Стоя на обломках

Сегодня утро выдалось серым и пасмурным и от этого Ягеру стало немного тоскливо; его не мучало похмелье, лишь кошмары ночью, которые стали привычны. Краткий сон не восполнил сил, и он вновь ощутил усталость поутру, их не хватало даже на то, чтобы одеться и потому Ягер просидел в постели до полудня, пока не зашел Тилике. — Герр Ягер? Почему Вы все еще в постели? — Что тебе нужно, Тилике? — пробурчал он и потер глаза. — Хотел оценить Ваше самочувствие, а то вчера Вы показались немного мрачным… Вас что-то беспокоит? — Нет. С чего ты взял? Тилике подошел, взял стул и пододвинул его к кровати Ягера. — Это продолжается еще с Лиссабона, герр Ягер. Он вздохнул и отвернулся от бывшего адъютанта; как бы ни хотел этого признавать, Ягер понимал, что от Тилике мало, что можно скрыть. Они слишком хорошо знали друг друга и порой ему даже казалось, что Тилике мог прочитать его мысли. — Ты знаешь. Мне просто скучно. Я никак не привыкну к этой пресной жизни, окутанной пылью. — Нет, герр Ягер. Я заметил, что Вам… становится легче, когда Вы с… — С кем? — резко спросил Ягер, не сводя с него глаз. Тилике, виновато потупив взгляд, нервно сглотнул. Иногда он забывался и позволял себе некоторые замечания Ягеру, и тот реагировал всегда по-разному: порой прислушивался, порой огрызался или совсем игнорировал. — Вы знаете… Ягер притворно усмехнулся. — Что с тобой, Тилике? Думаешь, я позволил бы себе увлечься ею? Этой русской? Он поднял на него глаза. — Но Вы не назвали ее расово-неполноценной. Ягер вскипел от злости. Он хоть и смирился с отсутствием высокого звания, однако командирские манеры и привычки все же оставались, и он так же мнил себя начальником, а Тилике, выученный службой, продолжал подчиняться. Ягер, конечно, мог сказать что-то резкое в ответ, накричать или выгнать его, однако сил и на это не хватало. — Я никогда не был рейховским фанатиком, Тилике. Я был лишь солдатом, который отдавал все свои силы для ублажения чужой гордыни. — Хотите сказать, что Вы не верили в Рейх? — Никогда. Я стал офицером только потому, что платили хорошее жалование и можно было добиться хоть чего-то… — Но… — Тилике выглядел растерянным, — Вы рисковали жизнью не во имя Рейха? Ягер улыбнулся. — Мои цели на службе были очень приземлены, Тилике. Я хотел денег, которых у меня никогда не было из-за частых пьянок отца, хотел положения, которое сулило уважение и хотел самого риска… Тилике непонимающе посмотрел, а Ягер продолжил. — Я всегда считал, что лучше прожить яркую, но короткую жизнь, чем длинную и унылую. Как ни странно, но именно на войне я почувствовал себя живым… это чувство опасности и победы над врагом невозможно сопоставить ни с чем. — Неужели Вы не боялись? — Боялся, конечно. Я думал, что каждый новый день — мой последний и от этого жить хотелось еще сильнее. — Ягер вздохнул, — Я был на войне из-за этого, а не из-за желания доказать превосходство одной расы над другой. — А как же лагерь? — О, — он поморщился, — самое бессмысленное место, где я когда-либо находился. Благо, тот танкист попался и стало хоть немного интереснее. Тилике, удивленный откровением бывшего командира, замолчал. Он даже не предполагал, что Ягер, блестящий штандартенфюрер, чей «долг служить Родине», мог быть настолько далеким от среды, в которой был выдающимся. Тилике сначала не поверил, потом вновь обдумал все сказанное Ягером и понял, что и у него самого была причина поступить на службу и это была не вера в Рейх. — Вам нужно смириться, герр Ягер, — начал Тилике, — и жить дальше. Ягер кивнул. — Возможно, ты прав. Зола вновь не станет пламенем. Они еще немного помолчали, пока Ягер не спросил. — Ты помнишь, что у нас сегодня ужин с фройляйн Ингрид? Тилике смутился. — Да, герр Ягер, однако я не понимаю, зачем Вы его назначали… — Как же? Ради тебя. — Меня? Зачем? Ягер прищурился, пристально рассматривая Тилике. — Ты что, больше не увлечен ею? — Герр Ягер… — он поежился на стуле, — я… ничего не выйдет. — Ну, если ты так и будешь робеть перед ней, то разумеется, нет. — Вы — более подходящая партия для фройляйн. Ягер задумался и ничего не ответил; он и так не желал вспоминать вчерашний визит Ингрид, и, тем более, размышлять о нем. От замечания Тилике ему стало досадно. — Так или иначе, иди выбирай костюм на вечер. Тилике побледнел на глазах, однако, опустив голову, поплелся в свой номер. Ягер почему-то улыбнулся. С постели он по-прежнему не хотел вставать, находя нелепые отговорки. Тилике упомянул Ингрид, и Ягер невольно подумал о ней. Ее вспыхнувшее чувство пугало и обескураживало его, ведь Ягер никогда не ввязывался в любовные приключения; сколько себя помнил, он был несколько предвзят к женщинам, конечно, не умаляя их достоинства, но старался избегать их общества, ведь его никто не научил налаживать отношения. Мать сбежала с каким-то музыкантом, — как помнил Ягер та работала в местном кабаке, и у нее завязалась интрижка с приезжим — отец запил и, не стесняясь малолетнего сына, приводил домой легкодоступных женщин; в юности, как вспоминалось ему, он тоже посещал бордели и длительных отношений с женщинами никогда не заводил, а потом поступил на службу и до женщин дел ему не было. И порыв Ингрид он, не жалея, затушил холодной водой и считал, что прав; ему казалось это какой-то нелепостью, ведь понимал, что никогда не станет ни мужем, ни отцом и не тешил себя еще одной химерой. Было достаточно в детстве, размышлял мысленно он, когда я ждал у крыльца мать и надеялся, что она вот-вот вернется. Потребность в близости Ягер расценивал всегда только с точки зрения физиологической, презирая какое-либо проявление привязанности, да и, как он сам себе признавался, не испытывал такого. И, рассуждая об Ингрид, он знал, что они всегда будут далеки друг от друга; и хоть прагматичный разум представлял союз с ней и честно признавался, что тот выйдет весьма выгодным, все же задавался одним вопросом: значит ли это, что я буду жить в притворстве, думал Ягер, ведь должен же я буду отвечать на ее чувства и стараться отвечать искренне, ведь женщинам так легко заметить подделку. От этой мысли он поежился, словно хотел отдалиться и раздражился; такая жертва ему была не по силам, даже при всех выгодных положениях и безопасности. Да и, в конце концов, Тилике увлечен ею, рассуждал Ягер, и выглядеть будет бесчестно, ведь он мне дороже ее. Эта мысль успокоила его.

***

— Прошу прощения, фрау Шиффер, Вы не заняты? — учтиво спросил Ягер, присаживаясь рядом с ней. Бар пустовал и от этого стал еще уютнее. — Герр Ягер! — улыбнулась Шарлотта, — Конечно, нет! Желаете кофе? — Благодарю, — он мотнул головой и продолжил, — сегодня я назначил ужин и… — Сколько персон? — Трое, — улыбнулся Ягер, покоренный ее проницательностью, — но я буду очень рад, если Вы составите нам компанию. — Но не стану ли я Вам мешать?.. — Ну что Вы, фрау Шиффер? Вы можете только украсить любой ужин. Шарлотта расплылась в довольной улыбке, и Ягер был рад, что смог угодить. — Хотел сказать, что я был польщен знакомством с фрау Краузе и хотел бы пригласить, и ее, чтобы обсудить кое-какие вопросы… Шарлотта вскинула брови, и Ягер понял, что придется объяснять. — Фрау Краузе упомянула, что владеет некоторой недвижимостью в Тюрингии… — А Вы желаете обзавестись здесь имуществом? — Да. Ягер уже решил, что сделка со Шредерами наверняка не состоится, да и Веймар показался ему слишком далеким от Йены, а отсюда он уезжать больше не хотел. — Мне понравилось в Йене и я полагаю, что здесь найдется уютный дом для меня. — Разумеется, но я считала, что такого человека, как Вы интересует место… несколько колоритнее. — Возможно, Вы правы, но так было раньше. Теперь после всех злополучий следует привыкать к мирной жизни… — Это сравнимо, как заново учиться ходить, — грустно отметила Шарлотта. Ягер понимающе улыбнулся.

***

Шарлотта старалась изо всех сил не подавать вида, что расстроена скорым возвращением Анны на родину и подозревала ее бегство — природная интуиция убедила ее — необдуманным; верно, ее что-то испугало, думала Шарлотта и старалась подступиться к внучке, однако та была неприступна. Подавленное состояние Анны волновало Шарлотту, но она знала, что та не расскажет и с досадой понимала, что у них это семейное. Несмотря на это Шарлотта поддерживала приятельские и деловые связи с Ягером, пытаясь угадать его настроение, однако какой-либо перемены в нем не увидела и поэтому лелеяла надежду, что отъезд Анны не повлияет на него. И хоть Шарлотте было нелегко расставаться с Анной, она понимала, что рано или поздно это произошло бы и не была уверена, что через месяц или два — если бы Анну удалось уговорить — смогла бы отпустить ее; уж лучше так, горестно думала она и шла работать. По характеру своему Шарлотта никогда не показывала своей боли или обиды, ведь была обучена «держать лицо» и привычка, пройденная через столько лет, сохранилась: при виде фрау Краузе, с которой они расцеловались — совсем неискренне — по прибытии в Йену, Шарлотта сияла, рассказывая о Берлине, насущных делах и успешной сделке с Ягером. Замечая завистливый взгляд фрау Краузе и ее воспламенившие щеки, она осталась довольна. Шарлотта распорядилась о столике на террасе для Ягера, попросила Агату прислать Анну в ее кабинет и ушла писать отчет. — Ты хотела меня видеть, omi? — спросила Анна, зайдя в кабинет, и присела на стул. Шарлотта взглянула на нее из-под очков. — Хорошо выглядишь, милая. Выспалась? Анна кивнула. — А где ты была в полдень? Я посылала за тобой, но тебя не было. — Съездила в Берлин и купила билет до Хельсинки. Шарлотта попыталась скрыть разочарование и сняла очки. — Что же? Когда отъезд? — В пятницу. — А, — начала Шарлотта после недолгой паузы, — ты знаешь герр Ягер назначил сегодня ужин… — М-м-м, здорово. В последнее время говорить с бабушкой для Анны представляло немыслимое усилие: ей было нечего сказать, а пустые разговоры выматывали. — Не хочешь присоединиться? — Не уверена, что герр Ягер… — Думаю, он будет не против. — улыбнулась Шарлотта, — Он пригласил еще фройляйн Шредер из Веймара… — Шредер? — Да. Ты ее знаешь? — Если ты говоришь об Ингрид Шредер, то да. — Анна откинулась на стуле, — Она искала Ягера и… я ей помогла. — Думаю, и она будет рада тебя видеть. Право, Анечка, прошу тебя, — ласково попросила Шарлотта, — ты и так расстроила меня своим отъездом, поэтому я могу рассчитывать хоть на какую-то поблажку? Анна заулыбалась. — Конечно.

***

Ягер старался не пить весь день и подождать до вечера и, выработанная благодаря службе, сила воли помогла. Шарлотта приготовила великолепный стол на террасе, как отметил он, она спросила его о присоединение Анны к ужину, и Ягер, несомненно, согласился. Как будто ей было нужно мое согласие, подумал он и обрадовался появлению Анны. По прибытии Ингрид Ягер отправил Тилике встретить гостью, на что тот, конечно, сконфузился, но поспешно подчинился; хоть малый, но все же прогресс, подумал Ягер и поприветствовал, уже пришедшую, фрау Краузе.

***

— Ты даже не намажешь губы? — спросила Шарлотта, когда вошла в комнату к Анне. Анна была обернута в полотенце и ее кожа еще была влажной после принятой ванны; она сидела на кровати, неестественно тяжело дыша. — Пойдем же, милая. — Да… — отрешенно бросила она. — В каком платье ты пойдешь? — спросила Шарлотта, пройдя к ее шкафу. Она села на кровати, не глядя на бабушку. Анне неистово хотелось спать или выпить, она сама не понимала, а от мысли скорого выхода на ужин ее бросало в дрожь; она почувствовала неприятное пощипывание в носу. — Вот, — Шарлотта достала из шкафа красное платье, — оно очень красивое. Анна равнодушно бросила взгляд на платье. — Я хочу синее. — Синее? Но оно ведь старое! Как его моль не съел?.. Когда Вы с мамой его купили? Еще до войны? — Я хочу синее… — повторила Анна и прошла к шкафу. Это простенькое платье, которое мама купила, накапливая свои крохи, было Анне дорого не только как память; она хотела видеть на себе синий цвет. — Подкрась хотя бы ресницы. — просила бабушка, когда Анна уже хотела выходить из своей комнаты. — Не хочу.

***

Они немного опоздали; гости уже сидели за столом, и Анна с первой секунды почувствовала на себе его взгляд, однако, как она себе признавалась, того и хотела. Шарлотта познакомилась с Ингрид, та радостно поприветствовала Анну, она сдержанно улыбнулась. Фрау Краузе начала светскую беседу, и Шарлотта активно ее поддерживала; Ягер ни разу не пожалел, что пригласил их, ведь они целиком забирали на себя обязанность развлекать гостей, ему оставалось лишь поддакивать. Ингрид, вливаясь в разговор, что-то спрашивала и порой кидала взгляд на Ягера, который был увлечен, как она думала, чем-то своим, хоть и старался делать вид, что внимательно следит за пустой беседой. Смущенный Тилике иногда что-то говорил, и Ягер, приятно удивленный, мысленно аплодировал ему. Природное любопытство фрау Краузе заставило ее разузнать у Ингрид о причине ее встречи с Ягером, и та, ничего не скрывая, рассказала и о продаваемой вилле, и о заинтересованном Ягере, его нескольких визитов, забытой трубке и ее коллекционных книгах Ницше. — Ницше? — заинтересовалась Шарлотта, — Я искренне старалась его осилить, но… уж лучше Толстой. — Я слышала, — подхватила фрау Краузе и потянулась к бокалу, — что всего Ницше осилить почти невозможно… слишком заумно! — Тогда герр Ягер сделал невозможное. — улыбнулась Ингрид, взглянув на него. Он почувствовал неловкость. — В самом деле? — удивилась фрау Краузе. — Уверена, что да. — холодно начала Анна, поймав на себе его взгляд — Герр Ягер помимо Ницше увлекается еще и Гете. «Фауст», например. — «Фауст»! — умильно воскликнула Ингрид, — Несколько раз перечитывала его. Ягер внимательно присмотрелся к Анне, пытаясь разгадать ее настроение, однако ее лицо оставалось спокойным. — Я, к слову, тоже люблю Гете, особенно его балладу «Лесной царь», — Шарлотта обратилась к Анне, — думаю тебе тоже понравится, милая, как раз в дороге и прочтешь. — В дороге? — оживился Ягер. — А разве Анна Вам не сказала, что уезжает в пятницу? — Вы не говорили… — процедил он, тягостно глядя на нее. — Вероятно, забыла сообщить Вам, герр Ягер, — она выпрямилась, — что ж, теперь Вы знаете. Анна больше ничего не сказала за вечер, и Ягер был немногословен. По окончании ужина Анна поспешно со всеми попрощалась и ушла к себе; Ягер приказал Тилике проводить Ингрид, которая так и норовила поговорить с ним, однако, ссылаясь на утомленность, отказал; захмелевшую фрау Краузе Шарлотта под руку вывела на воздух и от поддержки Ягера отказалась, тихо подсмеиваясь над приятельницей. Ягер, как и хотел, остался один.

***

Анна не помнила, как пришла в свою комнату; усталость настолько одолела ее, что не было сил раздеться, и она, сняв туфли, стояла у окна, рассматривая сгущающиеся тучи. Вероятно, скоро ливень, подумалось ей, и услышала, как дверь открылась. Она знала, кто это и в бессилии прикрыла глаза. Ягер подошел к ней, и она почувствовала руки, обнимающие ее талию; он прижался к ней, уткнувшись ей в ключицу. — Вы надели это платье, чтобы подразнить меня? — тихо спросил Ягер. Анна мягко улыбнулась. — Не только же Вам это делать, правда? Она откинула голову ему на плечо и прошептала. — Почему лишь Ваше прикосновение меня успокаивает? — Тогда зачем Вы уезжаете? — Потому что все неправильно… Ягер отпустил ее и отступил на шаг. Анна повернулась к нему, стараясь не ловить мужской взгляд. — Ингрид — хорошая девушка, — нервно сглотнув, сказала она, — и «Фауста» читала. Ягер довольно улыбнулся. — Ревность Вам к лицу, Анна. Она с тяжелым вздохом прошла к трельяжу, попутно вынимая шпильки из волос. — Может, Вы и правы, — она вновь отвернулась от него, — но скоро это все не будет иметь значения… ни моя ревность, ни моя странная привязанность. — Вы все еще видите во мне штандартенфюрера? Его слова заставили ее повернуться. — Нет… — Вы презираете меня? Она качнула головой. — И все равно уезжаете? — Так будет лучше. — она вздохнула, — Вы ведь сами понимаете… — Нет, не понимаю… — Ягер смотрел серьезно и подошел ближе, — Вы хотите снова оставить меня. — Да. — ее голос звучал уверенно, — Так будет лучше для всех… Я видела, как она на Вас смотрит. Мне кажется, она влюблена в Вас. Ягер молчал и напряженно глядел на нее. Он боролся с беспомощным желанием обнять ее и уйти прочь, чтобы напиться. — Ингрид никогда не поймет меня. — он нервно кашлянул, — Вы думаете, что Вам станет легче по возвращении домой? — Я надеюсь… — Не станет! Пустота поглотит Вас, как это случилось со мной. Я думал, что здесь, в Германии, мне станет лучше, но… ничего. Стало даже хуже. И каждый день своей жизни Вы будете мириться с ней и жить в ожидании, что когда-нибудь настанет просветление, но его не настанет. Анна, задумавшись, замолчала; как бы ни сопротивлялась она его словам, знала, что Ягер прав, ведь видела же его тоску и изнеможенные метания в поиске облегчения; он топил себя в коньяке, подумалось ей, а что будет со мной? — Этот зверь, — продолжал он, — который съедает меня изо дня в день подчиняется только Вам… Вероятно, Ваш подчиняется мне? — Да. Но разве это не влечение? — Не думаю. Влечение не терпит времени. Оно хочет сейчас. Я же хочу постоянно и надолго. — Простите, — она вытерла слезы со щек, — но я не могу… Не могу переступить через себя… — Я подожду. — он понимающе кивнул, облизывая сухие губы, — И Вы сами ко мне придете.