Один очень долгий тур

— Ауч! — громче, чем хотелось бы, и совсем не так эффективно. Зубы наоборот только сильнее стискиваются, — Серёж! — Что? — тут же, и почти настолько же возмущённо отзывается Матвиенко. — Чё делаешь? — Подумаешь, куснул по-дружески за попу, — фраза из мультика заставляет хихикнуть обоих, — ничего такого. И правда — хули Арсений возмущается, если сам голый зад выставляет так призывно. Лежит на кровати, прикрыться даже не подумал. Спасибо может говорить, что Серёжа пока только до таких действий додумался. — Ещё куда кусать собираешься? — иронично спрашивает Арс. И не представляет даже, что посеял в голову Матвиенко целый рядок мыслей. Тот медлит, выбирает места, целый топ составляет для самого себя. — А куда разрешишь? — спрашивает на всякий случай. Арсений разворачивается вполоборота. Смотрит на взглядом долгим, тяжёлым. А потом вдруг выдаёт: — Весь твой. Конечно, теперь Серёжа не медлит. Кусает чуть повыше тазовой косточки, чуть поднявшейся от постели, сильно, и тут же зализывает укус. Попов только вздрагивает. А Матвиенко уже носом ведёт вверх до рёбер, целует быстро и кусает снова, теперь осторожно, стараясь одну только кожу зацепить. Слышит, как Арс дышит тяжелее и улыбается. — Повернись, — просит. И недовольно цокает языком почти сразу же. Попов поворачивается обратно на живот, прогибает спину. И даже со стороны затылка видно, как ярко улыбается. — Не так, так позже, — заигрывания игнорировать не получается, и Серёжа тоже улыбается, — на спину. — Я шашлычок, — вспоминает Арсений ещё один мультик, когда ему помогают перекатиться в положение нужное. — Там в него, во-первых, вошли… — Фу, Серёж! Но не смотря на комментарии, улыбки с губ ни одного не сходят. Матвиенко при этом времени не теряет — седлает бедра Арсения водит руками по торсу и наблюдает за реакцией. — А во-вторых? — спрашивают. Явно не тот звук, который ожидался. — Во-вторых — это тоже рано. Руки остаются на боках, где-то возле рёбер, а сам Серёжа наклоняется с хитрой улыбкой. Арсений сам сказал, что весь, так что… Вокруг соска сначала смыкаются в быстром поцелуе губы. По бугорку проходится язык пару раз, а потом Матвиенко прикусывает — осторожно-осторожно. Но даже это полустон вытягивает, а значит они на правильном пути. Дорожкой поцелуев Матвиенко к другому соску смещается. Играет с ним губами и языком дольше, а на втором движения повторяет пальцами. Чувствует, как буквально под ними тяжелее начинает вздыматься грудь, улыбается и прикусывает сильнее. Арсений ахает. Пальцы сжимает на плече Серёжи — ощутимо, но никак не комментирует. Укус Матвиенко зализывает, и приподнимается. — Не передумал? — уточняет с хитринкой в глазах. — М-м — Попов качает головой, — но помни про концерт завтра… — Неужели, — начинает Серёжа, смещаясь выше, — у тебя нет какого-нибудь, — наклоняется так, что губы и зубы — в опасной близости к шее, — красивого бадлона? — Да, — выдыхает Попов. — Это «да», — короткий поцелуй в проступившую на шее венку, — «нету», или, — ещё один в моментально дёрнувшийся кадык, — «да» — «есть». — Это «да когда же уже ты сделаешь то, что хочешь» — чеканит Арс на выдохе. Серёжа ухмыляется. И тут же от шеи возвращается обратно к груди. На этот раз мажет губами по солнечному сплетению, оглаживает ребра пальцами, и опускается ещё ниже. Несколько быстрых поцелуев возле пупка, и Арсений уже ёрзает бёдрами, ну до чего предсказуем местами. Серёжа кусает живот. Не больно, скорее предупреждающе, и заставляя прогнуться. — Смазка далеко? — спрашивает. — А что, все слюни по мне уже размазал? Как Арсению удаётся язвить даже в настолько уязвимом, возбуждённом положении находясь — настоящая загадка. Но Серёжу он не мучает. Смазку выуживает из-под подушки и передаёт. — Ты что, готовился? — звучит вместе с щелчком тюбика. — Нет, просто так с голой жопой посреди номера, в который кто угодно зайти может, лежал, Серёж. — Арсе-ений, — только и звучит в ответ. А после смазанные два пальца Серёжи уже толкаются в узкое колечко мышц, заставляют ещё сильнее прогибаться. И отвлекая от ощущений, возможно неприятных (хотя по довольной улыбочке Попова так и не скажешь), губы спускаются ниже. Вдоль дорожки волосков от пупка вниз Матвиенко проводит, едва касаясь, а после осторожно прикусывает, в самом низу живота. И не останавливается ни на секунду, спускается ниже. Губами проводит по полувставшему члену, и взгляд на Арсения поднимает. Тот взволнован явно — то ли от пальцев, уже активно двигающихся, растягивающих, то ли от опасной близости зубов к члену. — Серёж… — Весь мой, — напоминает Матвиенко как-то ну слишком серьёзно. И обхватывает губами головку. Обводит по кругу языком, осторожно с уздечкой играется, и даже не думает о том, чтобы зубки выпускать. Но за реакцией Арсения понаблюдать было однозначно интересно. — Вот теперь — на живот, — командует Серёжа, отстранившись. И снова помогает недовольно мычащему Арсению развернуться. Раздвигает его ноги, устраивается между, и наконец уделяет внимание собственному члену. Проводит рукой вверх-вниз пару раз, добавляет смазки. И пытается, правда пытается не поддаваться на двигающиеся, провоцирующие бедра. Но Попов — ёбаное искушение, а Серёжа в удовольствиях себе отказывать не привык. Он наклоняется и снова кусает уже призывно выставленную задницу. Ещё больнее, чем в первый раз, простанать заставляя. Рука от этого звука двигается ещё быстрее. — Серёж, ну это точно не по-дружески, — комментирует Попов, сбивающееся дыхание игнорируя. — И не претендую, — просто отвечает Матвиенко. А после входит — в одно движение сразу на всю длину. Арсений ахает, Арсений комкает простынь в кулаке. И снова бёдрами виляет призывно. Дважды просить не приходится — Матвиенко двигается почти сразу. Сначала медленными толчками, потом и вовсе останавливается, бёдра Арсения приподнимая для удобства. А потом начинает снова — с каждым толчком теперь ускоряется. Рукой в это время член Попова накрывает, влажный всё ещё, от смазки и остатков его, Серёжи, слюны. И такие движения синхронные сначала из Арсения вздохи тяжелые, а потом и стоны выбивают. — Быстрее, — просит тот, — быстрее Серёж… Дотягивается Матвиенко только до лопатки, и укусить её очень тяжело. Поэтому он скорее царапает зубами, и всё-таки отзывается на просьбу, двигается быстрее, резче. — Серё–ёжа, — снова простанывает Арсений. И приходит вдруг осознание насколько близки к оргазму они оба. Ещё пара движений — размашистых, почти жёстких, и Серёжа выходит совсем. Обе руки теперь на членах, двигаются в синхрон. Все потому, что хочется слишком сильно… — Бля! — короткое. Такое же неожиданное, как и зубы на загривке с силой сжавшиеся. И услышав его, Матвиенко почти рычит. Арсений под ним весь сжимается, изливается в кулак. Додрачивать себе левой — принципиально неудобно, но в моменте всё равно. Серёжа справляется, так зубы и не разжав, пачкает спину Попова белёсыми разводами. Через пару минут они лежат рядом, успокаивают дыхание. Арсений смотрит на Матвиенко, довольный-довольный, почти мурлыкать готовый. А Серёжа взгляд оторвать не может от краснеющего следа в основании шеи. Более крупного, чем планировалось. — Бад, — голос хриплый и приходится покашляться перед тем, как фразу продолжить, — бадлончика точно нет? — Да пусть смотрят, — с улыбкой счастливой, — завидуют.