That Pain to Miss

      Кейси Линкольн шестнадцать лет, и она помешана на мальчиках. Она подрабатывает в библиотеке на добровольных началах три раза в неделю, потому что её мама считает, что отметка о подработке хорошо скажется при зачислении в колледж. Кейси же считает, что работа открывает новые возможности увидеться со своим парнем Мэттом, работающим на заправке по пути к её дому.       — Я сказала маме, что заканчиваю в шесть, — она лукаво пожимает плечами, — это значит, что у меня появляется лишний час наедине с Мэттом.       Все её жесты, улыбки и с вызовом приподнятые брови напоминают мне о Джессике Стэнли. Интересно, чем она сейчас занимается, и пошла ли на выпускной с Майком, как и планировала? Как она отреагировала на весть о моей смерти?       Чаще всего Кэйси занимается сортировкой модных журналов, полных сплетен о кинозвёздах, периодически рассказывая мне об отношениях тех или иных знаменитостей.       — Смотри, даю руку на отсечение, что он встречается со своей партнёршей по фильму, — авторитетно заявляет она, указывая на размытую зернистую фотографию в журнале, молодая пара на фото выглядит абсолютно неузнаваемо. Кэйси мечтательно вздыхает. — Они скрывают отношения, не хотят, чтобы их счастье было выставлено на всеобщее обозрение. Судьбоносная любовь.       Я пытаюсь скрыть скептичное фырканье кашлем.       — Ты не веришь в судьбоносную любовь, Изабелла, потому что ещё не встретила того единственного. Как только встретишь, сразу поймешь, что я имею в виду.       На этот раз я откровенно закатываю глаза, ни капли не утруждая себя попытками это скрыть. Кейси внезапно замирает, и смотрит на меня полными сожаления глазами.       — Прости, я же знаю, что ты… То есть, ну… про твоего парня… — она бормочет, с трудом подбирая слова, и бесцельно переставляет книги, скрывшись из вида за стеллажом. — Не все парни такие плохие.       Точно, я и забыла, что я бедная, несчастная Изабелла, жертва домашнего насилия, пострадавшая от рук злобного жениха. Иногда я забываю, какую именно из своих ролей играю.       — В любом случае, — невозмутимо продолжает Кейси, уже достаточно придя в себя, — я нашла тебе идеального парня. Я бы и сама с удовольствием бросилась в его объятия, но ты же знаешь, у меня уже есть Мэтт, и я по уши в него влюблена, да и вообще, он слишком старый. Твой чувак, я имею в виду, не Мэтт.       Я собираюсь прервать Кэйси, чтобы напомнить, что я всего на пару лет старше ее, но мой телефон вибрирует, сообщая о входящем сообщении от Элис. «911» пишет она, и сразу перезванивает. Я мигом поднимаю трубку, Элис присылает этот код только в особых случаях, и знаю, что себе дороже их игнорировать.       — Я бы предупредила тебя раньше, — частит Элис, — но, клянусь Богом, я понятия ни о чём не имела, и никто из семьи тоже, честно!       Кэйси не замечает, что я говорю по телефону, и продолжает щебетать по ту сторону стеллажа.       — Он врач, Изабелла, это уж точно должно тебя впечатлить. Я видела его в клинике в пятницу, и ты ни за что не догадаешься, как я туда попала….       — Белла, это очень серьезно, клянусь, я не вру, мы правда ничего не знали! Ты там?.. — Голос Элис доносится до меня, как из под толщи воды.       — …потому что мистер Трой, помнишь, придурочный учитель физкультуры, я тебе про него рассказывала, решил, что у меня растяжение, хотя на самом деле никакого растяжения не было…       — Белла? Милая, поговори со мной, мне нужно тебе рассказать…       — … и вот там был этот парень! Сногсшибательный доктор Мэйсен, у него такой глубокий задумчивый взгляд и растрёпанные волосы…       Голоса зажимают моё сознание в тиски, я закрываю глаза.       — Белла! Скажи, что ты меня слышишь! Ты его уже видела, поэтому сейчас молчишь? С тобой всё в порядке?       — … на самом деле он не выглядит таким уж старым, во всяком случае, он не такой старый, как Джеральд, но он врач, так что определённо старше меня. Он идеальный вариант для тебя, весь такой бледный, с ослепительными глазами, и его голос, боже, ты бы слышала его, когда он сказал: «можно просто Эдвард», даже это древнее имя не делает его хуже…       — Белла, ответь!       — Изабелла? О боже мой, Изабелла! МИССИС ЭЙНСЛИ, СКОРЕЕ БЕГИТЕ СЮДЕ, ИЗАБЕЛЛА, КАЖЕТСЯ, ПОТЕРЯЛА СОЗНАНИЕ!       Выстланный ковром пол библиотеки и правда приближался с устрашающей скоростью, хотя я была почти на сто процентов уверена, что вампиры не могут упасть в обморок.       Миссис Эйнсли склоняется надо мной, а Кэйси прижимает к уху телефон, и, мне кажется, они говорят очень громко, но я не могу разобрать ни слова, оглушительный шум в голове заглушает все звуки.       — Доктор уже в пути, Изабелла, — успокаивает меня мисс Эйнсли, словно эти слова вообще способны меня успокоить. Осознание обрушивается на меня, как пощечина, я начинаю громко протестовать и пытаюсь подняться с пола, убеждая их, что врач мне сейчас нужен в последнюю очередь.       Слишком поздно. Он уже шагает по библиотеке, словно герой с обложки одного из любимых любовных романов Кэйси. Тёмные джинсы и безупречно сидящая на широких плечах бледно-голубая рубашка с закатанными руками, открывающая вид на мускулистые предплечья. Как и я, он носит очки, но они ни капли его не старят, а взгляд из-за линз обжигает золотым цветом.       — Чувак… это было действительно быстро… — бормочет поражённая Кэйси, в её голосе звучит благоговение.       — Я был поблизости, — равнодушно роняет Эдвард и опускается передо мной на колени, одно мгновение, и его руки у меня в волосах, пальцы бережно ощупывают череп на предмет травм, будто это вообще возможно. Я забываю задержать дыхание, и мои легкие наполняются запахом Эдварда. Это слишком… Слишком для меня и моего тела. Он пахнет грозой, свежей человеческой кровью, он пахнет домом.       — Вы ударились головой, когда падали, мисс Уитлок? — спрашивает Эдвард, его голос звучит грубо, на лице непроницаемая маска заядлого картёжника.       Он поднимает палец, и просит проследить глазами за его движением, но я не могу разорвать зрительный контакт даже ради показательной игры в человека. Он здесь, спустя столько дней, касается меня, оставляя на теле горящие следы, и я понятия не имею, чего он этим добивается.       — Когда вы в последний раз что-нибудь пили? — Он смотрит на меня, приподняв бровь, полностью сбивая меня с мысли. Чтобы ответить ему, мне нужно сделать вдох, но, если я сделаю вдох, умру.       Он разочарованно вздыхает и встает на ноги. Отсутсвие его прикосновений ощущается пудом соли на кровоточащих ранах.       — Я думаю, мисс Уитлок просто обезвожена, — успокаивает он миссис Эйнсли, одаривая её лучезарной улыбкой с мощностью в тысячу ватт, она краснеет до корней седых волос. Кэйси показывает мне большой палец, стоя за его спиной, бесстыдно подмигивая. — Но я всё равно отвезу её домой и проконтролирую состояние, чтобы убедиться, что всё в порядке.       Я всё ещё сохраняю полное молчание, не доверяя до конца бунтующим нервным окончаниям, отвечающим за слова и действия. Я чувствую себя преданной этим глупым, бессмертным телом, так отреагировавшим на обрушившуюся на меня ярость. Ярость, направленную на Эдварда Каллена. Мэйсена? Без разницы.       Эдвард наклоняется, подхватывает меня под руку и легко поднимает на ноги, предательница Кэйси с готовностью вручает мне сумку, и мне ничего не остается, как позволить Эдварду вывести меня из библиотеки и усадить в тёмно-зеленый Мерседес, припаркованный у входа.       Эдвард нарочно медленно выруливает с парковки, слегка помахав на прощание миссис Эйнсли. Она стоит, прижав руку к громко бьющемуся сердцу, всё ещё красная, как школьница. Стоит нам скрыться из вида, свернув за угол здания, Эдвард разгоняется до привычной ему скорости, и ведёт машину точь-в-точь как раньше, маниакально быстро.       Всего за пару минут мы подъезжаем к моему дому. Я не спрашиваю, как он узнал мой адрес. Мы сидим в машине, неловкая тишина, повисшая в салоне, давит на нас обоих.       — Не пригласишь меня войти? — Наконец спрашивает он, и я удивленно отмечаю, что звучит он не очень уверенно.       — С каких это пор тебе требуется разрешение, чтобы вломиться ко мне? — Мой голос мрачен, в нём отчетливо слышится неизбежность ситуации.       Он следует за мной в дом, и я запоздало жалею, что не могу занять руки, как это мог бы сделать человек. Человек мог бы прямо сейчас пойти заваривать чай, приготовить сэндвич, закурить сигарету. Хоть чем-то занять руки пока длится это бесконечное давящее молчание.       Мы стоим на моей кухне, огромные великолепные эркерные окна открывают прекрасный вид на задний двор и деревья, растущие до самого Серебряного озера.       — Этот город немного напоминает Форкс, — первым разрушает тишину Эдвард. — Хотя дождливых дней здесь поменьше.       Раздраженное шипение вырывается из моего горла.       — Светская беседа, Эдвард? Правда? Хочешь поговорить о погоде и повспоминать Форкс? — Мой голос звучит жестко и надтреснуто, но без истеричных ноток. Я была выбита из равновесия с той самой секунды, как услышала о нём от Кэйси, и только сейчас совершенно внезапно ощутила, что силы снова возвращаются ко мне. — Что ты здесь делаешь?       — Элис правда старалась, — он проводит рукой по волосам и выглядит почти смущённым. — Скрывала мысли, напевая польскую поэзию, понятия не имею, где она этого нахваталась.       Моё лицо искажается в мстительной гримасе.       — Это не ее вина. Джаспер… отвлек её однажды вечером, и я увидел в мыслях этот дом, больше ничего. У меня ушло около трёх месяцев разъездов по Новой Англии, прежде чем я смог отыскать это место.       — Ничего из этого не даёт ответ на мой вопрос.       Он прислоняется спиной к кухонной стойке, закатное солнце пробивается сквозь плотные облака и лучи падают на его лицо, отражаясь от тысячи граней словно покрытой алмазной крошкой кожи. Он выглядит невероятно красиво, заострённые черты лица смягчаются, выдавая его замешательство и глубокое сожаление.       — Почему ты взяла фамилию Джаспера?       Меня сбивает с толку резкая перемена темы, и, должно быть, это отражается на моём лице. Он указывает на медальон на моей шее.       — Ты носишь кулон с гербом фамилии моего отца, но называешься фамилией Уитлок.       Голос Эдварда звучит надломлено, если бы я не знала, как он меня ненавидит, я бы решила, что ревнует.       — Что ты здесь делаешь, Эдвард?       Он разочарованно выдыхает, очевидно, что сейчас мои мысли закрыты для него так же, как и во времена моей человеческой жизни.       — Розали сказала мне кое-что, в том баре, в Нью-Йорке. Она сказала… что ты бы всё равно выбрала этот путь, выбрала бы обращение.       Я уклончиво пожимаю плечами. Он слегка наклоняет голову, не понимая моего жеста.       — Она ошиблась?       — Нет. Ты прекрасно знаешь, что я хотела этого. Я говорила тебе об этом сотню раз.       Он раздраженно выдыхает.       — Тогда это было… В том смысле, что ты понятия не имела.. Ты просто…       — Просто что, Эдвард?       — Ты не знала, о чём говорила, — слабым голосом заканчивает он.       Во мне словно прорывается какая-то плотина, и я не в силах остановить потоки слов, слетающие с моих губ:       — Когда ты бросил меня там, ты уничтожил меня, лично переломал каждую кость в моем теле, разорвал все сухожилия. Я бы выплакала реки слез, но не могу проронить и слезинки. Я бы резала и истязала себя, но и это стало невозможно. Ты заковал меня в эту тюрьму и ушёл. Как ты смеешь сейчас приходить сюда, в мой дом, и говорить мне, что я думала и чувствовала?!       Лицо Эдварда искажается в агонии боли.       — Я стою сейчас здесь только потому, что меня спасла наша семья, без них я бы нашла способ умереть, клянусь, я нашла бы. Только они смогли собрать меня и моё разбитое сердце, только из-за них я до сих пор не рассыпалась в прах.       Эдвард бьёт кулаком по гранитной столешнице, она предсказуемо хрустит под его рукой.       — Ты не понимаешь, — зло бросает он.       — Я понимаю, что ты трус! — выплевываю я в ответ. — Я прекрасно всё понимаю, особенно после того, как ты сказал, что никогда меня не оставишь, и, как оказалось, эти слова не имели для тебя никакого значения.       — У тебя было всё, Белла, а потом ты умерла… По моей вине! — он кричит, его глаза выражают жёсткую уверенность в своей правоте, с которой раньше мне не приходилось сталкиваться, и это разжигает нечто, давно дремлющее внутри меня. — И после этого они думали, что я буду проводить с тобой каждый день, наблюдая, как ты борешься с чудовищем, сидящим внутри каждого из нас, глядя, как ты учишься быть вампиром. Думали, что я смогу смотреть, как ты убиваешь людей на пути к самоконтролю, а затем пытаешься жить в страшных муках совести, всё это время зная, что это случилось с тобой по моей вине?       Он приближается ко мне, прижимая к кухонной стойке, служившей мне опорой в первые минуты нашего разговора. Проводит рукой во своим волосам в злом жесте полного разочарования к себе ик своим поступкам.       — Это я должен был инсценировать твою смерть. Я должен был сказать твоему отцу. Я должен был присутствовать на твоих чёртовых похоронах. Я обязан был забыть обо всех планах, выстроенных для твоей человеческой жизни и быть с тобой.       Он нависает надо мной, держит руки по обе стороны от меня, блокируя все пути отступления. Его глаза горят в лихорадочном блеске, грудь вздымается. Я чувствую его дыхание на своём лице, чувствую опустошающую, бесконечную печаль и боль в искажённых чертах. Он жаждет понимания и прощения, но я не могу их дать.       Я кладу ладонь ему на грудь, чувствуя как под пальцами сокращаются мышцы. Он задерживает дыхание.       — Ты должен был быть со мной, — шепчу я, мягко отталкивая его и отворачиваясь. — Убирайся из моего дома.