Стисни зубы

      Оказавшись на улице, Ровер бесцельно шёл вперёд, он слишком глубоко погрузился в свои мысли, чтобы обратить внимание на происходящее вокруг. Своим медленным размеренным шагом, парень слишком выбивался из толпы горожан, они то и дело кидали в его сторону любопытные взгляды, а некоторые знакомые, видя его весьма опечаленное выражение лица, раздумывали подойти к нему и спросить, что его так сильно беспокоит, но так и не решались. Только когда Ровер случайно столкнулся со стоящей к нему спиной Чисей, он наконец оторвал взгляд от мостовой и, удивлённо вскинув брови, с запинкой выдавил из себя слова извинений.              — Ровер! — обернувшись, девушка с лёгким недоумением склонила голову к плечу, — Ты чего такой задумчивый?              Парень ответил не сразу, раздумывая над тем, как бы более убедительно соврать подруге, но та уже заготовила следующий вопрос, который окончательно загнал его в ловушку.              — И где ты всё это время пропадал? Мы с Янъян тебя искали между прочим! Генерал поручил нам разобраться с мелким отрядом Фракцидуса, хотели предложить тебе пойти с нами, но… Стой. У тебя такое лицо… Только не говори, что ты ходил к нему! Он же наверняка соврал!              — Стой-стой, с чего ты взяла, что я был в, — бегло осмотревшись, Ровер наклонился ближе к девушке и продолжил говорить шёпотом: — тюрьме?              Чися положила руку на талию и, приподняв одну бровь, окинула его оценивающим взглядом. Ровер опустил голову, вздыхая, кажется, он уже понял, как подруга сделала подобный вывод.              — Это очевидно, если после той битвы со Скаром, — проходящий мимо пожилой мужчина резко повернул голову в их сторону, услышав имя члена враждебной фракции, а после сразу ускорил шаг, скрываясь за ближайшим поворотом; Ровер проводил его угрюмым взглядом и несколько раз мотнул головой от разочарования, — ты был слишком задумчив, потом вообще взял несколько миссий подряд, хотя обычно предпочитаешь делать перерыв между каждой хотя бы на сутки! Теперь же ты ещё более молчаливый и идёшь со стороны тюрьмы.              — Тебе показалось.              — Даже не отрицаешь, — Чися свела вместе брови, копируя мимику Ровера. — И что он тебе сказал?              — Посоветовал полюбоваться закатом.                    Спустя секунду, когда слова уже сорвались с его губ, парень широко распахнутыми глазами уставился на ухмыляющуюся подругу.              — Вот видишь, я довольно хорошо тебя знаю, — сказала она с улыбкой и снова грозно посмотрела на него, начиная читать нотацию:              — Ты же понимаешь, что ему всё равно на тебя и твои чувства? Он играет с тобой, используя свои грязные трюки для собственной выгоды, а ты повёлся! Наверняка ему скучно сидеть в одиночестве без зрителей, тут очень кстати появляешься ты, наивный парень, над которым можно хорошенько посмеяться!              — Его слова звучат действительно странно, — Ровер заговорил довольно тихим голосом, приложив пальцы к губам, — но он не станет мне врать, я уверен в этом.              — С чего ты так решил? Я напомню тебе — он из Фракцидуса! Никто не станет помогать врагу за «просто так»!              Ровер решительно посмотрел Чисе в глаза, слегка сжимая кулаки и расправляя плечи, и сделал несколько шагов вперёд, оказываясь на одной линии с девушкой и практически соприкасаясь плечами.              — Это не важно. Я верю ему, поскольку он единственный, кто не стал скрывать от меня правду.       

***

             Первым, что почувствовал Скар, была сильная головная боль.              Он только успел прийти в себя, лёжа на полу, когда резь в висках и невыносимая пульсация во всей черепной коробке вынудили его шумно выдохнуть.               Вторым, когда, не открывая глаз, он попытался встать, — боль в руках, ногах и спине.              Сделав предположение о том, что, наигравшись, охранники отправили его обратно в камеру, Скар осторожно, крепко сжимая зубы, подтянул руки к груди, чувствуя острую боль при малейшем движении, как каждый перекат мышц плечевого пояса и спины вспыхивает огнём. Медленно перенося вес тела на руки и так же медленно приподнимая корпус, он ощутил, как предплечья, кисти и плечи дрожат от слабости. Позвоночник стрельнуло новой вспышкой боли, мужчина с силой сжал губы и зажмурился, давя в себе громкий болезненный стон.              В этот момент ему было плевать, что ладони опирались на что-то скользкое.              Третьим — головокружение.              Наконец сев на полу, и кривясь от каждого движения, Скар открыл глаза. Даже в темноте его взгляд застилали светлые размытые круги, хаотично двигающиеся в поле зрения. Картинка плыла, очертания стен кренились всё сильнее, всё вокруг начало кружиться по часовой стрелке. Если же он зажмуривался, легче от этого не становилось — пространство тюремной камеры продолжало фантомно вращаться, вызывая тошноту. Спустя несколько минут он предпринял попытку встать, но тут же бросил затею, едва не упав на твёрдый пол лицом вниз, когда и без того дрожащая рука окончательно подкосилась. Мужчина, тяжело дыша, уткнулся лбом в предплечье и часто сглатывал, чувствуя, как противный ком поднимается всё выше, и как горло сжимается от первых, накатывающих волной, рвотных позывов. Яркий запах железа только усугубил положение.              Четвёртым — маячащее на горизонте давно забытое чувство стыда от собственного бессилия и унизительного положения в момент, когда, едва сдерживая тошноту приставленной ко рту ладонью и по-прежнему ощущая ноющую боль в конечностях, он резко подорвался с места, и склонился над унитазом.              Его тело несколько раз скрутило судорогой, на лице выступили капли пота, пока пальцы с силой сжимали ободок. Противный вкус на языке вызывал желание разнести всё вокруг голыми руками, но стены до сих пор не прекращали вращаться, а пол… Взмокшая бело-красная чёлка лезла в слезящиеся глаза; находясь во всё той же скрюченной позе, нещадно ныли спина и поясница, лопатки горели от трения о ткань облегающего костюма; всё тело трясло от начинающейся лихорадки. Скар плотно сжал зубы, кривя губы в злостном оскале и прожигая гневным взглядом абстрактную точку перед собой. Он тяжело дышал, чувствуя, как биение сердца набирает амплитуду, занёс заходящуюся крупной дрожью руку на уровень груди, сжал её в кулак от бессильной ярости и резко ударил им в стену. Потом ещё раз и ещё. Крикнул в пустоту, продолжая наносить удары по металлической обшивке, пока боль в повреждённой руке окончательно не затмила разум. Прерывистое дыхание звучало слишком шумно, постепенно возвращая контроль. В этот же момент на Скара нахлынула вся та усталость, которая накопилась в теле за прошедшие три дня; снова появились боль и головокружение. Он едва успел нащупать рукой поверхность стены в момент, когда колени подогнулись от перенапряжения. Ему внезапно захотелось спать, лечь в углу рядом с местом, где его только что вывернуло наизнанку. Последние силы резко покинули тело, а иррациональное желание хоть немного наклониться к полу, чтобы отдохнуть, не хотело покидать его мысли.              Собрав последние крупицы воли, Скар едва передвигал ноги в сторону кровати, практически наощупь он прислонил плечо к стене в качестве опоры; гудящая от сотрясения голова бессильно склонилась к груди. Пустяковое расстояние в пару метров мужчина кое-как преодолел за очень долгие несколько минут, и всё же не смог удержаться на ногах, медленно сползая вниз по стенке, снова тревожа раны, отчего взмокшее лицо вновь исказила гримаса боли.              На грани сознания он таки смог добраться до койки. В следующую секунду, уткнувшись в подушку горящим от температуры лицом, резонатор наконец погрузился в сон.                            Он впервые смог выспаться за последние несколько дней. Тело до сих пор ломило, но, по ощущениям, двигаться стало гораздо легче несмотря на то, что голова всё ещё болела и кружилась даже в состоянии покоя. Пролежав так несколько минут, Скар по-прежнему не хотел открывать глаза, зная, что в камере снова включили свет. Вряд ли они сделали это из-за нового визита Ровера, иначе он бы услышал приближающиеся шаги. В их доброту и попытку извиниться не верилось однозначно, а вот желание доставить дискомфорт другим способом — очень даже. Скар не был знатоком медицины, но про крайнюю чувствительность к свету он всё же помнил.              Ещё спустя некоторое время он всё же приоткрыл один глаз и медленно повернул голову в сторону противоположной стены, кривя губы и шумно выдыхая сквозь зубы от пульсирующей боли чуть выше левого виска и спины. Живот снова издал урчащий звук. Зацепившись взглядом за большое тёмное пятно посреди камеры, мужчина цокнул языком и, дёрнув верхней губой, машинально дотронулся пальцами до лба, потом, нащупав немного затянувшуюся рану, придирчивым взглядом осмотрел ладонь — вся ткань тонкой перчатки была пропитана уже запёкшейся кровью. Стянув их с обеих рук, Скар бросил перчатки в дальний угол, не скрывая отвращения. Где-то в этот момент он заметил что-то у решётчатой двери.              Мужчина осторожно поднялся с кровати, прижимая ладонь к голове и болезненно щурясь от яркого света, и так же медленно, прихрамывая на обе ноги, подошёл к подносу с остывшей едой и маленьким мотком бинта.              — Вот это щедрость… — протянул Скар, присаживаясь на корточки и тут же утыкаясь носом в плечо, когда к горлу снова подкатил тошнотворный ком.              Он взял в руки бинт и смочил его небольшим количеством воды, чтобы хоть немного промыть открытую рану. Делал это без особого энтузиазма, зная, что этого смехотворного количества всё равно не хватит на полноценную обработку ссадины, но хоть и на этом спасибо. Закончив, Скар перевёл взгляд на некогда тёплый салат со свининой и три белые таблетки, лежащие в отдельном маленьком отсеке. Фыркнув от очередной бесполезной подачки, мужчина вновь переключил своё внимание на еду. Он не питал никаких надежд, беря в руки металлические палочки и поднося ко рту несколько слайсов огурца, ожидая, что снова оставит её практически нетронутой, движимый простым чувством голода, однако в следующую секунду мужчина стал жадно поглощать пищу, не ощутив того огромного количества соли, что было в прошлый раз. Он издал тихий стон, закатывая глаза от удовольствия, рисуя в голове множественный залп фейерверков, подобных всевозможным оттенкам вкуса, и буквально съел всё, вплоть до последнего кусочка. Этого было слишком мало, чтобы насытиться после трёх дней без еды, живот до сих пор издавал жалкие звуки голода, но мужчина был рад и этому. Всё же умереть голодной смертью в стенах тюрьмы под боком магистрата не входило в его планы.              Ему не дали как следует насладиться одиночеством. Прошло некоторое время, — Скар уже сбился со счёта, — когда охранники снова пришли за ним, резко поднимая того с койки и практически швыряя в сторону выхода из камеры. Они пользовались тем, что Скар всё ещё не восстановился после сотрясения, насмехаясь над его неуклюжими попытками устоять на ногах, грузно прислонившись к стене коридора и схватившись рукой за раскалывающуюся на части голову. Тогда же Скара схватили за шею и вдавили в стену, чтобы снова активировать действие магнитов на громоздких браслетах. Пространство вокруг пришло в движение, однако теперь он был практически полностью обездвижен, и, лишившись манёвренности для сохранения даже доли равновесия, это грозило новым падением. Один из тюремщиков поднял оружие вверх и, замахнувшись, хлестнул им по правому боку Скара. Мужчина издал короткий болезненный стон, плавно переходящий в частое поверхностное дыхание, а затем в отрывистый тихий смех. Широкая улыбка за пару секунд окрасилась красным, в уголке рта показалась маленькая капля крови. Следующий удар предсказуемо пришёлся на сгиб колена. Другой — на бедро. Он не смог сдержать крика, когда оружие попало по плечевому суставу. Челюсти сжались, дыхание тут же сбилось, стоило только резонатору понять, что он не чувствует правую руку. Единственным сигналом, доходившим до забившего тревогу мозга, была одна сплошная боль. Он поддался панике. Гетерохромные глаза метались из стороны в сторону, пытаясь отыскать решение, зациклился на начинающейся агонии. Это было его ошибкой. Будучи не сфокусированным на действиях охранников, Скар пропустил ещё несколько критических ударов в расслабленный пресс, рёбра и голень. В глазах моментально потемнело, но он через силу опять растянул губы в безумной улыбке, испачканной кровью от случайно прокушенной внутренней стороне щеки.                    Смех возник сам собой, вызывая у тюремщиков недоумение, перемешанное со злостью. Скар знал, что они теряли контроль. Их раздражало, что он не падает перед ними на колени и не молит о пощаде, от этого хотелось смеяться ещё сильнее.              Из-за суматохи мужчины не заметили, как в коридоре показалась новая фигура. Шатен, не скрывая недовольства на лице, сделал несколько шагов в их сторону и, чуть повысив голос, отдал приказ:              — Отставить! Ведите заключённого в третью комнату.              — Да, господин.              Охранники выстроились вокруг Скара: два человека шло впереди, два по бокам, оставшиеся три — сзади. Один из них толкнул не прекращающего улыбаться резонатора в сторону допросной. Так они шли в указанном направлении несколько минут, не сводя со Скара пристального взгляда, но тот не обращал на них никакого внимания, сосредоточившись на попытке хоть как-нибудь зафиксировать вывихнутую руку. У него было примерно тридцать шесть часов на то, чтобы вправить сустав, в противном случае последствия были бы максимально плачевными.              Зайдя в незнакомое помещение, Скар успел отметить, что в нём отсутствовала какая-либо мебель, за исключением одного единственного стула. Он стоял в самом центре, так же прикрученный к полу, рядом с ним находился тот самый неизвестный мужчина, за его спиной была обычная металлическая дверь. Она, судя по всему, вела в такое же смежное помещение, что и в предыдущей допросной комнате. Возможно, оно являлось сквозным, поскольку они, находясь в коридоре, прошли мимо уже знакомой двери и ещё одной перед тем, как войти сюда. Но Скару было на это горячо плевать. Единственно, что его хоть как-то волновало, — это пустота вокруг.              Половина охранников, как и в прошлые разы, покинула помещение, оставшиеся разделились на две группы: два человека встали рядом со Скаром, а другие рассредоточились по углам. Мужчина с тёмными волосами по-прежнему стоял в центре.              В комнате некоторое время царила тишина.              На её фоне частое дыхание резонатора звучало слишком громко.              Скара подвели к стене, напротив которой находился металлический стул. Тюремщик, не выражая абсолютно никаких эмоций, опёрся рукой на его спинку; его глаза смотрели прямо на него.              — Как ты себя чувствуешь? — спросил он ровным голосом.              Резонатор хмыкнул, закатывая глаза. Отвечать на тупые вопросы с жуткой головной болью и вывихом хотелось в последнюю очередь.              — Чудесно, — на лице Скара заиграла привычная усмешка, а в следующую секунду один из охранников, что стоял по левую руку от него, ударил кулаком ему в живот, из-за чего мужчина в ту же секунду глухо простонал, едва не сгибаясь пополам.              Охранник снова выпрямился и встал на прежнее место. Другие всё также стояли без движения.              — Как тебя зовут?                    — Скар, — ответил мужчина сквозь зубы, когда тюремщик схватил его за плечо и резко потянул вверх. Он оступился, теряя равновесие, но охранники не позволили ему сделать лишний шаг в сторону, держа на расстоянии двух метров от стены, ближайшей возможной точки опоры.              — Любимое блюдо?              — У меня его нет. — Новый удар металлической трубой пришёлся на выпирающую часть тазовой кости. Хватка на его плече не ослабла.              — Назови имя твоего босса.              — Он у меня есть? — Скар зашипел от ожидаемой вспышки боли — тот же самый охранник попал рукоятью оружия по солнечному сплетению. Дыхание сбилось. — Что-то не… припомню…              Мужчина напротив сжал пальцами переносицу, вздыхая, и сделал жест рукой, оба тюремщика по очереди нанесли удары кулаком в челюсть и дубинкой по пояснице. Скар охнул, инстинктивно выгибаясь в спине, после снова начиная тихо посмеиваться.              — Неужели вы думаете, что этим сможете расколоть меня? Ха-ха, я в вас разочарован, — приподняв уголок губ в надменной улыбке, он обнажил окровавленные зубы. — Вам бы следо…              Резкая боль в левом боку не дала резонатору закончить короткую речь; на грани слуха зазвучал белый шум. Он, мгновенно сменив выражение лица, строго посмотрел на прикреплённый в углу под потолком чёрный динамик. Резь в висках усилилась ровно, как и громкость чужого голоса:              — Какова цель Фракцидуса?              — Обрести новый мир, — металл хлестнул по бедру.              — Цвет волос.              — Бело-красный.              — Рост.              — Сто девяносто два.                            Допрос был закончен; тюремщик покинул комнату, оставив мужчину наедине с охранниками. Всё было в точности, как в прошлый раз — одна сплошная скука, и монотонный шум с каждым разом раздражал всё больше. Даже реплики из динамика не изменились:              «Ты доволен своей жизнью?»              «Что бы ты хотел изменить?»       «Голубое небо идеально сочетается с теплотой солнца».              «Кто твой самый близкий человек?»              Скар стоял на том же месте, переминаясь с ноги на ногу и чувствуя усиливающуюся дрожь в коленях от усталости. Ему хотелось сесть. Он прожигал взглядом единственный стул, которым никто так и не воспользовался за прошедшие несколько часов. Веки тяжелели, тело затекло, не прекращая ежесекундно чувствовать боль при малейшем движении.              «Какие дефекты есть на твоём теле?»              Он цокнул языком. Эти манипуляции выглядели слишком дёшево.              Скар не знал, сколько времени прошло с тех пор, как мужчина ушёл в соседнюю комнату. Всё чаще и чаще на периферии мозга отсвечивала растущая в геометрической прогрессии усталость, ему до раздражающего зуда хотелось лечь на пол, но прекрасно осознавал, что ему не позволят этого сделать. Свободный стул напротив был настоящей издёвкой, он не прекращал думать о нём, в мельчайших подробностях представляя, как наконец садится на него, не сдерживая облегчённого стона, как ноющие мышцы расслабляются, как с нескрываемым удовольствием шлёт всех далеко и надолго, прикрывая покрасневшие, слезящиеся глаза. Иногда он забывался, в действительности практически засыпая в стоячем положении, едва заметно кренился в сторону, но в ту же секунду получал новый удар, отдающийся волной жара в вывихнутое плечо. Попытки заговорить с ними не заимели никакого результата. Люди не двигались и не разговаривали, только те двое, что стояли по обе руки от него, имели такое свойство, метя точно в слабые места. Из-за них Скар то и дело шевелил корпусом, пытаясь понять: это ткань костюма стала неприятно липкой от того, что он вспотел в запертом помещении, или же она пропиталась кровью из открывшейся раны?              Находясь глубоко в своих мыслях, он не сразу заметил, что охранники сменились в третий раз. Эта «пересменка» его жутко раздражала. То, что одни люди сменяли других, не имело для него никакого значения — итог всегда оставался один. Ему не дадут отдохнуть. Всё усложнялось тем, что новые тюремщики не имели понятия, в какие места его били до этого. Удары вновь становились непредсказуемыми, некоторые из них приходились на кровоточащую ссадину — какое-то время назад средних размеров тёмно-красное пятно ясно дало ему это понять — на правой стороне рёбер, а кривиться от боли уже не было сил: запёкшаяся кровь на коже лица ощущалась просто отвратительно, мимические мышцы затекли, а голос уже давно стал хриплым от сильной жажды, хотя, возможно, он всё же сорвал его в крике, когда предыдущие охранники, переборщив с силой замаха, ударили прикладом огнестрела в зону вывиха. В тот момент Скар ненадолго отключился от боли, придя в себя спустя пару секунд стоящим на одном колене, его тело заходилось мелкой дрожью в такт учащённому дыханию, не реагируя на подгоняющие пинки солдатской обуви по сверхчувствительным голеням и предплечьям.              Сейчас же стало в разы хуже.              Предыдущие группы тюремщиков поддерживали его во время избиений, не давали упасть, добавляя пару новых ударов чисто для профилактики.              Эти же били просто так.              Раньше удар означал попытку заснуть или сменить позу, теперь его могли ранить в любой момент, а за то, что он терял равновесие, шипя от боли, и в бессилии садился на пол, его добивали ногами и металлической трубой, пока он не удосуживался встать в прежнее положение. Каждую секунду испытывая жгучую боль, мужчина старался сразу подняться на ноги, однако снова валился на бетон от новой атаки. В такие минуты только сила воли не давала ему вновь потерять сознание.              «…цвет глаз?» — раздалось из сетки динамика.              «Когда он смотрел на меня с не скрытым удивлением, золото его радужек становилось ещё ярче в свете солнца».              Ботинок снова и снова проходился по животу, целясь точно в область под рёбрами.              «О чём ты мечтаешь больше всего?»              «Чтобы тот, кого я люблю снова улыбнулся мне».              «Что ты хочешь?»              «Чтобы он позвал меня по имени».              «Цель Фракцидуса?»              «Прошу, произнеси моё имя вслух, прошу, прикоснись ко мне. Улыбнись, подари мне хоть бы долю той улыбки, которую ты даришь своим друзьям…».              «Когда появились те уродливые шрамы на твоём лице?»              «Я устал наблюдать за тобой из тени, устал скрываться, надеясь, что когда-нибудь ты обратишь на меня внимание, доверишься, скажешь «да» в ответ на мои слова…»              Охранники прекратили избиение только тогда, когда Скар закашлялся, выплёвывая на пол большие сгустки крови. Едва сохраняя контроль над телом, резонатор с трудом поднялся на ноги. Из груди доносилось сиплое тяжёлое дыхание.              «Почему ты присоединился к ним?»              «Это всё моя вина».              Он встал в прежнюю стойку с практически незаметной грустной улыбкой на лице, прикрывая серый глаз, по веку которого не прекращала стекать кровь.              «Как тебя зовут?»              «Я скучаю по тебе».                            В камере Скар едва не валился с ног от усталости, не смотря на холод, вопреки ожиданиям, он не почувствовал и доли того, о чём грезил последние часы. Вместо облегчения тело прострелило болью, стоило ему только сесть на прикрученную к стене кровать. Опухшие от гематом глаза еле различали очертания предметов вокруг, но не прекращали смотреть на большую бутылку воды и рулон бинтов в углу камеры рядом с койкой. Намёк был ясен. Он скрипнул зубами в раздражении — всё это ощущалось как подачка, ещё более прозрачный намёк на его позорную слабость, однако игнорировать их мужчина тоже не мог, вспоминая о вывихе и пятне запёкшейся крови на правом боку. Скар крепко вцепился зубами в собственное левое плечо и зажмурился, пока рука одним резким движением вправила вылетевший сустав, тут же издав плотно сжатым ртом громкий мычащий звук. Резонатор не удивился, кое-как сняв с себя верхнюю часть одежды и обнаружив на теле множественные фиолетовые гематомы, плохо заживающие ссадины и новые кровоподтёки. Россыпь синяков и открытые раны едва не полностью перекрывали бледную кожу, взгляду было не за что зацепиться, ему было трудно определить, какое ранение нужно обработать в первую очередь. Размазанная кровь рябила в глазах, усиливая непрекращающуюся головную боль стойким запахом железа и пота, отчего забытое чувство тошноты вновь подступало к горлу. Наскоро зафиксировав правое плечо при помощи бинта, Скар полил водой другой кусок марли и принялся осторожно протирать им все доступные участки тела. После переключился на ноги, не стесняясь практически полной наготы. На это ему было плевать, в отличие от того, что всё вокруг не прекращало двоиться, а собственный вес ощущался в несколько раз тяжелее. Мышцы ныли, ломило кости, но лечь он не мог: пресловутый белый шум до сих пор резал слух.              Желудок скручивало от голода, его не прекращало тошнить после сотрясения, единственным лекарством был сон. Но, когда мужчина хоть на минуту закрывал глаза, в камере моментально включались звуки сирены, а после его снова мучили повторяющимися вопросами:              «Каким ты был в детстве?»              «В какой момент ты стал чудовищем?»              «Тебе снятся сны?»              «В твоей жизни есть хоть какой-нибудь смысл?»              «Что надето на тебе сейчас?»              Он продолжал сидеть на кровати, оперевшись гудящей от боли спиной на холодную стену, его трясло, попытки согреться были безуспешными, растирание кожи причиняло невыносимый дискомфорт, даже одежда, которую Скар вновь нацепил на себя, не спасала от охлаждения. Ему только и оставалось, что смотреть на противоположную стену, металлическую решётку камеры и на браслеты, блокирующие силы резонанса. Было наивным полагать, что он сможет снять их в любой момент. А ещё наивнее — что Фракцидус вспомнит о нём. Рука бесцельно поглаживала линию челюсти, задевала щёки, чувствуя покалывание подушечками пальцев от красных волосков изрядно отросшей щетины. Она действовала ему на нервы, он не мог с ней ничего сделать, продолжая из раза в раз касаться её в попытке отвлечься от собственных мыслей.              Пока он, прихрамывая, наматывал круги по комнате, в животе снова заурчало. Скар прикусил нижнюю губу, сглатывая вязкую слюну. Вода практически кончилась, к тому же мужчина не знал, когда ему принесут еду, чтобы попытаться заглушить ей чувство голода.              Вымотавшись до такой степени сильно, что даже рёв сирены не смог разбудить его, металлические браслеты выпустили разряд тока, скручивая предплечья резонатора болезненной судорогой.              Так повторилось несколько раз. Возможно, больше, но Скар этого не почувствовал, снова засыпая от истощения.                            Снова вопросы, снова белый шум, снова невозможность сесть.              Еда на вкус была просто чудесной, но он никогда не признается в этом.              У мужчины сильно болит челюсть после хука слева, из-за чего тот продолжает гипнотизировать овощи голодным взглядом. Ему показалось, или медикаменты не должны были быть частью его редкого рациона?                            «Какой у тебя рост?»              «Что ты чувствуешь сейчас?»              «Опиши свою внешность».              «О чём ты думаешь?»              «Почему ты вступил в ряды Фракцидуса?»              — Назови имя того, кто вызовет третий Плач.              Блондин ходил из стороны в сторону, меряя шагами большое пространство допросной. Он лишь изредка смотрел на Скара, прослеживая малейшие изменения в его мимике, хотя кроме бледности, мешков под глазами и более выраженных черт лица ничего подметить было невозможно, или же их скрывала излишняя растительность на лице, что успела отрасти за полторы недели нахождения в тюрьме. Эмоции отсутствовали, даже злость и раздражение стали практически незаметными, будто резонатор проявлял их через силу. Он никак не реагировал на слова дознователя, на вопросы и шумы из динамика, только и делал, что смотрел куда-то в сторону или упирал взгляд в пол. Физическое воздействие перестало приносить какие-либо плоды, заключённому было словно плевать на то, что его нога была сломана пять дней назад, в рапорте коллеги значилось, что один из охранников применил излишнее количество силы, повредив кость голени стержнем табельного оружия. Тогда же пришлось применить экстренное лечение для возможности продолжить допрос. Мужчина заметил, как заключённый сильно хромал на левую ногу, но продолжал молча стоять в обозначенном месте, терпя методичные удары с двух сторон.              — Кто стоит за организацией третьего Плача? — ответа не последовало.              «Перечисли членов семьи».              — Имя твоего босса?              Тюремщику не нравилась тенденция в изменении поведения заключённого, но он продолжал следовать инструкциям нового начальства. Сейчас его больше волновала внутренняя дилемма: либо они смогут вот-вот его сломать, в следствие чего террорист выложит всю нужную информацию, либо больше не заговорит никогда. Редкие издёвки в их адрес не в счёт.              — Каковы полномочия Фроловой?                            Вооружённые охранники ворвались в камеру, когда Скар с отсутствующим видом сидел в углу комнаты на полу и в сотый раз пересчитывал количество креплений решётки. Один из них нанёс ему предупреждающий удар в грудь прикладом стрелкового оружия. Скар охнул от боли, сводя брови к переносице, дыхание через нос моментально участилось в попытке перенаправить ощущение нервных импульсов. Позволил грубо поднять себя с пола и отвести к выходу из камеры, однако там его ждали направленные на него стволы оружия и грозные лица тюремщиков, что следили за каждым его движением.              — Чем обязан такой честью? — хрипло спросил Скар, усмехаясь, за что кулак, облачённый в чёрную перчатку с металлическими вставками на костяшках, тут же встретился с его скулой.              От крепкого удара его голова по инерции повернулась в сторону, на несколько секунд перед глазами всё почернело, лишая возможности увернуться или хотя бы смягчить следующую серию атак. Единственное, что он почувствовал, так это то, как на его плечи с силой надавили, вынуждая опуститься на пол. Сломанную ногу снова прострелило болью, когда он садился на холодный бетон, кто-то схватил его за запястья и отвёл назад, активирую магнитный режим.              Когда зрение прояснилось, Скар понял, что его пристегнули к нижнему ярусу решётки. Вокруг мужчины рассредоточилось около десяти охранников, контролируя каждый сантиметр в радиусе пяти метров от него. Тот единственный тюремщик, что не имел при себе оружия, подошёл вплотную к нему и присел на корточки, доставая из чехла маленький стальной нож.              — Оу… Это что-то новенькое! — еле заметные всполохи интереса появились в красно-серых глазах, но тут же сменились презрением, стоило этому охраннику схватить Скара за волосы и резко оттянуть их назад, открывая себе доступ к его шее с меткой резонатора.              Его кадык дёрнулся, чувствуя прикосновение лезвия к коже, чуть выше ткани воротника.