Поющий Койот. Перекрёсток Времён

      POV Джек Вигано              Ну вот и сбылась мечта идиота!              Отец решил спрятать меня там, где не станут искать: у самого сильного и влиятельного конкурента. И он даже не подозревал, что тем самым исполнил мою давнюю мечту…              Подумать только, жизнь под одной крышей с самим Бродячим Мудрецом! С человеком, который подарил мне надежду, исполнил почти несбыточную мечту, но главное, научил радоваться каждому моменту жизни. Да, я мечтал о том, что однажды начну ходить. Мечтал о том, чтобы принять участие в приключении Мудреца и Ко. Но не смел мечтать о том, чтобы узнать кого-то из них лучше, ближе. И тут такой шанс!              К тому же мне не терпелось показать ему, своему исцелителю, результаты своего труда. Так сказать, не терпелось доказать, что он не зря старался. Это стоило мне огромных усилий, но я уже мог ходить! Хоть и с тростью, и не очень уверенно, но для того, кому врачи не давали шанса и на это — это уже было огромной радостью, счастьем, которым хотелось поделиться со всем светом, не то, что с человеком, сделавшим это возможным.              Честно говоря, я не верил, что Мудрец согласится присматривать за мной. Но… увидев, сколько детей было в штабе Вонголы, я почти не удивился флегматичному пожатию плеч и ответу: «одним больше, одним меньше — мне уже всё равно». Отец принял это за согласие и сразу оставил меня, вместе с собранными заранее вещами. По идее, если бы Вонгола отказался — меня бы переправили в другое место, потому я и был сразу с вещами: время не терпело.              И о, как я был рад видеть ЕГО прежним. То ли он решил больше не скрываться, то ли в его жизни что-то произошло, но выглядел он, и вёл себя так, как я его знал из видео. И борода, и взгляд, и жесты, и шуточки, и отношение к окружающему миру… Да, он стал прежним Мудрецом. Только… постаревшим, уставшим, больше не улыбавшимся, не то что широко, ярко и заражающе, как раньше, а вообще, по крайней мере, искренне. Причину я знал, но…              На фоне самой встречи с НИМ, как-то терялись все удивительные факты о нём самом: сын, крестники, родной брат Вонгола Секондо и отец Примо Вонгола Джотто, и даже его возраст. Ну четыреста сорок с лишним… Подумаешь! Зато становилось ясно, откуда взялась его мудрость, отнюдь не только житейская. Это не удивляло, потому что я ведь и раньше знал, насколько уникален этот человек. А уж сколько удивительных предположений делали его поклонники на форуме о нём самом! Некоторые даже предполагали, что Мудрец и Ко — боги, спустившиеся на землю, чтобы спасти людей, открыв их сердца миру. Готовы были молиться на них. И после всего… Кажется, я не удивился бы, если бы это оказалось правдой.              Хотя мне было немного жаль. Мудрец — это Мудрец. Но я мечтал подружиться и с моим поколением в пяти семьях-основателях. Десятый Вонгола. Десятый Каваллоне. Десятый Шимон. Тогда ещё неофициальный, но ныне тоже будущий Десятый Оливьери. Я мечтал, что наши семьи снова объединятся. Что я найду друзей, среди равных…              Ну что за наивный мечтатель! Наверное, я тогда ещё не понимал, что времена сильно изменились, и то время, когда пять семей-основателей костяка мафии, могли именно дружить, ни в чём друг друга не подозревая, давно прошло. Ныне такое было невозможным. Да и в свете открывшейся истины… Ну разве мог я быть равным Мудрецу? Или его ученику, Энме Шимон? Или его названному брату, Мустангу? К тому же я был разительно младше. Это потом, после двадцати разница не имела значения. А сейчас… не считая Мудреца, им всем было около двадцати. Я был подростком в самом начале полового созревания. Они… были мужчинами. Даже Энма, которому было только семнадцать. Я не сомневался, что раз уж сам Мудрец его воспитывал, морально, да и физически тоже, он был старше своих лет.              Что мне оставалось?              В первые дни жизни «под крылом» Мудреца я мог только таскаться с многочисленными детьми разных возрастов. Не сказать, что мне было не интересно. Константин, сын Сыщика, который сам себя уверенно и не безосновательно называл сыном Мудреца, затевал достаточно интересные игры, находя приключения буквально на ровном месте. Хотя я подозревал, что это его папаша подсуетился, чтобы нам было нескучно. Мы искали клады, разгадывая загадки и подсказки, учились разговаривать в разной манере, чтобы не быть услышанным кем-либо, и, в общем, веселились. У меня не было такого детства. Наверное, поэтому меня всё это и увлекло. Просто я физически был не в состоянии заниматься столь активными делами. Я не успевал за детьми.              Нет, конечно, я стискивал зубы, терпел боль и усталость, и волочился за компанией детей, крестников, братьев и их друзей Мудреца, легко принявшей меня в свои ряды, но всё равно…              Я чувствовал, за нами всё время неусыпно приглядывали. Это был или сам Мудрец, или его старший брат, Секондо, или родной дядя крестников Мудреца, Максим, или кто-то из Хранителей семьи. Но никто из них не вмешивался, даже зная, что я едва не падаю с ног. Я знал почему так, легко это понял: все в Вонголе, а точнее в окружении Мудреца, были гордецами. Они не терпели помощь, особенно когда были беспомощны. Я думал, что они считали, будто я справлюсь сам. К тому же, Мудрец, и сам пережив подобное, должно быть знал, что нагрузки мне на пользу пойдут. В конце концов, он беспокоился, каждый вечер, перед сном отсчитывая мне пульс, а может, и давление рукой меряя. Я не знал, а он — молчал. Наш семейный врач говорил мне, почему нельзя заниматься по той программе, которую советовал мне мой исцелитель: она была огромной нагрузкой на сердце. И это было правдой. Иногда я его чувствовал, своё сердце. И всё же… следовал программе неукоснительно. Мудрец знал о риске, и всё равно не вмешивался.              Хотя помощь всё равно приходила, откуда я её не ждал. Не сразу я это понял, но Костя, как заводила, словно чувствовал или точно знал, когда мне требуется отдых, и останавливал толпу. То заявляя, что хочет соку, то падая на газон, и, зевнув, сообщая, что ему вдруг захотелось прилечь. И ничем его было не сдвинуть с места, никак не уговорить продолжить игру. Некоторых это раздражало, например Хранителя Грозы Вонголы, Ламбо, или Викторию, подружку Звёздного Мальчика, Футы, (названного брата Мудреца, которого тот спрятал у своей приёмной матери). Но я вздыхал от облегчения. Связал свою нужду в отдыхе и его очень уж своевременные выпады, я далеко не сразу, но связал. И вдруг понял, что Константин действительно был сыном своих отцов. Таким же… удивительным, неземным. И морально он был старше даже меня. Потому-то, наверное, он и общался со мною охотнее, чем, например, опять же, с Ламбо Бовино.              — Константин, почему ты помогаешь мне? — Спросил я у сына Мудреца, поймав момент, когда мы остались наедине.              — Почему бы не помочь человеку, который нуждается в помощи, и которому я могу помочь? — В ответ спросил он, пожимая плечами. — Знаешь, у меня никогда не было стольких удивительных друзей. С простыми детьми я не ладил. Слишком разные взгляды на мир, на жизнь, на своё место в мире. Старшие со мной не хотели общаться, воспринимая меня мелким, а одногодки мне были неинтересны, да и не поняли бы они меня. У таких как я, с друзьями всегда проблемы. — Я не понимал, зачем он это мне говорил, хотя и прекрасно понимал его слова и печаль в голосе. Но я не понимал лишь до тех пор, пока он не взглянул мне в глаза, и не произнёс: — Мне кажется, ты можешь это понять. Да и тянешься ты за нами, мелочью, будто боишься упустить шанс поладить с кем-то. Я заметил. А мне ты нравишься. И отцу ты нравишься. Так почему бы не помочь другу, если я могу? — И глаза его, карие вообще-то, почти янтарные, в тот момент светились ярко цветом морской волны. Так же, как светились синим карие глаза Мудреца в моменты, когда он говорил о вечном или о своей мёртвой семье.              Оливер, ещё один «сын» Мудреца, хотя явно сын «Афериста», тоже разительно отличался от нас, простых детей. И всё же до Кости ему было далеко. Тот, когда не дурачился, оказывался очень прозорливым, умным, начитанным собеседником, который просто любил тишину, любил смаковать каждый глоток воздуха, любил смотреть за течением времени неподвижно, любил наслаждаться красотами окружающего мира. Костик был особенным, как его отец, и тоже обладал необъяснимыми способностями, которые я даже описать не мог.              Получилось, что именно он легко и быстро стал моим первым реальным другом. Несмотря на мнимую шумность и суетность, с ним было спокойно. Он словно был водой, которая и бурлила бурным потоком жизни, и успокаивала тихой озёрной гладью, одним присутствием, но, кажется, чувствовал это только я.              Предложение съездить в Бразилию с Мудрецом, да ещё в ИХ дом было встречено на ура. Тем более что с родителями было всё оговорено. Но для меня это было….              А я точно не спал?!              Поверить, что это всё реальность было страшно. Но ещё страшнее было бы, если бы всё это оказалось сном. Если бы появление Мудреца в моей жизни оказалось сном.              Собирались, как мне показалось, утомительно долго. Мне не терпелось. Прошёл день, а мы все вымотались по страшному, не физически, а морально, предвкушая поездку. Я отвлекался, лишь размышляя на тему, почему Хранители Вонголы, Эстранео, Варии и бывшие Аркобалено бросали столь печальные взгляды на Мудреца. Словно не домой его отпускали, а в последний путь. Не нравилось мне это.              И всё-таки, как бы не затягивалось ожидание, но это случилось: странная процессия из машин, погоня, аэропорт, и долгий, но весёлый выбор самолёта, и, наконец-то, мы взлетели.              Хм, не думал, кстати, что у Вонголы СТОЛЬКО самолётов. У моего отца было только два, а тут — с десяток, разных по размерам и конструкциям. Это не столько впечатляло, сколько говорило о доходах семей. Не зря мои предки никогда не переходили дорогу Вонголе, и вовсе не из-за давних соглашений и не в память об истории, а просто зная, что война с этой семьёй обойдётся очень дорого, и победа в ней была маловероятна.              Мудрец занял целый диван в самолёте Варии, отвернувшись ото всех. Так что нам рассаживаться пришлось самим. Однако зайдя в самолёт и обнаружив Мудреца в положении лёжа, никто отчего-то не решился спорить за лучшие места. Даже Ламбо, самый шумный, и Ромка, самый ершистый, помалкивали.              Но, разумеется, долго тишина стоять не могла. Она висела тяжёлым грузом не больше часа. Взрослые к тому времени начали дремать или делать вид, что задрёмывали. И первой атмосферы ожидания не выдержала Виктория. Она сначала тихо, а потом всё громче и громче задавала Ламбо провоцирующие вопросы о Вонголе. Делала замечания, что верхушка семьи не сплочённая, что Хранители Неба выглядят как обычные заносчивые и надменные подростки с комплексом неполноценности, готовые перегрызть друг другу глотки. Ламбо защищал семью как мог. Не удивительно, что с характерами этих двоих, разговор перешёл вскоре в яростный спор. Взрослые пытались их угомонить, но их никто не слушал. Собственно спорили только Ламбо и Вика, иногда в защиту Вонголы высказывался и Фута, но большую часть времени он, как и все, кто знал обоих спорщиков, лишь закатывал глаза.              Мне самому не казалось, что кто-то был прав или не прав. Каждый был прав по-своему. Я знал, что верхушка Вонголы была весьма сплочённой. Они были близки друг другу настолько, что не боялись открывать друг другу свои сущности, свои души. Но и да, собачились они много, потому что знали друг друга или же не хотели скрывать друг от друга своего мнения. И пользовались моментами, чтобы дурачиться. И в то же время, они позволяли себе слишком много вольностей перед своими людьми, перед подчинёнными, которые могли подумать разное. Они должны были быть примером для подражания, а в итоге казались обычными. Только, как мне показалось, за это их и уважали, любили подчинённые.              Но спорщики этого не понимали. И продолжали яростно доказывать свои мнения. После часа с лишним на повышенных тонах, у меня разболелась голова так, что хотелось уже врезать Ламбо и вырубить Викторию по-тихому. Взрослые рявкали всё чаще, но их попросту не слышали.              Остановил это, разумеется, Леонардо.              — Достали. — Произнёс он тихо, спокойным голосом. Но его-то как раз легко услышали все. В самолёте мгновенно воцарилась тишина, если не считать рёва двигателей. Я восхитился: вот что значит уважение… или страх?! — Ламбо, в сто двадцать четвёртый раз повторяю: отреагировать на оскорбление, значит, признать его правомерность. — Бовино виновато вздохнул, опуская глаза в пол. Мудрец этого, однако, не видел. Он ведь говорил спинке дивана, а не Ламбо или нам. Просто обращался он к Хранителю. — Виктория, во-первых, поясняю: мои ребята преданны друг другу настолько, что друг за друга не просто умереть готовы, но и души свои продать. — Обратился он уже к Анри. — Они, внутри семьи, без посторонних, могут спорить до хрипоты, презирать и даже ненавидеть друг друга время от времени, но рядом с чужаками, за своих, будут сражаться до последней капли крови, независимо от того, как к этим своим относятся. Члены семьи не обязаны думать одинаково или быть согласными друг с другом, но они всё-таки семья. И как бы дети не относились к своим родителям, правы они или нет, но их долг защищать родителей от мира, так же как долг родителей всегда поддерживать выбор своих детей, даже если они не правы. Семья — это люди, которые всегда на одной стороне. Как в государстве — внутри может быть междоусобная война, но против других государств оно должно выступать единым фронтом, чтобы сохранить себя. А чтобы государство функционировало, государственный аппарат должен быть многообразен, чтобы каждый орган власти выполнял свои задачи. Если бы мои ребята думали одинаково, то это было бы то же самое, если бы все органы в твоём теле пытались выполнять задачи, например, только одного сердца. То есть так система просто не заработает. Понимаешь? — Виктория раздумывала над словами. А я был согласен с ними. — Ты видела верхушку Вонголы, и они не показались тебе дружными. Но поверь, это только потому, что не было у них причин показать тебе своё единодушие. На деле они кому угодно друг за друга перегрызут глотки, потому что очень ценят семью, потому что у них, кроме друг друга никого нет. Они и мне глотку попытаются перегрызть, если я их трону. А ведь я пока что их Босс.              К тому же, ты застала их в весьма неудачное время. Ребята на нервах по многим причинам в последние дни, и я, в списке этих причин, в первых строчках. Но они друг для друга всё. Запомни это. — Ламбо горделиво выпрямился в кресле. Виктория скептично хмыкнула. Лео продолжал: — Во-вторых, в моём окружении простых смертных нет и никогда не было. Все уникальны, как алмазы среди кучи угля. Большинство из них может и не аристократы, как мы с тобой, но кровь в них древняя течёт. Древнее твоей, между прочим. Ты ведь не забыла, почему когда-то аристократы стали звать себя аристократами, людьми особенными, возвышавшимися над чернью?              — Их выделила магия из толпы. Сила и власть, дарованная магией. — Ответила Виктория, недовольно поджимая губы. Видимо не привыкла, чтобы её на место ставили. Стоп! Магия?! Это она о Пламени Посмертной Воли, что ли?!              — Верно. — Раздался звук зевка. Похоже, Леонардо спорщики всё-таки разбудили. — Вот ты не можешь похвастаться тем, что обладаешь магией. Какая ты после этого аристократка? Или вот, например, Ромка, Олеська и Макс ведут свой род от древних волхвов Восточной Европы. Их роду намного больше тысячи лет. А Зенггуанг, например, потомок одной из правивших когда-то императорских династий Китая. — Я поражённо вскинул брови: вот значит, кем окружил себя Мудрец?! Это было опасно… — У твоего друга Футы в подпольном мире тоже род очень древний. А родители Фабио очень удивились бы, если бы узнали, кем был его прапрадед. Ламбо потомок первого Хранителя Грозы Вонголы, который был настоящим принцем. Я могу продолжить, но не стану. Просто знай, рядом со мной простых нет и никогда не было. И не слишком-то задирай свой симпатичный носик, ибо ты не королева, и ею никогда не станешь, да и подчинённые, кроме слуг, у тебя вряд ли когда-либо появятся.              В-третьих, наличие манер и отношения к не очень-то и древнему, если разобраться, роду, не даёт тебе право свысока и пренебрежительно относиться ко всем прочим. Будь ты даже из королевского рода, ты всё равно оставалась бы человеком, как и те, кто из крестьянских родов. И рабы тоже люди, такие же, как ты, а значит, равные тебе. Гордиться великими предками ты не только можешь, но и должна, но это не повод задирать нос, не повод гордиться собой. И ничто не повод, ни золото, ценности, земли, дворцы, количество платьев в шкафу или нулей на счетах. Повод — только твои личные достижения. Вот станешь столь же великой, как твои предки, прославишь почти забытое имя своего рода вновь — тогда и задирай нос. И то, если ты при этом задерёшь нос — то все твои достижения выеденного яйца стоить не будут.              В-четвёртых, твоё поведение вообще позорит род Анри. — Мудрец был поистине мудр, но девочку, кажется, обидел. Он, кстати, перевернулся на спину, но ни на кого по-прежнему не смотрел.              — А ваше — не позорит ваш род… — Иронично хмыкнула Виктория, имея видимо в виду, все выкрутасы Леонардо или то, что он даже не посмотрел на неё, объясняя. Кажется, по манерам аристократов это было неприлично.              Однако сами темы разговора наводили на мысли, что Мудрец тоже был из высших сословий, аристократом. Но как? Если его отцом был Джотто Вонгола, значит, в истории написана ложь, и он не был сиротой из бедняцких кварталов. Или я что-то упускал?              — Не хами! — Фыркнул Леонардо. — И, кроме того, сама знаешь, какая репутация у моего рода. Я могу себе многое позволить, что никого из высшего света не удивит. Скажут лишь, что я весь в папашу или что достойный продолжатель дела своих предков: доведения всех окружающих до ручки. Но я могу себе позволить многое не только из-за особенностей фамилии, но и благодаря личным достижениям. А у тебя из достижений только выучка да хорошие отметки в школе.              — Вас вообще безродным псом считают. — Скрестила руки на груди Виктория, отворачиваясь обижено. — Да и если это не так — вы простой маркиз. — Секондо Вонгола внезапно загоготал. Мудрец посмотрел на брата тоже несколько весело, но вздохнул печально:              — «Простой маркиз». Эх, как же здорово это звучит! Как оригинально… Мечта просто. — Выдохнул он, действительно, очень мечтательно, но и печально. — Рик, ты только представь…              — А что мне представлять? — Пожал плечами Рикардо. — Я триста с лишним лет был простым наёмником, воином или археологом. В отличие от тебя, мой дорогой братец. — Усмехнулся он. — Это ты у нас, уникум, всегда олицетворяешь собой само воплощение власти.              — Между прочим, я, как ты помнишь, как-то рабом был… — Обиженно буркнул его младший брат.              — А дома всё равно — король. — Прозвучало отчего-то как-то… безжалостно, что ли.              — Ненавижу это. — Вздохнул Мудрец, прикрывая себе глаза рукой. — Ладно, что я хотел сказать? — Он повернулся к нам лицом впервые и медленно обвёл взглядом всех нас, тех, кого можно было назвать детьми, после чего, прищурившись опасно, с угрозой в голосе предупредил: — Я крайне не люблю шум на высоте одиннадцати тысяч метров над землёй. Будете шуметь — взорву самолёт к чертям. Мы над водой и до неё лететь долго. Сдохнуть я вам не позволю, но вдоволь наслажусь вашим страхом перед высотой, падением, болью и смертью. А вы будете бояться. — Я невольно сглотнул, глядя на внушающий оскал истинного садиста. И хоть сама угроза, на первый взгляд, казалась бредовой, но страх внушала ощутимый физически. Да и понимание, что Мудрец совсем не шутил, только добавлял впечатлению вес. Хоть и сам он снова отвернулся ото всех, да ещё и покрывалом накрылся с головой.              Больше шуметь до конца полёта никто так и не посмел. Если разговаривали, то тихо. Если снова возникали разногласия, позволяли взрослым их разрешить. Перекусывали молча, не возмущаясь небогатым выбором пищи. Идиллия, и Мудрец спит, так сказать!              Много-много часов спустя, проведённых мною и Костиком в основном за шахматами, найденными под одним из кресел, половина фигур которых была потеряна, пилоты сообщили, что подлетели к берегам Бразилии и уже начинают снижение. Все в тот миг, наверное, выдохнули облегчённо, устало потягиваясь, хрустя позвонками и сонно моргая: всё же столь длительный полёт крайне утомлял. Многие уже на стенку лезть были готовы от ожидания и скуки. Среди таких были и Ламбо, и Костик: ему было неинтересно играть со мной, ведь я всё время проигрывал ему, его дядя играть отказался, а больше достойных партнёров не нашлось. Я-то хотя бы бой давал.              Самолёт мягко сел и вскоре остановился. Из кабины почти сразу вышел отчего-то бледный пилот. Он глянул на своего Босса опасливо и обратился ко всем:              — Мы в аэропорту Аракажу. Но есть проблема… — Он замялся и явно не собирался говорить дальше. Смотря в спину спящего Мудреца.              — Какая? — Поинтересовался Секондо, деловито. Пилот покачал головой, мол, не станет докладывать кому попало. Второй Вонгола вздохнул, спрашивая: — Что, только Боссу? — Пилот уверенно кивнул, и тогда тон Секондо изменился на ехидный: — А разбудить, слабо?              — В Варии человек двадцать полегло при попытках его разбудить! — Возмутился вариец, тут же опасливо сглатывая. Я удивлённо вскинул брови: про Варию и их законы, конечно, много всяких слухов ходило. Особенно про офицеров. Но даже эти слухи не предполагали расход людей при таких обстоятельствах. Если это было правдой, а не только слухом, который гулял и в самом отряде, то я больше не стану удивляться их репутации. Пилот продолжал мяться тем временем: — Я… у меня жена, двое детей и… — Секондо переглянулся с Максимом. Оба скривились, но покорно судьбе подскочили со своих кресел и подошли к дивану, чтобы наклониться к Мудрецу и в один голос заорать ему на ухо:              — КРАСИВЫЙ РАССВЕТ! — Подскочили все. И именно поэтому никто не успел понять, что произошло. Просто Мудрец в один миг спал, в другой миг над ним наклонились, чтобы разбудить, а в третий миг Максим и Рикардо уже лежали на полу, при этом у горла Макса был нож, а в лоб Секондо упирался пистолет. Мудрец осоловело смотрел перед собой…              Хм, я понял, что пилот волновался за свою шкуру не зря…. Это было и впечатляюще, и круто, и… опасно. А ещё наводило на мысли: в каких же условиях нужно было жить, чтобы выработать такие рефлексы?!              — Тьфу! — Цокнул брат Мудреца. — Ну и реакция у тебя! Кошмар! Больше будить тебя не буду.              — Можно было просто прикоснуться к отцу пламенем, дядя. Он бы услышал ваш зов и проснулся. Или ты мог попросить меня разбудить его. — Насмешливо фыркнул Костик.              — А раньше ты не мог этого сказать?! — Возмутился Макс, когда от его горла нож убрали. Снова разгорелся очередной спор, но Мудрец их не слушал. Он вопросительно глянул на брата, а тот кивнул ему на пилота. Вариец сразу подобрался перед начальством:              — Мы приземлились в Аракажу, Дечимо. Только есть одна проблема: нас встречают. — С этими словами он подошёл к ближайшему иллюминатору и открыл его. Должен заметить, что за весь полёт видом земли с неба не заинтересовался отчего-то никто, поэтому иллюминаторы оставались закрытыми. Так что после слов пилота открыли многие иллюминаторы, чтобы посмотреть на то, как взлётно-посадочную полосу заполонила добрая сотня машин, перегораживая путь самолёту. Из машин уже вышли люди, в основном суровые или серьёзные мужчины разных возрастов, редко деловые на вид женщины. Одна машина, внедорожник, стояла прямиком напротив выхода из самолёта. На её капот опирались семеро молодых людей, парней и девушек. В одном из парней по цвету волос я узнал Энму Шимон…              — Та-ак. — Опасно прищурился Мудрец, отвлекаясь от вида из иллюминатора и осматривая нас. — Ну и какая сволочь проболталась о том, что я возвращаюсь в Бразилию? — Очень раздосадовано и раздражённо спросил он. — Никто из тех, кто знал, включая Занзаса, не мог собрать всех этих людей. А значит, виновник может быть только один. — Его взгляд остановился на сыне. Тот мгновенно вжал голову в плечи и прошептал:              — Я только Энме сказал. Мы общались в последние несколько лет через интернет. Он всё ждал, когда же ты соберёшься домой, пап. — Леонардо горестно вздохнул, потирая переносицу, видимо, мгновенно переводя свой праведный гнев с сына на ученика.              — Ладно. — Мудрец махнул рукой и скрылся в туалете, чтобы выйти из него через пять минут в более… лёгкой одежде. В свободных мешковатых светлых брюках, похожих на домашние, и в батистовой длиной рубашке синего цвета, расшитой на манер камзола. Под рубашкой была простая белая майка. На вопросительные взгляды, он пожал плечами и буркнул что-то вроде «здесь в разы жарче». А после, пока варийцы открывали выход из самолёта, он всех предупредил: — Сидите все здесь, и не высовывайтесь. Этим людям, в общем-то, есть, за что меня ненавидеть. Если всё нормально — я позову. — Он шумно вдохнул в лёгкие воздух, и, на ходу собирая волосы в пучок, вышел из самолёта. Мы все почти буквально прилипли к иллюминаторам, чтобы посмотреть, что будет. Секондо ворчал что-то о безопасности и мерах предосторожности, но сам привалился к борту с одной из сторон от выхода, чтобы тоже наблюдать из самолёта за происходящим. Правда он, возможно, выбрал такой ракурс слежения, чтобы иметь возможность быстро вмешаться.              А народ, собравшийся у выхода из самолёта на улице, напряжённо ждал чего-то. От этого напрягались и мы, тоже ожидая, но развязки. И вот, стоило только Леонардо спуститься с откидного трапа и пройти пару шагов, прежде чем остановиться, ожидая реакции, как раздался то ли хлопок, то ли чей-то выкрик — из самолёта было не расслышать — и все, буквально все собравшиеся, то есть гораздо больше сотни людей, включая Энму Шимон и его Хранителей, преклонили колено перед Мудрецом, низко склоняя головы. Секондо тихо усмехнулся у входа, а с улицы до моего слуха донеслось, пренебрежительное:              — Ненавижу вас. — Народ, собравшийся на взлётке, стал поднимать головы. У всех, как у одного, на лицах были проказливые улыбки, как у детей. А ведь это были суровые деловые люди! — Мстите вы так, что ли? Лучше бы автоматной очередью встречали…              — Нет, Бродячий Мудрец, мы помним, что бегать под свистом пуль ты любишь, а вот когда перед тобой колени преклоняют — терпеть не можешь. — Рассмеялась ближайшая к Леонардо дамочка лет сорока с пышными формами, достоинства и недостатки которых, подчёркивал и скрывал строгий деловой костюм. Мудрец подрагивающими руками достал из кармана брюк сигареты и нервно прикурил одну, командуя:              — Встали, живо! А то я с вами даже разговаривать не стану. — Пригрозил он. Поднялись моментально все.              — Ты не меняешься, учитель. — Покачал головой Энма. В следующий миг писк раздался уже в самолёте, а ещё мгновением спустя в объятиях Дечимо Шимон оказался Костик. Энма распознал его мгновенно: — Здарова, Мелкий Бес. О, а ты здорово вырос! — И всё, люди загомонили, окружили Мудреца плотным кольцом. Но из самолёта было видно, что его приветственно хлопают по плечу, пожимают ему руку. Кто-то Леонардо даже обнимал. Тот реагировал слабо. Кивал только.              Когда от него более-менее отстали, он подошёл к Энме и влепил ему хорошенькую затрещину и что-то прошептал. Шимон с Хранителями мгновенно вжали головы в плечи, серьёзно побледнев. Было до жути любопытно, что же он им сказал.              Впрочем, в следующий момент он поднял руку к небу, и Секондо почти моментально скомандовал:              — На выход. Вещи оставьте. — Ну и повскакивали, и повалили из самолёта шумной толпой. Встречающие же, увидев нас и разглядев в нас же в основном детей, ТАКИМИ удивлёнными глазами посмотрели на Мудреца, что того аж передёрнуло. Но объяснять он ничего не стал. Только плечами пожал и кое-кому представил своего старшего брата, двух детей, Костика и Оливера, и крестников с дядей двоих из них. Знакомство не успело закончиться, как мы услышали звук приближающегося вертолёта. Мудрец совсем скис:              — Я ещё не дома, а уже жалею, что вернулся. — Пожаловался он брату. Тот лишь смеялся.              Лео быстро договорился со встречающими, что он с ними свяжется, и те начали потихоньку разъезжаться. К моменту, когда рядом с самолётом сел военный вертолёт, на взлётно-посадочной полосе остались только мы и верхушка семьи Шимон. Энма тихо объяснял, почему сообщил всем встречавшим о приезде Мудреца. Я нагло подслушивал. Оказалось, что до того, как в свои тринадцать лет Энма добился эмансипации несовершеннолетнего через суд и возглавил семью, семьёй Шимон управлял Леонардо. И в благодарность за это Дечимо Шимон постарался сохранить за Мудрецом власть в подполье Южной Америки. Далеко не везде, но частично ему это удалось. Встречать приезжали верные подчинённые Мудреца, которые находились относительно недалеко.              Но странно, сам Леонардо сказал, что им есть за что его ненавидеть. Да и не было похоже, что он был рад видеть их…              Из вертолёта вышло несколько военных чиновников в наивысших званиях. Мудрец закатил глаза, и буркнул, прежде чем отправиться к новоприбывшим:              — Ну вот, теперь ещё и крысу в своих рядах искать, которая работает на правительство.              Ещё более странным мне показалось то, что военные — если я всё правильно понял — козырнули Мудрецу, и тот ответил им соответствующе, будто и сам имел военный чин в Бразилии и более высокий, чем у них. Один из вояк, с большим пузом, браво, но тихо что-то докладывал Леонардо. Другой передал ему какие-то папки…              — Какой у него чин здесь? — Спросил Максим, почему-то у Энмы. Тот пожал плечами:              — Не в курсе. Знаю, что у них договор с правительствами. Там такие условия… Мм-м, закачаешься. — Аж причмокнул Шимон, кажется, от белой зависти. — Но в итоге все должны учителю. — Уточнять, что должны, никто не решился.              За военными быстро приехала машина, но вертолёт остался. Мудрец, распрощавшись с чиновниками, быстро заскочил в самолёт, после чего, свистнув, позвал нас к вертолёту, командуя, чтобы мы залезали. Он уже был навеселе, когда я заметил, что пилот вертолёта уехал с военными.              — Что, опять?! — Отчего-то застонал Секондо.              — О, да! Давненько я военными вертушками не управлял! — Потирал руки Леонардо, пристраиваясь в кресле пилотов. Я уже ни чему не удивлялся. Это же Мудрец! Чему тут удивляться? Не так уж и удивительно, что лучший в мире наёмник может управлять вертолётом.              Он, кстати, пригласил Шимон составить нам компанию и полететь. Но Адельхейд почему-то позеленела, и Энма, глядя на неё, да и на других своих белых Хранителей, отказался, решив отправиться куда-то там на машине. Они быстро умотали, будто опасались, что их учитель будет настаивать…              Оставшиеся взрослые, все кроме Леонардо и его старшего брата, нервничали. Да и Секондо тоже тихо-тихо попросил:              — Только давай без выкрутасов, а? На этот раз с нами дети…              — Эти дети будут счастливы выкрутасам. — Фыркнул Мудрец. Я посмотрел на компанию малолеток, и был готов с ним согласиться: они не боялись, они изнывали от предвкушения, из-за чего с трудом сидели на своих местах. — Впрочем, я не настолько хорошо помню науку и не настолько доверяю этой модели вертолётов, чтобы устраивать выкрутасы. — Чуть погодя добавил он. Я почему-то облегчённо выдохнул. И когда успел напрячься и задержать дыхание?! — Проследи там, чтоб все пристёгнуты были. Сам рядом садись. — Повелел он старшему брату.              Интересно, а почему Секондо слушался? Если верить истории… Хотя, ей, похоже, верить было нельзя. Ибо то ли Второй Босс Вонголы никогда не был тем человеком, каким мы знаем его из истории, то ли за четыреста лет подуспокоился. Он был сдержан и весел, часто шутил, охотно занимался детьми и часто молчаливо поддерживал брата, хоть и не упускал возможности его поддеть. И всё-таки, старшие младших слушать не должны, за исключением редких случаев.              Летели, вопреки ожиданиям, недолго и без приключений. Сели в какой-то коммуне на побережье океана. Оттуда, Мудрец сказал, что только пешком. Шли по хорошей дороге, сквозь джунгли. Машин по ней не ездило совсем, но дорога была. Она тянулась от коммуны куда-то…              Ещё когда вылез из вертолёта, а лопасти остановились, я почувствовал, насколько климат Бразилии отличался от нашего. Лето было и там, и там, но здесь было в разы жарче, к тому же, из-за высокой влажности, было ещё и душно. Спасал только ветерок с океана. Но дышать… почему-то было легче. Так легко-легко… Я лечился однажды в одном пансионате в горах, так вот там были похожие ощущения. То есть воздух в этих местах был чистым, не осквернённым цивилизацией.              Мы безропотно шли. Мудрец помогал иногда Елене, явно непривыкшей к долгим переходам, и мне. Он клал руку на плечо и запускал в тело какое-то пламя, которое я не мог распознать. Сразу и сил прибавлялось, и боли отступали. Хотя я их и так, почти не чувствовал. Только предвкушение: как долго я мечтал увидеть ИХ дом, и вот, наконец, я так близко…              Дорога свернула, и мы внезапно обнаружили, что она заканчивалась, упираясь в джунгли. А точнее даже не в джунгли, а в низенькую, выкрашенную в ярко-белый, калиточку, которую даже мне было бы легко перешагнуть. И никакого забора рядом… Я мгновенно понял: вот оно!