Я заставлю тебя полюбить меня заново

¿Qué pasó hace dos años?

Подросток пятнадцати лет не может проснуться от назойливых лучей яркого солнца из-за отсутствия окон в его комнате. Он просыпается от стучащего звука по двери. Открыть глаза было довольно непросто (слипшиеся веки не позволяли это сделать). Кто-то продолжает барабанить по двери, пока Мадригаль средний свешивает свои ноги на пол. Он лениво поднимается с удобного, хоть и достаточно жёсткого матраса, и шорхает до своей обстуканной двери. (Ему казалось, что скоро в деревянной двери начнут появляться вмятины: слишком часто к лицедею в комнату стали наведываться Мадригали. То-то и понятно. Спит до самого завтрака, задерживает всех, так ещё и после завтрака запирается в комнате и делает не пойми что, да и вообще, что вздумается!). Он убирает щеколду с двери и нешироко открывает её. Он устремляет взор на свою маму. Пеппа при виде сына не может сдержать холодок. Камило неприятно ёжится, когда нежной после кровати кожи касается прохлада маминого ветра. — Ты всё ещё в пижаме?! А если бы я не пришла, то ты бы ещё до обеда провалялся?! — в тоне рыжеволосой женщины можно легко расслышать материнский гнев, недовольство и, кажется… волнение. На секунду Камило показалось, что молния вот-вот прилетит прямо ему в нос, а, может, и куда похуже. Хамелеон — как его называет малыш Антонио — попытался вставить слово, да так спокойно, чтобы мама больше не смела вспылить. — Мама, я бы и сам встал, всё равно сп- Но мальчика перебили. — Камило, у меня нет времени сейчас здесь торчать. Сегодня к нам приходят гости! Мы там суетимся, к приходу готовимся, а ты как обычно! — кажется, Пеппа была уже чуть спокойнее (это отражалось в воздухе, резко ставшем более чистым). Приходят гости… Жаль, что вчера вечером, за ужином, Камило не слушал речи бабушки. — Гости? А кто? — с неловкой улыбкой спросил лицедей, понимая, что копает себе яму. Но мама его, на удивление, отвечала спокойно: — Семейство Либерто. Раньше они жили в Италии. Два года назад были в Энканто, но из-за неотложных дел им пришлось уехать. Сейчас же они приезжают вновь, и мы должны встретить их достойно. Так что руки в ноги и пошёл в ванну! Женщина вышла из комнаты, кинув на сына серьёзный взгляд. Камило ещё несколько секунд обдумывал сказанное мамой. «Руки в ноги» — вертелось у него в голове, и он не знает, какие магические или богемские силы снизошли на него, что он не засмеялся в голосину прямо перед лицом матери. Когда смех отступил, оставляя после себя лёгкое чувство головокружения, новые мысли настигли Камило. — Либерто, Либерто. Что-то знакомое… Подросток мог бы ещё долго ломать голову (он, очевидно, принципиально не делал этого, так как знал, что сломанная голова — не дар, полученный им от Бога), если бы вскоре не послышался крик, практически визг, с первого этажа. Это была его мама. Догадаться о том, что она спорила с бабушкой, было довольно легко, и Камило не надо было иметь супер слух, чтобы определить, что собеседник лишь вздыхает на каждое пророненное слово, и он даже физически ощущает, как бабушка закатывает свои глаза и смешно хмурит седые брови. На таких мыслях Мадригаль и решил одеваться быстрее, чтобы спор не зашёл о ленивом подростке. Натянув через голову своё излюбленное жёлто-оранжевое, как солнце, пончо, Камило потопал вниз. В доме и вправду стояла суета. Мирабель активно помогала своей маме в готовке и подготовке праздничного стола, что получалось у нее отменно. Камило уверен, что если бы Джульетта не могла бы готовить по каким-то причинам (и не дай Бог эти причины могут быть потенциально реальным), то этим делом занялась бы его младшая кузина. Она уже умела делать вкусные арепы, почти не уступающие маминым по вкусу, но, увы, уступающие по лечебным свойствам. Парень завидовал тому, что Мирабель смогла так быстро обучиться новому дело, в то время как сам Камило мог только подсказать, какой сыр будет лучше сочетаться с кукурузной лепёшкой. Мадригаль переводит взгляд со стола на Исабелу, которая уже как минимум полчаса пыталась создать идеальный цветок. Лицедей так бы её и подразнил, если бы не бабушка и мама, что стояли прямо за ним, не переговаривая между собой. Альма давала поручения всем и каждому, сотворив свой этот старческий-но-очень-властный-и-супер-приказывающий тон, а Пеппа уже выходила в поле, чтобы успокоиться и спровоцировать чистое небо. Долорес выслушивала, когда прибудут гости, хотя с первого взгляда могло показаться, что она стоит без дела (Камило только что внезапно замечтал об ее даре, представляя, как часто мог бы притворяться крайне занятым Мадригалем. Интересно, а Долорес часто так делает?). Луиза, к слову, тоже не отставала. Она носила тяжёлые предметы и мебель. Правда, зачем, Камило так и не смекнул. Все это было похоже на одну из ее тренировок, где она балансирует на одной ноге, в правой руке держит церковь, а потом идет упражняться с двухкилограммовыми гантелями, как будто это может что-то значить после того, как она тягала дом одной рукой. Мадригаль чуть оглядывается, а до ушей доносится короткий смех. Агустин и Феликс вешали брошюру. Не желая смотреть, как папа не может достать до верха, Камило превратился в Агустина и помог отцу. — Спасибо, hijo! — отец потрепал лицедея по голове, взлохмачивая всегда неуложенные кудри. — Не за что! — крикнул Камило, уже отдаляясь. Может быть, Антонио свободен? Надо же хотя бы у кого-то спросить об этой загадочной семейке. — Антониоооо! — кричал Камило, проходя по лестнице. Из-за двери показался младший. — Я войду? — Входи.

***

— Значит, ты говоришь, что это просто обычная семья? Серьёзно? Тогда почему мы встречаем их так?! — Камило указал на все украшения и накрытый стол. — Я знаю, что ли? Это всё, что мне известно, Камило. Ладно. Антонио как всегда прав. — Спасибо, Тонио! — Камило напоследок целует братика в щёчку и уходит. Спускаясь по лестнице, лицедей вновь встречает Исабелу. Он оглядывается. Альма на террасе, мама в поле. Грех не побесить кузину, что всё ещё не может вырастить «идеальный» цветок. — Я — мисс Перфекта! — Камило пафосно встряхивает волосы одной рукой. — И я… не умею пользоваться своим даром! Но всё должно быть и-де-аль-но! Так мне говорит Абуэла, но я даже не могу ей возразить, ведь я такая послушная девочка, — в голосе не сквозит ни жалость, ни надменность. Почти. Только веселье, граничащее с жестокой издёвкой. Камило ловит разгневанный взгляд покрасневшей сестры. Она явно устала от невозможности сделать цветок, какой она хотела бы видеть сегодня в Касите, а здесь еще и ее кузен со своими надоедливыми шутками. Она клянется, еще чуть-чуть и… Довольный реакцией хамелеон продолжает (кажется, он хочет быть удушенным колючими лианами): — А ещё я лучшая! Все остальные пешки по сравнению со мной! С королевой! Подросток так бы и продолжил, если бы не почувствовал ладонь на своём плече, а взгляд Исабелы не стал бы до крайности жестоким и так и кричащим: «Да! Туда этого сопляка!». Камило издал звук на подобие «ой», опустив глаза на ладонь с тонкими, до жути знакомыми пальцами. Повернув голову, он заметил разгневанную мать. — Ой… Мама, успокойся, сегодня всё должно пройти идеально, верно?.. Молчание… — Мы ведь не хотим топить Каситу?.. Мама, а зачем тебе полотенце? Мама, мам? Мама, пожалуйста, положи полотенце на место! Мамааааа!!! *** — Через 2 часа прибудут гости, так что прошу вас поторопиться! — возглавила Альма, хлопая в ладоши. Все ранее увлечённые речью вновь разошлись по своим делам. Камило надел рубашку, а поверх — обычное пончо солнечного цвета. Снизу, как обычно, темно-коричневые брюки. Волосы он все же причесал, решив, что так ходить как-то не комильфо (учитывая, что отец еще несколько раз взлохматил его волосы, прежде чем мама ударила его молнией, электризуя их, а Исабела пустила в гнездо на голове несколько цветочков, дополняя образ бедного родственника). На веках красовались темные тени. Слишком светлые, чтобы выглядеть как эмо, но достаточно темные, чтобы заметить их из-под ресниц или же с закрытыми глазами. — Камило, у тебя рубашка неглаженая, пончо сними и надень галстук, — сделала замечание Исабела, которой бабушка поручила проследить за внешним видом каждого брата и сестры. Камило недовольно закатил глаза: — Под пончо рубашки не видно и вообще, зачем галстук? Просто объясните мне, я не понимаю! Исабела подошла к брату и стянула с него пончо. Тот, на удивление, лишь смотрел, не пытаясь рыпаться (чему-то его жизнь все-таки учит, так что не смейте думать, что Камило настолько обалдуй, чтобы дважды за день противостоять своей кузине или не дай Бог маме). — К нам приезжают гости! А значит, — тем временем она уже стянула пончо и расстёгивала рубашку, чтобы отдать Мирабель на глажку, — ты, как и мы все, должен выглядеть нормально! А эту жёлтую тряпку тебе лучше не носить вовсе! С 5 лет в ней ходишь! — Ну спасибо, сестричка, — шмыгнул носом. — Оставила меня без верха, — Камило театрально смахнул с уголка глаза слезу. И, кажется, только сейчас Исабела заметила тени на веках брата. — Чьи тени? — коротко спросила цветочница, все ещё разглядывая глаза лицедея. Она уже замечала страсть старшего кузена выглядеть необычно и привлекательно для глаз, но редко когда интересовалась у него лично. — Мамины, она же все равно темно-коричневыми не пользуется, — Камило пожал плечами, будто бы ему не было неловко от такого вопроса, да и в принципе от лишнего внимания Исабелы к его персоне, а после положил руки по бокам. — Зато они идут мне! — Нууу… — Эй! Баранки гну! — с наигранным оскорблением крикнул Камило. — Ладно-ладно, идут, — и пусть Иса и пыталась скрыть мимолетную улыбку на губах, Камило все равно прочитал этот жест старшей кузины. Ее глаза стали практически нежными, что бывает в исключительно редкие моменты, особенно, по отношению к Камило. — А теперь иди, надень какую-то майку, но не разгуливай полуголым. Поверь, это никому, кроме твоей воображаемой девушки, не понравится, — сказав эти слова, Исабела скрылась за границами Каситы. Скорее всего искать вдохновение, чтобы создать своё новое совершенное творение. Так думал Камило, но, на самом деле, Исабела пошла отдыхать, распластавшись на гамаке, и он не мог винить ее за это. Камило, натянув футболку с хамелеоном, вышитым любой кузины, направился в комнату Мирабель. *** — Я слышу их, — негромко воскликнула Долорес, и все торопливо подошли к двери. В доме поселилась былая приятная суета, которую Камило не ощущал со дня получения дара Антонио. Исабела уже давно закончила украшать дом, успела два раза отдохнуть, еще пару раз отругать кузена (очевидно, не Антонио) и пойти вести незатейливый разговор с тётей. Луиза и Мирабель уже готовились к встрече гостей. Каждая была встревожена сильнее другой. Пеппа «колдовала», как любил выражаться Камило, солнечный день, а Альма руководила процессом. В это же время Агустин и Феликс были на рынке и покупали фрукты, а, может, и сладости, если повезет. В общем, каждый нашёл себе дело, и пришло время встречать гостей. — Они подъехали. С улицы разносится гудок. Абуэла открывает двери Каситы. Из неизвестной для Камило штуковины, которую он, возможно, мог видеть в какой-нибудь фантастической книжке, вылезают четыре человека. Луиза подходит с ним, чтобы занести чемоданы в дом. Камило шепчет сестре на ухо: — Почему у них с собой сумки? Долорес лишь хмыкает, но всё же отвечает через пару секунд: — Они у нас вроде бы остаются. — Что.! — Долорес прикрывает рот ошарашенного брата ладонью и шипит, мол: «Тише ты». Но, на самом деле, очень трудно быть тише, когда ты Камило Мадригаль. К счастью, никто не придал этому особого значения. — Как? В смысле? — уже тише продолжил Камило, но Долорес лишь пожала плечами и пошла к гостям. Лицедей все никак не выходил из дома. Желание повидать гостей как ветром Пеппиным сдуло. Он так и не разглядел новых лиц, пока все толпились вокруг них, забирая сумки и приветствуя. Камило уже подумывал скрыться в своей комнате, но он знал, что бабушка вытащит его и оттуда (да Господи, будем честны! Она вытащит его из ада, из рая, из чистилища, конечно, она сможет вытащить его и из комнаты!) Сейчас он сидит на второй ступеньке длинной лестницы в идеально выглаженной белой рубашке с длинными рукавами с темно-синим чуть ли не до пупка галстуком. Мама сказала, что он слишком длинный. Камило согласился. Но, тем не менее, надел, так как посчитал, что в этом есть что-то очаровательное. Снизу были простые чёрные брюки с ремнем на талии, хотя Камило твердо настаивал, чтобы не надевать сдавливающий органы ремень, и лакированные чёрные туфли, что так и блистали на солнце. Кудрявые волосы были завязаны в совсем маленький хвостик, выглядящий очень забавно, по мнению Камило и Мирабель, которая его и завязала. Лишь челку они оставили неизменно лежать на лбу парня. Глаза его выделены тёмными тенями, которые мать пока что не заметила. Пусть так и продолжает! Камило хотел было выйти на улицу, чтобы проверить обстановку, но из дверного проёма показались Либерто. — Ciao, Касита! — воскликнул глава итальянской семьи, войдя в дом. Касита приветливо вскинула досками вправо-влево, на что мужчина усмехнулся. Мужчина ростом, наверное, чуть выше ста восьмидесяти сантиметров, немного полный. Имеющий каштановые, совсем короткие, прямые волосы. Глаза словно осиновый клин, желто-коричневые и неописуемо поглощающие. Одет он по-простому: зелёная футболка, серые шорты, да сандалии. — Альберто! — за ним вошла и мать. Имя ей — Селестия (Камило подслушал это в одном из разговоров мамы с Долорес в перерывах между ничего не деланием и раздражением всех домочадцев). На вид женщина строгая, но её зелёные, цвета изумруда глаза внушают только доверие. Чем-то она напомнила Камило мать. Она тепло улыбается всем членам семьи Мадригаль. Когда женщина встала рядом со своим мужем, Камило мог сказать точно, что она сто семьдесят сантиметров с лишним. Стройная девушка с тонкими изгибами талии, с фигурой песочные часы. Её рыжие волосы слегка развивались на слабом прохладном ветру. Одета она в превосходное платье до колена белого цвета с какими-то мелкими зелеными цветочками. А на ногах надеты бежевые туфли на невысоких каблуках. Она держала малыша, на вид ровесника Антонио, за руку. Малыш с темно-зелёными глазами, с еле заметными кудрями, в светло-коричневой футболке с чёрными брюками и в ботиночках белого цвета. «Их же должно быть четверо?» — подумал Камило, наблюдая за всем со стороны, но его позвала Абуэла. — Иду! Камило уже собирался выйти, но его остановила Селестия. Он обернулся. — Здравствуйте, Сеньора, — вежливо поприветствовал лицедей гостью. — Здравствуй, tesoro, — к счастью, Камило знал итальянский (он мог сказать привет, пока, мороженое и осел), так что поговорить с кем-то из этой семьи не составило бы почти никакого труда. Однако воспринимал на слух он гораздо лучше, чем говорил. Камило кивнул, мол: «Вы что-то хотели?», на что Либерто недолго смеялась, но всё же ответила: — Можешь потом сделать небольшую escursione? Только сейчас придет mio сын, — почти прошептала она. — Конечно, Сеньора. Сейчас вернусь! — Камило побыстрее побежал к бабушке. Она стояла на террасе. Кажется, она тоже была увлечена разглядыванием непонятной железной штуковины, стоящей среди зеленых лесов. — Да, Абуэла? — спросил Камило, становясь на спиной бабушки. — Найди старшего сына и проведи экскурсию по дому, — сухо указала Альма, на что Камило даже успел обидеться. — Это я и собирался сделать, — гордо заявил Камило, складывая руки по бокам и, похоже, немного злясь на то, что его задержали. На секунду ему показалось, что его бабушка улыбнулась ему, что бывает крайне редко. Она редко улыбается даже Антонио. Но сомнения развеялись, когда женщина строго приказала, мол: «Иди уже». Камило ушёл. Были предположения, что тот парень — сын Селестии — всё ещё в непонятной железной коробке. С опаской Камило подошёл к автомобилю, как будто он может сейчас взорваться. Он огляделся и обошёл машину кругом. Там никого не оказалось. Тогда Камило и направился в дом. Он переступил порог, а за ним стоял он вместе со своей семьёй. — Hola, Камило, — сказал чересчур знакомый голос. Резко закончился кислород. Этот парнишка двумя словами сумел избить Мадригаля, сломав ему ребра. Резко поплохело. Камило задумался, куда его убьют, если он сейчас же без разборок набросится на парня, как хищник на долгожданную добычу. Мадригаль задыхался, стараясь сделать вдох. Так ли ощущается паническая атака? Камило не знает. В данный момент он не знает ничего. Он уже начал думать, как поступить: обнять, ударить или состроить покер фейс. Камило знает, что в последнем случае он не сможет скрыть поджатые губы, выдающие его с головой, или глаза, кричащие: «О, нет!» двести двадцать три раза. Сейчас надо показать новым жильцам дом. Игнорируя приветствие парня, что далось с невероятным трудом, Камило прошёл в дом и начал экскурсию, не выдавая того, что может умереть прямо здесь и сейчас. Может, это будет лучший его исход. — Пройдёмте за мной. На ноги как будто надели одни из утяжелителей Луизы, с которыми она бегает, и которые весят не менее десяти килограмм каждый. Каждый шаг был таким тяжелым, что держите Камило, он сейчас упадёт. Возможно, не встанет. Он не прочь сейчас стать одним целым с дощечками Каситы. Даже это будет менее унизительно, чем то, что происходит прямо сейчас. Камило старательно пытается не поворачиваться назад, но в голове мелькают всё те же кислотно-зелёные глаза, прожигающие душу (он физически чувствует, как этот взгляд проделывает дыру в его затылке). Мадригаль резко вспоминает те же прямые, чёрные, как бездонная дыра, не до конца прикрывающие шею волосы. Вздёрнутый немного наверх аккуратный нос, тонкие губы, а кожа на всего тон светлее его собственной. Официальный костюм, почти такой же, как и сейчас на Камило. Только галстук был не синим, а красным. Камило считает, что парню нужен был не красный галстук, а коричневый, чтобы точно дать характеристику этому человеку. Он и не заметил, как начал ненавидеть его в своих мыслях. И чем больше Камило думал об этом, тем хуже ему становилось. Теперь он действительно боялся, как бы не свалиться в обморок. Полуобморочное состояние уже зацепилось за него, и мальчишка даже не заметил, как остановился, так и не сказав на экскурсии ни слова. Медленно они все дошли до лестницы, прежде чем Камило отпросился попить воды. Камило спустился на кухню. Плюхнулся за стол, который был щедро накрыт к приезду гостей, и налил в случайный стакан прохладную воду из графина. Капли стекали по подбородку, пришлось немного намочить рукав рубашки, чтобы вытереть его. Вода прошла в горло залпом. Стало тяжело дышать, но Камило не знал, из-за чего это: из-за того, что он выпил воду, забыв подышать, или из-за того, что он чувствовал чье-то присутствие за своей спиной. Он медленно поднялся на ноги, кладя ладони на стол и опираясь исключительно на него. Камило зажмурился, надеясь, что это мама. — Камило, — позвал его голос сзади. Немного дёрнувшись от неожиданности (внимание! не от страха, а от неожиданности, как пытался уверить себя Мадригаль), подросток обернулся. То, что голос принадлежал не Пеппе, стало понятно сразу. Перед ним стоял парень, сын Селестии. И Камило не знает, как это называется, когда челюсти вжались друг в друга, неприятно скрипя, а язык как будто вовсе отсутствовал в его рту: не получалось сказать ни слова. Ему легче думать, что это ненависть. — Что-то надо? А дальше тишина. Только звон в ушах. Камило жалеет, что встал со стула. Кажется, он вот-вот свалится с ног, если не сядет. Он правда пытается натянуть приветливую улыбку, но не понимает, кого хочет обмануть. — Ты же меня помнишь, — Камило клянётся: это не звучит как вопрос. Даже близко нет. Сам же никак не может оторвать взгляд от зеленых глаз. Разве они бывают такими яркими? Напоминают глаза Бруно, когда он заглядывает в будущее. Утрировано, но суть та же: до одури красивые, настолько же и затягивающие. — Может быть, — отвечать нормально уже не было сил. В горле осел ком, плечи уже давно опустились, опущенные глаза почти не было видно из-под длинных ресниц. — Так «может быть» или да? — с улыбкой спросил Николас и подсел к Камило. Мальчишка невольно съежился, опасаясь ненароком задеть его коленом или локтем. Да ладно, это была не та причина, по которой он чуть не стер свои зубы в порошок. — Да, — признался лицедей, едва ли расцепив пасть. Собеседник справа от него улыбнулся так, будто ему только что рассказали анекдот, который он уже слышал, но посмеяться все равно надо. Да он всегда улыбался так. Сдержанно, едва ли напрягая хотя бы два мускула на лице. — Вот мы и встретились. Я же обещал, а обещания я держу. Наверное, в этот момент до сознания Камило дошла информация, что человек перед ним — настоящий. Как же болезненно сжалось сердце. Мадригаль даже успел напугаться резкому приступу. Опять и опять этот человек делает с ним что-то невозможное. — Николас. Громкий хлопок раздался по кухне. Камило до сих пор держал свою ладонь у щеки парня. Расстояния между ними было не так уж и много, поэтому, пока рука замахивалась на пощечину, она вписалась в краешек деревянного стола и до сих пор саднила. Но внутри было больнее. Будь Камило еще уверенней, он бы процедил что-то со смыслом «Я тебя ненавижу» и довольный, а главное дело, гордый, покинул бы кухню. Но Камило не был уверенным, даже когда подумал о пощечине. Он отдернул свою руку, боясь взглянуть в рассерженные глаза. Однако по лицу Николаса было читабельно только одно: он чувствует себя не лучше, чем Камило. На секунду лицедей представил, каково бы стало ему, если бы в такой момент он получил шлепок по щеке. На вид участок кожи все еще горел. Даже неплохо так покраснел, если приглядеться. — Мне ж… — Мне жаль, Камило, — прошептал Николас. Камило впервые услышал, что бы его голос дрогнул. Какого черта ты извиняешься, дурак? Не заставляй меня чувствовать себя еще более ничтожным и отвратительным. Камило думает, что это очередная манипуляция. А потом вспоминает, что Либерто не плохой. — Давай поговорим позже, окей? Сейчас, скорее всего, будет обед. Да, обзывайте Камило, тыкайте в него пальцем, но он просто сбежал от разговора. Как будто вы так не делаете. Как раз к этому времени, пока Николас отходил от настоящей пощечины, а Камило — от моральной, на кухню один за другим подтягивались все члены двух семей. Уже совсем скоро все были в сборе. На кухне стояла тишина. Камило все не мог подхватить общего веселья, как не мог и никто другой. Первой заговорила Альма, и то она не претендовала на роль тамады сегодняшнего вечера. — Итак. Прошу всех к столу. Все уже расселись по своим местам, однако никто не знал, как стоит лучше начать разговор. Тогда Камило взял инициативу на себя. — Ник, передай, пожалуйста, соль, — всегда действующий способ завязать разговор. Со стороны собеседника послышался звук на подобие «угу». Николас взял соломку соли в руку и передал Камило. Лицедей улыбнулся и, перехватив баночку, выпустил ее из рук, с сопровождаемым звуком «Ой». Губы Николаса исказились в сдерживаемой улыбке, кажется, это ему что-то напомнило. Все посмотрели на Камило. «Идеальный момент, чтобы начать разговор» — подумал лицедей и выдвинул свой стул из-за стола, чтобы наклониться и поднять соломку. Уже вернувшись на своё место, он отряхнул руки, после чего запустил одну из них в кучерявые волосы на затылке, и начал: — И так каждый раз! Помню, когда мне было 5 лет, я espolvoreado por papá солью с ног до головы, пока он спал, — из уст лицедея вырвался какой-то нервный смешок, когда он обратил внимание на недоумевающий взгляд итальянской семьи. И только Николас, на лице которого поселилась почти что ласковая ухмылка, придавал уверенности в своих действиях. — Кстати, а тортик будет? Долорес негромко посмеялась, сверкая глазами. — Тебе бы лишь что-нибудь съесть! На это Камило лишь пожал плечами. — Ничего не знаю! Просто, как можно встречать гостей без торта! Па-а-ап, вы с дядей Агустином случайно не захватили тортика? — с надеждой в глазах и голосе спросил Камило. — Случайно — нет. А вот специально… — Феликс широко улыбался и посмеивался. Поняв, что пытается сделать Камило, Селестия тоже подключилась, не забыв подмигнуть мальчику. Ох, лучше бы она этого не делала, потому что Камило потом проведет уйму времени, листая различные книги и пытаясь понять, что значит, когда тебе подмигивает итальянка. — Ой, а я слышала, что у вас есть дары! — с неподдельным восторгом воскликнула она. — Можете рассказать? Николас все так же не отрывал взгляд от Камило. Он помнит, как лицедей в возрасте тринадцати лет пародировал его, а потом получал затрещину, да посильнее. Помнит, как они вечно дрались и спорили. Но тогда они были искренни друг с другом.

***

Камило — 13 лет Николас — 16 лет Николас снова был зол. Камило был как всегда непоседлив. Николас вновь не понимает, откуда в шкете столько энергии, Камило негодует, как можно быть таким серьезным по отношению к простым вещам. Николас вспыльчивый. Камило импульсивный. То, что они встретились — ошибка. Начали общение — большая ошибка. Подружились — фатальная ошибка. Николас знал многих людей из Италии, даже немного в Колумбии, но Камило был самым шебутным из всех. Ник правда не понимает, как они сумели приглянуться друг другу. Для Камило Николас — старый ворчливый дед, Камило для Ника — гиперактивная язва. Если так подумать, то их тандем может уничтожить каждого. — Ну и зачем ты это сделал? — щека все еще саднила после, казалось бы, слабого удара по ней. — Просто, — ответил Мадригаль. — Бесишь. Ты можешь быть не таким занудным хотя бы три процента времени? Хотя бы во сне! — Камило. Зачем ты это сделал? — во второй раз спрашивает Либерто. Камило не знает, что ответить. — Мфуух… Чтобы такого больше не повторилось. Я достаточно просто выразился? Камило лишь кивает, прежде чем ему в голову поступают мысли. Он моментально принимает обиженный вид. — Николас, ты можешь хоть что-то рассказать? — тихо спрашивает он, исподтишка смотря на парня. Тот лишь пожимает плечами, прежде чем спросить: — И что же ты хочешь знать? — Ну, для начала, твою фамилию, — лицедей изгибает бровь, выжидающе глядя на Николаса. Тот лишь вздыхает. — Что-то еще? — Опять не ответишь, да? Ну и ладно! Тогда откуда ты вообще?! — громко и нетерпеливо кричит Камило, кружась вокруг Ника. — Ты очень интересный мальчик, — говорит Ник, а в голове делает пометку: «не интересный, а интересующийся». — Если я скажу тебе свою фамилию, то ты поймёшь, откуда я. — Ну так давай?! — Прости, малыш, но нет. — Тогда… Еще один вопрос! Нет, два! — исправляется Мадригаль. Николас кивает. — Ты один приехал сюда? — Нет, конечно. Мне же шестнадцать только. — Шестнадцать?! Ты не выглядишь на шестнадцать! Врёшь! Ты выглядишь почти на двадцать! — Да ладно, Камило! Ты просто не помнишь, как выглядят люди в двадцать! — Ты высокий. — Это ты низкий, Мило. По крайней мере, я ответил на твои два вопроса. — Э, вообще-то только на один… — Хм, правда? Первый вопрос: «Ты приехал один?», второй: «Шестнадцать?!» Камило открыл рот и глупо проморгался. — Эй!