Стисни зубы

      — И как тебя занесло в мою обитель? — Скар, сев на койке, развёл руки в стороны с весёлой усмешкой.              Ровер обвёл пустой коридор и камеру взглядом, после чего слегка опустил голову, несколько раз мотнув ей с тяжёлым вздохом; на губах появилась тень улыбки, такая же, как и их день сражения в здании городской ратуши. Парню оставалось только надеяться, что это мимолётное изменение мимики не было замечено Скаром. Хмыкнув, он вновь посмотрел внутрь камеры, где, находился мужчина, по-прежнему сидя на койке и опираясь локтями в колени с горящим от странного обожания взглядом, и только спустя несколько секунд тишины замечая в углу поднос с рисом. Судя по разбросанным вокруг зёрнышкам, мужчина зачем-то отбросил его в сторону. Его брови нахмурились от осознания того, что Скар возможно голоден, но почему-то так и не притронулся к еде. Дело принципа или же просто не вкусно?              — Почему ты ничего не съел?              Услышав довольно тихо озвученный вопрос, глаза Скара широко распахнулись от удивления, что-то сжалось в груди, перекрывая достаточный доступ кислорода, но в следующее мгновение он натянул на лицо привычное недовольное выражение, максимально драматично сводя вместе брови. На поднос, лежащий на полу и наверняка уже полностью остывший, он старался не смотреть, предпочитая изучить взглядом другой угол камеры. Ничего интересного там, к его сожалению, не оказалось.              Хмыкнув, Скар откинул пальцами прядь белой чёлки и игриво приподнял уголок губ.              — Ох, ты заботишься обо мне? — мужчина приложил руку к груди, с довольной улыбкой прикрывая глаза. — Мне очень приятно это слышать, дорогой Ровер.              В этот момент парень уже успел пожалеть, что задал этот вопрос, на который тот так и не ответил, привычно переводя стрелки. Подколы Скара стали слишком однообразными, они не вызывали желания смеяться, не поднимали настроение — только и делали, что раздражали. В попытке отвлечься от волны недовольства дешёвым подкатом, Ровер снова осмотрелся вокруг, и взгляд случайно снова пал на мужчину. На расстоянии в несколько метров вряд ли можно было подметить какие-либо детали, но общий вид и состояние — вполне. Хоть Скар и пытался прикрыть последствия своего недолгого пребывания в тюрьме, недосып и усталость читались в его чуть сгорбленной фигуре слишком явно. То, как он постоянно подавлял зевок, пару раз подтёр уголки глаз, даже излишняя театральность, что была его вечным спутником, как-то слишком быстро сошла на нет, больше не было той плавности движений, которая успела прочно засесть в голове, всплывая перед глазами ассоциативным рядом, стоило только Роверу вспомнить о мужчине с жуткими шрамами на правой половине лица.              — И что же ты хотел? Вряд ли ты внезапно решил прийти на самый охраняемый этаж тюрьмы, чтобы перекинуться парой фраз.              Эти слова заставили парня вздрогнуть. Скар легко способен сложить «два» и «два». Он прикусил губу в раздумье прежде, чем максимально отстранённо, стараясь не показать мужчине, насколько сильно его волнует данная тема, сказал:              — Помнишь, в те наши встречи ты предлагал мне узнать чуть больше о моём прошлом?              Губы Скара растянулись в широкой улыбке, он прищурил глаза, согласно кивая.              — Конечно, — ответил он мягким голосом, не сводя с Ровера восхищённого взгляда, — я расскажу тебе всё, что ты хочешь знать, стоит только попросить.              Он поддался чуть вперёд, выпрямляя спину; при одной мысли о том, что парень думал о его словах и не мог выбросить их из головы — хотя сам в этом никогда не признается даже себе — уже несколько дней, заставляла его сердце учащённо биться, по всему телу расходилась волна тепла, подавить которую он был не в силах, но и желания сделать это у него не было. Смотреть на Ровера, вглядываться в его силуэт, распознавать любые, даже намеренно скрытые от него эмоции стало жизненно необходимым, однако показать весь спектр чувств мужчина не мог. Время ещё не пришло.              Ровер несколько раз пересёкся с ним взглядом, тут же отводя его в сторону в попытке решиться продолжить разговор. На секунду зажмурившись и сжав кулаки, он заговорил вновь:              — Прошу тебя… Пожалуйста, расскажи мне всё, — едва выдавив из себя эти слова, парень решительно посмотрел на него, внутренне жалея, что так и не смог сдержать своего любопытства. Он до последнего оттягивал посещение тюрьмы, стараясь нагрузить себя всевозможными делами, но желание приоткрыть завесу тайны всё же вынудило его переступить через собственную гордость и попросить помощи у опасного врага. Слабая тревога за Скара мигом сменилась стыдом и страхом на реакцию мужчины.              Парень с замиранием сердца ждал, когда Скар с издёвкой пошлёт его куда подальше или же просто рассмеётся от его наивности, вот только мужчина не сделал этого, более того с его лица спала вся весёлость, оставив место странной печали.              Откинувшись назад, Скар прислонился спиной к стене и устремил меланхоличный взгляд к потолку.              В глубине коридора раздались первые шаги.              — Говорят, на западе чудесные закаты, советую тебе насладиться ими в тени трёх деревьев, чья листва сливается с небом. Уверен, тебе понравится то, что ты увидишь.              С этими словами он встал с кровати и подошёл к стальной решётке, Ровер же, наоборот, сделал несколько шагов назад и повернулся к прибывшим охранникам, кивая тем в знак приветствия.              — Как жаль, что нас прервали, — видя, что Ровер уже успел погрузиться в свои мысли и направился к лифту, Скар достаточно громко крикнул ему вслед, привычно растягивая гласные; один из мужчин приблизился к заключённому, открывая дверь ключом-картой, и спокойно активировал на его запястьях магнитные наручники, — но мне было интересно поболтать с тобой! Жду не дождусь твоего следующего визита!              Уже отойдя от камеры на приличное расстояние, парень замедлил шаг. Он на долю секунды поджал губы, сминая ткань перчатки в кулаке, борясь с желанием оглянуться.              Когда Ровер покинул этаж, в коридоре снова отключился свет, и стало ощутимо холоднее.       

***

             

             Он никак не отреагировал на вновь наступившую темноту, промолчал, когда снова толкнули в дверной проём ярко-освещённой комнаты. Скар проигнорировал то, с какой силой надавили на его плечо, вынуждая сесть на металлический стул. Он как обычно шутливо поздоровался с только что вышедшим из смежного помещения мужчиной, чьи отросшие чёрные волосы были собраны в небрежный низкий хвост, был готов отвечать одно и то же на приевшийся вопрос с выражением вселенской скуки на лице.              Только вопросы изменились.              Мужчины смотрели друг на друг глаза в глаза, тюремщик открыл лежащий на поверхности стола белый блокнот и, достав из нагрудного кармана обычную ручку, принялся вести неизвестные записи. Скар пытался рассмотреть на листе бумаги хоть что-нибудь, но почерк был нечитаемым.              — Членом какой организации ты являешься?              — Фракцидус, — ответил резонатор с прищуром и лёгкой улыбкой.              — Твоё имя?              — Скар. — мужчина внёс новую пометку.              — Цвет волос?              — Да ты издеваешься, — устало протянул Скар, устремляя взгляд в потолок.              — Цвет волос?              — Белый.              — Цвет волос? — резонатор шумно выдохнул носом от раздражения.              — Белый с красными корнями.              — Рост?              — Сто девяносто два.              — Цвет одежды?              — Красный плащ, серый костюм с чёрными креплениями и чёрно-красные перчатки. — Судя по тому, что мужчина до сих пор держал ручку в нескольких миллиметрах от листа и прожигал Скара взглядом, он хотел получить более подробную информацию. Осмотрев себя с головы до ног, он округлил губы и издал полувосторженное: «О!». — Точно! Совершенно забыл про ботинки! Они такого же красного цвета, что и плащ.              — Что на тебе сейчас?              — То, что я уже перечислил.              — Что на тебе сейчас? — Скар со вздохом закатил глаза, постукивая пальцами по обтянутой тканью ладони.              — Прочитай свои записи и запиши их ещё раз.              — Что на тебе сейчас?              Откинувшись на спинку стула и чуть съехав с него вниз, он повёл плечами и принял максимально сосредоточенное выражение лица, практически не моргал, изучая глазами мимику собеседника. Его голос звучал холодно и отстранённо:                    — Красный плащ, серый костюм, чёрно-красные перчатки, — ему показалось, или в комнате что-то очень тихо гудит? — красные ботинки.              — Члены семьи?              На лице Скара не дрогнул ни единый мускул, он ответил так же безэмоционально:              — Их нет.              — Перечисли членов семьи.              — Они мертвы.              — С кем ты рос?              — Они все мертвы.              — Перечисли членов семьи, — мужчина с чёрными волосами несколько раз покрутил пальцами покрутил ручку, так и не сменив позы.              — Когда-то у меня была мать, остальных не помню, — он посмотрел в потолок, потом в угол комнаты, задумчиво закусив губу, — может, и был кто-то ещё, но я его не знаю. Мне плевать.              — Твоё любимое блюдо?              — Точно не ваш рис, мне больше нравится мясо, жаренное на костре сразу после охоты.              Комментарий про тюремную еду был проигнорирован.              — Ты хочешь спать?              — Был бы не против, но не питаю иллюзий на этот счёт. — странный монотонный звук стал чуть громче.              — Вес?              — Не имею понятия.              — Любимо занятие?              — Представлять, как медленно отрезаю твою кожу одной из карт в моей колоде, кусочек за кусочком, пока на твоём теле не останется только обнажённая плоть, из которой пульсирующим потоком льётся кровь.              Записав этот ответ, тюремщик приступил к следующему:              — Любимый цвет?              — Красный.              — Любимое блюдо?              — Мясо, жаренное на костре.              — Имя?              — Скар.              — Членом какой организации ты являешься?              — Фракцидус.              — Хобби?              — Раздражать всех вокруг.              — Какой была твоя мать? — Скар хмуро посмотрел на мужчину, выдерживая минутную паузу. — Отвечай. — Ответом была тишина.              Монотонный шум эхом отдавался в мозг, резонируя до появления эфемерных высоких звуковых частот. Ему хотелось закрыть уши руками, нога начала нервно дёргаться, переключая внимание от фонового раздражителя. Скару больших трудов стоило прекратить проявлять видимое недовольство, он помнил, что за ним наблюдают, не стоило упрощать тюремщикам задачу.              — Кем была твоя мать? Какой ты её помнишь?              — Той ещё стервой, если честно, — сказано с ухмылкой на лице.              Просидев так ещё несколько минут, мужчина встал со стула и вышел из комнаты в соседнее помещение. Скар остался в допросной в полном одиночестве; на столе лежали раскрытый блокнот и ручка, что свидетельствовало о том, что он вот-вот вернётся. Скар, пользуясь внеплановым перерывом, потянулся на стуле, широко зевая, и придвинулся к столу, кладя на него подбородок. Скучающий взгляд пробежался по серой столешнице, её поверхность не была идеально гладкой: на свету стали заметны множественные микроскопические царапины и потёртости, — он зевнул ещё раз, в уголке глаза собралась влага, — в центре стола и на половине Скара также было несколько маленьких вмятин диаметром не больше полутора сантиметров. От этого факта мужчина невольно нахмурился. К этому моменту шум, к которому его слух привык до такой степени сильно, что и вовсе перестал замечать, стал в разы громче, периодически слышались хаотичные стуки и скрежет; где-то капала вода. Пальцы стучали по каркасу стула, непроизвольно высвобождая постепенно растущую подавляемую в течение двух с половиной суток злость. Если добавить к этому всему не исчезнувшее чувство голода, то становилось ещё более невыносимо. Скар в попытке успокоиться закрыл глаза, руки сжимали основания спинки стула, его дыхание участилось, он шумно дышал носом, чтобы сбавить ритм ускорившегося сердцебиения, но всё это было бесполезно. Как только Скар позволил чувству сонливости взять над ним верх, и он практически задремал, из динамиков раздался рёв сирены. Мужчина резко поднял голову над столом, скалясь в сторону устройства. То, что тюремщик не придёт, стало ясно практически сразу, теперь они в открытую говорили о своих планах на него. Скар не был дураком, чтобы не понять это в течение первых суток, сейчас же ситуация изменилась из-за того, что тюремщики решили больше не скрываться. Так даже лучше, он чувствовал, как скука отходит на второй план, уступая место азарту. Он не проиграет этим идиотам.                            Скар не знал, сколько времени прошло с ухода мужчины. Ему жутко надоело сидеть на одном месте, раз уж поспать ему точно не удастся, потому он встал со стула и принялся наматывать круги по допросной, не скрывая злорадной усмешки, заглянул в записи тюремщика, но тут же раздражённо закатил глаза и швырнул блокнот в металлическую дверь. К его большому сожалению, заметки были записаны ужасным почерком на другом языке. Белый шум уже практически не беспокоил в отличие от вопросов, что в хаотичном порядке то и дело звучали из всё того же динамика:              «Как тебя зовут?»              «Какой у тебя рост?»              «Твоё любимое блюдо?»              «Тебя хвалили в детстве?»              Но был вопрос, который он ненавидел больше всего. Скар шумно вздыхал, сжимал руки в кулаки, неотрывно смотрел на чёрную сетку динамика, когда один и тот же голос назидательно говорил:              «Вспомни своё самое яркое воспоминание из детства».              А после неизменно следовали следующие:              «Какой была твоя мать?»              «Она любила тебя?»              «В какие игры ты играл с другими детьми?»              «Был ли ты когда-нибудь по-настоящему влюблён?»              Скар сидел на полу, положив руки на живот, что каждую секунду пронзали насквозь невидимые иглы, к горлу подкатывал тошнотворный ком, только сила воли не позволяла мужчине повалиться на пол от недостатка сил. Он просто продолжал смотреть в пустоту между согнутых колен с тенью улыбки на лице, однако, будучи истощённым, даже она вскоре исчезла. По ощущениям, прошло уже почти три дня, но, возможно, всего два. Ничто больше не могло служить ему в качестве таймера, а на внутреннее чувство времени полагаться точно нельзя.              В какой-то момент мужчина всё же лёг на бок, глаза закрылись сами собой, он мгновенно погрузился в сон.              Мощный удар в солнечное сплетение мигом заставил его проснуться. Скар притянул колени к себе и закрыл руками живот, насколько ему позволили это сделать. В следующую секунду носок тяжёлого солдатского ботинка попал по предплечьям и сгибам локтей, несколько ударов пришлись в грудь и голени. Он крепко сжал зубы, шипя от боли, когда двое охранников резко потянули его наверх и с силой припечатали лицом к белой стене. От быстрой смены положения у него потемнело в глазах, пространство вокруг не прекращало кружиться, вызывая тошноту. Кто-то схватил его за волосы и со всей силы снова ударил о стену, из-за чего скула и висок на левой части лица на несколько секунд потеряли чувствительность, после вспыхивая тупой болью. Тюремщик повторил действие несколько раз, пока другие крепко держали его за плечи и ткань костюма. Скар рассмеялся, чувствуя, как по коже верхнего века стекает кровь, и тут же сомкнул губы в тонкую линию, стоило ему ощутить новую более мощную вспышку боли, звук удара был более звонким, на грани сознания промелькнула мысль, что как минимум один из охранников имел при себе холодное оружие. Скар широко раскрыл рот в безмолвном крике, когда кто-то из мужчин хлестнул его чём-то по спине, отчего позвоночник по инерции выгнулся дугой. Ему показалось, что он слышал хруст.              Последовала череда ударов по ногам и спине, задевая лопатки и коленные суставы. Истощённый, он больше не мог держать свой вес в вертикальном положении, ноги подкашивались, но охранники продолжали удерживать его навесу, не прекращая избиение.              Через редкие вскрики, шумное учащённое дыхание и звуки возни иногда слышались звуки электронного голоса из чёрного динамика:              «Каким было твоё самое яркое детское воспоминание?»              «Кого ты ненавидишь больше всего?»              «Как тебя зовут?»              Находясь на грани сознания, не видя ничего среди спасительной темноты, Скар продолжал чувствовать смачные удары по всему телу. В редкие моменты, когда мог разглядеть размытые очертания стены перед собой, глаза цеплялись за множество красных пятен и, на удивление, такого же цвета чётких струй, стекающих вниз по шершавой белой поверхности.              С губ сорвался громкий крик, стоило охраннику снова ударить металлической дубинкой по позвоночнику.              «Ты когда-нибудь был влюблён?»              Его резко опустили. Тело безвольной куклой упало на холодный пол, звук глухого удара о твёрдую поверхность отразился от стен коротким эхо.              Раздался новый голос из динамика:              «Заканчивайте с ним».              Тюремщики снова сцепили его руки за спиной и, подхватив его в четыре руки за вывернутые плечи и саднящие от побоев рёбра, потащили по длинному неосвещённому коридору. Открыв дверь, мужчины бросили Скара в центре камеры. Один из охранников, усмехаясь, наотмашь пнул его в низ живота; от удара тело Скара немного подбросило вверх. Улыбка стала ещё шире, стоило тюремщику заметить через очки ночного виденья постепенно расплывавшуюся тёмную лужу в области головы резонатора.              К этому моменту поднос с рисом уже отсутствовал.