Amor ad mortem

06/30/2015

      Надеюсь, дневник, я не потревожил тебя, делая запись в два часа ночи. Но я никак не могу уснуть! Даже понимая, что через пять часов должен быть на ногах, чтобы не опоздать на автобус, всё равно продолжаю ворочаться в кровати. В голове крутятся мысли о предстоящей поездке, и я не могу унять их. И так постоянно! Ночь перед важным событием практически всегда оказывается бессонной. Сна ни в одном глазу. Но если раньше я пытался медитировать, медленно дышать и насильно оставался лежать неподвижно на мягком матрасе, уже чувствуя боль в мышцах (казалось, на теле появлялись пролежни и кровоточили), то сейчас я даже не буду пытаться делать из этого списка что-либо. Конечно, давно надо было перестать себя мучить, но мне всегда почему-то казалось, что если я прямо сейчас засну, то проснусь обязательно бодрым, ведь поспал целых восемь часов. Мой день, конечно же, пройдёт удачно и всё у меня получится. Надо ли говорить, что просыпался я в итоге с головной болью, хотел спать ещё больше, а на протяжении всего дня медленно соображал и, порой, был настолько неуклюж, что из рук валилось всё, что в них можно было положить?       Только что я зевнул. А я знал, что ты будешь положительно влиять на меня. Ведь как только я записываю все мысли, которые у меня копошатся в голове, они будто бы остаются на бумаге и больше не тревожат меня. К слову, одна из таких мыслей связана с Гравити Фолз. Когда-то, дневник, ты был обычным деревом, и я думаю, сможешь понять меня, потому что речь пойдёт о лесе. Знаешь, в штате Орегон он очень загадочный, и я с каждым разом всё больше и больше убеждаюсь в этом. Понятное дело, он наполнен тайнами, аномалиями и волшебными существами, но это не совсем то, что я имею в виду. Как бы тебе сказать…. Иногда мне кажется, что лес живой. Да, это странно, но давай я постараюсь объяснить это тебе. В ясную солнечную погоду, когда птицы начинают звонко петь, и где-то в самой чаще журчит ручей, лес становится живым. Кажется, это не ветер качает ветви, заставляя листья звонко шелестеть, это всё голос леса. Он разговаривает, приветствует этот день и всех, кто в нём обитает. А в пасмурные дни, когда свинцовые тучи полностью заволокут небо, и дождь начнёт мелко моросить, кажется задумчивым и очень тихим. Но зато после дождя, стоит солнцу появиться на небосводе, лес будто бы снова становится умиротворённым. Каждый листик, каждая травинка, покрытая росой, блестит от золотых лучей. Даже самая маленькая паутинка с её красивым неповторимым узором осыпается сотнями капелек, словно крошечными кристалликами. Как ты заметил, дневник, я внимательно наблюдал за настроением леса. Хочешь ли ты знать ещё? Уверен, что хочешь! Потому что в грозу, когда тучи, наполненные тьмой, изредка прорезаются молниями, лес стонет, но голос его перекрывает раскат грома. Дождь с ледяным ветром свирепо ломают ветви деревьям и с силой втаптывают траву, перемешивая её с грязью. Животные и волшебные существа вынуждены прятаться в укромном месте, но не всегда им это удаётся. Я помню, как гномы просили у нас помощи, потому что ливень затянулся на целую неделю. Неделя, представляешь? А ведь это всё из-за Билла (как выяснил я позже), и мы даже серьёзно поссорились на эту тему. О, я хорошо помню наш диалог. «Дождь шёл из-за тебя? Ты представляешь, что натворил вообще? Ты чуть не устроил потоп!» — обозлился на него я тогда. «Я был не в настроении. Не понимаю твоей злости в данную минуту. Что ты хочешь? Солнце вновь на месте, дай ему время и все лужи испарятся», — ответил он мне скучающим и немного уставшим голосом. «Испарятся и вновь прольются дождём! Это элементарный физико-биологический процесс! Ты действительно не понимаешь, почему я злюсь? — он отрицательно покачал головой и зевнул, облокотившись подбородком на руку. В тот момент, кажется, я впервые вышел из себя и чуть ли не стал кричать: — Да ёбаный ты треугольник, Сайфер, ты Гравити Фолз чуть не затопил! У людей потекла крыша и потолок, дома начали гнить! Кучу поваленных деревьев и сломанных машин! Тебе мало? Некоторые люди попали в реанимацию! В реанимацию, Билл!». «Не кричи, пожалуйста, у меня и без того болит голова, — в том же тоне продолжал он. — Откуда мне было знать, что после используемого заклинания моё настроение временно отразиться на погоде в Орегоне? Что сделано, то сделано. Мне нет дела до остальных людей и их имущество. Никто не погиб? Вот и славно». После этих слов я замолчал. Я был ужасно зол и даже не знал, что ему ответить. Конечно, и до этого разговора я знал о его предвзятом отношении к людям (особенно когда он называл их «мясными мешками»), но в тот момент что-то сжалось у меня в груди и мне стало тошно. Мне хотелось сказать, что на месте пострадавших мог оказаться я, но я отчего-то промолчал. А Билл, словно прочитав мои мысли, продолжил… «Тебе следует снять розовые очки, Сосенка, поскольку люди умирают от природных явлений прямо сейчас, пока ты стоишь здесь и дуешься на меня. — Он хлопнул в ладоши, затем ещё раз, и ещё. — Смотри, троих уже нет в живых. — Снова хлопок. — А этому повезло, обойдётся небольшим переломом. Каждый день кто-то умирает. Неужели все эти люди тебе безразличны? А здесь, в Гравити Фолз? Как я погляжу, тоже, ведь никому из них ты так и не помог. Это ли не эгоистично, а, Сосенка?». Ох, дневник, мне стало так стыдно в тот момент. Я ведь и вправду никому не помог тогда, лишь охал над тем, как же не повезло моим соседям. Бывало, изредка, когда некоторые попадались мне на глаза, спрашивал их о предстоящем ремонте, а затем, когда мы прощались, желал всего наилучшего, так, будто бы после моих слов их жизнь должна наладиться. «Хорошо, я сам выжгу все эти лужи к чертям! — вдруг выругался на меня Билл, отчего я вздрогнул. — Только не смотри так на меня. Хватит щенячьих глазок, я и без них понимаю свою ошибку».       На следующий день после разговора с Биллом в Гравити Фолз вновь было сухо и солнечно, и я сразу понял, что он сдержал своё слово. Не могу сказать, что не был удивлён (Билл никогда не нарушал своих обещаний), но мне было очень приятно. «Как насчёт помочь соседям?» — обратился я к Мэйбл в тот день, понимая, что мне неловко предлагать помощь и один я точно не справлюсь. Не помню точно, что она ответила, но совесть тогда окончательно меня съела. Оказывается, Мэй уже давно записалась в волонтёры и активно помогала всем вокруг. Она несколько секунд смотрела на меня с удивлением, будто я сказал что-то самое глупое на планете, а потом так широко улыбнулась и так крепко обняла и запрыгала, что я даже смутился. Стоит ли описывать, что было дальше? На мой взгляд, это очевидно, но, пусть будет тут, вдруг забуду. «Тебе очень идёт синий цвет!» — сказала мне Мэйбл, когда я надел специальную футболку и браслет с надписью «волонтёр». Уже через пару часов мы помогали чинить забор Мэрайи — милой девушки со светло-каштановыми волосами и бледной кожей. Она была жуткой фанаткой Вилли-барсука, и мне казалось, что если в последующие полчаса она продолжит напевать песни аниматроников, то я начну сходить с ума. Благо, этого не произошло, поскольку к нам присоединилось несколько взрослых мужчин, но заняты они уже были просушкой дома. До самого вечера я старался помочь всем, кто нуждался в этом. Разносил продукты и лекарства, таскал поваленные ветви деревьев и следил за детьми. Мне было искренне приятно помогать окружающим. Я практически не чувствовал усталости, казалось, во мне открылось второе дыхание. Всё своё свободное время до конца летних каникул я тратил на благо общества. А в предпоследний день августа, когда я всё же решил подойти к Биллу, то мне почему-то стало ужасно неловко. Я ведь не уделял ему ни секунды, постоянно был чем-то занят. «Ты молодец, Сосенка, — сказал он мне в последнюю нашу встречу и очаровательно улыбнулся. — Ты можешь гордиться собой, только прошу, обещай, что не будешь настолько увлекаться волонтёрством следующим летом. Хорошо?» Как же я его тогда крепко обнял (кажется, даже услышал хруст косточек). Пожалуй, это одно из тех обещаний, которые я с удовольствием готов выполнить. Мы слишком долго не были рядом…

8:27 a.m.

      Извини за мой корявый почерк, дневник, но писать в трясущемся автобусе с сестрой, спящей на плече, не очень-то и удобно. Представляешь, она тоже не спала этой ночью. Но если меня мучила бессонница, философские мысли о лесе и воспоминания, то она готовила дедушкам подарки. Представляешь? Своими руками вырисовывала открытки. Сделала картонные коробочки, раскрасила, а после положила туда любимые сладости дедушек и завязала сверху бантиком! Но, Мэй слишком хорошо знает меня, и, предотвращая мои панические мысли, о том «как же я буду плохо себя чувствовать, если приеду с пустыми руками, какой же я ужасный племянник после этого», всучила два подарочных пакета. В одном, совсем маленьком, лежат несколько батареек для наручных часов дяди Стэна и чехол для очков. В другом же, чуть больше, красивый записной блокнот и ручка — это для Форда. Конечно, эти вещи несравнимы с подарками Мэйбл, ведь она делала их от чистого сердца, но я уверен, дедушкам и это понравится. Не подумай про мня что-то плохое, нет, я не приверженец идеи «дорог не подарок, дорого внимание», но ведь доля правды в этом есть. Дедушкам (да и пожилым людям в целом), на мой взгляд, намного ценнее забота и поддержка, чем материальные вещи. Не хочу говорить за всех, но лично для моих — разного предназначения побрякушки не так важны, как встреча и времяпровождение с любимыми внуками. Подарок что-то вроде приятного б0нUса бонуса. Дурацкий камень, попавший под колёса автобуса, испортил всю запись. Блин, и Мэй проснулась… В общем, до вечера.