Синхрония Юнга

«Изменчивость — общеэволюционный механизм и одно из важнейших свойств материи. Взаимодействуя, люди изменяют себя и то с чем они взаимодействуют. При осуществлении взаимодействий изменяются свойства людей и свойства объектов, с которыми они взаимодействует. Образуются новые объекты с новыми свойствами. Все, таким образом, эволюционируют. Единичное изменение — есть первейший элемент этого механизма. Единичное «событие — взаимодействие» — есть причинная сущность единичного изменения»

© Николай Брылёв. Философия относительности

5 апреля 1998 год

Тот неожиданный поцелуй сильно взбудоражил Волдеморта, выбил из колеи; его личные границы были беспощадно нарушены, превращены в руины стены его крепости; это вывело его из спокойного состояния и ему пришлось долго анализировать случившееся, чтобы понять как он к этому относится. Прошерстив невероятное количество информации в своём мыслительном анализаторе, просмотрев воспоминания в думосборе, маг пришёл к выводу, что относится к случившемуся скорее положительно и вопреки всему, вовсе не желает немедленно отправить дерзкую нахалку на тот свет. И это было странно! Ведь Волдеморт ненавидел и неприемлил любые физические контакты; сказывался крайне травматичный опыт приютского детства. Он никогда не позволял приближаться к себе, трогать и Мерлин упаси — целовать. Он яростно берёг свои личные границы и посягательство на них стало бы смертным приговором для любого отчаянного смельчака. Следуя этим условиям задачи, поведение Гермионы Грейнджер должно было быть расценено Лордом, как невиданная дерзость, и он должен был впасть в ярость и уничтожить девчонку. Однако он не впал в ярость, более того, им овладело чувство прямо противоположное. Это было крайне нелогично, впрочем, чернокнижник уже смирился с тем, что логика и здравый смысл рядом с Грейнджер никак не уживались. Всё его существование превращалось в абсурд, стоило только этой тощей маглокровке появиться вблизи. И этот поцелуй в щёку, вопреки всему, оказался чертовски приятным. Настолько, что от одного только воспоминания его губы против воли начинали растягиваться в улыбке, что для Лорда Волдеморта вообще было противоестественно. Он вспоминал, как стихийный выброс её магии прошёл сквозь него, и внутри появлялось приятное тянущее чувство, идентифицированное им как возбуждение. Это было для Волдеморта настолько новым и неизведанным чувством, что он с азартом настоящего учёного забросил абсолютно все свои планы и дела и полностью отдался этому ощущению, дотошно исследуя его в своей памяти. Величайший злодей своего времени стал рассеянным, задумчивым и чересчур спокойным. Его ничто не могло рассердить, он практически не язвил и не кошмарил своих слуг и большую часть времени стремился проводить в уединении. Эта странная перемена до дрожи пугала и волновала его верных сателлитов. Одни предчувствовали затишье перед грозой, считая, что их предводитель сходит с ума, другие же были уверены, что это как-то связано с Поттером; видимо, Лорд наконец-то нашёл способ уничтожить источник угрозы для своей жизни, и потому был таким милостивым. Правы были скорее первые. Волдеморт действительно начал понемногу сходить с ума. Во всяком случае, он так считал. — Милорд? — Люциус робко постучал в кабинет своего босса и заглянул внутрь. Маг сидел в кресле, за письменным столом и что-то увлечённо читал. Малфой успел заметить название прежде, чем Лорд опустил книгу на стол, закрыв обложку. «Амортенция. Любовные привороты и противоядия. Как построить своё личное счастье. Том третий.» Люциус помнил, что эта книга когда-то, в его юные годы, была безумно популярной среди молодых леди, в Хогвартсе. Для чего эта книга была нужна Лорду? Уж не решилась ли Беллатриса на отчаянный шаг? В последнее время мадам Лестрейндж была излишне взбудораженной. Или чернокнижник сам решил кого-то… снова бредовые мысли шли в голову. Люциус изо всех сил постарался очистить разум с помощью оклюменции, упаси Мерлин Лорду подсмотреть в его мыслях такую крамолу! Чтобы Лорд Волдеморт и кого-то приворожить захотел? Разве что Поттера… Малфой мысленно чертыхнулся. Снова в присутствии Господина он начинал чувствовать себя идиотом. К счастью, змееликий колдун на него даже не смотрел в этот раз, он откинулся в кресле и задумчиво уставился в потолок, сложив пальцы рук домиком. — Милорд, вы меня вызывали? Волдеморт, продолжая глядеть в потолок, неохотно ответил: — Пожалуй что и вызывал, Люциус. Малфой придал своему лицу покорное выражение и спрятал руки за спину, что бы его босс не заметил, как его потряхивает от страха. И как его отец когда-то мог дружить с Лордом? Он нагонял столько жути, что Люциус даже представить себе не мог, что бы вот это безносое существо могло некогда быть человеком, по имени Том Реддл. Что когда-то оно могло сидеть с Абраксасом Малфоем за одной партой и совместно изучать тёмную магию. — Скажи мне Люциус, сколько нынче лет исполнилось Драко? — Восемнадцать, милорд. Волдеморт, что-то прикинув в голове, недовольно цокнул языком и покачал головой. От этого жеста Люциус вздрогнул, такой подозрительный интерес к своему драгоценному сыночку ему совершенно не понравился. — М-да, — задумчиво сказал маг, — совсем молодая ещё… — М-милорд? — голос у Люциуса начал дрожать, подобное подозрительно спокойное поведение Лорда пугало куда больше, чем когда он шипел на парселтанге и всем вокруг угрожал. — А, не обращай внимания, мой скользкий друг, это я о своём. Скажи мне вот ещё… что у нас там с комиссией по учёту магловских выродков? — Аппарат работает превосходно, милорд! Если вам требуется отчёт, я непременно… — Аппарат следует временно приостановить, — перебил его Волдеморт. — Приостановить? — Люциус недоумевающе нахмурился. — У тебя проблемы со слухом и мне следует повторить? — в голосе Лорда послышался знакомый звенящий металл и в кабинете стало прохладнее на несколько градусов. — Нет, нет, милорд, я вас понял, милорд! Приостановить! Видимо, недоумение так очевидно отразилось на лице Люциуса, что чернокнижник, наконец-то перестал пялиться в потолок и уставился на него своими пустыми красными глазами, этим самым взглядом, от которого хотелось спрятаться. Он с минуту пристально глядел на Люциуса, и когда бедолага уже начал терять самообладание, лениво пояснил: — У меня есть на то серьёзные научно-обоснованные политические причины. — Д-да, милорд, конечно, я немедленно передам ваш приказ Долорес Амбридж! Люциус поклонился и вышел из кабинета на ватных ногах. Прежде, чем дверь за ним бесшумно закрылась, он успел заметить, как Волдеморт снова уставился в потолок и загадочно улыбнулся. О, причина у него конечно же была. Научно-обоснованная и очень политическая, эту причину звали Гермиона Грейнджер.

***

Они снова наткнулись на егерей. В этот раз их было пятеро, и им пришлось разделиться. Гермиона отвлекла на себя внимание сразу же двух, и смогла ловко уйти от них. В ловушку она попалась глупо. Нужно было сразу же трансгрессировать, как только она почувствовала холод. Она ведь уже сталкивалась с дементорами, и знала, как предсказать их появление. Но её жутко тошнило после пяти прыжков подряд, всё-таки трансгрессия требовала уйму сил и концентрации. Сбивая егерей со следа, трансгрессируя беспорядочно в различные точки страны, девушка выбилась из сил окончательно. Она облокотилась о дерево и зажмурилась, пытаясь перевести дух и удержать тошноту. Где-то совсем рядом зашуршало, ненавязчиво, но в то же время ощутимо. Она почувствовала, как на коже, преодолевая сопротивление ткани, встают дыбом волоски. Стало очень холодно и давящая тишина накрыла лес крышкой саркофага. Что-то приближалось. Теперь, даже в гуще деревьев можно было разглядеть надвигающуюся темноту. Именно тогда Грейнджер почувствовала холод. Но не решилась совершить ещё один прыжок, опасаясь расщепления. А бежать уже было поздно. Они выползли отовсюду и сразу же всем скопом. Чёрная Тьма. Когтистые руки, капюшоны и запах сырости. Гермиона оттолкнулась от дерева и побежала. Дементоры не отставали. И тогда, выхватив из кобуры волшебную палочку, Гермиона попыталась вспомнить свою семью и друзей и крикнула: — Экспекто Патронум! Большая серебристая кобра выскользнула из кончика волшебной палочки и набросилась на дементоров, что дало Гермионе ещё десять минут, прежде, чем её силы окончательно иссякли и плотное кольцо Тьмы окружило её со всех сторон. Это было холодно. Даже холоднее, чем в ледяную прорубь зимой. И этот холод был необычным, не зимним даже, он был совсем другим. Все внутренности Гермионы покрылись хрустящей корочкой, и при малейшем вдохе казалось, что в лёгкие вонзаются десятки тонких иголок. Стужа опалила горло и вязкая, какая-то даже горькая на вкус темнота заползла в рот. Гермиона не могла дышать, но этого и не требовалось — застряв в одном и том же мгновении, воздух перестаёшь расходовать и его хватает надолго. Потрясающе странное чувство огромной разверзнувшейся пропасти охватило волшебницу. Как будто бы ты вот-вот упадёшь вниз и расшибёшься в геркулесовую кашицу на дне. Такое чувство… щекочущее. Когда внутренности начинают падать, а тело остаётся на земле. Необъяснимое и очень острое ощущение пространства вокруг тебя. Ты очень остро, вдруг начинаешь чувствовать расстояние, время и материю. Говорят, что это чувство возникает только перед смертью, когда вся жизнь перед глазами проносится. Гермиона точно не знала. За год скитаний, она видела неоднократно старушку Смерть с алюминиевой косой, как наяву. И ничего. Ложь это всё. Никакой жизни перед глазами не мелькало и вообще, всё намного прозаичнее было. И скучнее. Но на этот раз, когда дементоры настигли её и поймали, девушка поняла, что это конец. Она думала, что сейчас умрёт. Случилось совсем по-другому. — Фос! Ощущение падения прекратилось и Гермиона обнаружила себя сидящей на земле, дементор, склонившийся над ней и начавший уже высасывать из неё душу, застыл. — Фоскрох`ь-ду! Голос до боли знакомый, но сейчас кажущийся острой ледяной иглой, буквально пробил брешь в плотном кольце дементоров. Гермиона почувствовала леденящий душу ужас, потому что её пугал этот голос. Это был голос Волдеморта, и одновременно чей-то ещё. Нечеловеческий. И звуки, которые он произносил, казались тоже нечеловеческими и страшными. Но дементоры, кажется, понимали эти звуки. Потому как они стали неохотно расступаться, освобождая свою жертву от оцепенения. Знакомая широкоплечая фигура в чёрной мантии стояла чуть поодаль. Зрачки его красных глаз застыли и губы теперь беззвучно шептали какую-то жуткую мантру на диалекте мёртвого языка, опознать который Гермиона не смогла. Злой хозяин начал играть со Смертью. Он играл с ней уже семьдесят лет. Дементоры не были теми существами, которые могли бы убить его, они не сумели бы очернить его сознание ещё больше и высосать его изуродованную душу — его магическая сила была несоизмеримо выше, чем у них. И они это почуяли. Они поняли, что он говорил им и они его боялись. Он заклинал их, подобно змеям, и заставлял уйти. Гермиона слышала, как они скрежещут и сопротивляются. Она закрыла глаза, заткнула уши и сжалась в комок. Было холодно и сыро. — Так и будешь здесь лежать? Насмешливый голос со знакомыми бархатистыми нотками, заставил её открыть глаза. Волдеморт стоял прямо над ней и небрежно крутил палочку между пальцев, совсем как тогда, в их первую встречу. — Знаете, тут… весьма уютно, — прошептала Гермиона, почувствовав, как её щеки предательски краснеют. Она малодушно надеялась, что их встреча в поместье Малфоев была последней, потому что она определённо не была готова смотреть Лорду в глаза после того, как поцеловала его. Она не была готова смотреть в его глаза, мёртвые или живые, особенно, пожалуй, в мёртвые. Ей едва удалось уговорить Гарри и Рона не уничтожать крестраж Лорда — медальон Слизерина. Она аргументировала это тем, что колдун почувствует, что его крестраж убит и перепрячет остальные, станет осторожнее и злее. Она предложила сперва собрать все крестражи, а уже потом их уничтожить. Ребята её идею посчитали вполне логичной и согласились. Им было невдомёк, что на самом деле их подругой двигало не опасение, что Волдеморт может перепрятать крестражи. На самом деле она боялась другого. В последнее время она всё чаще задумывалась о том, что уничтожение крестражей лишит Волдеморта шанса раскаяться и собрать их воедино. Она понимала, что во имя спасения магического мира он должен умереть от руки Гарри согласно пророчеству. Но она хотела, чтобы у него оставался шанс умереть человеком и обрести покой. И ещё… это должно было быть очень больно, когда твой крестраж убивают. А ей не хотелось, чтобы ему было больно. Она старалась не думать, почему. Правда оказалась бы слишком страшной. Она в последнее время вообще старалась не думать. — Да что ты говоришь? Уютно? — маг вскинул безволосые брови и уничижительно ехидные нотки в его голосе ясно дали понять Гермионе, что он прекрасно понимает, почему она так сильно смущена. — Да… мягко так, и почти не холодно. — Мягче, чем на коврике в моей спальне? Гермиона сделала вид, что закашлялась и промолчала. — Снова ты попала в неприятности, девочка. — Снова вы меня спасли, — Гермиона всё-таки встала с земли и принялась старательно отряхиваться, упорно не глядя на Лорда. — Даже не знаю, как так вышло, — маг усмехнулся, — курьёзная случайность. — Вы просто проходили мимо и решили поболтать с дементорами? — Гермиона не удержалась от небольшой шпильки в его адрес и сама не заметила, насколько поразительно одинаково звучала их с Волдемортом речь и интонации, когда они язвили. — Проходил мимо, понадеялся что дементоры поймали Поттера, а тут такая неудача. — Сожалею, что нарушила ваши планы, мистер Волдеморт. — В который раз, мисс. — Кажется… пятый? — Я сбился со счёту. Гермиона невольно улыбнулась, заметив это, колдун удовлетворённо прищурился и спрятал волшебную палочку во внутренний карман мантии. Это могло бы обозначать, что он в очередной раз не планирует убивать только что героическим им спасённую грязнокровку. Впрочем, он мог убить её и без волшебной палочки, ему достаточно рукой взмахнуть, чтобы отчленить от неё голову и… — Очень мило с твоей стороны, но мне твоя голова даром не нужна, Грейнджер. — Вы все мои мысли читаете? — Только о расчленениях… — Иногда я думаю и об умных вещах. — Ничуть в этом не сомневался. — Как вам удалось их прогнать? Вы использовали какое-то заклинание на неизвестном языке, что это за язык? — О, есть вещи, о которых тебе лучше не знать, девочка, — маг покачал головой, — ты ещё слишком юна для знаний подобного уровня. — Ну хотя бы скажите, что это за язык? — Когда-нибудь в другой раз. — Но… — Так значит, ты считаешь, что я спас тебя героически? — Если только вы сами на меня этих дементоров не натравили. — Такой коварный план мне в голову не приходил, — Лорд засмеялся, — но я возьму на заметку. Гермиона смутилась, потому что у неё возникло стойкое чувство, будто их разговор с магом выходил за рамки простого общения. Было в этом разговоре что-то такое… личное. Как-будто они близки друг-другу и находятся на одной волне, и каждый тонко чувствует оппонента. Если в их первую и последующие встречи она испытывала постоянный страх, находясь рядом с Волдемортом, то сейчас этого чувства практически не было. Её мозг видимо решил, что глупо бояться того, кто в последнее время спасает её задницу от проблем слишком уж регулярно. — В таком случае, я благодарна вам за спасение, мистер Волдеморт, вы поступили, как настоящий рыцарь. Рыцарь мрака и тьмы. Пожалуй, не о таком герое она мечтала в детстве, зачитываясь Шекспиром. — Значит, ты мне благодарна? Волдеморт уставился на неё выжидающе. Во всяком случае Гермионе показалось, что в красных глазах застыло какое-то странное ожидание, которое озвучить вслух мужчина не решился, или не захотел, считая, по-видимому, что Гермиона сама должна догадаться. Девушка поджала губы и сунула руки в карманы видавшей виды, магловской куртки, из толстой коричневой кожи. Она занервничала от этого выражения на лице Лорда. У него вообще было достаточно выразительное лицо. И сейчас оно выражало… — Что? — неловко спросила гриффиндорка, стараясь не разглядывать Волдеморта слишком пристально. Маг промолчал. Он склонил голову чуть на бок и облизнулся. Розовый раздвоенный язык скользнул по тонким резко очерченным губам и Гермиона почувствовала, как её лицо заливается краской. — Ты могла бы сделать это ещё раз, — наконец-то сказал колдун. В его интонациях, как показалось Гермионе, прозвучало смущение. Она была уверена что ей показалось. Это же грёбанный Лорд Волдеморт, он совершенно точно не умел смущаться. «Он умеет есть тосты с джемом, брызгать шею одеколоном, спать, болеть и читать Шекспира, а вот смущаться ни-ни…» — ехидно прозвучал собственный голос у неё в голове. — Что сделать? — голос у Гермионы неожиданно сел. — Как в прошлый раз. — В прошлый раз? Мужчина хитро прищурился и ещё раз облизнулся. Гермиона почувствовала, как её ноги становятся ватными и окончательно зарделась от стыда. Ну конечно. Конечно, он имел в виду поцелуй. В благодарность за то, что он снова помог ей, теперь он ждал, что она поцелует его, как в прошлый раз. По логике Волдеморта, очевидно, он заслуживал «спасибо», а раз уж Гермиона Грейнджер поблагодарила его за помощь таким пикантным способом в прошлый раз, то и в этот раз она снова должна была его поцеловать. В голову ей пришла дурацкая мысль о том, что он мог подумать, что она целует всех подряд и вообще её благодарности весьма неразборчивы. Гермиона попыталась эту мысль прогнать. Какая к дементорам разница, что там про неё думает этот змей? Но мысль упорно не желала покидать голову. Да, черт побери, ей важно! Она не хочет, чтобы Волдеморт решил, что она девушка лёгкого поведения! Она не такая и не целуется с кем попало! «Только с могущественными Тëмными Лордами, правда? И чтоб желательно ещё змееликими…» — её внутренний голос продолжал ехидно глумиться над ней. Колдун продолжал выжидающе смотреть; Гермиона, красная, как гриффиндоркое знамя, сделала нерешительный шаг к нему навстречу. Замерла, неловко переминаясь с ноги на ногу, поёжилась. Она не обязана его целовать. Это всё какая-то дурная шутка? Он над ней издевается? Смеётся? Хочет унизить и причинить вред? Тогда почему он смутился? Ведь ей всё-таки не показалось? Или он так хорошо притворяется? Но для чего могущественному волшебнику притворяться перед маглорожденной колдуньей? Какой в этом смысл? Гермиона сделала ещё шаг навстречу. И ещё. И вот уже она стояла прямо напротив Волдеморта и смотрела на него снизу вверх. И… Мерлин, какой же он высокий. Почему она раньше не замечала? Веснушки… Чернокнижник слегка наклонился, и его узкие змеиные ноздри затрепетали, выдавая некоторое волнение и предвкушение, которое испытывал мужчина. Она не обязана его целовать! Он же злейший враг всего человечества! Ренегат и отступник! С другой стороны… А что если в следующий раз он не станет ей помогать? Добрые поступки надо поощрять. К тому-же… Она не обязана его целовать, если не хочет. Но ведь она хочет! Вот в чем заключается особенная подлость судьбы. Она хочет! А если Гермиона Грейнджер хочет, то она берёт и делает! Так-то! На всякий случай, зажмурив глаза, девушка снова встала на цыпочки и потянулась к Лорду; в этот момент, он специально повернул голову так, что Гермиона промахнулась мимо бледной щеки и их губы соприкоснулись. Она открыла глаза, и когда до неё дошло, что случилось, она испуганно вздохнула и застыла, не в силах отшатнуться назад. Запах одеколона смешивался с запахом его кожи и Гермиона почувствовала, как её внутренности скручиваются в тугой узел. Волдеморт спрятал руки за спину и не двигался, застыв, как истукан. Гермиона догадалась, что он специально не двигался. Чтобы не напугать её, чтобы она не боялась. Это было неловко. Когда она целовалась с Виктором Крамом, он обычно делал это взасос, с языком, уверенно и напористо. Но с Волдемортом это было по другому. Он не пытался просунуть язык ей в рот, они просто соприкасались губами, вот и всё. То ли Лорд не знал, что следует углубить поцелуй. То ли не хотел. Но сама Гермиона не решилась, потому что это был грёбанный Лорд Волдеморт, и она совершенно точно не должна была доминировать в такой ситуации. Прежде, чем их затянувшийся неловкий поцелуй прервался, Гермиона увидела, как узкие зрачки-ниточки в красных радужках вдруг… расширились, стали большими и круглыми и от этого глаза Волдеморта стали казаться чëрными, блестящими и уязвимыми. Она выдохнула и сделала шаг назад, неотрывно глядя в эти растёкшиеся чёрные озёра; это было… мило. Его взгляд перестал вдруг казаться злым, стоило только черноте зрачка заполнить красную радужку. Маленькая деталь полностью меняла выражение его лица и ощущение от взгляда стало совсем другим. Гермиона смотрела практически неотрывно, Волдеморт смотрел в ответ. Они молчали какое-то время. Тонкое чувство, непередаваемое и совершенно волшебное овладело девушкой в тот момент. Она никогда ещё не испытывала чего-то похожего. Чувство… власти. Власти над стихией, над чем-то столь могущественным, непредсказуемым и опасным, оно кружило голову, это чувство. Здесь и сейчас она интуитивно понимала, что она смогла приручить тьму. Штормовую грозу, ветер и пожар. Волдеморт был опасней катаклизма. Но он не хотел причинять ей вред. — Спасибо, — сказала Гермиона, поглубже пряча руки в карманы куртки. — Пожалуйста, — ответил с усмешкой колдун, всё ещё пряча руки за спиной. Гермиона неловко переступила с ноги на ногу, не зная, что ей дальше делать. Чувство самосохранения велело ей срочно бежать куда-нибудь подальше; чувство долга велело пойти и немедленно утопиться в реке, потому что она только что предала своих лучших друзей, связавшись с отступником; другое чувство, девичье, чистое и наивное, требовало поцеловать Волдеморта ещё раз, ещё раз и ещё раз; здравый смысл в голове молчал, забившись куда-то в уголок, полностью капитулировав перед чувствами. Здравого смысла ей сейчас и не хватало. Она смотрела ему в глаза и думала о том, что он должен умереть от руки Гарри Поттера, а она — Гермиона Грейнджер, только что ещё раз предала сторону добра. В глазах вдруг защипало и Гермиона отвернулась. Волдеморт, как будто слегка растерялся. Он не хотел, что бы она уходила, он был уверен, что они встретятся ещё, но что если это случится на поле боя? Что если в их следующую встречу она станет свидетельницей его дуэли с Поттером? Гадкий мальчишка отравлял его жизнь лишь одним своим существованием, знать, что где-то существует человек, которому суждено тебя убить вообще не так уж приятно, действует на нервы периодически. Волдеморт мечтал избавиться от угрозы, с его извечным страхом смерти, Гарри Поттер стал воплощать этот страх наяву, он буквально приходил к Лорду в ночных кошмарах и убивал его раз за разом, так что чернокнижник вскоре помешался на идее избавиться от мальчишки. А теперь выходило так, что ближайшая подруга Поттера стояла здесь, напротив него и он не хотел, чтобы она ушла. Грязнокровная девица из вражеского стана, но что ему с того, если он ничего не может поделать с этим странным чувством? Лорд Волдеморт любил себя слишком сильно, чтобы игнорировать свои желания и не прислушиваться к себе. Раз ему зачем-то срочно нужна эта девчонка, то так тому и быть — он всегда получает всё, что захочет, иначе для чего он становился могущественным и бессмертным? Ему нужен был только повод. Любой. В книгах, кажется, это называлось свиданием? Он прочитал все четыре тома, ничего не понял, но на всякий случай запомнил некоторые тонкости, такие, например, как свидания и спасение принцесс из высоких башен. — В королевском Шекспировском театре Ромео и Джульетту ставят, — неожиданно сказал маг, сосредоточенно разглядывая веточки, застрявшие в непослушных кудрявых волосах Гермионы. — Чего? — она украдкой вытерла глаза тыльной стороной ладони и посмотрела на Волдеморта. Маг выглядел всё таким же спокойно-насмешливым. Непринуждённым. Хитрый змей. И чего он так смотрит своими глазищами? — Приезжает Анжелен Прельжокаж, из лионской оперы, во Франции его постановка имела огромный успех, — Волдеморт вынул из внутреннего кармана мантии волшебную палочку и снова стал вертеть её в руках, выдавая тем самым лёгкую нервозность. Откуда, ради всего святого, он вообще знает о лионской опере? Он что, ещё и в театры на досуге захаживает? Прямо вот так? Со своими красными глазами, босиком и в этой чёрной мантии, в окружении верных слуг Пожирателей смерти? А потом казнит или милует маглов в зависимости от того, насколько актёры профессионально сыграли образы героев пьесы? — Это, м-м-м… чудесное событие для театрального мира Англии, — пробормотала Гермиона, старательно делая вид, что вовсе не понимает, к чему клонит колдун. Ну, в какой-то степени она правда не понимала. Он же не мог всерьёз… — Значит, ты любишь театр, девочка? — мужчина наклонил голову чуть в бок, с любопытством ожидая ответа. — Родители приучили, с детства ещё, — ответила Гермиона, — так что да, я люблю театр. — Очень хорошо, — маг удовлетворённо кивнул головой, — среди моих слуг к сожалению ценителей прекрасного не так уж много, временами мне не хватает компании. — О… — только и смогла вымолвить девушка. — Встретимся на этом же месте, в пятницу, в пять часов вечера. Не дожидаясь её ответа, он бесшумно трансгрессировал, оставив Гермиону осмысливать произошедшее. Бездумно глядя на то место, где только что стоял Лорд, девушка спрятала лицо в ладонях и стала судорожно его тереть, пытаясь прийти в чувства. Только сейчас она внезапно вспомнила и поняла, что её патронус изменил свою форму, из выдры превратившись в змею. Это могло означать лишь одно.

***

— Мерлинова борода… Северус, с белым, как мел лицом, до боли прикусил тыльную сторону ладони, чтобы не выдать своё присутствие и не заорать во всю глотку. Он облокотился спиной о дерево и закрыл глаза, мысленно сосчитав до пяти. Потом снова посмотрел. Нет, они никуда не ушли, так и стояли друг напротив друга, разговаривали о чём-то. Заучка Грейнджер, кажется, улыбалась. Лорд, расправив плечи, горделиво смотрел на неё свысока и… тоже улыбался? Северусу ведь не показалось? Змеиное лицо выражало странные, доселе никогда за Томом Реддлом незамеченные эмоции. Он не угрожал, не шипел и не пытался нападать. А Грейнджер не казалась напуганной до смерти, да чего уж там, она вообще не казалась напуганной. Как будто бы так и надо, как будто бы они уже давно встречались здесь, как два подростка и целовались тайком от всех. Бред. Незамутнённый. Отжатый. Кристаллический. Северус планировал спрятать меч Годрика Гриффиндора в этом лесу, чтобы помочь Поттеру, а наткнулся на… Он хотел даже вмешаться, когда увидел, что толпа деменеторов напала на Гермиону. Он конечно не должен был себя выдать, иначе дело было бы провалено. Но он не мог пройти мимо, ведь девчонка была его ученицей когда-то, к тому же она была мозгом Золотого Трио и подругой мальчишки Поттера. Северус хотел помочь ей, спасти от дементоров, но Волдеморт появился раньше и шпион уже было с болью смирился, что сейчас бедняжку ждёт страшная смерть. Но вместо этого смерть ждала нервную систему самого Северуса Снейпа, когда он увидел, как… Он не сильно удивился, когда увидел, как Лорд спас девушку от дементоров, решил, что колдун планирует пытать её и допрашивать. Но когда они начали мирно о чём-то разговаривать Снейп уже удивился. А потом… Это не могло быть правдой. Это был кто-то другой, под оборотным зельем. Может быть этот Уизли? Или сам Поттер? Это не мог быть Волдеморт. Он, во-первых, не умел так улыбаться, а, во-вторых… Снейпа чуть не стошнило, когда он ЭТО увидел. Шпион ещё раз выглянул из своего укрытия. Странная пугающая парочка продолжала о чём-то разговаривать, не замечая никого вокруг. С тихим хлопком Снейп трансгрессировал. Ему нужно было срочно поговорить с портретом Альбуса Дамблдора.

***

Вечером, сидя в палатке, Гермиона вместе с Гарри и Роном слушала магическое подпольное радио. «Поттеровский дозор» вещал голосом Ли Джордана. «Комиссия по учёту магловских выродков остановила свою деятельность, по слухам, приказ пошёл от Того-чьё-имя-нельзя-называть. Маглорожденных прекратили преследовать на законодательном уровне. Причины и детали не уточнены, однако, всем маглорожденным хочу сказать: это ваш шанс, ребята. Бегите и прячьтесь, пока есть возможность. Скорее всего, внутри комиссии проводится реорганизация и как только она снова заработает, законы ужесточатся. Однако сейчас у вас есть время. На этой важной новости я с вами прощаюсь. Пароль для следующей трансляции «сок мурломокля», да пребудет с нами сила Света и пускай удача улыбнётся тебе, Гарри.» — Думаете, комиссия может стать ещё более жёсткой? — Рон выключил радио и вздохнул. — Уверен, — Гарри фыркнул, — этот монстр придумает, как сделать ещё хуже. — Из нас троих меня разыскивают меньше и моё лицо не настолько заметное, — Гермиона принялась расчёсывать волосы, и заплетать их в косу на ночь, — я схожу и пополню запасы наших зелий и еды. Раз уж есть сейчас такая возможность. — Я не уверен, что это хорошая идея, Миона, — Рон покачал головой, — мне кажется, он на это и рассчитывает. Хочет выманить тебя из укрытия и поймать. Я думаю, он не простил тебе твой побег и разыскивает теперь даже больше, чем меня. — Рон прав, — Гарри вздохнул. — Нам нельзя покидать укрытие. — Но нам в любом случае нужно пополнить припасы. Я использую оборотное зелье. Вы парни — к вам подозрений может возникнуть больше. Гермиона не могла сказать друзьям, почему комиссия прекратила работать, но она знала истинную причину. Эта новость была столь неожиданной, сколь и приятной. Из них троих теперь, девушка была уверена, что именно ей как раз и нечего бояться. Всё же Волдеморт, не смотря на свой акцент кокни и тот факт, что вылез из нищего приюта, был на удивление хорошо воспитан, вежлив и сдержан. А что это за джентльмен, который идёт на свидание с дамой, которую по его же приказу преследуют и хотят убить? Пятница, это, кажется, тринадцатое число? Она идёт в тринадцатую пятницу на свидание с Волдемортом, потому что он пригласил её в театр, не смотря на бушующую в магическом мире войну. И именно из-за этого колдун отменил работу комиссии. Что им двигало? Какой план он преследовал? Было ли это ловушкой, чтобы выманить Гарри? Гермионе почему-то казалось, что нет. Ведь если бы Лорд захотел, он бы просто выпотрошил её память легиллименцией и узнал бы всю необходимую информацию. И никогда он не стал бы целоваться с грязнокровкой. Точно так же, как и она никогда не стала бы целоваться с чудовищем. Что в их жизни пошло не так? «Любовь подчиняет людей своим законам» — собственные слова некстати всплыли в памяти, но девушка старательно их прогнала. Нет. Этого просто не могло быть. Точно не с Волдемортом, ведь он чудовище, монстр, не способный на что-то подобное. «А ты? Ты человек или чудовище? Ведь ты способна, и ещё как. Ты способна и ты сделала это — ты влюбилась в него, девочка. И вляпалась по уши. Молодец, сто баллов Гриффиндору.»