вообразил будущее, полное счастья и удовольствия с Субином и всеми омегами, которые ему поклонялись? Разве не должно было быть ясно с самого начала? Как только Ёнджуна изобразили мучеником, ему следовало подумать обо всех других мучениках в истории. Все они. нахрен. умерли. Уходите, уносите ноги, бегите отсюда. Оставьте меня здесь и возвращайтесь домой! Ёнджун выпустил столько феромонов, сколько смог в такой стрессовой ситуации. Если они подействовали на человека-альфу, то наверняка могли подействовать и на обычного альфу… Ликаны слегка пошатнулись, но в конечном итоге особо не сдвинулись. Ёнджун взглянул на них, но его лицо тут же сморщилось, а слезы застряли в горле. Они не подходили ближе, потому что не могли позволить ему умереть. Они знали, что скоро взойдет солнце, и должны были знать, что произойдет, едва они вернутся в свои человеческие формы. Они должны были знать, что люди убьют их. Но все равно оставались на своих местах, пытаясь обезопасить Ёнджуна. И все же, вот он. Стоит, ожидая, когда взойдет солнце, чтобы они все могли умереть. - Прошу... - его голос был сломлен и едва слышен из-за заложенного носа и ноющего горла, но человек позади него все равно его расслышал. Он провел лезвием ножа вверх и вниз по мокрой шее Ёнджуна, словно бритвой. - Ревущая свинья. Я не могу дождаться, когда услышу, как ты умрешь. Ёнджун не ответил, он знал, что это бесполезно. Он был бесполезен. Но затем он услышал тихий звук от одного из ликанов. Он был тише рычания, но имел похожий тембр и хриплый бас. Ёнджуну потребовалось некоторое время, чтобы опознать его, но вскоре образ Субина, обнимающего его и издающего тот же звук, пришел ему в голову. Он не знал, как его назвать; урчание звучало неправильно, но то было неустрашающее, тихое рычание. Не столько воздействуя на его тело, смысл и намерение рычания сдавили сердце Ёнджуна. Этот ликан, этот альфа, он должен был знать, что умрет. Но все равно пытался успокоить Ёнджуна единственным доступным ему способом. Было больно. Но… когда он подумал об этом, возможно, ситуация была более замысловатой, чем он считал изначально. Он думал только о себе, когда определял беспомощность ситуации. И это правда, он умрет в любом случае. Но этого нельзя было сказать о ликанах. Они умрут, если взойдет солнце, оставив их беззащитными, но у них есть шанс выжить, если они сразятся с людьми прямо сейчас. Конечно, это означало бы верную смерть Ёнджуна. Но у них еще будет шанс выжить. И они воспользуются им лишь в том случае, если безопасность Ёнджуна не будет фактором, влияющим на их решение. Когда это осознание поразило его, Ёнджун трусливо попытался отговорить себя от этого, но сделать это было невозможно. С моральной точки зрения было правильно пожертвовать собой ради жизни альф. Логически, было разумнее им выжить, если он умрет, чем всем им умереть. Это шло вразрез со всеми инстинктами самозащиты, которые поглощали его мозг со дня его рождения, но он не мог отвергнуть правду. Субин не объявится, пока не взойдет солнце. Субин его не спасет. Ёнджун должен был умереть. Он глубоко вздохнул и посмаковал последние минуты, наполненные успокаивающим рычанием ликана. Вот и все. Он подумал о Субине, их ребенке и Чохи, но должен был их отпустить. Ему следовало вытолкнуть каждую мысль из головы и позволить себе стать чистым листом. Ему следовало воспринимать себя так же, как это делал народ: мучеником. Ёнджун схватил человека за руку и одним быстрым движением отдернул ее от себя. В тот момент, когда лезвие покинуло его горло, он поднялся на ноги и попытался бежать. Он видел перед собой ликанов, которые смотрели на него своими красными глазами-бусинками, ожидая его. Но потребовалась всего секунда, меньше шага, прежде чем человек схватил Ёнджуна сзади за рубашку своим грязным кулаком, не давая ему уйти слишком далеко. И пока Ёнджун пытался выскользнуть из разорванной рубашки и просто убежать без нее, человек уже снова приставил свой нож к шее Ёнджуна. Прежде всего он почувствовал прохладу лезвия. Его кожа нагрелась от страха и тревоги, и при прикосновении тот ощущался словно кубик льда. Он прошелся по передней части его горла, глубоко и прерывисто. Он даже зацепился за что-то, кость, мышцу, артерию, он не знал, но человек грубой силой скользнул по горлу Ёнджуна. Затем он почувствовал, как по передней части его тела течет влага, которую его разум на мгновение принял за заблудшие слезы. Человек выпустил его рубашку из рук, и Ёнджун спотыкаясь упал коленями на землю, держась рукой за шею. Было мокро; столько жидкости вытекало из его шеи, заливая пальцы и ладонь. Когда он посмотрел вниз на землю, то увидел красный поток, капающий на ярко-зеленые травинки, словно из разбрызгивателя. Ее было так много. Так много крови. Он даже чувствовал порез на шее, что тянулся от правой стороны шеи к центру, а затем к левой стороне. Рана была настолько глубокая, он был уверен, что может почувствовать, как что-то выходит из горла. Что-то тягучее, словно жилы или нервы. Зрение по краям стало расплывчатым, а затем пелена заволокла и центр и поглотила все. Кончики его пальцев онемели, а затем руки похолодели. Все произошло так быстро, что казалось почти нереальным. Он был слаб. Его тело больше не могло держаться прямо, и он упал на землю. Земля холодила его щеку, и травинки неприятно щекотали. И хотя он хотел их смахнуть, его конечности слишком ослабли и лишь задрожали, когда он попытался ими пошевелить. - Вот как мы забиваем свиней на фабрике, - раздался смех, а затем Ёнджун почувствовал давление на щеке, толкающее его глубже в землю. Только когда мужчина слез и его ботинок приземлился на землю перед глазами Ёнджуна, он понял, что на него наступили. Что за способ уйти. - О, черт, ты чертов идиот! Ребята, готовьте оружие сейчас же! Началась потасовка, но Ёнджун был слишком далеко, чтобы что-то сделать. Он даже не мог толком подумать о том, что происходит или что они говорят. Затем накатила тошнота, но она была странной. Раньше его всегда тошнило от отвратительного ощущения переполненного желудка, что хотел извергнуть свое содержимое, словно яд. Но эта тошнота сейчас походила на пустоту. Походила на слабость; он не мог найти способ это описать. Его конечности дрожали, и шевельнуть пальцем было то же, что поднять автомобиль, его сердце быстро билось от непрерывной тревожности, что еще больше истощало его энергию, его зрение было затуманено, а глаза устали. Он хотел спать. Ёнджун слышал шум, но лишь едва. Знакомое рычание, щелчки, даже вопли. Но они звучали так, будто он слышал их через шумоподавляющие наушники, а не в реальности. Земля содрогалась от каждого топающего шага ликанов, кости хрустели в их зубах и ладонях. План сработал, подумал он. Но пока он умирал на мокрой земле, ему хотелось, чтобы кто-нибудь из альф пришел его утешить. Именно на фоне шума ужаса и смерти Ёнджун почувствовал, как угасают все его чувства.

***

Первым вернувшимся чувством стал слух Ёнджуна, но все голоса были неразборчиво тихи и смешивались друг с другом. Некоторые звучали немного ближе, чем другие, но их невозможно было распознать. И долгое время он даже не нуждался в этом. Он был слаб, не мог двигаться, общаться или думать. Но все равно мог понять, на самом интуитивном уровне, что голоса были. Следующим вернувшимся чувством Ёнджуна стало ощущение. Что-то твердое впивалось в его бицепс, а шея болела, словно он потянул мышцу во время сна. Он чувствовал, что его собственные губы были приоткрыты, но не мог их сомкнуть. То было ужасное ощущение сонного паралича; он не мог двигаться, что бы ни делал. - …Ты можешь вернуться ко мне… Ты можешь вернуться… Ах, наконец-то он смог что-то понять. Значение слов не укладывалось в голове Ёнджуна, как и личность голоса, но, тем не менее, это успокаивало. Ёнджун не знал, сколько времени прошло, но чувствовал, как его разум восстает из предыдущего состояния небытия. То был невероятно странный и призрачный опыт, хотя воспоминание медленно угасало, словно пробуждаясь ото сна. - Я люблю тебя, детка… Ты можешь вернуться… Ёнджун сделал вдох, в котором и не знал, что нуждался. Что походило на соединительный кабель, чтобы снова запустить его цикл дыхания. Вдох и выдох, он дышал так, словно научился делать это впервые. Вдох и выдох, снова и снова, пусть поверхностно или неестественно. Последним вернувшимся чувством стало зрение Ёнджуна. Его глаза открывались медленно и осторожно, но все было по-прежнему размыто. Сперва он понял лишь, что небо было еще темным, иначе его светлые глаза наверняка ослепли бы. Но как только ему удалось несколько раз моргнуть, заставив свое тело сотрудничать, он стал видеть немного лучше. Да, теперь вещи к нему возвращались. Его держали на коленях, он лежал поперек чьих-то скрещенных ног, уткнувшись головой в чью-то грудь. Чьи-то руки крепко обвивались вокруг его тела, прижимая его близко и крепко. Но пальцы, что впивались в левый бицепс, чтобы удержать его в устойчивом положении, неприятно сдавливали. Затуманенными глазами Ёнджун посмотрел на человека, который его держал. Темно-черные волосы закрывали его лоб и глаза, а лицо было обращено вниз от стыда и гнева. Но Ёнджун все равно мог видеть, как он прикусывал губы до мяса, что позже растягивались в сжатой гримасе, демонстрируя в процессе ямочки на щеках. Сперва глаза Ёнджуна расширились, он не понимал, как Субин мог быть здесь прямо сейчас, когда его не было рядом все это время. Но замешательство вскоре сменилось удовлетворенностью, и Ёнджун смог немного расслабить свой разум. С тем небольшим количеством энергии, что у него была, Ёнджун ткнулся щекой в грудь Субина с крошечной улыбкой. Субин вернулся. Рука на его бицепсе напряглась. - … Ёнджун. У Ёнджуна не было сил ответить, но он надеялся, что легкая улыбка, скользящая по уголкам его губ, расскажет Субину все, что ему нужно знать. Он взглянул на Субина снизу вверх как только мог и почувствовал, как его сердце сжалось от того, как на него смотрели. Опухшие глаза, красные щеки и раздраженные склеры - все это делало Субина таким молодым и уязвимым. Как бы Ёнджун ни хотел не видеть Субина расстроенным, он также чувствовал, что ему преклонялись. Внезапно его встряхнули. Субин положил руки на щеки Ёнджуна и притянул его для поцелуя. Его губы были влажными и слишком напористыми, пока Ёнджун был еще не готов, но то был не более чем быстрый чмок, прежде чем он отстранился. - Ёнджун, - повторил он, и его шепот наполнялся надеждой, пока он смотрел Ёнджуну в глаза. На его лице появилась улыбка, затмившая ту крошечную, что украшала губы Ёнджуна. - Я знал, что ты вернешься, - он поцеловал Ёнджуна снова, но на этот раз поцелуй продлился на несколько секунд дольше. Когда они разомкнули губы, Субин продолжал обхватывать щеку Ёнджуна одной рукой, а другую опустил ему на грудь. Мысль о том, что Субин коснется его живота, вызвала у Ёнджуна легкую тошноту. Он облажался. Он сильно облажался и знал, что Субин никогда его не простит. Улыбка Субина померкла, когда он заметил, как изменилось выражения лица Ёнджуна. Но Ёнджун не мог на него взглянуть. Вместо этого он посмотрел на небо, его розово-оранжевые утренние оттенки. Несколько звезд все еще были различимы, едва-едва. Ёнджун помнил, что это имело какое-то значение, но не мог вспомнить, какое именно. - ...Малыш, - все, что он смог сказать, но даже глядя на луну, он все равно мог видеть растерянное лицо Субина. - Что с ним? Ёнджун глубоко вздохнул и закрыл глаза, не отвечая. - Что такое? - настаивал Субин, на этот раз слегка отчаяннее. - Не расстраивайся, детка, все нормально. Ты в порядке, он в порядке, все здесь в порядке. - Ёнджун нахмурил брови и склонил голову вниз, уложив небольшую ладонь на живот. - Если ты беспокоишься, то не о чем переживать. Они лишь перерезали тебе горло; они не коснулись живота. Воспоминание поразило Ёнджуна, и он оперативно прижал ладонь к шее. Тот человек перерезал ему горло. Он приставил нож к шее Ёнджуна и разрезал ее, словно фрукт. Это было так свежо и недавно, что Ёнджун все еще чувствовал, насколько холоден был клинок напротив его горячей крови и внутренностей. Но хотя Ёнджун помнил, что его так глубоко ранили, наверняка задев артерии, вены или какие-то внутренности на его шее, на ней не было ничего, кроме царапины. Это не имело смысла. У него было перерезано горло. Он упал на землю и умирал, пока его собственная кровь вытекала на траву перед его лицом. Ёнджун сглотнул и снова посмотрел на Субина. Его голос был тихим и довольно хриплым, когда он заговорил: - …Это невозможно… я вообразил… что меня порезали..? Субин какое-то время не отвечал, вместо этого отведя взгляд на землю с нежной, нервной улыбкой на губах. Он взглянул на Ёнджуна в последний раз, прежде чем перевести дух и заговорить. - Ты это не вообразил, но... знаешь, мясо, что я посылал тебе, на самом деле не... гм. - Субин оборвал себя. - Ты в порядке. Просто... ты в порядке. Ёнджун взглянул на бицепс, который Субин сжимал побелевшими пальцами. Тот самый бицепс, который Ёнджун разорвал в клочья, когда на Кымджон напали. И тот самый, что каким-то образом восстановился до исходного состояния, когда должен был остаться рубец. - Ты уверен, что с малышом все в порядке? - спросил Ёнджун, и Субин кивнул. - Я проверил. Несколько раз. Ёнджун вздохнул с самым глубоким облегчением, которое когда-либо испытывал в своей жизни. Если ребенок сейчас жив, если все в порядке, то сможет ли Ёнджун сохранить в секрете то, что сделал? Необходимо ли было говорить Субину, если это только навредит ему и их отношениям? Тяжесть уже давила Ёнджуну на грудь. Он знал, что когда-нибудь расскажет Субину, но не сейчас. Еще какое-то время Ёнджун хотел лежать в его объятьях и прижиматься щекой к груди Субина. Лишь на мгновение. - Указ не приняли, значит, я могу вернуться с тобой домой? - голос Субина был настолько искренним, что Ёнджун не мог не рассмеяться. - Только если ты меня туда отнесешь. - Что я за альфа, если заставлю тебя идти? - Субин встал и приподнял Ёнджуна, держа одну руку под его коленями, а другую за спиной. Ёнджуну потребовалось много энергии, чтобы положить руку на плечо Субина для дополнительной поддержки, но его сила медленно росла с восходом солнца. - Чохи, - Субин посмотрел через плечо на группу альфа-солдат позади них. - Мы идем домой, пойдем. Чохи подбежала к Субину и Ёнджуну, держа в руках небольшой лист бумаги с несколькими небрежными подписями. Но увидев, что Ёнджуна взяли на ручки, она протянула Субину руки и сжала листок в кулаке. - Меня тоже! Субин вздохнул, но все равно присел на корточки. - На спину, - монотонно сказал он. Чохи, похоже, ничего не заметила и с радостью забралась на него. Ёнджун улыбнулся и прижался щекой к груди Субина, когда тот снова встал. Даже если будущее будет не простым, Ёнджун воспользовался этим шансом, чтобы побыть в порядке. И как только они оказались достаточно далеко от других альф, Субин снова посмотрел на Ёнджуна. - Я тебя люблю.

***

Ёнджун посмотрел на себя в зеркало. Порез на его шее к настоящему времени почти затянулся, хотя все еще оставались свежие корочки, которые по настоянию Субина были прикрыты повязкой. Ни у кого не было возможности увидеть его уродливость, пока Ёнджун был постоянно прикрыт с головы до ног. И все же ему хотелось, чтобы они зажили поскорее. Нанеся ежедневный макияж на щеки, губы и лоб, Ёнджун сделал шаг назад от зеркала, чтобы осмотреть верхнюю часть своего тела. Его живот стал лишь слегка округлым, не более чем на пять сантиметров больше, чем когда он был человеком, но это было странное зрелище, то, чего он никогда не ожидал увидеть на собственном теле. Оставалось два месяца, и ему было любопытно и нервно увидеть, насколько больше он станет. Но... он не был нежелателен. В конце концов, то был ребенок Субина. Он был ребенком Субина. Ёнджуна испугал звук двигателя и шин, катящихся по его гравийной дороге. Он быстро оделся и вышел из ванной, по дороге чуть не сбив Чохи. Он погладил ее по голове, чувствуя под своей ладонью растущие волосы, и похлопал ее по плечу, указывая на входную дверь. - Это Субин? - спросила она, оглядываясь на Ёнджуна через плечо. Он покачал головой и вывел ее через порог двери, которую альфа придержал для них открытой. - Пока нет. Но он будет ждать нас в Кымджоне. Чохи спрыгнула на гравий, возбужденно болтая обо всем, что Субин обещал научить ее рисовать. Прямо сейчас она, казалось, не имела ни единого страха или заботы. То была некая версия детства, которого он всегда желал для нее, и того, которого всегда желал для себя. Она побежала к джипу без него, где ее приподнял альфа из недавно учрежденной Президентской охраны. Его лицо было стойким, в отличие от прежних офицеров ЛДС, которые были не более чем призывниками. Чохи, похоже, ничего не заметила и не возражала, сев на свое место с тем же удовлетворением, что и до войны. Ёнджун оглянулся на дом позади, но только на мгновение. Он был рад покинуть это место навсегда. Он чувствовал страх каждую ночь, оставаясь здесь, особенно после того, как Субин вернулся, чтобы восстановить Кымджон. Но теперь они могли создать новый дом на руинах Кымджона, который ранее был низвергнут на землю. Ёнджун повернулся к своей подъездной дорожке, где за ним наблюдала большая группа омег, махая ему руками, пока он направлялся к джипу. Ему было жаль оставлять их позади, но он не слишком волновался. За время своего пребывания здесь он провел множество брачных церемоний, так что в грядущих поколениях город должен был снова стать населенным районом. - Вам нужна помощь? - спросил альфа из Президентской охраны, но Ёнджун покачал головой и самостоятельно забрался в джип. В конце концов, этот простой вопрос показался ему глупым. Чохи потянула за конец белой вуали Ёнджуна, а затем рассмеялась, когда привлекла его внимание. - Я хочу фиолетовую, - она сжала ее между пальцами и ладонью, и Ёнджун позволил, снова положив руку ей на голову. Он заверил ее, что они найдут ей фиолетовую вуаль. Чего бы она ни хотела, серьезно, он ей достанет. Альфа уселся на пассажирское сиденье джипа, а другой занял место водителя. Они уехали из маленького городка Джилли без крыши над головой. Ветер развевал их волосы и одежду, но кулак Чохи, в котором та сжимала вуаль Ёнджуна, не давал ей слететь с его головы. В ответ он погладил ее по голове, а позже играл с ней в игры, чтобы скоротать время. Они слишком много раз сыграли в камень-ножницы-бумага, а потом переключились на игру с бумажным предсказателем, который он для нее смастерил. Альфы хранили молчание на протяжении всей поездки, и Ёнджун несколько раз даже забывал об их присутствии. Однако, когда они добрались до Кымджона, все изменилось. Несколько других альф встретили их на правительственном контрольно-пропускном пункте, а затем последовали за ними пешком, пока они медленно въезжали в город. Ёнджун мог учуять их нервозность, их потребность защищать, и его инстинктивно беспокоило, что ждет впереди. Взгляд Ёнджуна остановился на новом Кымджоне, и он попытался подавить тревогу. Для города, что должен был стать их новой столицей, тот был довольно пустым. Хотя его строительство с нуля могло дать им больше возможностей для создания лучшей инфраструктуры и индивидуальных зданий, большая часть города состояла либо из высоких жилых комплексов, либо из чего-то, что все еще находилось в стадии разработки. Улица представляла собой серо-белый булыжник, что ощущался ровным под колесами джипа и станет основой их нового дома. Все еще многообещающе, подумал Ёнджун, для совершенно нового правительства, у которого не было опыта. Он услышал крики приветствия и музыку еще до того, как увидел толпу. Когда джип свернул за угол, ведущий к новому дому Ёнджуна и Субина, улица была переполнена людьми. Сотни человек закричали, увидев его, настолько громко, что полностью заглушили музыку группы, что играла на заднем плане. На зданиях были развешаны гирлянды с помпонами и листвой, что даже спускались на телефонные провода, которые, к счастью, были прикрыты. И по мере того, как джип Ёнджуна углублялся в толпу, в воздух подбрасывалось еще больше гирлянд. Альфы и омеги подходили к джипу, протягивая внутрь подарки: одежда от омег и связки сухих цветов от альф. Ёнджун принимал их все с распростертыми объятиями и благодарно кивал каждому, хотя это было ошеломляюще. Чохи прижалась к нему, но у него не было времени проверить выражение ее лица. Ёнджун благодарил тех, кто подходил к нему, но со временем это стало бессознательным действием, силой привычки. Хотя он и говорил с оборотнями, его дух словно не ощущался с ними. К тому времени, как он добрался до Субина, он дрожал, и ему было тесно в собственной коже. ЛДС установили небольшую сцену перед закрытым въездом их дома, и Субин уже ждал. Он, вероятно, наблюдал за взаимодействием с теми же самыми звездами в своих мечтательных глазах. И Ёнджун был счастлив заставить его гордиться. Они обнялись перед домом, и это вызвало еще более громкие аплодисменты толпы и вспышки фотокамер различных зарубежных газет. Субин взял скрытые тканью щеки Ёнджуна в своих большие ладони, когда они отстранились, и блеск в его глазах говорил о том, что он не хотел ничего большего, кроме как поцеловать Ёнджуна. Вместо этого он взял Ёнджуна за руку и повернулся, чтобы в последний раз помахать толпе, прежде чем повести Ёнджуна и Чохи в их новый дом. Простая деревянная дверь не сдерживала шум, нет, у Ёнджуна было ощущение, что сегодня он не сможет спокойно заснуть. Он никогда не мог представить, что люди будут поклоняться ему до такой степени. - Ты останешься здесь, Чохи, - Субин провел ее в просторную спальню со светло-зелеными стенами и маленькими танками, нарисованными прямо над белым радиатором. - Я думаю, ты достаточно большая, чтобы спать в своей комнате, верно? Она неуверенно хмыкнула, но продолжила исследовать свою комнату, пока Субин вернулся в гостиную, где задержался Ёнджун. Он сразу же обнажил лицо Ёнджуна и поцеловал его. Прошло два месяца, но слишком много времени с тех пор, как он в последний раз видел Субина, и он скучал по мягкости его губ. - Тебе не придется носить ее слишком долго, - прошептал Субин. - Он почти готов нас встретить. Субин встал на колени перед Ёнджуном и прижался носом к его животу. Ему даже не нужно было поднимать рубашку Ёнджуна, чтобы почувствовать запах океанских волн и пряной корицы. Ёнджун даже думал, что иногда и сам чувствует его запах, но беспокоился, что это всего лишь мираж. Когда Субин снова встал, он еще раз поцеловал Ёнджуна, и они задержались на несколько минут, не делая ничего, лишь обнимая друг друга и глядя друг другу в глаза, будто были разлучены годами. Но громкая какофония голосов снаружи заставила Ёнджуна нарушить молчание. - Что теперь? Субин улыбнулся ему, слегка пожав плечами. - Мы продолжим сражаться.