That Pain to Miss

      Джулиан побарывает своё смущение и очень скоро становится постоянным вечерним посетителем, видимо, его перестало устраивать обычное ожидание в машине.       Сначала он просто спрашивает, как у меня прошел день, и насколько успешно справляется с чтением Скотт, я довольно добродушно и терпеливо отвечаю на все вопросы, с Джулианом легко общаться. Со временем он начинает приходить немного раньше и задерживается у моего стола с каждым днем чуть дольше. Скотт уже не собирает книги к назначенному времени, чтобы было чем себя занять, пока мы болтаем.       — Тебе, наверное, кажется, что я ужасный отец, раз позволяю родному сыну целый день просиживать в библиотеке. Вот только я старался занимать его после школы, отвозил к бабушке с дедушкой, даже нанимал няню, но всё без толку, ему больше нравится проводить время здесь, с книгами.       Я вспоминаю собственное детство, забитые до отказа книжные полки в Форксе, перекочевавшие в мою комнату в Чикаго. Человеческая память всё больше стирается, но я до сих пор отчетливо помню своё желание окунуться в вымышленный мир и сбежать от реальности.       — Если Скотту это нравится, то почему бы и нет, — пожимаю я плечами в ответ. — Не думаю, что это как-то ему навредит, он просто познает мир не так, как остальные дети.       Джулиан кажется мне очень скромным и одновременно очаровательным, мне нравится необычное чувство юмора и лёгкость, с которой у нас получается общаться. Вот только это огромное испытание для моего самоконтроля, особенно когда Джулиан наклоняется ближе ко мне, перегибаясь через стойку, я благодарю бога, что между нами имеется хоть какой-то барьер. Никто из людей, с момента моего обоснования в Холлисе, не пытался вторгнуться в моё личное пространство.       Люди всегда держатся на расстоянии, во всех смыслах этого слова, что вполне устраивает меня и мою жажду крови. Вот только жена Джулиана умерла от рака три года назад, так что публика решительно избаловала его своей жалостью и сочувствием, полностью искоренив в нем уважение к чужим социальным границам, в результате чего каждый вечер я мучаюсь горящим пламенем в горле.       Я пытаюсь охотиться чаще, ухожу всё дальше и дальше в поисках крупной дичи и хищников, временами я чувствую себя настолько переполненной, что становится плохо. И это нисколечко мне не помогает, каждый раз, когда Джулиан вторгается в мое личное пространство, ад в горле разгорается с новой силой.       Я знаю, что мне нужно прекратить наше общение, растоптать все теплящиеся в нём надежды, выйти, наконец, из сложившейся ситуации, пока не случилось что-то ужасное. Но мне слишком нравится его общество, с Джулианом я чувствую себя нормальной, почти человеком. И я иду на компромиссы с самой собой, надеясь, что всё обойдется, и мой эгоизм того стоит.       Есть ещё одна мысль, не дающая мне покоя. Каждый раз, когда в моём горле вспыхивает жажда, и я борюсь с желанием убить бедного парня, я задаюсь вопросом, как Эдвард это делал? Как он лежал со мной ночь за ночью? Как обнимал меня, целовал? Боже, сама идея таких действий в отношении человека для меня непостижима. Это невозможно провернуть, всё равно что спорить с гравитацией.       Через две недели я снова получаю посылку от неизвестного отправителя. Она больше предыдущей, размером примерно с книгу, но легче и тоньше. Я осторожно вскрываю обёрточную бумагу и вижу перед собой небольшую рамку для фотографий из тёмного дерева. Изображение внутри представляет собой страницу из старинного манускрипта, средневекового, если не более ранних времён, и я от всей души надеюсь, что это репродукция. Текст отлично сохранился, цвета чернил сохранили свою яркость, замысловатые буквы испещрены завитушками, а поля украшены потрясающими детализированными рисунками и кельтским узлом, внизу страницы выведен изящный лебедь.       Миссис Эйнсли сразу же узнает страницу.       — Это из Книги Келлса, — она наклоняется, чтобы рассмотреть рамку поближе. Огненный спазм сжимает горло в ту же секунду, как я чувствую запах её крови. — Мы с Мэвис видели оригинал этой страницы, когда ездили в турне по Европе в прошлом году.       — Где именно? — Сдавленно шепчу я, не отрывая глаз от страницы в рамке.       — В колледже Тринити, в Дублине.       Тем же вечером я залезаю в интернет и читаю всю доступную мне информацию об иллюстрированной рукописи, об аббатстве, в котором она хранится. Разбираю тайный смысл знаков на полях страницы и значении букв. Затем я переключаю своё внимание на лебедя, зачитываясь ирландскими легендами и мифами о Детях Лира. В некоторых версиях девятисотлетние дети снова превращаются в иссохших людей и погибают. В других сказаниях они проходят через обряд крещения и попадают на небеса. Какое же будущее предрешено для этого Лебедя? Я раздражённо выключаю компьютер и бегом преодолеваю расстояние от дома до линии деревьев, я бегу так быстро, что нахожусь уже в миле от дома, когда слышу хлопок закрывшейся за мной двери.       Джулиан очень настойчив, я раз за разом отклоняю все его приглашения на кофе, завтрак, ланч и ужин.       — Я тут подумал, — предпринимает он очередную попытку. — Поскольку еда это больная для тебя тема, может ты согласишься пойти в парк со мной и Скоттом завтра днём? Погода, правда, будет не очень, обещают тучи и мелкий дождь, но было бы неплохо выйти на улицу. Ты проводишь на работе слишком много времени, тебе не помешает слегка позагорать и провести время на свежем воздухе.       Я прячу ухмылку, думая о часах и пройденных мною «на свежем воздухе» милях в предрассветные часы сегодняшнего утра. Но прогулка в парке кажется мне довольно безобидным занятием, только если они не приведут с собой собаку, собаки меня ненавидят. Я напряженно пытаюсь вспомнить, говорил мне Скотт что-нибудь о домашних животных.       — Давай, звучит довольно заманчиво.       Лицо Джулиана озаряет счастливая улыбка, и в это же мгновение на меня накатывает ужас осознания. Боже, что я делаю?       — Отлично! Встретимся с тобой завтра на Николас Филд, около часа дня?       Я киваю, не в силах говорить. Происходящее кажется мне предательством, и я не уверена, предаю я саму себя или Эдварда.       Только припарковавшись на стоянке парка я понимаю, какую ошибку совершила. Сегодня субботний день, и мы здесь вовсе не для того, чтобы покидать фрисби или выгулять собаку. Мы на чёртовом детском бейсбольном матче клуба «Даймонд».       Скотт и Джулиан вылезают из внедорожника, припаркованного прямо передо мной, и, конечно же, Скотт одет в бейсбольную форму. Он нетерпеливо подрыгивает, и я думаю, что он съел за завтраком двойную порцию сахарных хлопьев. Джулиан машет мне рукой, бежать уже поздно, я самолично вырыла себе эту яму.       Эдвард удивленно поднимает голову, уловив мой запах, как только я выхожу из-за деревьев. На нём темно-синяя форменная куртка Henley и джинсы, а бейсбольная кепка скрывает растрёпанные медные волосы. Он прищуривает глаза, наблюдая, как Джулиан кладёт руку мне на поясницу, чтобы проводить до трибун, и резко отворачивается к команде игроков, чтобы раздать им указания перед матчем.       Желудок будто набивают битым стеклом. Чувство вины обрушивается на меня, когда я вижу раскаленную ярость и боль в глазах Эдварда.       «Он первым причинил мне боль, первым это начал, — пытаюсь убедить себя, — я ни в чём не виновата.»       Джулиан, похоже, совсем не замечает, что меня разрывает от противоречивых чувств, и игнорирует мои попытки держаться на расстоянии, постоянно наклоняясь ко мне, чтобы привлечь моё внимание к людям, сидящим на трибунах, и рассказывая весёлые истории. К счастью, Скотт выходит на поле, мы громко кричим и хлопаем, когда он делает первый замах. Бедняга промахивается, и я даже отсюда вижу, как краска стыда заливает его лицо. Воспоминания о собственных спортивных унижениях вызывают у меня желание броситься к ребенку с утешениями, но Скотт выпрямляется и точным ударом биты отправляет второй мяч на другой конец поля. Мы с Джулианом кричим и машем руками, я слишком радуюсь за Скотта и слишком поздно осознаю, что Джулиан меня обнимает.       В этот момент я осознаю сразу две вещи. Во-первых, каждый атом моего тела жаждет накинуться на Джулиана, разгрызть его горло и пить-пить-пить. Во-вторых, самым краешком сознания я улавливаю тихий стон вырвавшейся душевной боли Эдварда, и звук переломленной надвое биты.       Я отталкиваю Джулиана от себя, наверное, слишком сильно и резко, он непонимающе смотрит на меня, глупо хлопая глазами. Я не могу позволить себе вдохнуть, едва себя контролирую. Я сильно трясу головой, разворачиваюсь и пробираюсь по трибунам к выходу так быстро, как могу, чтобы не выдать себя. Машину оставляю на парковке, иду быстрым шагом, срываясь на бег сразу, как оказываюсь вне поля зрения для людских глаз. Мне нужно убраться как можно дальше, как можно быстрее, чтобы предательское тело не имело ни единой возможности вернуться и прикончить бедного парня.       Лось. Олень. Еще один олень.       Всё, о чем могу думать, это рёв его крови и влажный грохот сердцебиения.       Олень. Пума. Лось.       В моей голове только крик боли Эдварда и треск разломанной биты.       Я падаю на сухую землю, как сломанная кукла. От дикой жажды сводит горло, и я набираю номер по памяти, Элис берёт трубку раньше, чем я успеваю услышать гудок.       — Элис, — мой голос звучит надломлено, абсолютно неузнаваемо. — Мне очень нужно поговорить с Джаспером.       — Всё хорошо, Белла, слышишь, всё хорошо, Джаспер сейчас ответит, — мягко успокаивает она меня, — Джаспер уже тут, с тобой всё в порядке. Опасность была какое-то время, я пыталась предупредить тебя по электронной почте, но час назад всё пришло в норму.       — Пожалуйста, — шепчу я, — мне без разницы, что тогда было... Просто... Мне просто нужно поговорить с Джаспером.       Если кто-то и способен меня сейчас понять, осознать весь охвативший меня чудовищный ужас, так это Джаспер Хейл, единственный вампир семьи Калленов, с таким же трудом контролирующий свою жажду.       — Я здесь, Белла, — говорит он, и одного его голоса достаточно, чтобы отогнать адское пламя жажды на задний план. — Я здесь, я с тобой.