Синхрония Юнга

Теория детерминированного хаоса гласит, что случайностей не бывает. Каким бы нелепым не казалось совпадение, каким бы невероятным не выглядело то или иное явление, оно существует в рамках функционирующей системы и подчиняется ее законам.

25 декабря 1996 года

— Было очень вкусно, Молли, спасибо. — Вы точно не хотите остаться? Нимфадора виновато улыбается. — Нам лучше уйти, — она смотрит на Ремуса, что-то напряжённо высматривающего в темноте, — первая ночь цикла самая тяжёлая. — Ремус? — Артур неуверенно дотрагивается до плеча Люпина и чувствует, насколько сильно тот напряжён. Нюх у оборотней тонкий, тончайший. И они чуют всё, что не способен почуять обычный человек, чуют за много миль, — Люпин ощущает присутствие кого-то постороннего, кого-то, кто не должен быть рядом с Норой в эту Рождественскую ночь. Тишина разрывается звуком огненной вспышки. Нападение Пожирателей происходит внезапно, в какой-то момент огненное кольцо окутывает Нору, и Гарри вдвоём с Джинни, едва успевают прыгнуть в оставшуюся в кольце брешь, увидев среди нападавших Беллатрису. Это был план, чтобы выманить Поттера и схватить, и Ремус это понимает, когда бежит вместе с Нимфадорой следом за Гарри. Гермиона, Рон, Молли, Артур и близнецы остаются защищать дом. Заклинания разбиваются о каменные стены, плавят плитку во дворе и искрятся, отражаясь от щитов. Раз. Два. Три. Хлоп. Гермиона ставит «Протего» и сразу же следом посылает «Остолбеней». Пожиратель в жуткой стальной маске умело отрезает её от друзей, выдавливает к кольцу из огня, и вынуждает оказаться за его пределами. Практически сразу же её видит Сивый. Проклятый волк щерится в кровожадном оскале, громко вскрикнув, Гермиона бежит прочь, в надежде быстрее покинуть анти-трансгрессионный барьер и прыгнуть куда-нибудь подальше отсюда. Сивый быстрее — он же волк. Но он не спешит, играется с ней, загоняя как можно дальше от дома и помощи друзей. В какой-то момент, когда сил совсем не остаётся, девушка оборачивается назад, чтобы посмотреть, где находится оборотень. В этот момент она врезается во что-то твёрдое и падает назад, на спину. Воздух выходит из лёгких, волшебница задыхается и не сразу замечает, что нависшая над ней громада — живое существо. Живой человек. Мужчина. Бледнолицый, в длинной чёрной мантии, с красными, горящими как два угля, глазами. Грёбанная чёрная скала. Лорд Волдеморт. Сивый загнал её в ловушку, словно овцу в загон. Возможно, на её месте должен был быть Гарри, возможно Волдеморт ждал именно Поттера, потому как на его угловатом, скуластом, непривычном для человеческого взгляда, лице, девушка отчётливо видит разочарование. — Как далеко ты оказалась от дома, девочка, да ещё и в столь поздний час, — с долей издёвки тянет колдун, плавно делая ей навстречу два шага. Голос у него тихий, но звуки кажутся отчётливыми, наверное из-за того, что всё вокруг безмолвствует, словно ощущая присутствие чего-то страшного и по-настоящему опасного. — Тебя проводить обратно? Гермиона пытается закричать, но понимает, что онемела — воздуха не хватает, крик застревает в моментально пересохшей глотке, и она лишь беспомощно пятится назад, в панике пытаясь нащупать, обронённую где-то на земле, волшебную палочку. Высокая поджарая фигура Волдеморта склонилась над ней, блеснули во мраке ночи красные, со шпилями узких вертикальных зрачков, глаза, и длинные цепкие пальцы, ухватились за нежный девичий подбородок, сжав его с такой силой, что на мгновение вселенная вокруг неё сжалась до размеров болезненно пульсирующей, от давления его пальцев, точки на лице. — Легиллименс. Ему даже для этого палочку не пришлось использовать. И он не стал задавать ей никаких вопросов, сразу же бесцеремонно перейдя к мысле-чтению. Никаких вам допросов с пристрастием, тому-кто-умеет-гулять-по-разумам не нужно ни о чём спрашивать, достаточно лишь небольшого усилия, чтобы заглянуть внутрь самого сокровенного. Сопротивляться инородному вторжению в память оказалось невозможно, сознание Волдеморта, превосходящее её во сто крат, тяжёлое и холодное, давит, как грёбанная могильная плита, и поднять эту плиту не представляется возможным. Сейчас колдун просто возьмёт, и увидит то, что ему нужно. Вот и всё. Молодец, Гермиона, умница, ты попалась в руки монстра и по твоей вине ему станет известно всё о Гарри, штабе Ордена Феникса, и координатах проживания твоей семьи. Так нелепо и глупо — выбежать из дома в Рождественскую ночь, чтобы лично столкнуться с воплощением зла. Жизнь, впрочем, вообще бывает штукой довольно нелепой, люди гибнут и по менее весомым причинам, что уж тут говорить об её встрече с чудовищем? На фоне смерти какого-нибудь браконьера, решившего расстрелять гигантский кактус, занесённый в красную книгу, и под этим же, обрушившимся на него кактусом, встретившего смерть, её падение от руки Волдеморта будет казаться трагичным и вполне логичным. В каком-то абсолютно исступленном приступе отчаяния, Гермиона всё же наивно пытается сопротивляться, но сила давления лишь удваивается, и дикая головная боль заставляет её начать рыдать. Слëзы сами бегут по щекам. Красные глаза прямо напротив кажутся неподвижными, только зрачок слегка пульсирует, становясь то уже, то шире. Две разверзнутые бездны. Звёзды в ночном небе. Холодные мерцающие точки. Мамочки, какой же страшный у него взгляд, как у василиска, хочется зажмурить глаза, но сил нету, её воля полностью подавлена и подчинена. В последней попытке спастись, девушка пытается думать о чём угодно, кроме их штаба, координат его расположения и паролей. ЛевиОса. — Нужно говорить ЛевиОса, а не ЛевиосА! Маленькая девчушка в Гриффиндорской форме деловито показывает правильное движение палочкой рыжему конопатому мальчику, она репетировала его в поезде всю дорогу, чтобы никак не отставать от других волшебников, ведь про магию узнала буквально месяц назад. Почему именно это воспоминание, драккл его побери? Головная боль не ослабевает, Волдеморт продолжает бесцеремонно ломать все её барьеры, ловко обходить блоки и вгрызаться в память всё глубже, словно бур в горную породу. Гермиона болезненно выдыхает, но всё равно пытается сосредоточиться. Пусть это сейчас бесполезно! Она должна знать, что сделала всё, чтобы оказать сопротивление и не сдалась так просто! — Я взяла это для лёгкого чтения! — массивный фолиант падает на библиотечный стол, заставив двух первокурсников подпрыгнуть. — Это лёгкое чтение? — удивлëнно тянет рыжий мальчишка. Мерлин, ну какая же бесславная смерть её ждёт. Какой смысл сопротивляться, если она попала в руки к самому дьяволу? Легиллименцией ли, пытками или сывороткой правды — он получит нужные ему ответы. Но тяжёлое давление могильной плиты заставляет её защищаться буквально инстинктивно, лишь бы только вытурить столь невыносимое чужое присутствие из своего сознания. Всё что угодно, пожалуйста, только не это. Она и не думала, что легиллименция может быть настолько мучительной, или это просто Волдеморт специально причинял ей сейчас боль, пытая таким образом? — Нас всех могли убить! Или что ещё хуже, исключить из школы! Потому что, что может быть хуже, чем быть изгнанной из этого прекрасного волшебного мира? Обратно туда, к простым скучным людям, в серость красок и унылость? У неё там даже друзей никогда не было, из-за начавших проявляться ещё с детства странностей. Не то, чтобы у неё и в Хогвартсе появились друзья, но просто прошло ещё слишком мало времени. Она будет усердно постигать азы волшебства, станет сильной колдуньей и тогда к ней точно потянутся. — Ей надо пересмотреть приоритеты… Не думай о Роне. Не думай о Роне! Не думай, девочка, не думай, он сможет выяснить о твоих друзьях, слишком много! Слишком… О, какая же она всё-таки сильная! Гермиона испытывает чистое, ни с чем не смешанное наслаждение, когда нос этого гадкого белобрысого хорька, Драко Малфоя, хрустит под ударом её кулака. Ну ещё бы. Удар ей отец поставил, когда-то в молодости увлекающийся боксом. Будет знать, мерзкий хорёк, как обзывать её грязнокровкой. Все они будут знать! Когда она станет могущественной ведьмой и прочитает все волшебные книги на планете, никто не посмеет назвать её грязнокровкой! Она им всем докажет, что с Гермионой Грейнджер стоит считаться! В какой-то момент, Гермиона почувствовала, что шевеление в её мыслях остановилось, взрывающий горную породу бур, по велению механика, застыл, прекратив изнуряюще вворачиваться в её разум. Волдеморт как будто бы перестал ломать барьеры и проникать глубже, и остановился на тех воспоминаниях, что Гермиона панически генерировала на поверхности сознания, в попытках отвлечь монстра. Поскольку его рука всё ещё больно сдавливала подбородок, девушка жалобно пискнула, и в этот момент Волдеморт приблизил своё лицо, с узкими прорезями ноздрей, к её лицу ещё ближе, пристально вглядываясь в глаза. Что-то его заинтересовало. Эта мысль была отстранëнной, как если бы Гермиона оказалась рядом с акулой, которая откусила ей ногу, и поняла бы, что хищница не собирается съесть её прямо сейчас, заинтересовавшись посторонней добычей. Вроде бы радоваться надо, но без ноги всё равно далеко не уплывëшь — догонит и сожрет, и какая ей к дементорам разница, убьёт её Волдеморт прямо сейчас, выпотрошив память легиллименцией, или минутой позже? Совсем уж неожиданно, когда Лорд приблизился сильнее, и Гермиона с подступающим ужасом (хотя куда уж больше подступать, она итак едва не умерла от страха!), увидела, как подёргиваются его змеиные ноздри, её, вдруг, обдало запахом хозяйственного мыла и простого одеколона. Как-то сюрреалистически это вышло. Девушка даже успела удивиться. Лорд Волдеморт пользовался одеколоном и мылом? То есть… Стоял и мылился где-нибудь в ванной, под горячим душем, натирал бледную, как мел, кожу, пушистой по-слизерински полосатой мочалкой, а потом наносил на шею одеколон? А потом он шёл завтракать яичницей с беконом, читать «Ежедневный Пророк» и строить планы по установлению мирового господства? Запах у одеколона такой… Знакомый. Она никак не может вспомнить, но запах чертовски вкусный, к слову. Где же она его чувствовала в последний раз? Почему такой знакомый… Драккл, она же теперь не уснёт, пока не вспомнит! Ха! А она ляжет сегодня спать ночью? Разве что в могилу… В лучшем случае. А в худшем, Волдеморт будет пытать её «круциатусом» где-нибудь в подвалах малфоевского особняка. Мерлин, как же страшно. — D. R. Harris, — вдруг говорит Волдеморт, низкий бархатистый тембр его голоса отдаётся вибрацией в воспаленном от чужого вторжения сознании. Гермиона рассеянно, моргает. Что сейчас происходит в её реальности? Она попалась в руки самого страшного и могущественного волшебника всех времен, и какого-то дементора пытается понять, каким одеколоном он пользуется, и почему этот аромат ей так знаком? Даже в самых своих больных фантазиях подобного исхода от встречи с чернокнижником, Гермиона и представить себе не могла. И почему мыло хозяйственное? Можно же нормальное мыло использовать, ромашковое или с запахом грейпфрута, например… — Мальборо — аромат с мягким благородным шлейфом. Он раскрывается лимонно-мандариновыми нотами, а затем переходит к древесным аккордам. В сердце композиции — нежный, сливочный, тягучий сандал с щепоткой сухого табака, — церемонно поясняет Волдеморт, и до Гермионы доходит, что он отвечает на её мысленный вопрос, касаемо одеколона. Очевидно эта мысль всплыла в поверхностных слоях её сознания и колдун смог её прочитать. Нет, оно и раньше случалось, что реальность перекрывала любые возможные фантазии, но чтобы так… Реальность затмила окончательно. Сильная хватка мужских пальцев вдруг разжалась, и Волдеморт отстранился назад, всё ещё с холодным любопытством глядя на Гермиону. Узкий раздвоенный язык высунулся наружу, вызвав у волшебницы внутреннюю дрожь отвращения. Колдун, по-видимому, как змея, изучал свою добычу и пытался осязать её с помощью языковых рецепторов. — О, лимонно-мандариновые ноты, — пищит Гермиона, чувствуя, как у неё трясутся коленки, — как интересно. Надо же, ей даже хватило смелости вступить в диалог! Ещё бы голос не звучал так жалко. — У этой линейки вообще хорошие ароматы, — Волдеморт ловко вертит в руках волшебную палочку, возвышаясь над ней во весь свой внушительный рост. Вид у него задумчивый, насколько это вообще можно понять по его змеиному лицу. — И нет, я всё-таки предпочитаю тосты с джемом, ненавижу бекон. Тосты. С. Джемом. Как это, блять, мило. На завтрак тост с джемом, а на обед пытки, казни и редкие помилования. Тяжела твоя юдоль и планида влекущая тебя, о, мировое зло… Интересно, а джем клубничный или абрикосовый? — Вишнёвый, — отвечает Волдеморт, щуря глаза, как показалось Гермионе, с насмешкой. Грейнджер всхлипывает, её нервы просто не выдерживают. Монстр продолжает на неё смотреть. Играется с ней, как кот с мышью. Вернее, как змея с мышью. Гермиона ждёт, а что ей ещё делать? Пытаться убежать? Уползти? Это даже не смешно. Сейчас он пульнëт в неë ядовито-зелëным лучом «авады» и она примет свою смерть. Нужно подумать о чём-то более приятном перед смертью, чем долбанный одеколон Волдеморта, и Гермиона пытается вспомнить родителей или Рона, но мысли упорно возвращаются к тостам с джемом. Нет, вишнёвый — это вообще вкусно, Гермиона везде предпочитала вишнёвый наполнитель: в йогуртах, джемах, пирожных и даже гелях для душа. А бекон жирный, от него тяжесть в желудке и спать хочется. — Жирный не то слово, особенно, если поджарить неправильно, — Волдеморт прячет палочку в рукав мантии, присаживается перед ней на корточки и снова смотрит, возвращаясь к тому самому воспоминанию со сломанным носом Драко Малфоя. Взгляд рубиново-красных глаз колдуна — неожиданно спокойных, едва ли не умиротворенных — скользит по внутренней поверхности её мыслей, пересматривает воспоминание два раза. Гермионе кажется, что она вот-вот потеряет сознание. В чувства её приводит неожиданно громкий холодный чистый смех, похожий на изморозь, охватившую поверхность древесной коры в момент ночных заморозков. Лорд снова встаёт на ноги, отстраняясь от девушки, и смеётся, запрокинув голову назад. Острый кадык движется под туго натянутой кожей. Гермиона закрывает глаза и готовится умереть, но время идёт и в какой-то момент она понимает, что зелёного луча всё нет, а вокруг стоит глухая тишина. Небо темнеет, и звезды гаснут практически разом — откуда-то издали раздается нечеловеческий крик. Волшебница открывает глаза и остаточные следы трансгрессии дают ей понять, что Волдеморт… Ушёл. Вот так просто. Оставил её здесь одну, посреди поля. Живую и относительно невредимую. Тяжёлый фон его энергетики, чёрный, густой, как мазут, обволакивает поле, но самой фигуры колдуна нигде не было видно. Что это было? Почему? В носу стоит навязчивый запах одеколона и мыла. Акулы существа непредсказуемые. Что этой твари там в голову взбрело, раз она уплыла, поди догадайся. В сущности, о Волдеморте, как таковом, Гермиона ведь ничего не знала, и понятия не имела, что могло заставить его уйти, оставив подружку Избранного живой. Он ведь даже не стал просматривать её воспоминания дальше, чтобы выудить из памяти что-нибудь ценное. Может быть он решил, что такая мелкая фигура, как маглорожденная Гермиона не представляет для него никакого интереса? Обидненько. Совсем чуть-чуть. Решив особенно не размышлять что к чему, Гермиона нашла свою волшебную палочку и быстро трансгрессировала в безопасное место, пока монстр не передумал и не решил её добить. И только уже отойдя от начавшейся истерики, во время которой Молли отпаивала её горячим шоколадом, в сотый раз пересказав в штабе Ордена Феникса в подробностях свою встречу с монстром, Гермиона, засыпая в своей кровати, вспомнила. Ну конечно! Одеколон! Чёртов одеколон! Тот самый запах, который исходил от уютных клетчатых рубашек её отца. Грейнджер-старший использовал именно этот аромат всегда, сколько Гермиона его помнила. И как она могла забыть? — Он что, действительно ест тосты с джемом, а не сырое мясо? — удивлённо спросил у неё в тот вечер Рон.

***

Лорд Волдеморт, великий чернокнижник и ренегат двадцатого столетия, вынырнул из думосбора и снова раскатисто засмеялся. Что ж, ошибки тут никакой не было — один в один. Ему не показалось, и сравнивая воспоминания, подсмотренные в голове у грязнокровки, со своими детскими, он убедился в этом ещё раз. — ЛевиОса. — Нужно говорить ЛевиОса, а не ЛевиосА! Маленький Том Реддл демонстративно делает взмах волшебной палочкой и совиное перо легко взымает вверх. Проще простого. Не зря же он в поезде так долго тренировался, теперь он покажет этому заумному Мальсиберу, кто тут лучше всех владеет чарами. Особая тонкая ирония заключалась в том, что сравнивая сейчас себя с этой девчонкой воочию в думосборе, Лорд отмечал сходство в интонациях, мимике и даже манере разговаривать. Салазар Великий, им что, с этой магглорожденной девицей природа один ген заумности на двоих дала? Какого драккла она ведëт себя… идентично? Верующие не упустили бы случая заявить, что неисповедимы пути Господни, все мы братья и сестры, как говорится, все под одним Богом ходим. Волдеморт не сомневался, что эту концепцию, так полюбившуюся людям, придумал какой-нибудь чёртов Дамблдор, с его вечной манерой всё сваливать на судьбу, любовь и всепрощение. Математики бы на этот счёт посмеялись и вспомнили бы закон парных случаев, являющийся фундаментальным принципом вероятности и статистики, согласно этому закону во Вселенной существовало ещё бесконечное множество идентичных Волдеморту живых существ, похожих на него и внешним и внутренним содержанием. К сожалению, чернокнижник, при всех его глубочайших познаниях в различных областях магии, с магловскими науками не был знаком в достаточной степени. Или к счастью. Его эгоцентричная натура просто не выдержала бы такой крамолы — Волдеморт должен быть уникальным и неповторимым! — Нас могли убить, Нотт! Или что ещё хуже, исключить из школы! — маленький Том складывает руки на груди и хмурится. — Ты точно станешь префектом в будущем, — фыркает Нотт, — с твоей нелюбовью нарушать правила, Том. Что может быть хуже, чем вернуться обратно в магловский приют, по своей мрачности способный соперничать с Азкабаном? Обратно туда, к злым и жестоким маглам? Он был там изгоем и мальчиком для битья! Не то чтобы у него и в Хогвартсе появились друзья, факультет Слизерин не жаловал нищих приютских оборванцев сомнительного происхождения. Но ничего. Он будет усердно постигать азы волшебства, станет могущественным волшебником, и тогда к нему точно потянутся. Волдеморт откидывается в кресле и задумчиво смотрит в потолок, сложив пальцы рук домиком. Что ж, на первом курсе он действительно добросовестно пытался соблюдать правила, а потом пустился во все тяжкие, нарушая законы не только школьные, но и мировые общечеловеческие. — Поганый грязнокровный отброс! Хрясь! И вот уже тонкий аристократичный нос Абраксаса Малфоя некрасиво сдвинут на бок, а по подбородку струится кровь. Том разъярённо накидывается на однокурсника, и тот, всхлипывая, пятится назад. Триумф и доминирование. Сила побеждает. Потому что, нефиг. Нефиг называть его грязнокровкой! Он уверен, что его мать или же отец волшебники! И он найдëт кто! И докажет, что родился не от злобных ублюдков-маглов! А Малфой… Ещё заплатит. Все они ещё заплатят, когда он — Том Марволо Реддл - станет могущественным волшебником и заставит этих аристократов считаться с собой! Волдеморт снова развеселился, именно последнее воспоминание и стало причиной, по которой он зачем-то оставил девчонку живой и невредимой. Надо же… а у Малфоев это, кажется, семейное — несдержанный длинный язык. Интересно, Люциус тоже по морде получал в своё время? Решив выяснить этот вопрос немедленно, Лорд с помощью тëмной метки призвал своего подчинённого, и вот уже через десять минут в дверь его кабинета раздался робкий стук. — Милорд? Люциус вошёл в кабинет и смиренно предстал перед своим повелителем. — Что я могу сделать для вас? Волдеморт ответил не сразу, он минут пять пристально изучал лицо пожирателя смерти тяжёлым немигающим взглядом. Этот взгляд он ещё в школе отрепетировал, специально перед зеркалом тренировался. Достаточно было просто не моргать и смотреть в точку между бровей оппонента. И вуаля — тяжёлый давящий взгляд готов. Красная радужка с узким зрачком добавляла сто баллов ко всеобщей суггестивности. Под таким вот взглядом бедолага Люциус стушевался окончательно, жилка на его шее бешенно забилась, и попробовав вибрации воздуха своим змеиным языком, Лорд почувствовал чужой страх и удовлетворенно прикрыл глаза. Правильно. Пускай боится. — Скажи мне, мой скользкий друг Люциус, а тебе когда-нибудь ломали нос, ну, скажем в школьные годы? От услышанного вопроса Малфой даже удивления скрыть не смог, тонкие белёсые брови поползли вверх. Нет, Волдеморт, конечно, в принципе личностью был, мягко говоря, неординарной, но этот вопрос даже для него казался слишком необычным. Мужчина гадал, какой ответ хотел бы услышать его босс, и для чего ему эта информация. В голову мысли шли, одна страшнее другой. Малфой сглотнул. Он как-то неуверенно скользнул взглядом по змеиному носу своего господина, ноздри которого сейчас забавно подергивались, как у какого-нибудь кролика, подумал, не связано ли это как-то с его — Малфоевским носом и не решит ли Волдеморт уподобить себе всех своих соратников и переломать или удалить им носы, создав армию личей. Бредовая мысль засела в голове. Люциус почувствовал себя идиотом (собственно, рядом с Волдемортом иначе и быть не могло) и нервно улыбнулся: — Н-нет, Милорд, подобные т-т-травмы я не получал никогда. Чернокнижник задумчиво наклонил голову в бок. Было решительно непонятно, расстроил его ответ Люциуса или же обрадовал. — Да… Странно, — ответил Волдеморт, — весьма странно. — Но почему же, Милорд? Однако ответа его колдун не удостоил, махнул рукой, мол, проваливай, и снова о чём-то задумался. С облегчением потирая переносицу, Люциус вышел из кабинета и выдохнул. Сегодня Зло было в хорошем настроении. Тем временем, всё ещё размышляя над превратностями судьбы, Волдеморт снова погрузился в свои мысли. Слабый сквозняк, возникший из неплотно прикрытой двери кабинета, обдал прохладой и вернул ренегата из минутного забытия. Что ж, в отличие от этой жалкой магловской ведьмы, он, Лорд Волдеморт, действительно заставил всех с собой считаться. Потому что он никакая не грязнокровка, он наследник самого Салазара Слизерина и волшебная кровь в его жилах густа! А то, что Грейнджер в своих повадках подозрительно смахивала на него в школьном возрасте… Всего-навсего досадная ошибка. Случайность, не более. Не стоит зацикливаться на случайностях. Волдеморт решил выкинуть этот день из головы и не обращать на столкновение с подружкой Избранного ни малейшего внимания. Слишком уж он был занят подготовкой войны против мальчишки Поттера, чтобы тратить время на размышления о каких-то грязнокровных ведьмах. Вот когда он наконец-то убьёт Поттера и избавится от этой смертельной угрозы для своей жизни, вот тогда он быть может разузнает о девчонке побольше. Если к тому времени она останется в живых, конечно же.