Lycanthropic

Ёнджун испытывал чрезмерный дискомфорт, выходя из дома посреди белого дня. По крайней мере в прошлый раз для этого был определенный повод. Тогда вместе с ним по улице шагали люди, и громкая суматоха, вызванная митингом, помогала подавить его детский страх темноты и тишины, с которыми он столкнулся в этот раз. Складывалось ощущение, словно он попал в фильм ужасов, а не в собственный район. Улицы были пусты, окровавлены и разрушены. Камни и кирпичи лежали на тротуарах вперемешку с разбитым стеклом и металлом. Черепица лежала у стен домов, в крышах зияли огромные дыры. Его первой мыслью было - они будут протекать во время дождя, хотя он предполагал, что это была наименьшая из проблем. На самом деле, он даже не знал, живут ли еще люди в этих разрушенных домах, но, учитывая пустоту на дорогах, вероятно, нет. Субин вел его по пустой улице ко входу в Ахопсан. Дорога занимала полчаса, и большую ее часть они провели в молчании. Ёнджун не мог сдержаться от разглядывания этого побоища; это место не было похоже на дом, в котором он вырос. Он видел эту улицу каждый божий день, но сейчас она больше напоминала страницу из учебника. Словно чужая страна, раздираемая войной десятки лет. Это было странно. Ёнджун думал, что мог бы принять подобные перемены, произойди они за более долгий срок. Если бы он вышел наружу спустя год заточения в собственном доме, он бы еще мог это понять. Но с начала беспорядков прошло меньше месяца, а район уже выглядел полностью разрушенным. Тем не менее, он не мог с этим смириться. Это место не было его. - С нами все будет нормально? - тихо спросил он. Их окружение внезапно напугало его, и он посмотрел на Субина с явным страхом в глазах. Но Субин только ободряюще улыбнулся ему и обнял его за плечо, прижимая Ёнджуна ближе. Тепло, проникающее сквозь его рубашку, и легкий запах земли отчасти помогали его сознанию. - Конечно, - Субин сжал его плечо. - Все в порядке. И хотя они должны были помочь ему успокоиться, его слова звучали странно. Ёнджун отстранился, хотя и неохотно, и снова посмотрел на Субина. Он сузил глаза на мгновение, но тут же их расслабил. - Можно спросить, ты специально это делаешь? Я имею в виду, твой аромат, - честно говоря, слова, слетевшие с его губ, были нелепыми. Было ненормально спрашивать людей об их аромате. Это слово несло несколько негативный оттенок, учитывая, что этот вопрос обычно задают, когда от человека плохо пахнет. На самом деле, Ёнджуну ненавистно было использовать терминологию оборотней. Их термины заставляли его содрогаться от смущения, словно его застали за просмотром порнографии. - Мой аромат? - засмеялся Субин. - Тебя правда воспитали люди, да? Сердце Ёнджуна пропустило удар, но спустя несколько мгновений пришло в норму. Если он будет неосторожен, Субин начнет ставить под сомнение его неосведомленность. Поэтому он уточнил застенчивым тоном: - Разве это не так? Субин смягчился, обхватил рукой плечо Ёнджуна и снова притянул его к себе. - Ну, технически это не ошибка, просто я никогда не слышал, чтобы кто-то так говорил. Мы используем термин “запах”. И, отвечая на твой вопрос, да, я делаю это намеренно. Вы, омеги, легко пугаетесь, это помогает вас успокоить. - Хм, - Ёнджун поджал губы. - Что, если альфа использует этот успокаивающий запах с плохими намерениями? - Обычно они не заботятся о том, чтобы испускать запах, но если до этого дойдет… - Субин посмотрел на него сверху вниз, установив прямой зрительный контакт. Их лица были так близко, достаточно близко, чтобы почувствовать запах тихих океанских волн, красных и оранжевых на фоне заходящего солнца. - ...если до этого дойдет, не дыши. Ёнджун быстро отвернулся, показательно глядя вдаль по улице. Как только он удостоверился, что Субин также отвел взгляд, то прикусил нижнюю губу, пытаясь подавить улыбку. Игра, в которую Субин с ним играл, была забавной. Словно инсценировка любовной истории, запечатленной, как он был уверен, в каждом романе, который учителя литературы заставляли его читать. Субин дарил ему такое же сказочное и причудливое ощущение внутри. Он просто не был уверен, вызывало ли это у него бабочки смущения или нежности. Когда они прошли дальше, в нос Ёнджуна ударил отвратительный запах. Он скосил глаза и понял, что они проходят мимо большой земляной ямы с телами. Он уже бывал там прошлой ночью, чтобы избавиться от тела матери, но воспоминания были настолько туманными, что многих деталей недоставало. Он видел себя шагающим по ночным улицам и несущим в руках ее труп в простынном коконе, но, казалось, словно его сознание парило над ним и рассматривало его со стороны. Это напомнило ему видеоигру с открытым миром, в которой управляешь персонажем с помощью джойстика. Что, если это был сон? Что, если ее тело все еще там? Мысль мелькнула в его голове, но Ёнджуну достаточно было лишь взглянуть на свою руку, чтобы удостовериться, что он действительно снял повязку. Он снял ее в ванной своих родителей после того, как избавился от ее тела. Все было в порядке. Память его беспокоила, но пока он был в порядке. Если он хотел выжить и оказаться в наилучшем положении, став парой Субина, тогда он должен был жить здесь и сейчас. Ему придется для этого потрудиться. - Что ты принес почитать? - спросил Ёнджун. Его взгляд метнулся к книге в руке Субина. Это была толстая книга в мягкой обложке со слегка потрепанными краями; это напомнило ему о классической литературе, которую можно найти в библиотеках, о чем-то старом, что читали только пожилые люди. Ему было интересно, была ли она потрепана, потому что Субин часто ей пользовался или потому что досталась ему из вторых рук. Ему было интересно многое о Субине, но подходящее время для вопросов еще не пришло. - Дейдре Келла был омегой, родившимся в Ирландии в 1478 году. Фактически он вырос в Англии, потому что его отец был дипломатом, - Субин сделал паузу. Он заколебался, нервно улыбаясь, и Ёнджун был крайне заинтригован. - На самом деле… - заговорил он тихим голосом. - Причина, почему я в принципе выбрал его книги, заключается в том, что я чувствовал с ним связь. Он вырос в чужом месте, в окружении тех, кто считал себя лучше него. Ёнджун поднял на него взгляд и мягко улыбнулся. Его сердце билось в быстром ритме, лишь слегка приглушенное феромонами, которые продолжал испускать Субин. На данный момент его слова были зарождением распускающегося цветка. Он только начинал раскрываться, и Ёнджуну нужно было ласково держать его в руках, пока он не расцветет. Пока Субин его не укусит. - Как бы то ни было, - продолжил Субин, - я нахожу Дейдре особенно убедительным из-за его акцента на интерсекциональности. Он никогда не отказывался от своей сущности оборотня в преимущественно человеческом обществе, наряду со своей сущностью омеги среди альф и своей ирландской принадлежности в стране, полной англичан. Вот почему авторы-оборотни гораздо важнее человеческих. Их воспринимают по-разному все, кого они встречают, и их жизненный опыт гораздо более уникален. Альфа посмотрел на Ёнджуна с выжидательной улыбкой на лице. Ах, он должен был на это ответить... Честно говоря, Ёнджун не знал, что ответить. Он ожидал, что оборотень укусит и пометит его не задумываясь; он не думал, что придется сперва устраивать интеллектуальные дискуссии. Что ж, в прошлый раз, когда Субин сказал нечто, чего Ёнджун не мог понять, он успешно разрядил атмосферу, не признав, что не знает, что сказать. Может, это снова сработает? Но Субин выжидающе смотрел на него, словно хотел, чтобы Ёнджун сказал что-то ценное. И, о Боже, Субин хотел, чтобы он ответил сейчас. - Ах, знаешь… - улыбнулся Ёнджун. - Ты говоришь очень умно. Настолько, что иногда я не уверен, что могу полностью понять твою логику. - Вот оно. Сделать Субину комплимент, уклоняясь от вопроса. - Но мне интересно, что ты думаешь, - настаивал Субин. - Ты веришь, что у Дейдре был гораздо более непростой общественный опыт, чем у людей? Ёнджун мысленно содрогнулся. Он действительно понятия не имел, как ответить на это так, чтобы удовлетворить Субина. Он не знал, какого ответа добивался Субин. Но, может быть, Субин хотел, чтобы Ёнджун с ним не согласился? Он, казалось, получил огромное удовольствие, когда Ёнджун не согласился с ситуацией с импортом продуктов, и ему, похоже, нравился тот факт, что Ёнджуну удавалось не поддаваться его «альфа-аромату» или что бы это ни было. Может быть, ему просто нужно быть честным. - Ну, я считаю, что опыт человеческой женщины может быть сравним с опытом Дейдре. То есть, если ирландка переедет в Англию, она тоже столкнется с дискриминацией… так? - голос Ёнджуна повысился в конце предложения. Он не особенно любил конфликты и, безусловно, не был образован в этом вопросе. Однако он также не хотел выглядеть так, словно слишком сильно защищает людей, поэтому добавил: - Я отчасти считаю, что омеги и женщины похожи. - Я.. что? - шаги Субина замедлились, и он в замешательстве посмотрел на Ёнджуна. - Ты меня ошарашил, - сказал он с недоверчивым смешком. - Ох, я.. эм, я не хотел тебя оскорбить. Прости, - Ёнджун тут же дал задний ход. Но Субин лишь пожал плечами, а в поле зрения появился вход в лес. - Ну, ты бы лишь оскорбил себя. Очевидно, есть обоснованные сравнения между людьми и оборотнями. Но я бы не сказал, что омеги и женщины хоть в малейшей степени похожи. Единственное сходство в том, что вы можете выносить детей. По какой-то причине Ёнджуну стало любопытно, что Субин думает о человеческих женщинах. Его тон был резким и напряженным, чего Ёнджун не ожидал. Женщины были довольно безобидны, и альфы явно видели омег в том же свете, так почему же его слова вызвали такую бурную реакцию? Оборотням было запрещено сравнивать себя с людьми? Это казалось немного нелогичным, учитывая, что оборотни должны были интегрироваться в человеческое общество. Хотя это явно не сработало, по их собственному замыслу. - Хм… - промычал Ёнджун. - Выносить детей, да? - Да, именно этим ты скоро и займешься, - небрежно бросил Субин. Не слушай его Ёнджун, он бы не побледнел и не превратился в каменную стену. Но Субин взглянул на него и рассмеялся. - Ты ведешь себя так, словно это ужасно. - ... ну, это определенно будет новый опыт. И я омега; ты не можешь винить меня за то, что я легко пугаюсь, - Ёнджун внимательно наблюдал за выражением лица Субина, пока говорил, хотя был довольно уверен, как парень отреагирует. Альфа наградил его улыбкой, когда они вошли в лес, и Ёнджун почувствовал комфорт, который не испытывал уже долгое время. Каждое мгновение, проведенное с Субином, помогало ему расслабиться и убеждало, что он не находится каждую минуту на волоске от смерти. Субин не относился к нему как к равному, он никогда не забывал, что Ёнджун был омегой, но и не относился к нему плохо. Он относился к нему больше, как к неразумному ребенку, который по глупости пытался присоединиться к разговорам взрослых. На данный момент этого было достаточно. Ёнджун предпочел бы, чтобы с ним обращались как с малышом, чем с добычей. К тому же, любимый автор Субина был омегой. Он явно питал к ним некоторое уважение. И он продолжал интересоваться мнением Ёнджуна. Что, если он сможет стать таким же умным, как Дейдре? Что, если он сможет заставить Субина уважать его мнение? Внезапно Субин повернулся к нему и выжидательно склонил голову к земле. Ёнджун огляделся на окружающие их возвышающиеся, высокие бамбуковые деревья. Их стебли были в основном светло-коричневыми, с небольшой примесью зеленого. Длинные, блестящие листья колыхались в летнем воздухе. Он вспомнил, как иностранцы говорили ему, что деревья не похожи на бамбук из-за этих листьев; что они ожидали увидеть лишь длинные, зеленые палки. Да, это место было популярным для съемок драм и привлекало туристов. По этой самой причине он бывал здесь только когда был ребенком, со своими родителями. Он не знал и половины той информации об этом месте, что знали те иностранцы. - Подойди, - Субин похлопал по месту рядом с собой, словно подзывая собаку. Это оскорбило Ёнджуна, но он был не вправе возражать. На данный момент он был не более чем маленьким чихуахуа, как бы ему ни хотелось это признавать. И он ему позволит. Он уселся на твердую землю. Из нее росли редкие травинки, верхний слой был пористым и совсем не смягчал сидение. Он неудобно устроился, прижав колени к груди и упираясь пятками в землю, Субин же казался в полном порядке. Он выглядел расслабленно, словно сидел на перине, и Ёнджуну это было ненавистно. Словно маленький червяк, которому было место в грязи. Вот кем был Субин. Неважно, сколько книг он прочитал, ему никогда не стать человеком. - Это не совсем свидание, но… - Субин улыбнулся, но его взгляд был направлен в траву, где лежала его свободная ладонь. Он поиграл пальцами и выдернул травинку, как любопытный ребенок, с той лишь разницей, что Субин казался в равной степени беззаботным и встревоженным. - Что ж, может, однажды мы сможем его устроить, - внимание Ёнджуна привлекло то, как он слегка закусывал зубами нижнюю губу. Субин, которого он сейчас видел, был самую малость милым и почти застенчивым. Он и раньше видел эти кусочки, но его неконтролируемый страх всегда их игнорировал. То, как Субин легко его принял, то, как Субин говорил с ним, и то, как он пытался защитить Ёнджуна своим запахом… сперва Ёнджун думал, что альфа стремится лишь к сексу, но, возможно, он действительно нравился Субину. Славно. Ёнджун улыбнулся в ответ, не размыкая губ, но его глаза сияли. - Может быть, если ты позволишь продуктовым магазинам работать в обычном режиме, мы сможем быстрее вернуться к норме и устроить приятное свидание? - Ха, - засмеялся Субин, - дела никогда не вернутся к норме. Чем раньше ты это примешь, тем лучше для твоей психики. Ёнджун надул нижнюю губу и отвел взгляд от Субина. Его ужасно раздражало, как легко Субин заставлял его чувствовать себя глупым и наивным. Он просто хотел иметь рычаги давления, разве он многого просил? - О, с чего мне начать? - заговорил Субин, поднимая книгу. Его голос звучал легко и рассеянно, и он не глядя положил руку на колени Ёнджуна. Мягким движением он толкнул их вниз, и Ёнджун позволил им упасть на землю. На мгновение он посмотрел вниз, а затем скрестил ноги. Все это время рука Субина оставалась на его правом колене, заставляя Ёнджуна улыбнуться. Почти. - Можешь показать мне свои любимые отрывки… - предложил он. И хотя он этого не хотел, его голос сорвался от беспокойства. С Субином ему было более комфортно, чем с любым другим оборотнем, но мысль о том, что его ранят или убьют, все еще витала на задворках его сознания. Как он мог об этом забыть? Один из них убил его собственную мать и, возможно, отца. Он не мог доверить Субину каждый аспект своей сущности; он не мог доверять Субину как любовнику. Субин никогда не узнает, что он родился человеком. Пока что он расслабился. Он позволил себе сыскать наслаждение в безопасности, которую дарил ему Субин. Потому что он был прав; жить настоящим моментом и принять эту реальность облегчило бы его борьбу. Ёнджун был достаточно умен, чтобы понимать, насколько важно его психическое здоровье. Если он слетит с катушек, то никогда не выживет. Поэтому он позволил Субину зачитать ему философские отрывки из того времени, о котором он не имел ни малейшего представления. Язык был слишком старинным, словно его пропустили через шекспировский переводчик, и исторический контекст от него ускользал. Он мог лишь представить этого Дейдре живущим либо в современную эпоху, либо в династической Корее, хотя он знал, что ни то, ни другое неверно. На самом деле, это не его вина, что он все время хотел отключиться. Философия часто была написана таким языком, что он не мог ее понять, и упрощалась до такой степени, что из нее можно было извлечь любой смысл. Серьезно, это была не его вина. И все же Ёнджун изо всех сил старался ловить каждое слово, сказанное Субином. Он был просто уверен, что парень задаст ему вопрос, чтобы проверить его понимание. Поэтому, когда Субин сделал паузу, посмотрел на Ёнджуна и снова начал говорить, он не удивился. Он не повел и бровью. Но это не значило, что он мог придумать достойный ответ. - Скажи мне, Ёнджун, что ты думаешь о местоимениях оборотней? Омеги действительно мужчины? Ёнджун содрогнулся от вопроса. Почему все должно быть настолько экзистенциально и запутанно? Откуда он мог знать ответ на этот вопрос, если был омегой, может быть, с неделю? Но Субин выжидающе смотрел на него, и Ёнджун мог лишь ответить откровенно. - Ну, у нас есть мужские… гениталии. По какой-то причине Субин разразился смехом. И хотя он был сдержанным, Ёнджун все равно разозлился. - Ты звучишь так забавно, когда говоришь как просвещенный, - Субин сжал его колено и задумчиво посмотрел вдаль. - Словно малыш, играющий в доктора. Так вот в чем было дело. Субин спрашивал его мнение лишь потому, что считал его забавным. Что бы Ёнджун ни сказал, его все равно будут высмеивать. - Ладно, почему тогда у омег есть члены, если мы не мужчины? - разумеется, его голос сочился недовольством, но он надеялся, что его реплика прозвучала как игривое подшучивание, а не защитная реакция. Хотя ему по-детски казалось, что он защищает свою личность в этой бессмысленной битве. - О, не спрашивай меня об этом, - Субин улыбнулся, казалось, не подозревая о чувствах Ёнджуна. - Иначе я пущусь говорить о теориях заговора! О них интересно говорить, но... доказательств нет, так что это отчасти бессмысленно, правда? - Расскажи мне, - настаивал Ёнджун. Он сменил позицию, усевшись лицом к Субину. Он сам не был сторонником теорий заговора, но все было лучше, чем Дейдре. Субин улыбнулся и отложил книгу, засунув палец между листов, чтобы не потерять нужную страницу. Однако Ёнджун понадеялся, что, переключив его внимание, сможет отделаться от чтения. Пожалуйста. - Что ж… - парень начал говорить тихим голосом, словно рассказывал страшную историю на ночь. - Некоторые думают, что на самом деле мы вышли не из пещер и лесов. Они считают, что мы были созданы посредством человеческих экспериментов. Есть свидетельства массового истребления людей в 1200-х, но нет объяснений того, что его вызвало. Теория гласит, что мы, оборотни, сбежали из человеческого плена, в отместку убили кучу людей, а затем распространились по всему миру. Выжившие люди затем уничтожили все доказательства создания нас, потому что им было совестно. Ёнджун слушал историю, но смотрел вдаль, пока она продолжалась. Она была настолько абсурдна, но именно этого он и ожидал от пропагандистов на телевидении. Какая сказочная история, у которой даже не было правдивых доказательств. - Это может быть правдой по нескольким причинам, знаешь? - сказал Субин, и взгляд Ёнджуна снова встретился с его. - Например, ты видел, как выглядит женщина, когда ее кусают? Какой природный яд мог бы сделать подобное? - Ёнджун смотрел на него широко открытыми глазами, надеясь, что ему не придется отвечать. Драматическая пауза в речи Субина затянулась, и он почувствовал, что его сердце вот-вот выпрыгнет из груди. - Самые сильные яды заставляют своих жертв разлагаться с угрожающей скоростью. Их кожа тает, обнажая мясо и кости, верно? Но яд оборотней этого не делает. Он заставляет жертв деформироваться за счет врожденных патологий на поздней стадии. Тот факт, что яд оборотней - единственный яд, который способен делать подобное, вероятно, является самым большим доказательством того, что эта теория верна. Что ты думаешь? И снова он за старое, выпытывает мнение Ёнджуна. Все это казалось ему глупостью. Словно оборотни искали козла отпущения, чтобы уклониться от собственной чудовищности. Конечно, люди с нечистой совестью и сознанием своего ужасного существования обычно винили кого угодно, только не себя. Если бы Ёнджун родился оборотнем без осознания, почему он так сильно проклят, он, вероятно, верил бы в то же самое. Но он был воспитан как человек. Он знал, насколько враждебны были оборотни; он испытал это на себе. И поэтому он отказывался ранить людей так же, как ранили его. - Ёнджун? - подтолкнул Субин. О, он должен был ответить на вопрос? - Что я думаю об этой теории? - спросил он, и Субин кивнул. - Хм.. ну, я в нее не верю, - он хотел бы остановиться на этом, но Субин был полон решимости подстрекать его мысли. Он смотрел на Ёнджуна и ждал, когда тот продолжит. Стоит ли ему поделиться, какой была его первая реакция? Выведет ли это Субина из себя, или он продолжит относиться к Ёнджуну как к идиоту? - Я думаю… - он тщательно подбирал слова. - Я думаю, что это очень удобный способ возложить вину за наше творение на людей. Почему они должны быть злодеями? Почему мы вообще должны быть привязаны? Мы два разных... вида или что-то в этом роде, верно? Субин задумался, и легкая улыбка украсила его губы. Когда он оглянулся на Ёнджуна, его легкая улыбка стала шире. - Мне нравится эта точка зрения, Ёнджун. Множество раз я слышал, как философы-оборотни или даже миряне, с которыми я говорил, всегда пытались тесно связать наши виды. Люди и оборотни социально и физически взаимосвязаны, это факт, но мы могли просто эволюционировать от общего предка, такого как человек разумный или человек прямоходящий. Тот факт, что многие из этих историй возвращаются к людям, очень ориентирован на человека, когда в этом нет необходимости. Мы можем и, скорее всего, имеем собственную уникальную историю. Ёнджун смотрел на губы Субина, пока тот говорил. Он пытался слушать и вникать, правда пытался, но он не был мастером говорить о возможностях и взаимосвязях. Он не был философом или мечтателем, каким, как он начал понимать, был Субин. Субин и правда был просто студентом колледжа, не так ли? Тем, кто верил в силу книг больше, чем в силу практичности. Ёнджун таким не был. Книги и харизма могли помочь хорошо говорить или подняться по служебной лестнице, но не могли помочь стать хорошим лидером. Субин читал об истории войн и о том, как победившая сторона брала под свой контроль источники продовольствия и распределяла их по своей прихоти во имя контроля, но он смотрел лишь на исход, а не на то, что было потеряно в процессе. Люди будут умирать от голода, будут убивать друг друга за ресурсы, страна превратится из меритократии в плутократию, все это было просто ужасно. Ёнджун ненавидел политику, и даже он мог это представить. Но Субин ему не верил. Альфа склонил голову к Ёнджуну. - Сперва я думал, что ты не говоришь, потому что боишься, но на самом деле это потому, что в твоей маленькой головке что-то есть, не так ли? Ёнджун нахмурился. - Говори со мной так, как говорил бы с Дейдре. - Что ты имеешь в виду? - Субин снова оперся на свободную руку, пачкая ладонь. Его глаза были широко раскрыты, и он наблюдал за Ёнджуном с взволнованным любопытством. - Может быть, мне становится с тобой слишком комфортно, и если это так, я прошу прощения. Но я бы предпочел, чтобы ты говорил со мной с уважением, - Ёнджун говорил строгим тоном. Ни одно из его слов не дрогнуло; он не подарит Альфе ни каплю слабости, которую можно было бы использовать. Ёнджун не сводил резкого взгляда с Субина, пока его сердце бешено колотилось, а на коже не начал проступать пот. Он сам не знал, почему говорит подобное или почему устанавливает рамки с Субином. Он должен был просто стать тем, кто нравился Субину, чтобы заставить того себя пометить, но он не мог уступить так просто. Его гордость много значила для него, так было всегда. И чтобы вырваться из мышления омеги в первую очередь нужно было говорить с накалом альфы. Его больше не удовлетворяло просто быть мужчиной; Ёнджун хотел быть альфой. Но каждая секунда, пока Субин просто смотрел на него, сбитый с толку и без ответа, пугала Ёнджуна. Он сохранял невозмутимое выражение лица, глядя в эти магматические глаза. Единственное, на чем он сосредоточился, это сохранять спокойствие. Он не мог позволить своему запаху измениться, а для этого ему нужно было оставаться полностью сосредоточенным. Даже его подсознание не должно было колебаться. - Тебе и правда становится слишком комфортно, - заявил Субин. - Но меня это очень интригует, - он скользнул взглядом по телу Ёнджуна, не переставая улыбаться. - Меня должно оскорблять, когда ты не слушаешься и действуешь властно, но мои мысли всегда ускользают... Субин двинулся вперед, его палец выскользнул из книги. Он положил свободную руку на бедро Ёнджуна, наверняка пачкая его, но Ёнджун был слишком занят, глядя на лицо альфы, чтобы что-либо заметить. Он был так близко, наполняя и без того земной запах леса своим собственным. Когда Ёнджун закрывал глаза, даже просто чтобы моргнуть, он мог представить себя на поле прорастающих листьев мяты. Несмотря на этот красивый пейзаж, он решил открыть глаза и посмотреть, как Субин склоняется ближе. Обе руки альфы легли ему на бедра, а его лицо было так близко, что Ёнджун больше не мог поддерживать зрительный контакт. За считанные секунды всего стало слишком много, слишком быстро. Он задумался, могут ли альфы испускать секс-феромоны, но запах не поменялся. Насколько он был чувствителен? Насколько наивен он был, позволив грязным пальцам Субина скользнуть вверх, под его рубашку, когда он только что заявил, что может игнорировать требования Субина? - Я хочу знать… - ладонь Субина оказалась у худого живота Ёнджуна и осталась там. - Будут ли твои дети такими же сильными, как ты? - он прижался носом к носу Ёнджуна, пока они не стали дышать одним воздухом. Через секунду ветер пронесся мимо них, сквозь деревья, лишив их воздуха, но создав фоновый шум, который на удивление показался Ёнджуну музыкой. - Будет ли твое дитя таким же высоким и широкоплечим, как ты? - Ёнджун наклонился вперед еще больше, пока его губы не прижались к уголку губ Субина. - Ни один Ликан не превосходит моего по размеру, но Ликан нашего ребенка мог бы. Ёнджун наклонил голову вниз, размыкая их губы, но соприкасаясь лбами. Воздух был горячим, но кожа Субина пылала, как в лихорадке. Его зацикленность на возможной силе Ёнджуна и на том, что это может значить для их потенциальных детей, была ясна как день. Он начал говорить и медленно открыл глаза. - Ты никогда не узнаешь, пока не пометишь меня. Эти слова заставили Субина распахнуть глаза, и Ёнджун улыбнулся. Он пару раз потерся носом о нос Субина и накрыл его губы своими. Они снова погрузились в привычный для Ёнджуна мягкий поцелуй с закрытыми глазами, Субин молча последовал за ним. Из всех оборотней, которых встречал Ёнджун, Субин казался довольно покорным. Он позволял Ёнджуну отказывать ему в сексе, возражать ему и руководить их поцелуями. Ёнджуну поистине повезло. Он не должен был испытывать судьбу, но Субин не оказывал особого сопротивления, так что было трудно устоять. Он хотел знать, сколько власти и влияния он способен иметь в этих отношениях. Даже если совсем немного, иметь хоть что-то все же успокаивало его гордость. Но он надеялся, что не перегибал палку. Субин наверняка знал, как отчаянно он хотел быть помеченным, и мог бы шантажировать его этим, если бы захотел. На данный момент Ёнджун думал, что у него есть козырь получше, чем у Субина: его собственное тело. И альфа, казалось, был очень заинтересован. Но затем он отстранился, и на мгновение Ёнджун занервничал, что зашел слишком далеко. Затем Субин наклонил голову, чтобы накрыть ртом местечко на его шее. Его губы были такими мягкими, а язык таким теплым, это было гораздо больше, чем несуществующий мир вокруг них. Ёнджун ничего не мог с собой поделать, он был поражен мятным полем, он не чувствовал ничего, кроме листьев Субина на кончиках своих пальцев. Ему было жарко, а мышцы сковало, словно после долгого рабочего дня. Было так легко позволить себе быть поглощенным желанием Субина, и он этого хотел. Ёнджун просто хотел раствориться в объятиях альфы. Что ужасного было в том, что он решил это позволить? Он знал, что Субин делает, и мог бы остановить это, если бы захотел, но на этот раз он не хотел. Ёнджун обнял Субина за талию, когда альфа снова накрыл его губы своими. И снова Ёнджун руководил. Он прижал их губы друг к другу сильнее, отчаяннее, настолько, насколько мог, не используя языка. И Субин медленно переместил руку с живота Ёнджуна на его спину, обхватывая его, словно страховочный канат. Со своей вездесущей нежностью он уложил Ёнджуна на землю и навис над ним. Только когда твердая земля прижалась к его мягкой коже, Ёнджун понял, что слишком позволил сознанию ускользнуть. Пальцы Субина прижимались к его промежности слишком близко, а его губы были слишком близки к раскрытию. Ёнджун повернул голову, разрывая поцелуй, но Субин просто вернулся к его шее. - Мы на улице, Субин! - заговорил он шепотом и слабо толкнул альфу в плечо. - Если кто-нибудь увидит… - он не успел закончить мысль, когда Субин нежно укусил его за шею, достаточно сильно, чтобы пометить его запахом. Хотел бы Ёнджун прижать голову Субина и зажать ему челюсть, чтобы он прокусил кожу и просто наконец пометил его. - Никто не узнает, - низко заговорил Субин, засосав кожу в том же месте, заставляя Ёнджуна остановиться. Было слишком хорошо, он ненавидел Субина. Ёнджун должен был быть единственным, кто контролировал его тело. Было несправедливо, что он начинал возбуждаться, чем дольше Субин играл с ним. В ответ Ёнджун провел рукой по спине Субина, огладил лопатки и зарылся в волосы. Он сжал мягкие черные пряди в руке, стараясь не сжимать слишком сильно, и прижал голову Субина к своей шее. - Сделай так еще. Когда Субин втянул в рот кожу на его шее, на этот раз сильнее, Ёнджун издал тихий, легкий звук удовольствия. Звук был ему непривычен, но инстиктивен. Ночи, проведенные в компании собственной руки, гортанные стоны и вздохи, которые он издавал - словно принадлежали совсем другому человеку. Он не думал, что сможет снова это повторить, даже если попытается. Действия Субина прекратились, когда он улыбнулся. Он все еще прижимался лицом к шее Ёнджуна, и сквозь легкий смех он чувствовал зубы Субина на своей коже. Они были такими острыми; он просто хотел, чтобы Субин его укусил. - Пожалуйста… - выдохнул он, сильнее сжимая волосы альфы. Ёнджун знал - Субин думал, что он просил его продолжать. Субин пробежался ладонью от его бока к щеке, обхватив ее ладонью. Ёнджун чувствовал липкую влажность земли на своем лице, и это было неприятно, но он предположил, что оборотню это кажется естественным. Субин, вероятно, даже не знал, что делает. - Ты такой милашка, - пробормотал он и лизнул то же место на шее Ёнджуна. Несмотря на все их прикосновения и ощупывания, Ёнджун впервые испытывал нечто «чувственное» и почувствовал, как у него подскочило сердцебиение. Это казалось грязным и диким, но оно же делало выпуклость в его штанах более заметной. Ёнджун не мог удержаться и приподнял бедра. Субин уже расположился между его ног, так что особых усилий не потребовалось, лишь легкий толчок, и их тела соприкоснулись. И вдруг Субин больше не целовал и не прикасался к нему. Он поднял их обратно в сидячее положение одной рукой, и к тому времени, когда Ёнджун открыл глаза, альфа смотрел через его плечо на что-то позади него. - Митинг скоро начнется, и Юджон уже ждет тебя, так что... я пришел за тобой. Ёнджун распахнул глаза, его щеки горели. Несмотря на то, что он сидел спиной, он смог узнать голос Джуну. Ему было бы неловко, если бы кто-угодно увидел, как он себя ведет, особенно на публике. Но Джуну был настолько настроен против него, что он мог лишь представить, что после этого станет только хуже. Тон мужчины звучал очень кратко, но подавленно, хотя Ёнджуну могло лишь показаться. - Хорошо. Мы закончим здесь и придем, - сказал Субин. Его голос сильно отличался от того, каким он говорил с Ёнджуном. Он было гораздо более напряженным и властным. Что-то среднее между тоном профессора и генерала армии. Ёнджун слегка откинулся назад, чтобы посмотреть на выражение лица альфы, ему было интересно, злится ли он на Джуну, но увидел лишь самодовольную улыбку на его лице, пока он смотрел на другого альфу сверху вниз. Впервые он действительно выглядел злобным. Это инстинктивно напугало Ёнджуна. Он не хотел оказаться между этими двумя мужчинами, если они начнут драться, и он также не хотел быть причиной их ссоры. - Ладно... - тихо сказал Джуну. Его тон был недоверчивым, но Субин ничего не сказал в ответ. Ему больше не нужно было бросать вызов другому мужчине, предположил Ёнджун. Он уже выиграл. Когда шаги Джуну зазвучали отдаленно, Ёнджун оттолкнулся от Субина и вырвался из его объятий. Он тут же начал вытирать грязь со щеки. И лишь размазал ее по пальцам, раздраженно вздохнув. Даже не глядя, Ёнджун догадывался, что к его рубашке и шортам сзади прилипли грязь, палки, листья и многое другое. Он мог лишь надеяться, что на одежде не останется пятен, когда он отряхнется. Они всего лишь собирались на дурацкий митинг, но ему все равно не хотелось выглядеть пещерным человеком. Субин спокойно вытер руки о колени. Грязи не осталось, лишь мелкие, покрасневшие вмятины на мягкой коже. Ёнджун все еще чувствовал эту мягкость под кончиками пальцев. Он все еще мог чувствовать волосы Субина, его улыбку, его все. Он не мог представить Субина чудовищным Ликаном. Мысль о том, что этот парень одновременно может быть человеком перед ним и огромным, отвратительным существом, не давала ему покоя. Ёнджун просто решил не думать об этом. Они никогда не говорили на эту тему и, он надеялся, никогда не будут. - Готов? - с улыбкой спросил Субин. - Ты снова услышишь мою речь. Ёнджун улыбнулся ему в ответ. Закрытыми губами, с широко распахнутыми глазами. - Мне нравится смотреть на твои выступления.

***

Атмосфера: https://youtu.be/2cpiXCS9hPU Как ни прискорбно, Ёнджун оказался на распутье. Когда они с Субином снова оказались в центре города, там уже собралась большая толпа. Несколько мужчин постарше увели Субина прочь, и Ёнджун остался один. Кай и его омега стояли в нескольких метрах от Ёнджуна, лицом к сцене, и были настолько поглощены разговором, что еще не заметили его присутствия. Ёнджун был уверен, что Субин специально привел его сюда. Вероятно, он хотел, чтобы Ёнджун был с его друзьями. Социальные нормы подсказывали ему, что он должен подойти к ним и оставаться рядом - и не только чтобы избежать очередного ощупывания, но и потому, что от него этого, казалось, ждали. Субин не говорил Ёнджуну напрямую, что ему не следует оставаться на публике в одиночестве, но реакция Кая на то, что Ёнджун избегал его на предыдущем митинге, подарила ему ощущение, что омеги не должны были оставаться без сопровождения. Но ему это было не по душе. В его доме отключилось электричество, а это означало, что он не мог зарядить телефон. Как только он вырубится, то зарядить его можно будет нескоро. Он хотел позвонить тете и проверить их в последний раз, прежде чем это случится. Принять решение было нетрудно. Ёнджун ускользнул от Кая и его омеги. Он обогнул группу людей и оказался на том же месте, где стоял на первом митинге. Люди вокруг были поглощены своими разговорами и ждали, когда заговорит Ликанское движение за свободу. На этот раз они даже подняли над сценой небольшой флаг. Это был стандартный Тхэгыкки, но измененный. Фон был черным, а не белым, триграммы были удалены, а из красной вершины Тэгык вырастали два синих треугольника. Возможно, Ёнджун был предвзят, но ему казалось, что этот флаг был не так красив, как оригинальный южнокорейский флаг. Он оторвал взгляд от ткани и посмотрел на свой телефон. Чем чаще он звонил своей тете, особенно на виду, тем больше рисковал. Но его приоритетом была и всегда будет его сестра, поэтому ему нужно было убедиться, что с ней все в порядке. Набрав номер, он тут же поднес телефон к уху и стал ждать. Его глаза блуждали по толпе, время от времени поглядывая в сторону Кая, но альфа был достаточно далеко, и Ёнджун даже не мог его найти. Он прикусил губу и прижал телефон ближе. Голоса становились слишком громкими; он даже не слышал собственных мыслей. Но по крайней мере его разговор наверняка будет заглушен и неразборчив. - Ёнджун, - ответила тетя и усмехнулась, - так шумно, я едва тебя слышу. Ты снова на улице? - Да, как у вас там дела? - он надеялся, что она перестанет задавать бесполезные вопросы. Неважно, где он был и что делал. Он хотел узнать, что Чохи в порядке, чтобы наконец повесить трубку. К счастью, она лишь вздохнула. - Мы в порядке, но у нас заканчивается еда. Хватит еще примерно на неделю. Но... нас трое, а ты один, не сможешь ли ты принести нам еды? Рис или консервы? Уголок губ Ёнджуна дернулся в гримасе. Он не был один в доме, и, конечно, она не могла этого знать, но все же. Хранить этот огромный секрет от своей семьи казалось неправильным и неприятным. Впрочем, сейчас это не имело значения. У него была еда, в изобилии. Он просто не знал, как принести им достаточно еды и не попасться. - Я попробую, - заявил он незамысловато. Однако он смог избавиться от трупа, не попавшись; если он вернется к утру, может быть, никто из альф и не заметит. Но, если он встретится с тетей, та увидит его глаза и поймет, что он обратился. Не опасно ли это будет? Или она посочувствует ему? Как-никак они были семьей. - Еще кое-что, - добавил он, - я больше не смогу звонить, в доме отключилось электричество, и я не могу зарядить телефон. Я не знаю, когда смогу принести вам еду, но я постараюсь. Его тетя издала тихий, недовольный звук. - Такое чувство, словно ты постоянно носишься по улицам, почему не принесешь еду сейчас? Взрослый мужчина зашагал по сцене к микрофону, и голоса оборотней стали еще громче, чем раньше. Ёнджун даже не слышал собственного голоса, но все равно заговорил. Ему нужно было сейчас же повесить трубку. - Понимаю, я постараюсь, - а потом, не дожидаясь ответа, Ёнджун повесил трубку и сунул ее в карман. Он только покачал головой на ее последние слова; они звучали так властно. Но Ёнджун умел беречь силы и не собирался с ней ссориться. Он был только рад, что Чохи в порядке, но теперь перед ним стояла новая задача: найти способ принести им еду. Волна громких голосов захлестнула толпу, но буквально через несколько мгновений утихла, и мужчина на сцене начал говорить. Его голос, отдававшийся эхом через микрофон, разлетелся по площади, ударив по чувствительным ушам Ёнджуна. Он хотел прикрыть их руками, но никто другой подобного не делал, поэтому он воздержался. Более того, его глаза тоже стали довольно чувствительными. Он не мог разглядеть черт лица мужчины, только яркий солнечный свет, струившийся по его коже, словно жидкое золото. Он врезался в синеву глаз Ёнджуна, но не отражался от поверхности. Как же раздражало. Он свел брови и прищурился, когда кто-то другой вышел на сцену, прекрасно понимая, что в ближайшем будущем это принесет ему головную боль. Как только второй человек начал говорить в микрофон, из соседнего квартала разнесся грохот. Он прорвался сквозь воздух, словно пушка, заставив землю завибрировать, как от землетрясения, достаточно сильно, чтобы вывести Ёнджуна из равновесия. Его взгляд метнулся к большому зданию суда прямо за сценой Ликанского движения за свободу. Из него в атмосферу вырывался огромный сгусток темно-серого дыма. Окна были выбиты, и здание слегка склонилось вперед, но больше ничего не произошло. Но Ёнджун слышал, как толпа начала кричать, даже сквозь звон в ушах. Затем, прежде чем он успел моргнуть, в воздухе раздался еще один взрыв. Раздалось несколько хлопков, прежде чем здание суда рухнуло в облаке грязи и дыма. Большая часть здания рухнула внутрь, но верхний этаж завалился вперед и обрушился вниз, на сцену. Одна за другой в ближайших к ним домах взорвалось еще несколько бомб; в восьми домах, расположенных прямо в конце улицы. Воздух гудел, как во время взрыва фейерверка, охватывая небо огнем. Осколки кирпичей и бетона и даже целые куски металла отлетели от домов и упали среди толпы. Небо стало густым и горячим от смеси белого, серого и черного дыма. Дома рухнули, и дыму понадобилось всего несколько секунд, чтобы охватить небо и его зрение. Все вокруг стало расплывчатым, словно на нем были толстые, темные солнцезащитные очки. Солнца больше не было видно, но это не приносило ему облегчения. - Да поможет нам Бог! - единственное, что можно было извлечь из разбегающейся толпы. Все остальное слилось в монолит страха и напряженности. Крики агонии и боли отравили воздух даже больше, чем дым, попавший в легкие Ёнджуна и душивший его внутренности. Несмотря на всю эту суматоху, людей, бегущих и толкающих его в плечи, и попыток не быть раздавленным падающими обломками, Ёнджун остался на том же месте. Его разум был пуст, он еще не совсем осознал всю серьезность ситуации. Всего несколько секунд назад все было нормально. Но теперь палатка ЛДС и сцена оказались завалены кирпичным зданием суда. Глаза Ёнджуна были широко раскрыты, и ему не хватало контроля, чтобы щуриться; он не мог видеть сквозь туман грязи и дыма. Его разум твердил, что, не видя повреждений, он не мог знать наверняка, что Субин и его команда были раздавлены под ними. Он просто не мог знать. Но Субин был единственным, кто был сейчас у Ёнджуна. Он был единственным, кто не относился к нему как к мусору, он был единственным, на чье спасение рассчитывал Ёнджун. Он им был, правда? В какой-то момент, сам того не зная, Ёнджун начал думать о Субине больше как о защитнике, чем как о злодее. Но что, если он снова окажется один, как когда ушел его отец? Ёнджун моргнул, глаза намокли, на ресницах повисли слезы. Вокруг него лежали люди в лужах собственной крови. Некоторых ударило по голове летящими обломками, куски плоти были разбросаны по каменной земле. Кусочки красных мозгов и белых костей были небрежно разбросаны по площади, настолько отделенные от их тел, что никто не смог бы собрать их вместе. Люди безжизненно лежали на земле с дырами и ранами в разбитых головах, навсегда запечатлев снежных ангелов из собственной крови. По сравнению с телами, которые были раздавлены пополам каменными или цементными блоками, проскользив по земле под их весом, этим расплющенным телам повезло больше. У одного из выживших нижняя часть тела была полностью оторвана от верхней части на уровне пояса. Розовые нити его кишок вываливались на землю, словно выброшенная на берег медуза. Мужчина потянулся вниз, чтобы ощупать свои внутренности, хотя его красные глаза смотрели в небо, словно он замечтался о чем-то. Словно он не мог понять, что происходит. Другой мужчина стоял в нескольких метрах перед Ёнджуном. Единственным признаком травмы на нем была кожа лица, полностью оторванная от черепа и висевшая на небольшой полосе кожи у самого подбородка. Он бродил по площади с отрешенными глазами. С ярко-красным куском мяса вместо головы. Куда бы Ёнджун ни посмотрел, везде было больше мертвых людей, больше умирающих людей, больше деформированных людей. Каждый раз, когда он моргал, перед его глазами возникала новая навязчивая картина. Дым душил его от легких до горла, и он не знал, что делать. Шрапнель прекратилась, так что он был в безопасности, пока не взорвутся очередные бомбы, что было весьма вероятно. Он не мог просто стоять здесь и ждать, пока Субин за ним придет, Боже, это было так глупо. Он даже не мог разглядеть, жив ли Субин в этом хаосе. Пепел оседал, но недостаточно быстро. Справа от него снова раздались крики, и Ёнджун повернулся и увидел толпу мужчин, карабкающихся по разрушенным домам по направлению к площади. Сквозь дым он не мог сказать наверняка, цветные у них глаза или черные, но они держали оружие. Пистолеты, мачете, биты, и все они выглядели яростно. Как только мужчины преодолели завалы, они побежали к площади, прямо на толпу оборотней. Ёнджун повернулся налево и побежал к улице, где находился его дом. Его разум отключился, и он не думал ни о ком, кроме себя. Он сощурил глаза, оглядывая окрестности и пытаясь найти самый безопасный способ добраться домой. Вход на его улицу был завален горящими обломками, и несколько человек уже пытались перелезть через них. Один из них был охвачен огнем, это было слишком опасно. Ёнджун вбежал в переулок, который тянулся за вереницей домов на его улице. Там не было ни огня, ни обломков, лишь другие люди, что пытались добраться домой. Его первой мыслью было - они стоят у него на пути. У Ёнджуна были длинные ноги и выносливость, а эти маленькие омеги уже пыхтели от бега трусцой. Некоторые даже кричали, что выбесило его еще больше. Если та группа людей узнает об их местонахождении, то примчится в переулок, чтобы убить их. Этого хотели эти глупые мальчишки? Ёнджун мог физически ощутить разницу в воздухе, когда отдалился от главной площади. Мир перестал расплываться, и он почувствовал запах травы вместо дыма. Единственным оставшимся чувством было удушье в горле, хотя это могло быть и результатом панической атаки. Ёнджун сдерживал себя, сосредоточился на цели и не колебался. Добравшись до заднего двора за своим домом, он, подстегнутый адреналином, с легкостью перепрыгнул через забор и побежал к входной двери. Он открыл и захлопнул за собой дверь, прежде чем запереть ее и, наконец, замер, прислонив голову к дереву, и глубоко задышал. Только когда он остановился, то понял, насколько сильно выдохся. Он не был спортсменом и уж точно не был фанатом кардиотренировок. Должно быть, адреналин помогал его телу двигаться, но почему другие омеги не могли сделать того же? Что ж, не было смысла продолжать об этом думать. Ёнджун был дома, в безопасности, и это все, что имело значение. Несколько минут он стоял молча и осматривал гостиную блуждающим взглядом. В доме не было ни движения, ни звука. Даже на улицах было жутко тихо, если не считать непрекращающегося гула криков на расстоянии. Он сглотнул и полез в карман. Ему нужно было снова позвонить тете, чтобы убедиться, что с ними все в порядке и что они не стали частью хаоса. Он не видел и не слышал взрыва в других домах, но все было возможно. Он и не подумал взглянуть на ее дом, когда пробегал мимо в переулке; он даже не был уверен, что мог бы сосредоточиться на чем-то другом, кроме бега. Ёнджун ощупал карман, в котором обычно держал телефон, затем другой карман, затем обеими руками обыскал штаны. Там ничего не было; его телефон, должно быть, выскользнул, когда он бежал. Ёнджун почувствовал, как в его груди нарастает ярость, такая же горячая и удушающая, как клубы дыма. Он закрыл глаза и втянул воздух, пытаясь успокоиться. Но поспешное решение овладело его телом. В его голове возникла мысль что-нибудь ударить, полсекунды потребовалось, чтобы решить, что это отличный способ избавиться от гнева, и тогда он со всей силы ударил кулаком в стену рядом с дверью. Его кулак пробил гипсокартон, оставив за собой большую дыру, когда он поспешно его вытащил. На фоне белой краски их интерьера она была весьма заметна. Как же глупо. Но ему полегчало, по крайней мере, немного. Никто не мог бы его винить. Тем не менее, было довольно позорно пробить дыру в стене. Ёнджун вздохнул и снял с ближайшей стены картину в рамке. На прежнем месте остались четыре точки от двустороннего скотча, но они были менее заметны, чем зияющая дыра. Оставшейся липкости на задней части рамы было достаточно, Ёнджун прижал ее к отверстию и подержал, чтобы убедиться, что лента достаточно приклеилась. Место было странным для картины, почти вдвое ниже, чем дверь по соседству, и он был уверен, что оборотни очень быстро поймут, что произошло. Он просто надеялся, что они ничего не скажут, что им будет наплевать. В конце концов, это был его дом. Странно было, как Ёнджун ловил себя на мысли о самых обыденных вещах во времена сильного стресса. Он делал то же самое, когда его мать была ранена и когда альфы вторглись в его дом. Лишь эти несущественные вещи возвращали его к ощущению стабильности. И его разум нуждался в этом больше всего, когда он был напряжен и напуган до предела. Выражение его лица не дрогнуло, взгляд был отсутствующим. Он полагал, что для незнакомца походит на социопата. Даже ему самому иногда так казалось. Его отсутствие реакции на подобные ситуации заставляло его чувствовать себя еще более виноватым, чем его неспособность действовать в первую очередь. Иногда он задавался вопросом, действительно ли он любил свою мать или дорожил ли Субином в принципе. Он знал, он знал, что чувствовал, но он так хладнокровно бросил их обоих и стоял здесь, как ни в чем не бывало. Каким человеком он был? Ёнджун не знал, как долго простоял без движения. Он сжимал рамку картины, пока кончики пальцев не побелели. Он не мог даже смотреть на нее. Он не знал, сможет ли когда-нибудь снова посмотреть на свою мать или отца, не чувствуя, как гнев и печаль нарастают в его груди. Ему пришлось перестать думать об отце; он никогда не вернется. И, стоя посреди собственного дома, Ёнджун задавался вопросом, вернется ли когда-нибудь Субин. Будет ли Ёнджун также стоять у окна всю ночь и ждать, когда Субин вернется и спасет его? Как он мог? Как мог Ёнджун ждать спасения от кого-то, когда у него была возможность спасти Субина? Он мог пойти в здание суда и попытаться спасти Субина, он мог выйти на улицу и попытаться спасти своего отца, но он этого не сделал, потому что был эгоистичен и напуган. Ёнджун считал их своими защитниками, как будто они должны были быть в состоянии защитить себя без его помощи. Но разве справедливо было сваливать это на них, разве ему не было плохо, когда он не смог защитить свою мать и сестру? Если он считал, что несправедливо было взваливать такую ответственность на него, тогда несправедливо было возлагать такую ответственность на кого-то другого. Если он не хотел, чтобы люди, которыми он дорожил, умирали, тогда ему нужно было помочь им, когда они в этом нуждались. И он задался вопросом, можно ли эту идею перенести на Пусан в целом? Или это касалось только его непосредственных знакомых? Дверная ручка резко дернулась, но не поддалась. Внезапное, громкое действие напугало Ёнджуна, и он сразу же прекратил прижимать раму к стене. Дверь была заперта, но он знал, что не составит труда проникнуть через окна или просто выбить дверь, если приложить достаточно усилий. Однако через несколько секунд человек просто перестал крутить дверную ручку и начал стучать достаточно сильно, чтобы в щели пробилась уличная пыль. Ёнджун наклонился вперед, посмотрел в глазок и увидел Кая и парня поменьше, его омегу, стоящих на крыльце. Их тела и лица были испачканы дымом и пеплом; которые, должно быть, очень быстро распространились по окрестностям. Он задавался вопросом, распространяется ли и огонь или только чад. Он быстро отпер и распахнул дверь. Кай завел своего маленького омегу внутрь, и Ёнджун без каких-либо эмоций закрыл за ними дверь. Мысленно он задавался вопросом, почему они пришли к Ёнджуну, а не к омеге домой. Наверняка парень жил по соседству, если ходил на митинги, верно? У него ведь была семья? Как он мог оставить их одних, чтобы заявиться к Ёнджуну? Возможно, он был предвзят. Кай ему правда не нравился, и он не хотел, чтобы в его доме было еще больше людей. Но это не имело значения. Он неохотно сыграет роль хозяина дома. Кай потряс головой, как мокрая собака, и Ёнджун просто смотрел, как частицы пепла летят на пол, оставляя после небольшое серое пятно на паркете его семейного дома. Ёнджун был весьма непреклонен, и его лицо не утратило стоицизма. Однако, он пытался подавить негативный запах, который мог испустить из-за недовольства действиями Кая. Он не знал, как это сделать, но что-то инстинктивно подсказывало ему, что он может. Когда он перевел взгляд с Кая на его омегу, то понял, что парень пристально наблюдал за ним. Его взгляд сместился, как только глаза Ёнджуна встретились с его собственными, и он повернулся к альфе. - Эй! Почему бы тебе не принять душ? - омега легонько ударил Кая по плечу и вздохнул, прежде чем снова посмотреть на Ёнджуна, словно видел его впервые. Все это время улыбка не сходила с лица парня, словно непочтительность Кая была легкой шуткой, словно на самом деле он не делал парню выговор, а лишь говорил ребенку не есть клей. - Извини, я все уберу, - заверил омега с легким поклоном. Ёнджун пытался быть вежливым, правда пытался. Но смог выдавить в ответ лишь кивок. Омега, казалось, воспринял это спокойно, и его улыбка стала еще шире, когда он кивнул в ответ. Затем он мягко толкнул Кая в плечо, не сводя глаз с Ёнджуна. - Тебе правда стоит принять душ. Я не могу уловить твой запах из-за дыма. - Ладно, ладно. Знаю, ты хочешь быть хорошим... без разницы. Тебе тоже стоит вымыться, когда я закончу, - заявил Кай монотонно. Омега наконец повернулся к альфе и улыбнулся, но Ёнджун понял, что улыбка была натянутой. Он переводил взгляд с одного на другого, странное чувство его не покидало. - Да, стоит, и я сперва подожду, пока остальные вернутся, - сказал омега. Кай на мгновение прищурился, глядя на парня, но в конце концов уступил и развернулся к коридору, ведущему в ванную комнату Ёнджуна и Чохи. Улыбка омеги медленно померкла, и он снова повернулся к Ёнджуну. И снова поклонился. Странно, подумал Ёнджун. Слегка чересчур вежливо, но, по крайней мере, это была хорошая передышка от альф, которые не проявляли к нему никакого уважения. - Могу я взять метлу или веник? - спросил парень, его голубые глаза блуждали по комнате. Его голос стал значительно ниже по сравнению с ранее легким и легкомысленным тоном. Перемена была значительной; его голос, ранее выше, чем у Ёнджуна, вдруг стал ниже. Мысленно Ёнджун приподнял бровь. Физически лишь покачал головой. - Не переживай, пожалуйста. Я сам все уберу. Чувствуй себя как дома. Я могу принести тебе еды или… - Да брось! - сказал омега, склонив голову в очередном поклоне, и зашагал к маленькому чулану рядом с входной дверью. - Ты уже так долго за ними убираешь... кем я тогда буду, если добавлю тебе хлопот. Ёнджун позволил парню открыть чулан, прекрасно зная, что именно там его семья хранила метлу. Ему было немного неудобно наблюдать, как он подметает грязь; в конце концов, это Ёнджун был хозяином. Убирать за гостями было его обязанностью. Но он также ценил то, что парень посочувствовал его затруднительному положению. Ёнджун никогда не мечтал о подобных гостях в собственном доме, не мечтал убирать за ними, так должен ли он был убирать за незваными гостями? Он так не думал. - Кстати, меня зовут Бомгю. А тебя - Ёнджун, верно? - спросил омега. Его глаза метнулись к Ёнджуну, когда он собрал пыль в совок. С опущенной вниз головой, Бомгю поднял глаза, и его ресницы прижались к коже на веках. Его глаза были по-кукольному большими и темными и сильно контрастировали с его бледной кожей. Его кожа была безупречной, а лицо достаточно длинным, образуя идеальную V-образную линию. Он весь состоял из безупречно пропорциональных, маленьких линий; его нос, его губы, его уши, его плечи, все, кроме его диснеевских глаз. Этот парень был идеальным эталоном красоты. Хотя Ёнджун всегда знал, что омеги должны быть маленькими, женственными и слабыми, до этого момента он не был близко знаком с этим фактом. Но этот омега, этот оборотень, стоящий перед ним, был кульминацией всего, что представляло человека. Люди были утонченными и придерживались стандартов красоты. Они многие годы жили под крышей, в то время как оборотни жили под солнцем, так что именно люди должны были быть бледными. И все же у Ёнджуна был более темный цвет лица, чем у Бомгю. Оборотням суждено было быть дикарями из древних времен, монстрами, пришедшими из глубин земли и веками бродившими по лесам, безумцами, что питались плотью людей и каннибализацией своего собственного вида. Они должны были выглядеть как неандертальцы. Возможно, Ёнджун просто завидовал. Потому что даже не мог разглядеть собственные ресницы, когда смотрел в зеркало. Его кожа не становилась светлее, даже когда он проводил все лето в помещении. Он не был уродлив, но и никогда не представлял такой безупречный идеал красоты; и на самом деле он больше походил на оборотня, чем Бомгю. Парень склонил голову набок и приподнял брови, отчего его глаза стали еще больше. - Тебя зовут Ёнджун, верно? - повторил он, и Ёнджун кивнул. Он знал, что должен перестать вот так отключаться, оборотням это, похоже, не очень нравилось. Однако, он задался вопросом, было ли тому причиной, что им не приходилось особо думать. В конце концов, они в основном полагались на инстинкты, верно? Нет, он просто вел себя мелочно. Прежде чем Бомгю смог снова заговорить, входная дверь распахнулась, сотрясая стены, и его картина упала на землю. Стекло на ней разбилось и разлетелось по полу. Ёнджун шагнул вперед, чтобы ее поднять, но остановился как вкопанный, увидев, что Джуну и двое других альф вошли внутрь. Они были в таком же раздрае, что и Кай: покрытые пеплом, в испорченной одежде, с гневными лицами. Один из них был бритоголовым, что уже здесь жил, но другого Ёнджун не узнавал. Он наклонил голову набок, провожая их взглядом. Он по-детски ожидал увидеть с ними Субина. Но его не было. Раздраженно вздохнув, Джуну стянул с себя рубашку и бросил ее на диван, вздымая повсюду пепел и грязь. Он потряс головой, как собака, как и Кай, и скинул ботинки. Спустя несколько секунд пол был покрыт грязью и смердел неуважением. Другой альфа, проживающей в доме, последовал за Джуну, а третий - нет. Он стоял, слегка неловко, и кивнул Ёнджуну, когда они встретились взглядами. Ёнджун слегка наклонил голову вниз, но не показывал эмоций. В прошлом он бы проявил уважение к незнакомцам, особенно к старшим, совсем их не зная. Но сейчас он словно его охранял. Словно, чтобы привлечь его внимание, люди должны были сперва его заслужить. - Какого черта вы делаете? - спросил Джуну, и взгляд Ёнджуна переместился на него. Джуну перевел взгляд с него на Бомгю, его красные глаза сверкали на солнце и становились ярче, чем свет, льющийся из окон. Он выпятил грудь, расправляя плечи и выставляя накачанные мускулы. - Перестаньте пялиться и приготовьте нам чай. Ёнджун повернул голову, чтобы взглянуть на Бомгю, который смотрел на него в ответ. Он уже ожидал наткнуться на широко распахнутые глаза и страх, но ничего такого не было. Выражение его лица было таким же пустым, как и у Ёнджуна, но подбородок слегка дрожал. Ёнджун повернулся к Джуну. - Идите. Большим мальчикам нужно поговорить, - парень с бритой головой прогнал их с легкой, самодовольной улыбкой. Ёнджун прирос ногами к месту всего на секунду, когда услышал, как Бомгю осторожно прислоняет ручку метлы к стене. Затем раздались шаги, но Ёнджун все еще смотрел на этого самодовольного альфу, когда Бомгю взял его под руку. Омега направился к кухне, и Ёнджун позволил увести себя без боя. Даже несмотря на это, его глаза были прикованы к двум мужчинам, которые остались стоять в гостиной. К тому моменту, когда он переступил порог кухни и больше не мог их видеть, сердце Ёнджуна отбивало марш в его ушах. Его акт неповиновения был настолько незначительным, что он даже не был уверен, мог ли действительно его так назвать. И все же он чувствовал, что еще немного, и один из них бы его побил. Вероятно, это не было преувеличением; Джуну уже избивал его за отказ повиноваться. Если бы Ёнджун наотрез отказался на этот раз, это, вероятно, повлекло бы такую же реакцию. Это чувство - принижать себя за веру в то, что он сделал что-то дерзкое, просто взглянув на кого-то - было очень странным. Но он также знал, что такое несущественное действие могло заставить Джуну сорваться. Как только омеги оказались вдали от других мужчин, Бомгю прижал руку к сердцу и покачал головой, глядя на Ёнджуна широко раскрытыми глазами. Он глубоко вдохнул, а затем прижал руку ко рту, из которого вырывались тихие смешки. - Вот черт, - парень хихикнул и прикрыл свои красивые глаза, снова выставляя напоказ длинные ресницы. - Дождешься и тебе надерут задницу, но это было забавно. И от этого Ёнджун почувствовал себя немного лучше. Этот парень осознавал опасность в том, что сделал Ёнджун. Его слегка бодрило, что кто-то его понимал, даже если это касалось самых незначительных вещей.