Профессор Певерелл

Школа чародейства и волшебства «Хогвартс», Шотландия.

1948 год, январь.

Гарри Рональд Певерелл, 26 лет, директор школы, не очень этим фактом довольный.

      Человек, пришедший просить его милостиво принять на должность, обычно ведёт себя не так.       Не как чертова карга, имеется в виду.       — Так, ты даешь мне профессора ЗоТИ сейчас же, иначе я тебя прокляну. И тебя, и должность, — зашипел Том Реддл на парселтанге, врываясь в кабинет, в котором несколько лет назад проходили его занятия по трансфигурации.       Ну, теперь это берлога енота. И енот не перемещается, только потому что смог найти, на кого свалить неприятную обузу возни с детьми. Никто ничего ему не указывал насчет попирания традиций по передаче кабинета, так что это, наверное, не так уж и важно.       Но кто действительно нарушает все нормы приличия сейчас!..       — Я не уверен, что собеседование принято начинать именно так, — торчавший с ногами в кресле Гарри подавился чаем и отложил книжицу с неприятной даже на вид обложкой и не менее противным содержимым.       Горящий удовлетворением от произведенного неизгладимого впечатления чужой взгляд остановился на его палочке из остролиста и пера феникса. С легкой отместкой на неправильную чужую реакцию Гарри подзадержал угрожающе направленный в чужую голову магический инструмент в таком положении немного дольше приличного даже для отчаянно тормозящей слепо-глухонемой бабульки-волшебницы, которой бывший аврор определенно не был, и позволил себе роскошь немного призадуматься над тем, как они оказались в таком неприятном положении.       С какой-то стороны, это должно быть ожидаемо. Он же и сказал студенту подождать и поднабраться опыта, когда ещё Диппет коптил воздух. Судя по тому, что Гарри даже не ощутил чужого приближения, житейской мудрости Том накушался сполна. Просто горе-советчик не предполагал, что по итогу это станет его проблемой.       Смертные внезапно смертны, и у судьбы как будто отпуск от его винта образовался, что она своих ладьей не бережет.       — Но, признаюсь, такого еще не было, — только и пожал Гарри плечами, всё ещё ошеломленный, но убирая палочку, ранее направленную незваному гостю промеж глаз, обратно в карман. Вот так отвыкаешь три лета и зимы от этого персонажа жизни, отвыкаешь…       Совсем недавно мужчине смутно и сладко мечталось, будто Том уже позабыл о нем за эти годы преднамеренного игнорирования. В конце концов, юношеский интерес проходит без подкрепления быстро, ему ли не знать.       Особенно интерес такого гордого индюка, как заготовка Темного Лорда.       — Почему ты не писал? — спросил Том с таким предательством в тоне, будто они обет под омелой давали быть друг с другом рядом и в горе, и в бедности.       Как типично со стороны этого молодого мужчины вломиться и начать что-то требовать.       Вопросы, вопросы, вопросы. По этой приставучей почемучке Гарри не скучал, как уверял себя сам директор. Внимание мальчика, не вышедшего из пятилетнего возраста, так утомительно.       Не сказать, чтобы Гарри вообще не хотел связаться с Томом. Конечно же, он хотел! Реддл был, во-первых, достаточно умным человеком (Певерелл даже сказал бы, что слишком умным при условии принятия того факта, что в некоторых аспектах Том полный тролль), а умных собеседников у Гарри было в принципе в жизни по пальцам пересчитать. Во-вторых… у Гарри в целом в этом мире было собеседников по пальцам пересчитать, а Том, можно сказать, был мальчиком, находящимся в очень глубоком контексте. С ним Гарри был, ну… просто Гарри, а не профессором, директором, артефактором и дальше по богатому списку заслуг и умений. То есть, конечно, Том его неуемные заслуги учитывал ничуть не меньше прочих, но…       Ой, привык к нему Гарри, и всё. Не поделаешь ничего. При всем умении ребенка салазарового дома докучать ему, а навык этот у Реддла без осечек рос в геометрической прогрессии, Гарри иногда к собственному удивлению тосковал и по их посиделкам вечерами, и разговорам, и по виду ровной спины, торчащей в его комнате над очередными исследованиями и кирпичиками политических начинаний.       Когда Том отчалил от пристани близь безнадежного кладбища надежд имени Певерелла, Гарри выдохнул. Намеренно дал мальчишке побольше пространства, чтобы отвык поскорее от готовящегося наложить на себя руки профессора. Когда Гарри принял свое очередное решение бороться, его шансы сгинуть не уменьшились совершенно.       Так что он отдалился ещё сильнее. Потому что в Мунго Том тогда был рядом, очень рядом, а это морозило и жгло одновременно, а Гарри не любил ни пугаться, ни греться о всяких змеенышей.       Он заперся, окружил себя незримым куполом усталого взгляда и траурной мантии, став затворником. Мизофобствовать Гарри любил в принципе, его приобретенная после войны нелюдимость вообще была в этом деле штукой полезной, а в школе, полной детей, и подавно. В конце концов, самая неприятная причина его сычевания была в нем, в его собственной голове, как всегда.       Раньше он не знал, вызваны галлюцинации его разбитым после войны разумом или частым посещением Вокзала. Теперь вопрос вставал иначе. Дело в Вокзале или в духе, которым он, очевидно, через этот переход стал одержим?       Потому что если дело в духе, то он вполне мог, как и малыш Томми в гостях у родственничков, отдать бразды правления собственным телом потерявшему всякую человечность существу, перемочить половину того же замка, а потом проснуться по уши в детской крови.       Ох, тогда у Гарри точно улетит крыша далеко и надолго. У него уже, когда он очухивался от этих кошмаров, слышались шевеления черепицы, а если дух и в самом деле…       В общем, Гарри окружил себя артефактами, контролирующими присутствие духов и отгоняющими их. Призраки шарахались его покоев, конечно, но и вокзальная дрянь теперь не донимала, пока он свои комнаты не покидал, а покидал известный затворник их довольно редко для работающего профессора.       Дети были в относительной безопасности, хотя нервяков это, конечно, не лишало. Ведь малолетки всегда найдут способ эффектно попасть в неприятности и довести до предвозрастной седины.       Да и директорское кресло добавляло других хлопот. Гарри пытался пихнуть должность кому-то ещё, только желающих среди адекватных личностей не нашлось. Ему лишь пальцем у виска покрутили на осторожные расспросы. Даже среди неадекватов мало было идейных добровольцев подсидеть место Кавалера Мерлина со светлейшей репутацией, как бы это, мол, выглядело? Да закидают же камнями, закидают! Работайте, директор! Вы так молоды ещё! Полежите в Мунго недельку, и отпустит!       Гарри никак не мог пояснить, что мистер Помфри не обрадуется, если треть его палат займут жужжащие артефакты. Не очень хорошо влияющие на здоровье, к слову.       В общем, Гарри страдал, как всегда.       По крайней мере, в Хогвартсе имелась библиотека. Ах, как он глуп был в свои школьные годы, упуская чудесную возможность прожечь свою юность в артефакторских расчетах, сводках и таблицах соотношения пропитывающих зелий с деталями!       Певерелл опустил безрадостный взгляд к книге, которой был стойко увлечен предшествующий появлению одного бывшего ученика вечер.       Видать, «Мистические преобразования», в животрепещущих подробностях углубляющиеся в трансфигурацию живого, ему сегодня не дочитать.       — «Почему не писал»? Ты не трепетная девочка, чтобы я кидал тебе валентинки, — приняв волевое решение отложить книгу, артефактор встал одним слитным движением, с грацией регулярной практики анимагии. — Почему я должен был? Я не ожидал дожить до сегодняшнего дня, но обстоятельства… сменились. Тебе было бы лучше, забудь ты обо мне.       Стремясь уйти и отвлечься от назойливого змееныша, он подошел к окну, занавесить тяжелые портьеры.       — Но ты здесь, а сейчас я — твое обстоятельство. И только мне решать, что для меня лучше, — зашипел Том, этакий непослушный мальчишка.       Гарри подумал, что их ругань на змеином языке выглядела, должно быть, весьма комично. Вот только других свидетелей его падения авторитета в помещении не было. Певерелл не имел обыкновения оставлять в своих комнатах лазейки для подглядывания вроде картин. Тем более, что те в полной мере духами не были, а потому его проблемы с ментальными щитами никак не нивелировались артефактами.       А Том всё продолжал высказывать наболевшее:       — Я хотел тебя видеть. Каждый раз, возвращаясь домой, я надеялся тебя встретить, но ты сидел здесь, как белка в дупле. Я даже всю мебель там сменил, думал, может, хоть громовещателем в меня кинешь! — шикнул бывший ученик с этим неприятным надрывом, прослеживающимся тонкими линиями по всему его лицу, а Гарри только ухмыльнулся, сводя весь эмоциональный беспорядок между ними к шутке:       — Дай угадаю, дома все черно-зеленое, как в гостиной Слизерина?       Закономерно, Реддл зацепился за давнее неутолённое любопытство со свирепостью грандилоу:       — Откуда, черт возьми, ты вообще достал тогда оборотное? Как ты вообще туда пролез?       Вот только Том уже не мальчик-студент, с которым Певерелл позволял себе лишнего.       — Сейчас я аврору и разболтал, мечтай, — выдохнул Гарри, выпрямляясь и убирая руки в карманы пижамных штанов. — И ты стоишь слишком близко, Мерлин подери. Шаг назад сделал!       Чуть ли не нос к носу подошёл, паршивец. Достаточно рядом, чтобы Певерелл безо всякого напряжения подметил его расширившиеся, как у наркомана, зрачки. Ага, так и нюхал своим, очевидно, в будущем не использованным придатком и кайф ловил с запаха усталого зрелого мужика.       — Я хочу получить ответ, — настоял мужчинка, пытаясь физически перегородить ему путь к отступлению.       Вот только Гарри после Грохха не считал как-то, что размер имеет значение, и отказался позволить себе испугаться такой мелочи.       — Нет, — садистки улыбаясь, тут же отреагировал хозяин помещения, отталкивая от себя вторженца подальше.       — Нет?! — смотрел Реддл на его отросшие волосы так яростно, будто с большим удовольствием оттаскал бы за них и на том кресле…       — «Нет» на этот слезливый вопрос в твоих глазах. «Да» на низвержение твоей карьерной лестницы до должности преподавателя, — хмыкнул Гарри с достоинством, наблюдая за чужой растерянностью.       — Нет — это не ответ, — отрезал Том вдруг.       Давно ли?       — …ты оглох? — глянул на него директор пронзительным взором, сметшим бы любого другого из кабинета силой своего авторитета. Но не Тома. Никогда не этого мелкого вредителя на страже старых порядков права сильного, жаждущего свергнуть лидера прошлого, чтобы стать самому вершителем судеб.       — Нет, — ответили ему с мерзкой ухмылкой самозваного Повелителя Полёта Смерти.       — …отупел? — вздернул Гарри бровь на тотальное игнорирование его угроз. Это что-то новенькое.       Раньше у Тома столько храбрости не завалялось в месте, где у людей обычно хранятся сердца, а у него — консервант испорченного майорана.       — Нет. Я просто не приму «нет», — продолжал упорствовать человек с неизвестными Гарри мотивами. — Это недостаточно конкретно.       Вот так думаешь, что знаешь человека, раздражался Певерелл, а по итогу тот выкидывает такие нелогичные фортели.       — Что может быть конкретнее чертового прямого отказа? — Гарри был уверен, что обладает достаточным количеством терпения, чтобы повторить материал для опаздывающих детей, но никогда не думал причислять к таким чудесам жизни Тома.       Всё случается впервые, увы.       — У тебя было несколько лет, чтобы мне внятно и четко отказать, — продолжал пялиться на него тревожными тёмными глазами Том, не отрываясь. — Ты мог бы это сделать сразу после признания — я бы не расклеился.       Гарри не намеревался продвигать игру в гляделки.       — Признания? — повторил он с внешним равнодушием, когда между ними вновь поднялась эта тщательно закопанная тема.       — Я поцеловал тебя явно не потому, что в нашем времени так прощаться принято.       Конечно, Гарри это знал.       Чувства, чувства, чувства. Как много крутится вокруг них. Приходишь на порог к неспособному любить, и тот внезапно прозревает. Сам научил опознавать признаки любви, игнорируя признаки влюбленности.       Гарри не планировал, чтобы это прозрение работало в его сторону. Было бы славно, если бы Том одним прекрасным утром открыл глаза с чудесным осознанием, что давно влюблен, оказывается, в какую-нибудь Лунабэлль.       — А вдруг? — без всякой надежды фыркнул Певерелл, прикрывая устало веки и расслабляя выражение лица.       — Ты должен был дать мне отказ в письме. Да хоть проклясть. Почему ты этого не сделал? Ты всегда говоришь правду, по лбу ей бьешь окружающих, почему мне ничего не сказал? Почему в Мунго ты делал вид, что все в порядке, а потом исчез? — удовлетворившись видом заткнувшегося в замешательстве Гарри, его воздыхатель страстно продолжил, — просто скажи что-то в своем духе. Вроде «Прости, Том, но ты мне нисколько не симпатичен!».       Гарри молчал, всё так же держа руки в карманах и озлобленно смотря ему в глаза. Он открыл рот, собираясь, видимо, повторить предложенную фразу, а после, нахмурив брови, поджал губы в противном замешательстве. У Тома на лице медленно расползлась злорадная усмешка. Гарри же задышал сейчас так, будто он вот-вот падет в Дьявольские Силки.       — Получив такую высокую должность и проведя «в тоске» несколько лет, я думаю, я доказал, что я состоявшийся мужчина? — продолжая ухмыляться, Реддл поправил вручную галстук и рубашку под своим плотно прилегающим пиджаком. Это было какой-то глупой шуткой, попыткой разрядить обстановку, но Гарри не велся, все еще потерянный.       — Ты вообще о чём? — выдохнул профессор, порядком утомленный всем этим разговором, его поворотами и истощённый чужим напором.       — Я буду тебя добиваться, — объявил Том так, как диктор объявляет погоду по телевизору.       До Гарри не сразу дошло, а как дошло… мужчина поперхнулся воздухом.       — Ещё чего! — тяжело охнул Певерелл, насупив брови и скрестив руки на груди, правой ладонью поверх левой, как залежалый покойник. — Я не девчонка, чтобы меня добиваться! И я всё ещё планирую драку с посмертным мудаком!       — Ну, драка — это уже лучше простой сдачи, не так ли? — заявил Том с мрачным оптимизмом.       — Ты что, тоже не веришь в мою способность умереть? — уныло покосившись на него, выдал некий удивительный волшебник, справедливо предполагая, что другой не будет раздавать подобные утверждения легкомысленно.       — Дорогой, ты пережил Аваду в бою и даже не упал, — отвратительно слащавой птичкой пропел Реддл, и Гарри передёрнулся всем телом, невольно наложив образ жеманной кокетки на этого обычно серьёзного волшебника. — Я не знаю, что тебя может убить.       — Любое физическое вмешательство, приводящее к гибели организма, определенно меня прикончит, — отозвался Гарри с мрачной задумчивостью, прежде чем раздраженно огрызнуться, отстаивая границы своего затхлого покоя. — И не смей называть меня так, мелкий засранец. Что еще за «состоявшийся мужчина», Мерлин тебя раздери?!       — Получивший признание общества, власть, авторитет, добившийся значительных целей, а также способный прокормить себя и свою семью, — со все тем же зловредным тоном пояснил ему Реддл.       — …я тогда тоже таким был как-то… — немного сбавил обороты Гарри, снова погружаясь в сентиментальное уныние о временах до второй Авады и войны в целом, когда у него были лучшие друзья, почти семья, связи в обществе, наследство и неплохие карьерные перспективы.       В принципе, заработанное состояние, сомнительное благородство фамилии, авторитет известного артефактора и защитника Хогвартского замка у него имеются и в этом времени. Не хватает только…       — Но теперь ты больше напоминаешь недееспособного пациента Мунго, — подло прокомментировал состояние здоровья проклятого змеёныш.       …заботы о себе и семьи, которую надо прокормить.       — А вот это ниже пояса, — хмыкнул Гарри, обходя Тома по дуге напряжённым тигром.       — Но я готов взять ссс’сс’сссстзвэн’тсс, — в конце речь Тома непривычно смазалась в окончательно неясное шипение, вместо того чтобы быть привычным фоном их приватных разговоров.       Гарри удивленно моргнул. Так вот как на самом деле слышат парселтанг неговорящие со змеями люди?       — Переведи, — наверное, неожиданно для Тома по-английски заговорил Гарри.       — Что? — волшебник не сразу пришел в себя, ошеломленно дернув пальцами.       — Дай точный перевод, пожалуйста. Последнее слово.       — А, — нахмурился Том, — ответственность, — удивленно приметив кивок, он охнул от догадки. — Это не врожденный талант?!       Гарри только поднял брови.       — Ох, нет, я был одержим одним придурошным змием, если ты помнишь, но после его убийства я потерял дар автоматически понимать, скажем, суть, — пожал директор плечами. — Ну, я помню то, что мне уже доводилось слышать и часть фраз, которыми общался этот известный нам с тобой кретин при жизни, так что… — он снова пожал плечами как бы подразумевая, почему слово «ответственность» не могло ему попасться.       — Как вообще можно выучить слова в невнятном шипении? — изумился Том с искренним восхищением. В его выражении лица промелькнуло что-то странное, что у других Гарри бы принял за зависть к чужому таланту или комплекс неполноценности перед лицом гения квиддича. Но это же умница-староста-лидер Том. Как вообще возможно, чтобы тот смотрел на отлынивающего большую часть времени от учёбы Гарри так?.. — И насчёт парочки словосочетаний ты определённо преуменьшаешь!..       — Мой друг выучил несколько фраз, когда просто услышал мельком, как я говорю во сне, — с печалью в голосе ответил Гарри, когда одна ассоциация потянула за собой другую и вытащила на свет старое горе. — Он был недюжинного ума, жаль, что лень и слишком большая семья не могли дать ему возможности должным образом показать это всему миру до его кончины.       Гарри с недовольством осмотрел замолчавшего Тома ещё раз, потянувшись к бутылке чего-то, что пил вчера. Отхлебнул.       — На кой ты так вымахал? — хмыкнул он, посматривая на молодого человека с познавшего боль жизни выражением на лице. Том был всё таким же бледным, выряженным теперь в черную мантию и радужка его глаз подозрительно давала красный оттенок при попадании света.       Гарри ожидал ощутить себя прибитым к статуе смерти на кладбище, пока ему пускают кровь, но пока что этого не происходило. Раньше он проводил много времени в компании слизеринца из-за восхитительного чувства опасности, спасающего его от мигреней. Теперь не было нервной дрожи, когда этот мальчишка рядом. А мигрени ослабли достаточно, чтобы их можно было запить. И Реддл не был опасен для мира. Ну, не так, как раньше.       Его родители родятся и проживут долгую жизнь. Вероятно, Рон и Гермиона — тоже. Судьба не очень охотно принимает изменения.       Возможно, однажды на свет явит себя и маленький Гарри, который никогда не получит клеймо Выжившего на лоб.       Проще говоря, необходимость в Томе пропала. Точнее, пропала нужда Гарри с ним общаться. И, если честно, неудавшемуся Темному Лорду это пойдет только на пользу. Гарри, гриффиндорец до мозга костей, вечно влипающий в неприятности, вечно втаскивающий в них других, как бешеная девица в болото — спасателей. Лучшее, что он сможет сделать — прыгнуть с башни или хотя бы запереться в ней.       Что он и сделал.       На самом деле Гарри эти три года в роли «директора» провел… не так уж и дурно. Точнее, отвратно, конечно, а после одного казуса с бузинной палочкой он месяц ходил шарахнутый. Но большая часть его проблем облегчилась в симптоматике. Стоило лишь разобраться с болями с помощью постоянного приема одного слишком странного зельица, о котором он Флимонта определенно не просил. Его галлюцинации — зрительные, по крайней мере — после этого по большей части пропали тогда, когда он держался в тишине и покое, а слуховые беспокоили редко, что и позволило почти сразу после начала его заточения сделать один вывод. Не то радостный, не то печальный.       Одна из его проблем с башкой была весьма и весьма магического происхождения, потому что сдала позиции, стоило болезни Маховика кануть в лету.       Диагностировать это дело не выходило, а значило это, что беда его в «ведре с гранатой». В том странном мужчине на вокзале, если быть точным.       — Почему все мои проблемы от злобных духов? — вздыхал Гарри себе под нос, снова шарясь в Запретной секции. Делал профессор это страшное дело по ночам, когда в библиотеку забредали только местные искатели приключений на шаловливое место. Позже он создал артефакты, защищающие от духов — штука, собранная им для предотвращения формирования призрака Миртл, послужила отличным исходником. И на душе немного улеглось. По крайней мере он просыпался без галлюцинаций, остальное неважно.       У него всё так же не было аппетита и иногда его усиленно тянуло в сторону астрономической башни, но, если быть честным, Гарри считал, что свою роль в этом сыграло излишнее любопытство окружения к загадочной фигуре директора. И если от преподавателей он успешно прятался в своей комнате, от остальных — за щитами Хогвартса, то от вопросов интересующихся детей пришлось сбегать самыми чудаковатыми методами.       В конце концов, Гарри просто оборудовал свободные комнаты третьего этажа под полосу препятствий и запускал их туда на полтора часа во время занятий ЗоТИ, полностью избавившись от теории на этих занятиях. Хотят не опозориться — пусть сами читают по выданному им списку. Он следил за ними, конечно.       Но на расстоянии.       Нечего лезть к нему, у него своих дел навалом — как раз, вот, учебный материал из Запретного леса прёт, как приглашённая фейри домой.       В общем, разобравшись с большей частью насущных задач, он провел эти три года почти так же одиноко, как на Гриммо. И его устраивала сложившаяся рутина.       Оттого на него, уставшего и помятого, во всё той же похоронной мантии, в которой он заметил исключительное удобство, чтобы прятать книги и сладости, дети смотрели во все глаза во время завтрака. На следующее утро после ссоры в кабинете, ага.       Он преспокойно сидел на обычном преподавательском стуле, на который заменили директорский трон. Один в ряде многих, никак не выделяя его положение для неискушенного взора, кроме центральной позиции стола.       Только все обращали внимание на внезапное отсутствие пустоты и, конечно, Том, чтоб его, продолжал смотреть. Под его негласным требованием Гарри тяжело поднялся и прошелся до стойки. Реддл, разумеется, двинул следом за ним, всё так же ультимативно сверля ему взглядом дырку между лопаток — не иначе, как чтобы повесить на большую ель уродливой рождественской игрушкой. Давно пора убрать это дерево, но детям нравилось ещё наслаждаться хвойными ароматами уходящего праздника.       — …почему дети седые?.. — едко шепнул ему Том, наверняка отслеживая по макушкам взбледнувшей малышни их семью, генеалогическое древо и пользу для его дела. Скука смертная.       — Кхм, — возможно, Гарри не стоило устраивать им занятия, как безумная помесь Люпина и Барти Крауча-младшего. Дети встали по стойке, отчего весь Большой Зал заскрипел от звуков отодвигаемых скамеек. Гарри с немым ужасом понял, что он со своими методами ЗоТИ, когда пара начиналась неожиданно и резко с нападения какой-нибудь дряни, невольно превратил школу магии в подобие училища Аврората. И они даже тёмную магию не изучают, как в Дурмстранге, чтобы возникла потребность в такого уровня дисциплине! — …дорогие учащиеся, это ваш новый преподаватель по Защите от Темных Искусств, — проигнорировав согласный выдох малышни, он стойко продолжил: — Профессор Реддл. Прошу любить и жаловать.       Он отошел от стойки и зал взорвался оглушительным гомоном. Как же, директор соизволил объявиться. В компании аж известного всему Министерству мистера Реддла, снизошедшего, к тому же, до должности профессора.       Некоторые внимали каждому жесту Тома, как зачарованные гады. Чем-то это напоминало тишину, застилавшую коридоры, когда опять прославившийся в дурную сторону Гарри шел по своим обыкновенным студенческим делам.       Ага, Певерелл тоже задавался вопросом, какого чёрта потомок заклинателей змей, пользовавшихся ужасной молвой, снова здесь.       — …полосы препятствий… А где ты их делал?       Гарри фыркнул. Пора ли показать мальчишке, на какие круги ада тот подвязался добровольно? В погоне за вымышленной мечтой.       — Я тебя провожу.       На самом деле, Гарри ожидал, что они подготовят полосу к занятию вдвоем. Том и без того, должно быть, волновался в первый, считай, рабочий день.       Гарри, вот, волновался бы.       Тома не колыхало, впрочем, хотя ситуация располагала к тому, чтобы растерять хваленое терпение. Из-за двери на их тихие перешептывания и переговоры пялился с десяток глаз. И то, больше просто в проём не влезло.       Студенты, и без того удивленные самим фактом разговаривающего и присутствующего директора, строили глазки новому симпатичному и влиятельному профессору. Бывший аврор, действующий специалист по проклятиям и лидер фракции «Вальпургиевых рыцарей» строил глазки директору Хогвартса. Тот в свою очередь искал глазами пиво, но его любимая зависимость ожидаемо не находилась в учебной аудитории. Певерелл хотел вернуться обратно в свой кабинет и утолить жажду алкоголя и одиночества, но приходилось готовиться к заданиям для третьего и четвертого курсов.       — В принципе, сегодня можешь отделаться от них боггартом. Он сильный, так что они долго его мусолить будут, — пожал плечами Гарри, выволакивая в середину комнаты сундук. — Внутрь я ключ кинул, он от следующей комнаты. Там разномастные пикси. Сегодня гонок на скорость не будет. Просто запустишь на полтора часа и посмотришь, скольких пикси они по заталкивают в клетки.       Когда Гарри в первый раз устроил им сюрприз с летающими маленькими говнюками, то никто палочек не сохранил — своей Гермионы у них не обнаружилось. В итоге Гарри пришлось самому разруливать ситуацию в конце пары, чтобы малявки могли поспешить на следующий урок, хотя и имелось искушение устроить весёлое время для старшекурсников, посланных искать пропавших мальков.       — Ты уверен, что они справятся с боггартом? — прошептал Том, очевидно не верующий в способности современной молодёжи.       Зря он так, конечно. Если бы возник кто-то вроде дементора, они, разумеется, вмешались, но обычно страхи довольно безобидные даже у тех, кто потерял родителей. Если не напоминать ребёнку об его кошмаре каждый день, то, естественно, боггарт в конечном итоге ничего интересного не призовёт.       — А мы его сейчас ослабим чутка, — пожал плечами Певерелл, мол, выдумал проблему, и широкой ухмылкой обратился к подрастающим волшебникам: — Хей, молодежь! Есть желание помочь нам демонстрацией своих страхов?       Дети обеспокоенно переглянулись. Так как желающих не было, кто привлёк внимание учителя, тот и невезунчик.       — Мистер Прюэтт, дуйте сюда, — окликнул Гарри самую яркую копну волос, отдающую забавными в своей неловкости воспоминаниями.       — Сам-то чего? — спросил у него новоявленный профессор, подозрительно недогадливый для представителя своей говорящей фамилии.       — Ты уверен, что хочешь видеть, что там у меня?       Том промолчал. Подумал. Согласился с Гарри:       — Давайте, мистер Прюэтт.       Мальчишка неловко потянулся к сундуку, выпуская оттуда с десяток мелких змеек. С протяжным визгом он, будто ошпаренный, отшатнулся, отбегая прочь, пока Гарри очень старательно давил смех. Такой забавный парень, даже волком на известного змееуста Реддла не посмотрел за всё время пребывания их в комнате.       Боггарт поколебался рядом с Томом, а после, протяжно дернувшись, превратился в дементора, под капюшоном которого растекалась трупная куча, направив покрытые струпьями руки к горлу Гарри.       Певерелл шлепнул духа по рукам, как проказливого двоечника, передающего записки посреди урока. В лике дементора сменялись лица близких его людей, перетекая из одного в другое, все как один с застывшей маской ужаса на лице и с провалами вырванных глаз.       Внутренности словно затопило трупными жидкостями, отсутствующие щиты на разуме, казалось, были готовы взвопить на очередные неосторожности, а Гарри походя только активировал артефакт в кармане, ощущая жужжащую боль в затылке. Чужое вмешательство уменьшилось.       Кого-то из студентов за спиной вырвало на учебный пол. Но они уже не были того возраста, когда можно рассчитывать на сюсюканья от Гарри.       — Одна из причин, почему взрослым не стоит демонстрировать своих боггартов детям, — с отстраненным холодом выпитой жизни продолжил Гарри лекцию. — Ридикулус.       Дементор качнулся, дернулся, и зашагал к нему на двух деревянных ходулях, прищелкивая ими по полу, будто ожившее нескладное пугало.       — Ты что же, считаешь это забавным? — хмыкнул Том, едва не наклоняя голову набок в преувеличенном изумлении над этим сомнительным чувством юмора.       — А что мне надо было сделать? Засунуть ему черенок лопаты в задницу, чтобы он скакал на нем? — пренебрежительно фыркнул Гарри и, смягчив тон, поинтересовался у вызванного им ученика: — Как вы, мистер Прюэтт?       — Н-нормально, — бледно отозвался мальчишка за спиной, пока Гарри уныло отгонял головную боль выпитой залпом порцией зелья.       — Не знал, что ты стал так хорош в окклюменции, что тебя уже и боггарты не читают, — прокомментировал несколько огорченно Гарри.       Может быть, страх у Тома оказался бы довольно забавным и Певерелл мог бы подшучивать над чужой нелепостью целую вечность.       Или что-то более спокойное и предсказуемое, как собственная смерть Тома. Всё, вероятно, лучше фантасмагории, которую слепили из ужасных воспоминаний Поттера.       — Нечего читать. Там просто был бы мой труп, — Том признал это довольно просто, с ощутимой уверенностью в словах. Гарри подумал, как взбудоражило бы зрелище мёртвого Тома его сверстников на занятиях, как вспомнил, что в то время преподавала Меррисот, любящая качественные, но более академические и этичные практики. Следовательно, зачёт на боггарта в её годы сдавали по одиночке, без лишних глаз и сплетен. — Не столь травматичное зрелище, как дементор с лицом… что это была за девушка?       — Не важно. Главное, что сегодня она не разговаривала.       Том дернулся позади него отчего-то. Возможно от настоящего, в отличие от Реддловского, равнодушия к воплощению собственного страха. Гарри же привык быть смелым, оттого и понимал, что то, от чего большинство шарахается, такой тревоги не стоит. Например, эта марионетка: не человек, а движется, к тому же до смешного ужасным способом, создана из дементора — воплощенных ужаса и неминуемой потери радости и души, не говоря уже обо всех этих бинтах, символах болезни и смерти. Людей обычно волнует, что это не человек, значит кто-то иной, неизвестный и потенциально опасный. Такие нелепые движения у тех же ёкаев достаточно быстро переходят в резкие и стремительные, когда расстояние оказывается подходящим.       Но Гарри знал, что успеет среагировать, если на него нападут — ударит хотя бы ногой резко, чтобы оттолкнуть тварь подальше от себя, взмахнет палочкой и дело свершится. С ухудшением депрессии Патронус, за исключением сложностей с радостными воспоминаниями, не срывался из-за воздействия дементора — собственно, тварь, давящая на базовые эмоции, не могла сделать ему хуже, чем ему было уже. Болезнь не пугала, когда ты настолько вне власти над собственной жизнью, что смерть предпочтительнее. А болезнь — лишь медленная дорожка к смерти. Конечно, иногда быстрая, но всё же…       — Твоя мать была… — снова завел шарманку с вопросами его прилипучка, совершенно не замечая любопытные уши студентов, маринующихся в стенах замка и жаждущих найти повод для сплетен.       Значит, когда из-под капюшона на секунду выпала ярко-рыжая прядь волос, Реддл обратил внимание.       — Захлопнись, пацан, — шепотом сказал ему Гарри, помня про лишние уши и хоть какое-то уважение к коллегам. Заметив, что они были под куполом Оглохни, он смягчился. — И нет, это не она.       — Как ты вообще что-то разобрал в этой мешанине? — с искренностью удивился Том, а Гарри подумал, что, когда покинутые тобой друзья так часто сопровождают тебя во сне и наяву, грех не запомнить их лица в точности.       Гарри промолчал, что в какой-то момент видел там и лицо Реддла. От этого воспоминания голова зашлась кругом.       Ему очень хотелось запереться в своем кабинете.       — Удачи в постижении образовательных высот! — махнул рукой Гарри, взмахом палочки прибирая за стошнившим мальчишкой и убираясь прочь, шустро рассекая посторонившуюся толпу малолеток.       Обратно в свою дыру, наконец закрывая дверь в кабинете.       Найти бы чертово пиво.       Он пристрастился к алкоголю, снова. Стоит заканчивать с этим дерьмом.       Не всё так критично, конечно. Точнее, не так, как раньше.       Сливочное пиво хотя бы почти не содержало спирта и было достаточно калорийным, чтобы заставлять его тело функционировать. И достаточно сладким, чтобы он чувствовал что-то кроме того, что жует очередную безвкусную дрянь, заставляя себя просуществовать ещё немного.       Сливочное пиво, по мнению Гарри, — замечательная вещь. Если бы он не перескочил с него на огневиски, было бы и того лучше. Первое время он оправдывался тем, что ему вечно холодно. Позже оправдания пропали из этой цепочки.       Гарри, по крайней мере, не очень любил себя оправдывать.       Иногда ему казалось, что он играет в какое-то лото на саморазрушение. Сидит с этой табличкой, обводя в кружок свои косяки, вычеркивает рядок другой, затем долгожданный столбик, образующий с одной из ранних строчек идеальный крестик на его жизни. Раньше у него была хоть какая-то цель, ради которой он заставлял себя просуществовать дольше, а потом еще капельку. Теперь цели не было. Только обязанности школьного директора, не доставляющие ему и капли удовольствия, упорное нежелание сдаваться посмертному упырю и… Том.       Который смотрит на него этим выпестованным взглядом и ждёт, ждёт, ждёт. Того, чего Гарри дать не в состоянии уже много лет. Вообще, Том, по мнению Гарри, должен быть последним человеком, который должен так смотреть.В конце концов, должно же безрассудство Меропы к чему-то примениться?       Он не выдержал тогда в Мунго из-за этого же взгляда, долечиваясь уже тут, в Хогвартсе. Больше и негде, во все другие места просочился Том, как вода из сдохшей стиралки в щель под дверью.       Упертый баран, думал Гарри, массируя виски и прикрывая глаза.       Певерелл просто не смог бы отказать ему в должности. Он прекрасно знал, как не закрытие этого гештальта уже ударило по другому нему однажды.       Дверь шумно открылась через несколько часов, вынуждая Гарри в очередной раз направить палочку на вторженца резким движением.       Том вошел в его покои, нисколько не обеспокоенный, привыкший к этой конкретной угрозе настолько, что не воспринимал её уже всерьёз. Ведь Гарри всегда останавливался, не доводил убийственное намерение до конца.       — Мы посовещались с преподавателями. Тебе нужно переехать в директорские покои.       Как легко было бы швырнуть Аваду в Тома сейчас, такого открытого, доверчивого и неописуемо наглого.       — А больше мне ничего не нужно? Может, еще отсосать тебе? — почти учтиво поинтересовался Певерелл, убирая палочку, с головой укутываясь в плед посреди помятого кресла и заваливаясь обратно набок испорченной игрушечной куклой. Он потер шрам, пересекающий бровь, пока Том краснел и кашлял.       Невинные сороковые, закатил глаза Гарри в сводчатый потолок.       — Ты больше не преподаешь. Возня с документами, контакты с домовиками и преподавателями. Все это куда удобнее проводить там. И оттуда куда быстрее можно добраться до любой точки замка, — мягко пытался агитировать Том за отринутые Гарри традиции.       Конечно, Певерелл не настолько социальный идиот, чтобы сделать себя посмешищем, продолжая держаться за часть «исполняющий обязанности» в своей сомнительно почётной должности, но переехать в кабинет директора, вернуть золотое чудовище трона означает, что он принял и доволен обстоятельствами своего назначения. Он нет, никогда не будет, и смиренно ожидает скорую замену, как бы не ускользала надежда с каждым отказом за другими именитыми подписями.       — А как же мой уют? — хмыкнул Гарри, и он знал, что сделает Том следующим мгновением.       Том посмотрел на запыленные полки.       — Ты терпеть не можешь уют и безопасность, — выдал изученный между ними аргумент Том и Гарри поддержал это, ведь именно к таким столпам сводилось их общение.       — В любом случае, отказываюсь, — и менять кабинет, и перенастраивать собственный характер, и не пользоваться прецедентами прошлых разговоров.       Но глупо было бы ожидать, что Том пришел без плана на предсказуемый исход встречи, и Гарри не был глуп, просто не склонен к стратегии, в отличие от одного хитрого отродья змеи.       — В любом случае, я поселюсь здесь, — твердо заявил Том, ставя небольшой чемоданчик на всё тот же хорошо отпечатавшийся в его памяти лысый ковер. — Оставайся, рискни.       Гарри подумывал, что Реддл давно не получал по своей симпатичной челюсти. Он выглянул из своего убежища.       — Там светло. И директора шумят. Пожалей мою больную голову.       — Ты что-нибудь придумаешь.       Они уставились друг на друга.       Нет, подумал Гарри. По челюсти нельзя, по губам тоже. Глаза тем паче. Жалко красоту портить, хоть он больше варвар, чем эстет. По хорошему, так и быть…       …он пнул его по коленке, когда бывший студент попытался стянуть с него плед.       Реддл зашелся в невнятном шипении, хватаясь за ушибленное место, а после опасливо пытаясь зацепить профессора. Гарри был вертким, как глиста, ибо бывший ловец квиддича, так что успехи Тома были нулевые, а Певерелл только дверью хлопнул, убираясь прочь.       …домовики действительно начали переносить его вещи, как обнаружил он после яростной пробежки до его нового пристанища. Его плед, небрежно брошенный на пол, теперь был аккуратно сложен в гостевом кресле. Шумно фыркнув, Гарри подобрал его в подмышку и направился в сторону покоев через кабинет.       Он не сможет пристроить свои артефакты от ментального вмешательства рядом с директорскими артефактами для контроля замка… И это проблема, проблема завтрашнего Гарри.       В конце концов, в директорской башне куда удобнее запереться от одного бледнолицего придурка, которому моча ещё в шестнадцать в голову ударила. Задолбается и сам уйдет из замка. Через год-два, не столь важно, Том же гордый, не станет выносить тотальный игнор. А Гарри либо потерпит, либо сдохнет сам по себе, если с ума не сойдет.       Всё его победный исход.       — Посмотрите-ка, кто сюда заявился! — с удивленным смешком Финеас Блэк встревожил остальные картины. Армандо Диппет поднял голову, посматривая на него умными глазами через прорези в бинтах. Обычно Гарри заявлялся сюда для проверки замковых артефактов ночью, когда портреты спят. Но увы. — Как голова?       — Как рама? — уточнил Гарри даже без фальшивого участливого тона, тут же заметив оскорбленное выражение на лице предка Сириуса.       — Гарри, — кивнул ему прошлый директор, вежливо игнорируя перебранку перед ними. — Прошло много времени с прошлой встречи. Рад видеть в добром здравии.       — Благодарю, — вздохнул Певерелл, уныло посматривая, как домовики скидывают стопку документов на стол.

***

Школа чародейства и волшебства «Хогвартс», Шотландия. 1948 год, январь.

Тень былой Ниам Фицджеральд.

      Ниам Фицджеральд была женщиной со светлой кожей, клубнично-русыми волосами, собранными в пучок, и печальными голубыми глазами. Одного взгляда на портрет было достаточно, чтобы заявить, что умерла она слишком молодой. Большую часть времени волшебница прошлого предпочитала держать стойкое молчание с директорами, позволяя им самим принимать решения… и ошибаться, обучаясь и получая опыт.       Впрочем, на вопросы молодых директоров она отвечала всегда охотно — таких вопросов было навалом и они в основном касались исключительно специфики их новой должности или каких-то незначительных деталей минувших дней.       Этот молчал, смотря на рабочий стол на когтистых ножках, искусно вырезанный из редкого дерева, с каким-то невыразимым отчаянием.       — Как там древняя магия? — спросила она у него не особо любопытно. Если мужчина не подошел к ним раньше, значит справлялся с проблемой сам, однако это была неплохая тема для завязки разговора.       — Магичит, как и должно, наверное, — пожал плечами парень, стягивая с себя мантию и оказываясь в обычной магловской пижаме в полосочку. Осуждали его немногие: в конце концов, когда-то волшебники были частью мира простецов и имели общую моду. — Я перекрыл к ней все входы. Никто не потревожит.       — Это правильно, — Ниам с достоинством кивнула и, подумав, сочла его достойным маленькой крупицы истины: — Обычно у Хогвартса были тайные Хранители, оберегающую секрет этой магии, занимающиеся поддержанием замка. Я была такой.       — Так что там стало с последним пользователем древней магии? — полюбопытствовал молодой мужчина, потягиваясь, и демонстрируя всем, насколько тонка на самом деле фигура недоедающего человека.       Ниам думала предложить домовикам подливать питательное зелье в пирожные и подавать их директору, ежели тот любит сладкое. Видеть такого болезненного человека и не пытаться помочь, в самом деле, грешно.       — Он сберег её от гоблинов, но исчез после сдачи СОВ, — промолвила Ниам немного грустно, искренне сопереживая чужой ноше, павшей на такие юные плечи. — Проучился один год и испарился, как роса поутру.       — Тяжко, должно быть, пришлось пацану, — вежливо прокомментировал директор Певерелл, но Ниам верила, что он действительно искренен.       — Или девушке, — хмыкнул задира Блэк, не способный не перевести внимание на свою знаменательную персону. — Никто не помнит. Но я называю студента «гаденыш».       — Потрясно, — улыбнулся Гарри, падая таки на стул. — Разве он не спас твой зад?       — Именно, — Финеас возмущённо поднял брови, умело пропустив менее лестную часть послания мимо ушей. — Не было бы гаденыша, не пришлось бы спасать, я уверен.       Ниам вздохнула. Очевидно, раз Финеас не принял её объяснений в первый раз, он будет рад присесть на новые уши с давним спором, до сих пор надеясь найти в исчерпанной теме союзников и новые аргументы.       — А как вы решили проблему освоения учебной программы с тем позднецветом? — отвлек их Гарри от возможного конфликта. Ниам улыбнулась молодому миротворцу, признательная.       — Просто всучил ему руководство, — пожал плечами Блэк, откровенно хвастаясь элегантным способом решения «проблемы», павшим с его не ценимых должным образом подрастающим поколением барских плеч. — Полевой путеводитель волшебника, разработка Министерства. Бегали бы детки, раскрывали бы всякие головоломки, соревновались бы в самообучении. Нам меньше работы.       Их живой преемник немного воспрял духом, и Ниам с легким недовольством припомнила мнение, что Гарри Певерелл тоже не любит работать с детьми, хоть и по состоянию здоровья, в отличие от вредного от природы Блэка, ставшего директором учебного заведения из вопроса престижа, а не насущной необходимости.       — Вот бы моим студиозам такое… — мечтательно пропел артефактор, доставая блокнот и чиркая какую-то мысль: зрение у Ниам при жизни было хорошее, но не настолько.       — Не вариант. Министерские потом заткнули этот проект. Мол, дорого, — Финеас издал едкий смешок, находя какое-то сомнительное веселье в этом оптимизаторстве финансов. — Хотя на деле маглорожденные ублюдки отчего-то просто быстрее схватывали по таким штукам.       — Маглорожденные почти никогда не занимаются с учителем напрямую. Самостоятельное изучение дается оттого им легче, персональный подход есть только у богатеньких, — пояснил Гарри, закрывая блокнот. Ниам отметила незначительное расслабление в его позе и покраснение щёк. Энтузиазм исследования шел на пользу профессору Певереллу, равно как и продуктивный обмен мнениями. — Приглашённые учителя — редкость, так что занимаются они в школах с семи лет, если не раньше. В классе может быть по сорок человек.       Волшебники, из-за меньшего количества студентов, действительно могли обеспечить более индивидуальный подход даже во время групповых занятий двумя Домами одного курса. По крайней мере, раньше. До недавнего всплеска принятия отринутой крови.       — Издевательство над детьми, — изумился Блэк. — А они знают толк в пытках!       — А еще маглы считают не на пальцах. — Поддел его Гарри, находивший некоторое удовольствие в том, как директор Блэк легко ведется на поводу эмоций. Ниам не совсем понимала его: ей было значительно проще продолжать осколок своего тихого существования в мире, где на неё не давили неукротимо чужим волнением и непреклонными намерениями. Да, дети тоже весьма энергичны, но там были более чистые и невинные помыслы: директор Блэк же, казалось, был собран из углов, высокомерной убежденности в своей правоте и неуклонного желания донести свою точку зрения до всех и до каждого. Очень напряженный образ мышления для любого человека, Ниам не была удивлена, что при жизни Блэк вёл себя так лениво и избаловано — энергия его шла на что угодно, кроме полезных обществу дел.       — Ну-ка!       — Путеводитель… было бы весело, но мне влом столько работать. Я и так сделал этот замок теплее и розги отменил, хватит с меня добрых дел.       Ниам не могла осудить его. Даже ей, далёкой от темы, создание гигантской партии магических путеводителей виделось слишком тяжелой ношей для одного Мастера.       — Верни артефакторику, — подкинул идею до этого комфортно молчащий Армандо. — Дети сделают заготовки, а ты потом закончишь книги. И тогда можно будет обеспечить ораву детей до пятого курса точно, малыши любят игры.       — Так это же мне преподавать опять придется, — лениво заявил Гарри, на секунду прикрывая глаза и, видимо, припоминая что-то забавное.       И артефакторов в Британии дефицит, Министерство обрадуется и подкинет школе денег. Ниам думала, что это грациозный план.       — Кстати об артефакторах, — не мог не напомнить о своём существовании директор Блэк, ревнивый, что роль примы в разговоре ушла от него. — Раньше в Хогвартсе работала закрытая система летучего пороха между помещениями. У нас с компанией по производству пороха до сих пор осталась договоренность о скидке за покупки оптом, потому что какой-то из прошлых директоров помог этим бизнесменам сохранить свою завесу тайны и монополию…       Она действительно сделала это и обернула сделку на благо Хогвартса. Так отчего же из уст Блэка звучит сей подвиг столь осуждающе?       — Ты всё ещё обижаешься на мой сговор с тем таинственным учеником за твоей спиной? — буркнула Ниам, отворачиваясь.Финеас, как обычно, опустив колкую ремарку, проигнорировал её и продолжил мысль, как будто она — не больше, чем тень в уголке на его безупречном холсте жизни.       Тогда отчего же он не оставит старых обид, возникших на почве необходимого молчания? Она исполнила свой долг. Это так сложно принять и двигаться дальше, не припоминая при каждом разговоре из жалкой мелочности?       — Но, к моему величайшему сожалению, криворукость и тугодумие студентов неистребимы, и один из них подумал, что проводить несогласованные эксперименты со сложными магическими объектами общего пользования это такая веселая идея…       — Закрытая пространственная сеть?! — прервал его Гарри со всем пылом специалиста по пространственно-временным артефактам. — Кто создатель? Хочу посмотреть!       — Это шикарная идея для добычи денег из Попечителей. На сэкономленные на ремонте деньги можно обновить школьный инвентарь… — задумчиво пробормотал Диппет, человек, действительно вложивший душу в благополучие школы.       — Я просто глянуть хотел! — шикнул Гарри на предшественника. Старец аж охнул.       — Почему ты просто не предложишь профинансировать Хогвартс за введение определенных предметов в программу? Артефакторика, парень. Золотая жила.       Ниам до сих пор находила забавным, что при таком известном директоре-артефакторе до сих пор не выстроилась очередь из желающих преподавать этот предмет. Неужто так не уверены в своих знаниях или предполагают, что рано или поздно директор Певерелл решит лично вести занятия?       И больше её веселил поток предложений прошлых директоров, а ведь вступило в беседу-то всего ничего. Накопилось за три года тяги к общению.       — …а разве люди не наоборот уменьшают количество предметов? За это, вообще-то, чистокровные и голосуют. Ну, раньше голосовали. Хотели лишить доступа маглорожденных к таким «семейным» знаниям, из-за чего и знания эти теряются… — щёлкал Гарри клювом, пока на его лицо не выползло осознание. — О. О, так теперь это смысла не имеет.       — Скажем, в Министерстве сейчас всякое творится… Не сказать, чтобы это были дурные вещи. Ты закупил спортивные метлы, потому что цены упали. А почему они упали, ты знаешь? — Гарри на вопрос Финеаса пожал плечами с тухлой улыбочкой, выглядя, как нерадивый ученик на ковре у неприятного профессора, а не взрослый человек. Старый директор любезно подсказал ответ неразумному дитятке: — Потому что отменили запрет на ввоз в Британию летающих ковров.       — Они… борются с монополией?       Хорошо, хоть финансовых знаний у мальчика для такого понимания хватало. Иначе Ниам не рискнула предсказать, насколько сильно возмущался бы Финеас судьбой Хогвартса. Блэк вообще любит порассуждать о не касающихся его лично вещах, а школа была очень низко в списках его приоритетов.       — Верно. Превращают запыленный рынок в живую среду. И скоро тебе будут очень хорошо платить за каждого выпущённого артефактора, потому что те же метлы придется изобретать, считай, заново, а не просто менять полироль в наборе. Нужно держать марку, пацан, а перекупать специалистов после выпуска из Шармбатона дорого. Ещё и переучивать их с французского.       — Да не буду я преподавать, — отчаянно застонал Гарри, скрывая лицо в ладонях. — Но, в любом случае, спасибо, директор Блэк. Ты не такой противный книзл, как я думал.       Ниам смеялась с юношеской дерзости, пока Финеас издавал возмущённые задыхающиеся хрипы, действительно похожий на кота, подавившегося шерстью.

***

Школа чародейства и волшебства «Хогвартс», Шотландия.

1948 год, январь.

Гарри Рональд Певерелл, 26 лет, директор школы, утомленный другими директорами.

      Певерелл просидел в башне в не самом приятном не-одиночестве порядка недели, настраивая артефакты так, чтобы свести мигрень от присутствия такого количества портретов к минимуму, пока кто-то не завалился к нему в кабинет. Минерва выглядела обеспокоенной его непроспавшейся фигурой, потом, вероятно, раздражённой, что вообще волновалась, а после со смирением вздохнула.       — Мне нужна помощь с приготовлением зелья для анимагии, — хмыкнула она, отводя взгляд от его домашнего одеяния. — Скоро начнется вторая пара по элективу у шестого курса и я бы хотела закончить с этим до прибытия преподавателя по трансгрессии.       — М-м… — сонно почесал затылок Гарри и с мыслями, текущими словно сквозь ртуть, не сразу сообразив, что в дремучем пейзаже его кабинета столь выделяется: — Как ты сюда прокралась, хитрая кошка? Я же попросил горгулью сменить пароль.       — Тебе стоит прекратить загадывать сладости. Я удивлена, что Том, знающий тебя лучше всех, часами бьется над паролем.       — Он хочет знать меня лучше всех, — пожал плечами Гаррис пакостной улыбкой. — Но это слабо у него выходит. И он терпеть не может сладости, у него от них аж лицо косит.       — Лакрица! — ворвался внутрь Том. — Соленая лакрица, я должен был… — увидев Минерву, он заткнулся, принимая то самое холодное и учтивое выражение лица, что держал на людях.       Гарри фыркнул от этой резкой смены отношения. Том очень любил загадки.       — Мне стоит прекратить загадывать сладости, — праздно заметил он в воздух.       Певерелл не был уверен, что перестанет: в конце концов, что это, как не дань сентиментальности директору, которого не будет здесь? Никто не увидит более загадочного мерцания очков, доброй улыбки, чудаковатости и легкой снисходительности, под которой скрывалась когтистая рука, ждущая возможности схватить тебя в момент слабости и направить на всеобщее благо…       Гарри покачал головой, выкидывая оттуда бесполезные мысли. Даже под защитой артефактов они снова складывались в неприятные маршруты, где хорошие воспоминания настолько тесно переплетаются в дурными, что падают вместе в общий чертог неудовлетворённости и горя.       — У тебя есть старое обязательство, — заявил Том уверенно, как будто Гарри не только что в замешательстве моргал, явно его игнорируя. — Слизнорт был готов дать тебе несколько уроков по зельеварению. Теперь, когда ты директор, программа должна быть известна тебе на зубок.       — Не делай вид, будто это не простой способ вытащить меня отсюда, — проворчал Гарри недовольно, вставая.       — Я предпочитаю совмещать приятное с полезным.       — Что приятного в выволакивании этого задрипанного енота из его норы? — удивился Блэк со своего портрета, и Гарри, к своему сущему разочарованию, снова чувствовал себя на одной волне с ним.       — Звучит отлично, — твердо хмыкнула Минерва, странно смотря то на Реддла, то на директора. — Заодно сделаете зелья. Не стоит доверять детям варить их самим. Мы помним прошлый год, — уж Гарри помнил. — И мне нужно будет отлучиться проведать Робэль. Элфинстоун не очень хорошо справляется с больным ребенком. Присмотришь за четвертым курсом, пока они мучают жаб?       Гарри мелко кивнул, всё ещё недовольно смотря на эту парочку. Сговорщики.       Минерва их оставила.       — Я не хочу выходить, — почти проныл Гарри, вцепившись в спинку кресла. — Моё обезболивающее прекрасно работает, но когда вокруг нет этого чертового детского гула.       — Ты точно директор? — изумился кто-то из его предшественников. А вот это было неприятно, спасибо. Он оглянулся на картины, но не понял, кто это был из обычных молчунов. В конце концов, голоса редко говорящих людей не обязаны в его памяти отпечатываться с предусмотренным списком имён.       Том вздохнул, по привычке садясь прямо на директорский стол, сдвигая стопку каких-то писем.       — Давно у тебя есть рабочее обезболивающее?       — Год-два, — Гарри махнул рукой. — Чего тебе неймется? Оставь меня погнить немного.       — Ты гниешь несколько последних лет, — отрезал Том. — Достаточно, чтобы понять, что это тебе не поможет. И переоденься.       — Слушай, пацан…— дозволение дозволением на более неформальное общение, но не настолько.       — Хочешь, чтобы я переодел тебя? — Том поднял бровь, как будто он тут самый разумный со своими неуместными предложениями, и Гарри не вытерпел.       — Хочешь, чтобы я направил на тебя палочку? — зашипел Певерелл, порядком уже взбешенный чужой прилипчивостью. — Не лезь в мою душу, черт возьми, и в мои дела! Мерлина ради, почему ты не можешь держаться от меня подальше?! Я сделал все, чтобы ты…       — Почему ты не держался от меня как можно дальше? Ты преодолел все возможные законы, чтобы добраться до моей шеи, но так и не убил, — спокойно перебил его Том, смотря на осекшегося Гарри с кривившимся лицом. — Что криминального в моем преодолении горгульи с дурацким паролем?       — Ты!..       — То есть, тебе не нужна помощь? — Реддл склонил голову набок изучающе, наклоняясь, будто подкрадываясь к нему, как хищник. Ближе, неумолимо ближе, прежде чем вцепиться в горло и не отпускать вопреки всякой борьбе. — Ты тут наслаждаешься жизнью, а не тонешь в горе и старых ошибках, отвлекаясь только на разговоры с умершими? Правда?       Директора возмущённо эйкнули, когда их приплели к делу.       Гарри уже согласился прийти к зельевару, так что, смерив Тома прохладным взглядом, направился в спальню из кабинета. Тот поплелся за ним.       — Выйди, чтобы я переоделся. Если Гораций будет лезть мне в душу по твоим науськиваниям, я заменю все твои скучные противные галстуки на розовые бутоньерки.       Но Том обошел его, врываясь в чужую комнату и тут же едва не спотыкаясь о початую бутылку огневиски. Он кинул на Гарри быстрый взгляд, всё же проходя к шкафу, удачно минуя последующие препятствия.       — Меня не устроит, если ты просто наденешь пижаму поприличнее, — подкатил пацан снова со своими утомительными требованиями. Правда. Ему как будто лишь бы было, к чему придраться. Такая жаждущая внимания сучка, Томми?       Реально держит его в тонусе, засранец.       — У меня только две пижамы. И эта приличная, — заметил сухо Гарри, подразумевая вещи, которые всё ещё неплохо сбивают Тома с мысли, но не имея их в виду.       — Восхитительно, — выдохнул Реддл с сарказмом, открывая дверцы. — Думал, это я предпочитаю минимум вещей. Если так, то ты чертов аскет.       — Аскетизм подразумевает воздержание, — мурлыкнул Гарри максимально раздражающе, поднимая бутылку с пола и бессовестно прикладываясь, обнажая горло. — Хочешь проверить?       Том очень старательно смотрел в шкаф, а не пялился через зеркало себе за спину.       Перед ним было две пары брюк, унылый коричневый свитер, яркий рождественский свитер и три рубашки, на одной из которых определенно была кровь. Обычная черная мантия валялась на кровати, как и очень уродливая неприличная пижама, от самого существования которой Том чувствовал, что алеют его щёки. Хотя пижама была всего лишь… изношенной, Тому было бы крайне неловко за Гарри, если бы он узнал, что тот при ком-то вышел в этом.       Выбрать из малого количества предметов приемлемый сет было несложно. Больше отвлекало ментальное страдание, получаемое от самого содержимого шкафа.       — Тебе нужна новая одежда, ты как старый дед, который… — он запнулся, швыряя в этого любителя свитеров собранный набор.       — Ну, договаривай, — Гарри вздернул бровь. — Собрался помереть? Вау. Ты очень проницательный, молодец, Том.       Реддл молча захлопнул дверцы.       — Я закажу тебе одежды, — он пошел к выходу, не бросив на Певерелла и взгляда. — Слизнорт ждёт, через полчаса.       — Том, — блекло позвал Гарри, ощущая в грудной клетке что-то печальное и смутно знакомое. — Драккла мне в…       С ненавистью глянув на рубашку в руках, он вздохнул и, руководимый вдруг проснувшимся уколом вины, стянул с себя полосатое нечто. А ведь даже проблемы в малом наборе ткани действительно нет: в конце концов, когда Гарри реально что-то нужно на выход, он легко может прибегнуть к своему мастерству в трансфигурации.       Вот и поди разбери, манипулируют им так, чтобы он пошел на поводу и выполз, или мелкий змееныш действительно обиделся.       — Привет, Гарри! Сегодня у нас особое задание — днем приготовим пару флаконов поиска анимагической формы, а вечером я уговорю тебя провести время в компании людей. Почему бы не соблюсти баланс между работой и отдыхом? — воодушевлённо улыбаясь, ознакомил его с программой мероприятий приятный светловолосый мужчина, его чутка полноватый, оттого создающий вкупе с манерами впечатление того ещё добряка, коллега.       — Привет, Гораций! Не знаю, что тебе наобещал Реддл за эту беседу, но мне не хочется особо проводить время с людьми. Имея себя и свои самодостаточные особенности, я получаю все, что мне нужно, — поспешил заверить другого Гарри, тоже безукоризненно вежливо, следовательно, столь же широко улыбаясь.       Он потратил время, чтобы привести свою одежду в добротный вид, чтоб это разочарованное отношение Тома!       — Я понимаю тебя, дорогой Гарри. Ты предпочитаешь одиночество, а создание артефактов — твоя стихия, — покачал головой Гораций, приятно улыбаясь и доставая из своей полки флаконы с закупоренной известностью, чтобы достать из коробки дальше пустые фиалы. Много фиалов. — Но представь, сколько интересных историй и опыта можно получить, общаясь с людьми. Они могут вдохновить тебя на создание новых вещей, расширить горизонты твоего творчества.       — Ну, может и так, — мягко признал Гарри, ввязываясь в любезную подготовку стола к процессу варки зелья. Достал набор ножей, доску и мерную чайную ложку, серебряную. Расчистил стол. — Но когда я провожу время среди людей, они часто пытаются выяснить, как мои дела. А это мой секрет, ведь дела мои весьма обычны — я сижу в своей дыре и не клепаю артефакты, а читаю занудные справочники, сплю и работаю в перерывах между выпивкой. Не хочется делиться такими знаниями.       Ингредиенты Слизнорт предоставил заранее, до кладовой топать не пришлось.       — Понимаю, что эта тайна для тебя очень важна, — мужчина напротив постарался заглянуть ему в глаза, не отвлекаясь, впрочем, от нарезки куколки бражника. — Но, знаешь ли, не всегда нужно рассказывать все подряд. Можешь просто наслаждаться общением, поддерживать дружеские связи, обмениваться опытом и идеями, сохраняя твои тайны внутри себя. Будучи частью сообщества, ты можешь стать неотъемлемой крупицей его развития, а так же уменьшить долю огневиски в своей крови, пока твой дорогой ученик не извел с нервов всех студентов.       Гарри вздохнул, беря в руки первый фиал.       — Как долго мы будем продолжать этот идиотский театральный диалог? — Гарри взглянул на фамилию студента, чтобы найти соответствие с ней следующего ингредиента: волос, располагавшихся в также подписанных фиалах в другом ряду. — Что наш дорогой ученик пообещал тебе?       — Ничего, — покачал головой профессор зельеварения, прекращая выдавливать из себя улыбку. — Это я предложил. Я переживаю, Гарри. Мы все переживаем и подумали, что, раз ты впервые за три года выполз из своего дупла, стоит немного расшевелить тебя.       — Что мне людям глаза мозолить? — выдавил из себя Гарри, не поднимая головы. Благо, повод был: нельзя было перепутать пары освещённого лунным светом корня мандрагоры и волоса каждого студента.       — Дети тебя любят, — оспорил Гораций, подталкивая к нему котелок с росой.       — Я даже не… — Гарри отвлёкся от механического смешивания волос и слюнявых корней мандрагоры.       — Они читают теорию самостоятельно, спрашивают у старших нужные темы, хвастаются, кто сколько прошел от этих твоих полос препятствий, выставляют в гостиных рейтинги. Они знают, что это ты помогаешь им добраться до их комнат ночью, хоть они и не видят тебя. Они знают, что это ты несколько дней пытался связаться с поставщиками метел. Они знают, что тебе пришлось ночевать среди пауков прошлым летом, чтобы удостовериться, что им хватает еды и они не расширят свои охотничьи угодья.       Слизнорт перечислял и перечислял, подливая росу твердыми руками по ровно чайной ложке, подсыпая обезглавленные куколки бабочки. А Гарри чувствовал себя скорее униженным, чем похваленным.       Почему он просто не может сдаться?