чай с мандаринами

Утро вторника началось на первый взгляд как обычно. Рустем проснулся, сел в кровати, проводя руками по лицу. Вчерашняя встреча с необычным и ярким Юрой Кривонищенко отозвалась в груди приятным теплом. Что-то было в том парнишке, таком ярком и улыбчивом. Вечером того же дня он приходит в тот же холодный сквер и садится на ту же лавочку, осматривая темные пролеты между деревьями и горящие окна в домах, подсознательно ища взглядом Георгия. Он впервые за долгие месяцы ощущает желание поговорить с кем-то. О неважных и незначительных вещах. Но проходит минут двадцать, и Кривонищенко так и не появляется. Слободин не хочет признаваться себе в том, что он расстроен. Он откидывается на спинку лавочки, вздыхает и потирает холодными кончиками пальцев виски. Хруст снега заставляет его резко повернуть голову на звук. Юра улыбается, машет ему рукой и быстро подходит ближе. На сердце сразу становится легко, и Рустем тоже улыбается. - Привет, Юра. - Привет! Как знал, что встречу тебя сегодня, - Кривонищенко плюхается на скамейку рядом с парнем, улыбается. - Я надеялся, что ты сегодня тут будешь, - признается Рустем, поджимая губы. Юра так же улыбается, только взгляд становится внимательнее и серьезнее. - Мне одиноко бывает. Поговорить вроде бы есть с кем, а я не могу. Не получается, и все. С тобой мне легко говорить, - тихо продолжает Слободин. Георгий хмыкает и хлопает его по плечу. - Отставить грусть, товарищ Слободин! Давай лучше пойдем ко мне, угощу тебя чаем и мандаринами. Бьюсь об заклад, ты такого вкусного чая никогда не пил! Пошли, давай. Юра поднимается легко, тянет Рустема за рукав куртки, и тот встает следом, улыбаясь слабо. Дорога до дома Кривонищенко занимает минут 15, и Слободину кажется, что это лучшие 15 минут в его жизни. Юра вечно шутит, иногда кидается в него снежками, и Рустем наконец-то ярко улыбается и даже смеется. Ему легко, совсем не холодно и очень хорошо сейчас. В квартире они сидят у батареи, грея замерзшие руки и уши, пока закипает чайник. Кривонищенко смеется, массируя мочки своих забавно торчащих ушей, прикладывает руки к щекам и снова ежится, бурчит с улыбкой, совсем беззлобно. Рустем дует на свои ладони, с легким прищуром глядя на парня, улыбается. В теплом свете люстры становится видно, что у Юры по носу и щекам рассыпаны веснушки, и эта незначительная деталь поднимает Слободину настроение еще выше. Хозяин начинает наливать чай в кружки, ставит их на обеденный стол, потом достает из миски в буфете два ярко-оранжевых мандарина. Рустем улыбается, беря один в руки и начиная его чистить, предварительно протерев рукавом свитера. Таких сладких мандаринов Слободин никогда не ел. Юра рассказывает истории про учебу в универе, рассказывает про то, как они ходили в походы летом. Рустем слушает его с неподдельным интересом, отпивает чай время от времени. - Кстати, должен признать, ты прав. Чай действительно очень вкусный. - Еще бы! Юрка Криво врать не будет! – рыжий выпрямляет спину и задирает нос, смеясь. Слободин смеется следом, качая головой. В беспечных разговорах они совсем теряют счет времени, и потому Рустем очень удивляется, когда видит, что часы показывают уже пятнадцать минут первого. - Надо же, я совсем засиделся. Юрка, спасибо тебе большое за прием и чай с мандаринами, - парень поднимается из-за стола, и Кривонищенко встает следом. - Кружку на столе оставь, я уберу потом. Слушай, а давай сходим на «Золотую Симфонию» на выходных, а? Я ее уже смотрел правда, но хочу освежить в памяти. Ты не смотрел? – Юра оборачивается на Слободина, споласкивая кружки в воде и убирая их в шкафчик. Рустем улыбается и кивает, поправляя упавшую челку. - Давай сходим. Я только за, я еще на нее не сходил. Думал, ее уже не крутят. - Крутят, еще как крутят, - хмыкает Кривонищенко. – Тогда давай встретимся в воскресенье в пять вечера у кинотеатра, что думаешь? - Договорились. Я вряд ли вечерами сейчас смогу снова выбраться. Работы много, - виновато поджимает губы Слободин. - О, понимаю прекрасно. У меня у самого ее выше крыши. Тем лучше – встреча будет более долгожданной! – парень улыбается, и Рустем хмыкает, пораженный его извечным позитивом. Как бы парень хотел не уходить домой, время на месте не стоит, и через десять минут он уже шел в февральской ночи, продолжая все-таки улыбаться. Как оказалось, родители еще не спали: в кухне горел свет. Рустем вешает куртку и шарф на крючок в прихожей, снимает ботинки и проходит на свет. Мать оборачивается на него, выдыхая. - Мама дорогая, Рустем! Время уже час почти! Ты где был?! Мы с отцом уже думали тебя искать идти! - Прости, мам. Я был у друга, засиделись, - Слободин подходит к ней, неловко обнимает за плечи и целует в макушку. Женщина обнимает его в ответ, явно пораженная таким проявлением тактильности от младшего сына. Она похлопывает его по спине, а потом парень отстраняется, поджимая губы и слабо улыбаясь. - Ну, главное, что вернулся. Но ты уж предупреждай, что поздно будешь, хорошо? - Да, конечно. Извини еще раз. Я пойду. Доброй ночи, мама. Рустем скрывается за дверью в ванную комнату, умывается с мылом, потом снимает брюки и рубашку, оставаясь в майке и белье. Он недолго смотрит на свое бледное лицо в отражении, потом выходит в уже темный коридор и тихонько пробирается в комнату, которую когда-то делил с Борисом и в которой сейчас живет один из-за командировок брата. Лежа на спине и слушая тиканье часов из комнаты родителей, Рустем думает обо все происходящем с ним. Об удивительном знакомстве с Юрой, о том, что удивительное здесь не только знакомство, но и сам Юра. Слободин засыпает с мыслями об улыбке и чудесных веснушках Кривонищенко. Неделя проходит быстро на удивление: обычно время тянется очень долго, когда ждешь чего-то. Рустем очень ждал воскресенья. Мысли о Юре стали его постоянными спутниками, но это не вызывало беспокойства, раздражения или чего-то негативного в целом. Наоборот, мысли об этом успокаивали, даже поднимали настроение. Кривонищенко был поразительно ярким и теплым человеком. Таких, как он, в жизни Слободина попросту не было. Воскресенье выдалось солнечным и теплым, и Рустем себя чувствовал просто на отлично. Он помог отцом с двигателем их автомобиля, а после обеда начал собираться на встречу с Юрой. - Ты так прихорашиваешься, будто бы на свидание с девушкой идешь! – смеется Люда, сидя на кровати с книгой и глядя поверх нее на брата. – У тебя появилась девушка, Рустик? - Не говори глупостей. Просто с другом идем на картину в кино, - хмыкает Слободин. - А что за друг? Приводи его к нам в гости на ужин, мама с папой будут очень рады, - Люда выглядывает в коридор, изогнувшись совсем по-кошачьи. - Я предложу ему. Все, я побежал, - Рустем треплет сестренку по волосам, выходит в коридор, надевает ботинки и куртку. – Я ушел! – дожидается ответа от матери и выходит за дверь, быстро проходит расстояние до лестничной клетки и так же стремительно спускается вниз. Юру он замечает сразу: тот стоит у яркой афиши, без шапки и в расстегнутой куртке, и его рыжие волосы в свете заходящего солнца буквально сияют и переливаются медью. Рустем не успевает окликнуть друга – Кривонищенко оборачивается к нему первый и радостно улыбается. - Привет, Рустик! - Привет, - Слободин ускоряет шаг, хлопает товарища по плечу и улыбается, когда тот хлопает его в ответ. От улыбки, да что уж там – от одного вида Юры становится хорошо. Они покупают билеты, проходят в темный зал и садятся на места, переглядываются друг с другом и до начала фильма говорят вполголоса о том, как у кого прошла неделя. Юра рассказывает о том, что начальник у него на работе отчитал его за запах сигарет на рабочем месте, смеется и отмахивается в ответ на укоризненно-насмешливый взгляд Рустема: - Ой, да брось. Там было совсем не так прокурено, как ты думаешь. Я курил даже в форточку, это не запрещено! О, знаешь, я очень люблю музыкальные фильмы! – наверное, Слободин никогда не привыкнет к тому, как резко Кривонищенко меняет темы во время разговора. – Особенно романтичные. Рустем тихо посмеивается и кивает: - По тебе видно, что ты романтик. Юра в шутку возмущенно упирает руки в бока и смотрит на парня: - Я бы Вас попросил! Я, между прочим, серьезный и взрослый человек! Даже в Озерске на месте аварии работал, - он говорит слегка тише, пожимает плечами. - Ладно-ладно, знаю я, какой ты серьезный, - отвечает Рустем, с трудом пряча улыбку. Кривонищенко фыркает возмущенно, но тоже улыбается, хочет что-нибудь колкое ответить, но не успевает – начинается фильм. Во время просмотра Слободин иногда поглядывает на Юру, который сидит, слегка приоткрыв рот, большими синими глазами чуть ли не восторженно глядя на экран. Сейчас Кривонищенко особенно похож на ребенка, и Рустема это умиляет. Уже на улице они встают у стены здания кинотеатра и закуривают. На этот раз Юра курит свои сигареты. - Не хочешь к нам на ужин? Мои будут очень рады тебя видеть. Они переживают за мои взаимоотношения с людьми, - Рустем смотрит на Георгия, затягиваясь и слегка щурясь. Юра смотрит на него виновато и печально. - Рустик, я бы с радостью огромной, но у меня у самого родители приехали, им помочь надо. Сегодня не смогу, ты уж прости, - он касается плеча Слободина, сжимает крепко, улыбается. – На следующих выходных приходи ко мне! Родители из командировок привозят пластинки. Будем слушать. Придешь? - Приду обязательно, - Рустем улыбается, сгоняя с лица тень разочарования. - В любое время в воскресенье приходи, я дома буду! – Юра улыбается и направляется по улице. – Пошли, провожу тебя. - Я думал, ты живешь ближе, чем я, - Слободин равняется с ним, хмыкает. - Да, но там разница в минут десять, это не так критично. Парень кивает, соглашаясь. Они идут, Рустем рассказывает об обучении в институте, а Юра слушает внимательно, улыбаясь и ловко вставляя разные шутки в речь Слободина. - Спасибо тебе за этот поход в кино. Люблю смотреть хорошее кино в хорошей компании, - улыбается Кривонищенко, привычно пожимая руку Слободину. - Взаимно, Юрка, - Рустем улыбается в ответ, не замечая, как розовеют его щеки. - До встречи, Рустик, - Юра подмигивает и разворачивается, направляясь в сторону своего дома. Рустем ощущает, что на улице стало холоднее без Юры. Он улыбается, когда парень оборачивается, пройдя метров десять, и машет ему. Машет в ответ, а потом заходит в темный подъезд, в котором всегда пахнет пылью и желтой почтовой бумагой.