Стоя на обломках

Т-34
Гет
Заморожен
NC-17
Стоя на обломках
Поделиться
Содержание Вперед

9. Двуликое одиночество.

— Доброе утро, Анна! — воскликнула Агата, завидев ту на первом этаже. — Неважно выглядишь… что-то случилось? Анна кивнула ей в знак приветствия и устало улыбнулась. — Не спала всю ночь… — Это все из-за напряжения! Ты слишком много работаешь… — Мне нужно работать еще больше… — задумчиво отозвалась Анна. Агата удивилась. — Ну что ты! Зачем так себя мучать? Анна внимательно посмотрела на нее. — Это мой единственный выход. Анна не спала всю ночь из-за наянливых мыслей, что вихрем кружились в ее голове и презренного самобичевания, которое она принимала как должное. Анна упрекала себя в экспансивности, совсем ей несвойственной, и тут же оправдывала, вспоминая провокации Ягера. Неужели я не могу разозлиться, негодовала мысленно она, конечно, могу… Все же Анна радовалась злости на него, ведь это говорило об ее некоторой свободе; я больше не заключенная, думала она, чувствуя, как скованность в теле от этого напоминания медленно уходит. Она знала, что те воспоминания о лагерной жизни так и будут причинять ей боль, и она ни раз прольет слезы из-за них, однако теперь, как отмечала Анна, не было той холодящей тупой боли в груди, что перекрывало дыхание. Да, это случилось со мной, думалось тогда ей, но я буду жить дальше. И, по ее мнению, у нее бы это получилось, если бы Ягер не оказался здесь… Ее чувства сплелись в такой тугой клубок, что она не могла отличить негодование от обиды; он мог одним лишь своим ледяным взглядом разворошить их прошлое, заставить ее вспоминать, и она, как бы ни противостояла, все же подчинялась, а потом, опомнившись, ненавидела его за это, но еще больше себя — за свою слабость. Ягер мог легко воспламенить в ней гнев и ропот, однако он их разом и тушил: его мягкий тон, улыбающейся взгляд и порой вежливое отношение заставляли ее — как бы ни хотелось ей этого допускать — утихомириться и, так или иначе, сдаться; понимала же Анна, что он не заставляет и не подталкивает, она сама сдается, и это чувство было таким естественным. Она не хотела об этом размышлять, ибо считала очередные игры Ягера лишь его, возникшей от скуки, забавой, но вчерашний вечер по-настоящему испугал ее. Она была в не себя от ярости, и он знал это, все же продолжал глумиться, несмотря на ее слезы; Анна боялась себе в этом признаться, но, больше не считая себя трусихой, призналась, хотя бы себе: она хотела, чтобы Ягер пришел к ней, ведь наивно полагала, что высказавшись она ему, злость пройдет, но от этого стало еще тяжелее. Его поцелуй не стал для Анны неожиданным, зная еще с лагеря, что того влечет к ней, однако всегда думала, что в этом случае даст ему пощечину и убежит подальше, а не броситься к нему на шею. Эти мысли стали апогеем ее подавленного состояния утром, но, даже раскаявшись в своем порыве, ей не стало легче. Несмотря на разбитость уже с утра, Анна продолжала работать и старалась, как можно реже выходить из кабинета и хоть ей ужасно хотелось кофе, она, скрипя зубами, обходилась без него. В полдень Анна переделала половину дел, дала распоряжение горничным и переговорила с Агатой, оставались лишь мелочи — перебрать документы и написать отчет за последний квартал, что она и хотела сделать, но, не успев даже взять ручку, как дверь распахнулась и на пороге появилась радостная Шарлотта. — Анечка, дорогая! — войдя в кабинет, она обняла подбежавшую к ней внучку. Анна крепко прильнула к ней, почему-то сильно развеселившись на появление бабушки, словно не видела ее десятилетие. — Omi, я так скучала! — О, милая я тоже! Когда женщины отстранились друг от друга, Анна помогла раздеться бабушке и уступила место за столом. — Спасибо, дорогая, но мне понравилось, как ты тут смотришься… — подмигнув сказала Шарлотта, присаживаясь на другой стул. Анна вздохнула, понимая к чему она клонит, однако улыбнулась и ее повесила пиджак на напольную вешалку. — Ну, если ты так говоришь, то это значит одно — ничего не вышло? — О, нет, напротив. Феликс познакомил меня с герром Вагнером, и он не отказался помочь! Правда, у него еще дела в Берлине и он сможет преступить к работе здесь не меньше, чем через неделю, но такого хорошего финансиста можно и подождать… Так что, моя дорогая, ты наконец отдохнешь! Да и, в целом, я хотела дать тебе несколько дней отпуска: выспишься, придешь в себя, мы с тобой погуляем по Йене, а хочешь в Берлин? Там, конечно, мало, что от него осталось, однако даже в полуразрушенном Берлине развлечений больше, чем здесь… — Я рада, что ты нашла финансиста, но отпуска моего не выйдет, — в голосе Анны прозвучала серьезность. — Почему, милая? — Я возвращаюсь в Псков. Шарлотта выглядела ошеломленной и, нервно моргая, тихо спросила. — Но сейчас даже не начало сентября… Да и герр Ягер… — Я с ним поговорю и надеюсь он поймет. — Анна села за стол, — Все же какое нелепое условие он выставил, правда? Какое самодурство. — Ты считаешь, что он тебя послушает? — Не знаю. — хмуро отмахнулась она, перебирая бумаги. — Анна… — ласково позвала Шарлотта, — Анна. Она взглянула на бабушку, шумно выдохнув, и откинулась на стуле. — С тобой что-то не так… Что-то случилось? — Ничего, omi, — Анна старалась выглядеть убедительно, — но мой визит к тебе и вправду затянулся. Я нужна маме. Шарлотта внимательнее пригляделась к ней и, облизнув губы, спросила. — Он к тебе приставал? — Кто? — Ягер. Поэтому ты хочешь уехать? Анна, ухмыльнулась, теребя в руках ручку. — Нет, все хорошо. Но… я хочу вернуться домой к маме, выйти замуж за Колю и… не думать ни о чем. — Что ж, — тягостно вздохнула бабушка, приподнимаясь, — я не могу тебя удерживать, однако, милая… я надеюсь, что из-за тебя Ягер не разорвет со мной соглашение. — Не переживай, — грустно улыбнулась Анна, — ему нужно вложить деньги во что-то прибыльное и, насколько я могу судить, твой пансионат — одно из самых выгодных предложений во всей Тюрингии. Он не отступит.

***

Шарлотта избавила Анну от некоторых дневных задач и у нее появилось свободное время; находиться в своей комнате, стены которой нещадно давили, ей было невмоготу, и Анна решила погулять в одиночестве по зеленой Йене. Выходя из пансионата, ее окликнул девичий голос. — Простите, фройляйн? Анна обернулась и перед ней возникла миловидная девушка. — Вам помочь? — Да… — она неловко улыбнулась, — я немного потерялась и… это пансионат фрау Шиффер? — Да, фройляйн. Вы кого-то ищете? Я помогу Вам. — Я ищу герра Ягера. Мне сказали, что он живет здесь. Анна глубоко вздохнула. — Да, фройляйн. Желаете я позову его? — Благодарю, но я не хочу Вас задерживать… — Ну что Вы. — Анна улыбнулась. Они подошли к приемной, где стояла Агата, и Анна попросила позвонить Ягеру. Агата набрала телефон и, услышав гудок, спросила. — Простите, как Вас представить? — Ингрид Шредер. Анна повернулась. — У Вас очень красивое имя, Ингрид. Редкое… Смущенно потупив взгляд, она протянула руку. — Простите, я не узнала Вашего… — Анна. Обе женщины пожали руки и улыбнулись. — Не могу дозвониться. — объявила Агата. — Наверняка его нет в номере… — Скорее всего в баре. — предположила Анна и осмотрелась. Среди других спускающихся по лестнице, она рассмотрела Ягера, глаза которого тоже смотрели на нее. Анна шумно сглотнула, заметив его довольное выражение и поспешно отвернулась. — Вон и герр Ягер, — она кивком указала на лестницу. Ингрид повернулась и, улыбаясь, помахала ему рукой. — Что ж, мне пора, — сказала Анна, нервно кусая губу, — было приятно познакомиться, Ингрид. — Взаимно, Анна. Она прошла к выходу, на секунду остановившись, мельком взглянула на Ягера, который до сих пор пристально наблюдал за ней. Сильно сжав челюсти, Анна заставила себя отвернуться и пулей вылетела из пансионата.

***

Ингрид, улыбаясь, подбежала к спускающемуся Ягеру, который старался скрыть удивление. — Фройляйн? Не ожидал Вас увидеть. — Я просила Вас называть меня Ингрид. Ягер учтиво улыбнулся и предложил подняться к нему в номер, на что Ингрид радостно согласилась. — Я, право, не знаю, как Вы нашли меня? — спросил Ягер, когда они уже зашли в его номер. Ингрид расположилась на его кресле, — он не препятствовал — а Ягер присел на стул. — Матушка сказала мне, что Вы живете в пансионате Йены, но, к сожалению, она не запомнила, кому он принадлежит, поэтому мне пришлось искать Вас немного дольше… Ягер удивился. — О, Вы, верно, утомились? — Совсем нет. — А Ваша матушка знает, что Вы здесь? Ингрид нервно сглотнула, и Ягер заметил, как она вжалась в кресло. — Ингрид? — требовательно спросил он. — Она не знает… Матушка говорит, что приличной немке не следует общаться с мужчинами вне дома, однако я считаю это средневековьем… Ягер вздохнул и почувствовал жажду; ему ужасно хотелось выпить, однако не хотел этого делать при ней. — Могу я узнать, что Вы здесь делаете? — Ах да, — она взяла свою сумочку и извлекла из нее его трубку, — вы забыли. Ягер принял трубку, сетуя про себя за забывчивость. — Благодарю, Ингрид… — он осторожно глянул на нее, — но, сдается мне, Вы не только по этому пришли. Ингрид облизнула сухие губы и немного поежилась; Ягер невольно вспомнил другую, которая делала так же, чуть понервничав. — Моя матушка ищет мне жениха… — Да, мне это известно. — Но мне никто не нравится. — она искоса взглянула него. Ягер вскинул брови. — Почему? — Вы не понимаете? Он в задумчивости отвел глаза, однако вновь посмотрел на нее. — Признаться искренне, нет. Ингрид вздохнула, в волнении положила ладони на колени и немного сжала их. Она выглядела такой потерянной и испуганной, однако Ягер не знал отчего, да и не понимал ее загадочных экивоков. — Ингрид, я Вас не понимаю. Она переместила руку на подлокотники кресла и в нерешительности спросила. — Скажите, герр Ягер, я бы могла Вас привлечь как женщина? Ягер серьезно посмотрел на нее и подумал, что ослышался. — Вы же не хотите сказать, что… — Да. — твердо ответила она, не смотря ему в глаза. Ягеру показалось, что он уже в пьян или в бреду; он, конечно, думал, что Ингрид может симпатизировать ему, но считал, что она никогда не решится сказать; ему стало неловко. — Ингрид, — как можно мягче начал он, — Вы знаете, кто я и… — Меня это не смущает, — торопливо ответила она и наконец взглянула на него, — ведь мой отец был оберфюрером… — Да. И Вы представляете, что может случиться, если меня все-таки признают? — Но если Вы сейчас в Германии, значит, все хорошо. Не думаю, что Вы бы стали рисковать… Ягер недовольно вскинул голову и оглядел ее. — А если бы я рискнул, Ингрид… Что было бы с Вами? — Не знаю. Но мне бы было достаточно того, что Вы рядом. — Как трогательно… — он непонимающе посмотрел на нее, — только этого мало! Жест весьма благородный, да гроша не стоит. Поверьте, я тоже в молодости таким же был… горячим и думал, что за всякое сильное чувство жизнь свою отдам, но этот жест дешевый! Потому что не обдуман. Если мне тонуть, то я один потону и не потяну за собой никого! Вы что-то мимолетно почувствовали ко мне и готовы всю свою жизнь перекроить, потому что так решили! А как же родные? Как же Ваша матушка? Думаете, она такой участи для дочери хотела? И так потеряла мужа и дочь могилу себе роет… Ягер не корил себя за резкость, знал, что правда другой не бывает. Ингрид, ничуть не сконфузившись, смотрела на него прямо. — Но я не испугаюсь. Он фыркнул и, ухмыльнувшись, в раздражении, не выдержал, и подошел к бару. — Вы только этого боитесь? — спросила она. Ягер налил в бокал коньяка и залпом его осушил. Какая еще девчонка, подумалось ему. — Нет, Ингрид. — он на секунду задумался, — А что же скажет Ваша матушка? Я, не самая выдающееся партия для ее дочери. — Это не ее выбор, а мой. Как самоуверенно, подумал Ягер и налил себе еще. — А я бы на месте Вашей матушки был в высшей степени разочарован, ведь наверняка Вы отказывали женихам более состоятельным и, я уверен, привлекательным. Ингрид робко улыбнулась. — Я не видела мужчину красивее, чем Вы. Ягер обернулся и озадаченно посмотрел на нее. — Вы серьезно? — он хотел засмеяться, — Хотите сказать, что не замечали некоторых дефектов на моем лице? Эти уродливые шрамы, которые даже я не могу выносить, как ни старался! — Они и мне кажутся красивыми… Ягер развернулся к бару, выпил очередной бокал и заметил, как приоткрывается входная дверь; на пороге появился Тилике. — Герр Ягер, — сказал он и, заметив Ингрид, неуверенно кивнул, — фройляйн. Простите, я не… — Заходи, Тилике! — слишком обрадованным голосом сказал Ягер. Он никогда так не радовался появлению Тилике, как сейчас и широко улыбнулся ему. — Нас решила навестить фройляйн Ингрид. Представляешь, в прошлый раз, в гостях у Шредеров, я забыл трубку, но спасибо фройляйн… Ингрид встала и подошла к ним. — Пустяки. — улыбнулась она. — Думаю, я достаточно задержалась и… мне уже пора. — Благодарю за визит, фройляйн, — с прежней застенчивостью пробормотал Тилике. Ягер, заметя его робкий взгляд и смятение, с улыбкой предложил. — Фройляйн Ингрид, Вы сделаете нам удовольствие, если окажите честь отужинать с нами завтра. — Если Вы желаете… Ягер незаметно ткнул локтем смущенного Тилике, и тот как заведенный неловко пробормотал. — Разумеется, желаем. Ингрид улыбнулась в ответ и вышла из номера. Ягер вздохнул.

***

Дневная прогулка Анне не помогла, лишь сильнее вымотала и вечером единственное, что она хотела — лечь в постель и не подниматься. Сейчас она чувствовала опустошенность и сгущающуюся над ней тоску, которая сильно зажимала в своих объятиях. Анна больше не думала ни об Ягере, ни о бабушке, слишком плохо скрывающую грусть, ни о презрении к себе за свои чувства. Ей было очень пусто и в душе, и в голове. Раздался телефонный звонок, и Анна, долго смотря на телефон, не хотела никого слышать, однако внезапный укол ответственности заставил ее снять трубку. — Это Агата с приемной. Ягер просит коньяка. Я бы отправила Луизу, но в прошлый раз ты… — Да. — устало бросила Анна. — Я сама схожу. Она не боялась и не тревожилась о своем походе к нему, ведь для обыденных переживаний нужны силы, которые Анна растратила прошлой ночью. Взяв коньяк из бара, она долго смотрела на него, даже когда уже оказалась на четвертом этаже, осознавая внезапное желание выпить. Анна даже не стучалась, ведь знала, что дверь открыта и наверняка сам он не откроет, потому что уже пьян. Войдя в номер, она, нисколько не удивившись, увидела его сидящим на своем кресле у окна, а рядом с ним стояла пустая бутылка. Ягер повернулся к ней, недолго посмотрел своим затуманенным взглядом и тяжело приподнялся. — Интересно… — Что именно? — бесцветно спросила она. — Ваш взгляд. Я его уже видел. — Где же? — В зеркале каждый день. Ягер глухо засмеялся, а Анна, тяжело наблюдая за ним, поставила коньяк на стол. — Скажите, Вам это помогает? — Коньяк? — он взглянул на бутылку. — Нет, но, забывшись, есть иллюзия… будто бы стало легче. — А потом? — Потом все так же, иногда даже хуже. — Неужели Вам нужна эта иллюзия? Вы ведь знаете, что все не по-настоящему. — Да, Анна. — его лицо стало немного серьезным, — Мне нужна хотя бы иллюзия. Она больше не спрашивала и думала, что и Ягер не хочет отвечать; молчание было гнетущим и каждый думал о чем-то своем, не замечая другого. — Теперь я понимаю, — хрипло начала она, — мне тоже пусто и я не знаю, что с этим делать. Неужели так будет всегда? — Я задаю себе этот вопрос каждый день. Анна хмыкнула, хотя ему показалось, что она хотела заплакать; они постояли в молчании еще немного, Анна прошла к двери, но Ягер, собираясь с силами, спросил. — Вы жалеете? Ему не нужно было пояснять, ведь знал, что она поймет. Анна немного развернулась. — Да, но я бы не поступила иначе.

***

Ягер не смог выпить вторую бутылку; его тошнило и он сам не понимал отчего: то ли от другой бутылки, то ли от усталости переживаемой пустоты изо дня в день. Он был слишком слаб, чтобы размышлять, да и совсем не хотел этих пагубных мыслей. Ягер не помнил, как оказался у ее комнаты и, надеясь, что дверь не заперта, дернул ручку. Он вошел в комнату и увидел ее, лежащей на кровати, и, неестественно дыша; Ягер знал, что она не спит и, встав на колени перед кроватью, положил голову ей живот. Анна в нерешительности обняла его за плечи. — Я знала, что Вы придете. — Простите… я знаю, что мы не должны этого делать, но мне сейчас это нужно. Она погладила его по волосам. — Мне тоже.
Вперед