That Pain to Miss

      Белла в человеческой сущности, возможно, и была неуклюжей и малопривлекательной, а вот Белла-вампир, оказалось, любит танцевать.       Окружать себя таким количеством разгорячённых человеческих тел, слышать учащающийся пульс, бегущую по венам кровь - восхитительная пытка. Пытка, ежесекундно штурмующая хрупкие стены едва сдерживаемой жажды. В самом сердце клуба я танцую под гремящие басы, скользя руками по бёдрам, и мой мозг слишком забит грохотом музыки и контролем жажды, чтобы думать о чём-то ещё.       Я знаю, что затеяла опасную игру. Ночь за ночью я провожу в этой толпе, терзаясь едва сдерживаемой жаждой и необходимостью контролировать свою силу.       Если бы я всё ещё была человеком, это можно было бы назвать своего рода загулом. В том смысле, что там была бы выпивка, наркотики, искусственные стимуляторы, как у людей вокруг меня. Я чувствую, как все эти вещества проносятся по их телу, разбавляя запах горячей крови. Но я не человек. Саморазрушение намного сложнее, когда ты бессмертна. Я должна нащупать эту границу, чтобы отодвинуть её дальше, попробовать больше. Музыка обрушивается на танцпол, распаляя танцующих людей, заставляя их сердца биться чаще, мой рот наполняется ядом.       Прошло три месяца с тех пор, как я ушла от Калленов, и, честно говоря, я больше не вижу смысла вести себя осторожно и незаметно.       Я перевожу звонки Элис на голосовую почту, её сообщения всегда преисполнены фальшивым весельем и любопытством, особенно когда она спрашивает, чем я занята и как у меня дела, хотя, скорее всего, и так прекрасно всё знает. Оптимизм, смешанный с беспокойством и нежеланной жалостью. Ну, по крайней мере, из её сообщений я узнала, что Розали и Эммет вернулись, хоть один пункт из этого глупого плана сработал.       Покидая Чикаго, я думала, что немного поживу в Нью-Йорке, а затем отправлюсь путешествовать по миру. У меня были грандиозные планы о путешествии с рюкзаком по Камбодже, Таиланду, Лаосу. Я думала, что проведу время, гуляя по улочками Индии, посещая музеи и храмы в Европе. Я даже купила путеводители «Lonely planet» и пометила интересные страницы яркими стикерами.       Но один день неумолимо перетекал в другой, и мотивация растворялась в прожитых мною часах. Какой смысл путешествовать по миру, не имея возможности разделить впечатления? К тому же в путеводителях не было указаний о местах охоты, в них очень заметно отсутствовал раздел «Путешественники-вампиры». Брошюры и книги о путешествиях стали постепенно покрываться пылью в углу съёмной, кишащей тараканами, крохотной квартиры-студии. Я знала, что глупо экономить деньги, подаренные мне Карлайлом, но ничего не могла с собой поделать. Я ненавидела свою финансовую беспомощность и зависимость от семьи, поэтому покупала вещи в благотворительных магазинах. Элис сотнями оставляла сообщения, перепуганным голосом умоляя разрешить отправить мне вещи курьером. Я удалила их все.       Погода начала теплеть, и было проще вообще не выходить на улицу в течение светового дня, чем перебегать от тени к тени. Из-за этого охотиться получалось реже, и моя жажда приобрела странную форму исступления, схожую с самобичеванием, заставляя выходить ночью из квартиры и окружать себя искушением.       Не буду скрывать, помимо грызущей жажды было ещё кое-что. Я наслаждалась вниманием. Ночью моя бледная кожа и горящие безумием от жажды глаза не кажутся такими уж необычными. Как однажды сказал Эдвард: «Всё во мне создано специально для того, чтобы привлекать людей». Мне делают недвусмысленные предложения каждую ночь. Каждый раз кто-то, не являющийся Эдвардом, говорит мне, что я красивая. Это уже что-то, даже если этого и близко недостаточно, чтобы закрыть ноющую дыру в сердце.       Ночь за ночью, бар за баром, клуб за клубом. Бесконечная череда человеческих запахов и отчаянных поисков «чего-то» в конечном итоге всегда заканчиваются одним и тем же, а именно жалким одиночеством.       Времена года снова меняются, прохожие заматывают шеи в шарфы, и я, наконец, заставляю себя выйти на улицу днем. Я сижу в небольшом кафе, погруженная в свои мысли, передо мной только чашка быстро остывающего кофе. И вдруг прямо перед моим носом рука с идеально выполненным маникюром швыряет экземпляр «Post» на стол.       Фотографии на развороте шестой страницы выглядят смазано и нечетко, но я вполне себе узнаваема. Заголовок гласит «Белль на балу». Очень созвучно с «Красавицей и Чудовищем», и мне даже слегка лестно.       Я смотрю в яростные, пронзительно черные глаза Розали Хейл. Она выглядит сногсшибательно в шубе из восхитительного кремового меха, которая привела бы в ужас любого члена Гринпис. Светлые волосы собраны в тугой французский пучок, бриллиантовые серьги сверкают в белом свете флуоресцентных ламп. Это уже не та Розали, которую я помню со школы, сейчас передо мной стоит ледяная принцесса верхнего Ист-Сайла, и она вне себя от злости.       — Я была терпелива, — рычит она, кипя от ярости, — я действительно была терпелива.       — И тебе привет, Розали, — легко отвечаю я, указывая на пластиковый стул напротив. — Присаживайся.       Я понятия не имею, как она меня нашла, но знаю точно, если она ожидает увидеть маленькую, пассивную и напуганную Беллу-человека, то мне есть чем её удивить. Однако её взгляд и правда меня настораживает, и я опускаю глаза, бездумно теребя порванный подклад, торчащий из под моей неуместно короткой юбки.       — Ты идиотка, — выплевывает она и крепко хватает меня за плечо. Я мимолетно задумываюсь о сопротивлении, всё же я всё ещё сильнее её, но понимаю, что эта сцена будет выглядеть нелепо со стороны, и позволяю ей протащить меня из кафе на улицу, в парк, находящийся примерно в квартале от нас. Осенняя листва приятно хрустит под моими ботинками, а дыхания прохожих превращаются в облачка пара.       Как только мы остаёмся одни, Розали поворачивается ко мне, её глаза полны ненависти.       — Ты ведешь себя непростительно глупо и подвергаешь всех нас риску.       — Я не знала, что там будет фотограф, — начинаю я бормотать оправдания.       Честно говоря, я даже не помню, когда были сделаны эти фотографии и в каком баре, всё сливается воедино.       Одинокий бегун, завёрнутый с ног до головы в красный синтепоновый комбинезон с обветренным красным носом в тон, пробегает мимо нас и оглядывается через плечо, едва не спотыкаясь. Я полагаю, со стороны мы составляем странную парочку. Розали, вся такая ангельски идеальная, чистый гламур, и я, выглядящая как незаконнорождённый ребёнок Кортни Лав.       — Конечно, я понимаю, довольно сложно заметить фотографа, когда твоё лицо прижато к шее этого парня, а его руки на полпути к твоей юбке. Боже, ты и сейчас в ней! Во что ты вырядилась? — Рычит Розали, наконец замечая мой вид. Её голос полон нескрываемого презрения, она слегка трясет головой, словно старается вытряхнуть из неё мой образ. — Если ты хочешь умереть, Белла, поезжай в Италию и сделай всё как следует, но не натравливай Вольтури на остальных. И не разбивай сердце Чарли, заставляя его думать, что ты ещё можешь быть жива.       Упоминание Чарли выбивает почву из под ног, я опускаю на ближайшую парковую скамейку, закрываю лицо руками. Розали нетерпеливо постукивает острым носком стильных сапог.       — На самом деле мне плевать, решишь ты уничтожить себя или нет, — шипит она, — я больше переживаю о том, что ты можешь уничтожить вслед за собой и мою семью. Так что возьми себя в руки. Прямо сейчас.       Часть меня хочет с воплями броситься на Розали, расцарапать это безупречное лицо. Она не моя мать, она ничего для меня не значит. Она всегда ненавидела меня. Она не имеет права указывать мне. Но я в долгу перед Элис, Джаспером, Карлайлом, Эсме. В долгу перед Чарли. Я тру глаза тыльной стороной ладоней, оставляя на коже черный след от нанесённой вчера туши.       — Эммет на пути к той крысиной норе, которую ты называешь квартирой. Он заберёт твои вещи. С этого момента ты будешь жить у нас.       Я смотрю на Розали с недоверием.       — С какой стати мне это делать? Может, ты и права, я правда веду себя слишком заметно, но это не значит, что я из чувства вины собираюсь жить с кем-то, кто от всей души меня ненавидит.       Розали неделикатно фыркает.       — Ты и правда идиотка, — она разворачивается на каблуках, и уходит вперед. — Шевелись! — Бросает она через плечо.       Я с минуту разглядываю облупившийся чёрный лак на ногтях, обдумывая имеющиеся у меня варианты. Можно сменить город, чёрт возьми, можно даже уехать в другую страну и залечь на дно на некоторое время.       Розали находится в доброй сотне футов от меня, и не собирается замедлять шаг, но когда она говорит, я всё ещё слышу её, словно она стоит рядом со мной.       — Если этот медальон на твоей шее всё ещё что-то для тебя значит, ты встанешь на ноги и пойдешь со мной, прекратив, наконец, позорить имя Карлайла. Лучше бы она сразу начала разговор с этой части.