Поэтому я существую.

      Дай просыпается в пустоте.       Точнее, в пустоте, которую она не видела уже много лет — в пустоте, которая, как ей хотелось верить, сгорела вместе с тем, кем она когда-то была.       Здесь темно и сыро, отвратительно и непонятно во многих отношениях. Ее причудливое пространство разума — это место, в котором она предпочла бы не находиться сейчас. Да и вообще никогда. Для таких, как она, оно никогда не является таковым.       Что бы там ни звучало на фестивале, это что-то вызвало внутри. И это было слишком знакомо, чтобы быть приятным. — Боже, боже, давно тебя здесь не было, дорогая.       Дай приподнялась, моргнула и посмотрела вперед. — А ты все еще здесь. — Ее голос эхом разносится в темноте по бесконечной бездне. Холодно. — Твоя выносливость поражает меня, но, похоже, ты стала слабее.       Она отводит глаза в сторону, чувствуя, как по хребту пробегает дрожь. — Я стала старше, не более того.       Глубокое хмыканье. — А еще ты стала уязвимой.       Шепот скользит вокруг нее, как кружащая акула. Голос подпрыгивает, словно в пещере. Дай кривит губы. — Уязвимость — это слабость. Слабость, которая приведет тебя к полному краху.       Дай шипит. — Твои комментарии этому не способствуют. — Ах, если ты так считаешь, Шин.       Холодок. — Ты знаешь, что не стоит сплевывать мое имя с языка.       Глубокий смех доносится до ее уха. — О, но это так весело.       Что-то холодное и тонкое поднимает ее подбородок в воздух. — Я всегда буду получать от тебя удовольствие.       Дай рычит, глядя демону в лицо. Тело из тени и смолы, глаза лунно-белые и призрачные. Улыбка острыми зубами щерится на лице, как у Чешира. Отбив руку, Дай скалится.       Усмехнувшись, тень приседает и наклоняет голову. — Просто позволь мне проснуться.       Тень качает головой, продолжая улыбаться. — Боюсь, я не смогу этого сделать.       Дай моргает, выдыхая. — Я не собираюсь вести этот разговор. — Этот звук был неприятным, не так ли? Прекрасно знакомый, — все равно продолжает существо. — Думаю, ты знаешь, что будет дальше, вернее, кто, не так ли, милая? — Оно нежно убирает рукой волосы с ее лица. Дай только рычит в ответ.       Оно тихонько смеётся, слегка наклоняя голову вверх. — Я скучаю по твоему мужчине, дорогая. Он был таким… — дразняще касаясь кончика ее носа, оно улыбается глубже. — Обаятельным.       Дай качнула головой в сторону. — Катись в ад.       Гогот. — О, но мне бы там понравилось, тебе лучше знать.       Дай оглядывается, раздувая ноздри.       Ее глаза на мгновение поднимаются. — Передай ему от меня привет, ладно? — Я лучше удавлюсь, — выплевывает Дай.       Улыбка. — Столько враждебности.       Из горла вырывается шипение, и оно, словно змея, проносится вперед, обвиваясь вокруг ее тела. Потрескавшийся и изношенный череп волка пробивается сквозь смолу и становится виден над ее правым плечом. Рога тычутся в кожу, пока она остаётся неподвижной. Раздражает. — Когда я тебе понадоблюсь, я всегда буду здесь. — Клыки волка щелкают, когда он говорит. — Никогда.       Дыхание доносится до ее уха, как шепот. — В конце концов, так и будет. Особенно ради этого ребенка.       Тело Дай замирает — еще сильнее, чем прежде. — Ты бы не… — О, я и не мечтаю об этом, мне нравится ребенок. А вот он — да.       Еще один смех. Холодная рука крепко обхватывает ее шею, сдавливая трахею. — Si vis pacem, para bellum, Shinigami.       Треск.

***

      Успокоившись, Дай открывает глаза. Словно очнувшись от обычного сна, она оцепенело села и потерла голову, чувствуя, как она болит и саднит. Волосы в беспорядке разметались по лицу. Она лежит в незнакомой кровати. Жесткая и маленькая, простыни тонкие и ворсистые, а подушка твердая, как камень.       Больница.       В комнате темно, единственный свет — от самой луны. Она ярко светит в окна, окрашивая простыни и кожу, отчего она кажется еще бледнее, чем есть на самом деле. Не полнолуние, но близко.       Время утекло. Довольно много.       Окинув взглядом комнату, она обнаружила Мидорию, тихо спящего на своей раскладушке, и Хирото рядом с ним — очевидно, ему снится неприятный кошмар. Его глаза крепко зажмурены, он двигает головой, пытаясь найти золотую середину во сне. Шею и уши прикрывают тугие и чистые бинты, но по заметным следам видно, что он их поцарапал.       Мидория что-то бормочет, переворачиваясь в простыне. Его глаза крепко зажмурены, как у Хирото, и она видит, как рука вцепилась в простыню, словно в спасательный круг. Он выглядит таким маленьким.       Дай закрывает глаза и вздыхает.              Этот ублюдок…       Стянув с себя простыню, она перекидывает ноги через край койки. Ее ступни касаются холодного кафеля, когда она приподнимается, чтобы встать. Ее обнаженные ноги холодеют, как и больничный халат. Она слаба, и это видно по тому, что ее тело чувствует себя неправильно, когда она стоит прямо. Медленно подойдя к окну, она смотрит на пустые улицы. Тишина.       Звук открывающейся двери заставил ее обернуться.       Вздох. — Я ожидал, что ты проснешься первой, — шепчет Ластик, закрывая дверь.       Дай моргает и возвращает взгляд к окну. — Как давно это произошло? — Она говорит, но тут же жалеет об этом. Ее горло болит и напряжено, и каждое слово звучит с треском. Изношенное от ее криков. — Около восьми часов, — тихо отвечает Ластик, подходя к ней. Его усталые красные глаза смотрят вниз, туда, куда она смотрит. — Причуда Полночи давно прошла, но ее попросили прийти еще раз. Они хотели, чтобы вы не просыпались и не кричали.       Дай хмыкает.        — Надо было начать с этого, но ты в порядке? — Ластик поднимает голову и смотрит на нее. — Вы все нас напугали, знаете ли.       Дай возвращает взгляд, слегка пожимая плечами. — Бывало и хуже, но да, все в порядке. — Она поворачивается и смотрит на Мидорию и Хирото. — Где остальные двое? — На крыше, — Ластик показывает пальцем на потолок. — У Юмы стресс и паранойя, не говоря уже о том, что сразу после этого придется перевоплощаться. Я сказал им идти домой, но они отказались. — С ними все в порядке? — спрашивает Дай.       Ластик опускает палец. — Физически — да, но они в шоке. Особенно Юма. Она травмирована, и мне потребовалось около часа, чтобы успокоить ее, когда вас забрали сюда.       Дай кивает, медленно моргая.       Он делает паузу на мгновение. — Ты странно спокойна по этому поводу.       Ее глаза следят за машиной, проезжающей по улице. — Бывают моменты, когда спокойствие — единственное логичное решение. — Она поворачивается и идет к Хирото и Мидории, постукивая ногами по плитке. — Если бы я не была спокойна, я бы уже была там и разрывала его лицо голыми руками.       Дай добирается до кровати Хирото и Мидории и проводит рукой по простыням рядом с ребенком. — Знаешь, кто в этом виноват?       Ластик останавливается позади нее. Дай вздыхает и протягивает руку к голове Мидории. Она убирает с дороги локон, запутавшийся в его ресницах. Нежно. Она сглатывает, чувствуя, как в груди появляется толщина и тяжесть. — Мортифер.       Ластик молчит. — Усилить ДНК человека несложно, если правильно его применить. Как и несложно изменить его внутреннюю структуру, — она отводит руку от его лица. — Я не знаю, как он это делает, но он нашел способ использовать достаточно сильную частоту, на которую могут реагировать только его подопечные. — Она переводит руку на простыню, неловко сползающую с тела Мидории. — Этот ублюдок — единственный из всех, кого я знаю, кто смог бы это сделать. — Она подтягивает простыню к его груди. — Значит, ребенок был мишенью? — Ластик говорит почти шепотом. Дай вздыхает и поворачивается лицом к герою. — Да… да, был. Он моргает. — Зачем этому человеку вообще понадобился ребенок? — Ты… многого не знаешь, Ластик. — Ее голос слегка ломается от эмоций. — Мир — очень поганое место, и этот человек хочет сделать его только хуже.       Герой замирает. — В какую беду мы попали?       Она хмыкает, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Она проходит мимо Ластика и возвращается к окну. — Он ищет его. — Теперь я это понимаю — благодаря USJ и этому чертову свистку, — но зачем такому влиятельному человеку нужен ребенок? — сурово шепчет он.       Ластик хватает ее за руку и оттаскивает назад. Дай поворачивается к нему лицом. — Ребенок в опасности, Дай?       Она слабо улыбается, чувствуя, как дрожит ее нижняя губа. — Вы так многого не знаете. — Это меня беспокоит, ты знаешь. — Ластик сжимает ее запястье, и она вырывается из его хватки. Отступив назад, она сползает на землю, пока не упирается в окно. И в то же время слеза делает то же самое. — Полиция, СМИ, общественность — все хотят знать, что, черт возьми, там произошло. Честно говоря, меня больше пугает то, что я теперь знаю, кто виноват, и если об этом узнает общественность… Я даже не хочу думать о том, какой будет жизнь ребенка. И что будет с вашей жизнью, — говорит Ластик, стараясь сохранять спокойствие. — Расскажи мне, что ты знаешь.       У Дай открывается рот, и на нее наваливается все. Реальность. Она пытается закрыть рот руками, словно ее сейчас стошнит. — Мортифер не остановится ни перед чем, чтобы заполучить Мидорию. И я имею в виду ничего. — Ее рука переходит с губ на шею, проводя пальцами по грубому шраму на коже. — Теперь, когда он знает, кто его потерянная собака… дни ребенка во внешнем мире сочтены. — Она смаргивает очередную слезу и смотрит в сторону. — Дай, — говорит Ластик, приседая, чтобы посмотреть ей в лицо. — Что ты такое сейчас говоришь?       Дай прикусывает губу.       Лицо Ластик опускается. — Нет… — Он качает головой. — Нет, нет.       Дай слабо вздыхает, проводя рукой по волосам. — Он такой. Он, блядь, такой. — Как это вообще возможно?       Дай почти смеется. — Ты удивишься. В этом гребаном мире сейчас возможно все. Ластик выдыхает, проводя рукой по лицу. — Блять… Блять.       Пару минут стоит тишина. — Как ты собираешься сказать ребенку? — Не знаю, хватит ли у меня духу, — полушепотом говорит Дай.       Ластик качает головой. — Это нечестно по отношению к нему. Я знаю, что тебе больно говорить об этом, но чем больше ты будешь оттягивать, тем сильнее это повлияет на него в долгосрочной перспективе.       Дай кивает головой. — Если этот человек действительно за ним охотится, он должен знать.       Еще несколько мгновений царит тишина.       Дай улыбается, слегка хихикая и нарушая тишину. — Знаете, что забавно? — снова хихикает она.       Ластик поднимает взгляд от своей руки. — Я потеряю ребенка… и это все моя вина.       Слезы начинают течь из ее глаз, как будто плотину прорвало пополам.       Неконтролируемые и непреодолимые. Все ломается, рушится, как старая булыжная стена.       Слабый хрип вырывается из ее легких, а плечи сотрясаются. — Все потому, что я влюбилась в человека с красивыми красными глазами.

***

      Наомаса внимательно просматривает записи с камер наблюдения, сделанные на фестивале. Сев поближе к компьютеру, он прищуривает глаза и сосредотачивается. Клацанье по клавиатуре. Увеличение. Скользящая мышь по дереву стола. Щелчок. — Надеюсь, у вас есть настроение выпить чаю, детектив?       Глаза Наомасы скользят по экрану, когда он быстрым пальцем щелкает по мышке, ставя видео на паузу. Входит директор Нэдзу с двумя чашками чая в руках, от которых в воздухе витает удивительный пар. — Конечно, я возьму немного, — говорит Наомаса с принужденной улыбкой.       Медведь-мышь ковыляет к нему и садится на стул напротив него в тускло освещенной комнате охраны, пододвигая к нему горячую чашку. Пахнет землей. Теплый.       Кивнув головой в знак благодарности, Наомаса берет ее. — Не думал, что вы еще здесь. — Мне трудно заснуть в такие моменты, — тепло говорит Нэдзу, делая глоток чая. — Это очень раздражает, когда происходит такое событие, которое можно предотвратить.       Наомаса отпивает чай и качает головой, выдыхая. — Не думаю, что кто-то мог это предсказать. — Он переводит взгляд на экран, на котором в паузе лежит Мидория Изуку, скорчившийся на земле от непостижимой боли. — Есть какие-нибудь догадки, почему парень оказался одним из единственных пострадавших? — Он дует на жидкость и делает небольшой глоток.       Нэдзу качает головой, ставя чашку обратно на стол. — Ни одного. Как вы знаете, сегодня после эвакуации несколько человек с собачьими и кошачьими причудами пожаловались на высокий звук. — Он откинулся на спинку кресла, подложив лапу под подбородок. — Но ни у кого не было такой реакции, как у него.       Наомаса нажимает несколько кнопок на компьютере и переключает экран на директора. — Кроме этих двоих.       Нэдзу поднимает бровь. — Ах да, гражданские, которых мы взяли в больницу вместе с Мидорией. Дай и Хирото, кажется, их имена. Они друзья ребенка, по словам Ластика. — Полных имен нет? — Никаких записей о них нет, по крайней мере, насколько мне известно.       Наомаса снова переключает экран. — Почему?       Нэдзу качает головой. — Не знаю. Некоторые люди просто предпочитают жить без фамилии. Здесь это не очень распространено, но возможно. — Подняв чашку, он делает еще один маленький глоток. Приводит к вопросу. — Это заставляет задуматься. Не все его друзья так отреагировали, но некоторые все же, включая Мидорию. Не говоря уже о том, что нападение было, мягко говоря, не очень удачным. Вы до сих пор не можете найти преступника, если я правильно понимаю?       Наомаса покачал головой. — Думаете, они были целью? — Он с любопытством наклоняет голову в сторону. — Если уж на то пошло, это могла быть невинная детская шалость. — Это возможно, но трудно понять, — говорит Незу, поднимая лапу. — Странно, что высокая частота, которая обычно оказывает одинаковый эффект на большинство людей, может заставить кого-то так выплевывать кровь.       Наомаса медленно кивает, наблюдая за тем, как опускается пар от его чая. — Когда вы позволите мне поговорить с ними?       Нэдзу держит чашку перед ртом. — Если вы не против, утром я отправлю Исцеляющую Девочку на допрос. У вас много других забот, и это просто уменьшит нагрузку на вас. Наомаса приподнял бровь. Странно. — Исцеляющая будет иметь доступ к их медицинским файлам, так что в итоге ей будет проще поговорить с ними на эту тему.       Наомаса со вздохом кивает. — Очень хорошо… Надеюсь, с ребенком все в порядке. Это была чертовски сильная реакция на свисток.       Он не может спорить, директор прав. — То же самое с человеком, которого мы привезли. У него следы когтей по всей шее и ушам. Не говоря уже о том, что и Мидория, и женщина, которую мы привели, были покрыты черно-зелеными пятнами, которые недавно были идентифицированы как кровь. Лицо Наомасы искажается. — Я заметил на видео, что ребенка рвет каким-то веществом. Это тревожно. — Очень. — Нэдзу кивает, осторожно беря в руки свою чашку.       Наомаса вздыхает, опираясь локтем на стол. Он задумчиво прикрывает рот рукой, а его взгляд возвращается к экрану. — Это еще более запутанное дело, чем дело «Цербера», я не могу до конца разобраться в нем. Оружейный свисток…       Нэдзу хмыкает, мягко улыбаясь, и делает еще один глоток. — Вам еще предстоит найти Цербера, если я не ошибаюсь?       Наомаса борется с желанием приподнять бровь из-за заметного изменения тона. — Да, все, что мы знаем, — это то, что они якобы молоды, и в последнее время их присутствие было незначительным. — Он кладет обе руки на стол. — Учитывая все происходящее, может пройти еще несколько месяцев, прежде чем мы сделаем еще один шаг в расследовании.       Нэдзу кивает. — В каждом деле есть свои сложности. С одним из них вы разберетесь раньше, чем с другим. — Он аккуратно ставит свою полупустую чашку на стол. — Я в этом уверен.

***

      Изуку застонал, медленно открывая глаза.       Темнота.       Блять.       Приподнявшись из сплошной смоляной ямы, в которой он лежит, Изуку со стоном потирает затылок. Жидкость под ним тихонько капает и хлюпает, присоединяясь к неподвижному воздуху. Он чувствует похмелье — память отшибло, глаза болят. Что случилось?       Позади него что-то медленно дышит. Грубое и изломанное, его дыхание ранит. Повернув голову через плечо, Изуку замечает свернувшийся в клубок комок меха неподалеку. Шипы трещат и ломаются, хвост дрожит — обычный устрашающий волк, живущий внутри, лежит сломанный. В тишине пустоты раздается его тошнотворный голос.       Изуку медленно поднимается на ноги, чувствуя под ногами липкую и холодную жидкость. Он осторожно направляется к волку.       Уши волка дергаются, когда ноги Изуку хлюпают по смоле, и он настораживается. Волк продолжает дышать, как будто у него пробито легкое — тяжело и слабо.       Изуку осторожно обходит его, наблюдая, как вздымается спина волка при каждом вздохе. Странно смотреть на него в таком состоянии. Он никогда не видел волка в таком состоянии.       Его глаза встречаются с закрытыми и не способными открыться. Пасть покрыта темно-зеленой кровью, острые клыки выпирают из губ и прижимаются к смоле. Он слаб. Вдохнув, волк резко задыхается, выплевывая в сторону Изуку комок сгустков крови и кислоты. Он вздрагивает и опускает голову.       Не обдумав свои действия, Изуку приседает рядом с его головой. Он практически чувствует горячее дыхание на своей коже, когда смотрит на него. Протянув нервную руку, он хочет положить ее на голову волка.       Сзади раздается шепот. Изуку вскидывает голову и видит лишь черноту. Он выдыхает и переворачивается лицом к зверю. По позвоночнику Изуку пробегает дрожь, и он отшатывается назад, держа руку вытянутой, а в ответ на него смотрят неоново-зеленые глаза. Волк не моргает, напряженно следя за тем, как Изуку вдыхает и выдыхает. Его губы слегка выгибаются, заставляя Изуку сглотнуть комок.       Волчья пасть едва шевелится, издавая лишь шепот.              Позади Изуку что-то щелкнуло — тихо, но так громко. Сглотнув, Изуку опускает взгляд на волка. Его глаза пытаются не закрываться. Выдохнув, Изуку медленно оборачивается.       К его лбу прижимается холодный ствол пистолета. Изуку открывает рот и издает хрип. Владелец пистолета ужасен сам по себе — клыки и когти заостряются, когда палец сжимает спусковой крючок.       Слабак.       Бах.

***

      Распахнув глаза, Изуку резко подается вперед и прикладывает обе руки ко лбу, громко пыхтя. Он осторожно прикасается к коже, не чувствуя никаких признаков раны. Он в порядке. Это был просто сон. Сон. Сон. Опустив взгляд, он замечает, что уже не находится на арене, на которой когда-то был.       Там, где он сидит, тихо. По его спине пробегает холодок, а руки касаются тонкой простыни, накрывающей большую часть тела. Он лежит на койке. Точнее, на специфичной.       Чертова больница. — Господи, он тоже встал, — устало говорит кто-то.       Изуку моргает и трет глаза, поворачивая голову на голос. В комнате темно. То ли раннее утро, то ли поздняя ночь, но в любом случае это время, когда он не должен просыпаться. Его взгляд падает на Ластика, а перед ним на земле лежит Дай. Похоже, она плакала. Изуку открывает рот, чтобы задать вопрос, но Ластик начинает отходить от Дай. — Пойду принесу тебе воды, малыш, — говорит он, практически топая из комнаты. В его голосе одновременно звучат и злость, и беспокойство, что приводит Изуку в еще большее замешательство.       Дверь захлопывается, оставляя Изуку в больничной палате вместе с Дай. Он слышит вздох и переводит взгляд в сторону Хирото, который лежит в обмороке на койке рядом с ним. Бинты покрывают его шею — он выглядит как развалина.       Дай тоже выглядит не лучше.       Дай фыркает, вытирая большим пальцем слезу. Она двигает головой, чтобы избежать его взгляда — ей стыдно.       Изуку снова открывает рот, но дверь распахивается, прерывая его.       Ластик вздыхает и закрывает за собой дверь, держа в другой руке пластиковый стаканчик с водой. — У нас у всех был сердечный приступ, ты в порядке?       Изуку кивает после секундного колебания.       Ластик подходит к нему и протягивает руку с водой. Изуку осторожно берет ее и благодарит. Он подносит ободок чашки к губам и делает маленький глоток охлажденной воды. Она чудесно ложится на его сухое и измученное горло. — Ты что-нибудь помнишь? — спрашивает Ластик, скрещивая руки.       Изуку пожимает плечами, морщась. Вспышки крика и зеленого цвета заполняют его зрение. — Я п-помню, что внезапно почувствовал, будто все мое тело горит, но не знаю почему. — Его голос звучит грубо — очевидно, что он кричал. — Почему они тоже здесь? — Изуку показывает на Хирото.       Ластик смотрит на Дай, а потом снова на Изуку. — По той же причине, что и ты.       Лицо Изуку меняется в тревоге. Это более чем странно. Там были и другие люди? — Другие люди? — спрашивает Изуку. — Только вы трое. — Ластик качает головой.       Это ничуть не облегчает его смятение. — Что?       Ластик вздыхает и снова смотрит на Дай. — Поговори с ребенком, а я пойду за кофе. — Он отступает назад и, развернувшись, направляется к двери, тихо ступая. — Рад, что ты в порядке, Мидория, извини за отсутствие энтузиазма, но это была долгая ночь. — Он открывает дверь и закрывает ее за собой, оставляя Изуку с Дай и бессознательным Хирото.       Изуку слышит короткое икание. Повернув голову, он видит Дай, сгорбившуюся в клубок и дрожащую. Руки ее вцепились в волосы и прячут лицо, словно она срывается. — Ты в порядке, Дай? — бормочет Изуку.       Она не отвечает. — Мы в порядке?       Никакого ответа. Руки Дай переходят на руки, впиваясь ногтями в кожу.       Изуку больно видеть ее такой, тем более когда он понятия не имеет, что происходит. Как долго он спал? Что случилось на фестивале? Почему и Дай, и Хирото ранены?       Сдернув с себя простыни, он перекидывает ноги через край и опускается вниз. Ноги на мгновение дрожат, приспосабливаясь. Но ему не требуется много времени, чтобы встать прямо.       Ступая ногами по холодной плитке, он медленно и осторожно подходит к Дай. Она выглядит хрупкой, и это зрелище его не успокаивает. Опустившись перед Дай на колени и откинув больничный халат, чтобы он не задирался вверх, он протягивает к ней руки.       Она вздрагивает, когда его ледяные пальцы касаются ее теплой кожи, и он хватает ее за руки. — Пожалуйста, не делай этого, ты можешь навредить себе, — шепчет Изуку, отрывая ее руки от своих же. На ее коже остались отпечатки ногтей — глубокие и почти кровоточащие. Он держит ее руки опущенными и вытянутыми вперед, глядя на нее усталыми глазами.       Дай поднимает голову, открывая красные и опухшие глаза. Она избегает зрительного контакта. — Я не заслуживаю твоего сострадания, малыш. — Почему ты так думаешь?       Из ее глаз капает слеза. — Дай, пожалуйста, поговори со мной. — Я-я не могу, — шепчет она так тихо, что он едва улавливает это.       Изуку сжимает ее руки. — Я хочу, чтобы ты научилась. — Он проводит большим пальцем по ее руке, пытаясь успокоить. — Ты не можешь постоянно замыкаться в себе, особенно когда происходит что-то подобное.       Дай делает дрожащий вдох, но сдерживает его. — Ты можешь хотя бы рассказать мне, что случилось? — тихо спрашивает Изуку.       Она выдыхает воздух из легких. — Мортифер. — Бормотание.       Изуку замирает. — Что? — Я солгала тебе, — говорит Дай, и голос ее начинает все больше и больше дрожать. Изуку сжимает ее руки, но видит, что она пытается вырваться. Она выглядит такой бледной. — Я так много тебе лгала. — Дай… — Я… я не… — она делает паузу и смотрит прямо на него. Она качает головой. — Я н-не заслуживаю твоей доброты, я не заслуживаю твоего присутствия, я не заслуживаю нич… — Дай, притормози, — прерывает ее Изуку, дергая за руки. — Что на тебя нашло? Ты начинаешь меня пугать.       С губ срывается смешок. — Когда я тебя не пугаю?       Изуку удивленно вскидывает лицо. — Дай, какого черта? — почти кричит он. Что на нее сегодня нашло… — Просто скажи мне, что случилось. Вздохни. Что бы это ни было, все не так плохо, как ты думаешь.       Дай сжимает его руки в ответ. — Малыш, мне кажется, ты не понимаешь, насколько это ужасно. — Я бы знал, если бы ты со мной поговорила, — настаивает он. — Что сделал Мортифер?       Тема этого человека заставляет его нервничать. Ее реакция даже на его имя способна напугать взрослого человека.       Дай делает глубокий, глубокий вдох. — Я… я обманула тебя, когда сказала, что защищу тебя от него. Я не осознавала нашу… ситуацию до недавнего времени, и это привело к тому, что мы все оказались втянуты. — Пауза. — Он искал тебя все это время. — Что?       Она прочистила горло. — На фестивале… раздался высокочастотный свист… который наносит урон только тем… — Дай шумно выдыхает и смахивает слезу. Она так старается. — Тем, у кого ДНК изменена его руками.       Изуку на секунду перестал дышать. Все его тело словно замирает, он не шевелит ни единым мускулом.       Дай слегка задыхается — она близка к тому, чтобы впасть в истерику. — На мне с Хирото ставили эксперименты. — Ее губы дрогнули в слабой улыбке. — И на тебе тоже. Изуку открывает рот и не моргает.       Нет.       Нет, нет. — К-как это возможно? — Его руки начинают трястись. — Ты же говорила, что это невозможно.       Дай отводит взгляд. Слезы беспорядочно текут из ее глаз. — Почему ты… — Изуку в шоке. — Как?       Дай фыркает, пытаясь сохранить самообладание. — Как?! — Изуку кричит почти слишком громко.       Дай вздрагивает, но Изуку никак на это не реагирует. — Какого хрена… Что, Дай, ты хочешь сказать, что все это из-за… — Прости, прости, я…       Изуку отпускает ее руки и берет за плечи. — Дыши, сейчас же, скажи мне, что за херь ты сейчас извергаешь, потому что это чертовски… — Он даже не может закончить предложение. Теперь его настигает все. — Я даже никогда не встречался с этим человеком, как это… — Тебе делали инъекцию, когда ты сдавал экзамен на причуды? — Дай прерывает его, голос эмоционально искажается. — Я. — Изуку на мгновение приостановился. — Да, делали. — Вот как, — задыхается Дай. — Вот как, черт возьми.       В его голове проносятся воспоминания о первом экзамене на причуду. Врач, лгавший ему, тот же самый врач, давший ему то, что, как ему сказали, является «добавкой для мутационных причуд».       Его жизнь изменилась из-за этого укола.              Его жизнь… — Откуда ты вообще это знаешь? — спрашивает Изуку, глядя ей прямо в глаза. Его дыхание учащается. — Что… — Я знаю этого человека уже двадцать лет, так что, конечно, я знала о его планах, — пробормотала Дай. — Но я не знала, что ты жертва, до тех пор, пока не появился USJ, правда.       Изуку резко отпускает ее плечи.       Она знала об этом несколько недель. — Ты знала обо мне и решила не рассказывать? — Изуку огрызается. — Ты знала, что меня поимели, и ты… — Он качает головой, не в силах закончить предложение. — Ты…       Глаза Дай расширяются, осознавая ошибку. — Нет, нет, нет, малыш, послушай… — Она потянулась к его руке, но он отмахнулся от нее. — Ты мне солгала.       Она снова пытается дотянуться до него, но он уворачивается от ее руки. — Моя жизнь была адом, и ты знала причину этого. — Обещаю, я не… — Я чертов монстр из-за этого человека, — говорит Изуку, поджав губы. — Ты не испытываешь угрызений совести, скрывая это от меня? — Малыш, ты не монстр, — шепчет Дай, снова пытаясь взять его за руку.       Изуку отдергивает ее. — Могу ли я в это больше верить?       Дай смотрит на него так, будто ее сердце разбилось в груди. — Кто же я тогда, Дай?       Она прикусывает губу, выпуская очередную слезу. — Я вообще больше не человек?       Сердце Изуку перестает биться, когда Дай качает головой в знак отрицания. — Нет… — шепчет она. — Нет, ты не человек.       Изуку чувствует, как мир перестает вращаться вокруг своей оси. Его дыхание становится быстрее, чем просто контролируемый вдох и выдох. Его тело в панике, но мозг медленно пытается наверстать упущенное.       Он пытается встать. — Мидория.       Он игнорирует ее, вставая на ноги. — Мидория, пожалуйста. — Она ползет вперед, чтобы снова схватить его за руку, все еще всхлипывая.       Изуку уходит прежде, чем она успевает схватить его. Его дыхание все учащается и учащается, пока он быстро идет к двери. Его зрение расплывается. — Малыш!       Он распахивает дверь. — Изуку!       Изуку практически врезается в стену напротив двери. Его ноги трясутся, а грудь болит, сжимаясь при каждом вдохе. — Черт!       Изуку смотрит на звук голоса в коридоре, все еще тяжело дыша.       Ластик стоит там с дымящейся чашкой кофе в руке, глаза полны знания. — Она сказала тебе.       У Изуку подгибаются колени.       Ластик роняет кофе, и тот падает и разливается на землю. Он бежит и ловит Изуку, прежде чем тот успевает рухнуть на землю. Заметив, как тяжело тот дышит, он тут же поднимает его на ноги. — Мидория, мне нужно, чтобы ты сделал глубокий вдох, — бормочет Ластик.       Изуку хватает воздух, чувствуя легкое головокружение. — Вне…а-воздух, — с трудом выдыхает Изуку.       Ластик смотрит в коридор на лестницу и кивает головой.       Он не помнит, как поднимался по лестнице, чтобы попасть на крышу. Его зрение затуманивается, и он пытается дышать правильно. Ему просто необходим свежий воздух. Воздух, которым можно дышать.       Он едва не врезается в тяжелую дверь, ведущую на крышу, и сразу же чувствует холод, когда его ноги оказываются в ночном воздухе. Ластик удерживает его в вертикальном положении, чтобы он не упал, и хватается за его руку.       Он выдыхает, легкие дрожат, а горло сжимается. Слезы начинают проливаться, и он беспорядочно вытирает их, пока они остывают на его лице. Задыхаясь, он падает на колени, как только Ластик ослабляет хватку, и чувствует, как пики боли ударяют в коленные чашечки.       Его внимание привлекает вой.       Затуманенные глаза смотрят вверх, он вдыхает — и снова едва не задыхается. Юма в облике оборотня сидит перед ним, возвышаясь над его маленьким и хрупким телом. Мех развевается на ветру, она поднимает коготь и вытирает костяшкой пальца одну из его слез. Похоже, она в шоке и удивлена его внезапным появлением на крыше в больничном халате. Она снова скулит, приблизив мордочку, чтобы посмотреть на него. Она выглядит растерянной.       Изуку берет ее руку и прижимает к своей щеке. Она теплая. И в этот момент все контролируемое ломается.       Юма наблюдает за тем, как он разражается беспорядочными рыданиями. Она вздрагивает, хватаясь за его спину и притягивая к себе как можно нежнее — боясь, что причинит вред его телу.       Он чувствует, как еще одна пара рук обхватывает его тело. Они холодные, но успокаивающие.       Он зарывается лицом в грудь Юмы, слыша и ощущая биение ее сердца, когда плачет. Он принадлежит Мортиферу.       И от этого имя Цербер кажется еще более подходящим.       Он пронзительно кричит.

***

      Шото, пыхтя, бежит по тротуару. Ранний утренний воздух холодит его лицо, когда он преодолевает свой обычный маршрут утренней пробежки. Ему это было необходимо, особенно после фестиваля.       Мидория и еще два человека были доставлены в больницу после того, как они внезапно взбесились и упали в обморок. Никто не знает, почему. Одни говорят, что был высокий звук, а другие ничего не слышали.       Это было страшно. А еще страшнее затем.       Мидория — странный человек. Проявляет заботу об однокласснике, которого знает всего несколько недель, и даже помогает ему. Но ему было больно видеть, как его одноклассник испытывает такую боль. Крики, вой, удушье — это было что-то из разряда психологических фильмов.       Это было неприятно. И незабываемо.       Видеть Бакуго после этого, пожалуй, стоит на втором месте.       Шото свернул за угол, кроссовки стучат по бетону.       Блондин был в шоке и ни с кем не разговаривал — даже со Всемогущим или Ластиком. Похоже, они близки. Честно говоря, наблюдать за тем, как друга рвет кровью, очень травматично. Особенно когда это происходит в прямом эфире на глазах у тысяч людей.       Шото поморщился, слегка замедлив бег.       Он надеется, что с его одноклассником все в порядке. — Я собираюсь сказать это, и всегда буду говорить, я понимаю.       Шото выдыхает и медленно останавливается. Наклонившись, он кладет руки на колени и продолжает пыхтеть. На улице все еще темно, и солнце едва пытается показаться. Он вскидывает левую руку и смотрит на свою ладонь. — Вернись, Шото. Я еще не закончил с тобой разговаривать. — Ешь дерьмо. — Ты действительно думаешь, что тебя устроит такой проигрыш? Особенно от такого урода? — Он не урод. — Правда? Может, объяснишь, что за фиаско произошло в финале? — Его отправили в больницу, не будь мудаком. — Ты проиграл кому-то, кто в итоге провалился сам, я разочарован» — Я ухожу. — И я не закончил. Зачем ты тратил свой огонь на такого, как он? — … — Шото. — Я ничего не тратил.       Выпрямившись, Шото смотрит на темное небо. Ни одной звезды, только темно-синий цвет. Он вздыхает.       Что-то грохочет, опуская его голову. Похоже на рычание?       Повернув голову, он пытается отыскать создателя звука.       Глубокое кошачье рычание привлекает его внимание к одному из канализационных стоков.       Он наклоняет голову.       Рычание сменяется воем. Сквозь щель он замечает блеск желтых глаз, что его слегка настораживает.       Что за…       Он отворачивает голову, не желая испытывать искушение проверить. — нгнО.       Шото замирает. — Х-хе… п… та… к.       Звук такой, будто он не говорил уже много лет. Голосовые связки разорваны пополам, рот с трудом пытается выговорить слова. Отчаяние.       Из отверстия высовывается коготь, царапающий асфальт. — Т…роки…пом.ги…       Попытка назвать свое имя заставляет его мозг перестать работать. Чем бы ни было это существо, оно знает его имя и звучит отчаянно. Страшно.       Его аура напоминает ему Цербера.       Он сглатывает. — Кто ты? — спрашивает он странное существо. — П-помог… ги.       Он двигает телом и делает пару шагов к канализационному отверстию. — Ты ранен?       Никакого ответа, только скулеж. Оно ворчит, как будто пытается на что-то забраться. Усы и мокрый нос пробиваются наружу и нюхают воздух. Появляется голова льва. — Пом…ги… Ем…му… — Ворчание.       Тодороки борется за дыхание. — Кому помочь? — …ид…я… — кашляет он. — Кому?       Он выдыхает. Коготь снова проскальзывает, движется, чтобы нацарапать что-то на асфальте. Лапа дрожит, он вытягивает один ноготь и пытается что-то нацарапать на дороге.       Похоже, он пишет имя. Или место.       В канализации раздаются шаги. — Я что-то слышал там! — возвещает сильный мужской голос, слегка отдаваясь эхом. Существо шипит, пытаясь дописать свое послание. — Сюда!       Лев рычит и заканчивает свое слово, скребя когтями по канализации. Он в последний раз смотрит на Тодороки своими ярко-желтыми глазами, а затем снова опускается в воду.       Он слышит большой всплеск, за которым следуют более мелкие — бег. Шаги становятся громче. — Мы не можем потерять его снова! Босс превратит нас всех в этих уродов, если мы вернемся с пустыми руками.       Свет фонариков проносится мимо, следуя за существом.       Через минуту они исчезают.       Шото выдохнул, глядя на проем.       Что это было?       Осторожно подойдя к канализационному стоку, он обходит отверстие, избегая его, и выходит на тротуар. Царапины на улице трудно разглядеть в темноте, даже прищурившись, он не может разглядеть их как следует.       Пошарив в кармане, он достает телефон и нажимает на кнопку фонарика. Он светит им на слово, написанное львом, и мгновенно замирает.       Сначала он замечает букву «М».       А потом замечает остальную часть имени.       Мидория.