Inspiratie

Август осознаёт, что это не очень нормально. Он так и не рассказал Диме о своих чувствах, хотя всё их взаимодействие в последнюю неделю было весьма романтичным. Но у него есть оправдание. Ну, насколько это можно счесть оправданием, конечно. Большую часть свободного времени он занимался рукописью, оккупировав балкон в квартире Димы. Тот действительно оказался местом силы, ну, либо на Августа так специфически действовал гормональный взрыв, вызванный осознанием взаимности его влюблённости.   Наверное, стоило бы больше времени уделять Диме, но Август ничего не мог с собой поделать. Книга наконец-то писалась. И Август просто не мог остановиться, полностью вовлечённый в процесс.   Дима, впрочем, не жалуется. Ему, видимо, нравится наблюдать за таким вот горящим Августом. К тому же, он приступил к работе над обложкой, поэтому в последние дни и сам часами сидит на балконе, уткнувшись в графический планшет.   Вот и сейчас он сидит в старом компьютерном кресле, подобрав под себя ноги. Наиболее удобное место в доме он галантно уступил Августу, и у этого такой потрясающий бойфрендский вайб, что Август внутри себя едва не пищит от умиления.   Вообще он в шаге от того, чтобы начать делать что-то подобное вслух, потому что периодически бросает на Диму долгие взгляды, откровенно залипая. И отводить взгляд каждый раз — испытание. За работой Дима просто прекрасен. Он сидит, чуть нахмурив светлые брови, забавно высунув кончик языка, и его, вот такого, отчаянно хочется поцеловать. Но Август не решается, хоть и сделать это проще-простого. Он боится сбить Диме концентрацию, на собственном опыте зная, что вновь вернуться в состояние потока будет очень трудно.   — Август, ты прожжёшь во мне сейчас дырку взглядом, — невозмутимо отмечает Дима, не отвлекаясь от планшета. Но уголки его губ слегка приподняты, так что он явно всем доволен.   — Просто ты очень красивый, — ничуть не смущается Август тому, что его только что подловили. — Мне нравится на тебя смотреть.   Видимо, говорит Август всё-таки что-то не то, потому что Дима мгновенно серьёзнеет и напрягается, даже спину резко выпрямляет.   — Поговорим? — предлагает он очень ровным голосом, отложив в сторону планшет. — Я обещал тебя не торопить, знаю, но я так не могу. Всю неделю я нахожусь в подвешенном состоянии. И нет, конечно, я могу постоянно целоваться с человеком, который мне нравится, и это неплохо, мне не на что жаловаться. Но если у нас разное… понимание серьёзности происходящего, то лучше не надо.   Дима очевидно волнуется, из-за чего немного тараторит. И Августу приходится прикладывать усилия, чтобы уловить суть сказанного. Всё-таки слушать очень встревоженного носителя языка — не самая простая задача.   — Дима, schat, — начинает Август, мягко улыбнувшись. — Тебе не стоит так тревожиться, я просто долбоеб. Дима озадаченно изгибает бровь. Заявление Августа его явно ни в чём не убеждает.   — А как-то поконкретнее можно? — всё уже уточняет он, издав нервный смешок.   Август встаёт со своего места и подходит к Диме ближе, расслабленно усаживается прямо на стол и берёт того за руку. Со стороны, наверное, это выглядит немного экспрессивно, но Августу просто хочется быть ближе, иметь нормальный зрительный контакт и возможность прикоснуться.   Удивительно, но он совершенно не волнуется. У него было время, чтобы разобраться в собственных чувствах, и теперь он вполне готов их озвучить. Наверное, страшнее делать первый шаг, в этом плане Август Диме не завидует. Ему же самому намного проще, потому что он заранее знает, что симпатия взаимна.   — Послушай, я виноват в том, что до сих пор с тобой нормально не поговорить, — мягко начинает Август. — И мне жаль, что это доставлять тебе дискомфорт. Я просто так увлёкся этим всем… И рукопись ещё, опять же. Поэтому я и говорить, что я долбоеб. Но это всё не так уж важно. Намного важнее, что с мой стороны всё тоже максимально серьёзно. Дима слушает внимательно и будто бы затаив дыхание. Его, вот такого трогательно-растерянного и волнующегося, хочется прижать к себе и никогда не отпускать. И Август непременно это сделает. Но сначала проговорит всё то, что необходимо озвучить.   — Я не скрывать, что никогда не влюбляться, — продолжает Август, невесомо поглаживая кончиками пальцев чужую ладонь. — Раньше. Но не сейчас. Но я не мог сказать сразу, потому что я чувствовать к тебе так много всего, что мне… сложно выражать это словами. Я хотеть, правда, но меня и сейчас очень подводить словарный запас.   Ладно, может, Август всё-таки немного и волнуется. По крайней мере, у него нет других объяснений относительно того, почему его дурацкий акцент сейчас становится ещё сильнее.   — Ты мне правда очень нравишься, — старательно выговаривает он, потому что уж на самых главных словах объебаться не хочется совершенно.   — Но? — уточняет Дима напряжённым тоном. И его, видимо, ласковое прикосновение ни черта не успокаивает.   — Никаких «но», — улыбается Август счастливо. — Ты мне правда очень нравишься. Я могу с уверенностью сказать, что влюблён в тебя. И я надеюсь, что ты понимать, что я не стану разбрасываться такими важными словами просто так. Я ещё не говорить ничего подобный прежде.   Сказанных слов Диме, очевидно, достаточно. Он вцепляется в край рубашки Августа и притягивает за него к себе, сокращая дистанцию. А затем вовлекает в мягкий, очень нежный поцелуй, от которого начинает кружиться голова.   Августу нравится то, каким решительным может быть Дима, есть в этом что-то потрясающее. И ему нравится быть ведомым в поцелуе. Не подчиняться, а полностью доверяться другому человеку, позволяя задавать направление.   За прошедшую неделю у них было много поцелуев, но этот — один из самых сладких.  

***

  Игорь заваливается к Диме под каким-то надуманным предлогом. Августу его даже озвучили, но он благополучно забыл. Отметил только явную неправдоподобность. Скорее всего, Игорю просто интересно посмотреть на то, насколько прогрессировало их взаимодействие. О, в этом плане русского офицера ждёт немало сюрпризов.   Они устраиваются в комнате, и по такому случаю Дима приносит из кухни стулья, выставив их возле не подходящего по размеру стола. Сидеть на диване, выступающем единственным спальным местом в этом доме, было бы действительно странно.   Игорь делится своими планами на предстоящий день рождения. И, судя по всему, он намерен пригласить едва ли не весь участок, поэтому он экспрессивно рассуждает о том, что не знает, где взять столько денег на алкоголь.   — Всё равно не понимаю сути проблема, — вздыхает Август, честно пытаясь вникнуть в ситуацию. — Вы же вроде не подростки, чтобы алкоголь на вечеринке тёк рекой.   — Да подросткам-то много, чтобы убиться, не надо, — досадливо морщится Игорь. — А ты пойди напои толпу взрослых мужиков.   А, точно, это же русские. И, пожалуй, их споить — задача действительно не из простых. Правда, Август так и не может понять, для чего вообще всех в обязательном порядке спаивать. Но Игорю, конечно, виднее. И, наверное, это многое говорит о русской полиции (так и не преуспевшей, к слову, в поиске обокравшего Августа человека).   — Почему бы тебе в таком случае не накурить всех? — жмёт плечами Август, предлагая альтернативу. Сам он к траве давно относится без особого интереса, разве что в юности немного баловался. Но если так уж важно поднять всем настроение, то это тоже выход.   Игорь давится чаем и начинает надсадно кашлять. Дима смотрит круглыми глазами и делает странное выражение лица, словно бы предлагая заткнуться пока не поздно. И Август понимает, что сказал что-то не то, но не может уловить, что именно.   — Август, — вздыхает Дима, заметив его недоумение. — В России нет легализации. А ты сейчас разговариваешь с полицейским.   Ой.   — А, точно, — сипит Игорь, наконец откашлявшись. — У вас же с этим всё по-другому. Ну ладно. А то я было подумал, что ты совсем охуел. Август усмехается, потому что сложившаяся ситуация кажется ему забавной. Вообще-то он довольно ловко избегал серьёзных столкновений менталитетов всё то время, что живёт в России. Просто поразительно, что въебаться он умудрился на траве.   — А ты типа увлекаешься этим? — смотрит Игорь с подозрением, чуть прищурившись. И в его тоне появляется что-то откровенно полицейское, словно он в шаге от того, чтобы учинить Августу допрос с пристрастием.   — Nee. Это мешать думать ясно. А у меня и так книга только начать писаться, — честно признаётся Август.   — Это хорошо, — одобряюще кивает Игорь, напоминая в этот момент старого ворчливого деда.   Не то чтобы Августу было дело до того, что о нём может подумать Игорь, но его одобрение всё-таки радует, потому что он — близкий друг Димы. Так что Августу иррационально хочется держать лицо и не падать в его глазах.   Дима встаёт со своего места, сгребая пустые кружки со стола, и Август, успевший за последний час ужасно соскучиться по тактильному взаимодействию, и сам поднимается на ноги, схватив его за руку. И без того минимальная дистанция сокращается, и Август оставляет на губах Димы лёгкий, целомудренный поцелуй. Ему просто это необходимо, потому что без постоянной тактильности переполняющие чувства его разорвут.   Дима рефлекторно отшатывается. Виснет тяжёлая и напряжённая тишина.   — Интересно девки пляшут, — бормочет Игорь озадаченно.   И только в этот момент до Августа доходит, что он проебался. Судя по всему, Игорь ни о чём не знал, и, о господи, он ведь легко может быть гомофобом…   — Sunshine, прости я не… — начинает Август оправдываться, испытывая настоящий стыд. Ему откровенно плевать на то, что может в этот момент чувствовать Игорь, но эти действия — подстава по отношению к Диме. В конце концов, тот мог вообще не хотеть афишировать их отношения, и это абсолютно нормально. Особенно в России.   — Всё в порядке, — мягко усмехается Дима. — Я просто не успел ещё ни о чём рассказать Игорю. Так что он чуть-чуть в шоке.   Спокойствие Димы немного усмиряет волнение Августа. Тот не выглядит ни оскорблённым, ни напуганным. А, значит, внезапное посвящение Игоря в детали их личной жизни не столь катастрофично, как Август успел надумать.   Игорь, к слову, не чуть-чуть в шоке, а в глубоком ахуе. Он переводит взгляд с Димы на Августа и обратно, и выражение лица у него становится несколько угрожающим. Драться вряд ли полезет, но что-то определённо идёт не так.   Дима всё-таки собирает кружки и уходит на кухню, и без него атмосфера в комнате становится совсем уж напряжённой. — Игорь, слушай, я… — несмело начинает Август, прочистив горло.   — Мы не будем обсуждать это здесь, — отрезает Игорь неожиданно жёстко. — Я сейчас соберусь домой. А ты придумаешь что-нибудь. Например, вызовешься сходить в магазин.   К чему такая конспирация — не очень ясно. Но Август послушно соглашается с выдвинутыми условиями и действительно минут через пять спустя придумывает какую-то нелепейшую отмазку о том, что ему непременно нужен вот прямо сейчас латте из кофейни, иначе он просто умрёт. Дима смотрит с лёгкой иронией, явно раскусив их заговор, но позволяет ситуации течь своим чередом. Только хватает Игоря перед выходом за рукав куртки и мягко просит:   — Давай без глупостей, Гром.   Игорь широко ухмыляется и пытается нацепить на себя придурковатый вид, но никого обмануть этим ему не удаётся. Он явно напряжён, и это видно невооружённым глазом. Август боится представить, каким будет предстоящий разговор, и даже немного волнуется. Он очень не хочет конфликтовать с Игорем, прекрасно понимая, что тот является важным человеком для Димы. Да и сам по себе парень неплохой, с ним можно если не дружить, то быть хорошими приятелями.   На улицу выходят фактически нога в ногу. Игорь немногословно кивает головой в сторону стоящей возле подъезда скамейки и первым же на неё садится. Вытаскивает из кармана мятую пачку сигарет и выбивает из неё две штуки. Наверное, тот факт, что одной он делится с Августом — хороший знак.   — Ну рассказывай, — начинает Игорь очень серьёзным тоном, и он снова кажется полицейским при исполнении, а не просто обеспокоенным другом. — По-моему, всё и так понятно, — жмёт плечами Август. Он не собирается вести себя так, словно в чём-то виноват. И попытки Игоря надавить на нём не сработают. В самом деле, в своё время его пытались сожрать все, кому не лень — от литературных критиков и рядовых хейтеров в интернете до собственного отца. Уж не рандомного русского парня ему бояться. — Мне нравится Дима, я нравлюсь ему. Нам хорошо вместе. Твоё мнение в этом вопросе — вторично.   — Неужели? — хмыкает Игорь саркастично. — Родной, ты дохуя на себя берёшь.   — Я понимать, что мы находиться в России, — вздыхает Август. — Но твой гомофобия — исключительно твой проблема. И я смею надеяться, что ты достаточно хороший друг, чтобы не пытаться испортить жизнь Дима.   Неожиданно Игорь начинает смеяться. Весело и даже как будто бы беззлобно. Вот эту реакцию от него получить довольно странно, тем более что Август явно не сказал ничего смешного.   — Гомофобом меня ещё никто не называл, — бормочет Игорь, отсмеявшись. — У меня два отца, побойся бога. Нет, родной, у меня претензии не к тому, что Димке нравится мужчина. У меня претензии к тому, что ему нравишься ты.   Какую-то смутную логику Август, пожалуй, может даже ухватить. Должно быть, Игорю кажется, что тот просто решил закрутить ни к чему не обязывающий роман с фанатом. Разумеется, ни на что подобное Август бы не пошёл никогда, но Игорь об этом знать не может. И, как хороший друг, пытается вступиться за близкого человека. Это похвально. И теперь предстоит как-то донести до него всю серьёзность своих намерений.   — Я понимать, что у тебя нет причин верить мне, — вздыхает Август, досадливо поморщившись. — Но я начать встречаться с Димой не потому, что он мой фанат. Даже скорее вопреки. Я так никогда не делать, это быть мой принцип. Но он правда очень мне нравиться. Я сильно влюблён. И, поверь, я настроен очень серьёзно.   Игорь делает крупную затяжку и скептически хмыкает. Он ничуть не выглядит убеждённым, и Август не знает, как дальше строить диалог. Как подобрать правильные слова, чтобы выразить всю глубину своих чувств? Особенно, когда сделать это нужно на неродном языке.   — А дело даже не в том, насколько серьёзны твои чувства, — кривовато ухмыляется Игорь. — У тебя же туристическая виза, да? Сколько там осталось? Месяца полтора? А дальше-то что? Соберёшь манатки и съебёшь в свою Голландию? А мне тут Димку выхаживать потом.   Игорь засыпает вопросами, и у Августа, хоть в этом и неприятно признаваться, нет на них ответов. Так далеко в будущее он просто не заглядывал. У него с Димой всё только-только начало получаться, он не думал ещё о том, что будет, когда настанет пора уезжать.   — Ты задавать слишком сложные вопросы, Игорь.   — А жизнь, она, знаешь ли, в целом, сука, сложная.   С этим трудно поспорить. Но у Августа и правда нет ответов, потому что разбрасываться громкими обещаниями было бы опрометчиво. Август при всём желании не сможет остаться в России, у него в Амстердаме дом, работа, контракты, наиболее активные фанаты, Отто, в конце концов. Вся знакомая и привычная жизнь, которая до творческого кризиса его, в общем-то, всем устраивала. Но и Дима явно не сможет перебраться в Нидерланды. Глупо о таком даже думать сейчас. Кто в здравом уме поедет в другую страну без знания языка за человеком, провстречавшись с ним не больше двух месяцев?   Мотаться друг к другу между странами слишком часто они тоже не смогут. Нет, самолёт-то летит всего три часа, это не такая уж большая проблема. Но в дурацком мире существуют дурацкие границы государств и визовые ограничения. И всё это значит, что Август не сможет увидеть Диму в любой момент, когда этого захочется. И это кажется серьёзной проблемой.   — Вот умеешь ты загрузить, — грустно усмехается Август. — От того, что мы с Димой — граждане разных государств, мои чувства слабее не стать. Ты не думать, что пока что просто рано обдумывать что-то подобное? Если я попытаться обсудить с Димой настолько далёкий будущее, он может решить, что я слишком на него давить, не находишь? Люди обычно не говорить о подобном в начале отношений. Судя по всему, валидность этого аргумента Игорь признаёт. Он как-то недовольно хмурится и вытаскивает из пачки вторую сигарету.   — А ты с Димкой-то ни о чём пока и не говори. Но сам думай, что делать будешь. И если мне не понравится, что ты своей голландской башкой надумаешь, я те яйца оторву.   — Договорились, — теперь уже весело усмехается Август, ничуть не впечатлённый угрозой.  

***

  — Мне было бы удобнее, если бы ты немного рассказал о сюжете книги, — просит Дима в один из вечеров. — У меня есть несколько эскизов, но мне не хватает данных.   Они сидят на диване в комнате, расслабленно придвинувшись друг к другу, тесно соприкасаясь плечами. Каждый при этом занят своим делом, и Августа невероятно ведёт из-за этого. Он думает о том, что совсем не прочь проводить вот так каждый вечер. У них обоих творческие профессии, не пересекающиеся при этом. Никакой конкуренции, только взаимная поддержка и вдохновение.   Присутствие Димы рядом умиротворяет и расслабляет. И хотя события в рукописи раскручиваются стремительно, между Сашей и Эдмондом царит полный штиль. Они ещё не поговорили друг с другом о чувствах, но уже стали опорой и поддержкой, необходимой для того, чтобы справиться с непростой ситуацией, в которой они оказались.   Наверное, переносить свои чувства на бумагу — не слишком правильно. Но когда эти чувства столь прекрасны, ими не грех поделиться и со всем миром. Такую красивую любовь преступно держать в секрете. Август не суеверный, он не думает, что счастье любит тишину. Теперь он точно знает, что миру нужно больше любви. По крайней мере, пока у него самого её в жизни не было, он явно был куда более несчастен, чем сейчас. И он готов этой любовью поделиться с другими, пусть и показав её через персонажей. Это лучшее, что он умеет.   — Не могу, — усмехается Август и ласково целует Диму в щёку. — Ты слишком мультиролевой.   — Это трудности перевода или авторский неологизм? — удивлённо изгибает бровь Дима.   — Ну смотри, — Август откладывает в сторону ноутбук, решив сделать заслуженный перерыв. — Ты мой иллюстратор, и это чудесно. Я хотеть бы дать тебе больше информации, раз она тебе нужна. Но ты также фанат моих книг. И если я тебе рассказать больше сюжет, это быть спойлер. Тогда тебе не быть интересно читать. А ещё ты мой парень, но это к делу не относится, просто хотеть ещё раз это сказать.   Дима уже не краснеет так отчаянно, как в первые дни, но щёки у него всё равно смущённо розовеют. И Август, не выдержав, тянет его на диван, вынуждая лечь, а сам устраивается рядом.   Это удивительно, если вспомнить, как всё начиналось в голове Августа, но ни до чего интимного они так и не дошли. У обоих не чувствуется ни бешеного голода, ни дикого желания. Август знает, что всё это ещё придёт. Но пока что он просто купается в своей первой влюблённости, откровенно наслаждаясь максимально невинным взаимодействием. И хочет побыть в этом хотя бы немного. В нынешней точке ему достаточно того, что он может сцеловывать очаровательный румянец с щёк Димы, заставляя его вспыхивать ещё сильнее.   Вопрос, конечно, достаточно ли всего этого самому Диме. Но тот хорош в проявлении инициативы, в этом Август уже успел убедиться, так что, скорее всего, и в этом вопросе бы сделал первый шаг, если бы нуждался в чём-то подобном. Август бы его поддержал, само собой. Просто, раз этого не происходит, то он позволяет себе на тридцатом году жизни побыть максимально невинным и клишированным подростком. Может, Дима просто видит, что ему это нужно и не давит. Август признателен.   — Ну, блин, Ави, не сейчас, — ловко уворачивается Дима от очередного поцелуя. — Я только фоном занялся, это самое сложное для меня.   Ласковое сокращение имени заставляет сердце сладко ёкнуть, однако отказ в поцелуе оставляет после себя лёгкое чувство разочарования. Но, само собой, ни на чём настаивать Август не собирается. Дима дисциплинированный, и это спасает их обоих. Август, несмотря на бьющее фонтаном вдохновение, безбожно отвлекается. И если бы не Дима и его высокая ответственность, работа над рукописью шла бы куда хуже.   — Какой ужас, — тихо смеётся Август, возвращаясь в сидячее положение. — Я наконец-то вижу, как выгляжу со стороны, когда увлечён работой. — Нет, — совершенно серьёзно заявляет Дима, но в глазах видны смешинки. — Поверь мне, ты ведёшь себя намного хуже.   Август верит. Во-первых, он Диме верит в принципе, любому его слову. А, во-вторых, и сам знает, что часто в процессе работы полностью отрешается от внешнего мира, не чувствуя ни усталости, ни голода.   — Дим, — Август честно собирается попросить его показать какой-нибудь черновой вариант обложки, потому что любопытно до чёртиков. Но вместо этого выдаёт: — Ты хотел бы жить в Нидерландах?   Ожидаемо ответной реакцией на столь внезапный вопрос служит очевидное и осязаемое напряжение. Дима даже с лица сходит, и Август его прекрасно понимает.   «Ну какой же ты еблан», — думает про себя Август.   Он не лукавил в том диалоге с Игорем, отмечая, что на текущем этапе отношений любые разговоры о будущем могут ощущаться как давление. Может, ничего подобного Дима и не хочет. Может, ему будет достаточно, если их отношения продлятся до отъезда Августа. Это будет больно, но это его право.   — Почему… ты спрашиваешь? — осторожно уточняет Дима, стараясь не смотреть Августу в глаза.   — Подумал о том, что тебе бы в моём издательстве руки оторвали.   Дима давится воздухом, а затем начинает хрипло смеяться.   — С фразеологизмами у тебя пока всё не очень хорошо, как я понимаю, — выдавливает он сквозь смех, и только так Август осознаёт, что сказал что-то не то. — Подозреваю, что ты хотел сказать, что меня бы «с руками оторвали».   Не без труда Август понимает, в чём именно ошибся, и к щекам тут же приливает кровь. Господи, как неловко.   — Ja, — не без стыда признаётся он. — Я всё напутать. Мне вообще очень сложно рядом с тобой нормально думать, знаешь ли. Но мы отвлеклись. Я думать, что твой творчество быть очень востребовано, если книга хорошо продаться. А ещё мой издательство планирует выпускать дополнительный тираж прошлых книг. И я хотеть сделать для всех обложки в единый стиль.   Август, конечно, отчаянно врёт, чтобы как-то выкрутиться из положения, которое сам же создал. Дима, конечно же, проницательно всё замечает.   — Для этого не обязательно переезжать в Нидерланды, — отмечает он со вздохом.   — Не обязательно, — признаёт Август. — И я не хочу на тебя давить, правда. Россия — чудесный страна, я понимать, что это твой дом и с моей стороны довольно самонадеянно просить тебя её оставить. А ещё я понимать, что мы знакомы меньше двух месяцев, и такие разговоры заводить в принципе нелепо. Но я не могу перестать думать о том, что здесь мне нельзя взять тебя за руку на улице или поцеловать. Что большая часть людей вокруг будет думать, что ты мой друг. Что я буду должен всё время себя контролировать. Это невыносимо.   Дима вздыхает. Тяжело-тяжело. Но по крайней мере не выглядит ни напуганным, ни рассерженным, и это уже хоть что-то.   — А с чего ты вообще взял, что я посчитаю нелепым тот факт, что ты думаешь о будущем? — спрашивает он, и это не те слова, которые Август ожидал услышать. — Мне приятно. Но… я пока не готов дать ответ на твой вопрос, это же ничего?   Тот факт, что Дима не послал его нахуй с такими заявлениями — это уже замечательно. Это просто потрясающая новость, значительно превосходящая то, на что смел надеяться Август.   — Само собой. У тебя есть столько времени, сколько нужно. Я просто хотел дать понять серьёзность свой намерения.   — Получилось очень исчерпывающе. Хоть и неожиданно, — усмехается Дима и тянется вперёд за поцелуем. Он всё ещё не кажется разозлённым внезапностью этого вопроса, так что Августа наконец-то отпускает. Он вдруг понимает, что подсознательное действие оказалось самым правильным из всех возможных. Оно не стало давлением, но как ничто показало, насколько Дима важен. В давление это бы превратилось, если бы Август продолжил настаивать на ответе. Но он не станет. Он вообще этот вопрос больше не поднимет, по крайней мере не в ближайшие месяцы, потому что знает, что Дима точно не забудет о нём. Просто даст ответ, когда будет готов. И Август хорошо понимает, что этот ответ не обязательно будет положительным. Он к этому готов. Но в глубине души надеется, что однажды Дима скажет «да».