Lycanthropic

15:12 Ёнджун Я скучаю по тебе

16:52 Субин Я тоже по тебе скучаю

***

Атмосфера: https://youtu.be/TAFzpMOzUlg После того, как Ёнджун раздал все пайки, как и всегда, остались лишние. Каждая неделя заканчивалась одинаково: Ёнджун раздавал правильные порции каждому омеге, стоявшему в очереди, а затем относил оставшуюся еду людям на вершине холма. Они никогда не выходили из дома, хотя большая часть его ожидала, что в конце концов они это сделают. Как в сказке, кто-то рано или поздно откроет ему дверь, примет еду прямо из его рук и, возможно, даже заговорит с ним. Может, поймет, что он не был жутким и не причинит им вреда. Что они были в безопасности. Но этого так и не произошло. Они отгородились от него. Отработав в церкви, поговорив с различными омегами об их проблемах в обществе и проверив нескольких изувеченных детей в импровизированной больничной палатке, Ёнджун сел на бетон между двумя дверьми своего временного дома и продолжил писать книгу Дейдре. В темноте, понапрасну освещенной светом свечей, под ярким светом звезд и в редкие, драгоценные часы тишины он писал. Множество раз казалось невозможным передать свои мысли словами, не превратив книгу в личный дневник, что не входило в его намерения. Это должно было стать собранием его знаний, подпитанным тем, что он узнал от Дейдре, сквозь объектив омеги в мире, который его не принимал. Это должен был быть диалог между его вопросами, его заблуждениями и убежденностью в правильности ответа. Вот что это было. Это не было ни покушением на беспристрастность, ни попыткой написать автобиографию. Что-то среднее, он надеялся, что человек будущего сможет найти в нем свое отражение. И в конце концов он почувствовал, что пришел к заключению. Последнюю страницу своего блокнота Ёнджун закончил той же строкой, которую, насколько он помнил, писал Дейдре. Должно быть время, когда люди и оборотни смогут сосуществовать. Возможно, этого еще не произошло, и, возможно, это не происходит сейчас, но если этого не произойдет в ближайшее время, нейтралитет и равновесие никогда не будут достигнуты. Он закрыл книгу и уставился на нее, немного подавленный теперь, когда ему не над чем было работать. Любая другая деятельность, в которой он участвовал, была направлена на пользу кому-то еще, и хотя он мог по понятным причинам желать отдыха, Ёнджун обнаружил, что ничегонеделание вызывает больше беспокойства, чем чего-либо еще. Ему в голову пришла мысль подготовить больше учебных планов, но даже это в конце концов будет для его народа. Эгоистично Ёнджун хотел что-то только для себя. Прежде чем он успел задуматься о своих трудностях, Ёнджун услышал шум от входной двери. Это был наилегчаший стук по деревянному каркасу, достаточно тихий, чтобы не разбудить Джисока или Кая. Ёнджун какое-то время смотрел на дверь, жалея, что не может учуять, кто находился снаружи. Но как только легкое постукивание повторилось, Ёнджун решил встать. Он знал, что никакой опасности не будет, так как несколько альф были приставлены охранять дом ночью, но никто никогда не появлялся после захода солнца. Тем не менее, у Ёнджуна не было выбора. В конце концов, он был Чи-Ээбом, и ему нужно было быть готовым поддержать свой народ в любой момент. Подойдя к двери, Ёнджун сжал края своей тканевой накидки в крошечных, нервных кулаках. Это была дурная привычка, которую он приобрел, чтобы немного смягчить стресс от встречи с омегами. Их проблемы всегда причиняли ему такую глубокую боль, как если бы он сам их переживал, и каждый раз, когда он разговаривал с кем-то, это создавало ужасно негативное, беспомощное чувство. К этому моменту по краю уже вылезло несколько торчащих нитей, но он не мог удержаться и продолжал сжимать его пальцами. Как только Ёнджун толкнул входную дверь, мужчина с другой стороны упал на колени и на мгновение прижал ладони к его ногам, прежде чем снова встать. Сколько бы раз это ни происходило, Ёнджун никак не мог к этому привыкнуть. Он всегда чувствовал себя странно и неловко, но не отговаривал их. Потому что знал, что то был их способ показать, что он выше их, и что ж, это было лучшее для него место. - Ч’эб, простите, что разбудил вас так поздно, но это не может ждать, - мужчина выпрямился перед Ёнджуном, едва различимые лунные лучи отразились в его голубых глазах, когда он запрокинул голову. Это был тот самый омега, что привел сироту к Ёнджуну. Ёнджун приподнял брови, слегка испугавшись. - Что случилось? - Я поговорил с воспитателем сирот об изувеченных детях, находящихся на его попечении. Я был готов бороться за них, понимаете? Я собирался сам вывести этого человека на городскую площадь и повесить его на глазах у всех, - брови Ёнджуна нахмурились еще сильнее при этом заявлении, но он воздержался от слов, пока история не закончилась. - Я был готов… но он сказал мне нечто ужасное. Видите ли, он сказал мне, что люди делают это. Забирают невинных детей с улицы, тех, кто просто играет днем, и мучают их, потому что знают, что велика вероятность, что этого не заметят. Мужчина говорил четкими фразами, словно пытаясь вызвать мощный отклик от Ёнджуна. Но когда этого не произошло, омега продолжил. - Это серьезнее, чем мы думали изначально. Это наша территория, и эти люди не могут вредить нашему народу, это противозаконно. Тем не менее, Ёнджун сохранял молчание, хоть и понимал, что мужчина теряет терпение. Он не знал точно, что и думать, но не чувствовал, что может принять эти слова за чистую монету. Насколько он знал, люди отказывались взаимодействовать с кем-либо, и он никогда раньше не видел ни единой души на публике. Но он знал, что ему все равно нужно успокоить этого человека, выслушав его мнение. - Значит… он утверждает, что понятия не имел, что эти дети так сильно пострадали? - Ёнджун говорил медленно, слегка наклонив голову и приподняв брови. - Да, - омега кивнул. - Это сделали люди и прикрыли их раны одеждой, чтобы никто не заметил, - пока он говорил, Ёнджун осознал, что мужчина был полностью уверен в своих словах. Казалось, у него не было ни единого сомнения или оспаривания того, что сказал воспитатель сирот. Ёнджун ненадолго задумался, стоит ли ему вообще обсуждать эту тему с кем-то, кому, вероятно, все равно или кто не поймет. Был ли вообще смысл спорить? Но даже несмотря на то, что в глубине его росло разочарование, Ёнджун все равно признавал этого омегу своим. Как своего последователя, своего ребенка, свой мир. И следовательно, этот омега заслужил открытый диалог. Поэтому Ёнджун медленно закрыл входную дверь своего дома, оставив их обоих стоять снаружи под прохладным осенним воздухом. Он посмотрел мимо мужчины и вверх, на звезды, которые, он знал, никогда не причинят ему головной боли. Тогда он заговорил, тихо, но видел, что другой омега ловил каждое его слово. - Проблема, которую я здесь вижу, заключается в том, что это не имеет смысла с позиции ребенка. Как мог кто-то получить такую ужасную травму и не сказать об этом своему опекуну? - Я считаю, что люди могли угрожать сиротам, чтобы те молчали, - быстро возразил омега. Но Ёнджун покачал головой, все еще не уступая. - Некоторые дети были смертельно или почти смертельно искалечены. По крайней мере, один из них рассказал бы ему о своих травмах. - Все равно возможно, что это сделали люди. В конце концов, у них есть реальная причина это сделать. А у опекуна - нет. - Возможно… - тихо сказал Ёнджун. - …но вероятно ли? Мужчина не ответил, и это было хорошо. Они не пришли к соглашению, но им это было и не нужно. Ёнджун был Чи-Ээбом, он был лидером. И было ясно, что продолжение расследования в приюте необходимо. Он только хотел, чтобы сироты сами рассказали о том, что с ними случилось, но они этого так и не сделали. Потому что это сделал их опекун, предположил Ёнджун. Если бы это был случайный человек, дети бы уже высказались. Но в чем-то этот человек был прав. В приюте даже близко не было недостатка в еде, а ЛДС на время отменили все налоги, поэтому им не было от этого выгоды. Было бы лучше мягко отстранить опекуна сирот от власти и поставить Джисока на его место, и таков был его план, но теперь он был разрушен. Теперь смотритель сирот знал, что за ним наблюдают и обвиняют. Он начнет скрывать или уничтожать любые улики, пытаясь заручиться поддержкой людей в сообществе и подтверждая свою позицию в приюте. Ёнджун уже представлял, как это выльется в нечто гораздо большее, чем он того желал. И его действительно раздражало то, как этот омега действовал за его спиной, словно слон в посудной лавке, и разрушил более простой путь, проложенный Ёнджуном. Но странным образом он был немного очарован этим. Подобно малышу, опрокинувшему растение в горшке, он не мог не думать об этом через призму снисходительности. Словно они потенциально не могли быть умнее. - Слушай… - тяжело вздохнул Ёнджун. Его личность всегда заключалась в том, чтобы усмирять и перенаправлять людей, а не бранить, но его разочарование не позволяло этой ситуации пройти стороной. - Не говори больше с опекуном сирот. Именно я занимаюсь здесь общественными делами. Так позволь мне занимать этот пост без помех. Неловкость от того, что пришлось отругать более взрослого мужчину, не позволяла Ёнджуну поддерживать зрительный контакт во время беседы. Он знал, что этот человек не хотел сделать ничего плохого; он просто пытался помочь детям. Ёнджун понимал, что он был неотъемлемой частью сообщества, в то время как он сам скорее находился на периферии. Он пробыл здесь несколько недель, но так и не влился. У него не было времени сидеть, болтать, смеяться или готовить с ними. Они были разделены пьедесталом, на который его возвели, и как бы он ни хотел, чтобы это было не так, он чувствовал, что уже слишком поздно что-то менять. Мужчина на мгновение замолчал, и это заставило Ёнджуна занервничать. Его разум начал заблаговременно перебирать варианты того, что он будет делать в случае неуважения, но мужчина в конце концов кивнул. - Хорошо. Я предоставлю это вам, - он согласился и повернулся, чтобы уйти, прежде чем отправить последнее заявление через плечо. - Не дайте никому умереть, Ч’эб. Ёнджуну не нужно было отвечать или даже кивать, потому что мужчина почти сразу ушел. Ёнджун лишь мгновение наблюдал за ним, прежде чем вернуться домой. Взглянув на телефон, он заметил, что уже почти полночь. Он должен был покинуть дом к пяти утра следующего дня, но все же решил пока не ложиться спать. Вместо этого он использовал это время, чтобы перевязать свои раны в заточении ванной. Потому что, хотя в этом городе и был врач, Ёнджун не мог его посетить. Проблема была в том, что его раны были дерьмовыми, они были странными, ненормальными. Они не заживали должным образом, и его единственным объяснением этого было то, что он был человеком. Возможность того, что доктор увидит странность его регенерации и узнает, что это связано с его человечностью, была слишком сильным внешним стрессором, в котором Ёнджун не нуждался, поэтому он разбирался с ними самостоятельно. И если он умрет, что ж, это, вероятно, облегчит Субину жизнь. Он тихо вошел в спальню, где Джисок неподвижно и беззвучно лежал в их постели, а затем направился в ванную. Оказавшись внутри, он не стал включать свет. Его глаза были способны видеть в темноте, и он думал, что предпочитал ее дневному свету. Когда Ёнджун снял бинты с левого бицепса, то не смог на него взглянуть. Одно дело, когда кожа только что была содрана, и ему нужно было оценить ущерб. Одно дело, когда врачи в первый раз наложили ему швы, туго натянув кожу, чтобы она снова зажила. Но совсем другим делом было смотреть на то, какая мерзость обосновалась на его теле. Смена повязки на бицепсе на самом деле дарила ему невероятное количество тревожности, потому что он знал, что ощущение, звук и мысленный образ своего тела вызовут у него рвотные позывы. Если бы рана заживала нормально, первым делом остановилось бы кровотечение. Кожа начала бы восстанавливаться, может быть, появился бы шрам, а затем выровнялась там, где раньше были мышцы. Он правда был к этому готов, даже если он и гордился и привязался к своим подтянутым по сравнению с другими омегами мышцами, он все равно был готов их потерять. Он защитил свой народ, и это главное. Единственная проблема заключалась в том, что он исцелялся совершенно неправильно. Судя по тому, что Ёнджун мог понять по украденным взглядам и общему ощущению его руки, рана не заживала. Она кровоточила сквозь бинты, оставляя красный осадок в раковине каждый раз, когда он мылся. Швы на его коже, казалось, растворились или исчезли, оставив зияющую дыру на внешней стороне его бицепса. Однако, как бы ужасно это ни было, он также обнаружил, что плоть на руке отрастает. Он мог носить легкие предметы в левой руке и отталкиваться ею от земли, чтобы встать - то, чего не должен был быть способен сделать. Но как-то, почему-то мог. Должно быть, это произошло из-за оставшихся человеческих генов. Ёнджун снял повязки с обеих рук и бросил их на стойку рядом с раковиной. Как и ожидалось, тот, что он снял с бицепса, упал с мокрым шлепком и тут же начал сочиться ярко-красной и свежей кровью на белый фарфор. Затем Ёнджун включил кран, немного наклонившись, чтобы опустить руку под струю воды. Он отказывался смотреть на повреждения и просто свободной рукой набрал немного воды и вылил ее на рану. Он старался не прикасаться к ней голыми руками, уже совершив эту ошибку прежде, потому что это было отвратительно и вызывало у него ужасную тошноту. Тем не менее, он мог чувствовать судорогу мышц, вен, чего бы там ни было, когда холодная вода их касалась. Это было шоком для его организма и так же неприятно, как пить холодный яблочный сок после чистки зубов. Закончив, Ёнджун слепо перевязал руку новой, чистой повязкой. Поднеся правую ладонь под струю воды, он содрогнулся. В раковине уже лежали сгустки крови и кусочки красного, и, когда он промыл руку, упало еще больше. Он подумал, что его правая рука, обожженная серебряным пистолетом, тоже должна была покрыться шрамами. Ожоги были достаточно сильными, чтобы содрать слои его кожи, но и они не заживали должным образом. Каждый раз, когда он мыл руки, кусочки кожи отваливались и вызывали кровотечение. Словно он вступил в контакт с радиацией, а не с раскаленным металлом. Это вызывало страх, но Ёнджун отказывался идти к врачу. С его ДНК человека-оборотня и раньше случались странные вещи. Он не мог забыть, как его первоначальный укус исчез, так и не зажив.

***

5 пропущенных звонков

Ёнджун увидел количество пропущенных звонков до того, как увидел контакт, от которого все они исходили, и сразу же подорвался в постели. Его сердце бешено колотилось, а пальцы дрожали, когда он смог наконец разблокировать телефон и проверить, кто звонил.

Тэхён | 23:42 Тэхён | 23:43 Тэхён | 00:39 Тэхён | 02:06 Тэхён | 02:52

Честно говоря, он почувствовал облегчение, увидев, что это всего лишь Тэхён. Пять пропущенных звонков от Субина, вероятно, вызвали бы у Ёнджуна сердечный приступ, прежде чем он смог бы перезвонить. Но все же у Ёнджуна возникло болезненное ощущение внизу живота от любопытства, чего Тэхён мог хотеть. Он не оставил никаких смс или голосовых сообщений с пояснениями, только звонки. Это казалось странно, но также и беспокоило Ёнджуна. Он гадал, было ли это что-то важное, что-то, что могло бы навлечь на них неприятности, если бы отследили смс или голосовое сообщение. Взглянув на спящую фигуру Джисока, Ёнджун тихо выскользнул из постели. Хотел бы он, чтобы Джисока не было рядом, чтобы поговорить с Тэхёном в отдельной комнате, но было бы странно и необъяснимо разбудить его и выгнать, поэтому Ёнджун просто ушел. Он встал с кровати, вышел из комнаты, а затем и из дома. Только когда он вышел на улицу, Ёнджун заметил, что не надел куртку, оставшись в майке. Он надеялся, что было еще слишком рано, чтобы люди бродили вокруг и подслушивали его беседы, но на всякий случай Ёнджун побежал в ближайший лес и присел. Скрестив ноги и положив руки на колени, он закрыл глаза и впитал свое окружение. Звуки щебетания птиц и случайные порывы ветра, но отсутствие подозрительного хруста листьев на земле. Его разум мог заполнить пространство вокруг и подсознательно обнаружить любые изменения, которые могли бы его насторожить. Это был всего лишь человеческий инстинкт, несколько усиленный телом оборотня, но все, что у него было вместо обнаружения запахов. По прошествии нескольких минут, когда его разум создал образ того, как эта область должна выглядеть, звучать и ощущаться, Ёнджун вытащил свой телефон и набрал номер Тэхёна. Ему нужно было сохранять спокойствие во время разговора, и он напомнил себе, как важно не раздражаться, как он это сделал, когда находился в безопасности их с Субином гостиничного номера в Кымджоне. Тэхён ответил после двух гудков. И Ёнджун нервно ждал, пока парень заговорит. - Ёнджун… Я видел тебя в новостях, - заявил Тэхён. Его голос был намного спокойнее, чем ожидал Ёнджун, но все еще содержал все признаки стресса. Он говорил голосом тихим, но дрожащим настолько, что это дало Ёнджуну понять, что он пытается держать себя в руках изо всех сил. Это вызвало еще больше беспокойства в груди Ёнджуна, и ему пришлось компенсировать это глубоким вздохом, отведя телефон в сторону, чтобы Тэхён не услышал. - Это правда? Все эти вещи, что ты делаешь, правда? - Какие... вещи, - спросил Ёнджун, его голос был медленным приливом над обманчиво тихо потрескивающим пламенем Тэхёна. Он чувствовал, что полить засыпанный песком костер морской водой не поможет, как это обычно бывало. Не в этот раз. И он это услышал, когда Тэхён снова заговорил. Снова он трещал по швам, и Ёнджун не знал, как ему помочь. - Почему ты обращаешься со мной так, будто не доверяешь мне? - спросил парень. Его голос сочился отчаянием, хотя он и не повышал громкости. Это была странная смесь страха и искреннего беспокойства, и все это было так ясно в его тоне, что напугало Ёнджуна. Хотя за последние несколько месяцев он пережил больше конфликтных ситуаций, чем когда-либо в своей жизни, Ёнджун все равно каждый раз чувствовал дискомфорт из-за потери контроля. - Я не понимаю. Я пытался быть таким добрым и... и понимающим о ситуации, в которой ты находишься, но... Ёнджун ждал, но Тэхён так и не закончил фразу. В тишине он попытался собраться с мыслями, дать какой-то ответ. Его первым порывом было возразить, что он писал Тэхёну, он пытался. Они вернулись к разговорам о тривиальных вещах, как это было, когда все было нормально. Как прошел день? Какие у тебя планы? Ты ел сегодня? Это были все его попытки воссоздать их дружбу, ту, которую он знал, но как мог Тэхён ожидать, что он будет откровенно рассказывать о своей новой жизни? Это было несправедливо, его новая жизнь не включала Тэхёна. Разве ему не было позволено разделить себя на двоих? Но Ёнджун никогда бы не сказал всего этого. Он не знал, как выразить это словами так, чтобы звучало достаточно мягко, чтобы Тэхён не расстроился, или достаточно кратко, чтобы его не перебивали. Поэтому Ёнджун вернулся к своей самой знакомой поступи и пошел по пути примирения. - Тэ… - начал он, ударение на имени его друга закончилось выдохом, который звучал почти как вздох. - Я знаю, ты стараешься все наладить. Я очень ценю усилия, которые ты вложил в нашу дружбу, и хочу, чтобы ты знал, что я тоже стараюсь, - он испустил в этот раз настоящий вздох в конце своего предложения, не зная, куда свести разговор. Он не был уверен, что именно увидел Тэхён, что так его потрясло, но Ёнджун не сделал ничего, особенно в последнее время, что заслуживало бы такой резкой реакции. Он мог думать лишь о человеческой пропаганде. - Я слышал, ты убил Ликанов в Кымджоне, - заговорил Тэхён, его голос все еще слегка дрожал, но, похоже, он несколько успокоился. Ёнджун был удивлен, что его попытка проявить дружелюбие сработала, но, тем не менее, воспользовался случаем. - Это правда? - повторил Тэхён. - Да, - просто сказал Ёнджун, понимая, что его друг не хочет ничего другого, кроме четкого ответа. Он слышал, как Тэхён судорожно вздохнул на другом конце провода, и подумал, сдерживал ли он слезы во время разговора. - Я не хочу больше терять людей, которых люблю. Ты всегда входил в их число. Так что… - последовала еще одна долгая пауза, и Ёнджун гадал, следует ли ему заговорить, но понятия не имел, что сказать. Он мог слышать прерывистое дыхание Тэхёна, пока тот пытался восстановить над ним контроль, и легкую икоту в его горле, непроизвольно сжимавшемся, когда он пытался выдавить всхлип. Ёнджун мог очень хорошо распознать эти звуки, так как слышал их уже много раз, но он дал Тэхёну возможность молча их подавить. Как приятно было выплакаться перед мистером Кимом. Жаль, что Тэхён никогда этого не испытает. Когда он, наконец, достаточно успокоился, чтобы снова заговорить, это было кратко. - Двадцатое ноября. Сансо. Тебе придется сделать это снова, - его голос был краток, но Ёнджун мог слышать одышку и перегруженность в его тоне. Тэхён повесил трубку, прежде чем Ёнджун успел ответить. И перед Ёнджуном стояла задача не только расшифровать, почему его друг был так расстроен, но и объяснить Субину, откуда он теперь знает, что на оборотней последует очередная атака Ликанов. Не потребовалось много времени, чтобы решить, что сбережение его народа важнее, чем гнев Субина на Ёнджуна за неповиновение ему. Ведь Ёнджун никогда бы не узнал об этом, если бы не его разговор с Тэхёном. Субин был умным человеком. Он наверняка признает положительные стороны в том, чтобы иметь человека в центре Сеула на их стороне. Поэтому Ёнджун позвонил ему. Его сердце немного быстрее колотилось, пока шли гудки, но он сделал несколько глубоких вдохов и продолжил успокаивать себя, как научился. Субину потребовалось некоторое время, чтобы взять трубку, но когда он это сделал, его голос звучал немного встревоженно. - Ёнджун? Что-то не так? - спросил он. На секунду Ёнджуну захотелось его успокоить. Это всегда было его первым побуждением, и он чувствовал себя немного виноватым за то, что позвонил, когда это можно было делать только в экстренных обстоятельствах. Но, ну, это был экстренный случай. До атаки оставался еще месяц, но им все равно нужно было как можно больше времени. - Да. Двадцатого ноября в Сансо произойдет еще одно нападение людей-ликанов. Это вся информация, что у меня есть, так что я не знаю, как ты планируешь это исправить, но подумал, что ты должен знать. Ёнджун почувствовал, как шестеренки крутятся в мозгу Субина еще до того, как тот заговорил. - ...Откуда ты это знаешь, - его тон был мрачно-раздраженным, и Ёнджун съёжился, но попытался притвориться, будто ничего не заметил. - Тэхён… сказал мне… прости, - голос Ёнджуна стал тихим и неуверенным, немного смущенным тем, что он так сильно провалился в своих попытках быть собранным перед Субином. Через несколько секунд, проведенных в раздумьях, Ёнджун снова услышал голос Субина. - Я не хочу ссориться, - заявил он, и Ёнджун согласился всем своим сердцем. Субин был последним человеком, с которым он хотел бы спорить. - У меня сейчас так много забот, и я бы хотел, чтобы ты их не добавлял, хотя знаю, что это не твоя вина. Знаешь, я координировал свои действия с командующим Ивасаки, чтобы отправить войска в Тэгу, чтобы обезопасить его, но если будет атака на Сансо, то это важнее. Ты абсолютно уверен, что это правда? Ёнджун вздохнул. - Ну, я не заглядываю через плечо президента Муна, чтобы точно узнать, какие у него планы. Все что я знаю - то, что сказал мне Тэхён. «Двадцатое ноября, Сансо». Вот и все. - Не надо со мной этого тона, - предупредил Субин, и Ёнджун понимал, что разговор быстро идет наперекосяк. Вместо того, чтобы еще больше его провоцировать, он заставил себя изобразить дразнящий вид и снова заговорил. - Я буду делать, что хочу! - он улыбнулся, хотя Субин этого и не видел, а его голос стал таким же слащавым, как и его запах. - Я Чи-Ээб, не забывай об этом~ Он услышал тихое «хмф» по телефону, прежде чем Субин снова заговорил. На этот раз он звучал гораздо спокойнее и тише. - В любом случае, я скучал по твоему голосу. Ёнджун улыбнулся, на этот раз искренне. - Я тоже скучал по твоему. Я бы хотел, чтобы мы чаще разговаривали… - Мм… - промычал Субин. - Знаешь, я без тебя питаюсь, как крестьянин. А ты нормально питаешься? ЛДС принес тебе больше еды, как я просил? - Эм... - Ёнджун задумался. - Думаю, да. Они, наверно, это сделали, пока меня не было дома... да... я заметил, что холодильник произвольно пополняется. Ты же не все это поймал, да? - Нет, все, - быстро ответил Субин. - Все поймал сам. Короче. Ёнджун немного подождал, но Субин больше ничего не говорил. Он понимал, что их время вместе подходит к концу, и пока не хотел отпускать Субина, поэтому Ёнджун быстро подумал о другой теме. - Знаешь, Кай никогда не выходит из дома. По крайней мере, я никогда не видел, чтобы он уходил. Что именно он делает? - Т-Ты не знаешь, что он делает? - спросил Субин, и его голос звучал недоверчиво. Ёнджун надул губы, сбитый с толку подобной реакцией. Несмотря на то, что они жили в одном доме, Ёнджун ни разу не разговаривал с Каем после первого дня. Они с Каем никогда не были близки, поэтому он не знал, почему Субин ожидал другого исхода. - Что ж. Думаю, мне придется позвонить ему после, - Субин говорил короткими, отрывистыми фразами. Но он вынужден был признать, что раздражение Субина по отношению к Каю было слегка отрадно. Кай заслужил это за то, что был мудаком, и Ёнджун надеялся, что Субин порвет его на куски. - Я должен идти, - внезапно сказал Субин, и Ёнджун надулся. - Пока, Ёнджун. - Пока.

***

- Спасибо вам! Спасибо, Ч’эб, я этого не забуду! - омега поклонился до пола, касаясь ступней Ёнджуна дрожащими пальцами. - Спасибо! Ёнджун подождал с ровным выражением лица, пока мужчина снова выпрямится. Тогда Ёнджун ободряюще улыбнулся ему и проводил его до входной двери. - Пожалуйста, не беспокойтесь об этом. Это моя работа - защищать сообщество, - он надеялся, что мужчина примет его слова и уйдет, но омега снова поклонился ему, на этот раз в бедрах. - Я буду хвалить вас на весь город. Ёнджун попытался скрыть шок на лице, но легко приподнятые брови выдали бы его любому, кто обращал достаточно внимания. Слова омеги были приятны, но также и немного ошеломляющи. Тем не менее, Ёнджун улыбнулся и кивнул, прежде чем поблагодарить мужчину, наблюдая, как он уходит. Как только омега скрылся из виду, Ёнджун вздохнул и закрыл дверь, его забинтованная рука задержалась на ручке, пока он выпускал воздух из груди. Этот омега был последним человеком, который назначил ему встречу на сегодня, так что теперь он мог сосредоточиться на том, чтобы избавиться от смотрителя сирот. - Эй. А может и нет. Ёнджун обернулся и увидел Кая, стоящего на пороге, ведущем на его сторону дома. Его руки были скрещены, а лицо ничего не выражало, но, по крайней мере, это было лучше, чем если бы он был зол. - Мне нужно, чтобы ты кое-что для меня попробовал, - с этими словами Кай повернулся и пошел в дом. Ёнджун последовал за ним, хотя и не хотел. После разговора с Субином он был уверен, что именно поэтому Кай вдруг решил взаимодействовать с ним. У Ёнджуна были другие планы на оставшуюся часть ночи, но, вероятно, нехорошо будет выглядеть, если он откажет Каю сейчас. Если он это сделает, Кай наверняка его возненавидит. Альфа провел Ёнджуна мимо гостиной в его личную спальню. На его кровати все еще были беспорядочно разбросаны бумаги, скоросшиватели и папки, что накладывались друг на друга так, что невозможно было ничего прочесть. Его стол был покрыт маленькими квадратиками чего-то похожего на ткань, приплюснутыми к дереву, но испещренными крошечными складками, словно их несколько раз скомкали в шарики. Но что привлекло внимание Ёнджуна, так это центральная часть стола: маленькая, серая подставка на ножках с серебряным шаром наверху. Он был почти похож на гадальный хрустальный шар из-за блеска полированных краев. Он даже мог видеть размытые очертания отражения комнаты внутри. - У тебя есть серебро? - спросил Ёнджун. Он наклонил голову в сторону Кая, который теперь возился с маленькими квадратиками ткани. Он взял кусочек, взглянул на шар, а затем положил его и взял другой. Ёнджун не мог понять, действительно ли это что-то значило или Кай просто прикасался к вещам из нервозности. Но, в конце концов, на его вопрос, казалось, был дан ответ. Кай повернулся к нему и протянул один из квадратов. - Это не настоящее серебро, это я создал. Ёнджун ждал дополнительной информации, но ее так и не поступило. Взяв маленькую тряпицу, он выжидающе посмотрел на Кая, прежде чем снова заговорить. - Тогда что это? Как ты это создал? - Это прототип «осязаемого серебра». Я работал над ним несколько месяцев… когда настоящий оборотень прикоснется к нему, он лишь обожжет его, а не убьет. Так что… сначала коснись его голой рукой, - Кай говорил с хмурым выражением лица, когда смотрел на Ёнджуна, словно все еще недолюбливал парня и не доверял ему. Его предыдущие слова все еще звенели в голове Ёнджуна и заставляли его очень внимательно относиться к каждому изменению тона или малейшему движению. Застряв в комнате наедине с Каем, он чувствовал себя крысой, загнанной в угол львом. Это было крайне неуютно. Тем не менее, Субин создал впечатление, словно Кай и Ёнджун должны были работать сообща, поэтому он предположил, что все это было в планах его пары. И если так оно и было, Ёнджун доверял ему. Он сделал шаг к столу, когда Кай отошел с его пути, а затем прижал тыльную сторону пальцев к шару. Он был немного теплым, как будто несколько часов пролежал под солнцем, но не более того. Ёнджун немного смутился из-за отсутствия реакции и быстро отдернул руку. Из его предыдущего разговора с Каем казалось, что мужчина знал о человеческом статусе Ёнджуна, но никогда не говорил об этом напрямую. Так что Ёнджун не знал, должен ли он притвориться, будто его обожгло. Однако, когда он поднял взгляд и они встретились взглядами, Кай просто кивнул. - Ясно, - сказал он тихо, словно разговаривая сам с собой. Затем Кай проскользнул мимо Ёнджуна и выдвинул ящик стола, обнажив тот же серебряный пистолет, из которого он стрелял в Ликанов. - Возьми его, прикрыв ладонь тканью. Ёнджун расправил ткань, чтобы она покрыла ладонь и пальцы, как носовой платок, прежде чем медленно потянуться в ящик. Как только его покрытая кожа коснулась серебра, он непреднамеренно отпрянул. Тепло перетекло на кожу, словно ткани и вовсе не было. Словно он поднес к огню палец, скрытый кружевом. - Попробуй это, - заговорил Кай, уже держа в руках новый кусок ткани для Ёнджуна. Этот был немного толще, почти как кожа, тогда как первый походил на хлопок. - Знаешь, я проверял их на серебряном шаре, а не на настоящем серебре. Если я облажаюсь, то… - фыркнул Кай. Ёнджун мог представить, что случилось бы, если бы Кай прикоснулся к пистолету этим куском ткани. Его рука тут же расплавилась бы, зашипела и обварилась бы до кости. Растеклась бы по его руке и телу, пока не осталось бы ничего, кроме скелета и комка его внутренностей, собравшихся вокруг него на полу. На самом деле, у Ёнджуна могла даже возникнуть навязчивая мысль бросить пистолет в Кая, просто чтобы тот умер. Но он не собирался. Он так не думал. - Как ты принес сюда пистолет? - спросил Ёнджун. Он положил новую ткань на ладонь, как раньше, и осторожно коснулся ствола пистолета. Он все равно обжигал, но далеко не так сильно, как в первый раз. Это напомнило ему поход в ресторан, где ему подают еду на тарелке, запеченной в духовке. Недостаточно горячая, чтобы коснуться, но достаточно, чтобы держать в руках долгое время. - У нас есть инструменты для перемещения серебра, не приближаясь к нему. Это мне ничего не говорит, подумал Ёнджун, но забил. Кай походил на неочищенный артишок. Ёнджун просто кивнул, промолчал и принял новый кусок ткани, когда Кай протянул его ему.

***

Ёнджун стал немного лучше говорить перед омежьей толпой. Он не запинался, не путал слова и не мямлил в своих монологах. Было все еще пугающе вглядываться в толпу, где сотни омег молча стояли, предвкушая каждое его слово. Но осознание, что их накал исходил из уважения и рвения, помогало успокоиться. Хван хорошо постарался, пропагандируя его с помощью плакатов, текстовых уведомлений и даже недавно восстановленной Ликанской сети вещания. Эти люди настолько ловили каждое его слово, что стали называть его Ч’эб с тех пор, как он случайно заплелся и сократил термин. Все было нормально, на его языке это звучало даже лучше, чем неуклюжее Чи-Ээб. Но с властью было нелегко справляться. Знание того, что он может повлиять на их мнение и жизнь одним тихим предложением, было скорее ошеломляющим, чем воодушевляющим. Он намеревался использовать его для улучшения их сообщества и омежьего общества в целом, но он все еще был молод. Он все еще был неопытен. Даже с самыми лучшими намерениями он неизбежно мог совершить критические ошибки. Несколько мужчин стояли в глубине комнаты с большой камерой впереди; прямая трансляцию на Ликанскую сеть вещания, которую смотрели тысячи других оборотней. Ёнджун старался не слишком об этом задумываться. - Мы, как омеги, несем… такую большую ответственность в этом сообществе, - заявил он медленным, расчетливым и мягким голосом. - Никогда нельзя недооценивать, насколько мы уникальны. Мы - единственный вид, способный произвести на свет кого-то столь сильного и могущественного, как альфу. - Ёнджун вздохнул, прежде чем снова заговорить, немного нервничая из-за того, что собирался сказать, хотя и верил в это. - Было бы нечестно с моей стороны отрицать, что между нами, альфами и омегами, присутствовало напряжение. Но следующее поколение начинается с нас. Поскольку все альфы ушли на передовую нашей войны, мы остались здесь с детьми. Мы их кормим, растим, защищаем и учим. То, как наши молодые альфы обращаются с нами, зависит от того, как мы позволяем им с нами обращаться. Вы должны воспитывать своих детей не только с уважением, но и с гордостью к этому уважению. Ёнджун медленно встал со своего места, наблюдая, как глаза омег следуют за его движением. На его маленькой сцене в передней части здания было мало места, но он все же сделал несколько шагов вправо, прежде чем снова заговорить. - Несколько дней назад я гулял по городу с одним из моих знакомых, когда молодой альфа, лет десяти, наверное, назвал его, проходя мимо, «йеханом». Вы слышали такое слово? - спросил Ёнджун, многозначительно вглядываясь в толпу. Некоторые медленно кивали, некоторые качали головами, но все внимательно наблюдали за Ёнджуном. - Я не знал, что это значит, - резко сказал он, отворачивая от них голову. - Поэтому я расскажу всем, кто был на моем месте. Это значит шлюха. Шалава. Проститут. Они все одинаковые в конце концов. Они все одинаково неуважительные, одинаково губительные. С громким вздохом Ёнджун снова опустился на пол, сев перед своим маленьким деревянным столиком. - Я задавался вопросом, - медленно продолжил он, - ‘каким образом был воспитан этот ребенок, что позволяет себе так обращаться с омегой’? Это наверняка был не первый раз, когда он говорил с таким неуважением, и, если его не исправить, то, конечно, не последний. На что я сейчас намекаю, так на то, что каждый из вас может либо продолжить, либо завершить цикл. Если вы станете учить своих детей относиться к другим с уважением, то благословите своих потомков на лучшую жизнь. Это эффект просачивания; все, что вы делаете, изменит жизнь ваших детей, внуков и каждой души. Ёнджун закончил этот раздел своих учений, хмыкнув, прежде чем просмотреть свои записи, чтобы вспомнить, какая тема будет следующей. Остальная часть его семинара прошла без осложнений. Вместо того, чтобы продолжать идти по пути политики, он переключился на образование. Он говорил об истории конфуцианства, читал некоторые традиционные сказки, но избегал всего, что связано с сыновней почтительностью или уважением к старшим. Честно говоря, Ёнджун не удивился бы, если бы Субин в конечном итоге изменил философию в будущем, перефразировав поклонение родителям в поклонение альфам. Эта мысль заставила губы Ёнджуна сжаться. В конце семинара операторы остановили съемку. Трансляция прекратилась, и омеги начали кланяться Ёнджуну со своих мест. Они уже встали, как всегда из уважения к нему, и ждали. Ёнджун по обычаю уходил первым, а омеги могли остаться и подать заявку на личную встречу с ним, если захотят. Хотя он заметил, что они, как правило, использовали это время как общественное собрание, в то время как лишь немногие просили о встрече с ним. Когда он нырнул в заднюю комнату собрать свои вещи, чтобы вернуться домой, Ёнджун услышал, как люди говорят о его уроке. Обычно они говорили о вещах, которые не совсем понимали, и помогали друг другу в процессе обучения, но иногда и сплетничали. О других омегах, альфах или своих детях. Это напомнило Ёнджуну, как его мать беседовала со своими подругами. Несмотря на то, что он не мог участвовать в подобной деятельности, когда на кону стояла его репутация, он представлял себе жизнь, в которой мог бы. В той, где у него не было столько обязанностей. Он гадал, чувствовал ли когда-нибудь Субин то же самое. Положив все свои бумаги, заметки и книги в сумку, Ёнджун снова вышел на платформу и начал спускаться мимо скамеек, пока люди расступались с его пути. Чувство вины гложило его разум, веля ему остаться и пообщаться с ними, но как он мог? Ему нечего было сказать. Он просто слишком отличался. Ёнджун открыл дверь и вышел на открытый воздух. У двери стояли два альфы, высокие и прямые. Ёнджун видел, как скука от защиты прав омег, что учились под началом Ёнджуна, действовала на них. В этом городе не было других альф, кроме членов ЛДС, поэтому никто никогда не пытался остановить службу. Более того, всего несколько осуждающих омег жаловались и пытались закрыть собрание. Он никогда не мог этого понять. Но это было не его дело. Ёнджун просто продолжал свой день. Он прошел мимо альф, ничего не сказав в их сторону, а затем вышел на узкую улицу. Как только его нога коснулась земли, Ёнджун услышал странный шум сверху. Шум рассекаемого воздуха, когда огромный, черный, военный самолет прорвался сквозь облака. Его гул был громче, чем Ёнджун когда-либо слышал, настолько, чтобы проникнуть в уши и ударить прямо по нервной системе. Его тело дернулось в сторону звука, и он увидел самолет, летящий вдалеке, низко над землей. Достаточно низко, чтобы раздуть листву на верхушках деревьев своим искусственным ветром и горячими ударами реактивных двигателей. Через несколько секунд после того, как глаза Ёнджуна встретились с самолетом, он увидел крошечные черные точки, падающие вниз сквозь голубые небеса. Они упали на землю, и Ёнджун не видел, как они взрываются над верхушками деревьев, и не слышал, как они взрываются из-за гула двигателей самолета, но его сердце все равно всецело остановилось. Самолет шел прямо на них. Прежде чем мозг Ёнджуна успел осознать происходящее, он обернулся. Альфы все еще стояли там, прямо перед дверью, с револьверами, длиной с их собственные руки, свисающими с ремней за плечами. Они оба сразу же почувствовали страх Ёнджуна, их красные глаза метнулись к нему, когда он поспешил обратно. - Самолет! - он махнул рукой вдаль, схватив за рукав ближайшего альфу. Его голос превратился в крик, но все еще звучал тихо для его собственных оглушенных ушей. - Они бомбят! - закричал он, широко раскрыв глаза. - Увести... мы должны увести всех с улиц! Он слегка встряхнул альфу, наблюдая, как мужчина смотрит на него с таким же удивлением, как и он сам. Паника, наконец, разлилась по его венам, потрясла каждую нервную клеточку и заставила реакцию «бей или беги» разноситься по нейронам мозга. Когда он отстранился от мужчины, намереваясь вернуться на дорогу, чтобы увести любого на улице в безопасное место, Ёнджун почувствовал, как большая рука схватила его за правое предплечье. Воспоминания о том, как его схватили, удерживали, укусили и затолкнули в бомбоубежище, сразу же вернулись в разум Ёнджуна. Он с силой вырвал свою руку из хватки мужчины, широко раскрыв глаза от страха, что никто здесь не сможет ему помочь. Он отшатнулся назад, когда схвативший его альфа вдруг поднял руки перед собой. - Эй, эй, успокойся! - позвал низкий голос. - Это не бомба! По какой-то причине эти слова сбили Ёнджуна с толку еще сильнее. - Они не сбрасывают бомбы!- повторил второй альфа, и взгляд Ёнджуна переместился на него, прежде чем он снова посмотрел на первого. Оба были уверены, что самолет их не бомбит? Сильный ветер развеял волосы Ёнджуна, когда самолет пролетел над головой, и, увидев, как тот исчезает над верхушкой церкви, он почувствовал, как его сердце подскочило к горлу. На мгновение он был полностью уверен, что они вот-вот умрут. Его разум не мог полностью охватить что-либо, кроме этого факта. И страх приковал его к месту. - Эй… никто не знает, что ты здесь. У них нет причин бомбить этот город, - один из мужчин потянулся к Ёнджуну, но парень внезапно вздрогнул при виде альфы, что пытался прикоснуться к нему. Он не мог смотреть им в глаза, и все его тело было похоже на карточный домик, который рассыплется, едва он попытается пошевелиться. Но все же. Он сделал несколько шагов назад, а затем пробормотал. - Мне нужно домой. Ёнджун не мог понять, говорили ли они что-то еще, потому что его уши тут же начали наполняться ватой, пока весь мир не зазвучал как радио-помехи. Он даже не мог сказать, кивнули ли мужчины или покачали головой, или еще что-то, потому что мог лишь немедленно развернуться и начать уходить. Ноги несли Ёнджуна по дороге, и он даже не задумывался, куда идет, но мышечная память указала ему правильный путь. На протяжении всего пути Ёнджуну было трудно дышать. Каждая конечность походила на желе, и его сердце не переставало биться в грудь с каждым ударом. Это было худшее, что он чувствовал за долгое время, и он не знал, почему. Не было даже никакой опасности. Он слишком остро отреагировал, и его тело наказывало его за это. Когда Ёнджун поднял свою забинтованную правую руку, то увидел, как ее сотрясает дрожь. Это было правда неловко. Ему нужно было вернуться домой и немного полежать.

***

Как только рассвело, Ёнджун, спотыкаясь, вышел из дома, по подъездной дорожке и в лес. Не так давно взошло солнце, из-за чего охранники оставили свои посты без присмотра и перебрались в другое место в городе. Пока никто не видел его и не чувствовал его запаха, Ёнджун сбежал. Глубоко в лес, где, как он думал, радиус его запаха был недосягаем. Оказавшись достаточно далеко, он сел под деревом и накинул на плечи свою небольшую белую шаль. Он завязал ткань узлом спереди, пока она не ниспадала на его руки и не покрывала каждый дюйм кожи на запястьях, которые слегка высунулись, когда он поднял телефон перед собой. Тэхён написал Ёнджуну сообщение, что им нужно поговорить как можно скорее. Конечно, думая, что речь идет о предстоящем нападении на Сансо, Ёнджун знал, что ему нужно немедленно перезвонить Тэхёну. В его голове прокручивалось так много различных возможностей, так много страхов и тревог по поводу того, что Тэхён мог рассказать ему о других вещах, что изменят жизнь, что это было крайне напряжно. Ёнджун не хотел звонить, он правда не хотел знать. Если бы только Тэхён мог поговорить напрямую с Субином, чтобы все утряслось еще до того, как Ёнджун успеет об этом услышать. Но ему так не везло. Телефон звонил всего несколько секунд, прежде чем Тэхён ответил. - Привет. Ёнджун? - спросил он. Его слова были произнесены совершенно другим тоном, чем в прошлый раз. Тогда его слова извлекались с почти непреодолимой эмоцией, теперь они были короткими и отрывистыми. - Да, - ответил Ёнджун. - В чем дело? - в последовавшей короткой тишине он услышал пронзительный постукивающий звук, почти похожий на щелчок компьютерной мыши. Это сразу же вызвало у него странное чувство в животе, и то же предчувствие, которое он часто испытывал в этом городе, быстро вернулось. Желание прямо спросить Тэхёна, что это было, пришло ему в голову, но он сдержался. Если бы Тэхён что-то замышлял, он, конечно же, придумал бы отговорку, если бы его спросили напрямую. Поэтому Ёнджун ждал. - …Я не хотел говорить тебе это раньше… - начал Тэхён с тяжелым вздохом. - Моего отца забрали в солдаты, и он не вернулся, - слова были сказаны быстро, словно были обтянуты колючей проволокой, пока вырывались изо рта парня. - Ничего не говори. Не извиняйся, не сочувствуй, ничего не говори. Я сам с этим справляюсь. Ёнджун закрыл глаза, сдерживая все слова, которые хотел сказать. Странным образом он чувствовал себя более привязанным к Тэхёну по-родительски, чем когда-либо прежде, хотя Тэхён не был одним из его. Это было похоже на отказ от темпераментного сына-подростка, а не на установление границ скорбящего друга. Ёнджун мог представить себя, прижимающего Тэхёна к собственной шее, чтобы избавить от боли, пусть даже на мгновение, и он надеялся, что его друг сможет почувствовать эту связь по телефону. - Я просто… просто хочу кое-что узнать. И пожалуйста, Господи, будь со мной честен. Ты на их стороне? Ёнджун не открывал глаз, словно это могло уберечь его от разговора. Он мог бы сказать «нет», мог бы соврать, но чувство вины съедало его, и он чувствовал некоторую потребность раскаяться в боли, причиненной другу. Поэтому он заговорил, как можно тише и мягче: - Я хочу, чтобы люди и оборотни поладили. - Все равно, что желать нам смерти, - сорвался Тэхён. - Я видел ваши фотографии с Чхве Субином. Если бы тебе было не насрать на нас, людей, ты бы никогда не взглянул на чертового... чертового диктатора, чертового тирана, выступающего за геноцид! Тебе есть дело до твоей семьи, твоих друзей, твоих одноклассников, твоих соседей? Тебе есть дело до кого-нибудь, кто знал тебя настоящего? Того Ёнджуна, что смотрел фильмы на проекторе учителя Сина после вечерних курсов? Что покупал бабл-ти у госпожи Цзян каждое субботнее утро, пока она не начала раздавать его бесплатно? Тебе есть дело до тех, кто любил тебя таким, какой ты есть, а не промывал мозги, заставляя убивать собственный народ? Потому что вот что случится, если ты продолжишь это делать. Ты станешь убивать собственный народ. Тэхён прервал свою тираду вздохом, когда понял, что Ёнджун не отвечает. - Я просто хочу, чтобы ты задумался. Ты всегда был рассудителен. Ты можешь вернуться к человечеству, и мы всегда примем тебя обратно, Ёнджун. Я обещаю тебе. Не только я, но и твой отец. Слова были сказаны так небрежно, что Ёнджун почти не понял, что они были сказаны. Но как только его мозг обработал слова, он почувствовал, словно в нем произошло короткое замыкание. - Мой… мой отец? - недоверие пропитало каждый сантиметр его голоса, но вскоре оно сменилось бешено колотящимся сердцем. - Мой отец? - Да, - выдохнул Тэхён. - Сегодня я нашел твоего отца в списке пропавших без вести. Вот почему я поспешил позвонить тебе. В отличие от слышимых глубоких вдохов Тэхёна, Ёнджун думал, что он вообще не дышал, по крайней мере, целую минуту. Он не мог полностью осознать, что ему только что сказали. Факты были прямо перед его лицом, вырезаны на коре дерева прямо перед ним, но Ёнджун не мог их уловить. - Мой отец, - повторил он. - О Боже, - его тон стал совершенно ровным и спокойным, полностью противоположным вспышке, что он чувствовал внутри. - Чохи с ним? Наступила долгая пауза, прежде чем Тэхён заговорил. - ...Нет. Прости, Ёнджун. С этими словами Ёнджун выдохнул застрявший в груди воздух. Он все еще не мог толком думать, знал, что ему нужно задать вопросы, но не мог сформулировать их словами или даже вспомнить, что они собой представляли. - Я просто хочу, чтобы ты кое о чем задумался: что твой отец подумает о том, кем ты стал? - спросил Тэхён спокойным голосом. - Я знаю ответ, и ты тоже. Я напишу тебе позже. Ёнджун услышал финальный щелчок. Долгое время он продолжал держать телефон у уха, собирая энергию только для того, чтобы разжать пальцы, пока телефон не упал на землю. В тишине Ёнджун слышал, как травинки мягко шуршат под устройством. Он долго сидел, пытаясь сдержать свои эмоции, чтобы случайно не испустить запах, который заставит альф из ЛДС примчаться к нему. Но внезапно смысл того, что ему только что сказали, поразил его сильнее, чем любые эмоции, которые он испытывал прежде. Слезы продолжали катиться по щекам, даже когда он их вытирал, и, в конце концов, он подтянул колени к груди, обхватил их руками и уткнулся лицом в белую ткань штанов. Через несколько минут Ёнджун услышал хруст листьев. Он и так уже пытался подавить свой запах, но осознание того, что кто-то приближается, заставило его стараться еще усерднее. Шаги остановились на приличном расстоянии позади него, но Ёнджун не обернулся, чтобы взглянуть. Это мог быть кто угодно, все они были одинаковы. Не было ни Субина, ни Бомгю, ни мистера Кима, чтобы прийти и утешить его; здесь не было никого, кому было бы комфортно с ним. Поэтому, едва человек заговорил, он понял. - Ёнджун? Вы в порядке? Робкий голос Джисока эхом разносился по открытому лесу, даже на низкой громкости. Казалось, его пугало само присутствие Ёнджуна, хотя они уже несколько недель спали в одной кровати. Его непостижимый характер, к которому Ёнджун уже привык, правда заставлял его чувствовать себя нянькой. Даже несмотря на то, что Бомгю был паршивцем, Ёнджуну нравилось находиться с кем-то, кто относился к нему, как к другу. - Извините за беспокойство, - снова заговорил Джисок, даже не дав Ёнджуну времени ответить. - Просто вы назначили встречу с бездомными омегами, чтобы обсудить с ними возможности… - с этими словами Ёнджун оторвал лицо от колен и уставился вдаль перед собой. Он знал, что сегодня должен был встретиться с недевственными омегами, но к этому моменту все его силы были истощены. Он не хотел ничего делать. Казалось, Джисок легко заметил его тревожное состояние, хотя Ёнджун и не хотел этого. - Извините, что напоминаю, если вы помните! Я просто не хотел, чтобы вы опоздали и пожалели об этом, но если вы этого и хотели, то не обращайте на меня внимания... Извините, что так много болтаю. - Все в порядке, - быстро сказал Ёнджун. - Мне нужно поговорить с ними, ты прав, - он начал убеждать себя, что это было необходимо для его психического здоровья. Лучше было отвлекаться на работу, чем поддаваться мыслям, правда? - Эм, может… вам не стоит? - тихо спросил Джисок. - Что ты имеешь в виду? - Не знаю, что случилось, но могу сказать, что вы расстроены. Думаю, может, вам стоит уделить немного времени себе... никто не может так долго держаться. Ёнджун смутно вспомнил, как Субин однажды сказал обратное довольно давно, но не смог точно припомнить. Тем не менее, его немедленной реакцией стало отвергнуть слова Джисока. - Я в порядке. Это моя работа - с ними встретиться. - Да, но ваш запах... и, кроме того, это мой народ. Думаю, я могу понять их лучше? А затем рассказать вам, что они сказали. Думаю, так будет проще. - Хм… - промычал Ёнджун, не в настроении спорить. - Хорошо. Сделай это. Джисок постоял еще немного. - Вы хотите, чтобы я ушел? Это было ужасно, но неловкость подобного вопроса рассмешила Ёнджуна. Но только на мгновение, после чего он почувствовал себя виноватым. - Джисок, прошу, я совсем не против того, что ты делаешь. Парень издал короткий звук и выразил свое согласие, хотя Ёнджун знал, что это, вероятно, никогда не помешает ему испытывать неловкость и беспокойство. Как ни странно, когда Джисок ушел, Ёнджун почувствовал себя немного лучше.

***

Однажды ночью, когда Ёнджун слегка заснул, его разбудил странный запах. Придя в сознание, он признал дым, как от потрескивающего камина или горящей сигареты. Он несколько раз вдохнул, сморщив свой непорочный нос, прежде чем проснуться. Как только его глаза избавились от сонной дымки, он вскочил в постели и сразу же начал на ощупь искать Джисока. Он резко встряхнул омегу за плечо, вырвав из него сонный визг. - Эй, эй, что горит? - спросил Ёнджун, и по мере того, как он говорил, его голос становился все более встревоженным. Не дожидаясь ответа, он встал с кровати и бросился к двери. Едва он распахнул ее, запах дыма лишь усилился. Ёнджун вышел на бетон и посмотрел на залитое лунным светом небо. Звезды ясно светили сквозь стеклянный потолок, освещая центральную бетонную часть дома, но струй дыма видно не было. Он заглянул в окно двери, ведущей в комнату Кая, и не увидел ничего, кроме темноты. Ни ярко потрескивающего пламени, ни дыма, пробивающегося сквозь щели в двери, ничего. Поэтому он повернулся к входной двери и открыл ее, тут же почувствовав более сильный запах. Было еще что-то помимо дыма, какой-то отвратительный запах, но Ёнджун не понять, что. Он мог видеть лишь полосу черного дыма, поднимающуюся над верхушками деревьев справа от него. Его первым страхом стало то, что на его людей было совершено очередное людское нападение, еще одна бомбардировка или что-нибудь, что-то, что могло бы сжечь дома или жилые помещения. Он мог лишь молиться Богу, что здание, в котором находились люди, не пострадало. Он побежал босиком по усыпанной гравием дорожке дома и по лесной тропе, которая вела его вправо. Дистанция была не слишком большой, но этого времени было достаточно, чтобы его тело перешло в режим выживания. В его груди поселилось ужасное чувство, что распространилось по всему телу в виде адреналина. Он впивался в мышцы его бедер и икр, заставляя сильнее отталкиваться от земли, шагать вперед на большее расстояние и быстрее двигать ногами. Он даже не чувствовал нагрузки, пока не достиг входа на крошечную городскую площадь. Там не было ничего, кроме здания суда, которое не использовалось уже много лет. Его деревянная конструкция постарела и сгнила, и, вероятно, входить в него уже было небезопасно. Некоторые части отсутствовали; участки сбоку были выкопаны, и образовалась гигантская дыра в том месте, где когда-то стояла стена. Чего Ёнджун не ожидал, так это бушующего пламени, что был разведен неподалеку. Груда дров была почти двухметровой высоты, и из нее вырывалось пламя высотой почти с здание суда. Ярко-желтый свет обжег сетчатку Ёнджуна, едва он вышел из тени леса на городскую площадь. Запах дыма был явно сосредоточен в этом месте, но был омерзительно вонючим, как от канализации. Нос Ёнджуна сморщился от отвращения. Удивительно, но люди не бегали в панике и не прятались от страха. Большинство стояло на приличном расстоянии от пламени, обмотав нижнюю половину лица кусками ткани и завязав их на затылке. Некоторые бросились к Ёнджуну, наклоняясь и касаясь его ног, прежде чем снова встать. Он прищурился на них, не видя ничего, кроме белого света от пламени, что продолжал заслонять глаза. - Что это? Что вы делаете? - спросил он, и трое омег переглянулись. Один достал кусок ткани и передал его Ёнджуну, который начал завязывать его вокруг своего лица, приподняв на них брови. - Хм? Омега слева указал на огонь, прижав большой и указательный пальцы к носу, словно все еще чувствовал его запах сквозь ткань. - Смотритель сирот сказал, что люди в нашем городе и соседних калечат детей-сирот. Ёнджун долго смотрел на мужчину, а затем на огонь. - Нет, - заявил он. Трое омег переглянулись, после чего заговорил еще один. - Да, с ними делали ужасные вещи. Им в глаза заливали хлорку, запястья размалывали молотками, подошвы обжигали железом, пока они не начинали хромать… ох, это ужасно. Это было небезопасно. - Нет, - Ёнджун покачал головой. - Люди вроде нас, что не выросли в военное время, никогда не смогут понять, через что прошли эти сироты, - третий омега мягко заговорил и поднял ладони вверх, как при аресте. - Видеть, как они мучаются, ох, это было ужасно. Вы поймете, когда станете родителем. Ёнджун вдохнул, но не почувствовал, как воздух поступает в легкие. Сочетание густого дыма и этого отвратительного запаха прилипало к тряпице на носу и не позволяло пропускать настоящий воздух, по крайней мере, так ему казалось. Он потянул ткань вниз, готовый почувствовать мерзкий воздух, и отвернулся от болтающих омег. Вместо этого он повернулся к огню, все еще не совсем готовый поверить в то, что предвосхищал, и надеясь, что неправильно истолковал слова омег. Но потребовалось всего несколько шагов и более глубокий прищур глаз, когда он посмотрел прямо в кучу дров на дне костра, пока не увидел именно то, что и думал. Ёнджун подошел ближе, пока запах не вызвал у него тошноту. В пламени были выстроены груды тел, меньшие лежали поверх больших, все в одном и том же положении: руки вместе за спиной, а ступни и колени связаны вместе под ними. Все другие черты были совершенно неразличимы, так как их лица, тела и волосы были полностью обуглены. Никто не двигался, и все явно были уже давно мертвы. Спасти их было невозможно. Ёнджун опустился на колени перед пламенем, чувствуя, как волны жара опаляют его щеки. Он выдохнул и склонил голову к земле. - …Что вы… - горько спросил он, понимая, что треск пламени не позволит никому услышать его голос. - Что… Ёнджун перевел взгляд обратно на тела в огне и заставил себя запомнить как можно больше деталей, которые он мог за раз выжечь в памяти. Казалось, он сидел в той же позе часами. Он гадал, как нечто подобное могло произойти под его началом. Он полагал, что слишком долго не отвечал на их зов о помощи, хотя и работал над тем, чтобы помочь им в других аспектах каждую минуту бодрствования. Он посвятил им свою жизнь в надежде, что они отплатят ему уважением и подарят ему минимум того, о чем он просил, но этого было недостаточно. Он делал так много, но, казалось, ничего не получал взамен. Ничего. Он был невероятно разочарован в своих омегах и имел глубокое желание никогда больше ничего для них не делать. Он просто не мог понять, как это произошло без его ведома. Конечно, он не мог быть рядом с омегами каждую секунду и не мог каждую секунду защищать людей, но он и не думал, что должен. Альфы ЛДС на то и существовали, чтобы поддерживать порядок, но он чувствовал себя глупо, испытывая удивление, что они допустили подобное. На самом деле они присутствовали не для того, чтобы безоговорочно защищать его или даже безоговорочно защищать систему, как он по глупости полагал. Даже если люди цеплялись за его слова, это было только при условии, что его конечной целью было господство оборотней. Если они с Субином вдруг умрут, они лишь будут равняться на следующих лидеров, которые разделяли их собственные убеждения. Это могло быть правильным мышлением в современную эпоху, но они вошли в постмодерн, и то, что они следуют за Ёнджуном как за личностью, а не за его конечными целями, было на благо оборотней. Ёнджун встал со своего места перед огнем и обернувшись понял, что оказался один. Ради собственного утешения Ёнджун решил позвонить Субину. - Что-то не так? - это всегда были первые слова Субина. Он явно уже спал, и Ёнджун чувствовал себя слегка виноватым. Но только слегка. Часть его хотела рассказать Субину, чем поделился Тэхён. Что его отец был жив. Но он не стал. Он подумал, что лучший способ действий - сохранять молчание. Тэхён хотел, чтобы он выбрал сторону, и Субин захотел бы того же, если бы знал, но Ёнджун не хотел. Он и не должен был, решил он. С его стороны было разумно примирить обе стороны изнутри структуры власти, и как только люди и оборотни снова примирятся, он сможет безопасно встретиться со своим отцом и Тэхёном. Нет необходимости выбирать стороны. Он мог быть человеком и оборотнем одновременно. Поэтому вместо того, чтобы говорить на чистоту, Ёнджун сменил тему. Он рассказал Субину обо всем, что сделали омеги. И он рассказал Субину обо всем, в чем они просчитались, создавая свой образ эталонной, доступной и предупредительной пары.

***

7:37 Субин Иди в лес за домом, когда закончишь обучение Ёнджун не видел сообщения, пока не начал собирать свои книги и бумаги в задней комнате церкви. Но едва он его прочитал, его глаза расширились, и он почувствовал, как сердце бешено забилось в груди. Его первой мыслью, конечно же, стало то, что Субин будет ждать его там. Он молился Богу, чтобы это не было нечто другое, ни подарок, ни сюрприз, он просто жадно желал Субина. Поэтому Ёнджун быстро собрал свои вещи и повесил сумку на плечо, прежде чем миновать скамьи и выйти из церкви. Он шагал бодро, но старался не слишком торопиться. Сообщение Субина было непринужденным, и Ёнджун старался подстроиться под его энергию. Он добрался до дома намного быстрее, чем обычно, но не вошел. Вместо этого он обошел дом и направился назад, туда, куда никогда раньше не ходил. Весь дом был окружен лесным массивом, и было легче добраться до леса перед подъездной дорожкой, но мысль о том, что Субин ищет больше уединения, заставила Ёнджуна прикусить губу в предвкушении. Через несколько мгновений на него накатила легкая волна вины, и он быстро выбросил эту мысль из головы. Он не должен был даже думать о сексе, как бы подавленно он себя ни чувствовал, живя в одной спальне с другим омегой. Деревья вокруг дома были редкими, но высокими. Они давали довольно удобное место в тени и достаточно места для пикника. Хотя сейчас была середина ноября, Ёнджун предпочитал, чтобы его кожа находилась под солнечными лучами, которые все еще пробивались сквозь голые ветви берез над головой. Шагнув в промозглый лес за домом, Ёнджун плотнее укутался в свой длинный кардиган. Старый, черный был уничтожен в Кымджоне, но люди в этом городе часто дарили ему одежду, которая соответствовала его дресс-коду: все белое. Ну, не он так решил, это просто случилось. Поиски Субина не заняли много времени. Он сидел, устроившись на земле всего в минуте ходьбы по прямой. Его спина была обращена к Ёнджуну, но Ёнджун смял ботинками опавшие листья под ногами и позволил волнению просочиться в запах и разнестись по ветру. Тем не менее, он не торопился, и Субин не оборачивался. Ёнджун просто подошел к нему сзади и встал на колени, обхватив руками торс Субина и положив голову на его широкое плечо. Там он и устроился. Его дыхание выровнялось, когда он вдохнул мяту без примеси феромона, растекающуюся с шеи Субина. Ёнджун мог представить себе, как сидит посреди поля, срывает с земли кусочек свежей мяты и вдыхает его. И он понял, что его воображение всегда походило именно на это место. Субин долгое время ничего не говорил. Поначалу его слова были приглушены и едва слышны, и Ёнджун просто прислушивался к тембру его голоса, пока не начал узнавать слова. Да, Субин произносил то, что Ёнджун написал в воссозданной им книге Дейдре. И это осознание заставило Ёнджуна улыбнуться в воротник рубашки своей пары. Он сидел тихо и неподвижно, прижимаясь к коже Субина, пока мужчина читал его книгу. Наконец в лесу раздался тихий стук закрывающейся обложки. Всего несколько мгновений спустя Субин коснулся ладонью головы Ёнджуна, запустив пальцы в черные волосы. - Ты проделал отличную работу, детка, - заговорил он тихо. - Тебе стоит написать собственную, знаешь. Ты смог бы рассказать гораздо больше, чем Дейдре. Ёнджун промычал, слегка склонив голову на руку Субина. Он был достаточно измучен, чтобы заснуть от этого прикосновения, но одновременно его распирало от восторга снова увидеть Субина. - Дейдре посчастливилось пережить лишь легкое напряжение, - Ёнджун ответил таким же тихим голосом, как и у Субина. - Его взгляд на мир был менее предвзят. Он более надежный источник, - Ёнджун услышал, как Субин слабо выдохнул через нос, и в ответ поцеловал Субина в шею. Они сидели в тишине еще несколько минут, прежде чем Субин снова заговорил. - Я слышал, ты создавал свои собственные уроки вместо того, чтобы учить тем, что тебе поручили. Несмотря на то, что его заявление могло быть истолковано как обвинительное, Субин явно старался, чтобы его тон был максимально расслабленным. И это сработало, потому что Ёнджун не чувствовал ничего, кроме спокойствия. - Да, это правда. И ЛДС недовольны, не так ли? - Солнышко... - сказал Субин, и Ёнджун уже знал, что его ждет выговор. - Ты осознаешь, что мне приходится поддерживать все, что ты делаешь? Каждый раз, когда ты кого-то злишь, мне приходится бороться за твои интересы. Это заставляет людей обращаться против нас. Ёнджун крепче обхватил руками торс Субина, когда рука мужчины упала с его волос. - Разве ты не согласен с моими словами, даже если не согласен с моими действиями? - он с улыбкой ткнулся носом в шею Субина. Это был тот тип подшучивания, которого ему очень не хватало. Тот тип беседы, который никто, кроме Субина, не мог ему предоставить. - Прямо сейчас мы все должны держаться вместе для достижения общей цели. После войны мы сможем сосредоточиться на правах омег. Субин слегка откинулся назад в объятьях Ёнджуна, блокнот все еще лежал у него на коленях. Когда Ёнджун заговорил, то закрыл глаза, и Субин находился достаточно близко, чтобы его ресницы щекотали его кожу. - Права тех, кто останется. Тех, кто не был убит от рук альф, которых ты защищаешь. Голова Субина повернулась в сторону, и Ёнджун поднял свою, чтобы встретить мужчину в легком поцелуе. - Я читал тебе слишком много сказок на ночь. - Тогда как ты можешь не любить собственное творение? На это Субин ничего не ответил, кроме тихого мычания. Казалось, ему понравились слова Ёнджуна, и это вызвало странные эмоции в груди парня. Еще какое-то время они оставались на том же месте. Ёнджун держал свое лицо возле шеи Субина, впитывая мятный аромат, которого ему так долго не хватало. Он многое хотел сказать, должен был сказать, но не мог. Теперь, когда Субин вернулся, Ёнджун наконец ощутил чувство комфорта и счастья; несуществующий груз упал с его груди, и он не хотел терять это чувство. Если бы он упомянул Тэхёна, своего отца или мертвых людей, это испортило бы момент, а он эгоистично хотел, чтобы он длился вечно. Но это никогда не могло длиться вечно. В конце концов, Субин мягко оторвал руки Ёнджуна от себя и начал вставать. - Нам есть о чем поговорить, - заявил он, протягивая руку Ёнджуну, чтобы тот схватился и поднялся. Мгновенно мысли парня обратились к ранее упомянутым темам, которых он хотел избегать как можно дольше, и это заставило его выражение лица помрачнеть. Субин склонил голову набок, заметив малейшее изменение в его поведении. - Ты поговорил с Каем, верно? Он сказал, что поговорил с тобой, но у меня не было времени спросить тебя, правду ли он говорит, - Субин вздохнул, проведя рукой по волосам, как только они оба встали. Ёнджун видел напряжение в его глазах и чувствовал себя виноватым за то, что взвалил на его плечи новые проблемы. В конце концов, Ёнджун был Чи-Ээбом и должен был выполнять свою часть их совместной работы. - Поговорил, - быстро подтвердил Ёнджун. Он был благодарен, по крайней мере, за то, что Субин беспокоился только о Кае. Несмотря на то, что Кай был неприятностью, он не был такой большой проблемой, как остальные. Ёнджун мог быть благодарен за то, что альфа держался особняком. - Он… - он замолчал, хмыкнув. - Он что? - подтолкнул Субин. - Жуткий? Он издевается над тобой, детка? Когда Ёнджун поднял глаза и увидел, что мужчина дразняще улыбается ему сверху вниз, то не мог не улыбнуться в ответ, как бы ни пытался заменить это надутыми губами. - Нет, но ты да, - Ёнджун говорил тихо, а Субин только усмехнулся, пока они шли обратно к дому. Он казался довольным тем, что позволил их разговору закончиться на этом, но Ёнджун почувствовал, как взбалмошность накапливается в его груди и переливается через край, прежде чем смог это остановить. - Хм… я правда скучал по тебе, - он прикусил губу, прежде чем быстро добавить. - Я скучаю по тому, как ты меня вылизываешь. Ёнджун сразу же посмотрел на Субина, чтобы увидеть его реакцию, но вместо ожидаемого румянца или нытья получил самодовольную ухмылку. - Тогда тебе повезло. У нас будет достаточно времени сегодня вечером, чтобы я вылизал тебя, пока ты не заплачешь, - от этих слов Ёнджун почувствовал, как по его телу пробежала смущающая дрожь. Хотя он пытался списать это на озноб от холода, он также почувствовал сильное желание повалить Субина на грязную землю и скакать на его члене, пока не выдоит его до последней капли спермы. Он обычно не был так легко возбудим; просто прошло слишком много времени с тех пор, как Ёнджун занимался сексом или вообще возбуждался. Воспоминание об их последнем разе породило в его сознании странное чувство возбуждения и вины, и Ёнджун не мог сопротивляться тому факту, что хотел подыграть маленькому человеческому кинку Субина. - Осторожнее, - внезапно сказал Субин и положил ладонь на талию Ёнджуна. - Хм? - Ёнджун огляделся вокруг, но не увидел ни камня, ни корня дерева, о которые можно было бы споткнуться. - Где? - Ох, я просто слежу, чтобы ты не поскользнулся на собственной смазке. - Собственной что? - Ёнджун состряпал отвращенное выражение лица. - Никогда мне больше такого не говори, - он оттолкнул Субина от своей талии, но мужчина только рассмеялся и вместо этого схватил его за руку. - Не дразни меня, когда мы не можем заняться сексом… - Хм? Почему не можем? - Потому что Джисок ночует в моей спальне… - Ёнджун надулся. - Ох, - Субин кивнул. - Я уже выгнал его. Ёнджун снова посмотрел на Субина, но не увидел признаков шутки. - Что…? Ты правда задира. - Он раздражает, - Субин застонал. - Ты же знаешь, я предпочитаю омег с долей силы воли. - Он… - замялся Ёнджун, - он мой малыш. И его существование не основано на том, нравится ли он тебе. Субин улыбнулся, когда они подошли к входной двери дома. Он открыл ее и жестом пригласил Ёнджуна войти первым. - Спасибо, что доказываешь мою правоту, - просто заявил он и только рассмеялся, когда Ёнджун слегка шлепнул его по руке. - Во всяком случае, я не бросил его на растерзание волкам. Я поселил его с несколькими людьми из армии, чтобы его не беспокоили или типа того. Не хочу обижать твоего малыша, но он правда паразит, за которым нужно следить. Тебе просто следует позволить ему разобраться с остальными Йеханами. Он не более особенный, чем другие. Чем дольше Субин говорил, тем сильнее хмурился Ёнджун. Когда за ними закрылась дверь и они встали под солнечным светом стеклянного потолка, он почувствовал, как головная боль начала разъедать его мозг. Тем не менее, он покачал головой в сторону Субина, чувствуя, что мужчина сделал несколько шагов назад в нравственности за время их разлуки. - Во-первых, не называй его Йеханом. Это грубо. - Подобных людей буквально так зовут. Так мы их законно классифицируем, - заявил Субин. Его тон был спокоен, но Ёнджун почувствовал, как его собственный гнев вскипает от разговора. - Разве Йехан не значит «шлюха»? - он скрестил руки на груди, прищурив глаза. Субин пожал плечами. - Да, на старом и мертвом гребаном языке. Слово омега означало «последний», прежде чем его приписали группе людей, и теперь не имеет того же значения. Язык меняется, Ёнджун, и теперь Йехан - это любой, кто занимался сексом до метки. Ёнджун болезненно вздохнул, признавая тщетность этой борьбы. - Ты демон, - он остановился на этом оскорблении, прежде чем продолжить. - В любом случае, вам правда нужно вывезти людей отсюда как можно скорее. Они не могут оставаться здесь. - Мы останемся лишь на одну ночь, а затем направимся в Сансо. Они будут в порядке, - Субин на мгновение посмотрел вдаль, прежде чем вернуться на землю и встретиться взглядом с Ёнджуном. - В любом случае. Мне нужно поговорить с командиром Ивасаки, а ты должен поговорить с Каем. Он заканчивал перчатки, когда я разговаривал с ним этим утром, так что, надеюсь, он уже закончил. Я вернусь через несколько часов, хорошо? - Ты уже уходишь? - спросил Ёнджун, и его голос прозвучал совершенно жалко, гораздо сильнее, чем он намеревался. Почти до позорной степени. Субин заворковал и притянул парня в объятья. - Мне всего лишь нужно в последний раз пробежаться с ним по плану на завтра, а потом я твой на всю ночь. Ты так хорошо справлялся здесь в одиночку, солнышко, и я позабочусь о том, чтобы ты чувствовал, что тебя ценят, - с этими словами Субин поцеловал его в лоб, затем в нос, а затем в губы. Ёнджун немного наклонился вперед, когда Субин отстранился, не желая, чтобы это заканчивалось, но так было всегда. И когда Субин ушел, Ёнджун почувствовал больше беспокойства, чем когда его не было. Внезапный страх, что Субин никогда не вернется, снова ударил по нему, но Ёнджун знал, что ему нужно проигнорировать его и полностью сосредоточиться на чем-то другом. Как ему и было велено. Поэтому Ёнджун подошел к стороне дома Кая и открыл дверь. Кругом было очень тихо, даже неуютно, но он пытался сохранять свои эмоции такими же спокойными и несуществующими, как и его запах. Кай открыл дверь, прежде чем он успел постучать. Выражение его лица казалось немного брезгливым, но, возможно, то было лишь воображение Ёнджуна. Или, может, Кай просто всегда так смотрел на людей. Если так и было, Ёнджун, вероятно, тоже не хотел бы быть его парой. - Ты пришел за перчатками, - заявил Кай, хотя Ёнджун предположил, что это должно было быть воспринято как вопрос. - Полагаю, что так, - ответил он, хотя понятия не имел, о чем говорил Кай. Он правда не помнил, почему Субин отправил его к Каю, и определенно не помнил никаких упоминаний о перчатках, но, должно быть, так оно и было. Кай слегка приподнял бровь, а затем вернулся в свою комнату. Она была еще более не убрана, чем когда Ёнджун заглядывал в последний раз. На полу были разбросаны куски ткани, нитки и даже несколько булавок и иголок. Кай, должно быть, ходил в обуви, но Ёнджун почтительно оставил свою в центральной комнате и теперь должен был внимательно следить за каждым шагом, чтобы не подхватить какую-нибудь болезнь. - Вот, - Кай протянул Ёнджуну два маленьких кусочка ткани со своего стола. Они были черными и довольно плотными, но все равно мягкими. Ёнджун несколько секунд потер их между пальцами, не совсем понимая, чего хотел Кай. - Алё? Примерь их, - призвал Кай, и Ёнджун издал небольшой звук, когда понял, что это перчатки. Он ненадолго задумался, откуда Кай знал размер его рук, но, когда он их надел, материал оказался эластичным и прилип, как вторая кожа. Когда он снова поднял взгляд, Кай уже открыл ящик своего стола. Серебряный пистолет сиял и ожидал его хватки, как Экскалибур - короля Артура; эта мысль заставила Ёнджуна слегка улыбнуться. Однако он поднял его совершенно спокойно. И снова ему в голову пришла навязчивая мысль о том, чтобы ткнуть им в кожу Кая, но Ёнджун решил просто поднять его перед лицом и посмотреть на него. Металл все равно нагревал перчатки, словно он держал руку над камином; но хотя неприятно, это было терпимо. Ёнджун не думал, что получит частичные ожоги, сколько бы его ни держал. - Кстати, как твоя рука? - спросил Кай, и Ёнджун взглянул на него, прежде чем положить пистолет обратно в деревянный ящик. - Эм... - он запнулся, ища глазами подходящие слова. - Нормально, - он немного пошевелил ею, демонстрируя, что мышцы отросли достаточно, чтобы он мог удерживать собственный вес. - Но все равно довольно уродливо. Кай снова странно посмотрел на него. - У тебя скоро должна быть течка? - внезапно спросил он, и Ёнджун несколько долгих мгновений удивленно смотрел на него. Когда он не ответил, Кай сделал неловкий шаг назад. - Я не странный. Я просто знаю - когда у Бомгю вот-вот начнется течка, у него такой же безмозглый вид. Ёнджун слегка распахнул губы, потрясенный вопиющей оскорбительностью, которой Кай решил придерживаться. - Я не… - он покачал головой и оборвал себя. - В любом случае. Ты разговаривал с Бомгю в последнее время? - Уф, - Кай закатил глаза. - Он звонит мне почти каждый день. Ёнджун медленно кивнул. - Приятно знать, - и, честно говоря, это задело его чувства. Бомгю даже не любил Кая, но звонил ему каждый день? Если это правда, то какое место для него занимал Ёнджун? Ниже этого? Ёнджун даже ничего не сделал. - Ты можешь взять их с собой, - Кай указал на перчатки. - Я не поеду с вами в Сансо. - Хорошо, - сказал Ёнджун и почти поклонился, прежде чем неловко оборвал себя. - Эм. Спасибо. Кай кивнул в ответ, явно чувствуя себя так же неловко, как и Ёнджун. И когда Ёнджун ушел, ему пришлось вздохнуть, проверить телефон на наличие пропущенных звонков или сообщений от Бомгю, а затем начать готовить еду к возвращению Субина.