Варианты проёбанного самоуважения (Fuck the Disrespect)

Какой диктофон… какие аудио или видео записи… какие попытки обнародования того, чем живут высшие демоны, когда все и так прекрасно знают об этом! О каком ущемлении права на неприкосновенность может идти речь, когда в аду всегда всем было насрать на других! При уже совершающемся бесчинстве, переполненном оправданиями происходящих поступков фурии «обиженной» за саму себя. Ну какое вообще выуживание компромата на суд, где верховные такие же ёбнутые извращенцы скорее сдадут в тюремный расход того, кто «настучал»! Никакого спасения, только собственными усилиями, если это вообще возможно! Сколько бы очевидный «компромат» сейчас не происходил налицо, становясь явью, а не кошмаром во сне! Блитц, да в общем и Столас тоже, стоило им стать якобы полноценными самостоятельными демонами по возрасту, давно плевали на такое предположение, что именно могло быть для них самым настоящим личным адом или кошмаром во сне. С чем бы они не за что не пожелали бы столкнуться наяву. — Ответите вы о-оба… ответите, нахуй… только не мешайте мне верить, что я вас не пущу по кругу, потом на мясо, как скотин. Сколько бы вы не обращались в духов, разъебу, уничтожу, бля-я-ядь… Только дайте мне засунуть ракеты вам обоим в жопу, я посмотрю тогда на ваше бессмертие! Жалкое зрелище, кровавое месиво, разбитое тело и сломанные кости — как ни назови состояние Блитца со стороны, эти словосочетания волновали только его одного. И сейчас было не до воплей Столаса с его плачем, всё еле поднимавшегося с лужи собственной крови, когда совсем слетевшая с катушек Стелла жёстко исполняла роль предопределявшего судьбы Бога. Или скорее верховного судьи хуй знает какой закалки — того самого редкого зверя во всём аду, которого не возьмёшь взятками и высосанным из пальца шантажом. Вот только имело ли смысл Блитцу верить в хоть какое-нибудь чудо, сколь бы ни было растяжимым это понятие? Имели ли смысл попытки задеть чрезвычайно себялюбивых поехавших высших отродий, которым никто не указ тем… на что и сам приложившийся намертво к стене бес не был уверен, что у него есть хоть какое-то железобетонное право на свою жизнь. — Если фантазии больше не в состоянии высирать что-то дельное и не повторяющееся, бомж ебаный… прекращай мучить свою жопу вместо отчаявшихся отсохших мозгов. Какой, ебать… какой из тебя соперник нашей неуязвимости, а! Он больше не желал понимать, на что ещё может оказаться способна непомерно кровожадная птичка-маньячка. Не желал догадываться, что за смертоубийственную дичь она может выкинуть ещё и ещё очередями, как из пулемета! Ей бы с таким подходом… одной только ей уничтожать не менее прихуевшие вражеские армии захватчиков, от которых только одно название и никакой способности дать отпор даже на полминуты. И даже если бы он знал, что она плотски связывала себя с мощнейшим богом похоти не только совокуплением, но и полным слиянием… сам отговаривал себя строить идеи самостоятельного отступления. Тем более при тяжёлых размышлениях, брать ли бывшего принца с собой, раз к нему остались чувства, пусть и обезображенно вытесанные на невидимых скрижалях среди атмосферы. Он слишком устал с того, что здорово разбит и сломлен, чтобы думать, как было бы возможно дать отпор, уцепившись за чрезвычайно маленький шанс выйти живым победителем. Будто ухватившись, как когда-то за сиську знатной дорогой сосалки в лучшие годы до осознания, к чему его тянет больше. — Лучше выбирай одну боль из двух, а для этого тебе стоит, нахуй, замолкнуть! И стонать побольше не от того, как кого-то ебёшь или ебут тебя. Это я ещё не приступила к тому, чтобы отхуярить тебе твой хер, гнида ты или вошь, как тебя не назови. Оказывай милость, что я сейчас считаю тебя своей игрушкой. — В клюв возьми у настоящего бомжа, как обычно… авось сквиртанёт тебе в пищевод от радости, что ёбаная по голове знать ему дала отсос. Прорычав почти как адский лев, Стелла тут же запустила ногу практически рядом с разбитым лицом Блитца. И, легко вытаскивая каблук, предоставила ему картину, что бывает на самом деле, когда её намеренно пытаются вывезти из себя. На стене прямо рядом с лицом Блитца образовалась глубокая дыра с вовсю потрескавшимися линиями на ней в разные стороны. Блитц видел такое не раз, пока вызывали разрушение стен не всегда исключительно патроны или снаряды… сам делал почти так же, вовсе не желая испытывать этот же приём на своём лице. Представлял, как обошёлся бы без агонии, если бы так мгновенно ему могли разбить лицо ещё сильнее гребаным каблуком на женских ногах! Легко отделался ли сейчас, в эту секунду… при впечатлениях, о которых он не просил, но кои ещё будут щедро ему предоставлены? Вроде огромного мешка пиздюлей, что мифом под мефом вовсе не является. Только мазохист начнет испытывать жажду узнать, как можно огребать совершенно по-разному, с увлечением выявляя степень устойчивости к постоянно повышаемой уровень жестокости. Не повторяясь, раз это волнует их обоих, а их жертвы всё никак этого не избегут, потому что потеряли прилично крови… ну и доля шока с такого поведения разъяренной «бабы» была приличной. Решил не сдерживать себя, чтобы не сойти с ума ещё сильнее, и по его телу пошла некоторая тряска с, собственно, самой неожиданности того, как Стелла молниеносно совершила сильный удар по стене, что она аж стала раскалываться, и насколько близко её черная «куриная» ножка располагалась к его лицу. Ещё секунды, и, начав осознавать, что его башка могла быть расплющена, как арбуз под прессом, он начал немного качать головой во все стороны, расширив свои большие глаза. Что до Стеллы, желавшей продолжать испытывать множество приливов второго дыхания, что предполагало только один кайф от собственного превосходства в противовес ранее испытываемым сожалениям и ущербности от унижений за свою попранную гордость — ногу рядом с Блитцем она ещё не убирала, чтобы он, блядь, хорошенько рассмотрел её голень. Понемногу подводя глаза со стопы очень близко к его щеке до промежности, с которой немножко капало ему на будто парализованные ноги. — Возьми, секси-птичка, ещё одного моего дурмана. Кайфани ещё, я тебя познакомлю со всеми добрыми вещичками, с которых ты провалишься в свой личный похотливый рай. Где все, тем более Бог, будут досуха вылизывать твои ноги и сиськи… ты уже близка к тому, чтобы так было в реальности, моя королева. Снова перед прилично окрашенной кровью, неслучайно избежавшей превратиться в ошмётки головой Блитца предстало то, с каким пьяным упоением ебучий, развратный Асмодей глубоко засасывал эту сумасшедшую в клюв, нагло массируя и не думашие опадать груди. Чтобы этот состоящий из секса и наполненный мускулами обмудок, о реальности того, сколько на самом деле в нём силы, на самом деле никто не знает, считал и называл кого-то рангами выше самого себя… Блядь, насколько сильно Стелла затрахала его до смерти, судя по всему, действительно по любви и от души, что он охотно готов уступать ей свой им самопровозглашенный титул! Он дал ей при перерыве от долгого поцелуя капсулу с откидной крышкой, чтобы она занюхала плотного огненного дымка в темных тонах… Она тут же заерзала, стоя на подкосившихся ногах, вдыхая всё сильнее запах с этого дымка и чуть ли не негромко чирикая от наслаждения, что немедля начал предоставлять ей этот странный наркотик. Пока ненадолго пребывала под сильным кайфом уже от этого «препарата» хорошего настроения, держалась за талию своего самого мощного любовника среди всех немногочисленных, с кем вступала в половую связь… даже её дорогой братец был в этом совсем не ровня Оззи. Потому Стелла часто сама желала того, чтобы он касался её везде, настырно подводя его пальцы ко всем её самым чувственным и красиво выглядящим для зрелой демонической женщины обнаженным интимным зонам. — Ох-х-х и хорошо же ты меня отвлек, мой сладкий, сразу воображение разыгралось! Ты же меня не остановишь этим, пока я не убью, затем воскрешу и снова начну расчленять этих двух долбоебов? — Конечно же, нет, разве я, кроме секса, конфет и любви к тебе не могу предоставить своей страстной стерве ещё и допинга? Чтобы ты точно исполнила всё, о чём мечтала слишком долго… высвободи всё, что в тебе было и мешало тебе жить, Стелли. Блитца уже чуть ли не наружу тошнило с реальных образов того, как неоновый демон плотно держал озверевшую птичку за груди и промеж ног, пока она смеялась почти что ему в рот и кратко облизывала своим языком его губы. Его попытки сделать хоть какое-то движение телом вперёд прежде не увенчались успехом, да и важно было не забывать, что стоит ему дёрнуть своими руками и ногами… сейчас эти двое высших демонов в таком запредельном состоянии, что мгновенно их оттяпают. Точно сделав из него калеку, что после такого только смерти просить… пусть член и останется на месте, что тоже вовсе не факт, насколько снесло крышу друг с друга этим двум любовникам. Вернее, разве это не является счастьем, когда половые партнёры становятся друг от друга без ума… но не путем того, чтобы далеко за гранью разумного страдали другие! — Ну что ещё, ёб вашу мать, что, блядь, вам ещё от нас надо! Я слышал, что вы только начали, пощады просить не буду… а вы вывезете вообще последствия того, что сейчас устраиваете? Чтобы Блитцу было обидно… что он оказался сильно расстроен… больше с какой-то хуйни вроде иссякания аргументов, ругательств и подъебов, когда вершилось над ним покушение на его судьбу самым жестоким образом! Еле дышал, уже еле дрожал, и пребывая, как ему казалось, без чувств и с отключенными, предупреждающими о степени болевого порога нервами, чувствуя, что выплевал практически все свои зубы… Примитивная магия так и осталась в его власти, но что бы он мог сделать против мгновенно реагирующих демонов, даже если бы мог использовать не удивляющий никого дешёвый прием из фильмов вроде выпускания густого дыма для отвлечения, чтобы тем временем свалить. Вот только со Столасом с его увесистым для худого совелия телом, или без него… чтобы оставить на нём аморальное для демонов, жесткое, насильственно страстное разбирательство с его разъяренной бабой, которую и мощный секс с владыкой похоти ни в какую не успокоит! Из-за одноразовости половой связи, хотя было всё больше невероятных предпосылок, что он пожелает трахать её много и часто… Напрашивается сам собой вопрос, настолько ли остоебал его этот вечно обдолбаный дегенерат Физзаролли, что Оззи снова вовсю по бабам, количеству которых конца и края не предполагается, и был счастлив этим. — Идиот, блядь, ты хоть сам понимаешь, что несёшь? Сопроводить тебя пойти проспаться, чтобы хуйню не нёс, как-то сейчас жестоко, что ли. Давно бы уже в вечный сон провалился, ослоёб, чем хоть как-то пытаться задевать нас. Кончились твои аргументы и оскорбления? Ну так завали ебало и терпи или дохни уже поскорее! Потому что я с вами обоими действительно ещё даже не начинала, а вы уже нассали себе под свои хуи от страха. Ненадолго закончив нагло тискать Стеллу за её взмокшие прелести, Асмодей осмелился вплотную подойти к кашлявшему Блитцу так, чтобы одному его глазу были представлены его горящие, наполненные кислотными цветами очи, что он правда был чем-то обкурен так, будто это и не Оззи вовсе, а самозванец. Но нет, подражатель не то чтобы совсем не мог обладать его силами, но и трахать на каждые сутки столько хороших и разных любовников и любовниц… управляла ли Стелла им, как марионеткой, оказав полное воздействие на его ум? Блитц стал бы сейчас делать выводы, реально ли вообще укрощение любыми способами одного из самых могущественных высших демонов, если бы адская боль окончательно не сковывала его движения и тем более разум… Ему только и оставалось ржать про себя, как Стелла пристроилась к Оззи сзади своей влажной промежностью, тут же плотно ухватив его рукой за большие яйца, имитируя в каком-то полупьяном исполнении, как увлеченно трахает его пустым местом! — Смотри мне в глаза, ёбаная сука, когда я с тобой разговариваю! Запомни, как отче наш, или какой там ебущий мальчиков святой отец, постоянно моющий свой святой хуй от их говна выдумал эту поебень. В высшей лиге тебя бы уничтожили, стоит тебе ступить за её порог — это говорю тебе я, владыка шлюх Асмодей. И самым первым позабочусь о том, чтобы от тебя не осталось мокрого места, на глазах у всех, стоит тебе принести свою недостаточно вспаханную сраку, Блитц-О, в любое из наших по-настоящему святейших мест. Так, любимая, продолжай всласть ебать его… я кое-как выдержал наблюдение его блевотной рожи максимально близко. Только Асмодей удалился, отговорив себя как-то ещё задеть разбитого Блитц действиями унизительного характера вроде харчков или как раз подходящего золотого дождичка, тогда как о самом фетише не было и речи, как Стелла притянула его взгляд к себе. Будто что-то ожидая ещё напоследок перед продолжением мясного кровавого банкета на стол в высочайшей степени извращенному самоуважению голубых кровей. Даже если она не думала о том, что он заключил с её глубокого пристального взгляда, когда зрачки обоих встретились слишком близко, ему было достаточно заключить про себя, что после ещё не ёбаной его хером рожи Блитца он наконец-то посмотрит на прекрасное, ровное, будто вытесанное совиное лицо его Стелли с её монотонно белоснежными глазами вокруг всей её сексуальной черноты. Тут же душевно отмывшись от грязи дерьмого слоя адского населения, полученной через зрение. — Если ты не понял, то что нам сделает адский закон, где первым главным правилом так и осталось позволено делать, что вздумается? Обидел даму настолько, что она готовила месть в своей голове — будь любезен вытерпеть её, как мужик. Или тебе нужен хуй только чтобы ебать всяких сосунков вроде этого? Как только высшие демоны снова кратко чмокнулись и заулыбались, птичья мать собралась схватить Блитца за горло, всё ещё выбирая момент для раскрытия главной тайны. Но увидев то, отчего уже кое-как вставший бывший принц его отговаривал ввиду бессмысленности… вздохнула с облегчением, что он снова выполнил её работу по части использования фантазии на всю катушку. Стоило ли Блитцу знать, будто аура Оззи, пока он был максимально к нему близко, оказала на него такое влияние, что он мог вновь делать хоть какие-то движения… чтобы им было нескучно, а не ради своего спасения! — Пропизделись, да, ебанашки? Наконец-то, наконец-то выкусите то, на что мой хуй способен… Бля-я-ядь, ах ты шкура собачья! Всё-таки достал свои золотые дробовики… тут же разломанные Стеллой оба на две части и выкинутые далеко, как мокрые трусы со шлюхи. Что ж, он пытался, и если Асмодей действительно дал ему силу через свою ауру… то вовсе не предоставил надежду, но сделал это ради смеха. А может и дал шанс Блитцу на то, может ли он его удивить, всё ещё не желая славливать предсмертную агонию. Или вновь на глазах обосрется, дав понять, что и скорейшая смерть не выбьет из него хоть какое-то проявление креатива, чтобы противостоять тем, кто куда сильнее и мощнее него. — Ты только что продемонстрировал мне свою окончательную тупорылость, примитивный долбаный хуеплёт. И, и эту хуйню я тоже… думаешь, я, как женщина, захват не сделаю, чтобы выбить твои кухонные ножички, мудила? Так, а чтобы ты свой хуй, как такое же жалкое своё оружие, не достал… а-а, сука, ах ты уёбок мелкий, пырнуть по живородящему животу захотел! Блитц если и жалел о том, что делал, то явно не в процессе того, пока он совершал то, что задумал, и что на секунды казалось ему хорошей идеей. Достав тесак из-под своего бездонного кармана на исполосованных брюках, собрался было вспороть Стеллу, был у него в этом одно время богатый опыт. Прямо так, как делают каннибалы, стоит им начать варить суп из пленных недалёких туристов — тех самых из многочисленных сектантов, кто устраивает даже в аду отпуска в местах, где по их тупому мнению, можно словить уйму острых ощущений. Только уколол её между грудей верхом острия, как она тут же отвесила дамский кулак ему по лицу, чуть не сломав рога, пока так же отбросила холодное оружие, без промедления начав со всей силы выкручивать ему запястья на сто восемьдесят градусов. — Вх-х-х-хга-а, блядь ты… бля-я-ядь, заебать все сраки твоего фамильного дерева Гоэтий бензопилой тысячу раз, сучара! — Ты когда мне идеи подавать закончишь, хуйло? Своей родни не жалко, что ты такие громкие слова всё ещё говоришь мне? Которой, как правителю, должен стопы в обуви целовать. Сейчас вылизывай грязь и кровь оттуда, мои туфли, блядь, совсем запачкались, слышал меня! Уж чего-чего, а опухшего лица после конкретной драки, в завершении которой ещё убирать кучи трупов, ещё в более крайней степени разбитому Блитцу не доводилось испытывать на себе. Раз за разом одна только эта черная ведьма уничтожала его уверенность в своих силах, забирая её себе для и без того возвышенной самооценки. Он думал, что может больше для рядового беса… хотя бы по части беспринципности, а следовательно, самообороны, кражи чужого и покушения на жизнь. Но, похоже, стоит ему осмелиться продемонстрировать что-то ещё — тут же будет разбит снова, без шанса показать свои способности даже на долю секунды. Всё уже показано, и все попытки были предприняты — приведшие к болтающимся, как сосиски, ладоням при вывернутых запястьях. Оставался только безудержный поток красноречия на вечную тему жёсткой продолжительной ебли сутками напролет чужих мамок. Причина вырвать горло, чтобы он заткнулся и ничего больше не произнес… вот только Стелле было бы неплохо знать, как бы это чмо оставалось в сознании и при вырванном горле, ведь к отрезанию языка никакого интереса не возникает. — Да нахуй пошла, вон он рядом с тобой стоит, слепая, что ли! Пизду твою полизать попросишь, я её зубами загрызу… пока хоть один есть, клитор твой, сука, ебаный вырву. — Я разве не давала тебе намёк, чтобы ты без отвлекающего внимание пиздежа готовил руки, если попытаешься хоть ещё раз на меня пойти, а? Стелла Гоэтия была бы рада не пачкать себя плебейской кровью, что аналогично и насчёт крови демонов немногими рангами выше, вроде вновь застывшего от ужаса Столаса при блокировании его галлюцинационных способностей. Не в том смысле, что не желала марать руки, что сейчас делала с чрезвычайно упоительным удовольствием, а чтобы не окроплять ею своё горячее для демонической птицы тело полностью в черном цвете. Только со временем сполна оценила, что краснота крови по бёдрам вместе с половыми выделениями после периодической заботы Асмодея о ней своим членом, по животу, на грудях и щеках придавала ей если не ещё большей сексуальности, то наркотического желания образа максимально высокого превосходства над всеми, кто слабее и сильнее её. Ещё бы кровь жертв не засыхала на ней столь быстро, создавая не совсем приятные ощущения жёсткости. Но как бы она не гордилась собой сегодня, наплевав на крайне сомнительный повод для гордости, мысленно благодарила Асмодея за его участие со всем глубоким почтением, какое только могла оказывать, будучи оставшейся невыносимо для других высокомерной личностью. А он же чувствовал её глубокую признательность ещё до того, как буквально слился воедино с ней, снова ожидаемо засунув свой хер внутрь неё, чтобы она как раз и смогла скрутить Блитцу руки без особых усилий. Как раз оказалось, что они оба были богаты здесь и сейчас перед жалкими подобиями мужских особей не только половым единством в отношении эмоциональной связи, когда слишком потрясенные Блитц и Столас всё ещё не осознавали этого. — Стелла, умоляю, ёбаный ты в рот, остановись! Я сделаю всё, что ты попросишь, хоть вечно буду терпеть тебя, только отпусти его! Отпусти, только не доламывай ещё хлеще, и он больше никогда про нас не вспомнит! Кажется, пробуждение, пусть и через невообразимую боль, но всё же состоялось. Вот только стоило ли ему случаться, чтобы не сделать якобы любившим друг друга всё гораздо хуже, чем являлось сейчас? Неважно, последние секунды точно заставили Столаса воспрять, подняться и быстро накапливать магию для дальнобойных больших сгустков энергетических разрядов с его пока ещё целых рук. Он бы в жизни не простил себе то, что Блитцу вот так продолжают устраивать медленную мучительную смерть, что и ему, как бывшему, но бывшему не раз в бою принцу казалось более сумасшедшей изощрённой вещью,