Профессор Певерелл

Школа чародейства и волшебства «Хогвартс», Шотландия. 1948 год, март.

Гарри Рональд Певерелл, 26 лет, артефактор с невыносимой тягой сломать кому-то руки

      Пыль кружилась в воздухе, взлетая и опадая, выделяясь на фоне далекого тёмного пола там, внизу. Двигающиеся лестницы замка встали в изначальное положение, образуя собой, при обзоре сверху, чудесную рамку для этой картинки, похожей на ночное звездное небо.       Вот только Певерелл не романтик какой и звездное предвидение грядущего в принципе не особо ценил.       — Долбанные перила… — Шикнул Гарри. Вообще, он удивлен, что эти лестницы были в изначальной задумке замка, а не сомнительной идеей какого-то из экстравагантных директоров Хогвартса. И работали эти чудесатые чудеса на таких древних цепочках рун, что можно было сломать голову… или шею.       Гарри ещё раз с сомнением глянул вниз. Качнул головой.       Эти лестницы безопасны. По крайней мере, когда каменные и массивные перила целы, они защищают детей магией от лишней дури, побуждающей срезать путь опоздунам напрямик и в результате возможной фатальной ошибки стать красным пятном дополнительной работы для домовиков.       Но вот, кусочек древней полезной развалины откололся и Гарри уже сломал Пивзу за этот проступок пару пальцев, потому что чинить такую чудь он не любил.       Доделывая работу, Певерелл жалел, что строили в былые времена на века и что поэтому нельзя просто склеить все изолентой в надежде на лучшее.       Ещё и Том отвлекал очередной тонной тупых вопросов, по статусу «умника» ему не положенных. Выполз из башни на свою голову.       Профессор, когда появлялся в обществе, вообще получал гигантское количество «чисто теоретических» вопросов.       «Эй, Гарри! Что такое крестраж? Да я просто спросить» ©Том Реддл.       Серьёзно.       Гарри фыркнул, бросив краткий взгляд на дожидающегося хоть какого-то ответа парнишку.       Работы это не отменяет. Ему нужно проведать пауков. Это также считается работой, возможно, даже особо утомительной, в частности, для его челюсти.       Дел в принципе поле непаханное, он до сих пор не отошел от событий Сочельника.       Ему следовало заподозрить неладное, когда до него докопался привычно излишне оживленный Бири. Траволог вообще цвел и пах с тех пор, как ужас Гриндевальда прекратил дамокловым мечом зависать над их шеями. Декан Хаффлпаффа предлагал поставить спектакль, «Фонтан феи Фортуны», сказку из сборника Барда Биддля. Стоит заметить, что это был первый и последний, единственный за всю историю Хогвартса рождественский спектакль.       Гарри должен был догадаться, что Диппет в своей вековой мудрости держал оборону не зря.       Герберт Бири, как излишне страстный фанат любительского театра, предложил подвергнуть в Сочельник преподавателей и студентов спектаклю по всеми любимой сказке. Гарри, куда более занятый закупками метел и их настройкой, тогда по дурости отмахнулся, мол, да делай, что хочешь, Гер. Бедной Минерве поручили обеспечить «спецэффекты», в том числе фонтан и миниатюрный холм, на который якобы поднимутся герои, в то время как холм будет постепенно погружаться под сцену. Разумеется, так как всем занималась МакГи, то и Фонтан, и холм получились очень порядочными и состряпанными на совесть — чего не скажешь, увы, о других участниках спектакля — сгубил постановку и человеческий фактор (Профессор Бири, исполняя обязанности режиссера, совершенно упустил из виду драму под самым носом, поставив в центр постановки парочку, которая ворковала половину спектакля), и фактор нечеловеческий — не успел спектакль толком расшевелиться, как «змей» профессора Кеттлберна, оказавшийся при ближайшем рассмотрении увеличенной зельями огневицей, взорвался тучей раскаленных искр и пепла, наполнив Большой зал едким дымом и обломками декораций. Зрителей срочно пришлось эвакуировать, поскольку пожар, бушевавший на сцене, грозил охватить всё помещение. Для некоторых веселье, как это уже неприятно принято для школы, закончилось в больничном крыле, в Большом зале ещё несколько месяцев держался запах горелой древесины, голова профессора Бири какое-то время походила на тыкву, а профессора Кеттлберна вновь надолго отстранили от занятий для принудительной госпитализации, добавляя коллективу мороки.       Вообще, это послужило толчком также и к тому, чтобы Совет Попечителей попросил изъять книгу из библиотеки. Дело было даже не в её трудновоспроизводимости на театральном поприще, а в том, что ключевая парочка спектакля были представителями смешанного брака магла и волшебника, чем и не преминули воспользоваться… некоторые, чьих имен называть не хотелось.       А с этим сейчас строго. Гарри шикнул на них что-то вроде «отстаньте со своей повесткой от библиотеки, там есть штуки и похуже», а после ушел чинить Большой зал.       «На книжные полки Хогвартса не должно допускаться ни одно произведение, документальное или же художественное, в котором шла бы речь о «правильности» смешанных браков между волшебниками и маглами. Я не желаю, чтобы мой ребенок, чистокровный волшебник, читал книги, пропагандирующие браки волшебников с этими грязными, воинствующими…»       Ну тебя, Ирма Блэк.       — Так когда твой день рождения? — Спросил Реддл в очередной раз, вынуждая Гарри резко дернуться. Он пытался вызнать это раньше, но Гарри был хорош в утаивании своих секретов. По крайней мере, в сокрытии таких мелких, незначительных деталей.       Директор хмыкнул и устало провел пальцами по глазам, отгоняя запах домашнего торта, тепло свитера и вкус шоколадных лягушек, услужливо подбрасываемых памятью.       — С точки зрения истории, его как бы нет. — Он издал сомнительный в своем дружелюбии к аудитории смешок.       — Гарри. — Удивительно преподавательским журящим нерадивого студиоза тоном выдал Том предупреждение. В самом деле, этот зануда может таскаться за ним хвостиком целую вечность.       Гарри стоило понять это гораздо раньше. Почему он думал, мол, смирится и отстанет? Что тот бегал за ним до самой смерти, что этот не уйдёт.       У Реддла удивительно устойчивые помешанности. Как он очутился в этом коротком списке во второй раз?       — Я не праздную.       Да и что праздновать? Что прожил ещё один год? Ради кого?       — Почему?       Гарри не хотел признавать, что ему не с кем. В те годы он получал весточки только от Гермионы, но даже так стремился скрыться ото всех, не имея совы и постоянного адреса. Стремясь исчезнуть из этого мира и памяти окружающих.       Он вытащил какой-то клочок пергамента из кармана, записывая себе использованную руническую цепочку по памяти, чтобы потом не возиться снова столько времени.       — Я бы хотел тебя поздравить. — Выдал вдруг Том таким тоном, каким обсуждают погоду за окном. Рука Гарри, выводившая ранее относительно ровную строчку, дернулась. Он не особо расстроился — почерк у него был обычный, мальчишеский, а не как у его собеседника, так что эта рукопись переживала моменты и похуже.       Записи для домашнего использования, а их владелец и так поймёт о чем речь.       — Тридцать первого июля. — Выдал Гарри после короткого молчания секрет, который для него ничего не значил.       — Тоже тридцать первое? Нетрудно запомнить. — Пожал плечами Том, не удивляясь такому совпадению.       Определенно не очередная случайность, созданно будто издёвки судьбы ради.       Гарри хмыкнул.

***

Школа чародейства и волшебства «Хогвартс», Шотландия. 1948 год, март.

Том Марволо Реддл, 21 год, человек с особыми навыками в устройстве сюрпризов

      Издёвкой было и то, что Гарри теперь зачем-то чесал в Запретный лес, в одном свитере поверх рубашки и на ночь глядя.       Ещё большей насмешкой над здравым смыслом оказались пауки, занимающиеся червезаводством. Какого чёрта, спрашивал себя Том с трудом сдерживая рвотный позыв от неаппетитного зрелища. Какого чёрта Гарри это ест.       Гарри, кажется, даже не морщился, эту мерзость жуя и единовременно обсуждая с Арагогом, спокойно ли на границе. Судя по всему, там, кажется, не очень тихо — контрабандистов видели, осматривающих тролльи пещеры.       Если думать позитивно, Гарри хотя бы ест.       С другой стороны… Хоть взволнованный Флимонт и упрашивал его узнать день рождения Гарри, чтобы иметь весомый повод заявиться и проведать его, до лета ждать несколько долгих месяцев. А зельевары влияют на Певерелла весьма недурно, судя по уменьшающемуся количеству алкоголя в директорской спальне, так что стоит всё же попробовать вытащить Гарри на ужин к семье Поттер без такого значимого события, как заблаговременное празднование именин.       Том Реддл, в конце концов, выдрессировал в себе много прекрасных качеств. Но пока что с Гарри Певерелом самым рабочим из них была упёртость.       — И… как на вкус? — Участливо поинтересовался Флимонт, не скрывая любопытные взгляды на невыразительное лицо другого человека.       — Сладко, спасибо. — Вежливо отозвался Гарри, поклевывая подозрительно красный рис. Все за столом печально потупили головы. Блюдо, приготовленное Юфимией, было острым, как кинжал ашашина, сдобренное баснословным количеством копченой паприки.       — Эксперимент двенадцать — не успешно… — Вздохнул мистер Поттер, подавая едва не задыхающемуся Тому стакан молока. — Не могу до конца понять, в чем именно заключается твоя проблема вкуса. Ты ведь понимаешь, что оно острое, но каким-то чудом игнорируешь этот ожог. Как гипотеза, твой мозг увлечен сладким, потому что это быстрый способ получения удовольствия? Но тогда и острое должно помочь…       Гарри пожал плечами. Он действительно любил быстрые способы получения удовольствия. Драки, квиддич, выпивка.       — Первое время, когда я травился, вкус действительно полностью пропал. — С полным принятием судьбы поведал Гарри, с сомнением глядя на частично заполненную ложку. — А потом мало что поменялось.       Решившись, Певерелл запихал рис в рот и зажевал с таким видимым усилием, что Том почти захотел перебить его и попросить перестать давиться. Но не стал. Гарри надо есть, и, даже если делает он это ради приличия, чем эта причина хуже других подложных?       — Твой язык должен был восстановиться. — Вздохнул Флимонт, с недоверием поглядывая на мешки под глазами Гарри. — Ты хорошо спишь?       Гарри проглотил кашицу во рту, прежде чем высказаться:       — Ага, много. — С этими словами Гарри задумчиво уставился на секундные стрелки артефакта на стене и назвал совершенно сумасшедшее число: — Часов по пятнадцать.       Том спрятал лицо в ладони. Стало хуже.       — …поразительно, что ты справляешься со своими обязанностями. — Вежливо скрыл свой трепет Флимонт за красивыми словами, чем Том себя уже не утруждал.       — У меня просто других дел нет. — Сказал без всякого сарказма директор школы, нуждающейся в соответствующем времени реформировании. — Я встаю, занимаюсь документами со стола, летаю, ложусь. Иногда подремончиваю всякое или пары замещаю.       Сильно хуже, подумал Том. Какая унылая у Гарри рутина, в сравнении с временами его студенчества.       — Не беда, решим. — Улыбнулся Флимонт, каким-то чудом сохраняя оптимизм на прежнем уровне, вопреки тревожащему человеку перед ним. — Я ведь смог создать обезболивающее, которое помогло даже тебе.       Гарри аккуратно сложил столовые приборы, оставив на тарелке чуть меньше половины блюда. Юфимия элегантно махнула ладонью, призывая чайник и десерт.       — Да, постоянно меняющийся состав прямо во флаконе из-за явлений формирования осадка, постепенно вновь вступающего в реакцию. — Заунывно продекламировал Гарри под удивленный взгляд Тома. — Потрясающая штука, Флимонт.       Гарри почти улыбнулся, очевидно воодушевившись концепцией восполнения уровня сахара в крови. Казалось, недовольство от экстремального способа прихода в гости в нём немного поутихло.       Тому было почти смешно, что Петрификус Тоталус в чужую костлявую спину действительно сработал. И эти косые взгляды весь вечер на Юфимию, улыбающуюся так, будто это не она протаскивала недвижимое тело Гарри через камин!       Действительно смешно, как Певерелл сохранил свою ужасающую боевую репутацию до сих пор. Но Том признавал, что подловить можно всех. А подловить Гарри просто особенно приятно. Жаль, что второй раз такой метод не сработает, придумывать надо будет иной способ.       Однако, как оказалось, нужды в напряжённом продумывании новой тактики не было. Через несколько недель Том заметил, что Гарри начал отвечать на их письма и встал где был — в совятне, с вороном на руках.       — Почему ты не держишь сову в директорских покоях? — Мягко полюбопытствовал Том, помня об осторожном, да, но трепетном отношении Гарри к птице.       — Ей там одиноко. — Мужчина нежно погладил полярную сову по грудке и отпустил с письмом в полёт. — Почему ты не держишь ворона у себя?       Том обратил внимание на имя получателя на конверте. Можно сказать, что Снежинку сегодня ждёт хорошее гостеприимство и достойное угощение.       — Его шум меня раздражает. — В отличие от Гарри, Том не тратил себя на эмоциональную привязанность к животному. Какая возмутительная идея. Хуже было бы разве что привязаться к стрыге. — Давно ты отвечаешь Флимонту?       Что я упустил, имел в виду Том.       — Поттерам проще ответить, чем не ответить. — Пожал плечами Гарри, как обычно в эти дни, и без особых эмоций заметил: — Я все еще помню твой Петрификус. Боюсь представить, что удумает гений Юфимии, если дать ей повод.       Тут Тома передернуло не от хорошей вентиляции башни.       И все же рутина Гарри его беспокоила.       Том помнил, каково это — жить с этим человеком в одном доме. По правде, те рождественские каникулы — одно из лучших его воспоминаний за всю жизнь. Когда он был студентом, то не задумывался о быте профессора слишком сильно. Типа, ну, чем может заниматься чудной взрослый, в которого он так безответно (и безответственно) вмазался? Странными штуками, очевидно?       Гарри не занимался странными штуками. Гарри молчал, а если и не молчал, то топил в сарказме, ходил бледной тенью, читал какие-то артефакторские справочники скорее как жвачку для мозга, чем что-то, к чему проявлял интерес. По правде, Реддл даже не мог упомнить, чтобы Поттер проявлял интерес к чему-то, кроме как к «золотой тройке».       Квиддич, драка, выпивка. И очень много нездорового прерывистого сна.       Выпивка лишь чудом исчезла из списка и теперь Гарри с синдромом отмены молчал ещё больше.       Том удивлялся, как тот справляется с обязанностями директора и умудряется вечно быть на подмоге, пока не понял, что для себя Гарри часы почти не выделяет — всё людям, всё другим. Тратит слишком много времени и усердия на детей, будто испытывая вину перед ними.       Гарри, не ты убивал этих детей. Да и дети были совершенно другими — это предки тех юных жертв, горюющие старшие родственники.       Серьезно, их убивал Том. Другой Том. Который больше не существует даже, как и следы его преступлений, нигде, кроме памяти Гарри.       Пожалуйста, Гарри, ну, серьезно…       Хотелось бы ему быть единственным, уникальным, но, пожалуй, Том был единственным подростком, на которого Гарри смотрел, как на более-менее разумного. А теперь Том и вовсе вырос и словно ничего от их былых отношений не осталось. А Гарри всё ещё тратил на неразумышей слишком много времени, и Том этого не понимал.       У них был совершенно разный взгляд на преподавание.       Гарри был мягким с детьми, жестким с подростками и просто невыносимым со взрослыми. Он высоко ценил теорию, но ещё большее значение придавал практике. Теория, которую дети применяли на практике — вот золотой стандарт его урока, обычно долгого и порой мучительного. Его прямое присутствие при этом не так уж и необходимо, потому что практика под надзором — это не практика, а детские игры.       Реддл больше предпочитал подавать информацию через разговор, а после отправлять детей на полосу препятствий. Сначала больше для того, чтобы отдохнуть от них, а после…       Понаблюдать, что юные гибкие умы выкинут в этот раз.       Иногда Том даже понимал полезность подхода директора, наблюдая, как дети без опаски подступаются к очередному чудовищу. Не то, чтобы это помогало им с Певереллом хоть иногда приходить к согласию, но Гарри действительно был прирожденным учителем при всей его ярко выраженной социофобии.       Том же преподавателем стал по нескольким причинам. Закрыть эгоистичный гештальт детской мечты. Лично проконтролировать рост последователей для своего плана. Ввести необходимые изменения в сферу образования, раз Авротат и разрушители проклятий уже под контролем Вальпугиевых.       И, разумеется, одна из главных причин, лишившаяся выпивки, глядела на него пустым взглядом глаз, затаскивающих его своим видом в пучины зеленых болот ведьминских топей. Том, смотря в них через блеклые стекла очков, порой тонул в отчаянии.       Все остальные его задачи были спланированы по пунктам. Часть с гештальтом даже выполнена.       К этому волшебнику он будто бы даже подступиться не смог.       Порой Реддл считал себя безнадёжным, но вода камень точит. Гарри на камень не подходил, разве что сердце у него каменное, но Том об этом не думал, совсем нет.       — Чего приперся? — Вопреки недовольному тону, дверь Гарри распахнул настежь.       — А будь я студентом? — Том плавно примостился к косяку.       — Напоил бы чаем. — Гарри закатил глаза и немного отошел, расширяя проём.       Ночной гость не двинулся.       — Так напои. — Дернул плечом Том, оглядел все доступные взору уголки плоти под мешковатой одеждой и мягко уточнил: — Я тебя разбудил?       — Издеваешься? Только три ночи. — Гарри хмыкнул и вызывающе на его недвижимую фигуру глянул. — Я усну лишь под галдеж портретов, а они поздние пташки. Проходи уже. Ты что-то хотел? Соскучился?       Соскучился.       — Нужно обсудить часть моей программы. — Можно было прийти и без значимого предлога, но получить отворот при таком повороте событий куда легче. А Том действительно тосковал по компании другого мужчины.       Гарри застонал. Не тем типом звука, что Том с собственному ужасу все чаще желал слышать в его спальне, но всё равно забавляющая реакция.       — Это бы не подождало до утра? — Проворчал Певерелл, присаживаясь за кофейный столик, который так и не поменял со времен директора Диппета.       — Чтобы ты лег спать? — Подразнил его Том, копаясь в чайной коллекции спящего портрета.       — Именно! — С насквозь лживой беспечностью подыграл Гарри в ответ. — Люблю спать под твои занудства.       Он звучал, как самый безответственный директор Хогвартса за последние пару-тройку веков, но взял бумаги в руки, принявшись вычитывать чужой аккуратный почерк.       Гарри, судя во виду, слишком давно не спал, так что наверняка планировал дотерпеть до утра и провалиться в долгие сновидения на дюжину часов, пока его организм не отдохнет достаточно, чтобы подкинуть очередной ужасный сон. Потом он проснется, поделает дела и вскоре с истощением провалится в очередной кошмар часов уже на пятнадцать.       Кровавые глаза и детские трупы.       Детские глаза и кровавые трупы.       Красные глаза.       Гарри глянул на Тома, усевшегося в кресле, и тут же отвернулся. Тому уже не нужно было стараться, чтобы считывать страдания с его лица.       Сломанная игрушка войны, думали оба. Пережеванная и выплеванная на грязный пол. Гарри не был способен просуществовать нормальную жизнь. Он хотел, но не мог.       Том же хотел себе Гарри. Оценил некогда сиявший потенциал треснувшего изнутри камня и тщательно собирал крошку в тщетных попытках восстановить былое величие.       — Тогда как насчет полетов? — Улыбнулся Том, когда Гарри с трудом продвинулся на треть первой страницы, отчаянно щурясь и водя взором по абзацам текста, уперевшись в свой порог осмысленного восприятия после долгих дней лишения сна.       Том был уверен, что скоро точно заставит директора упасть в его угодливо расставленные сети.       — Что? — Мужчина напротив ошеломлённо моргнул. Всё такой же напряжённо бдительный, несмотря на отчётливый аромат мелиссы, паром поднимающийся над столиком. В самом деле, прилагающий неприятное количество усилий для того, чтобы остаться в сознании, как будто за пределами сомкнутых век его ожидал худший кошмар.       Впрочем, зная Гарри, вероятно так и есть.       — Не хочешь работать? — Том продолжал улыбаться, не поднимая тяжелые темы на плечи, не могущие выдержать такой ноши сегодня. — Давай полетаем.       Всё просто. Принцип золотой тройки.       — Хватит уже. — Певерелл с подозрением посмотрел на образец вежливости этой ночи, обоснованно подозревая некий подвох. — Ты ненавидишь метлы.       — Я кое-что придумал. Своего рода сюрприз. — С обольстительной улыбкой Том встал, предлагая другому мужчине бледную ладонь.       — Сюрприз… — Фыркнул Гарри, покосившись две заваренные, но не испитые чашки на столике, тотчас заброшенные, когда Тому в голову забрела его ещё непредставленная сумасбродная идея.

***

Школа чародейства и волшебства «Хогвартс», Шотландия. 1948 год, март.

Гарри Рональд Певерелл, бывший ловец, оскорбленный чужой нечестивой нелюбовью к метлам

      Том умел устраивать сюрпризы, подумал он. Стараясь не направлять палочку Реддлу промеж глаз.       Ещё с древних времён волшебники предпринимали попытки летать без посторонней помощи. Примерно в 962 году нашей эры была изобретена летающая метла, которая угодила желанию большинства магов летать. Левитация стала возможной с появлением заклинания таковой в Англии, а попытка улучшить её привела к изобретению Джарлетом Хобартом левитационных чар в 1544 году, не удовлетворивших, впрочем, потребности в контролируемом полете. Но левитация без посторонней помощи до сих пор считалась магически невозможной, не считая тех анимагов, что могли превращаться в летающих животных.       Том Реддл же, юное безумное дарование, свалившееся на бедовую голову профессора Певерелла, преспокойно облетел квиддичное поле в виде очень знакомого темного тумана, едва заметного на фоне ночного неба.       Пробуждение целой тонны опасных воспоминаний для путешественника во времени в этот момент было почти гарантированно.       — Ты изобрел магию полета из той черной дрисни… — Выдохнул Гарри, наблюдая за приземлением на ноги Реддла. Этот невозможный волшебник встал гордой пташкой и уставился на него этими темными глазами, будто ожидая похвалы.       Чары, подпитывающиеся воспоминанием страха. Вот, почему никто не смог повторить этот фокус. Что за чёрт…       Допустим, думал про себя Гарри, всё ещё не отводя пристального взгляда с молодого человека, оригинальный Воландеморт тоже пытался выучить Патронус, а потом, уязвленный тем, что магия света ему вообще не дается, создал магию полета, потому что метлы — это ужас смертный и использовать их иначе, чем как уборочный инвентарь, банально неприлично для респектабельного человека.       Тот Том тоже считал первый побег из дома самым счастливым воспоминанием? Не Хогвартс? Тогда почему у Дамблдора постоянно речь шла, что Хогвартс — самое счастливое для Тома место?       — …ещё один вопрос в том, почему убийство для него не является крышесносным счастьем… — Пробормотал Гарри тихонько себе под нос, как будто выражение мыслей вслух поможет лучше организовать линию размышлений и прийти к интересующему выводу.       Но, впрочем, Реддл стал безумцем только под конец, когда ему Пророчеством черепицу снесло, а до того даже при крестражах то был весьма осторожный и целеустремленный человек, который относился к кровопролитию, лишь как к способу достижения конечной цели. А не как к самоцели, в плане.       Кошмар у мальчишки, а не жизнь — детдомовец из маглов в окружении высокородных змей, вырывающий счастье клешнями.       — Так, насчет свидания. — Завел свою шарманку Том, на что Гарри закатил глаза и хотел было съязвить что-то, но был остановлен Реддлом, поднявшим в просьбе молчания бледную ладонь. От этой наглости Гарри хлебнул воздуха. — Квиддич, драки, выпивка. Как насчет подраться? Я тут одно интересное и опасное местечко видел. Хочешь исследовать? Теперь мы можем долететь туда вместе.       Гарри смотрел на него в высшей мере подозрительно. Конечно, очевидно, что Том постучался с планом к нему этой ночью.       — Что за место? — Гарри решил последовать идее другого, чтобы лучше понять, что за мозгошмыги шевелятся в загадочной черепушке.       — Пауки. Твои пауки говорили о контрабандистах. Я их выследил. Они собираются пустить речных троллей на жир. — Том с некоторым удовлетворением пронаблюдал за Гарри, слышащим треск стекла в собственной голове. — А речные тролли…       Том, очевидно, хотел вмешаться, чтобы ярко продемонстрировать свой занудный гений, но Гарри не нуждался в объяснении.       — Выполняют функцию охраны переходов через реки. Если их убрать, у нас может быть наплыв полуразумной хтони, но более агрессивной. — Гарри знал это, так как на самом деле помогал другим студентам учиться в своё время по ЗоТИ и магическим существам, но Том выглядел так, будто пытался не удивиться, что… не неразумно, потому что Гарри при нём зачастую проявлял практичность, не интересуясь вещами сверх необходимого. — Черт, это едва ли моя директорская обязанность… — Он чуть глаза не закатил от нежелания напрягаться, но что-то внутри подняло голову сквозь двухдневный недосып с мерцающими глазами и широкой улыбкой. Старое доброе побоище, даже если плечом к плечу с Томом Реддлом, уже на этапе идеи радовало разом занывшие от неподвижности мышцы. Он вскочил на метлу, дернувшуюся под ним, будто разделяющую любовь к приключениям, не в состоянии устоять перед возможностью, и воскликнул сквозь некоторое сомнение:       — Звучит неплохо.       «Это твое свидание», — не высказал он.       В любом случае, думал Гарри, этот парень искренне пытается.       По правде говоря, он знал, что Том Реддл сражений не любил. Признавал как крайний метод, разве что. То есть, он мог применять насилие, ещё как, но только когда был уверен, что сможет как минимум устоять на ногах. Волшебник хорошо разрушал проклятия и великолепно насылал их. Говоря начистоту, кучка контрабандистов даже не поняла, с какой стороны на них налетел мрачный туман, вогнавший их в полную слепоту. Так же они не поняли, почему их ноги в полной агонии подогнулись.       — Эй, что за дела?! — Возмутился Певерелл, отхватывая себе какого-то парня с самым пугающим лицом. — Всю прелесть драки по ветру!       Какое-то проклятие просвистело у его уха, но Гарри увернулся, словив, очевидно, какой-то особый кайф и…       Драконьи яйца, тот парень свалился на землю от первого же Экспелиармуса, это даже не смешно. Гарри разочарованно смотрел на упавшего после столкновения со стволом дерева лидера шайки-лейки, а после с ещё большей тоской глянул на катающуюся по земле кучку остальных, которых Том уже обезоружил.       Моргана.       Гарри издал печальный вздох, обводя взглядом чужие приготовления — расставленные сети и волшебные капканы.       И очень сильно воняющую приманку на троллей.       Сзади что-то грохнуло.       — О… — Выдохнул Том, непроизвольно отступив на шаг назад.       — О! — Наконец ощущая долгожданный прилив кайфа, воскликнул Гарри с восторгом, и, пока чудик-Том пялился на него, как на внезапно проявившийся Философский камень, реализовал вмиг составленный план.       Левиосой притянул булыжник размером с Хагридову тыкву, раскрутил тот вокруг своей оси, а после запулил, как контролируемый бладжер, прямо в жбан выскочившему троллю!       Чудище свалилось в долгую отключку. И никакой экспедиции с жертвованием палочки не потребовалось!       Было почти весело… пока было.       — Нет, серьезно, в этом времени все противники такие скучные? Или чтобы получить злобного сильного врага, нужно родиться при определенных обстоятельствах? — Шептал Гарри себе под нос.       И Том, чудак, всё ещё косился на него неотрывно, только в этот раз глядел, как мама-кошка, на глазах которой топят весь её помёт. Гарри мимолётно отследил своё отражение в речке и слегка удивился остаткам румянца на щеках, впрочем, уже сползавшего с его лица облупливающейся краской.       — Я вызвал авроров, но давай приберем тут все. — Собрался с мыслями Реддл и начал наводить ненужную протокольную суету. — Могут послать неучей, а я не хочу вытаскивать их из…       И зачем это всё? Когда можно просто пнуть эти железячки и они отлично схлопнутся без лишних хлопот. Не дураки же правонарушители? Это естественно, брать с собой инструменты, которые можно легко и быстро за собой убрать и тикать.       Капкан, который Гарри злобно пнул в направлении другого ближайшего, щёлкнул пастью, подпрыгнул в воздух, а потом запустил цепную реакцию из остальных металлических кусак, заставляя их скакать и хватать друг друга, взметая грязь и остатки талого снега.       Даже интересно, в самом деле, никакой магии, кроме той, что потребовалась для придания формы металлу.       — …можно и так. — Вздохнул Том коротко и сдавленно. Не смотрел на него, когда говорил. — Наверное, ты разочарован?       Гарри обернулся удивлённо. Он как-то уже почти обвыкся к вниманию Тома, прожигающему его напряжённую спину.       Гарри хлопнул глазами, в которых какое-то время действительно плескалось что-то живое. Черти, возможно. Том подошел поближе, но странное наваждение тут же испарилось. Будто мелькнувший изумруд вновь заменили затертым бутылочным стеклом. Обознался.       — А? — Гарри запутался ещё немного больше, когда этот человек будто качнулся в его сторону, снова сверкая очами, легко улыбаясь, прежде чем счастье соскользнуло с его фигуры, плечи опустились, как у подрезанной марионетки, а брови слегка приподнялись, открывая куда больший вид на чужие печальные глаза. Поттер опять облажался? — Нет. То есть, да. Противники отстой, но я благодарен тебе теперь. Ты попытался. И я взбодрился. Наверное, я даже чувствую себя сонным, так что заползу в мешок, как только вернусь и прочитаю о твоих изменениях в программе.       И опять запутался в словах, как будто ногу в рот засунул. Гарри осмелился взглянуть на Тома.       — Мешок. — Мужчина был не впечатлён, но хоть, слава Мерлину, та ужасная гримаса исчезла.       — Постель. Постель. Я хотел бы сказать постель. — Гарри выдавил из себя какое-то подобие улыбки, но Том не поверил. Гарри знал, что это его вина: он всё время спал в кресле, когда Реддл жил у него. А до того всё детство спал в чулане, о чём Том был прекрасно осведомлён.       И теперь Реддл не мог дать Певереллу приличное завершение диалога, даже притворившись что не знает, что старший волшебник реально может заползти в мешок из-под картошки.       — Я мог бы… побыть с тобой. — Более того, выросший мальчишка продолжал неловкую тему.       — Что? — Гарри тут же отказал. — Нет.       Это бессмысленно.       — В плане, ты хорошо спишь, пока я рядом, то есть, спал и… — Том не смущался, как некоторые люди, со сжиманием пальцами рукавов и скручиванием рук, Том замер, уставился на лоб Гарри, к привлекающей внимание отметине, и перебирал более подходящие слова прямо во время разговора.       Том доверял Гарри, и это было совершенно не нужно.       — Да, потому что я хорошо засыпаю, когда ощущаю опасность или неудобство. Типа, знаешь, когда мой некомфорт сосредоточен, мне проще заснуть. Это гораздо лучше слепой тревожности, понимаешь?       Гарри не считал это важным секретом. Змеюка подобрался достаточно близко, чтобы заметить данное обстоятельство без словесного упоминания.       — Ты… боялся меня? — Том замер с широко открытыми глазами. Не хватало выразительного указания ладонью во весь рост Тома для полноты картины недоверия. Вроде того, как бывший школьником Реддл мог представлять активную угрозу для путешествующего Героя, сражавшегося с взрослым Тёмным волшебником, ещё будучи… школьником.       — Ну… Ты вызывал опасения. — Гарри повёл плечом, не стесняясь прошлых не совсем трезвых представлений.       Вполне обоснованно он в прошлом считал, что имеет дело с непойманным убийцей, успешно подставившим невиновного, начинающим тёмным магом, в омут с головой прыгнувшим в самые злые из искусств, манипулятором, успешно подчинившим себе в культ чистокровную молодёжь, социопатом, сквозь личину которого мог видеть только циник вроде Дамблдора.       Гарри был талантливым студентом, не раз выжившим против взрослого мага, знал столь же талантливых сверстников. Он отказывался проигрывать, недооценивая неприятности, которые могут причинить дети.       — Это закончилось? А что изменилось?       Гарри разобрался в своих заблуждениях и поспешных обвинениях под конец года, как обычно. Но Том спрашивал ведь не об этом?       — А… — Гарри и сам не понимал. Вернее, даже не думал об этом. Мужчина потер переносицу. — Ну, ты…       «Ты поцеловал меня».       Как он может бояться человека, настолько очевидно влюбленного в него? Для Гарри это было разочарованием всей жизни.       Теперь Том был просто… Томом. Он не пугал. Он не был опасным. Он даже забавным не был. На самом деле этот парень лишь вызывал у него стойкое раздражение и некоторое отвращение в моменты, когда он особенно сильно напоминал того себя. А ещё глухую и топкую привязанность.       Последнее было хуже всего, потому что у Гарри был лишь один алгоритм для такого. Беги, пока цел. Беги, пока он жив.       Их прервали хлопки аппарации и алые мантии.       До замка они добирались в полной тишине.       Гарри лёг спать, сворачиваясь в холодном спальнике на полу, но сон шел плохо и он подумал, просто подумал…       Каково спать, когда тебе не страшно?       Он уперся спиной к стене и это был тот странный жест, который Том проворачивал слишком часто, что Гарри заметил тогда, когда мальчишка лечился в Мунго. Очень знакомый жест, честно говоря. В чулане он тоже так делал, правда, из-за этой привычки пауки слишком часто сновали по нему, когда забирались выше к косому потолку и когда он не пугал движением своих крохотных соседей.       Ему почти не снились кошмары той ночью. Он скинул это на последствия драки.

***

Школа чародейства и волшебства «Хогвартс», Шотландия. 1948 год, апрель.

Гарри Рональд Певерелл, 26 лет, директор школы, не очень этим фактом довольный.

      Он стоял на краю пропасти, полной теней, и внезапно воспоминания накрыли, как ледяной ливень. Его мать — её голос звучит так чисто, так рядом. Она снисходительно шепчет что-то, как будто её слова могут спасти. Но почему-то они только умножают страх. Он видел белый мост, который обычно ведет к надежде, но сейчас кажется вымытой слезами дорогой в никуда. Как он там оказался?       В руке оказывается волшебная палочка — она такая лёгкая, но почему-то давит невыносимо. Он сжимает её и чувствует, как подавляющее чувство вины давит грудь. «Ошибся», — шепчет внутренний голос, терзающий снова и снова, как яркие воспоминания об утратах, которые он не мог предотвратить.       Дуэль. Он уже на краю, и каждый взмах напоминает о том, что этот маг просто человек, защищающий свою душу, а не герой из сказки. Он побеждает, хотя даже победа кажется странной. В замешательстве, словно не понимает, как ему удалось справиться. Но жертва есть, жертва, чтобы исправить ошибку. Нужно только отдохнуть, успокоить мать и попросить братьев о помощи. А затем вдруг чувство пульсации в шее, боль — липкая горячая кровь стекает, смешиваясь с известными звуками — булькающими, как эхо того, что осталось позади. Это так странно, он не мог избавиться от боли.       И тут он ощущает их чувства — другого человека, который сражался до последнего, несмотря на свои страхи, на свои попытки держаться. Их гнев, их отчаяние проникают под кожу ядом, и он не знает, как справиться с этим. И боль проникает глубже, оставляя за собой шрамы, о которых никогда не расскажут.       Где он? Где он, черт возьми?!       Гарри вскочил, едва не путаясь в мягком чем-то, обвивающем его ноги, споткнулся и лишь чудом избежал столкновения с каким-то силуэтом, тут же направляя на того палочку, неспособный вскрикнуть или возмутиться, потому что рот у него был заклеен…       Он спал в очках.       На второй взгляд силуэт оказался обычной вешалкой, и это было основной причиной, почему Гарри никогда не вешал на нее мантии. Ему стоило бы дать домовикам нагоняй за то, что они вновь перестирали её. Он в любом случае не смог бы, он никогда не мог ругать этих эльфов.       Сдернул скотч со рта, раздышавшись, и выпутался из спального мешка, игнорируя заваленную хламьем и бумагами постель.       Кошмар.       Это был всего лишь кошмар.       Ему нужно выпить.       Он не видел ни одной бутылки в комнате и это не должно его удивлять. Всё же, сам вынес весь алкоголь прочь. Уже давно. Весна на дворе.       Нужно полетать.       Гарри сделал глубокий вдох, открывая настежь окно и выволакивая из-под постели старую метлу. Сжав её в руке, он просто запрыгнул на подоконник и сделал шаг вперед. Свободный полет обдал ледяным ночным ветром, его завертело и маленький образец бывшего ловца, наверное, чудом для отсутствующих зрителей оседлал метлу, уходя в глубокий вираж.       Так лучше.       Он почувствовал себя лучше.       Он в порядке       Он должен поесть сегодня.       — Почему ты не взял фамилию матери?       Он не в порядке.       Так и пребывая с пирогом из патоки во рту, Гарри повернул голову к Тому. Мужчина заставил себя поесть, даже выпил что-то горячее и теперь его тошнило, но этот мальчишка вечно задавал вопросы.       Дурсли на такое заткнули бы его уже. Чертов любопытный ребенок. В любом случае, Гарри был слишком удивлен и тихо радовался, что Том кинул заглушку на область вокруг них, потому что директор позорно закашлялся. Тем не менее, в Большом зале было почти пусто. Время на стыке с уходящим комендантским часом, а Том всегда был неприятно ранней пташкой.       Тем не менее, мальчишка правда навесил Оглохни, не желая раскрывать тайны директора. Это почти трогательно.       — Что?       Гарри был немного не в себе после ночи.       Знатоки волшебных палочек согласятся с тем, что волшебные палочки действительно способны впитывать знания тех, кто ими пользуется, хотя этот процесс непредсказуем и далек от совершенства. Чтобы оценить, насколько полно могут передаваться знания каждого конкретного мага, нужно учитывать самые разные факторы, такие как взаимоотношения между палочкой и её владельцем. Тем не менее вполне вероятно, что палочка, долгое время переходившая от одного Тёмного волшебника к другому, вобрала в себя известную долю самых опасных разновидностей магии.       Как правило, маги предпочитают волшебную палочку, которая сама их «выбрала», а не принадлежавшую в прошлом ещё кому-то — именно потому, что усвоенные палочкой привычки прежнего владельца могут оказаться несовместимы с присущим новому хозяину стилем колдовства. Устаревший обычай хоронить или даже сжигать волшебную палочку вместе с владельцем после его смерти, от которого волшебники пытаются уйти последние шесть веков, также не позволяет волшебным палочкам переходить из рук в руки.       Но была бузинная палочка. И был Гарри с его дырявой головой.       Палочку он хотел спрятать или, того лучше, уничтожить, но руки его не слушались. Не в этот раз, когда она могла влиять на него.       Дрянь была спрятана в ларце в одной из скрытых ниш. Гарри касался её лишь раз, а после даже перекладывал с места на место через ткань, но, очевидно, Дару Смерти хватило и этого, чтобы оказать на него свой эффект. И никакая последующая изоляция не спасала от установившейся связи за пределами существования.       Иногда чужеземец в саду жизни видел странные сны. Воспоминания, знания. Назвавшийся фамилией далёкого предка даже знал, чьими были сегодняшние.       — Ну, Певерелл кажется громким имечком, да? — Том проказливо ухмыльнулся. — А ты очень не любишь публичность, так что, думаю, ты выбрал бы самое неприметное. Почему ты не взял фамилию матери, когда закреплял новое имя за своей палочкой?       Гарри Эванс. Звучало бы неплохо, но на секунду директор опешил.       В смысле, почему?       Ответ был для него настолько очевидным, насколько очевидным был этот вопрос для Реддла.       Глупый вопрос. Почти невинный.       Вопрос от человека, далекого от войны, от диктатуры и, наверное, поэтому Гарри так удивился.       Этот идиотский вопрос показался ему почти милым.       — Том… — Мягко начал Гарри, почти запинаясь от непривычной лёгкости своих слов. — Т… Тот Ты стер всех маглорожденных из реестра волшебников. Точнее, это сделали его люди. Так что моей матери будто бы никогда не существовало, я просто не смог бы доказать родство тем способом, к которому прибег — через гроссбух семьи. Да, я мог взять любую фамилию из списка, но мой отец был, знаешь реально Очень чистокровным парнем, так что в этом времени мне было бы ещё затруднительней, чем с фамилией дохлого рода. Представь десяток Флимонтов просто? А второе имя… оно очень распространенное, серьезно. Не удивлен, что Г… гроссбухерша нашла его. Не удивлен, что его вообще можно было вписать от балды, это же просто второе имя.       Рональд.       Это ужасно. Гарри не пользовался этим именем.

***

Школа чародейства и волшебства «Хогвартс», Шотландия. 1948 год, апрель.

Том Марволо Реддл, сбитый с толку собственной глупостью

      — Тот я… совсем чокнулся? Стереть маглорождённых?! То есть… — Том взмахнул рукой, слишком изумленный, чтобы предотвратить такие тики в полупубличном пространстве разговора. — Это не имеет никакого смысла. Ты говорил, что их было реально много и это создало бы полную путаницу в…       — Ну, знаешь, нет маглорождённых — нет и путаницы. — Вставил свои пять копеек Гарри и лучше бы он этого не делал.       То есть, Том знал, да, Гарри говорил как-то, что будто бы знает о его ненависти к маглорождённым, но он не мог представить, чтобы…       Ладно, он не ненавидел маглорождённых. Он был предубежден к ним. В отличие от него, прекрасно адаптированного к изменяемой среде, эти ребята всю школу доставляли проблемы, но какого чёрта это переросло в ненависть?       Если бы не грязная кровь его отца!       Ладно-ладно, в каком-то роде он ненавидел… маглов. То есть, у него были причины.       А ненависть к маглам, вот так срущим в генофонд волшебников и отказывающихся от получившегося на свет сюрприза с магией, была действительно жгучей.       Но маглорождённые не были виноваты. По правде говоря, он им просто… завидовал?       Они были, как он. По правде, даже хуже. Он отказывался считать себя маглорождённым лишь потому, что обладал парселтангом, и это был древний наследуемый талант, но, ладно, в любом случае.       Том, когда окунулся во всё это магическое сообщество, уверенно показал себя как минимум полукровкой, будучи первокурсником с редким даром.       И, да, признаться честно, даже так порой он ощущал себя жалко рядом с чистокровными, но это не было проблемой, потому что те слушались его уже очень скоро.       Но маглорождённые били по больному. Не только потому что они не подчинялись ему, сбиваясь в свои магловские кружки по интересам. Или были, как Макгонагалл, ставшая впоследствии старостой и капитаном по квиддичу, но при этом преспокойно рассказывающая о своем папаше-священнике так, будто это было нормой, быть ведьмой и расти при церкви. Возможно, Том просто ненавидел церкви. Дело не в кострах инквизиции. Это нормально для ребенка, ходившего в воскресную школу, хорошо? Чистокровные уезжали к своим крутым семьям и это тоже было нормально в представлении Тома.       Но маглорождённых забирали их семьи. Да, порой те ненавидели их. Но чаще бывало, что такие дети с радостью прыгали в объятия родных, а Том, закончив первый год обучения, стоял один на платформе и просто…       Это было неправильно. То есть, они ведь хуже него, да?       Они все хуже.       Он в смешанных чувствах шел в приют на своих двоих и чувствовал, будто это он тут на самом дне несмотря на все старания. Как будто просто усилий, как будто просто его недостаточно.       — Думаю, тот ты просто слишком далеко уехал крышей. То есть… — Гарри пожал плечами, как обычно небрежный с тяжелыми темами. — Хей, ты тут который год зовешь меня, не самого образцового мага, на свидания и ты преподаешь маглорождённым — хотя этот термин теперь не имеет смысла, потому что хрен кто что докажет, но они точно есть среди этих детей — в том числе, а я не заметил особых отличий в твоём отношении к детям. Не то, чтобы я следил… но я следил.       Том хмыкнул, не задетый. В конце концов, он вырос и больше не был жалко зависим от детской мечты о надёжных родителях. И в том, что следил Гарри, ничего плохого не было. Даже немного приятно, что какой-то уровень внимания до сих пор есть теперь, когда он не… угроза.       — Почему тебя это заинтересовало? — Вернул Гарри разговор в менее неприятное русло.       — Я хотел спросить, какого такого Титивиллуса о Певереллах известно целое ничего, но моя мысль ушла в русло твоей фамилии в целом и… — Том коротко дёрнул головой. — Почему-то этот вопрос показался мне более любопытным.       А теперь выглядел неприятной подводной миной прошлого волшебника напротив. И Том был тем неудачником-сапёром, подорвавшимся.       — Ух ты. Типа, по этим чудикам мало что известно? В моем времени откопать информацию было проще. Наверное, потому что архивы здорово протрясли, убирая упоминания о маглорожденных.       — Учитывая сказанное тобой, это звучит логично. Но я узнал кое-что. Например, Певереллы были некромантами. — Том вперился взглядом в собеседника и Гарри не выглядел удивленным. — Ты знал?! — А Том реакции — её отсутствию — удивился.       — Ну, это очевидно? Типа, твои инферналы, твой воскрешающий камень? Фамилия твоей матери? Ну, короче, да, некоторые потомки хороши в некромантии, конечно.       — Но ты нет? И, погоди, инферналы? — Том понял, что никогда не упоминал ничего такого даже с их политикой «открытых преступлений». — Откуда ты знаешь?       Холодок не тёк по спине оттого, что Гарри знал. Больше нет. Но всё равно тревожно. Если Гарри знал, то какие хлебные крошки оставил Том, что тот смог понять?.. Кто ещё мог догадаться и воспользоваться этим знанием ему во вред?       — …я из будущего? — Посмотрел Гарри на него задумчиво.       — Это ответ на вопрос или отдельное от контекста предложение, чтобы запутать меня? — Вот чего Том не любил, так это привычки Гарри к уклончивости.       Если на Певерелла — имеющего какое-то отношение к Флимонту, Том не забыл — не давить вопросами, то он редко скажет что-то, поясняющее все эти внезапные вбросы информации.       Гарри принялся насвистывать неуместную рождественскую песенку. В конце концов, под продолжительным пристальным взглядом он сдался.       — Я немного изучил матчасть, когда шел убивать тебя.       Том продолжал глазеть, неубеждённый. Он знал, что тщательно изолировал этот секрет. И Гарри никогда не «изучает матчасть», Певерелл почти всегда утверждает на опыте.       — Ла-адно, возможно, толпа твоих инферналов как-то пыталась меня утопить.       Профессор ЗоТИ издал полный боли стон. Ожидаемо.       — Толпа? Какая толпа, я создал только одного проверки сил ради из тела чертового преступника, что со мной было не так… — Шептал он себе под нос. Столько раз он слышал о ненормальном поведении его будущей — слава Мерлину, не случившейся — версии, но каждый раз это как пощёчина персонализированным испанским стыдом.       — О, это такая кастомная смертная казнь?       Нет, это просто был человек неудобных взглядов.       Гарри порой думал о Томе лучше и хуже, чем он есть. Том порой поступал аналогично. На верную середину оба не попадали, но парадоксальным образом так было даже лучше для сохранности мозгов.       Том с восковой маской на лице смотрел на свою палочку, отложенную на край стола. В голове неохотно всплывали воспоминания начала шестого курса.       Он тогда, обратившись к своим, спросил с интересом:       — Что вы узнали о Певереллах? Эта фамилия уже сама по себе звучит старо и загадочно.       Блэк задумчиво ответил:       — Эта семейка действительно очень древняя. Я помню, что с ней связана какая-то история, но не могу точно сложить детали. — Альфард тогда едва заметно нахмурился. — Из представителей фамилии я знаю только нашего профа, так что если эта семья слишком маленькая, живущая за пределами страны и просто… неактуальная, поэтому я не потрудился запомнить? Извини, мне действительно долгие часы приходилось молиться перед гобеленом. Лучше уточни у Вальбурги.       Том не постеснялся, намекнул волшебнице на свой интерес. Известная вздорным нравом Блэк по итогу не кичилась перед ним объёмом своих знаний и не трясла над его головой неоценимую услугу, так что Том справедливо пришел к выводу, что известно Вальбурге не больше, чем её обалдую-братцу, более открытому к диалогу.       — Да, у меня тоже осталось какое-то странное ощущение в голове, но я не могу вспомнить подробности. Подхватил тогда разговор Лестрейндж. — Может, на эту фамилию какое-то заклинание наслано, вроде чар Доверия? Не верится как-то, что наша сплетница Блэк мог что-то позабыть.       Альфард не оскорбился, никогда не оскорблялся на такое, лишь фыркнул и толкнул Раймунда в бок, заставив недотрогу-Лестрейнджа зашипеть поглаженной супротив шерстки кошкой.       — Я написал отцу, и он сказал, что в наших семейных хрониках фамилия Певереллов упоминалась лишь косвенно. Говорилось о них, как о людях, с которыми лучше не связываться. — Пожал плечами Малфой. — Угадайте, с кем еще лучше не связываться по его заверениям. — Почти фыркнул он с насмешливой улыбкой. — С Поттерами. — Едва не рассмеялся Малфой тогда.       Тому сейчас смешно не было. Если этот безумец родился с фамилией Поттера, он бы не удивился.       — Может, поэтому ты не умер от Авады? — Том немного разбирался в некромантии. Так, по поверхности пока что бродил, мечтая однажды заплыть в неизведанное и не утонуть. Поэтому представлял могущество хорошо обученного некроманта лишь смутно.       — Вряд ли. — Отмёл Певерелл его предположение резко. Том бы успокоился, ведь Певерелл о Певереллах, по идее, должен знать лучше него, но этот невыносимый человек продолжил: — Заклинание довольно свежее. Думаю, оно просто недостаточно изучено.       — Что, прости? Свежее?       — Аваду придумали халдеи. — Вздохнул Гарри, как будто его слова имеют какой-то смысл и значение это должно читаться Томом налету. — Но заклинание довольно новое само по себе.       Гарри противоречил сам себе… Или неправильно что-то понимал один из них.       — Халдеями называли в Древнем Риме всех тех, которые будто знали искусство по положению звёзд определять будущее. — Том уставился на Гарри, призывая его вернуться в реальный мир из области вневременья и непостижимых непроверенных наукой знаний. — Халдеями стали прозывать колдунов, магов, волхвов, гадателей и астрологов, а ты говоришь, что заклинание новое.       Путешествовал ли Гарри в прошлое настолько глубоко, прежде чем сделать остановку в годы Тома? Вроде нет, но кто с Певереллом знает. Вдруг для путешествий слишком большой разгон по отмотке времени и Гарри оставалось только заснуть и ждать Тома долгие годы.       Том чуть не закатил глаза на откровенную глупость своих мыслей. Луннабель при всей своей бесконечной мудрости подсела на любовные истории и, как партнера по переписке, заразила его частью пагубного мышления. Вероятно, этим вечером ему придется провести углубленный сеанс окклюменции.       — О, я не имел в виду именно эти племена. То есть, я обозвал всю группу арамейского языка. Типа, его ведь халдейским зовут.       — Уже нет. — Ещё до рождения Дамблдора перестали это делать, так что Гарри не может утверждать, что подхватил это от своего старого учителя.       — Должно быть, я несколько устарел. — Попытался слететь с невысказанного обвинения этот невозможный человек.       — Ты из будущего — С нажимом произнес Том. — Ну какого?       Допустим, Реддл мог бы предположить, что Гарри подхватил лингвистическую информацию по учебникам начала прошлого века. Не ему судить: в волшебном мире до сих пор используются старые, неотредактированные книги, без актуальных дополнений. Том в своё время тоже учился не по новеньким учебникам, а по купленным у старьёвщика, с заметками на полях.       Заметки иногда оказывались полезны, иногда нет. Хорошо помогало тренировать критическое мышление.       — Я имею в виду, оно, заклинание, всегда было и пользовалось с начала эры, но до двух слов и короткого взмаха палочкой его упростили не так давно, греки, вроде бы. — Гарри поправил очки на переносице. — Надо найти исходное заклинание, если мы хотим понять принцип отправки на вокзал.       — Чтобы умереть, человеку достаточно сесть на «поезд» или не суметь покинуть вокзал в течение сорока дней. — Хмыкнул Том, доставая очередной черный блокнот и шарясь в своих записях. — Если они имеют настолько сильную волю или какое не законченное дело, что не могут покинуть мир, то возвращаются в виде призрака или нежити, если тело позволяет.       Выудил карандаш и записал на чистом месте несколько новых гипотез для проверки.       — Авада не вредит телу. — Пожал плечами Гарри, указывая на тонкость своего ложного бессмертия… и подтверждая его реальность. — Разорви тот ты меня бомбардой при последней битве, вышел бы победителем.       — Получается, ты высшая форма нежити? — С сомнением шепнул Том, задумавшись, может ли он повторить специфические условия Гарри для себя, но быстро отказавшись от этой затеи: неизвестно, как именно сработало сочетание факторов его жизни для этого, а повторять всё… Том же не самоубийца на грани фола.       Гарри недоуменно коснулся своего лица.       — Ой? А что? Мои жуткие инфернальные швы разошлись?       Кожа Гарри недавно, благодаря отчаянному присмотру Тома, вернула легкий румянец, но довольно быстро его растеряла. Подглазники стали чернее, сами глаза будто запали внутрь черепа чуть глубже, губы застряли в несчастливом выражении как будто по умолчанию и ни одна улыбка или короткий смех не могли исправить бедствие, царившее внутри этого человека.       Том не знал, что происходит. Гарри не говорил об этом.       — Очень смешно. — Устало фыркнул Том, поджимая губы. Приятно было, что этот клоун хотя бы не утратил чувство юмора. Если бы Гарри шёл в эти дни в комплекте даже без своих чернушных развлечений, Том бы определённо приготовил верёвку на двоих.       — Ну, мне нужна еда… — Произнес Гарри с сомнением, всё ещё глядя на недоеденный пирог.       Потраченные усилия казались бесполезными с наступившим регрессом, но Том знал, что внёс достаточно изменений, постоянство которых ему удалось отстоять.       — Я бы не поверил в это, но тебе, по крайней мере, нужно много сна. И ты не гниешь. Жаль.       — Жаль? — Улыбка Гарри замерла на мгновение, сменившись на куда более озорную: — У тебя легкий фетиш на некро?       Том больше не смущался с сексуальных намёков. Или он себе это говорил.       — Это пояснило бы, почему ты ни капельки не постарел. — По крайней мере, «мёртвое» состояние Гарри легко бы объяснило этот феномен.       Только неживое не меняется. Гарри жив и выглядит моложе своего возраста. Вероятно, тому виной изначально моложавая внешность Певерелла, но есть и другие факторы.       — Я не постарел? — Гарри возмущённо фыркнул, сгорбился и покхекхекал. — Чувствую себя на восемьдесят.       Стариковским запахом от Певерелла не несло, но если бы Том это сказал, этот придурок обязательно бы надушился.       — Но совершенно не тянешь на тридцать. — Том пытался передать своим языком тела честность собственной обеспокоенности и серьёзность ситуации. — Для сильного мага это нормально, но ты был истощен долгие годы.       Тому вспомнилось, что Гарри упоминал директора Дамблдора, подпоясывающего серебристой бородой лиловую мантию, но отмёл эту мысль, припомнив, как быстро увял этот волшебник от горя буквально у него на глазах. Вряд ли в неслучившемся будущем судьба была слишком благосклонна к Альбусу Дамблдору, даже если не так жестока, как тут.       — Но сейчас я чувствую себя лучше. — Аккуратно заметил Гарри, откровенно пытаясь соскочить с темы. — Вообще-то, я бы хотел позвать тебя кое-куда.       Том, вздохнув, решил перестать давить, просто надеясь, что Гарри выделит время, чтобы подумать над поднятой Томом проблемой.       — Куда? — Не мог не полюбопытствовать Том. В последнее время инициатива пригласить на прогулку была за Реддлом, и ему, признаться, было любопытно, что предложит Гарри.       — Опасные захоронения в местных горах. — Гарри решил не переизобретать Экспеллиармус и воспользоваться методом Тома. — Я видел там руины и мне довольно любопытно.       Том не мог не лелеять надежды, несмотря на тени прошлых разочарований:       — Это сви…       — Да. — Гарри сказал чётко.       Том опешил.       — Ты серьезно?       Гарри странно не то кивнул, не то качнул головой.       — В последней драке мне было как-то не так. То есть, обычно я с ума схожу, ты видел меня при битве здесь, но ты будто заземлил меня в тот раз. Я не ощущал желания крушить всё вокруг. И было странное… отсутствие тревожности. — Поделился Гарри впечатлениями, улыбнувшись уголками губ.       — Как… безопасность? С сомнением протянул Том. Гарри тут же вскочил с места.       — Ха? Зачем мне безопасность, когда я тащу тебя в чертов склеп? — Гарри навис на местом, где присел Том, нетерпеливо пошагивая на месте, пока Том медлил, нерешительный. — Пошли, поднимай булки, до занятий уйма времени.       — На свидание. — Все еще неверяще уточнил Том. То есть… его позвали? Без шуток?       Но даже если есть какой-то подвох, как он его обнаружит, не ступив на этот путь? С этой мыслью Том наконец встал из-за стола.

***

Школа чародейства и волшебства «Хогвартс», Шотландия. 1948 год, апрель.

Гарри Рональд Певерелл и его трудности самоопределения.

      Гарри выглядел недовольным.       Он не считал себя человеком сексуально нетрадиционной ориентации. Вот сексуально распущенным — да. Может, даже неразборчивым.       Он был рад, что ему хватало ума хотя бы проверяться, когда он трезвел.       В самом деле.       В любом случае, перепих с каким-то парнем в непойми каком переулке был ровно противоположным даже предполагаемой попытке строить отношения.       Нет, он не мог даже представить себя в отношениях. На самом деле, он и Тома до сего момента не шибко представлял с кем-то. Типа, серьезно, этот парень зануда, причем зануда самовлюбленный, с наполеоновскими планами и замашками на темную магию и он…       …торчит с ним в засаде на очередную хтонь. Посреди склепа, в темноте. Потому что Гарри директор, а Том пошел к нему преподавателем, бросив на какое-то неопределенное время дела министерства. И они должны заботиться о безопасности детей в замке. Не то, чтобы Том спал и видел их безопасность, но его бы оскорбил любой вред здоровью подответственных ему личинусов, даже если эти личинусы весьма раздражающи.       В любом случае, Гарри справился бы и сам. Серьезно. Он просто хотел кое-что проверить.       Реддл, будто почуяв вперившийся в него взгляд, поднял голову и не было на его лице и капли недовольства, словно ему хватало такого времяпровождения.       Серьезно, Том, что ты творишь со своей жизнью?       Гарри пыхтел тут не для того, чтобы ты тратил её на… него.       Квиддич, драки, выпивка.       Близился бой.       Удивительно, но Гарри на секунду почувствовал непреодолимое желание выпить с Томом, разделить товарищество за напитком со жгучим вкусом и расслабленными, пустячными разговорами, а после упрямо качнул головой.       Реддл был явным противником любого алкоголя.       А Гарри пытался завязать. Он завязал, да. Уже несколько недель как.       Близился бой, да. Парочки ранений хватит ему, чтобы воссоздать эффект опьянения, да.       Поговорить они могут потом и так. Даже честно, если не расслабленно и не бессмысленно.       Его совершенно не радует мысль, что человек, этот человек, даже зная его лучше прочих, что вечно тащил его на очередное «свидание», с таким шоком поплелся следом. Это не было похоже на свидания, Гарри даже не ходит на свидания, но сейчас он чувствовал себя пьяным.       Кажется, вместо этого люди обычно имеют в виду «быть счастливым», но разве счастье не покой? Гарри точно знал, что такое покой, и что он до сих пор не упокоен, нет. Вместо этого он окончательно съезжает кукухой по фазе все дальше и дальше.       В любом случае, думал Гарри, лишь предполагая, самую малость предполагая, чисто вероятные отношения с Томом казались ему… пугающей перспективой.       Это чудик, чудик, из-за которого он видит кошмары до сих пор, начинал казаться ему хорошим парнем. И Гарри не желал обманываться из-за их близости и особого отношения тёмного мага к нему. Том Марволо Реддл не был хорошим парнем.       Черт возьми, он был примерно в той же степени хорошим парнем, каким Гарри мог бы быть вратарем. Никаким. Квоффл стремится в кольцо ворот, Гарри становится наперерез, по итогу охотник вражеской команды забивает им гол вместе с вратарём.       Но Том всё равно был внимателен к нему и заботился в меру умений.       (Заботился Том так себе, потому что личных границ не ощущал и ему не помешало бы посидеть в чулане за все его лишние вопросы.)       Но даже лживого намерения было достаточно, чтобы Гарри чувствовал себя дезориентированным. Его разум расщеплялся ещё сильнее, превращая то, что он говорил Реддлу, в чертову правду. Тот Том и этот Том — два разных человека.       И если старый-добрый Волди его не пугал, потому что все, что он мог сделать — убить его душу, то этот… этот пытался в его душу залезть.       Как змея по канализационной трубе, выползающая из унитаза в самый неподходящий момент. Для Гарри любой момент был бы неподходящим, но тем не менее.       Он не хотел.       Он боялся.       Он продолжал думать, а что если…       Потому что чертов Гарри Поттер всё ещё был в справедливом шоке, что его так искренне и так возмутительно долго, несмотря на все его верчения енотовым хвостом, продолжают банально любить.       Том Реддл выжил без любви, но вцепился своими занудскими клешнями в первого человека, окружившего его теплом.       Гарри Поттер жил без любви и хотел продолжать.       Любовь — сильнейшее оружие.       Если воспринимать это, как непреложную истину, Гарри смерть как боялся подорваться на этой ядерной боеголовке.       Кое-у-кого сформировался избегающий тип привязанности, м-м?       Совершенно верно, погруженный в эти мысли, он вырубил засевшего в склепе гуля слишком быстро даже для себя.       Чёрт.       Чёрт.       Том почти не мигал, пялился на него и еле заметно в темноте хмурился. Гарри проглотил панику и упёрся взглядом в труп.       Тело монстра встало гнилым скелетом, покрытым кусками иссохшегося мяса, и принялось танцевать тарантеллу, стоило Гарри махнуть палочкой. Том закономерно отвлёкся.       — Ты говорил, что не владеешь некромантией. — Потомственный некромант, по мнению Гарри, был слишком возбуждён этим домыслом, наверняка в мечтах уже представляя себе расширившийся ассортимент мест для полуночных встреч.       На кладбище, например, для незаконного надругательства над телами усопших, фу.       — Это мясной голем. — Гарри мило остудил чужие ожидания.       — Ты жулик. — Громко пожаловался спущенный на землю Том в месте, где они были одни, без следов другой разумной жизни.       Определенно.