Синхрония Юнга

«Этот мир похож на нерешенное линейное уравнение — если вычислить значения всех переменных, случайности окажутся закономерностью.»

© Память души

10 октября, 1997 год

Тяга к Творцу свойственна всем живым разумным существам, попытка узнать, почему всё так было устроено и кто стоял у истоков твоего появления на свет. Именно из этого стремления вытекает желание узнать кто твои предки, увидеть родителей — мать и отца, братьев или сестёр. Для Волдеморта всегда чрезвычайно важно было знать кто он и откуда. Может быть это стремление вытекало из его раннего сиротства, может быть из желания подтвердить свою исключительность, а может быть он просто, как и любое разумное живое существо, хотел быть ближе к Истоку, к Творцу. Своих предков и по отцу, и по матери Волдеморт ненавидел — и те, и другие фактически отказались от него с рождения. А о других ветвях возможного родства колдун ничего не знал. В тот момент, когда судьба столкнула его дважды с Гермионой Грейнджер, чернокнижник почувствовал тягу к ней из-за их странного сходства. Желание понять свою собственную суть. Вера в свою исключительность заставила его увериться в собственной неповторимости, он считал, что он уникальный и единственный в своём роде. Встретив человека, который в воспоминаниях вёл себя буквально идентично, Волдеморт столкнулся с крушением собственной веры, это вызвало в нём внутренний кризис, однако не привело к отрицанию, вопреки логике. Это привело мага к желанию соприкоснуться с любопытным субъектом плотнее, понять, насколько они похожи и узнать причину. И естественно, первой его мыслью стало родство. Был ли у них общий предок? Кто такая Гермиона Грейнджер? Кто такие её родители? Возможно ли такое, чтобы у Слизерина были ещё потомки? Ведь не просто так у маглов родилась волшебница. Что если он не одинок? Могло ли быть такое, что у него есть ещё родственники? Могли ли эти родственники быть другими? Не такими, как его семья? Мог ли он ассоциировать себя с кем-то, помимо обезумевших Гонтов и жестоких и равнодушных Реддлов? Именно эти вопросы привели Лорда Волдеморта к магловскому дому, в Австралийском Сиднее, в Мэнли, на улице Корсо. Зловещая тень жаркой лунной полночью нависла над магловской супружеской парой, совсем недавно переехавшей сюда из мрачной дождливой Британии. Мистер и Миссис Грейнджеры по счастью, отбыли в эту ночь к друзьям на уикенд, это спасло их от неприятного столкновения. Колдун беспрепятственно вошёл внутрь, когда понял, что на стук в дверь никто не отвечает. Он догадался, что хозяев нет дома, и по-хорошему ему следовало попытать удачу позже, но назревала Большая война с Поттером, и у Лорда Волдеморта банально не было времени мотаться в Австралию слишком часто — трансгрессировать через океан даже ему было не под силу, и он не желал возвращаться сюда повторно. Зачем он вошёл внутрь? Колдун и сам бы себе на этот вопрос не ответил, как, например, не сумел бы он при всём желании, ответить себе на вопрос: какого дементора он оставил подружку Избранного в живых аж два раза подряд? Один раз можно списать на досадную случайность. Но два раза уже смело можно было назвать постоянством. Именно тогда и начались странные времена. Когда Волдеморт будет анализировать всё что с ним случилось, он поймёт, что эти времена начались с их нелепой до странности спонтанной встречи в поле. Именно тогда, да. В ту ночь. Дверь в прихожую тихо скрипнула и высокий мужчина в чёрной мантии, сосредоточенно осмотрелся. По мнению Лорда, стремление заставлять свободное пространство громоздкой мебелью, завешивать прохладные стены нелепыми полотнами или — чего только не придумают люди — коврами, жажда коллекционирования всевозможных безделиц различной степени ценности, явно берущая свои истоки в первобытном инстинкте собирателей — все это говорило о страхе человека перед пустотой и одиночеством. Не всякий отважится жить в квартире, где девственная белизна стен остается нетронутой, где отчетливо слышно эхо собственных шагов; где рой мыслей в голове слышен больше, чем надо бы. Дом Грейнджеров вызывал чувство досады: эти двое точно не могли быть его родственниками. Зачем людям столько чашек, вазочек, статуэток и шкафов? Шторы, полочки для обуви, щетки для верхней одежды, горшки с цветами, плетёные коврики, какие-то коробочки и флакончики, зеркало в полный рост, это место поражало количеством самых разнообразных вещей, и вещи эти, страшно подумать, использовались людьми в повседневной жизни. Эти вещи несли эстетическое или практическое значение и Лорд с удивлением понял, что оказывается жизнь в домах не ограничивалась кроватью, шкафом и стулом — аскетичность, которую он пронёс с собой через всю жизнь ещё из приюта, сильно влияла на его мировоззрение и он почувствовал себя неуютно среди этого нагромождения вещей. Скользящей поступью колдун прошёл по коридору, завернул в кухню. На столе, застеленном жёлтой клеёнчатой скатертью, обнаружилось блюдо с фруктами. Лорд на мгновение застыл, большое зелёное яблоко привлекло его внимание. Оно лежало, и в полутьме призывно зеленело матовыми боками. Яблоко вызвало своим бесстыдно аппетитным видом приятную оскомину во рту змееликого волшебника. Оскомину предвкушения — Волдеморт уважал зелёные яблоки. Он заколебался ровно на секунду, а потом протянул руку. — Остолбеней! Реакция у него была редкая, как у змеи; пальцы едва коснулись прохладной поверхности заветного фрукта, но яблоко он не взял. Вместо этого колдун сделал резкое движение рукой, как будто ударил наотмашь кого-то невидимого. Красная вспышка заклинания отразилась от невидимого щита, отлетела в сторону, ушла в стену и прожгла потолок, оставив на белом чёрное пятно. Она накинулась на него, словно дикая кошка, швыряясь самыми различными заклинаниями, от милых и детских «экспелиармусов», до (стыдно сказать) «круциатусов»! Стреляла из волшебной палочки, как из пулемёта! У Поттера бы очки запотели, если бы он увидел, с каким рвением его подружка накинулась на Того-чьё-имя-нельзя-называть. Вот оно как! Вот так и нужно исполнять пророчества: пришла, увидела, убила! И никаких вам «здравствуйте, может быть чаю выпьем?». Яростно, спонтанно и самое главное — безрассудно. Волдеморта напугать было невозможно (кажется), но удивить… У Гермионы Грейнджер хорошо получалось в жизни две вещи: поучать и удивлять. Как и у Лорда Волдеморта, собственно. В этом они тоже оказались похожи. Интересно, она тут в засаде сидела и караулила его, или они опять случайно столкнулись? Случайно, в доме её родителей. В Австралии, вдали от Англии. С отчаянным визгом заядлой охотницы на Тёмных Лордов, Грейнджер выскочила из-под стола, к которому собственно и приблизился колдун, в надежде поужинать яблоком, и вступила с ним в дуэль. — Сектумсемпра! Если, конечно, это можно было назвать дуэлью: Грейнджер нападала, Волдеморт лениво отбивался, отмахиваясь от заклинаний, как от комаров. Хотя нет, от комаров он обычно отмахивался более рьяно, кровососущие гады кусались больно и чесалось потом сильно, кожа у Лорда была чувствительной и нежной. А грязнокровка так… слегка нервы щекотала. От комаров отбиваться было труднее. Комары не ведали страха и с одинаковым азартом кусали величайших чернокнижников, Поттеров, всякую там мелочёвку, вроде Уизли, Малфоев и Блэков. — Инсендио! Что он должен был сделать по-хорошему? Убить её, конечно же. Это по-хорошему. По-плохому, потратить ещё пару часов на то, чтобы хорошенько попытать. Чтоб неповадно было нападать на Тёмных Лордов. Но, как там говорят? Нет ничего более постоянного, чем временное? Когда-то он пообещал, что убьёт Грейнджер чуточку позже, ещё там, на поле. И вот это вот «потом и чуточку позже», вылилось в то, что сейчас он зачем-то просто лениво отбивался от её жалких атак, вместо того, чтобы прихлопнуть, как насекомое. С холодной аналитической внимательностью наблюдал выражение ужаса на её лице; она, кажется, сама прекрасно понимала, что натворила и понимала, что назад пути нет. В какой-то момент, когда ещё одно отбитое щитом заклинание разворотило холодильник, разбило аквариум, и на пол полилась вода, Волдеморт с содроганием заметил, как выражение затравленного ужаса на лице девчонки сменилось выражением жертвенной решимости. Ну вот. Эта дура решила героически, как истинная гриффиндорка, умереть в бою. Значит, останавливаться она не намерена, будет нападать, пока он не ответит. Падёт жертвой храбрых, так сказать. Гриффиндорцев хлебом не корми: дай героически умереть. Слава Мерлиновой бороде: они вовсе не похожи, и уж точно не родственники. Таких дебилов у него в роду не могло быть точно. В чём смысл её поступка? Грейнджер ведь могла бы просто отсидеться под столом, подождать, пока он уйдёт. Он её присутствия даже не заметил, она хорошо замаскировалась. Зачем напала? Равнодушно отбиваясь от ещё одного заклинания, Волдеморт поймал себя на мысли, что ему любопытно узнать причину, чем это он заслужил такую агрессию? В прошлые разы их встречи проходили куда более мирно, а тут она как с цепи сорвалась, почему? Яблок зажмотила? Как говорится, в женщине должна быть загадка. Однажды это спасёт женщине жизнь. Величайший чернокнижник столетия, в очередной раз передумал убивать Гермиону Грейнджер, он решил сперва узнать причину глупого поступка, а уж потом… Постоянство.

***

По несчастью или к счастью, истина проста: никогда не возвращайся в прежние места.

Когда она произносила заветное «Обливиэйт», она думала, что больше не вернётся. В таких ситуациях нельзя оглядываться, нельзя оборачиваться назад, чтобы потом не о чем было жалеть. Гермиона не жалела. Хотя временами ей очень хотелось забиться в угол и расплакаться, как маленькой девочке. Только успокоить её было некому, этой осенью Гермиона Грейнджер самостоятельно, своими руками, сделала себя круглой сиротой, только для того, чтобы защитить своих родителей-маглов от надвигающейся войны. Она стёрла им память о себе, вытравила из жизни все воспоминания, исчезла, будто её никогда и не существовало и честно попыталась убедить себя в том, что однажды непременно всё исправит и объяснит. Они поймут и не будут обижаться. Когда-нибудь… если она доживёт. Через месяц скитаний по лесам, девушка не выдержала и решила ещё раз увидеть их, чтобы уже точно проститься. Потому что она стала подозревать, что может быть не доживёт. Маленькая слабость, которая в результате привела к страшному финалу. Она стояла возле аквариума и наблюдала за своей золотой рыбкой Феликсом, которую папа подарил ей в прошлом году. Рыбка, кажется чем-то заболела, оранжево-золотистая чешуя на ней поблëкла и местами облазила некрасивыми белыми струпьями. Может быть Феликс тоже скучал по хозяйке. А может быть был уже не так дорог Грейнджерам, забывшим, что эта рыбка принадлежала их любимой дочери и о нём стали хуже заботиться. Родителей девушка дома не застала, а потому решила в последний раз проститься со старыми вещами, а заодно прихватить мамину пижамную кофту, чтобы спать в ней и таким образом быть ближе к семье. Вдруг, слабый хлопок трансгрессии за окном заставил её напрячься. Буквально сразу же раздался стук в дверь, и каким-то седьмым чувством, Гермиона поняла, что пришла опасность. Она насторожилась, как гончая, замерла на месте, судорожно сжав в руке волшебную палочку. Может быть этот некто уйдёт восвояси, когда дверь никто не откроет? Он не ушёл. Гермиона услышала тихий скрип, и почувствовала, как преодолевая сопротивление ткани, волоски у неё на руках встают дыбом. Ощущение дикого ужаса, который она испытала, когда поняла, что какой-то чужой волшебник проник в дом её родителей, было сильнее, чем то, что она испытала за все эти годы. Интуитивно, она спряталась под кухонный стол, окружив себя маскировочными чарами, и застыла на месте, дыша через раз. Длинная тень вошла в кухню, и она сразу же узнала его бледные босые ступни, мягко ступающие по полу. Тонкая сеть чар стелилась под его ногами, очевидно, выполняя роль «обуви» и не позволяя колдуну ранить кожу ног. Гермиона очень хорошо разглядела сетку чар из-под стола, когда Лорд приблизился. Её вновь обуял ужас. Он знал. Всё это время, что она наивно думала, будто спасла своих родителей, и теперь Волдеморт и его слуги не сумеют их отыскать, на самом деле, это чудовище знало их местоположение. Всё в пустую. Всё, что она провернула с их памятью, её жертва ради безопасности — всё было напрасно. Вот он: монстр, он пришёл в их дом, чтобы убить. Следующий её поступок был продиктован захватившей её паникой от осознания, что спасти её отца и мать не сможет теперь уже ничто: Волдеморт убьёт их, и Гермиона станет сиротой уже по-настоящему, навсегда. Когда она выпрыгнула из-под стола, глупо накинувшись на мага, она думала именно об этом, и злость вперемешку с отчаянием в этот момент завладела её разумом полностью. Она даже не сазу поняла, что нападать в ответ Волдеморт не спешит. Только когда аквариум разбился, и золотая рыбка упала на пол, тяжело дыша, девушка поняла, что Лорд стоит, небрежно облокотившись о стол и с холодным любопытством смотрит на неё в упор. — Какая неювелирная топорная работа, — маг с неудовольствием окидывает долгим взглядом развороченную кухню и цокает языком. Золотая рыбка отчаянно подпрыгивает на кафельном полу. Гермиона рассеянно смотрит на неё, и Лорд тоже. В какой то момент он делает взмах волшебной палочкой, но девушка даже среагировать и испугаться не успевает. Аквариум срастается в единый стеклянный пузырь, в него возвращается вода, водоросли и Феликс. Гермиона моргает, и делает шаг назад. Она, как во сне, наблюдает за тем, как Тëмный Лорд протягивает руку к блюду с фруктами, берёт оттуда яблоко, протирает его о рукав мантии и хищно впивается в зелёный матовый бок. Зубы у волшебника белые и острые, как у акулы. По подбородку бежит сок. Гермионе кажется, что это особенно печальное знамение: зелёные яблоки в маленькой семье Грейнджеров ела лишь она одна, и родители всегда покупали их, когда дочь должна была вернуться домой на каникулы. Видимо, что-то в их памяти всё же осталось, раз они положили сюда это яблоко. И теперь этот злодей съедал то, что вообще то было предназначено для неё. Точно так же он съест и её родителей, и её саму. Хрусть. Хрусть. Волдеморт ел с аппетитом. Гермиона зачарованно наблюдала за этим, как он впивается в кисло-сладкую фруктовую плоть. Как слизывает сок с подбородка своим раздвоенным языком. Сосредоточенно жуёт. Яблоко. Опять это чувство нелепости захватило её с головой, она, конечно, знала уже, что Лорд, к примеру, любит тосты с вишнёвым джемом. И Шекспира. Но видеть самолично, как колдун ест зелёное яблоко, оказалось слишком необычно. Её яблоко, дементор побери. Это её яблоко. Колдун в какой-то момент вскидывает брови, с долей иронии и кидает ей оставшуюся половинку фрукта. Гермиона рефлекторно ловит его и принимается брезгливо разглядывать Волдеморт смотрит на неё. Молча. Она поджимает губы, не вполне понимая, почему маг всё ещё её не убил и чего он собственно ждёт. В этот момент чернокнижник делает совсем уж странное: он высовывает раздвоенный язык и облизывает резко очерченные губы, глядя сначала на яблоко, а потом на неё. Уловив тонкий намёк, волшебница судорожно выдохнув, откусывает от яблока. Замечает на нём заострённые следы от его зубов и ёжится, нерешительно кидая фрукт обратно. Лорд ловит его налету с помощью невербальных беспалочковых чар, левитирует к себе и продолжает есть. А потом снова швыряет обратно Гермионе. Если какая-то тень яростной злости и искажала его лицо, когда Грейнджер накинулась на него, выпрыгнув из-под стола, то сейчас оно снова умиротворённое и бесстрастное. Маг владел собой настолько совершенно, что девушка ему даже завидует; свои эмоции унять сейчас она не в состоянии и Лорд прекрасно может читать на её лице отчаянный страх, злость и шок от его эксцентричного поведения. Какое-то время они молча едят яблоко, откусывая от него по очереди. Грейнджер никак не может взять в толк, что сейчас между ними происходит и почему Волдеморт её не убил. А ещё она наконец-то замечает их подозрительную схожесть во вкусовых предпочтениях. И не сказать, что это было жизнеутверждающе… Скажем так, если бы существовал список людей, с которыми она хотела бы иметь сходство, то Лорда вписали бы туда последним, да и то с оговорками, простым карандашиком, чтобы потом если что легко стереть, всё же она не отказалась бы быть такой же умной. Но на этом всё — любыми другими качествами походить на это чудовище Грейнджер решительно не желала. И кроме того… яблоки. Эту информацию как-то можно потом стереть из головы с помощью, например, «обливиэйт»? Ей бы не хотелось хранить все эти сведения о злейшем враге в своей памяти. Уничтожать чужую душу, заключённую в крестражи гораздо легче, когда ты знаешь о хозяине души только то, что он всемирное хтоническое зло. А вот такие вот детали, вроде Шекспира, или яблок существенно усложняют процесс, они очеловечивают зло, делают его живым; и невольно начинаешь задумываться о том, что уничтожая чужой крестраж, ты навсегда лишаешь владельца шанса раскаяться и соединить осколки. А лишая его такой возможности, ты подписываешь ему приговор на том свете, где он будет обречён на вечные муки без шансов на прощение и искупление. Всё таки воспитание бабушки мимо не прошло. И Гермиона впервые задумалась о крестражах и их уничтожении в подобном ключе, после той встречи в книжной лавке с Волдемортом. — И всё-таки, никак не могу понять, — тишину нарушает его холодный низкий голос. Лорд задумчиво щурит красные глаза. — Никак не могу понять. Чего ты из-за этого яблока так взъелась… Из-за яблока? Он серьёзно? Гермиона давится фруктом и кашляет. — Простите, — бормочет она, приложив ладонь ко рту, тянет руку к чудом уцелевшему графину, и делает жадный глоток воды прямо из горлышка. — Мне вовсе не жалко яблок, можете угощаться. — И всё же, — маг насмешливо щурится, — тебе было жаль яблока. Знаешь ли ты, глупая девочка, что посмела напасть на могущественнейшего из легиллиментов? Скрыть от меня намерения невозможно, ты зря стараешься. — Нет же, вовсе нет! — с жаром оправдывается Гермиона, которой почему-то становится жутко стыдно перед Волдемортом от мысли, что он действительно подумал, будто она из-за какого-то яблока могла вот так вот взять и напасть на человека из-под стола, рискуя быть немедленно убитой. Неужели она выглядела такой неуравновешенной дурой в его глазах? Она, умнейшая ведьма столетия, между прочим! — Дело не в яблоке, мистер Волдеморт! — Тогда в чём же? — он вопросительно вскидывает безволосые брови, и отблеск лунного света через окно, зловеще очерчивает высокие скулы на бледном лице. — Вы пришли в дом моих родителей! — Я стучал, мне никто не открыл, — маг небрежно пожимает плечами. — Вы пришли сюда, чтобы убить их! — Отнюдь, — колдун вскинул руку в протестующем жесте, и совершенно внезапно, в его речи, Гермиона уловила слабый акцент коккни. — Я пришёл сюда с целями совершенно иными, пожелай я отправить твоё скудное семейство на тот свет, я не стал бы лично охотиться за маглами. Подумай сама насколько это не соответствует моему статусу. Я отправил бы сюда своих слуг. — Но тогда зачем? Гермиона устало вздыхает, ей надоедает стоять и она садится на стул. Теперь ей снова не страшно, потому что, ну… потому что это Волдеморт? И он её в очередной раз не убил. И она почему-то думает, что и не убьёт. Не сегодня. Однажды — непременно. Но не сегодня. Она перестала понимать его ещё в первую их встречу, не то, чтобы она вообще когда-то могла понимать Зло. Но ей казалось, что чернокнижник должен быть в своём негодяйстве запредельно банальным: уничтожать грязнокровок, проливать кровь младенцев и вершить тёмные ритуалы. Тосты с джемом и яблоки в это всё как-то не вписывались. И вообще, Волдеморт оказался на удивление спокойным, и было в этом нечто такое… мефистолевское. Нечто тёмное, но неуловимо обаятельное. — Рассчитывал выудить из их памяти некую любопытную для меня информацию, — ответил маг, чуть помедлив. — У вас бы не вышло, — Гермиона хмыкает и нервно поправляет растрепавшиеся волосы, — не вышло бы. Всё, что они могли помнить обо мне, или о моих друзьях, они всё это забыли, вы не найдёте в их памяти ничего полезного. В глубине души Гермиона надеется, что её слова убедят Волдеморта в том, что убивать её папу и маму ему вовсе не обязательно и он утратит к Грейнджерам интерес. — Ты изменила им память? — удивлённо спрашивает колдун. — Вас это удивляет? — Безгранично, — Лорд вздыхает и Гермионе чудится, что во вздохе она слышит разочарование. — Но почему? — Человеческий мозг… сложная структура, — неохотно поясняет Волдеморт, — даже я, со всеми своими навыками легиллименции, никогда не рисковал играть с этой структурой. Знаешь ли ты, глупая девочка, что вернуть им воспоминания обратно с наибольшей долей вероятности ты не сможешь? Нет, она не знала. Даже не думала об этом. Хотя, по большому счёту, даже если бы и думала — всё равно сделала бы то, что сделала. Лучше живые родители, которые тебя не помнят, чем мёртвые. От слов Лорда сейчас ей становится не по себе. Он говорит с такой уверенностью что Гермиона почти безоговорочно в это начинает верить. — Я попытаюсь, — она упрямо поджимает губы. — И чего ради такие жертвы? Ты что же, думала будто это поможет их от меня спрятать? — Может быть и думала. Волдеморт обидно смеётся. Гермиона трёт глаза, чувствуя как на них наворачиваются слёзы. Выходит, что она действительно навсегда их потеряла теперь? — Значит ты напала на меня из-за них, потому что эти маглы тебе дороги? — колдун продолжая смеяться, недобро щурит глаза и у девушки по спине бегут мурашки. Слово «маглы» он выплëвывает с отвращением. — Это мои родители, — она пожимает плечами, стараясь не дрожать, словно ответ на его вопрос итак понятный. — По-моему, это очевидно. — Они маглы. — Это не важно, они — мои родители. — Этот аргумент несущественен. — Очень даже существенен! Лорд поджимает и без того тонкие губы, и принимается изучать оставшееся содержимое блюда с фруктами. Груши, бананы и апельсины видимо не вызывают в нëм гастрономического интереса, и он брезгливо морщится. — Что может быть настолько ценного в маглах, если ради них ты только что подписала себе смертный приговор, посмев вступить в дуэль с тем, кто заведомо сильнее во много крат? Гермиона хотела сказать, но промолчала. А что она скажет? Как объяснить любовь к родителям существу, которое являлось отцеубийцей и безжалостно отправило на тот свет и отца, и бабку с дедом, ещё в подростковом возрасте? Напасть на кого-то из-за несчастных яблок — вот эта причина, по мнению монстра, была куда более достойной и логичной. Не ради близких людей. Ради ресурсов. Яблоко в его системе ценностей должно быть стояло куда выше, чем человеческая жизнь. — Я не смогу вам это объяснить. Волдеморт промолчал. Гермиона стала снова вытирать мокрые от слëз глаза, а потом она встала и подошла к аквариуму. Феликс забился на дно, и теперь стоял там неподвижно, вяло шевеля плавниками; Гермиона заметила, что чешуя на нëм облезла ещё сильнее. Рыбка, вероятно, умирала. И вряд ли Гермиона увидит своего питомца ещё когда-нибудь, и может быть, если Волдеморт не лгал, то и родителей она не увидит. — Когда мне было пять лет, я заболела гриппом, — неожиданно сказала девушка, — мама сутками сидела рядом с моей кроватью, гладила меня по голове, и говорила, что всё пройдёт. Гермиона стала задумчиво водить указательным пальцем по стеклу аквариума, это привлекло внимание Феликса и он подплыл ближе, и уставился на волшебницу своими выпуклыми рыбьими глазами. — А ещё у меня была очень религиозная бабушка, она читала мне Библию и рассказывала о Боге. И однажды, когда у меня случился первый магический выброс, я хорошо помню этот день. Я помню, как сильно я испугалась, родители тоже испугались, маме даже плохо стало. Я спряталась от них в шкаф и просила не подходить, потому что я очень боялась, что могу причинить им вред. Мне было восемь лет. И я думала, что в меня вселился бес. Что я — зло. Гермиона улыбнулась сквозь слëзы, и посмотрела на Лорда. Он слушал, слегка наклонив голову в бок. — Папа открыл шкаф, уворачиваясь о летающих по всему дому вещей, и крепко меня обнял. Он сказал мне, что я — его маленькая девочка, и вовсе никакой не монстр. И что он любит меня, и знает, что я никогда не причиню им с мамой вред. Больше я никогда не боялась, хотя выбросы были сильные, я вечно что-то ломала, и ремонт в доме приходилось делать каждый год. — И они не попытались отдать тебя куда-нибудь; или вылечить от магии; или изгнать бесов? — вдруг, с неподдельным любопытством спросил чернокнижник. — Нет, никогда. — Надо же, и такое бывает, — протянул змееликий мужчина. В его голосе проскользнули, помимо холодной бесстрастности учёного, какие-то новые нотки. Что-то с одной стороны неприязненное, будто одна только мысль о любящих родителях вызывала у Волдеморта отвращение; а с другой стороны любопытство, смешанное с недоверием и, как показалось Гермионе, тщательно скрываемой завистью. — Но как хорошо эти маглы не служили бы тебе, они всё равно не стоят того, чтобы из-за них вступать в смертельную битву. — Какую информацию вы хотели выудить из их памяти? — Уже не важно, — Лорд с досадой поджал губы, — ты в любом случае всё испортила. — Даже не знаю, должно ли это меня радовать… Маг ухмыляется и прячет руку во внутренний карман мантии. Гермиона напрягается, решив почему-то, что сейчас он вынет оттуда орудие её будущего убийства и наконец-то сделает то, что полагалось сделать здоровому Тёмному Лорду — жестоко убьёт невинную девушку в доме её родителей. Труп расчленит, кишки намотает на деревья в саду, и голову повесит на… — Мерлинова борода, Грейнджер, откуда в тебе столько кровожадности? — ехидно спрашивает Лорд, и Гермиона снова краснеет, догадавшись, что он прочитал её последние мысли. — Вы не могли бы… — Думай тише. — Я не… — Окклюменцию изобрели не просто так. Гермиона окончательно деморализуется и уши у неё тоже начинают пылать красным. Волдеморт, всё ещё держа руку во внутреннем кармане мантии, словно колеблясь, спрашивает: — А имя? Имя они тебе в честь Гермионы из «Зимней сказки» дали? Гермиона улыбается. — Да. Папа обожает эту пьесу. Колдун кивает головой, как будто с чем-то соглашаясь, вынимает руку из кармана и что-то кидает Гермионе. Она ловит, едва не уронив. Прямоугольный стеклянный кристалл, внутри которого был заключён песок, пересыпающийся сверху вниз. Вообще-то ей бы не стоило ловить всякие вещи, которыми швырялся в неё чернокнижник, одному только Богу известно, какие страшные проклятья могли быть заключены в этой штуке и как они сработали бы при соприкосновении. Хотя ничего тяжёлого девушка не почувствовала. Кристалл был тёплый и приятный наощупь, и почему-то заставил её испытать странное чувство успокоения. — Что это? — Это пески памяти, — ответил Лорд, — я много лет носил с собой… на всякий случай. Она читала про пески памяти. Не было, наверное тех разделов магии, о которых Гермиона бы не читала. Пустынные Шаманы Аравии перемалывали кристаллы мысли в своих подземных лабораториях, и создавали эту драгоценную субстанцию, позволяющую исцелять ментальные проклятья. Раздобыть песок было трудно, поскольку сами кристаллы выращивались подолгу, целыми столетиями, и шаманы тщательно берегли свои труды и не пускали чужаков на свои земли. — Его нужно будет разбить, и вдохнуть песчаную пыль. Тогда память должна будет к ним вернуться. — Вы… отдаёте его мне? — шокировано спросила Гермиона, сильно подозревая, что всё это какая-то хитрая уловка Волдеморта и вот-вот он рассмеётся над её наивностью и прикончит. Колдун не ответил. Этот поступок был его мимолётным капризом. Очередным наваждением. Он действовал по наитию сейчас, просто ему действительно захотелось, чтобы она вернула им память. Своим родителям. Двум маглам. Только что он сделал это: отдал бесценную субстанцию двум маглам. Зачем? Лорд сказал бы себе: ему нужна память Грейнджеров, чтобы понять, могли ли они быть связаны как-то со Слизерином. Лорд сказал бы себе: девчонка талантлива, раз способна на такое колдовство, а он всегда уважал умных и талантливых, так почему бы не попытаться перетянуть её на сторону зла таким нехитрым способом… Но на самом деле не из-за этого. Точнее не только из-за этого. Гермиона, бережно спрятав кристалл с песками времени в карман, медленно, словно заколдованная, подошла к магу и осторожно протянула руку, не совсем отдавая себе отчёт в том, что творит. Колдун заметно напрягся. В багряных узких глазах вспыхнуло удивление, однако он не отстранился, остался стоять на месте. Она коснулась шершавой чёрной ткани кончиками пальцев, заметила, что его мантия расшита тонкими серебристыми нитями, образующими замысловатый узор, а потом прислонила ладонь к его груди полностью. И почувствовала глухое: тук-тук-тук. Частое, немного прерывистое. В нос ударил знакомый запах одеколона. — Ваше сердце… бьётся, — тихо и удивлённо сказала Гермиона, всё ещё не убирая ладонь с его груди. Волдеморт прикрыл глаза и склонил голову. — И оно у вас есть. Тонкие, легкие пальцы едва заметно подрагивали, потому что их обладательнице было страшно и немножко неловко. Она сосредоточенно изучала узор на его мантии, боясь поднимать глаза и сталкиваться взглядом. Воспоминания цветистым ворохом закружились в разуме Волдеморта; вспенились, взбеленились, потревоженные прикосновением маленькой ладони; выглянули из самых дальних уголков памяти, вспорхнули и взмыли ввысь подобно перепуганным птицам. «Уходи. Ты урод и никогда не был мне нужен. И мать твоя тоже уродиной была. Да все вы уроды, нелюди.» «Магловское отродье… позор для всего рода. Уходи.» Из зависти он это сделал, как ни странно. Отдал ей кристалл. Из зависти. И от злости на самого себя. Он хотел бы, чтобы кто-то, хотя бы один человек из всей семьи в ту ночь сказал ему: «Останься». А вышло так, что два этих жалких магла оказались лучше, чем все его родственники вместе взятые, они свою дочь не бросили и любили её, не смотря ни на что — Грейнджер вытянула счастливый билет. И как знать, ненавидел бы он маглов так же сильно, если в ту ночь его отец хотя бы извинился бы, и сказал, что ему жаль? Волдеморт не мог себе ответить на этот вопрос. Но сейчас он точно понял, со странным разочарованием: не состояли они с Грейнджер ни в каком дальнем родстве. Вопрос, почему у них так много общего, оставался не решённым. Неужели совпадение? Волдеморт в совпадения не верил. Гермиона наконец-то подняла голову и посмотрела на его лицо. Впервые так близко. Змеиное, с узкими прорезями ноздрей, оно казалось потусторонним в лунном свете. То место, где у него должен был быть нос, забавно подрагивало, ноздри подëргивались и на переносице образовывалась небольшая складка кожи. Маг немигающим взглядом смотрел куда-то в пустоту, пребывая в своих мыслях. Гермиона отчётливо смогла разглядеть тонкий шрам над его верхней губой и многочисленные странные пятнышки на щеках, буквально на тон темнее, чем его белая кожа. Пятнышки подозрительно были похожи на веснушки, точнее на то, что от них осталось после трансформации человека в монстра. Гермиона даже рот открыла от удивления, позабыв на мгновение, кто стоит перед ней. И в этот момент, Волдеморт наконец-то вынырнул из своих мыслей, и уставился на неё с высоты своего внушительного роста. Он моргнул, мотнул головой, скривился и отстранился на два шага, как будто её ладонь начала прожигать дыру в его мантии. А потом с тихим хлопком трансгрессировал, и поток чёрного холодного и вязкого прошёл через Гермиону; и глубоко вдохнув запах одеколона и мыла, волшебница покачнулась и схватилась рукой за столешницу, что бы не упасть. Сбежал. Ещё какое-то время девушка держалась за стол, мелко дрожа. После, немного прийдя в себя, она принялась с помощью «Репаро» восстанавливать разрушенную в пылу битвы кухню. Уже через несколько дней, засыпая в палатке, в лесной глуши, Гермиона вынула из своей бисерной сумочки кристалл и стала любоваться им, подсветив с помощью «Люмоса». Крохотные песчинки внутри кристалла мерцающим потоком опускались к нижней грани кристалла и излучали тёплый золотистый свет. — Песок пересыпается и снова, Земля грустит и наступает вечер, — тихо прошептала девушка и улыбнулась. Надо же. Веснушки. Свои, если честно, она терпеть не могла. Но наблюдать их на ком-то столь опасном и могущественном, как Лорд Волдеморт, было очень волнительно и приятно. И сердце, оно билось там, под каркасом из рëбер и мышц, под плотной тканью мантии. Зачем он помог ей? Почему не убил? Уже в третий раз. Что же он такое? Что прячется там, за жутким обликом, сотканным чёрной магией? Ведь рано или поздно он убьёт её. И её друзей. Если только Гарри не сумеет победить в этой битве и исполнить пророчество. Они враги. Но почему-то, неведомая доселе печаль, охватила Гермиону Грейнджер, когда она подумала, вдруг, что их следующая встреча с Волдемортом может произойти на поле битвы. И стать последней. И в этот раз пощады ждать не придётся, потому что единый для всех закон в этом мире чётко гласил: Тёмные Лорды должны убивать грязнокровок, а Избранные мальчики побеждать Тёмных Лордов. И хотя Волдеморт уже три раза этот закон нарушил, отпустив её живой, и даже поучаствовав в судьбе её родителей, но он ведь на то и злодей, чтоб нарушать законы, в любом случае, это ничего не изменит. Спрятав кристалл обратно в сумочку, девушка закрыла глаза и вскоре уснула. Всю ночь ей снились красноглазые змеи и зелёные яблоки.