чай с мандаринами

От Юры Рустем уходит поздно вечером. Было ужасно трудно выбираться из теплых объятий и такой же теплой постели, очень не хотелось уходить из теплой квартиры в холодный февральский вечер, очень не хотелось оставлять Юру, разомлевшего после жарких поцелуев и хорошего секса, довольного Юру, стоявшего в дверном проеме и задумчиво теревшего алые пятна на шее и ключицах. Слободин трепетно проводит рукой по еще немного влажным медным волосам, приглаживает их. - У тебя веснушки на плечах и спине, - говорит он тихо, улыбается, завязывая шарф на шее. Кривонищенко смеется, пожимая плечами. - Мама говорит, что я поцелованный солнцем. Я весь в веснушках. - Это безумно красиво, ты знаешь? – нежно говорит Рустем, проводя ладонью по теплой щеке Юры. - Спасибо, Рустик. Прощальный поцелуй выходит коротким и очень чувственным. Слободин широко улыбается, идя домой. Ночью он проигрывает в сознании минувший день, и стоны Юры становятся для него настоящей колыбельной. Они видятся раз в неделю, всегда у Юры. Рустему кажется, что никогда еще он не чувствовал себя настолько хорошо. Кривонищенко становится для него тем самым спасательным кругом, который не дает Слободину утонуть в темном море мрачных мыслей и всепоглощающей апатии. Рустем впервые за долгий год чувствует себя живым. В апреле Юра вытаскивает Рустема в зоопарк, и они смеются, как дети, глядя на забавных лемуров и статных, но немного неуклюжих лосей. - Смотри, сколько у него обвисшей шерсти и колтунов! – Юрка указывает рукой на особенно неопрятного лося, смеется. – Из нее целую дубленку сделать можно! Рустем смеется, качая головой. - Думаю, ему с ней комфортно, - говорит он, и Кривонищенко легко соглашается, пожимая плечами. Настоящий и почти детский восторг у Юры вызывают медведи. Он, как ребенок, ей-богу, встает почти у самой клетки, радостно смотрит на огромного зверя, который катает по полу своей обители большой кожаный мяч. Кривонищенко смеется. - Ты смотри, какой он большой! У моего деда на даче шкура такого лежала на полу, представляешь? Дед сам застрелил медведя на охоте и освежевал. Рустем смотрит на юношу, улыбается. Он редко говорит что-то, просто потому что Юру достаточно просто слушать. Кривонищенко говорит за них обоих, и Рустика это более чем устраивает. На майских праздниках они вдвоем идут в поход, и Слободин снова ощущает себя беззаботным студентом. Ночью у костра Юра читает свои стихи, а Рустем думает, что никакие Пушкин или Лермонтов не сравнятся с поэзией Георгия Кривонищенко. Когда они возвращаются в Свердловск, Слободин чувствует себя полностью отдохнувшим и умиротворенным. Родители встречают его с радостными улыбками, и Рустем совсем не думает о том, с каким волнением и даже страхом в глазах они провожали его неделю назад. Мама обнимает сына слишком трепетно, отец крепко прижимает к груди и вздыхает. - Ну вы чего… - бормочет смущенный парень, поглаживая Люду по голове и слегка отстраняя ее от себя. – Это ж просто поход с товарищем. Все смеются, и мать приглашает всех на кухню пить чай. За столом, в кругу семьи Рустем улыбается, активно поддерживает разговор о том, что было бы замечательно летом съездить всей семьей куда-нибудь. - Если Боря сможет, то поедем всем составом, - задумчиво говорит отец, и все с удовольствием соглашаются. - Рустик, а что за товарищ, с которым ты так часто видишься? – Люда подпирает голову рукой и с любопытством смотрит на брата. Все переводят взгляд на него. Конечно, им интересно, что это за человек такой, рядом с которым Слободин-младший так расцвел. - А, это Юрка. Юра Кривонищенко, - пожимает плечами Рустем, улыбаясь. В комнате повисает ледяная тишина. Отец ставит чашку на стол, так и не отпив из нее, а мать замирает, глядя на Рустема непонимающе. - Юра Кривонищенко? – она растерянно смотрит на супруга, хмурится. Тот отвечает ей таким же взглядом. - Ну да. Мы, оказывается, учились в УПИ в одно время, но на разных факультетах. Рустем смотрит на родителей, и его взгляд становится вопросительным, когда он замечает напряженные лица. - Вы чего? Что-то не так? - Нет-нет, все в порядке, - быстро отвечает Надежда Федоровна, улыбаясь несколько нервно. – Просто Кривонищенко – фамилия знакомая, вот и все. - Тогда ладно, - Слободин слегка поджимает губы и кивает. – Я пойду в комнату, нужно перепроверить чертежи. Он уходит в комнату и занимается исправлением своих работ практически весь вечер. Ближе к десяти выходит в коридор, чтобы выпить воды, но останавливается за углом, услышав тихие голоса родителей: - Как это можно понимать? Юра - он же… один из них, - голос у матери дрожит. Видимо, плачет. - Я не знаю, Надь. Может, совпадение обычное, чем черт на свете не шутит, - отвечает отец, но его голос тоже выдает напряжение. Рустем хмурится. Но решает не создавать лишних конфликтных ситуаций, а потому просто проходит на кухню и улыбается родителям, которые тут же выпрямляются и смотрят на него встревоженно, но выдавливают из себя улыбки. - Я воды попить. А вы чего не спите? - Обсуждаем командировку папы, - отвечает мать, поднимаясь и ероша волосы Слободина. – Его в Ленинград отправить хотят, представляешь? - О, это хорошо, поздравляю, - парень улыбается. Отец кивает. Больше никто ничего не говорит. Рустем быстро выпивает стакан воды и уходит в комнату. Сегодняшняя ситуация не дает ему уснуть до поздней ночи. Нужно будет поговорить с Юрой о произошедшем. Что значит «один из них»? Встреча с Кривонищенко настигает Слободина раньше, чем тот планировал. Они случайно пересекаются на улице, когда Рустем возвращается домой с работы. Юра идет с сеткой с продуктами, видимо, из магазина. - Юрка! – Рустем подбегает к нему, сжимает ручку портфеля в руке. Юра оборачивается и радостно улыбается. - Рустик, привет! Как ты? С работы? - Да, - Слободин улыбается, глядя на Юрку, который весной буквально расцвел, как яркий рыжий цветок. – Юр, я спросить хотел, мы когда сможем увидеться? - О, да хоть сейчас пошли ко мне, - Кривонищенко жмет плечами в беззаботном детском жесте. - А не хочешь ко мне в гости? С родителями познакомишься, они интересуются, - Рустем наклоняет голову слегка, поджимая губы. Юра быстро отводит взгляд. - Рустик, может, у меня лучше? Я стесняюсь немного твоих родителей. Папа профессор, важный человек. А я какой-то простой очень, - его ответ заставляет Рустема нахмуриться. - Ну брось ты. Какое стеснение? Они очень рады будут тебя увидеть. - Нет, нет, Рустик. Ты извини меня, я правда не очень люблю в гости ходить. К себе приглашать – пожалуйста, а вот к другим… - он жмет плечами растерянно. Слободин вздыхает и кивает. - Хорошо. Я тебя понял. Тогда к тебе? - Ага, пойдем. Я мандарины как раз купил – как знал, что понадобятся, - Юра снова улыбается своей солнечной улыбкой, и Рустем улыбается в ответ. Весной квартира Кривонищенко ощущается словно по-другому. В ней стало светлее, появились цветы в вазах. Занавески тоже заботливо были заменены на белые и тонкие. Рустем отпивает чай с листочками черной смородины, отправляет в рот дольку мандарина и подносит другую к губам Юры. Тот довольно хмыкает и открывает рот, позволяя парню положить кусочек внутрь. Прикрывает глаза, смакуя сладкий фрукт, мычит довольно: - Я обожаю мандарины, ты бы знал. И тебя обожаю. - И я тебя, - Рустем поднимается, берет пустые кружки со стола и подходит к раковине, начиная их мыть. – Знаешь… я когда рассказал про тебя, родители… словно напряглись. Так переспросили твою фамилию… а потом я услышал, как мама назвала тебя «одним из них». Ты не знаешь?.. – Рустем поднимает взгляд, ища отражение Юры в стеклянной дверце шкафчика. А когда находит, вздрагивает всем телом и роняет жестяную кружку в раковину. Юра стоит у стола, но Слободин не хочет себе признаваться в том, что это Юра. Кожа синюшная, местами красная, на лице продолговатые глубокие царапины. Нос и губы ярко-фиолетового цвета, как спелые сливы. Волосы растрепанные, слипшиеся. И глаза. Мертвые, невидящие, подернутые пеленой смерти. Рустем быстро оборачивается, стискивая зубы со всей силы. Смотрит на Юру в панике, а тот, спокойно сидевший за столом, вскакивает, испуганно кидается к парню: - Рустик?! Рустик, тебе плохо? Ты бледный весь! – он теплыми руками хватает лицо Слободина, стучит по щекам несильно. Вот же Юра. Живой, и цвет кожи обычный, нормальный. И глаза искрятся, правда сейчас от страха. Рустик выдыхает, мотает головой. - Все… все нормально. Голова закружилась… Юра усаживает его на стул, вытирает влажным полотенцем испарину со лба и висков. Смотрит печально. - Ну ты даешь… Рустик, заработался. Ты чего так испугался-то? - Мне… показалось. Почудилось… что ты стоишь, и ты… м-мертвый, - выдавливает Слободин, сглатывая, кивает благодарно, когда Юра подносит к его губам стакан с водой. - Ты и в самом деле устаешь, Руся. Отдыхать надо. Хочешь – оставайся у меня сегодня. Поспишь, отдохнешь. Я рядом буду, хочешь? – Кривонищенко берет его за руки, целует в холодный лоб. - Да… да, хочу. Спасибо, Юрка. Можно от тебя позвонить? - Конечно. Телефон в коридоре висит. Слободин доходит до аппарата, снимает трубку и прокручивает на кольце домашний номер. Трубку снимают через семь секунд от начала вызова – как всегда, когда мама сидела на кухне. - Алло? - Мам, это Рустем. От Юры тебе звоню. Я останусь у него, завтра после работы домой приду. Не теряйте, - парень наматывает провод от телефона на палец, затылком ощущая взгляд Кривонищенко на себе. - У Юры?.. хорошо. Привет ему передавай, - у матери голос напряженный, но Рустем не обращает на это внимание. - Спасибо, передам. До завтра, - он вешает трубку, оборачивается к Юре. На страх увидеть на его месте ходячего мертвеца не обращает внимание тоже, но выдыхает расслаблено, когда Кривонищенко оказывается улыбающимся собой. - Мама привет тебе передала. - Спасибо большое, - Юрка улыбается, подходит к Рустему и целует в губы, а тот обвивает его талию руками, прижимая ближе. Юра безумно красивый, когда выгибается на белых простынях. Его щеки и уши красные от возбуждения, кожа блестит от пота, изо рта вырываются мелодичные стоны. Рустем упоенно пересчитывает губами веснушки на плечах и ключицах парня, прикусывает нежную кожу и почти с ума сходит, когда тот его талию сжимает бедрами еще сильнее, двигается навстречу. Дыхание сбивается напрочь, и Рустем не слышит и не видит ничего, кроме Юрки. Ничего на свете не имеет для него значения, кроме Юры, который тут, рядом с ним, который дышит тяжело и стонет, сжимает волосы Слободина руками и тянет, целует, кусает. Они лежат на узкой кровати Кривонищенко, переплетя ноги, пытаются отдышаться. Рустем лениво поглаживает вьющиеся рыжие волосы засыпающего Юры, а тот льнет к нему, как котенок, прижимается щекой к широкой груди, улыбается так довольно. Слободин проваливается в сон, и почти не слышит, как Юра тихонечко шепчет, сжимая его ладонь своей холодной рукой: - Отпусти, Рустик… ты же знаешь, что меня давно нет.