Amor ad mortem

07/04/2015

      «Числовое значение работы может становиться отрицательным, если вектор силы противоположен вектору скорости. Иными словами…», — продолжал мне рассказывать дедушка Форд о работе очередного нового изобретения, а я, вместо того, чтобы хоть немного вникнуть в его слова, с грустью смотрел на настенные часы, стрелка которых подошла к одиннадцати. Не успел. Я так и не успел сходить к Биллу, хотя прикладывал все усилия, чтобы освободиться пораньше. «…и здесь всё так же просто, потенциальная энергия, в свою очередь, прямо пропорциональна высоте…», — не замолкал он, попутно расписывая на старой зелёной доске формулы белым и красным мелом. Я бы мог сказать, что устал, пожаловаться на только что придуманную головную боль, из-за которой не могу усваивать информацию. Но я молчал. Молчал и вслушивался, как медленно тикают часы, в надежде, что это скоро закончится. Мне не хотелось прерывать его речь, ведь я знал, как для него это было важно, как он верил, что однажды и я займусь этим делом. Не скажу, что мне хотелось заниматься чем-то другим, но все эти изобретения и опыты приелись со временем. Мне хотелось чего-то более спокойного, чем опасные экспедиции в поисках новых аномалий или тестирование механического «прорыва в истории», который мог сломаться и нанести большой ущерб. «Так вот! Я пришёл к выводу…», — внезапно сказал он громче, отчего я будто бы проснулся. Моя усталость плавно перетекала в раздражение, и я решил, что лучше сказать ему правду. В конце концов, он должен понять меня и отложить дела на потом. «Диппер, через два месяца тебя ждёт двенадцатый класс и сдача экзаменов. Разве ты не хочешь продемонстрировать перед приёмной комиссией свои лучшие навыки? — после моей просьбы серьёзно спросил Форд и продолжил: — Я показываю тебе все свои изобретения и рассказываю о них, потому что знаю, что у тебя тоже были попытки в создании чего-то масштабного. Этому миру нужны новаторы, и лучшие университеты с радостью готовы принять себе их. Я не хочу помогать тебе, потому что это будет нечестно, но я могу сподвигнуть тебя создать нечто уникальное. Если ты, конечно, готов трудиться над собой».       Стоит ли говорить, дневник, что его слова тронули меня? Я не знал, что ответить и уставился в пол. Смотрел на свои руки и понимал, что этими-мать-его-руками я действительно могу создать что-то неповторимое. А после я подумал, что хочу поделиться этим с Биллом, ведь он с помощью рук умеет плести сны. И это ли не прекрасно! Что же, теперь я точно не усну….

07/08/2015, 9:49 p.m.

      Вчерашний день я бы назвал одним словом — матерным. Он был чудесным и отвратительным одновременно, и я вновь был ужасно эмоционален. Утро начиналось как обычно: завтрак, помощь в хижине, обсуждение каких-то дальнейших проектов и викторина из 1000 и 1 вопроса на тему моей учёбы после школы. Всё это было обыденным, но вот ближе к обеду во мне пробудился ностальгический голод. Термин придумал я сам, но дам тебе попытку угадать, что же это такое. Ну? Ладно, по названию и так всё понятно, но, всё же уточню, а то мало ли о чём ты можешь подумать. Знаешь, дневник, практически у каждого человека есть блюдо, ассоциирующееся с его самым светлым периодом в жизни, чаще, конечно, детством или юношеством. Вот и у меня тогда все мысли были забиты блинчиками с кленовым сиропом от Ленивой Сьюзан. Они такие мягкие и воздушные, что даже сейчас у меня, кажется, потекут слюнки…       «Обед Жирнушки» — мой самый любимый ресторанчик, где мы с Мэй и дедушками из года в год балуем себя теми самыми блинчиками. Сам ресторан (читать как забегаловка) выглядит как огромное упавшее красное бревно, однако как сказала мне Сюзан, заведение построено из уцелевших обломков поезда (я и сам в этом убедился в том году, когда нашёл надпись на полу «Гравити Фолз 1883»). Это просто удивительно! Форд был прав, когда говорил, что найти все загадки и секреты в Гравити Фолз просто невозможно, ведь когда ты уже решил, что всё знаешь, очередная тайна упадёт тебе на голову. В общем, предвкушая порцию блинчиков, я зашёл в заведение, но тут же переменился. Дизайн заведения и его работники так и остались прежними, просто… бывают моменты, когда ты задумываешься о скоротечности жизни. Я увидел Ленивую Сьюзан и осознал, насколько быстро болезнь и время могут съесть человека. Она заметно состарилась. Всё лицо, хоть и покрывал толстый слой тонального крема, было в глубоких морщинах. Кожа на ногах и руках обвисла, открытая вид на тёмно-синие выступающие вены. Её седые волосы, словно солома, у корней были маслянистыми и блестели на свету. А платье… Её сиреневое платье и белоснежный передник совсем выцвели и были в пятнах и катушках. Она медленно и тяжело передвигалась и дышала, однако продолжала обслуживать клиентов, и, несмотря на возраст, по-прежнему оставалась добродушна, и сохранила странное чувство юмора. Подмигивала своим закрытым неаккуратно накрашенным веком и боролась веником с грызунами, что делали дыры в полу. Мне стало так жутко, что я выбежал оттуда. К этой эмоции добавился стыд и неловкость, ведь со мной поздоровались и даже сказали, что рады видеть (это я услышал уже на пути в лесную чащу). Но вернуться в заведение я просто не смог…       «Смерть каждый день забирает людей к себе, это неизбежно. Я знаю, как тебе трудно свыкнуться с этой мыслью, но ты не должен оставаться на месте только потому, что время нельзя остановить», — сказал мне Билл и нежно погладил по плечу. Мы вновь сидели в его небольшой полуоткрытой террасе, и пили холодный чай, наслаждаясь пением птиц и мягким дуновением тёплого ветра. «Её годы подходят к концу, я даже могу назвать тебе приблизительную дату». «Пожалуйста, не говори мне ничего о смерти», — попросил я Билла и отошёл к деревянным перилам. Мне вновь было противно где-то глубоко внутри. Тело неприятно сжималось, казалось, я выпил воду с лимоном и ударился локтем, защемив нерв. А всё потому, что я точно знал, что после восемнадцати буду обращён в демона и стану жить вечно. Буду наблюдать за смертью всех тех, кто мне дорог, и больше никогда не смогу увидеть их. Это было больно, и я не хотел даже думать об этом. «Малыш, Ленивая Сьюзан счастлива. Она прожила интересную жизнь и готова отойти в мир иной. И иногда ей самой этого хочется, потому что она устала. Годы берут своё, тело постоянно ломит, и прочие болячки вылезают наружу, — вполголоса сказал он, а потом встал с места и подошёл ко мне, заключив в объятия. — Я могу перестать говорить о смерти, если ты хочешь. Обещаю, ни одного намёка, шутки и прочего ты больше никогда от меня не услышишь. Но готов ли ты будешь к тому дню, когда годы членов твоей семьи и друзей подойдут к концу? Ты едва выдерживаешь удара от потери хорошей знакомой, так что же будет дальше? Мне лишь хочется, чтобы ты был готов к этому. Чтобы ты не боялся и не впадал в панику, а воспринимал смерть как естественный процесс, понимаешь?».       Это было не всё, что он сказал мне тогда, на самом деле мы говорили около нескольких часов, а последний час и вовсе беззаботно болтали обо всём на свете. Я даже несколько раз посмеялся с его шуток, которые он успел пустить. Форд и Мэйбл иногда звонили мне, я брал трубку, отвечал, что со мной всё хорошо и что хочу отдохнуть, а после вновь мило улыбался и сильнее прижимался к Биллу.       За несколько минут до того, чтобы допить чай и отправиться домой, я рассказал ему о своих мыслях. Поделился, что пришёл к выводу о том, что своими руками могу создать нечто неповторимое. Думал, что получу смешок в ответ, как вдруг… «Разве ты не знал об этом?». Он спросил меня с таким возмущением, что мне стало неловко. Билл взял мою руку, прижал к своей щеке, а затем, не отводя пристального взгляда от моих глаз, нежно поцеловал запястье. «Сосенка, ты чуть ли не каждый день совершаешь этими руками подвиги и неповторимые вещи. Они просто маленькие, обыденные, и ты уже давно не замечаешь их, — бархатным голосом сказал он и оставил ещё один поцелуй. — Ты успокаиваешь ими Звёздочку, когда ей плохо, помогаешь тащить тяжести своим дедушкам. Ты заботишься ими о себе, когда чистишь зубы, моешься, готовишь еду или записываешься на научные выставки или конференции. Ты…даришь ими любовь, когда прикасаешься ко мне. Когда помогаешь мне в чём-то или делаешь неожиданный презент. Малыш, ты уже давно творишь ими чудо».       Я шёл домой тогда одухотворённым и таким уверенным, что мне казалось, прямо сейчас могу свернуть горы. Я не переставал улыбаться и не понимал, почему члены семьи так удивлённо смотрят на меня. Лишь когда дедушка Форд довольно резко и грубо схватил меня под руку и начал тащить в подвал, я понял, что дело плохо. Но об этом я расскажу тебе уже завтра, а сейчас меня ждёт сон…