Easy

Прайс

      Не знаю, когда я задремал и надолго ли, но сильный стук заставил меня проснуться на том же месте, где я лежал несколько часов назад. Во временном командном центре темно, доски застланы бумагами, а мои плохо написанные заметки разбросаны, черт побери.       — Войдите, — даже мой голос звучит измученно, но как я могу заснуть, когда столько всего нужно сделать? Как я могу уснуть до того, как узнаю, выжила ли ты после операции?       — Кэп... — Газ вбегает в комнату, бешеные глаза мгновенно встречаются с моими: — Изи справилась... она в реанимации.       Не знаю, почему я удивлен, и почему я сомневался в тебе. Саймон был прав, когда говорил, что ты слишком упряма, чтобы умереть, слишком упряма, чтобы умереть на чьих-то условиях, кроме своих собственных.       — Чертова девчонка...       — Что?       Улыбка тянется к моим губам, но я лишь качаю головой, вставая и вытягивая последние остатки сна из своих костей:       — Ничего, пойдем.

***

      Медсестра открывает дверь и вводит меня в тускло освещенную палату. В больнице действует правило, согласно которому в палате интенсивной терапии одновременно находится только один посетитель, и Газ настоял на том, чтобы я вошел первым. И хотя я так сильно хотел увидеть тебя, как я мог сказать ему, что боюсь, даже ужасаюсь этому моменту. В моей жизни было слишком много подобных случаев, когда я шел по стерильным коридорам больницы или по мрачным и пыльным стенам медицинской палатки, проделывая один и тот же путь. Иду, чтобы увидеть того, кому я невольно позволил вырезать кусочек своего сердца, едва цепляющегося за жизнь, без сознания, похожего на оболочку того человека, которым он был.       И ты ничем не отличаешься. Я киваю женщине в знак благодарности, когда она удаляется, и дверь мягко закрывается с легким шипением воздуха, оставляя меня наедине с тобой.       — Привет, милая...       Поначалу мне всегда кажется странным разговаривать с человеком, который не проснулся, но я всегда верил, что они слышат, даже если не помнят об этом, когда просыпаются, думаю, это должно как-то утешать... Надеюсь, что так и будет.       Я кладу шляпу на стул рядом с твоей кроватью, наклоняюсь, чтобы поцеловать тебя в лоб и, как могу, заправляю эти надоедливые волоски за ухо:        — Ты так хорошо справилась...       Я провожу пальцами по маленьким порезам на твоей щеке и свежему синяку у линии роста волос, где была наложена большая повязка, прежде чем сесть, придвинуть стул как можно ближе и взять твою руку в свою...       Часы показывают 21:00, когда я вхожу в кабинет Ласвелл.       — Кейт, ну и время для встречи ты вы-… о, добрый вечер, — твое присутствие застает меня врасплох, я вижу незнакомого человека в очень знакомом помещении.       И когда ты встаешь, чтобы поприветствовать меня, я наконец-то вижу твое лицо прямо, твои глаза остры и, клянусь, почти светятся под теплым светом, а твои розовые губы растягиваются в потрясающую улыбку.       — Капитан Прайс, — приветствуешь ты меня, представляясь в процессе, и твое имя слетает с твоего языка гладко, как мед, а твой взгляд пробегает по моему телу, прежде чем протянуть ко мне руку: — Но, пожалуйста, зовите меня Изи.       Мои пальцы накрывают твои гораздо меньшие, и мы пожимаем друг другу руки, твоя кожа становится теплой и мягкой под моей. Ты все еще наблюдаешь за мной, ищешь и разбираешь меня по кусочкам, но в то же время каким-то образом притягиваешь меня к себе. В таком темпе я бы с радостью позволил тебе разобрать меня на части, расчленить на филе и вырезать карту моего мозга, если бы это означало, что ты будешь смотреть на меня вот так.       — Изи... — черт возьми, почему это так хорошо звучит на моих губах: — Приятно наконец-то познакомиться.       Когда твое досье впервые попало ко мне на стол, в нем не было фотографии, и единственная причина, по которой я знал, что ты женщина, заключалась в том, что ты заключила контракт с Ласвелл в американском спецназе. Ты хорошо постаралась, чтобы твой профиль был как можно более нейтральным, желая, чтобы тебя наняли только за твою работу и не подвергали дискриминации из-за того, что ты женщина в мужском мире. У меня нет никаких претензий к этому, женщины, как правило, лучше мужчин почти во всех аспектах, но как бы я ни хотел быть лучшим мужчиной в этот момент... Я потакаю себе, когда мы садимся, позволяя своим глазам блуждать по твоей фигуре.       Ты одета в черные брюки-карго, материал свободный по своей природе, и все же у него нет другого выбора, кроме как прижаться к восхитительному изгибу твоих бедер; а темная компрессионная футболка на тебе облегает твой торс, как вторая кожа, длинные рукава обтягивают подтянутые руки, а волосы свисают длинной косой через плечо. Ты излучаешь уверенность, твое присутствие всеобъемлюще, и мне приходится подавлять усмешку, когда я думаю о том, насколько хорошо ты впишешься в нашу компанию.       — Вы рано, — я начинаю разговор, поглаживая незажженную сигару в нагрудном кармане, а затем оглядываюсь на Ласвелл и тебя. Ты внимательно следишь за моей рукой, но всегда стараешься встретить мой взгляд, когда говоришь.       — Да, сэр. Я знаю, что мой контракт официально начнется только на следующей неделе, но мне нравится знакомиться с местностью, — ты скрещиваешь ноги, аккуратно складывая руки на коленях. — Пусть моя команда привыкнет к идее работы со мной, прежде чем просто нырять в омут с головой.       Я киваю, соглашаясь с каждым словом:       — Умно... Что ж, мы можем подготовить Вам комнату к утру. У Вас есть место, где Вы могли бы остановиться на ночь?       — Уже позаботились, — Ласвелл протягивает через стол ключ-карту и большую манильскую папку: — Я знаю, что ты уже ознакомилась с цифровыми копиями, но здесь все для предстоящих миссий.       — Спасибо, мэм.       Мы все трое одновременно встаем:       — Могу я проводить Вас до Вашего здания?       — Боже, Боже... Вы, британцы, и ваше благородство. Думаю, я справлюсь сама, капитан.       Коварная усмешка вырывается из моих уст, когда я следую за тобой из офиса, прощаясь с Кейт, прежде чем идти рядом с тобой:       — Начальница не разрешает Вам курить в ее кабинете, да?       Я качаю головой, глядя на тебя сверху вниз:       — Проницательная, да?       — Ну... это моя работа, сэр.       — Не против?       Сигара оказывается у меня между губами еще до того, как мы полностью вышли из здания. Я бросаю взгляд на тебя, чтобы увидеть, как ты с ухмылкой качаешь головой, как эти острые глаза вглядываются во все, пока мы идем легким шагом, и ночной воздух кажется еще лучше в сочетании с теплым дымом:       — Тебя там не ждут, но завтра в 06:00 у нас будет совещание.       Я вижу твое здание прямо впереди, и ты останавливаешься и поворачиваешься ко мне лицом:       — Я бы с удовольствием поприсутствовала, — ты произносишь эти слова, и я снова чувствую странную, почти гипнотическую тягу к тебе, как будто ты можешь просто выключить и включить ее по своему желанию... Это действительно странно, но мне нужно больше.       — Спокойной ночи, Изи.       — Спокойной ночи, кэп.       Стук вырывает меня из воспоминаний, и я целую твою руку, а затем встаю и надеваю шляпу, как раз когда в дверь входит Соуп. Его взгляд падает на мой, а затем фиксируется на тебе, и в его чертах появляется грустное облегчение.       — Эй, кэп... Все в порядке?       Я похлопываю его по плечу, сжимая его еще сильнее, пока мы оба смотрим на тебя, все еще с закрытыми глазами, дышащую ровно, пока монитор сердца пищит на заднем плане:       — Да... просто рад, что наша девочка с нами.       Он глубоко вздыхает, прежде чем ответить, не отрывая от тебя взгляда:       — Я тоже. Я тоже.

***

Соуп

      — Эй, малышка Изи... — я занимаю место, на котором сидел капитан, грубая ткань все еще теплая: — Думаю, ты нас сломала, бонни... Мы были в полном раздрае с тех пор, как сошли с этого чертова корабля...       Как бы мне ни хотелось смеяться, смотреть на тебя в таком состоянии больнее, чем я думал. Ты всегда была такой силой, с которой нужно считаться, как Мать-Природа, такой необыкновенно красивой, что никто не ожидал от тебя такой смертоносности.       — Я... э-э-э... я хотел показать тебе это, — я негромко говорю, доставая потрепанный дневник и перелистывая заполненные страницы, пока не нахожу первый твой набросок. — Надеюсь, это не странно... но я нарисовал тебя, — наконец вырывается небольшой смешок, когда я опускаю взгляд на страницу и вижу углы твоего лица, обрамленные прядями волос, упавших из пучка, и линии твоих обнаженных ключиц, которые так и просятся быть нарисованными: — И это на самом деле... эм, с той первой ночи...       Я дергаю дверь ванной как раз в тот момент, когда ее толкают с другой стороны, отчего толкающий человек едва не падает через порог, а его руки быстро тянутся к чему-нибудь, за что можно ухватиться, пока я пытаюсь их поймать.       — Ох, черт... — мои брови могли бы дотянуться до линии волос, когда я, наконец, смотрю вниз на маленькую фигурку, которую в данный момент держу в очень неприглядном виде. Твои руки лежат на моих бицепсах, ногти впиваются в плоть под ними, одна из моих рук обхватывает твою талию, а другая находится под твоей рукой. Которая голая... и блестит... а ты в полотенце.       Я отстраняюсь так быстро, как только могу, отводя глаза, чтобы смотреть куда угодно, только не на тебя:       — Мне так... жаль. Я не... это... эм... блять.       Пока я борюсь за свою жизнь, пытаясь оправдать свои действия, ты смеешься. И, черт возьми, это такой красивый звук, мелодичный и мягкий, и, может быть, я просто слишком давно не слышал женского голоса, но в этот момент я уверен, что твой может быть самым сладким из всех, что я когда-либо слышал.       — Должна сказать, ты умеешь обращаться со словами... — ты снова хихикаешь, но на этот раз немного грубее: — Ты можешь смотреть, если не боишься увидеть мои плечи?       Я потираю затылок, взвешивая варианты; конечно, я хотел посмотреть на тебя, увидеть лицо за твоим сладким голосом... но глубоко укоренившееся воспитание уважения к женщинам, которое вбили в меня мама и сестры, кричит, чтобы я этого не делал.       — Нет, нет... не боюсь, я... Просто... — мои глаза предают меня, и это все, что нужно. Один взгляд — и я на крючке, на крючке того, как ты смотришь на меня такими живыми глазами, как слегка подрагивают твои губы, прежде чем сложиться в ухмылку; влажные пряди волос, обрамляющие твое лицо, манят меня накрутить их на палец: — Вау...       Твой смех выводит меня из задумчивости, и я заставляю себя сделать шаг назад:       — Прости... так...       — Ты, должно быть, сержант Мактавиш.       Я нахмуриваю брови, услышав формальное звание, но быстро возвращаюсь к своему стандартному настрою — прятаться за харизмой и смотреть, к чему это приведет.       — Да... а что выдало? Неуклюжее обаяние или сексуальный акцент...       — В основном сомнительный выбор прически...       Я хватаюсь за грудь, изображая страдальческое выражение:       — Уф, ты меня ранила, девочка...       — Если тебя это утешит, — ты подходишь ближе, сокращая расстояние, которое я только что создал, и понижаешь голос самым дразнящим образом. — Она мне даже нравится.       Ты лукаво подмигиваешь мне, а затем поворачиваешься и уходишь по коридору, оставляя меня наблюдать за тем, как твои бедра покачиваются с каждым шагом:       — Подожди, я не знаю твоего имени!       Не останавливаясь, ты поворачиваешь голову в сторону, и я не упускаю возможности улыбнуться, когда ты отвечаешь:       — Я не назвала его, сержант.       Я целую тыльную сторону твоей руки, упираясь головой в твою ладонь и опираясь своим весом на кровать:       — Все будет хорошо, любимая... Мы здесь. Мы рядом.

***

Газ

      — Соуп... — я легонько подталкиваю мужчину в плечо, надеясь не слишком его напугать, когда его веки открываются, и он быстро садится, увидев меня.       — Черт... даже не помню, как заснул...       Я просто смотрю, как он нежно проводит большим пальцем по коже твоей ладони, а затем кладет ее на твой покрытый одеялом живот:       — Иди отдохни, приятель...       Он снимает куртку со спинки стула и ударяет меня кулаком, бросив на тебя последний тоскующий взгляд, прежде чем уйти.       — Мда... этот банальный ублюдок всегда был по уши влюблен в тебя, — я усмехаюсь, натягивая одеяла чуть выше на грудь: — Но... он настойчив, надо отдать ему должное.       Я медленно потираю лицо:       — Ну... черт. С чего бы мне начать? Прошло почти двадцать четыре часа с тех пор, как ты вышла из операционной. Врачи говорят, что ты выкарабкаешься, тебе просто нужно прийти в себя... Мы должны поставить тебя на ноги и вывести из этого места, потому что я знаю, что тебе бы не понравилось находиться здесь в таком состоянии.       Ритмичные гудки убаюкивают меня, и я, наконец, тянусь к твоей руке, морщась от того, как холодно она ощущается в моей:       — Просто надо проснуться...       Я вхожу в комнату для совещаний в 05:45 с кружкой кофе в руке, и пар, вдыхаемый моими ноздрями, заставляет меня с еще большим удовольствием пить его. Именно поэтому я люблю приходить сюда пораньше: во-первых, чтобы Соуп не пытался отнять его, потому что он никогда не готовит сам, а во-вторых, чтобы Прайс и Гоуст не обвинили меня в том, что я не «настоящий британец», потому что я предпочитаю свою горячую воду из зерен их воде из листьев со сливками... лицемерные ублюдки...       — О... Доброе утро?       Я вижу тебя впервые, и это так необычно — видеть незнакомое лицо на относительно небольшом военном объекте, но особенно видеть нового человека в комнате для совещаний оперативной группы.       — Доброе утро. Сержант Гэррик, верно?       Так, значит, ты американка, и... ты знаешь мое имя. Странно.       — Верно... обычно меня называют Газ. А ты?       Твои глаза останавливаются на моей кружке:       — Это... кофе?       Я опускаю взгляд на коричневую жидкость, словно забыв о ней...       — Да...       — О боже... здесь есть еще? Клянусь, я обшарила всю базу в поисках хоть капли, и ничего... Я никогда так не скучала по своей американской команде. Без обид.       Ты забавная, надо отдать тебе должное. Твое присутствие заполняет комнату, неважно, намеренно или нет, и в этом есть что-то странно успокаивающее, что-то, что притягивает меня. Ты другая.       — Я принесу тебе немного, но... — я бросаю на тебя пристальный взгляд: — Ни при каких обстоятельствах ты не должна разглашать эту информацию.       — Я бы никогда... Кстати, я Изи.       — Реально? Ты наш новый спец по разведке?       Мы идем обратно к общей зоне:       — Да. Вчера вечером я встретила капитана Прайса и Ласвелл... и сержанта Мактавиша, но это было немного более неформально.       — Воу... Ты уже успела всех увидеть, я впечатлен. Гоуст — единственный, кого ты еще не знаешь.       — Лейтенант Райли?       — Он самый.       Следующие несколько минут мы легко общаемся, и ты внимательно следишь за тем, как кофе капает в мою дополнительную кружку:       — Я очень тебе благодарна и навсегда в твоем долгу... а это очень выгодно.       Когда ты подносишь керамическую чашку к губам, слегка хмыкнув при первом глотке, я наконец-то вижу, что сквозь эту браваду, которую ты так тщательно выстраивал вокруг себя, пробиваются следы тебя самой. Твои брови слегка смягчаются, а плечи становятся менее напряженными и расслабляются, принимая более непринужденную позу. Было бы глупо не признать, насколько ты красива, но меня привлекает не это, нет, все гораздо глубже. Это твоя способность контролировать комнату, непоколебимая манера держать себя; я хочу знать больше, намного больше.       — Я обязательно принесу немного в следующий визит, знает Бог, если что-то и заставит тебя прийти в себя, так это кружка кофе...       Дверь распахивается, и в нее просовывается другая медсестра:       — Время посещений истекло.       Я быстро киваю, засовываю твою руку под одеяло и целую тебя в щеку:       — Скоро увидимся, куколка.

***

Гоуст

      Охрана в этой больнице могла бы работать гораздо лучше. Я мысленно помечаю, что нужно немедленно сообщить об этом Прайсу, и качаю головой, проскальзывая мимо третьего сотрудника незамеченным. Джонни дал мне номер твоей двери, но я долго не мог решиться. Я не хотел видеть тебя в таком виде, но, как и в прошлый раз, мой разум не оставлял мне выбора. Либо я прихожу к тебе, либо мучаюсь еще неизвестно сколько часов, борясь с желанием. У меня больше не было сил бороться с ним, да и не хотелось.       В коридоре никого не было, чтобы увидеть, как я вхожу в твою комнату и тихо закрываю дверь, прежде чем повернуться к тебе лицом. И снова все, на чем я могу сосредоточиться, — это на том, что ты слишком маленькая, что кровать, на которой ты лежишь, слишком большая, я ненавижу это. Ненавижу то, что хочу заполнить пространство вокруг тебя, прижать тебя к себе, чувствовать, как твоя грудь поднимается и опускается сама по себе, слышать, как твое сердце ровно стучит под моим ухом. Боже, я так чертовски слаб к тебе, как и всегда...       Как только я завернул за угол, я почувствовал на себе твой взгляд. Чувствую его тяжесть, вижу в нем вызов, когда нахожу тебя, прислонившуюся к самой дальней стене, с ярко-красной кружкой у губ. Контрастный цвет — как чертов знак, предупреждающий держаться подальше, как можно подальше.       Когда я двигаюсь к тебе, Прайс дает мне твое досье, но, похоже, намеренно опускает ключевую деталь — то, что ты женщина, и, судя по самодовольному выражению твоего лица, тебе очень нравится наблюдать за тем, как я осматриваю тебя еще раз.       Когда я двигаюсь к тебе, твои глаза следят за каждым моим движением, и это впечатляет, насколько ты внимательна. Я могу сказать, что ты следишь за каждым человеком в этой комнате и при этом не отвлекаешься ни на одного из них.       — Изи, — ты протягиваешь мне руку, и я чуть не вздрагиваю от неожиданной формальности: — Вы — лейтенант Райли, — это не вопрос, ты точно знаешь, с кем разговариваешь, и когда я кладу свою руку в твою, то начинаю понимать, насколько основательно меня поимели.       Это видно по тому, как твои пальцы сжимают мои, даже сквозь перчатки я чувствую мягкий гул того, как ты магнетична, и эти глаза; то, как ты смотришь на меня из-под густых ресниц, изучая меня, даже сквозь маску кажется, что ты видишь слишком много. Я чувствую себя незащищенным и обнаженным, но странным образом, это заставляет меня жаждать большего.       — Гоуст.       — Гоуст... — черт возьми, я никогда не слышал американского акцента, который бы не бил по барабанным перепонкам, но в том, как ты произносишь мой позывной, есть что-то заманчивое. Мне хочется услышать, как ты произносишь мое настоящее имя... о, ради всего святого, перестань быть таким жалким идиотом...       Я отстраняюсь от тебя с раздраженным ворчанием, занимая свое место во главе стола, а затем бросаю на тебя взгляд.       — Ты можешь прогуляться, Изи. Это совещание касается того, что тебе не положено знать.       Ты тихо хмыкаешь, не отрывая взгляда от моих глаз:       — Забавно... Капитан Прайс пригласил меня вчера вечером.       — Ну, это я веду совещание, а не капитан Прайс, и уж точно не ты.       — Элти... какого хрена...       Джонни шепчет слева от меня, но я игнорирую его, потому что ты все еще не опустила взгляд, и проходит еще несколько секунд, прежде чем ты медленно моргаешь, позволяя своим векам сузиться в дьявольской манере, когда ты пожимаешь плечами.       — Это понятно, я новое лицо, и все такое. Но, видите ли, Вы подписали мой контракт, сэр.       От того, как ты уничижительно произносишь мое звание, мне хочется делать ужасные, ужасные вещи, но ты еще не закончила:       — Там есть очень подробный раздел о моем допуске, с инициалами... С.Р. рядом с ним. Хотите взглянуть? Видите, как Вы уже разрешили мне быть здесь, на бумаге?       Мои руки сжимаются в болезненно тугие шары, упираясь в стол, и мы оказываемся в очередной молчаливой схватке за доминирование, ни один из нас не хочет уступать другому. Ты была проблемой с самого начала, и я решил, что не хочу ничего другого, как сломать тебя, подчинить своей воле, заткнуть твой маленький хорошенький ротик. Я никогда не отступал перед вызовом. И это все, чем ты являешься.       — Все еще такая невоспитанная... — я сижу на самом краешке кресла, почти боясь дотронуться до тебя, как будто я могу сломать тебя, если буду смотреть слишком долго. Уверен, что если бы я откинул одеяла, приподнял бы твой клеенчатый халат, то увидел бы пурпурно-черные пятна размером с ладонь, испещрившие кожу на твоей груди. И это все более знакомое чувство снова овладевает мной, чувство того, как легко твои кости и мышцы поддаются под моим весом, когда я вручную качаю твое сердце.       — Никогда... блять, не заставляй меня делать это снова. Ты слышишь меня?       Я позволил своей голове опуститься на твое предплечье:       — В следующий раз я убью тебя сам. Будь уверена...       — Хотела бы я посмотреть, как ты попытаешься.       Это едва слышный шепот на ухо, но я рывком поднимаюсь, дико сканируя взглядом твое лицо, и вижу, как твои глаза лениво открываются, а затем снова закрываются.       — Изи?       Ты улыбаешься. Это крошечная, измученная улыбка, но она есть, она растягивает твои бледные и потрескавшиеся губы:       — Саймон...       Я снимаю балаклаву еще до того, как успеваю понять, что делаю, и когда моя рука накрывает твою челюсть, ты прижимаешься ко мне с тихим хныканьем. Я прижимаюсь лбом к твоему лбу, не настолько сильно, чтобы давить, но достаточно, чтобы почувствовать тебя.       — Я тебя, блять, терпеть не могу, — я шепчу тебе в губы, глубоко дыша, когда ты целуешь меня. Это не глубоко, нет желания сорвать с друг друга одежду или разорвать друг друга на части. Поцелуй маленький, сладкий и простой: предложение, извинение, прощение — все в одном.       — Я знаю.