Ночной Сеул

Stray Kids
Слэш
В процессе
NC-17
Ночной Сеул
anlan
автор
Lockey..
бета
Описание
Кодекс чести гласит: чужое не трогать, но свое забирать. Хёнджин усвоил это, потому что Феликс вцепился крепкими зубами в кожу навсегда. Тогда Скорпион и понял, что Варан просто так не отстанет.
Примечания
❕все события вымышленные, и не имеют никакого отношения к реальной жизни; ❕читая эту работу, вы сами согласились на это. Я ни в коем случае не навязываю свою точку зрения, не приравниваю лгбт-отношения к традиционным и не пытаюсь уверить в этом вас; ❕в работе присутствуют описания травм, крови, насилия, убийств и пыток. Читайте с осторожностью; ❕https://t.me/ficbookhenlicks — мой тг канал, я тут часто обитаю, вроде.
Поделиться
Содержание Вперед

11. Добивай

      Минхо ненавидел моменты, когда Джисон отвозил его домой, всегда повторяя этот ритуал: легкий поцелуй в щеку, нежная, но грустная улыбка, и вот — он снова отпускает. С каждой такой прощальной минутой возвращаться домой становилось для Минхо все сложнее. Особенно сейчас, когда всплыла правда о местонахождении Феликса и последствия от этого разлетелись по обеим семьям. Отец осуждал Минхо за молчание, а отец Феликса — господина Ли за то, что тот не смог заставить сына прогнуться и разговорить. Все это ужасно давило на виски, и Минхо казалось, что еще чуть-чуть и очередной скандал окончательно разобьет его, а накопившийся негатив вырвется наружу, как расплавленный металл.       Именно поэтому сейчас ему не хотелось отпускать Джисона. Этот парень, на самом деле, удивил его, заставив поверить в серьезность их отношений. Между ними почти ничего не изменилось — они по-прежнему были самими близкими друг для друга, но теперь в отношениях появилась особая глубина, грань дозволенного выросла в геометрической прогрессии: близость, секс, который Минхо нравился, — асексуалом он перестал считать себя в тот момент, когда губы Джисона впервые коснулись его члена. Наконец-то появилась возможность без стеснения тянуться к Хану, касаться его когда вздумается, чувствовать теплые прикосновения, которые оставляли в душе невыразимую сладость. И Джисон мог разжечь в нем желание, заставить испытать такое, о чем Ли не догадывался даже в своих самых грязных фантазиях.       Сейчас он привычным движением потянулся вперед, нежно касаясь губ Минхо. Это было тепло и спокойно, словно возвращение домой, но как только его язык легко скользнул по внутренней стороне нижней губы, Аспид не смог удержать тихий, почти сладостный выдох. Закрыв глаза, он отдался этим ощущениям, чувствуя, как каждый нерв отзывается на поцелуй.       — Не делай так, — прошептал Джисон, едва заметно куснув его за нижнюю губу, прежде чем коснуться лбом лба Минхо. — Идея взять тебя прямо здесь, на переднем сиденье машины перед твоим домом, слишком соблазнительная.       Минхо усмехнулся, мягко оттолкнув от себя Джисона.       — Много хочешь, дорогой, — произнес он, расстегивая ремень безопасности, собираясь выйти, но остановился. Его рука замерла, и он так и остался сидеть, прикованный к месту.        Вся его душа сопротивлялась возвращению домой, где ждала очередная сорокаминутная лекция отца о том, какой он неблагодарный и как сильно подвел семью, опозорив перед господином Ли, что выбрал друга, тем самым загубив репутацию семьи. Уголки губ, еще секунду назад изогнутые в улыбке, резко опустились, лицо потускнело.       — Не возвращайся туда, Минхо, — тихо, но уверенно сказал Джисон, положив руку на его бедро, нежно поглаживая. Ему хватило одного взгляда, чтобы понять, что творилось внутри парня. — Я ведь уже не раз предлагал тебе переехать ко мне в квартиру. Хочешь сделать это прямо сейчас?       Ли резко повернулся к нему, наткнувшись на теплый, полный надежды взгляд. И как бы ни страшила его такая поспешность в отношениях, мысль о том, чтобы каждое утро просыпаться рядом с Джисоном, сейчас казалась намного желаннее и важнее. Этот человек был его тихой гаванью, его островком спокойствия и легкости. Именно благодаря Джисону в его сложной жизни с кучей правил были простые, понятные моменты, которые помогали держаться.       Он кивнул, и Хан, казалось, не поверил. Он хлопнул глазами, осмысливая, что Минхо только что согласился. Когда смысл слов наконец дошел до него, он прошептал:       — Ахуеть… скажи это вслух, я хочу услышать. Иначе не поверю.       Минхо закатил глаза, но в глубине души не смог сдержать легкую улыбку.       — Я хочу переехать к тебе, — спокойно и твердо произнес Ли. — Хочу каждый день видеть твое лицо и дразнить тебя белкой, потому что ты на них похож. Хочу готовить нам завтраки и заставлять тебя питаться нормально, а не жить на одном кофе. Хочу, чтобы мы вместе ездили в универ, а вечером — после всех дел — засыпали в объятиях друг друга.       Он замолчал, ненадолго закусив губу и бросив взгляд на спинку сиденья Джисона. Затем решительно потянулся и одним движением откинул ту назад. Взгляд его потемнел, обнажив желание.       — А еще… я хочу, чтобы ты трахнул меня прямо сейчас.       Аспид успел удержать Джисона, который не ожидал того, что спинка сиденья упадет, а затем уселся на Хана, смотря прямо в глаза. Он любил этот взгляд Минхо — кошачий прищур, губы, что облизывались, и ухмылка. Джисон, наконец-то найдя равновесие, обхватил плечи парня и одним движением снял его пальто, откидывая куда-то назад и тут же избавился от свой куртки.        — Приедем домой, я тебя зацелую. Буду всю ночь целовать, чтобы наверстать то время, пока мы оба тупили, — прошептал Хан, пока возился с пряжкой ремня Минхо.

***

      Эти две недели были, пожалуй, самыми странными и одновременно самыми ужасными в жизни Феликса, потому что столько в себе он еще никогда не копался. Он думал, нет — он был абсолютно уверен, что убийство сломает его, сделает его душу израненной и опустошенной, что ночами его будут преследовать кошмары, где Гор, с простреленной головой, будет маячить перед ним. Пару раз видения действительно наведывались: казалось, что вода в душе окрашивается в алый, что на языке появляется металлический привкус крови. Но Феликс принял — Гор был ужасным человеком, а он просто защищался, выбрал себя и сохранил себе жизнь.        С сестрами Феликс продолжил общаться, слушать старого мудака он не собирался, но и делать назло — тоже; он прекрасно знал, что если старшей отец ничего бы не сделал, то Оливии жизнь испортить мог бы в два счета, лишив дочь мечты и отправив учиться не в музыкальный колледж, а на какое-нибудь бизнес дело в те же Штаты. Господин Ли, как показала практика, мог спокойно выбросить своего ребенка за границу на растерзание судьбы, если тот не представлял ценности для его бизнеса. Благо, современные технологии придумали интернет и телефоны. Оливия на прошлой неделе пообещала ему узнать в какой именно колумбарий отец перенес прах матери, а зная настойчивость младшей, и то, как быстро она могла достать нужную информацию, стало немного легче.        А еще этот страх перед одиночеством, от которого ему пришлось вернуться в универ, где были Минхо и Джисон, а еще… Хёнджин.       Если сам факт того, что он убил человека и не беспокоил Феликса так, как мог бы, то Хван, оказавшийся частью этой истории, волновал до чертиков как обычно. Феликс был уверен, что со временем остынет, что если они не будут постоянно рядом, все вернется на круги своя, он снова обретет внутреннее равновесие, прикрытое долей пофигизма и равнодушия. Но этого не случилось. Каждый раз, когда он видел Хёнджина, его словно накрывала волна, унося спокойствие, и в тоже время Ли знал, что рядом с этим человеком это самое спокойствие и существует. Это чувство умиротворения, которое он испытал тогда с Хваном, впиталось в его сердце, и теперь его мучительно хотелось вернуть. Он снова желал этих прикосновений, ощущения чужих объятий, как тихого пристанища, где он, наконец, мог расслабиться. Хотел услышать мягкий шепот у уха… Феликс, кажется, сходил с ума.        В университете они не особо разговаривали. Феликс, как всегда, творил всякую хрень с Джисоном, и эти двое не успокаивались, планируя одну авантюру за другой. Хан чуть ли не каждый раз лопался от счастья, радуясь, что его заводной друг вернулся. Они именовали себя близнецами Уизли из Гарри Поттера, и жили на полную катушку. На прошлой неделе этот дуэт решил устроить университетскую вечеринку в американском стиле, чтобы разрядить обстановку и немного оторваться. Каково же было их разочарование, когда студенческий совет отказал им, сославшись на необходимость отсутствия выговоров у организаторов — а у Феликса с Джисоном этих выговоров было хоть отбавляй. Минхо и Хёнджин, конечно, не принимали участия в затеях этих двоих, а только наблюдали со стороны, закатывая глаза каждый раз, когда Хан и Ли снова демонстрировали свою безбашенную натуру, отдуваясь в деканате.        Когда Ли Феликс и Хан Джисон объединялись — то их уносило в далекое детство, и казалось, все прочие проблемы улетучивались, покрываясь плотным слоем шуток и беззаботности. И если по отдельности эти двое еще могли выглядеть серьезными, вместе — никогда.        В клубе по стрельбе Феликс нарочно выбрал другие дни для занятий, лишь бы не пересекаться с Хёнджином. Смотреть на его обтянутые тканью мускулы, зная, каким на ощупь было это тело — выше его сил. Хёнджин в эти две недели редко появлялся в Месте, и почти все дела они обсуждали в квартире Криса вдвоем. Но даже эта изоляция друг от друга не спасала от самого главного: Феликс скучал. Блять, впервые в жизни он скучал по кому-то так сильно. Не так, как по друзьям или по своим сестрам, а совершенно по-другому — остро и невыносимо, как по глотку воздуха после долгого погружения. Он снова жаждал того тепла, что только рядом с Хваном казалось настоящим, хотел ощутить себя нужным хоть кому-то. Хотя в этом Феликс давно потерял уверенность: по всем фронтам он проебался, чтобы быть нужным для такого человека, как Хёнджин.       Скорпион же смотрел на происходящее из-за искусно воздвигнутой стены, скрывающей его истинные чувства. Притворяться, что ему все равно, удавалось на удивление легко, но вот не замечать, как Феликс смотрит на него, становилось все сложнее. Хёнджин понял одну вещь — Феликс не умел прятать эмоции. Не умел и не хотел, как бы он ни старался себя убедить в обратном. Каждый раз, когда Ли видел его, он напряженно отворачивался, поджимая губы, заставляя себя не смотреть. Сначала Феликс пытался быть равнодушным соседом, но вскоре не выдержал и съехал из того самого жилого комплекса, где судьба будто специально сделала их соседями. Пару месяцев назад Хёнджин готов был отдать все за эту свободу — избавление от мучительного соседства, но когда он увидел, как новый жилец заезжает в бывшую квартиру Варана, сердце кольнула горечь.       После всего случившегося Феликс будто закрылся изнутри. Его язвительность осталась прежней, но что-то в нем сломалось — огонь в глазах угас, оставив лишь серую пустоту. Хёнджин видел, как парень первое время постоянно оглядывался, когда они все вместе заходили в кафе, вздрагивал от резких звуков, с трудом скрывая свое напряжение. Пройти через все это и остаться прежним было попросту нереально. Ко всему прочему, в кругах семей конгломератов разнеслась новость о возвращении блудного сына господина Ли — и еще больше обсуждали то, что Феликс добровольно отказался от всех акций, передав все сестре, сделав ее единственной наследницей.       Феликс окончательно вычеркнул себя из мира, в котором вырос, разорвал все связи с этой золотой клеткой, ставшей его тюрьмой.       В пятницу вечером Хёнджину хотелось отвлечься, выговориться, и мысль о том, чтобы позвать Хаджуна, казалась заманчивой. Но он прекрасно понимал, что еще один такой разговор, где он в тысячный раз начнет жаловаться на несправедливость этого мира и упрекать самого себя, только сильнее размажет его по стенке отчаяния. Хёнджин знал, что Хаджун никогда не испытывал к нему романтических чувств, и даже не особо расстраивался из-за того, что все их встречи последних двух недель сводились к длинным разговорам. Вернее, к его долгим монологам, в которых он два часа подряд ныл о том, как хочет быть с одним человеком, но не может просто взять и отказаться ради этого от всего, что имел. И как, на его беду, этот человек оказался именно Феликсом — самым неправильным из всех возможных кандидатов. Но именно он, почему-то, засел в душе слишком глубоко, так что, закрывая глаза, Хёнджин ловил себя на мыслях, что ему хотелось защищать этого белобрысого идиота.       Мысль о том, чтобы обратиться к психологу, становилась все более соблазнительной, иначе еще пара таких вечеров, и он действительно рисковал свихнуться. Со вздохом Хёнджин набрал номер, развалившись на диване в своей огромной толстовке и уставившись в одну точку на потолке.       — Ты можешь приехать? — устало проговорил он, не отрывая взгляда от одной единственной точки на потолке, и закусил губу.       — Я в салоне, крашусь, — донесся голос Хаджуна, заглушаемый шумом фена. — Буду через пару часов. Что на этот раз, вино или мартини? Я заметил, что чем выше градус, тем быстрее ты признаешь свои чувства. Может, если доберемся до виски или коньяка, ты наконец решишь рискнуть?       — Все, пока, — с раздражением бросил Хёнджин. — Можешь не приезжать.       Он уже хотел отключиться, но громкий крик Хаджуна раздался с другого конца.       — Ладно, не ной, — протянул парень, — в конце концов, наш статус любовников давно в прошлом, а друга в беде я не брошу.       Хёнджин закрыл глаза, осознавая, как глубоко сидит этот узел чувств, который он никак не может развязать, и с каким упрямством он пытался бы его завязать еще туже, лишь бы не признавать очевидного.

***

      Феликс долго оттягивал момент, когда придется вернуться в свою прошлую квартиру, чтобы забрать пару оставленных коробок. Это дело было для него неприятным не только из-за воспоминаний и возможной встречи с Хваном в фойе, но и из-за нового хозяина квартиры — того, кто с первых минут произвел на него впечатление законченного уебка. Он упорно заявлял, что две несчастные коробки не вписываются в его новый интерьер и терпеть их он не намерен. После очередного оскорбительного комментария Феликс, не выдержав, обложил его матом с головы до пят и, хлопнув дверью, вылетел из своей новой квартиры. Место, куда он переехал, ему не нравилось — да, пространства тут было больше, но вид… Вместо ночных огней Сеула в окна заглядывал внутренний двор с дорогими фонтанами и блестящими от полировки машинами, словно взятыми с обложек глянцевых журналов.       Сказав все, что он думал о новом жильце, с таким чувством, будто скинул с себя тяжесть, Феликс с высоко поднятой головой направился к лифту, показав фак и громко цокнув. В руках он держал свои коробки — даже не посмотрел, что там лежит, только бы это все быстрее закончилось. Когда двери лифта раскрылись с медленным механическим вздохом, он едва не врезался в кого-то, едва успев устоять на ногах.       — Да блять, не видите, что человек с коробками стоит?! — раздраженно буркнул он, но тут же замер, узнав того, кто стоял перед ним. — О, вот так встреча.       Перед ним стоял Хаджун, его глаза расширились от неожиданности. Пряди волос молодого человека были еще ярче, теперь их насыщенный розовый цвет привлекал взгляд и даже, кажется, искрился на свету. Феликс невольно засмотрелся, все же этот парень был очень хорош собой, не такой красивый, как Хёнджин конечно. Ли прикусил себе щеку, ругая, что снова думал о Хване.       — Ты покрасился, — отметил он, позабыв обо всем, включая коробки, которые с грохотом свалились на пол пару секунд назад. — Прямо на мужика стал похож еще больше, — добавил Варан, растягивая губы в усмешке, намеренно вложив в голос каплю яда.       Дружелюбие исчезло мгновенно, едва Феликс осознал, кто стоит перед ним и к кому направляется этот человек. Бросив быстрый взгляд на дверь квартиры Хвана, он стиснул губы и принялся собирать вещи обратно в коробки. Внутри оказались головные уборы: все его кепки и шапки, с которыми он никак не мог расстаться, и которых было слишком много. Ну хоть ради этого стоило сюда тащиться. Но какое же разочарование — столкнуться с этим розоволосым, который теперь неотступно будет сидеть в его мыслях. В голове крутилась одна неприятная истина: кто-то может быть рядом с Хёнджином, а он нет.       Феликс не удержался и задумался. Какой Хван в постели? Любит ли он эксперименты? Наверняка, он из тех, кто не боится брать инициативу, умеет командовать. Эти образы, внезапно вспыхнувшие в его воображении, вызвали острое, почти болезненное напряжение внизу живота, словно в груди завязался узел, тянущий вниз. Блять, чтобы он провалился этот Скорпион, к чертям собачьим.       Тем временем парень напротив присел рядом, собирая кепки, которые высыпались из коробки.       — Спасибо, — буркнул Феликс, изо всех сил сдерживая раздражение. Этот молчаливый жест помощи лишь сильнее подогрел раздражение. — Замечательного вечера, — произнес он на прощание с горькой издевкой, не удосужившись дождаться лифта и решив спуститься пешком.       Когда он зашагал по лестнице, внутри что-то болезненно отозвалось. Будто острое лезвие вскрыло рану и на нее высыпали соль. Лучше бы это была ревность, а не просто острая неприятная тоска, чувство, от которого хотелось избавиться, но оно, казалось, прочно поселилось внутри, заставляя вспоминать каждый взгляд, каждый жест Хвана. И это пламя внутри, прожигающее душу, было уже не загасить. Феликс решил — ему срочно нужно сместить фокус внимания и выбить из себя всю дурь.       Феликс пулей помчался домой, едва справляясь с потоком мыслей. Он бросил коробки с кепками на диван и начал собираться. Обычные вещи не подходили — сегодня он хотел выглядеть дерзко, броско, так, чтобы все взгляды были прикованы только к нему. Надел свои любимые шлюхские шмотки, посмотрел в зеркало — идеально. Для завершения образа взял черный карандаш, провел линию по нижнему веку, но, недовольно прищурившись, размазал ее кистью, чтобы не сделать глаза уже. На верхнее веко легли тени с графитовым блеском, которые ловили свет.       Широко улыбнувшись своему отражению, он одобрительно хмыкнул. Это был ритуал избавления. Сегодня все это дерьмо, вся боль, вызванная Хёнджином, должна была улететь к черту. Пара крепких коктейлей, хороший секс — и чувства, которые разъедали его изнутри, просто испарятся. По крайней мере, он отчаянно в это верил.       До клуба Феликс добрался быстро, плюсом новой квартиры было то, что вся нужная жизнь была буквально под боком. А вот универ далеко. Да и к черту его.       Кинув куртку гардеробщику и помахав знакомому бармену, он уже собирался нырнуть в привычный водоворот музыки и огней, но взгляд его застыл. В гардеробе работал какой-то другой парень, Феликс видел его впервые. Иностранец. Высокий, с татуировками, чертовски красивый. Такие обычно или модели, или идиоты в розовых очках, пытающиеся как-то выжить в дорогущей Корее, подрабатывая по ночам в клубах. И геем он был, Ли не сомневался — это ведь клуб исключительно для своих.       Феликс облизнул губы, кивнул бармену, показывая два пальца, мол, два коктейля на подход. Облокотившись о стену, он продолжал смотреть на незнакомца, который даже не делал вид, что не замечает его интерес.       — Феликс, — наконец, Ли протянул руку, подходя ближе. — По-корейски говоришь?       Парень отрицательно покачал головой, но на его губах промелькнула едва заметная улыбка.       — А на английском?       — Сэм, — ответил он, слегка сжав протянутую руку.       И в этот момент Феликса дернулся. Он ведь таким же именем именовал Хвана перед отцом, когда они пытались выкрасть картину с аукциона. Вселенная явно смеялась ему в лицо.       — Могу чем-то помочь? — спросил Сэм, легко улыбаясь, а Феликс только хмыкнул, разглядывая его. Сначала коктейли. Потом ночь, которая сотрет все остальное.       Если бы кто-то предложил способ вычеркнуть Хвана из его головы, стереть каждую чертову мысль, связанную с ним, Феликс без колебаний согласился бы. Но мир не был настолько щедрым. Единственное, что могло помочь прямо сейчас, — это горячий секс. Сэм выглядел именно тем, кто мог это дать. Главное, чтобы был активом, или универсалом, или хотя бы пассивом, которому все равно.       В этот момент бармен подошел к ним, держа в руках два бокала.       — Ликс, ты бы хоть не позорился, — заговорил он на корейском, бросив мимолетный взгляд на Сэма. — Он первый день работает. У нас правило: не трахаться с клиентами. Да и ему девятнадцать всего, несовершеннолетний. Только из Германии приехал.       Феликс поднял бровь, усмехнувшись. Забирая оба бокала, он сразу протянул один Сэму. Парень попытался отказаться, но взгляд Феликса был таким настойчивым, что устоять было просто невозможно.       — В Германии он уже совершеннолетний, — Феликс обронил это лениво, как будто сам факт обсуждения смешил его. Поднеся бокал к губам, он сделал глоток. Терпкость напитка растеклась по языку, а спирт, жгущий глотку, будто бы разжигал внутри огонь. — И, кстати, хочешь, напомню тебе твою первую неделю работы здесь?       Бармен только закатил глаза и отошел, не в силах спорить. Отлично. Феликс снова повернулся к Сэму, который, кажется, все еще не до конца понимал, куда его занесло. Сейчас ему не хотелось играть в игры, уговаривать и что-либо объяснять. Не хотелось долго кружить вокруг да около. Он знал, чего хотел, и не видел смысла скрывать это.       — Переспим? — вопрос сорвался с губ прямо, без намека на двусмысленность.       Он сказал с таким серьезным лицом, как будто предлагал что-то повседневное, что-то, что само собой разумеется. При этом Феликс прекрасно знал, как выглядел: губы чуть приоткрыты, светлая прядь волос игриво намотана на палец. Он сделал очередной глоток, медленно смакуя алкоголь, не сводя глаз с Сэма. Парень смутился. Его явная растерянность, смешанная с легкой дрожью в руках, была просто восхитительной. Феликса это только больше раззадорило.       — Так что скажешь? — добавил он с усмешкой, чуть склонив голову набок. Его взгляд блестел азартом. — Можешь просто кивнуть. Сделай это проще для нас обоих.       Кивок был неуверенным, но все же решительным. Феликс усмехнулся, легко перепрыгнул через ограждение и, оказавшись рядом с Сэмом, выхватил из его рук уже опустевший бокал. Свой он небрежно швырнул в угол, где он разбился, ударившись о стену. Одним движением толкнул парня к стене и прижался к его губам, не закрывая глаз. Сэм растерялся, но почти сразу ответил, чуть грубо хватая Феликса за бедра.       Когда сильные руки неожиданно развернули его и начали толкать куда-то в глубь гардеробной, Ли вскрикнул; не от удовольствия, скорее от неожиданности. Он не успел подумать, что все происходит слишком быстро. Секс у всех на виду сейчас не входил в его планы. Через пару секунд они оказались в небольшой каморке, где помимо запасов бутылок текилы хранились старые, потрепанные диваны.       Феликс скинул кардиган, оставшись в одной только майке, украшенной стразами, и снова прижался к губам Сэма. Поцелуй был резкий, требовательный, но пустой. Никакого удовольствия, никакой искры. Он пытался заставить себя чувствовать, но в ответ — тишина. Даже физиология, которая обычно откликалось моментально, сейчас молчала.       Ли набрал воздуха в легкие, оторвался от Сэма и, нахмурившись, схватил его руку, грубо поднося ее к своему члену.       — Подрочи, — прошипел он, пытаясь сосредоточиться на поцелуе, на прикосновениях.       Сэм сделал то, что просил Феликс, но внутри все было словно заморожено. В голове вспыхнули образы: Хёнджин, его губы, его руки, его чертов голос, от которого ломало ребра.       — Ебаный Хван, — вдруг вырвалось из него.       Феликс резко оттолкнул Сэма, будто прикосновения того обжигали.       — Да ты заебал! Тупой Скорпион, я тебя ненавижу, гнида, блять! — он почти закричал, тяжело дыша. Руки откинули волосы назад, будто можно было таким образом вытащить из себя эту безумную боль. — Почему ты? Почему именно ты, черт тебя дери?!       Он рухнул на диван, обхватив голову руками, взгляд в потолок — пустой и потерянный. Его трясло, но не от злости. Это была бессильная ярость.       — С тобой все нормально? — голос Сэма был растерянным, он не понимал, что только что произошло. Еще минуту назад его соблазняли, а теперь этот парень сидел, ругался на корейском и выглядел так, будто носил на своих плечах весь гребаный мир.       С Ли давно не все нормально. Хёнджин, наверное, сейчас развлекается с тем красавчиком с розовыми волосами, а Феликс… он здесь, в каморке, не может даже возбудиться. Руки Сэма были не такими, губы — не такими — все было не таким, как должно быть. Ебаное сравнение раз за разом разрывало его изнутри.       — Да, — хрипло бросил он, подняв расфокусированный взгляд на Сэма. — Ты не обижайся. Ты классный. Это я долбаеб.       Он попытался улыбнуться, но улыбка треснула, превратившись в смешок. Смех был отчаянным, коротким, и после него осталась лишь пустота. Феликс ничего больше не сказал, просто поднялся, закинул на плечо свой кардиган и вышел, оставляя за спиной парня, который даже не успел понять, что произошло.

***

      Феликс проснулся в мягкой кровати. Постельное белье пахло сладковатым вишневым кондиционером, а серый утренний свет едва пробивался сквозь тонкие шторы. Голова раскалывалась, во рту пересохло, и все, что он мог выдавить из себя, это тихое, болезненное: блять. Он медленно приоткрыл глаза. На нем не было его вещей, однако серую футболку и пижамные штаны в клетку Феликс узнал бы где угодно — это домашний стиль Минхо. Рядом на тумбочке стоял стакан воды, таблетка и неизменный тазик у кровати — классический набор.       — Я вас просто обожаю, парни, — прохрипел Феликс, уткнувшись лицом обратно в подушку. Грудь сдавливала то ли похмельная тоска, то ли стыд за вчерашний вечер. Но стоило вспомнить, как он попрощался с шансом провести ночь с красавчиком Сэмом и отправился к бару, нахлынуло отвращение. Текилу он больше пить не будет. Никогда.       Варан нехотя поднялся, залпом выпил воду, будто пытался смыть с себя остатки вчерашнего алкоголя, и посмотрел на таблетку. Инстинкты подсказывали, что можно обойтись без нее, но Минхо редко ошибался в своих похмельных рецептах. Черт с ним. Таблетка полетела в рот, и Феликс сдался, надеясь, что эта гадость хотя бы спасет его несчастный организм.       — Доброе утро, алкаш, — донеслось с кухни, которая была совмещена с гостиной. За столом сидел Минхо, закинув одну ногу на другую. Он держал кружку с чем-то, вероятно с кофе, и смотрел на Феликса с той фирменной ухмылкой, от которой хотелось то ли смеяться, то ли убиться. На нем была черная майка, шорты в тон и, как всегда, странное чувство собственного достоинства. Волосы были аккуратно убраны назад с помощью ободка. — Выглядишь охренительно, — проговорил он, сделав долгий глоток. — Особенно твоя укладка.       Феликс поморщился, криво усмехнувшись, и направился к ближайшему зеркалу. Картина была достойна аплодисментов. Его волосы торчали в разные стороны, как будто ночью через них прошелся ураган. Под глазами размазались остатки черного карандаша, создавая образ, который идеально подошел бы для обложки готического альбома. Он выглядел как панда, которая прошла через все круги ада.       — Ну, зашибись красавчик, — проворчал он, провел рукой по волосам, безуспешно пытаясь привести их в порядок.       В тот же момент в гостиную вошел Джисон, на бедрах висело полотенце, которое держалось, кажется, на честном слове. Верхняя часть тела была совершенно голой, кожа еще блестела от воды, а мокрые волосы небрежно падали на лоб.       — Ты полотенце не снял потому, что я здесь? — лениво протянул Феликс, поднимая на Джисона взгляд. Его лицо исказила нахальная усмешка. — Перед Минхо, небось, вообще с голой жопой ходишь.       Он поиграл бровями, добавляя к фразе весь свой фирменный сарказм. Джисон, стоящий в одном полотенце, чуть прищурился, но не успел ответить — ведь они тут же оба заржали, как парочка школьников. Минхо, который неспешно разложил завтрак по тарелкам, лишь покачал головой и устало вздохнул, всем своим видом показывая, насколько ему надоели эти двое.       — Я вообще нихуя не помню, — Феликс скользнул взглядом по комнате, зацепившись за запах еды и звук тихо кипящего чайника. — Я сам сюда приполз или вы меня забрали?       Джисон, все еще держа на бедрах полотенце, прислонился к стене и оценивающе посмотрел на друга. Его взгляд скользнул по нему медленно, почти задумчиво, будто он не был уверен, стоит ли сейчас ржать или злиться.       — Я вообще обиделся, — наконец выдал он с наигранной драмой в голосе. — Нашел себе объект воздыхания и мне даже не сказал. Друг, блин, — Феликс нахмурился, но ответить не успел. — Приперся вчера пьяный в говно с бутылкой текилы, — продолжил Джисон, скрестив руки на груди, — и ныл о том, как тебе нравится один уебок, которого ты, цитирую, «поцеловал», и что из-за него ты лишился хорошего секса.       У Феликса внутри все похолодело. Сначала ступор, потом взрыв эмоций: стыд, злость, ужас, неловкость — все скопилось в груди, сплетаясь в тугой комок. Он чуть не застонал от того, насколько хотелось провалиться под землю. Пальцы вцепились в край стола, и он осторожно отвел взгляд в сторону, чтобы не встретиться с выражением лиц ни Минхо, ни Джисона. Только не сейчас.       — Пиздец... — еле выдохнул он, тихо.       Если повезло в чем-то, так это в том, что этим самым уебком был Хёнджин. Хотя кто его знает? Вчерашний вечер был размытым пятном в сознании, а мысли о том, что он действительно мог бы, будь в худшем состоянии, поехать к Хвану, заставляли желудок скрутиться сильнее.       — Что я еще говорил? — хрипло спросил Феликс.       — Большую часть времени ты уговаривал Джисона выпить с тобой текилу, — вмешался Минхо, не глядя на них, пока ставил тарелки с завтраком на стол. Его голос был спокойным, почти равнодушным, но в нем чувствовалось скрытое раздражение. — Феликс, глушить свои загоны алкоголем — это уже не просто плохая идея, это полный проеб.       Началось. Феликс знал это. Он знал с самого первого слова Минхо, с его фирменного взгляда, наполненного смесью спокойствия и какого-то бесконечного упрека. Но сделать ничего не мог. Минхо каждый чертов раз нес одно и то же, будто слова действительно могли что-то изменить. Будто можно было просто взять и разложить чужую боль по полочкам, убрать ее в ящик и забыть.       Раньше все было проще. Когда эти душевные метания были не такими... личными. Но сейчас, когда внутри зияла пустота, оставленная невозможностью быть рядом с кем-то, от кого сердце разрывалось, становилось невыносимо. Феликс понятия не имел, что скучать по кому-то может быть настолько ужасно. Что это будет больнее, чем любое физическое страдание, чем любое похмелье, чем любые его прежние ошибки.       Аспид подошел к Джисону, чтобы легко поцеловать его в щеку, и коротко сказал:       — Иди, оденься уже, пожалуйста.       Хан пробурчал что-то неразборчивое, направляясь к их с Минхо спальне, а Феликс остался сидеть за столом, подтянув ноги на стул и обняв их руками. В этом положении он вдруг почувствовал себя совсем слабым и каким-то потерянным.       — Так кто этот счастливчик? — Джисон, уже переодевшийся, с интересом опустился за стол, вытянув ноги и скрестив руки на груди. Не прошло и минуты, видимо Хану было слишком интересно. — Никто на ум даже не приходит.       Сказать что-либо казалось немыслимым. Парни бы не осудили, он это знал, но это не облегчало ситуацию. Каждое слово тянуло бы за собой еще больше вопросов, еще больше эмоций, еще больше обнажило бы то, что Феликс так старательно прятал. Он поджал губы, обхватил себя за плечи, будто пытаясь создать хоть какую-то видимость защиты.       Аспид, который молча сидел напротив, с увлечением ковырял в тарелке горошек. Но стоило вопросу Джисона прозвучать, как он резко поднял голову и впился в Феликса своим взглядом. Пронизывающим, будто рентгеном. Это был тот самый Минхо — человек, который, кажется, знал все просто по умолчанию.       — Ты знаешь, да? — спросил Варан, на что Аспид кивнул. Что-то внутри треснуло. — Этот идиот вообще не умеет держать язык за зубами, — прошипел Феликс, швыряя вилку на стол так, что та громко звякнула.       — Я увидел случайно ваш поцелуй, — ответил Минхо так, будто речь шла о какой-то ерунде. Его голос был равнодушным, спокойным, почти издевательски невозмутимым. — Этот твой идиот мне ничего не говорил.       И как ни в чем не бывало, Минхо продолжил перекладывать горошек с одного края тарелки на другой. Джисон, который до этого сидел в относительном спокойствии, наконец не выдержал.       — Да кто это, черт возьми?! Почему даже Минхо знает, а я нет?! — его брови нахмурились, голос чуть задрожал от раздражения, а Феликс тяжело выдохнул, опуская взгляд.       Сказать было больно. Но продолжать молчать — еще хуже.       — Хёнджин, — наконец проговорил он.       Повисла тишина.       Джисон открыл рот, будто собирался что-то сказать, но вместо этого лишь застыл. Его лицо сменило несколько выражений за пару секунд — от шока до полного ступора. Минхо, наблюдая за ним, вдруг со смешком наклонился, аккуратно коснувшись пальцем его подбородка, чтобы тот захлопнул рот. Звук зубов, сомкнувшихся с тихим щелчком, эхом отозвался в голове Феликса.       Шок прошел, но оставил после себя громкое молчание, которое, казалось, сдавило воздух в комнате.       — Ты шутишь, — выдохнул наконец Джисон. Феликс медленно молча покачал головой. — Ты что, серьезно? — повторил он, но уже громче. Его взгляд метнулся к Минхо, как будто тот мог развеять этот абсурд, но Аспид лишь коротко кивнул, подтверждая каждое слово. — Боже мой, это пиздец. Нет, ты шутишь, — Джисон снова посмотрел на Феликса, но тот в ответ лишь молча качнул головой.       Когда наконец до него дошло, что это не шутка, Джисон тяжело уселся обратно, ошарашенно прикрывая лицо ладонями.       — А Хёнджин что? Это взаимно? Вы разговаривали? Как он к этому всему отнесся? Что вообще у вас происходит?       Вопросы полетели сплошным потоком, не давая Феликсу ни секунды, чтобы ответить. Хан, кажется, совершенно забыл о такте, об осторожности — о том, что в этот момент Феликс просто хотел исчезнуть. Он точно мог достать даже мертвого.       — Я не знаю, как Скорпион отреагировал на это, — выдавил Феликс, глядя куда-то в тарелку. — Я не спрашивал и не хочу знать. Зачем вообще лезть в это, если все равно ничего не получится? У всего один исход. Мы противоположные во всем, — он резко взъерошил волосы, словно хотел выкинуть из головы всю эту ситуацию разом. — Скорпион он… собранный, ответственный. Ему нужен кто-то такой же, черт возьми, хотя мне вообще-то похуй, кто ему там нужен, — Феликс поднял взгляд, полный отчаяния. — А мне нужен человек, с которым я могу быть настоящим. С которым мне не придется прятаться от этих высших кругов, не придется думать, кто что скажет. Не бояться осуждения в конце концов.       Минхо опустил плечи, он понимал, что Феликс сейчас говорил не только о Хёнджине. Прятаться — это ведь не только про отношения с Хваном, это про многое другое. И в какой-то степени, Феликс намекал и на него, на них с Джисоном.       Аспид ничего не ответил. Он видел, как упрямо Феликс выстраивал стену между собой и этим разговором, и не хотел ломать ее. В конце концов, если кто-то и мог быть упрямее Феликса, так это только сам Хёнджин. Минхо сжал кулаки под столом едва заметно. Картина того дня всплыла в памяти: Хёнджин, его глаза лихорадочно блестели, а губы были сжаты в тонкую линию. Тогда на заводе по поведению Хвана было понятно, что Феликс ему слишком сильно нравится и слишком сильно стал дорог. Они сами разберутся. Если захотят. Даже Минхо не мог предсказать, чем все это закончится.       Варан всем своим видом показал, что разговор для него окончен. Он склонился к тарелке, жадно запихивая в себя завтрак – явно не из-за голода, а просто чтобы чем-то занять руки. Парни, кажется, это поняли. Джисон несколько раз пытался что-то спросить, но всякий раз Минхо молча пинал его под столом. И каждый раз Хан обиженно замолкал, скрестив руки и сердито надувая щеки.       Наконец, чтобы разрядить обстановку, Минхо сам нарушил молчание.       — Знаете, — вдруг начал он, чуть лениво, но с какой-то задумчивостью в голосе, — это напомнило мне времена, когда мы были школьниками, — Ли поднял взгляд и посмотрел на Джисона, легкая, почти ностальгическая улыбка тронула его губы. — Когда собирались у друг друга дома, когда наши с тобой отцы еще не пересрались к чертям. Хоть я и осуждаю тебя, Феликс, — продолжил Минхо, посмотрев на Варана, — но твоя пьянка на секундочку вернула меня в те времена.       — Обращайся, — проворчал Феликс, поднимая на него хмурый взгляд. — Сегодня я снова планирую напиться.       Секунда тишины — и Варан получил от Аспида осуждающий взгляд, от которого он чуть смягчил выражение лица, и наконец-то услышал хриплый смешок.       — Ты неисправим, — вздохнул Минхо, покачав головой.       А затем смех заполнил гостиную, смешался с шумом посуды и тихими звуками за окном. В этом хаосе было что-то живое, настоящее. Минхо, тяжело вздохнув, прикрыл глаза и улыбнулся, а Феликс впервые за пару дней почувствовал, что может дышать чуть свободнее.

***

      Феликс свое обещание, данное только самому себе, все же сдержал. Он снова был в клубе. Правда, в этот раз решил идти не с трезвым расчетом, а с пьяной уверенностью — сначала он планировал напиться, избегая текилы, а потом уже действовать. Но все пошло не по плану: Ли сидел в полутемном углу клуба, прикрывая глаза от ярких огней, когда почувствовал чужое присутствие слишком близко. Чей-то голос у уха мешал его мыслям, сиплые комплименты и вульгарные шутки заставляли только сильнее нахмуриться. Парень был настойчив, но Феликс молчал, надеясь, что его холодный взгляд сам по себе отпугнет незваного собеседника.       Желание покинуть клуб нарастало с каждой минутой. Достав телефон, он с усилием сфокусировался на экране, открыл список контактов и тут же нашел нужное имя. Почти касаясь кнопки вызова, он почувствовал, как чужая рука скользнула по его бедру. Это было неприятно, даже отталкивающе, и Феликс резко дернул плечом, чтобы сбросить незнакомца.       — Отвали… — громко крикнул, а пальцы, соскользнув, все же сделали звонок.        Проверить, кому именно он звонит, не было сил — пьяная уверенность решила все за него. А факт того, что «Хан» и «Хван-истеричка» в контактах телефона шли друг за другом, сейчас совершенно точно вылетел из головы.       Два гудка. Ответ.       — Джисон-а, — голос Феликса прозвучал хрипло, он заплетался, — забери меня, я снова напился. Представляешь? Второй день подряд. Не могу никого подцепить, потому что… — он осекся, коротко хмыкнул. — Потому что перед глазами все время лицо этой истерички.       Феликс грустно усмехнулся, икнул, прикрыв глаза.       — Начинаю целовать кого-то, а все не то. Не те губы. Не такие мягкие. Ты вообще видел его губы? Они такие красивые и… такие правильные. Мне так понравилось их целовать. А теперь не могу. Из-за него, Джисон.       На другом конце Хёнджин молчал. Он растерянно сжал телефон, держа его у уха. Он узнал номер, конечно же. Узнал сразу, как только высветилось знакомое имя. Сердце застучало так быстро, что он на мгновение не мог дышать.       — Ты спрашивал, что он думает, — снова заговорил Феликс, и в его голосе появилась легкая дрожь. — Знаешь, я тоже хочу узнать, что он думает. Как думаешь, ему тоже плохо?       Он всхлипнул. Этот звук заставил Хёнджина чуть сильнее стиснуть зубы.       — Позавчера я видел его… любовника. Красавчик с розовыми волосами. Знаешь, обидно стало, — Феликс продолжил уже тише. — Первый раз в жизни обидно. Джисон, скажи мне, почему он? Почему именно Хёнджин? Он ведь такой дебил. Истеричка. Я ненавижу его всей душой, — голос затих, но потом вернулся, будто Феликс за это время сделал несколько глубоких вдохов, чтобы продолжить, — …но, черт возьми, он такой красивый. А еще…       Он не закончил. Телефон выскользнул из его рук и упал на пол.       — Прости, братан, — пробормотал Ли, явно обращаясь к аппарату, а не к человеку на линии. — Даже телефон не хочет, чтобы я о нем думал. Забери меня, пожалуйста. Я на том же месте, ты знаешь. Люблю тебя.       Звонок оборвался. Хёнджин сидел в полной тишине, прижимая телефон к уху, хотя связь давно разорвалась. Его руки чуть дрожали, мысли путались. Но он уже знал, что не останется дома. Он моргнул, пытаясь справиться с нахлынувшими чувствами, но ничего не помогало. Ситуация вырывалась из-под контроля, и это сводило его с ума. Набравшись сил, Скорпион резко набрал номер Джисона. Конечно же, тот не ответил. Хёнджин стиснул зубы и, едва не швырнув телефон в стену, вызвал Минхо.       — Скажи адрес клуба, в котором зависает Феликс, — выдохнул он, стараясь держать голос ровным, но тот все равно прорывался.       — Чего случилось? — Минхо звучал так, будто только что проснулся. Еще бы — судя по всему, его выдернули из глубокого сна. — Ты в своем уме? Я сплю, если что. Завтра пары, напоминаю.       — Минхо, блять, адрес, — процедил Хван, обрывая ненужные вопросы.        — Да вы заебали меня, Ромео и Джульетта, — пробурчал тот, громко зевнув. На фоне послышался голос Хана, явно недовольного внезапным пробуждением. Минхо, кажется, лишь сильнее раздражился, но все же продиктовал адрес. — Если он совсем убитый, вези его к нам.       — Нет, — отрезал Хёнджин, глаза горели холодным решением. — Нам надо поговорить.       Хёнджин, надев толстовку и накинув куртку на плечи, выскочил из квартиры в полном мраке ночи. Он завел машину, которая уже две недели простаивала на парковке, покрываясь тонким слоем осенней пыли. Мотор рыкнул, разбавив тишину, и Хван, не особо соблюдая правила жилого комплекса, вырулил на дорогу. Руки на руле дрожали, но он гнал, не сбавляя скорости. Голова гудела от мыслей, а раздражение смешивалось с какой-то глухой болью.        Нужно было с самого начала все решить. Нужно было не дать Варану уйти с крыши. Какой смысл был во всем этом, если они оба страдали?       К клубу Скорпион добрался быстро, почти без проблем. Огни вывески раздражали глаза, а громкая музыка долетала до улицы, будто пытаясь выбить из него последние остатки терпения. Пройдя мимо очереди, он молча сунул охраннику приличную сумму, даже не потрудившись встретиться с ним взглядом. Хёнджин толкнул тяжелую дверь и оказался внутри.       Темнота помещения была густой, как смог, а яркие вспышки света от стробоскопов только усугубляли картину. В воздухе стоял стойкий запах сигарет, алкоголя и чего-то более терпкого, приторного. Повсюду мелькали силуэты однополых парочек: кто-то жарко целовался у барной стойки, кто-то двигался в такт басам, словно мир за пределами клуба не существовал.       На подходе к бару какой-то пьяный парень позволил себе слишком много, проведя ладонью по его щеке. Хёнджин метнул на него такой взгляд, что тот мгновенно отскочил, бормоча что-то невнятное. Хван скривился, окинув помещение цепким взглядом. Контингент, мягко говоря, оставлял желать лучшего. Мужчины в дорогих костюмах, которые целовали своих пассий прямо в коридоре, не стесняясь чужих взглядов, и девушки в якобы брендовых нарядах, которые сразу выдавали подделку. Хёнджин скользил мимо них, не обращая особого внимания. Все, что его сейчас волновало, — это найти Феликса.       И он нашел его. Как обычно, тот выделялся из толпы своей почти болезненной чистотой: белоснежная рубашка, расфокусированный взгляд, цепочки, блестевшие в тусклом свете. Белобрысый сидел, лениво клюя носом, пока рядом кто-то настойчиво пытался добиться его внимания.       — Ну давай, Ликс, поехали ко мне, — выговаривал незнакомец, играя с волосами Феликса и наматывая на палец пряди.       — Отвали, — лениво огрызнулся тот, чем вызвал едва заметную усмешку на лице Хёнджина. — Ты уже два часа пытаешься меня совратить, но так и не понял, что я не заинтересован. Пять коктейлей купил. Они отвратительные. Мохито я не люблю. Надо было текилу взять.       Незнакомец, раздраженно закатив глаза, резко поднялся. Перед тем как уйти, он метнул взгляд на Хёнджина, стоявшего в полуметре.       — Не, чувак, — вдруг бросил он, окидывая Хвана насмешливым взглядом, — тяжелый случай. Не пытайся. Он тут два часа лил мне в уши про какого-то уебка, которого терпеть не может.       Хёнджин лишь беззвучно вздохнул. Было бы не так смешно, если бы тем самым уебком не был он. Преодолев порыв просто схватить Феликса за руку и выйти, Хван двинулся вперед и сел рядом. Ли ковырялся трубочкой в коктейле, изучая его дно, иногда даже поднимал брови в удивлении, когда ему удавалось подцепить лайм, но также быстро их опускал, когда фрукт падал.        — Я же сказал тебе, блять, отъебаться... — начал Феликс, не глядя, но едва поднял глаза, как у него буквально отвисла челюсть. — Ты что тут делаешь?       — За тобой приехал, — просто ответил Хёнджин.       Пьяный Феликс был каким-то абсурдно милым. Его щеки пылали розоватым румянцем, ресницы лениво щекотали взгляд, а уголки губ подрагивали в слабой улыбке. Но именно от этой его невыносимой простоты у Хёнджина что-то царапало внутри. Не щемило, не ныло — рвало с корнем.       — А почему не Джисон? — Варан на автомате показал бармену два пальца и добавил какой-то странный жест, будто отмахивался от надоедливой мухи. Бармен прищурился, выгнув бровь, но все равно кивнул, и Феликс, довольный, подпер щеку рукой.       — Потому что ты мне позвонил, идиот, — Хёнджин раздраженно ткнул экраном телефона в лицо собеседнику, демонстрируя список входящих. Но, судя по мутному взгляду, информация ему так и не дошла. Глаза в кучу, мысли — где-то под столом.       Феликс не шевелился. Сидел, моргая, как будто каждый вдох давался ему с трудом. В конце концов он не выдержал и, протянув руку, крепко ухватился за предплечье Хвана. Пальцы ощупали плотные мышцы, будто проверяя их на прочность.       — Ты вообще настоящий? — убедившись, что перед ним все-таки человек, а не фантом, Ли медленно убрал руки, пусто выдохнув. Потом зарылся пальцами в волосы, растрепал их и уставился в одну точку.       Когда перед ним появилось две стопки текилы и кусочек лайма, Феликс ожил, глянув на Хвана с приглашающим выражением. Тот только фыркнул и покачал головой, даже не пытаясь скрыть раздражения. А Варан, как будто нарочно, жадно опрокинул обе стопки одну за другой, болезненно поморщился и быстро закусил лаймом. Текила прожгла его насквозь, но он лишь кинул бармену новый заказ.       — Может, хватит уже напиваться? — голос Хёнджина звучал натянуто, словно он изо всех сил старался не сорваться. — Поехали из этого гадюшника.       Феликс поднял на него глаза, такие растерянные, такие хрупкие, что Хёнджин невольно сжал кулаки. Будь это любой другой человек, он давно бы оставил его здесь, задыхаться в собственном дерьме. Но нет. Это же ебаный Феликс, черт его подери.       Варану было чертовски сложно смириться с тем, что Скорпион, причина его нервной дрожи, сидит рядом. Так близко, что, казалось, стоит только протянуть руку — и он станет осязаемым. Запах его парфюма, едва уловимый сквозь гремучую смесь алкоголя и табака, сводил с ума. Но Ли, вместо того чтобы успокоиться, лишь сильнее зарывался в эту пьяную пустоту. Бармен молча повторил заказ, и Феликс снова выпил две стопки подряд, дернувшись так, будто пытался сжечь изнутри весь хаос, поселившийся в нем.       — Может, ты уже поймешь, что я не останавливаюсь, если меня просто попросить? — бросил он неожиданно резко, обжигая голосом. — Свали. Я с тобой не поеду. Позвони Джисону, скажи, чтобы приехал.       Хёнджин прищурился, огонь в его взгляде вспыхнул мгновенно.       — Может, мне еще президента вызвать, чтобы твою задницу до дома доставить? — он вскочил, сделал шаг ближе, почти нависая над ним, и схватил за локоть. — Поехали.       Но вместо ответа Феликс резко дернулся, легко высвободив руку из хватки Хвана. Более того, через секунду тот почувствовал, как собственную руку заламывают за спину. Легкая боль, напряжение. Хёнджин замер, в его глазах читалось негодование. Феликс, конечно, был пьян, но черт подери, его сила заставляла помнить, что Варан не просто украшение банды. Если бы хотел, он сломал бы любого за несколько секунд.       Их взгляды встретились. Это было как наэлектризованный контакт двух противоположностей: гордость против упрямства, сила против слабости, которую никто не хотел показывать. Через пару секунд Феликс разжал пальцы и откинулся обратно на стул, будто ничего не произошло.       Хёнджин глубоко вдохнул, мысленно считая до десяти. Этот парень — чистое испытание, от которого не сбежать. Почему просто нельзя согласиться? Сдаться? Особенно после того, как он сам, мать его, звонил и ныл о том, как скучает. Скорпион решил сменить тактику. Подошел ближе. Его рука плавно легла на талию Феликса, вторая откинула светлые пряди назад, открывая шею. Хёнджин наклонился к самому уху и, дыша часто, почти горячо, прошептал:       — Феликс, не испытывай мое терпение, — Ли ощутимо вздрогнул. По его коже пробежали мурашки, а сердце болезненно ударило о ребра. Хёнджин отстранился, но не спешил уйти. — Я слышал все, что ты сказал якобы Джисону, — его голос стал тверже, спокойнее, но от этого только страшнее. — Так что прекрати этот цирк. Поехали.       Феликс резко очнулся от пьяного оцепенения. Глаза расширились, растерянность мгновенно затопила лицо. Он хотел что-то сказать, но лишь машинально схватил Хвана за руку, глядя прямо в его глаза.       — Я очень пьяный, — пробормотал он, словно извиняясь, но это только усугубило дело. Хёнджин и без слов это знал. — Пошли меня нахуй, если я начну приставать к тебе.       Хёнджин смотрел на Феликса несколько долгих секунд, будто обдумывая его слова. На языке вертелась тысяча острых фраз, но ни одна из них так и не сорвалась с губ. Вместо этого он резко выдохнул, пытаясь выпустить из себя всю накопившуюся злость. Но злость не уходила. Она смешивалась с чем-то другим — с болью, с желанием, с этим проклятым чувством, которое разъедало его изнутри. Все, что оставалось, — это этот момент, этот пьяный, чертовски откровенный Феликс, который в одно движение сорвал с него все защитные барьеры.       — Ты даже не представляешь, насколько сложно тебя послать, — пробурчал Хван самому себе, наблюдая, как его персональный вынос мозга наконец-то соизволил встать и направился к гардеробу за курткой.        Феликс дошел до машины, шатаясь, едва не падая каждый раз, когда ноги предательски теряли равновесие. Хёнджин, желая помочь, попытался подхватить его за локоть, но Ли тут же резко стукнул его по руке, бросив хмурый, почти звериный взгляд, прежде чем замер, хлопнул глазами и, будто опомнившись, пошел дальше самостоятельно. Хёнджин тяжело вздохнул и убрал руки в карманы, зная, что трогать Феликса, тем более пьяного, лучше не стоило. То, как Варан мог драться, Скорпион, к сожалению, знал прекрасно, а также был уверен, что синяки от столкновений с его упрямством будут напоминать о сегодняшнем вечере еще долго.       Дороги были полупустыми. Хёнджин вел машину слишком спокойно, тихая музыка едва заполняла пространство, пока Феликс, прикрыв глаза, откинулся на спинку сидения. Его щеки все еще были розовыми, и это, вместе с беспорядочно распахнутой курткой, обнажающей шею, заставило Хёнджина сильнее сжать руль.       Он не был уверен, способен ли Феликс сейчас связно разговаривать, или все, что сорвется с его губ, будет потоком пьяного бреда. Но в одном Хёнджин почему то был уверен: в такие моменты Феликс был честен. До пугающего, болезненного уровня искренности, когда слова рвались наружу быстрее, чем мозг успевал их обдумать. Но Хёнджин на то и был Хёнджином, ему было важно, чтобы человек осознавал то, что говорит и делает. Разговор будет. Но не сегодня.       — Больно, — вдруг раздалось со стороны пассажирского сиденья, и Скорпион вздрогнул от неожиданности. Голос Феликса прозвучал хрипло, резко, как будто он слишком долго держал это в себе. — Больно скучать по тебе. Никогда не думал, что такое может случиться со мной. И уж тем более никогда не думал, что этим человеком станешь ты, — Феликс коротко усмехнулся, открыл глаза и лениво повернул голову, чтобы взглянуть на Хёнджина. — Но, знаешь, я все еще считаю тебя фальшивым, наигранным уебком. Тем, кто всю жизнь играл и продолжает играть роль ахуенного сына и наследника.       Хёнджин краем губ усмехнулся, не отрывая взгляда от дороги. Ему тоже было больно.       — Все-таки считаешь меня ахуенным, — он коротко выдохнул. — Нам нужно поговорить.       — Говори.       — Когда ты будешь трезвым. А не сейчас, когда твой взгляд еле фокусируется, — Хёнджин коснулся регулятора печки, заметив, как Феликс начал натягивать рукава куртки и нервно ерзать. — Ты мог бы сказать, что тебе холодно.       — Мне не холодно, — раздраженно цокнул Ли, отворачиваясь. Он натянул куртку плотнее, зарылся лицом в ее воротник и пробурчал сквозь ткань. — У тебя машина неудобная.       Когда поворот, ведущий к его жилому комплексу, остался позади, Феликс с ошарашенным выражением уставился на Хвана. Серьезно? Этот придурок решил отвезти его к себе? Тем более его, пьяного в дрова. Ли захлебнулся внутренним криком. Последние пару дней он без остановки ныл о том, как хочет Хёнджина, представлял его, пока целовался с кем попало, а сейчас этот блондинистый дьявол сам, по доброй воле, вез его к себе. Сам приехал. Сам вез. Это вообще нормально? Скорпион изначально планировал так сделать, потому что даже адрес не спросил.        — Истеричка, если что, моя просьба все еще актуальна. Хотя бесполезно, ты же никогда не делаешь то, что я прошу.        — Может, потому что ты просишь меня либо ударить тебя за то, что сам обнимал, либо ударить за то, что сам целовал? — Хёнджин раздраженно цокнул, когда какой-то мудак подрезал его, зачесал назад свои чертовски идеальные светлые волосы и поджал губы. Эти самые губы, которые Феликс сейчас буквально ненавидел. И хотел. Одновременно.       Варану стало невыносимо душно в машине. Как вообще можно находиться с этим человеком в одном пространстве?       — Попроси что-нибудь нормальное, и я, возможно, сделаю, — продолжил Хван, не отрывая глаз от дороги.       Феликс резко отвернулся, зарылся глубже в свою куртку, чувствуя, как мир начинает плыть перед глазами. Сознание не желало возвращаться в норму, становилось только хуже, а последние шоты текилы безжалостно дали о себе знать. К тому же начало укачивать, будто весь чертов автомобиль раскачивало на волнах. Спать хотелось невыносимо. Все, что он говорил Хёнджину этим вечером, всплывало в памяти. Откровенно. Искренне. Он больше не притронется к текиле, даже под дулом пистолета. В этот раз обещание было честным, по крайней мере, Ли в это верил.       Но еще хуже то, что Хван слушал. Не перебивал, не высмеивал. Просто слушал. И теперь везет его к себе. Сука. Феликс выдохнул сквозь зубы и провалился в мутную, пьяную дремоту, которая тут же перетекла в сон, чувствуя, как каждый вдох отдается болью где-то в груди.

***

      Хёнджин, опираясь плечом о косяк двери своей спальни, стоял, молча наблюдая за Феликсом. Тот лежал на его кровати, укрывшись одеялом, как в коконе, и крепко обнимал подушку. Светлые волосы беспорядочно разметались по подушке, и, глядя на него, трудно было поверить, что это живой человек. В голове у Хёнджина крутился лишь один вопрос: как вообще можно было так напиться? И если в машину он садился еще в более менее адекватном состоянии, то по приезде кое-как дошел до квартиры, снова не давая Хёнджину помочь.       Рассчитывая, что Феликс хотя бы немного протрезвеет, Хёнджин решил взять его к себе. Да и куда его еще девать? Он знал, что гордость этого идиота не позволит ему вымолвить ни слова, если оставить наедине с его проблемами. Но, как оказалось, все его планы пошли к чертям. Ли умудрился выгнать его самого из собственной спальни, плюхнувшись на кровать, словно был у себя дома, и тут же вырубился, раскинувшись звездой.       Скорпион тяжело выдохнул. Мстить — так мстить. Подойдя к спящему парню, он открыл приложение будильника на телефоне, выбрал такой же самый раздражающий рингтон и поднес телефон к уху Феликса. В ответ Варан лишь недовольно поморщился, отмахнулся рукой, словно от назойливой мухи, и накрыл голову подушкой, пробурчав что-то неразборчивое.       — Не мог придумать что-то новое? Че за мной повторяешь, — голос Феликса с утра был еще ниже. От этого по коже Хёнджина пробежали мурашки.        — Вставай. Нам в универ через два часа, — Скорпион решительно сорвал с Феликса одеяло, и тут же пожалел об этом. Короткая кофта задралась, открывая вид на его талию и аккуратные линии пресса. Ничего слишком выдающегося, но, черт возьми, слишком сексуально.       Феликс зажмурился, чувствуя, как холод обжег кожу. Его голова раскалывалась, будто кто-то решил устроить вечеринку с барабанами прямо в черепе. Он нехотя приоткрыл глаза и, сощурившись, уставился на потолок. Просыпаться с похмельем второй день подряд — это уже слишком. Мысли о состоянии собственной печени, кажется, пугали его больше, чем утро.       — Мне абсолютно похуй на универ и на пары, — прохрипел он, снова закрывая глаза. — Я не пойду. Отвали.       Ли снова завалился на кровать, укутываясь в то, что осталось от его комфорта. Но внезапно пришло осознание. Черт, это же не его кровать. Взгляд резко метнулся по комнате. Это была квартира Хёнджина. Точнее, его спальня. А он… он лежал в его кровати. В одежде, но все равно.       — Почему я тут? Ты… — Феликс резко сел, готовый разразиться гневной тирадой, но вдруг замер. В голове, словно молотом, всплывали воспоминания. То, что он говорил вчера. Господи, лучше бы текила стерла все к чертям. Он прижал ладони к голове, пытаясь хоть как-то успокоить хаос в мыслях. Смотреть на Хёнджина он не мог. Хотелось провалиться под землю. Или выпрыгнуть из окна. Тридцатый этаж? Звучит неплохо.       — Мы сейчас позавтракаем, поедем на пары, а потом вернемся и поговорим, — холодно проговорил Хёнджин, будто это был приказ. Феликс отрицательного замотал головой, даже не поднимая взгляда. — Хватит, не веди себя как идиот, — Хван с раздражением вздохнул. — Я не собираюсь с тобой возиться. Будь уже ответственным.       — У меня башка раскалывается, я не пойду никуда. Давай я тут подожду? — Ли отвернулся, всем своим видом показывая, что обсуждение закрыто.       — Ты сбежишь, — Хёнджин выгнул бровь, уверенный в своей правоте.       — У меня нет одежды, — огрызнулся Феликс, указав пальцем на свои вещи. — Я же не пойду в этом.       Хван молча закатил глаза, направляясь в гостиную.       — У тебя сорок минут, чтобы собраться, — бросил он напоследок.       Феликс кипел. Все в нем просто бурлило, готовое вырваться наружу. Он не какой-то там мальчишка, которого можно было заставить делать все, что угодно. Стиснув зубы, Варан вскочил с кровати, намереваясь дать Скорпиону достойный отпор, но стоило сделать шаг, как в голове все закружилось. Его тело предательски сдало позиции, и он снова рухнул на кровать, закрыв лицо руками. Черт бы побрал эту текилу.       Спустя десять минут силы вернулись — недостаточно, чтобы чувствовать себя человеком, но достаточно, чтобы подняться на ноги. А еще через пятнадцать Феликс стоял в гардеробной Хёнджина, раздраженно рассматривая его идеально выстроенные ряды одежды. Да, он так себе и представлял это место: пиджаки к пиджакам, рубашки к рубашкам, цветовые градации в абсолютном порядке, а часы аккуратно разложены в дорогих коробочках. Смотреть на это без тоски и раздражения было невозможно.       Феликс выбрал первую попавшуюся толстовку и светлые джинсы. Париться не хотелось, хотелось незаметно проскользнуть в ванную. А еще говорить с Хёнджином у него не было никакого желания. План был прост: доехать до универа, а там просто сбежать. Холодный душ сделал свое дело. С каждой каплей, стекающей по его коже, Феликс чувствовал, как тяжесть похмелья немного отступает. Освежившись, он провел привычные процедуры, а потом, не испытывая ни малейшего стыда, воспользовался средствами для ухода, которые стояли на полке. Ну а что? Хван ведь сам предложилЗакончив с этим, он вгляделся в свое отражение в зеркале. Усталость все еще читалась в его лице, но по крайней мере он выглядел нормально.       — А так и не скажешь, что бухал два дня подряд, — пробормотал он себе под нос. Его внимание привлекли флаконы с парфюмом, выстроенные в ряд. Феликс с интересом принялся брызгать каждый в воздух, оценивая запах.       Когда он наконец вышел из ванной, Хёнджин сидел за столом с планшетом в руках, сосредоточенно что-то изучая. На нем была простая черная кофта и идеально сидящие классические брюки. На столе стояли две чашки кофе — одна наполовину пустая, очевидно его, а другая совершенно нетронутая. Рядом валялся сэндвич в упаковке.       Феликс усмехнулся, подходя ближе.       — Как мило, ты сделал мне кофе, — усаживаясь рядом, проговорил он с наигранной улыбкой.        Хёнджин, заметив его, замер на мгновение. Увидеть Феликса в своей одежде оказалось гораздо более… странным, чем он думал. Вещи сидели на нем слишком хорошо. А еще этот запах. Теперь он пах также.        — Плюнул туда? — саркастично добавил Феликс, принимаясь за свой завтрак.       Хёнджин перевел на него взгляд, прикусив губу, чтобы не выдать себя.       — Я же не ты, — сухо отозвался он. Господи, этот парень точно сведет его с ума. — Ты всегда так напиваешься?       Феликс, с явным удовольствием поедающий сэндвич, резко бросил на него взгляд. В его глазах блеснуло что-то злое.       — Нет, только после того, как моя жизнь перевернулась с ног до головы, потому что я убил человека, окончательно порвал все связи с отцом и… — Варан решил не договаривать. Скорпион смог вывести его на эмоции, но он среагировал быстрее. Есть больше не хотелось. — Поехали в универ, сорок минут уже давно прошло. 

***

      Минхо до чертиков было интересно, что произошло между Феликсом и Хёнджином. Он писал Хвану, а тот даже читал, но ничего отвечал — всегда так делал, Минхо терпеть это не мог. А Феликс в сети вообще не появлялся. Выдохнув, он опустил свою голову на макушку Джисона. Парень лежал на его плече, листая ленту новостей, параллельно согласовывая с агентством новые проекты, а еще Крис несколько раз скидывал каких-то актеров и айдолов, чтобы Хан проверил их, связаны ли они хоть как-то с казино, которое до сих пор не давало покоя.        Ситуация с Вараном наложилась сверху, и Чану вместе с Хёнджином пришлось временно отложить вопрос налога. Жадный ублюдок-хозяин естественно воспользовался шансом, и, подчистив за собой подчистую, благополучно свалил из Кореи. Где теперь бродячим его искать — неизвестно. Именно поэтому Крис надеялся выйти на него через медийных личностей, доступ к которым был только у Джисона.        — По ней и не скажешь, что в казино вкладывает, — Минхо вместе с Джисон просматривали что-то по типу биографии айдолов, которые были в компании. — Я вроде даже слушаю эту группу.        — По тебе тоже не скажешь, что ты придурков можешь одной каплей яда убить или оставить умирать. Знал бы ты, сколько грязи на них всех мы на самом деле скрываем, — усмехнулся Хамелеон. — Девочка глупо выдала себя, более умные звездочки используют не корпоративные карты, а анонимные счета, хотя компания запрещает.        В аудитории сегодня на удивление было мало людей. После того, как Минхо переехал к Джисону они начали приезжать на пары одни из первых, благодаря пунктуальности Ли, конечно. Джисона это по началу раздражало, но когда он понял, что у его парня мания контролировать ситуацию и следовать четкому расписанию дня — успокоился. Хан и раньше об этом знал, но не думал, что это проявляется столь сильно.        Через минут десять в аудиторию вошел Феликс. Этот парень появлялся настолько редко, что весь поток затих. Ли окинул присутствующих не очень добрым взглядом, целенаправленно посмотрел на друзей и пошел к ним.        — Смотри, он в вещах Хёнджина, — только и успел сказать Минхо Джисону, как тут же следом вошел сам Хёнджин.        — Съебите с последней, я спать собираюсь, — Феликс уселся вплотную к Джисону, а затем надел капюшон и закрыл себя руками, видимо, реально собрался спать. — Разбудите, когда пойдете хавать.        Минхо и Джисон посмотрели друг на друга, явно не понимая происходящего. Спорить не стали, и просто пересели на один ряд вперед, Феликс был в вещах Хёнджина, спокойно отреагировал на то, что Хван уселся рядом, даже посмотрел в его сторону, и, закатив глаза, улегся обратно.       — Ты собрался за мной весь день ходить? — пробурчал Варан. Минхо и Джисон тут же повернулись к друзьям. — А как же, — Феликс не мог упустить возможности, поэтому даже сон, такой желанный, его не остановил. Подъебать Хвана он был обязан. — Я с аморалами не сижу, — он специально сделал голос выше и изобразил мимику Скорпиона. — Сам себе противоречишь, истеричка.        — Я бы не ходил за тобой, если бы ты не попытался сбежать домой сразу, как мы приехали в универ, — спокойно ответил Хёнджин не обращая никакого внимания на парня. Он снова что-то высматривал в своем планшете. — Это было глупо, мог бы включить мозги и разработать более изощренный план.        Минхо и Джисон переглянулись, обмениваясь взглядами, в которых смешались недоумение и откровенная растерянность. Ситуация, мягко говоря, выходила за рамки обычного.       — А ты чего в одежде Хёнджина? — не удержался Хан, хищно прищурившись и поднимая брови. — Твои клубные тряпки не пережили бурной ночи? Хотя я всегда подозревал, что Хван… как бы это сказать... — он сделал паузу, смакуя каждый слог, словно бросая вызов.       Феликс и сам Хёнджин одновременно скривились, как будто Джисон только что произнес что-то невообразимо гадкое. У Минхо хватило самообладания ровно на три секунды, после он залился смехом, скатываясь практически под стол. Но Скорпион, с присущей ему хищной грацией, быстро прервал фантазии друга короткой, но достаточно ядовитой репликой. В этот момент Варан услышал обсуждения одногруппников на заднем фоне, и вдруг странно улыбнулся.       Если Хёнджин не уйдет сам, Феликс найдет способ заставить его это сделать.       — Я хочу помочь вам с украшением актового зала! — внезапно выпалил Ли, резко поднимаясь и вскидывая руку, как отличник на уроке. — Как раз вечером буду свободен.       Хёнджин закатил глаза и легонько стукнул себя по лбу. Почему из всех людей именно Ли ебаный Феликс? Почему этот нелепый, упрямый парень с вечной искоркой вызова в глазах так плотно поселился в его голове? Почему даже сейчас, глядя на него, Хёнджин ловил себя на мысли, что готов подождать — хоть три часа, хоть всю ночь, лишь бы в конце поговорить.       План Феликса, естественно, провалился еще на этапе зарождения. Хван не ушел. Более того, он каким-то образом умудрился уговорить первокурсников помочь, так что украшение актового зала заняло всего два часа. Два долгих часа, пока Ли изо всех сил старался игнорировать присутствие Хёнджина, чувствуя на себе его пристальный взгляд. Феликс ждал, что тот сорвется, уйдет, бросит все, наконец покажет раздражение, но… Хёнджин молчал. Просто терпеливо ждал, сдержанно глядя так, что у Феликса от одного этого взгляда по коже пробегали мурашки.       После того, как работа была закончена, Хёнджин, вместе с Феликсом направился к машине. Он шел молча, но каждый его шаг, каждый небрежный поворот головы будто говорили больше любых слов. Все планы Варана — уйти, избежать разговора, сделать вид, что ничего не было — развалились на глазах.        Когда они приехали в квартиру Феликс пулей залетев в ванную, захлопнул за собой дверь и сполз на холодный кафельный пол. Ладони дрожали, сжимая пряди волос, а сердце билось так громко, что заглушало звуки снаружи. Он прислонился к двери, будто она могла стать барьером между ним и реальностью, которая слишком тесно придвинулась к его горлу. Скорпион, видимо, решил его добить окончательно.        Феликс не ожидал, он не думал, что Хёнджин будет таким настойчивым. Что он вообще собирался делать? Ли еще на крыше Асана ясно дал понять, что не хочет и не будет с человеком, который боится признаться миру о том, что гей и никогда в жизни не раскроет свои отношения. Варан поставил точку, но Скорпион видел только запятые.       — Феликс, тебе особое удовольствие доставляет испытывать мое терпение? — голос Хёнджина раздался по ту сторону двери, полный раздражения и какой-то почти нежной усталости.       Феликс стиснул зубы. Внутри клокотала злость — на него, на себя, на все это. Его действия казались ему смешными, детскими, и в то же время спасительными. Он боялся. Боялся, что если сейчас откроет дверь, если Хёнджин увидит его таким, слабым и уязвимым, то что-то внутри их обоих треснет. Ли не знал, что скрывал Скорпион. Хёнджин всегда был холодным, сложным, пряча свои чувства под непроницаемой маской. А сам Феликс был книгой с разорванными страницами, которые Хван читал только так.       По ту сторону двери послышался тяжелый вздох, и через секунду дверь слегка дрогнула — Хёнджин тоже сел на пол, прислонившись к ней.       — Как долго ты собираешься прятаться? — его голос теперь звучал мягче. Без раздражения, без требований. Только терпение, которого раньше не было. — Как ты себя чувствовал эти две недели?       Феликс не ответил сразу. Он глубоко вдохнул, стараясь удержать эмоции, которые переполняли его. Внутри все зазвенело от этого вопроса, слишком простого и слишком опасного.       — Отошел? — уточнил Хёнджин, как будто боялся, что парень снова закроется. — Кошмары были?       Феликс стиснул волосы крепче, закрывая глаза.       — Я думал, будет хуже, — его голос прозвучал хрипло, почти шепотом, но Хёнджин услышал. Конечно, услышал. Он ловил каждый звук, цеплялся за каждую нить, которая связывала их. — Меня другое волновало, — Феликс продолжил, глядя в пустоту перед собой. — А убийство... Я, кажется, не осознаю, что это вообще было. Или смирился. Это всплывет потом, я знаю. Но сейчас... Сейчас я думаю, что, возможно, демонизировал отца. Всегда верил, что убийство — это крайняя мера. Что исход всегда может быть другим. Но, кажется, иногда другого исхода просто нет.       Он пожал плечами, будто Хёнджин мог его видеть.       — Выходи, — наконец-то ответил Хван. В его руках поблескивали ключи — холодный металл, который легко мог бы открыть дверь. Но он и не думал их использовать. — У меня есть ключи, но я не буду открывать. Сам выйдешь.       Хёнджин стоял неподвижно, будто прирос к полу, но внутри него все бурлило. Он знал, что Феликс выйдет. Тот мог упираться сколько угодно, но в конце концов обязательно вышел бы. Ведь если бы он на самом деле был против, он бы давно исчез. Не пошел бы с ним домой, не стал бы утром надевать его одежду. Не остался бы здесь, в этой квартире. Но Феликс был рядом.       Ждал.       Хёнджин чувствовал это. Феликс боялся. Боялся сделать первый шаг, боялся открыть дверь, которая изменит все. Но Хёнджин тоже боялся. И все же, помимо страха внутри него жило еще кое что, — ответственность. Щелчок замка прозвучал, как удар молнии, отдавшись где-то в глубине его души. Хёнджин резко обернулся и увидел, как Феликс медленно выходит из ванной. Его взгляд был серьезен, даже слишком для момента. Он подошел близко, так, что Хван мог слышать, как тот дышит.       — Почему ты сидел со мной в больнице? Почему вообще ответил на поцелуй? Почему приехал за мной в клуб? — голос Феликса сорвался, в нем была смесь обиды и отчаяния, он уже не пытался скрыть своего страха. — Почему ты, черт возьми, до сих пор не послал меня нахуй?       Ли чуть опустил взгляд, прикусив губу, в его глазах читалась боль. Как же все это было неправильно, как же бесило, что Хван стоял тут перед ним и не собирался уходить, несмотря на все, что было сказано. А еще… еще Феликсу было так чертовски невыносимо не хотеть, чтобы он уходил. Желание, которое разрывало на части, забивало дыхание. Лучше бы все было понятно, лучше бы снова была ненависть — она хотя бы понятная. Или пусть Хёнджин просто оборвет все, так, как умеет — резко, без колебаний, не давая шанса.       Но нет. Он не сделал этого. И Феликсу от этого становилось только хуже.       — Потому что не могу я послать тебя нахуй, — Хёнджин произнес это тихо, но твердо. Он сделал шаг вперед, коснувшись пальцем линии подбородка Феликса, заставив его поднять голову, чтобы их взгляды встретились. — Я не мог уехать из больницы, потому что мне нужно было увидеть, как ты очнешься, увидеть твои глаза, когда ты поймешь, что с головой твоей не все в порядке. Потому что знал, что тебе будет нужна поддержка. Я не мог не приехать в клуб, потому что, блять, после того, что ты сказал Джисону, я просто обязан был быть рядом. И я не смог не ответить на твой поцелуй, потому что ты, кукла, сводишь меня с ума. Все мои мысли теперь о тебе, мне просто невыносимо не думать о тебе. Знаешь, как тяжело сосредоточиться, когда ты смотришь на меня этими своими красивыми глазами? Просто… невозможно.       Феликс смотрел так и сейчас — широко распахнув свои темные, наивные, искренние глаза, будто этот разговор был для него чем-то священным. Хёнджин коротко усмехнулся, но руку с его лица не убрал.        — Ты хочешь, чтобы я послал тебя? Тогда сделай это сам, Феликс. Потому что я сам... — он запнулся, сжав челюсть, — ...я сам уже не могу. Мне кажется я сошел с ума.        — Мы оба сошли с ума, кажется.       Слова Хёнджина резали по сердцу, оставляя на нем новые шрамы. От каждого звука, от каждой интонации внутри все сжималось, превращаясь в крошечный комок чувств, что пульсировал лишь в нескольких точках: в руках, что жаждали прикосновения, и в глазах, что видели только его. Весь мир сузился до одной единственной фигуры, до Хёнджина — такого реального, такого невозможного.       Две стороны внутри Феликса начали бороться. Одна — полная ужаса — кричала бежать, пока еще не поздно, пока трещины в нем самом не стали пропастью. Потому что еще немного — и они оба сорвутся, рухнут в этот неведомый, опасный мир друг друга. Они создадут свой собственный, неправильный, полный безрассудства мир, где будут только они вдвоем. Но другая сторона, тонкая, как едва уловимый шепот, умоляла забыть все страхи. Броситься вперед. Утопить себя в его руках, в его тепле. Не думать ни о чем.       И в этот момент Феликс понял. Острый, болезненный, но в то же время сладкий вывод вспыхнул внутри него, заполняя каждую клетку. Он влюбился. Безумно, сильно, до потери себя.       — Я думал, нет, я надеялся, что все наши чувства взялись из-за того, что мы были вынуждены быть рядом, но прошло две недели, а ничего не изменилось. Стало только хуже, — голос Хёнджина снизился, теперь он почти хрипел. Скорпион провел большим пальцем по губам Феликса. — Я скучаю по тебе, черт возьми, бешусь, что однажды попробовал вкус твоих губ, а теперь не имею права к ним прикоснуться снова.       Феликс молчал, не отводя взгляда. Он просто стоял, смотрел, каждое слово проникало внутрь него, заставляя что-то в нем ломаться, восстанавливаться, лечиться. Хёнджин через силу убрал ладонь с лица Ли.        — Но, черт, больше всего мне нужны не твои губы... и не твое, ахуеть какое, сексуальное тело. Не это. Больше всего мне хочется просто обнять тебя, прижать к себе и не отпускать. Представляешь? Ты и я, — Хван нервно усмехнулся. — С тобой я чувствую себя живым. Я чувствую эмоции, которых никогда не знал. Ты умеешь жить эту жизнь. Ты, как солнце — яркое живое — и, в то же время, разбитое сейчас. Я не хочу, чтобы ты погас, — слова вырывались, больно лезли изнутри. — Это так странно, но мне просто хочется быть рядом с тобой.       Он почти не заметил, как поднес руку, чтобы снова коснуться его лица, будто искал в нем какой-то ответ. Что-то, что могло бы хоть немного облегчить этот ад внутри.       — Смотри, что ты со мной сделал, Феликс. Ты... ты просто... ты вломился в мою жизнь, и теперь я не могу ее без тебя представить.       Феликс не отводил глаз. Он стоял, молчал, не моргал. Его взгляд был тяжелым, как молчаливая буря, скрывающая в себе все слова, что он не мог произнести. И когда он ответил, его голос был холодным и спокойным, как лед:       — Ты позволил с собой это сделать, Хёнджин. Ты сам позволил, — голос Феликса был низким, но дрожал от еле сдерживаемых эмоций. Он аккуратно убрал руку Хёнджина со своего лица, на мгновение замер, ощущая тепло его пальцев, а затем сжал ее чуть сильнее, чем следовало. — Наверное, не стоило мне спрашивать, а тебе не стоило говорить, потому что теперь будет намного больнее.        Он медленно разжал пальцы, отпуская руку, будто разрывая ту связь, что ещё удерживала их обоих от полного падения. Шаг назад. Все внутри кричало, требуя бежать отсюда. И Феликс дернулся, но Хёнджин не дал ему уйти, во второй раз он этого не допустит. Он смотрел на Варана, хотел задержать, чуть сжал талию, за которую придерживал. А Феликсу казалось, что этот взгляд впитывает всю волю, парализует, разливая по венам горячий, горький яд.       — Хёнджин… — прошептал он, с трудом сдерживая эмоции, сжимая кулаки, чтобы остановить дрожь. Но, чем больше Феликс сопротивлялся, тем сильнее становилось желание сдаться.       Он проиграл. Тихо и окончательно.       — Поцелуй меня, — выдохнул Феликс, не глядя на Хёнджина. — Я хочу, чтобы ты это сделал. Или сделай что угодно. Ты меня так бесишь и раздражаешь, но я так хочу тебя. Только останься рядом после всего, останься и рискни.       Хёнджин не смог отказать, да и не хотел. В ту же секунду он рывком прижал Феликса к холодной стене, захватывая его губы в поцелуе. Похуй. Если осуждение всего мира — это цена за возможность обладать этим человеком, он готов был ее заплатить. Каждую чертову вону, отдал бы последнюю. Поцелуй обжигал, как взрыв сверхновой.       Феликс улыбнулся, чувствуя, как тепло разливается по всему телу. Он приоткрыл губы, позволяя своему языку встретиться с чужим, впуская эту пьянящую близость внутрь, глубже, так глубоко, что кончики пальцев начинали покалывать. Все остальное потеряло смысл. Слишком долго он ждал этого, слишком долго хотел. Сотни раз представлял этот момент, воображал, как это будет: его губы, язык, вкус. Теперь он не хотел ни на секунду отпускать.       Хёнджин тихо выдохнул. Низкий, почти сдавленный стон сорвался с его губ, проникая прямо под кожу Феликса, взрываясь там адреналином и желанием. Голова шла кругом. Он схватил Хёнджина за воротник, притягивая еще ближе, не зная, что именно ищет, но целуя так, словно от этого зависела вся его жизнь. Воздуха не хватало, все тело горело. Мысли давно покинули их.       Пальцы Хёнджина опустились на талию Феликса уже такую знакомую и сжали ее сильнее, смелее, чем прежде. Ли тихо застонал, и от этого он чуть не сорвался — руки дрожали, губы отзывались болью от укусов. Но эта боль опьяняла. Она была как наркотик. Каждый раз, когда Феликс проводил языком по искусанным губам, облизывал их перед новым глубоким поцелуем, боль становилась чем-то незначительным, даже приятным.       Феликс был блядски в этом хорош. Он смешивал грубую, всепоглощающую страсть с неожиданной нежностью, не давая Хёнджину расслабиться. Его пальцы тянули за волосы, губы оставляли следы, от которых кружилась голова. Хван не мог ни вдохнуть, ни отступить — он был полностью поглощен, растворен в этом поцелуе.       Когда Феликс внезапно оторвался, разрывая их связь, Хёнджин почувствовал себя пустым. Перед ним стоял Ли, его губы, алые и припухшие от поцелуя, слегка приоткрыты, дыхание сбито. Глаза смотрели так, будто прожигали насквозь, будто требовали ответа, но не словом — действием. Скорпион не сразу понял, что происходит. В груди пустота, почти боль, а в глазах Варана — вызов, желание, жажда.       — Я испорчу тебе жизнь, — голос Феликса дрожал, его взгляд цеплялся за что-то невидимое, за спасительную ниточку сомнений, которая, возможно, все еще могла бы уберечь их обоих.       — Ты уже давно ее портишь, — Хёнджин не сдержал короткого смешка, который быстро перешел в тихий вздох. Он склонился ближе, его губы скользнули по шее Феликса, горячие и требовательные, оставляя влажный след языка. Тот сжался, крепче вцепился в ткань толстовки, не зная, как устоять перед этим чувством, которое одновременно пугало и затягивало, как омут. Хёнджин прижался губами к его уху и прошептал. — Поэтому добивай. Лучше уж я умру от твоей руки, чем буду задыхаться без тебя.       Феликс закусил губу, ощущая, как возбуждение накатывает волнами.       — Твои родители не одобрят... Пай-мальчик разве пойдет против их воли?       Он дрожал, его тело едва справлялось с тем, что с ним происходило. Хёнджин был слишком близко, его слова, его прикосновения, даже просто его дыхание сбивали с ног. Он казался невозможным. И таким настоящим.       Хёнджин только сильнее прижался, впитывая каждую секунду, впитывая этот момент, этот запах, эту мягкость. Каким же Ли был сладким, его кожа под губами, что пахла превосходно, веснушки, которые сводили с ума, и ладони Феликса, вцепившиеся в его предплечье. Хёнджин ловил себя на том, что не может насытиться им.       — Мне впервые в жизни плевать, что они одобрят, а что нет, — прошептал Хёнджин, вдыхая его запах, оставляя едва заметные отметки на коже. — Хоть раз могу себе позволить сделать то, что действительно хочу. У меня появилась зависимость, и зовут ее Ли Феликс. Поэтому замолчи и дай мне тобой насладиться.       Он прикусил кожу чуть сильнее, заставляя Феликса выдохнуть что-то между стоном и проклятием, а потом резко отодвинул его от стены, чтобы снова впиться в его губы. Поцелуй был другим, более жадным, более глубоким. Хёнджин хотел запомнить его вкус, каждую дрожь, каждый тихий звук. Он хотел его всего.       Если бы два месяца назад кто-то сказал ему, что этот парень перевернет его жизнь, заставит задуматься о том, что значит чувствовать, он рассмеялся и посчитал бы это несусветным бредом. Но сейчас все было иначе. Ли Феликс оказался его ураганом, его бурей, его безумием. Он ненавидел его так же сильно, как жаждал. Но ненависть уже давно уступила место чему-то новому, чему-то неизведанному.       Хёнджин хотел дать ему то, чего Феликсу всегда не хватало. Хотел защитить, согреть, подарить все то тепло. Хотел вернуть каждый кусочек разбитого сердца, залечить каждую трещину. И черт возьми, хотел ударить себя за все свои ошибки, за каждое слово, за каждую боль, которую он причинил. Феликс смотрел на него. Тихо, пристально. Его глаза были полны вопросов, боли, чего-то невыразимого. И все, что Хёнджин мог сделать, — это утонуть в этом взгляде и пообещать себе, что никогда больше не даст этому свету погаснуть.       Просто быть вместе. Несмотря на то, что они не должны, что это, возможно, разрушит их обоих. Просто быть, не думая о последствиях. Их тянуло друг к другу, как два магнита, несмотря на полярности, несмотря на острые углы, которыми они могли ранить друг друга и уже ранили. Оба знали, что возможно это их погубит. Но не попробовать, значит, погибнуть быстрее.        Феликс схватил его руку, поднял ее и, не отводя взгляда, обхватил губами два пальца, втягивая их внутрь. Хёнджин почувствовал, как по телу прокатилась волна жара. Он резко выдохнул, пытаясь сохранить хотя бы крупицу самообладания. Но это было невозможно. Смотреть, как пухлая верхняя губа Феликса скользит по его пальцам, как горячий язык касается подушечек, медленно и намеренно, — это было выше сил. Каждый звук, каждое тихое причмокивание били по нервам, заставляя кровь пульсировать быстрее.       Феликс не спешил. Он закатывал глаза, сам получал от этого удовольствие, дразнил. И когда Хёнджин, не выдержав, слегка толкнул пальцы глубже, добавив еще один, Феликс только сильнее втянул их, обхватив плотнее, вызывая у Хвана сдавленный шипящий выдох.       — Если ты продолжишь, — голос Хёнджина стал ниже, а затем и вовсе перешел в шепот, — я засуну в твой красивый рот не пальцы, а свой член.       Феликс улыбнулся, довольный эффектом, и, не убирая этой дразнящей усмешки, обхватил его запястье и потянул за собой в сторону спальни.        — Тогда зачем терять время?
Вперед