Поющий Койот. Перекрёсток Времён

      Словами не описать лица моих верных рыцарей, когда в моём кабинете они обнаружили уже троих детей, беззастенчиво шаривших в моём ноутбуке, в то время как я, Макс и Рикардо квасили с самого утра, и не абы-что, а водку. Хотя нет. Водку квасил Макс. Мы с Риком — чистый медицинский спирт. Ну, чтобы быть на равных. Почти…              — Мусор, какого хрена ты бухаешь с утра?! — Возмущённо спросил Занзас, когда удивление прошло. Я молча поставил ещё один стакан, налил в него спирта, и протянул племяннику.              — Помяни одного из последних моих старых друзей. Его застрелили чуть больше суток назад. Это его брат и дети. Ромка и Олеська мои крестники. — Занзасу больше пояснений было не нужно. Он залпом опрокинул в себя стакан. После чего лишь уточнил сипло от спирта:              — Я так понимаю, любимый крестник твой, которого ты сыном считаешь, тоже скоро объявится? — Я кивнул, усмехнувшись. Он выдохнул: — Ладно, сегодня, так и быть, можешь не париться на счёт работы. — С этими словами он забрал бумаги у меня со стола, и вышел из моего кабинета, прихватив с собой и Падаль.              Дальнейшее я помнил лишь урывками, как давным-давно, когда я только-только привёз в Италию из Японии Хранителей Вонголы, и мы пили с Занзасом. Я помнил, как закапывал «клад», и составлял целое детективное испытание на ловкость, сообразительность, смекалку и смелость для детей, чтобы они его могли найти. Помнил, как учил всех, кто попадался мне под руку, ходить по воде. Почти безуспешно. Мне верили только Эстранео, за исключением Мартино, Близнецы Каваллини, Скуалло, Максим и крестники. Занзас, Реохей и Рикардо и так умели. А у остальных мною перечисленных не хватало решимости, поэтому они научились лишь недолго стоять на воде. Я помнил, как мы втроём, опять же с Максом и Риком, танцевали «яблочко» на одной из площадей Палермо. Самое, что интересное: я не помнил, откуда знал этот танец. Потом…. Кажется, мы выпили ещё. А проснулись мы втроём на моей, доставшейся по завещанию от Ги, вилле на Барбадосе, в Карибском Море. Как и зачем мы туда попали? Как — это понятно. У нас с Риком пламени было на минимальном уровне. Зачем? Тайна, покрытая мраком.              Но работники, поддерживающие дом, и окружающую территорию в чистоте, были очень рады, несмотря на то, что как я видел в панорамные окна с видом на море, мы поломали по пьяни немало кустов. Хотя, хоть какое-то разнообразие в работе для садовников…              Занзас, когда я ему позвонил по видеосвязи…. В общем, я опасался, что он будет в бешенстве, но он лишь устало вздохнул, и низко опустил голову. Плечи у него дрожали, и я с удивлением понял, что он пытается сдержать смех…              — Да, Мусор, отжигать по пьяни ты всегда умел, как никто иной. — Сдавленно, сквозь смех, выдавил он из себя. — Так и быть, самолёт вышлю. И за мелочью твоей пригляну. Они всё равно твои ребусы ещё долго разгадывать будут. Как раз откопали очередную подсказку, на дне трёхметровой ямы. — Я икнул: что же я там наворотил?! — Только…, — внезапно замялся он, — летите в Катанию, а не в Палермо.              — Это почему ещё? — Нахмурился Рик. Занзас ничего не ответил. Только фотографию переслал, где в одном из административных зданий, на уровне третьего этажа, застрял грузовик-бетономешалка. Причём застрял не изнутри, а с наружи, будто летел над дорогой, но не справился с управлением и врезался в здание на высоте, на которой и летел.              М-да…              — Я знаю только одного человека, способного осуществить столь невероятное. — С намёком в голосе хрюкнул мой племянник. — И именно этот человек вчера неслабо квасил…. — Я недоумённо покосился на своих спутников. Спутники, переглянувшись, пожали плечами: похоже, никто из нас ничего не помнил. — Один из очевидцев описал внешность вас троих. Грузовик вы у него угнали. Так что вас ищут.              — Мило. — Прокомментировал я. — Как в старые-добрые, однако.              — Ты так и не вспомнил, кстати, за что тебя в Ватикане к смертной казни приговорили?              — Нет, Занзас. — Покачал головой я. Он фыркнул, и распрощался, ссылаясь на занятость заместителя Босса Вонголы в отсутствие этого самого Босса. А нам предстояло девять часов нежиться на райском пляже Карибского Моря, в ожидании самолёта…              Правда, перед обедом, Макс нашёл на одном из комодов несколько фотографий в рамках. На одной были Дети Звёзд в полном составе. А на второй… Ги в бикини, обнимающая меня с её вечно-загадочной, но редкой улыбкой на губах. Я тоже улыбался, но задорно, беззастенчиво прижимая к себе девичье тело. Мы стояли на фоне моря, пляжа, кокосовых пальм. Фотография была сделана в её день рождения…. Я посмотрел на дату, и понял, что это было в этот день, только восемь лет назад.              Сегодня был день её рождения, о котором я забыл…              Или не забыл как раз, вспомнив по пьяни, ведь почему-то же мы оказались именно в этот день, именно в её доме.              Видимо слуги поставили фотографии, на своё усмотрение. А понравились им именно эти…              — Я помню их. — Вырвал меня из весьма и весьма мрачных мыслей Максим. — Помню вас, в те далёкие годы, когда мы познакомились…              — Да. Мы тогда решили понять, почему вы в тридцатиградусный мороз лезете в ледяную воду, да ещё и с восторгом. — Я тоже вспомнил.              Что поделать, если мы решили посмотреть на знаменитую русскую зиму, и застали её в самом странном проявленном обычае Православных, которые они отчего-то называли Крещением. Насколько мы знали, в Иордане было тепло, и вода тоже была тёплой, относительно. Десять-пятнадцать градусов выше нуля это не ноль-три! Да ещё и при минус тридцати градусов по Цельсию в воздухе. Я уже и не помнил, где это было. Да и Макс — вряд ли это помнил. Я помнил лишь толпы людей в купальных костюмах или странных сорочках, отстаивающих целые очереди на морозе, чтобы погрузиться в ледяную воду. Для нас это было так… странно, что мы подошли и познакомились с четырьмя парнями и двумя девушками, одна из которых была на последнем месяце беременности, да и вообще на грани родов. Они, в отличие от большинства, только окунавшихся в ледяной воде, плавали в ней, с немногими столь же сумасшедшими людьми. Двадцать минут спустя мы плавали вместе с ними, с удивлением понимая, что помёрзнув на морозе, вода действительно кажется тёплой, ведь она плюсовая…. Потом семья показывала нам, за что любят зиму в их стране, катая нас на санках, играя с нами в снежки, и объедаясь мороженым на всё тех же морозах. А потом Амрит приняла рода у Иришки, и, вдруг выяснилось, что у них с Владимиром есть сын. К тому времени, они знали о том, кто мы, а мы знали о них, если не всё, то очень многое. Вовка хотел для детей крёстных родителей таких, какие могли бы их в случае чего защитить. Мы все были особенными, поэтому в нас молодые родители нашли родственные души. Так я и Ги стали крёстными для Ромки и новорождённой Олеськи.              — Да, вы с Ги тогда первыми к нам в воду нырнули. Мы вас почти не уговаривали. — Подтвердил Макс.              — Мы всегда любили познавать что-то новое, и были совсем не против острых ощущений. — Пожал я плечами. Рик прислушивался, с интересом.              — Как они погибли? — Я замялся с ответом. Макс запомнил моих Хранителей отличными ребятами. Почему-то казалось кощунственным портить это воспоминание истиной, к тому же не совсем правдивой. Отвечать не хотелось, но нужно было. Просто потому, что его последнего брата совсем недавно застрелили, а у него даже похоронить его возможности не было. Только залить бензином тело и сжечь, чтобы оно, тело, не досталось на исследования или органы тем, кто охотился за их даром. У Макса дара не было, но ложь от правды он отличить всё же мог, а потому и лгать было нельзя. Пришлось мне выбирать обтекаемые формулировки:              — Мы напоролись на врага, который оказался хитрее. Мы могли бы его одолеть, просто… в последние несколько дней нас одолело непонимание, из-за чего возникали разногласия. Это нас и сгубило. — Рикардо беззастенчиво хмыкнул, но Макса это не насторожило. Как бы он не понял мои формулировки, а от истины это было далеко.              — И на старуху бывает проруха, верно? — Понимающе хмыкнул Макс.              — Чертовски верно! — Подтвердил я. Хотелось дать слабину, сползти по стенке на пол, и уткнуться в колени, как я бы и сделал, до тех пор, пока не вспомнил всё. Теперь же… я понимал, что даже одна минута слабости, может приблизить моё окончательное сумасшествие. Приходилось держаться, терпеть.              Рикардо предложил выпить, но с Максом посмотрели на него с сомнением: не хотелось узнавать на практике, куда нас могла завести вторая попытка опохмелиться.              Пилоты отправленного за нами Занзасом самолёта с интересом поинтересовались, как это мы оказались на Барбадосе, если ещё меньше суток назад разносили Палермо грузовиками. Я с умным видом, и со всей ответственностью, под хихиканье компаньонов, заявил, что алкоголь, особенно в больших количествах — это отличный способ найти приключения на самое мягкое место. Мужики опасались уточнять детали.              А на Сицилии нас никто не встретил. Занёс это в вину всем, но слишком сильно обижаться не стал: теперь мои машинки снова всегда были при мне. Макс хоть и раньше видел нечто подобное, но всё же, глядя как из игрушечной, моя Скаглиетти вырастает в нормальную машину, оценил полезные свойства пламени по достоинству.              Занзас встретил меня обидой, мол, пока я там развлекаюсь, хрен знает где, и грею свои старые косточки на райских островах, ему работать приходится. Я его «успокоил», сообщив, что скоро, выходные станут для него большой редкостью, и роскошью непозволительной, в общем. На что он меня тоже «порадовал», сообщив, что моя «мелочь» подрались с Ламбо, и теперь все сидят по комнатам, наказанные. Мои крестники, при этом, сидели в моей комнате. Мне было велено «разобраться», а то «приволок свою чокнутую семейку, у всех уже башка от них болит». На что ответил, что это я «по собственной дурости связался с чокнутой семейкой», а мою семью «не стоит трогать, а то можно остаться без зубов». На том мы и порешили.              — Ромка, ну и чего ты к Ламбо прицепился? — Поинтересовался я, как только крестники высказали мне все недовольства по поводу моего исчезновения, да ещё и с дядей двоих из них. Ничуть не сомневался, что затейником драки был именно он. Ламбо, конечно, тоже мог её затеять, но у их воспитания был слишком разный менталитет. Гроза Вонголы предпочитал провоцировать, как и большинство европейцев, а вот выходцы из стран Советского Союза славились вспыльчивым, неукротимым, и просто крутым норовом. Ну а Зенг был слишком хорошо воспитан и уравновешен, чтобы затевать драку. Олеська же…. Девчонки предпочитали драчунов успокаивать во всех странах, только если сами не были драчуньями, разумеется…              — Он сказал, что мы для тебя ничего не значим, потому что иначе ты навещал бы нас чаще. Я ему и врезал… — Я закатил глаза: даже дети ревновали друг друга ко мне. Хотя врезать действующему киллеру-малолетке это… глупо? храбро? Ведь всем известно, что нет более жестоких существ, чем дети.              — Я бы навещал вас чаще, если бы у самого не было проблем, завала с работой и вас отыскать на просторах огромной территории было бы просто. — Растрепал я Ромке волосы. — Это ведь у вашего отца и дяди была связь со мной. А у меня с вами связи не было.              — Я же говорил, что вы подрались зря. Да ещё и меня втянули. — Тоже закатил глаза Зенг, фыркнув на чистом русском, с небольшим акцентом. Я бы удивился, если бы не знал, что у Китайского и Русского подполья тесные связи. Так что у китайских глав подпольного мира было принято учить дополнительно два языка: международный английский, и русский.              — Не зря. Получил по носу, теперь не будет задаваться только потому, что имеет официальную работу, и получает за неё деньги, как взрослый. — Пробурчал Роман, сложив руки на груди.              — А ты, великий воитель, куда получил? — Насмешливо поинтересовался я. Крестничек гордо вскинул подбородок, посмотрев на меня ТАКИМ взглядом, словно я сморозил необычайную глупость. Я второй раз закатил глаза: — Ромка, на будущее, не обманывай взрослых, пока не научишься это делать лучше их. Во-первых, я может быть, почти не знаю тебя, но я знал твоих родителей, а значит, могу предположить как ход, так и исход боя. Во-вторых, я очень неплохо знаю Ламбо и его силу, потому что это я учил его драться. Могу поспорить на что угодно, что ты мог врезать ему, только воспользовавшись грязным трюком вместе с общим эффектом неожиданности. Иначе он легко бы твоего удара избежал. И ещё, раз ты жив, значит он лишь дразнил тебя, потому что он способен на равных сражаться со взрослыми. И, более того, он сильнее большинства из подпольщиков. И, наконец, в-третьих, ты ведь прекрасно знаешь, что в мире существуют силы, способные распознать ложь. Вы с сестрой обладаете одной из видов таких сил, но и я — тоже.              Показывай синяки и кровоподтёки! — Повелел я. — Зенг, ты — тоже. — Мальчишки переглянулись, печально и обречённо вздохнули, после чего стащили с себя футболки. Как не странно, синяков действительно было немного. Хотя они и явно были болезненными. Ламбо, умница, знал куда бить, чтобы и больно и унизительно, и оставить как можно меньше следов. Только он не подумал о том, что самыми унизительным для моих крестников будут не пропущенные удары, а его жалость. Жалость ровесника.              Синяки я вылечил, а заодно и реанимировал уязвлённую гордость:              — Вы, конечно, молодцы, что как будущие мужчины стерпели. Не заплакали, и мне признаваться не хотели в синяках. Это может пригодиться вам в будущем. Однако не забывайте, что пока вы ещё дети. Не спешите взрослеть. Это — вы всегда успеете. Не упускайте возможность побыть слабыми детьми, потому что потом, когда вырастите, возможности быть слабыми уже не будет. Не упускайте возможности просить помощи, потому что потом её тоже, может, не у кого будет просить. И запомните: просить не стыдно, если вы действительно нуждаетесь в помощи, и, тем более, не стыдно просить в вашем возрасте.              А на Ламбо забейте. Может, он унизил вас, сдерживаясь. Но он всего лишь трус. — Раздражённо фыркнул я. О Ламбо я был гораздо более лучшего мнения, до сего дня. Хотя, не стоило ставить печать, пока не выяснил версию произошедшего второй стороны. Крестники не лгали, конечно, просто они не знали всего. Например, того что было на уме у Бовино. — Сдержался не чтобы унизить, а потому что боялся последствий, боялся меня. Ведь травмируй он вас, случайно или намеренно, обязательно схлопотал бы по шее от меня. И это минимум. И да, он сам себя унизил, вступив в драку с теми, кто не смог бы противостоять ему, с более слабыми. Подумайте, много ли в этом силы и чести?              — Благодарю за урок, Даоши. — Зенг мне поклонился, назвав учителем, а значит, признавая мудрость моих слов. Я слегка склонился ему в ответ.              — Кто победил-то хоть, воители?              — Олеська и эта… И-Пин. — Совсем расстроенно пробурчал Рома.              — Мы их растаскивали. — Пояснила Олеся, застенчиво протягивая мне тонкие и изящные ручонки… с напрочь сбитыми костяшками пальцев. А все ли синяки на телах крестников оставил Ламбо?              — Да, мальчишки. Вот она, самая страшная сила разумных во вселенной, перед которой бессильны все воины, как бы сильны они не были. — Восхищённо воскликнул я. — И имя этой силы — женщины. — Олеся зарделась, даже не морщась, пока я лечил ей содранную кожу. А ведь это страшный зуд! Мальчишки-то попискивали, а крестница моя молчала. Зенг смотрел на неё почти влюблённо…              — Лёля, а почему у тебя нет детей? — Спросила вдруг Олеська, совершенно сбивая с толку вопросом. Отговориться бы, но… я ещё помнил, как меня бесило в детстве, когда взрослые меняли тему, так и не отвечая. А лгать детям нельзя. Я вздохнул, усмехаясь:              — Кто тебе сказал, что у меня их нет? Мой старший сынок давным-давно уже своих сынков сделал. Мои внуки постарше вас будут. — Я вздохнул снова, от мысли, что пропустил целую жизнь, не разделив с Риччи его радостей, таких как свадьба, рождение первых наследников, дочери, их первые робкие шаги, и первые чёткие слова, и ещё кучу-кучу событий из их жизней.              Я думал об этом ещё тогда, когда знакомился со взрослыми внуками. Просто видел, чувствовал сожаление, в том числе и невестки, что я не участвовал в их жизни. Особенно остро я это ощутил, когда Риччи спросил меня, одобряю ли я его выбор спутницы жизни. Поздно было об этом спрашивать, но ему было важно получить моё благословение. Впрочем, я не сомневался в его выборе…              Он звал меня остаться, пожить с ними хоть чуть-чуть, но я, как моя мать, перелётная птица. На месте мне не сиделось. Я и миром-то правил так долго лишь из чувства ответственности, да попытки воссоздать исполнение мечты хотя бы в чужом мире…. И то, я ведь параллельно продолжал путешествовать по мирам, используя возможность порталов контролировать время. Почему-то сейчас я сожалел о том, что ушёл. Быть может, если бы я этого не сделал, и ребята и отец были бы живы…              — Но ты молод… — Воскликнул Зенг, необычно не сдержано. Я рассмеялся, и лукаво улыбнувшись, спросил:              — Разве наличие бороды и седины в волосах не делает меня стариком? — Ромка демонстративно дёрнул меня сначала за серебристые волосы, а потом и за бороду, задумчиво кивнул сам себе, а потом сделал вывод:              — Нет. Определённо не делает. Брода слишком короткая, а седых волос слишком мало…              — Ах, так! — Я расхохотался в голос, и завалил его на свою кровать, принимаясь щекотать, приговаривая, что нужно уважительнее относиться к старшим. Выпустил лишь, тогда от смеха он стал икать.              — А у тебя есть ещё, такие как мы, крестники? — Спросила Олеся некоторое время спустя, после того как мальчишки нашли какую-то видео-игрушку в моём планшете, а крестница застенчиво пожаловалась на колтуны в волосах, возникшие из-за того, что последнюю неделю они всё время были в бегах, и расчесаться ей было просто некогда и нечем. Я устыдился: думал, только о себе, и до сих пор не озаботился тем, чтобы обеспечить не чужих мне людей хотя бы предметами первой необходимости. Каким я после этого был крёстным?! Чтобы как-то возместить потери, я предложил девочке свою помощь в распутывании её достаточно длинных золотисто-русых волосиков. Олеська тут же согласилась, и я, расплетая косу, пытался с помощью пламени Тумана и расчёски, позаимствованной у Тришны, избавиться от колтунов. Мне было приятно. От доверия. От воспоминаний о собственной дочери…              Чувствовал, подобные воспоминания уже начали расшатывать мои нервы, подтачивать мой разум…              Но пока всё было в приделах нормы, и я мог ответить:              — Вообще-то да. У меня есть примерно вашего возраста сын, Константин. Я воспитывал его вместо отца. Не знаю, помнишь ли ты, в моей компании был парень, высокий, худощавый, волосы каштановые, в вечном хвостике. Его звали Александр. — Олеська задумалась, но покачала головой. Я порылся в своей базе, в которую зашёл через телефон, и нашёл фотографию своего Хранителя. А потом показал девочке фотографию и Костика. — Это его сын и мой крестник. Но Александр погиб давно. Костик его и помнит лишь смутно. Он меня своим отцом воспринимал, а я привык к нему как к сыну.              — А ещё кто-нибудь есть? — После нескольких минут разглядывания фотографии. Я спросил у неё, помнит ли она рыжего парня из моей компании, и Олеська решительно кивнула. После этого я нашёл фотку уже Оливера. Моя сила и кровь призывали меня позаботиться о сыне павшего Хранителя, пусть и внебрачном. Он тоже был мне близок, как я теперь осознавал. Потому что таков был мой долг. Крестница спросила, насчёт девочек, но крестниц или дочерей у меня больше не было. Почти. Олеська посчитала это несправедливым. Но быстро забыла об этом, спросив, когда сможет с ними познакомиться. И, узнав, что скоро, очень обрадовалась.              Вскоре Зенг ушёл в свою комнату, потому что наступала ночь, а крестники остались со мной. И отчего-то быстро вспомнили о гибели отца, совсем недавней. Разревелись снова. Когда Макс зашёл выяснить, где его племянники, и увидел зарёванных детей, мы вместе решили, что на ночь они останутся со мной.              И снова потянулись скучные будни, немного разбавленные детьми и выходками Занзаса. Уж кем-кем, а смиренным учеником, готовым мириться с любыми требованиями учителя, и верить любым его утверждением, не проверив, он не был. В общем, я в который раз убедился в том, как сильно со мной намучился отец.              Хотя нет, лгу, не такими уж они были и скучными, будни. Всё-таки мне приходилось встречаться с занудными союзниками, а они никогда не видели ни одного мафиози, за исключением Варии, не то, что в эпатирующем окружающих стиле одежды, так ещё и не в костюме. Нет, они попривыкли к моей манере одеваться не в деловой костюм, как это было принято среди всех слоёв мафиози во все времена. Но чтобы Босс сильнейшей и влиятельнейшей в мире мафиозной семьи одевался как… «клоун»?! Это не то, что моветон, это — бомба! Я переплюнул Занзаса с его енотовым хвостом, давно спалённым, и перьями, которые теперь стояли в вазе на его рабочем столе, и которые заменяла алая, под цвет глаз, лента. А ведь когда-то именно из-за этой побрякушки его начали считать отморозком, а потому просто не воспринимали всерьёз. И тут, человек, который зарекомендовал себя, как серьёзный, наряжался как хиппи или шаман. И более того, этот человек был Боссом Вонголы, чьё имя гремело во всём мире!              Ах, сколько удовольствия я получал, не только глядя на их ошеломлённые лица, но снимая их на камеру видео-стрекозы! Конечно, бесчисленные вопросы, с чего это я решил отрастить бороду, или возмущения на тему вульгарности пучков перьев райских птиц в исколотых пирсингом ушах, немного портили кайф. Но не объяснять же им всем, что каждая финтифлюшка, навешанная на меня, что-нибудь да значит?! Я и не делал этого, беззаботно отмахиваясь.              Но, честно говоря, теперь, когда я всё вспомнил, мысли о своих побрякушках невольно вызывали и фантомную боль в районе филея: попа помнила ремень отца, когда тот «восхищался» моими новыми проколами и татуировками на теле.              Да, он был аристократом до мозга костей и пытался меня воспитать таким же, но… у меня были свои представления обо всём, и однажды он согласился, что мой стиль лишь подчёркивал нужное впечатление обо мне. Впечатление о настоящем хозяине жизни, немного безумном авантюристе и искателе приключений. Отец верил, что именно такова моя натура под всеми масками, что именно таким бы я был бы, без наносного, если бы со мной не случилось в детстве того, что случилось.              Совсем по-другому мой новый облик восприняли подчинённые. Им, конечно, было любопытно, с чего такие перемены, но близко к сердцу никто это не воспринял. Старики привыкли к моим выкрутасам, а молодёжь поддержала в новом взгляде на старые традиции. Собственно Хранители тоже игнорировали жёсткий регламент в одежде, ведь строгие деловые костюмы они носили только на важные мероприятия, и то, подворачивали рукава, не застёгивали верхних пуговиц, не затягивали как положено галстуки, или и вовсе их забывали. Ну а уж когда я появился в образе «попугая» — как иногда называл меня отец, раздражённый слишком большим количеством цацек, или яркими майками — не прошло и недели, как Вонгола поголовно восприняла это «веянием моды», и обзавелась какими-нибудь яркими аксессуарами. Кто-то брелоком для ключей, кто-то шарфом, намотанным на пиджак, кто-то платком, небрежно торчащим из кармана, кто-то ярким галстуком, или обувью, или запонками. Самые смелые рискнули вообще поменять себе стиль, или сделать себе смелую причёску. Мы с Занзасом не мешали подопечным проявлять индивидуальность. Требование от нас было только одно: Это должно смотреться стильно, даже если выглядит вызывающе, и не должно утратить деловых ноток в стиле занятых людей. То есть представительность была на первом месте.              В общем, Вонгола обновлялась во всех смыслах.              А ещё, прежде чем раздался самый ожидаемый мною звонок, Занзас успел найти дворецких, как в главный штаб семьи, так и в главный штаб альянса. Точнее нашёл их не сам Занзас, а Лучано, с которым тот был на задании во Флоренции. Это была африканская семья. Они переехали в Италию по приглашению какого-то дальнего родственника. Но кормильцы семьи, состоящей их двух престарелых родителей и их детей, двух мужчин, пятерых девушек, и ещё пятерых детей разных возрастов от восьми до тринадцати, без европейского образования не могли найти хорошей работы, оплаты которой хватало бы на обеспеченную жизнь семье. И вот двое братьев, старших сыновей — кормильцев, перебивались случайными заработками. Где Лучано откопал эту семейку оставалось за кадром. Но подозревал, что эта семья была связана с их с Микеле прошлым.              Поначалу я сомневался в том, стоит ли брать на работу, фактически слуг, темнокожих. Ведь те, после запрета рабства в Европе, редко соглашались на подобную работу, а если и соглашались, то делали её некачественно. Но нет, братья оказались нормальными мужиками, без предрассудков. И вообще они оказались такими… яркими людьми. Ужасные оптимисты, которые во всём видели хорошие стороны, хоть и не были наивными совсем. Бородатые дети, увидав во дворе птицу, они радовались, восхищаясь её красотой. В них горел тот огонь жизни, за единственно который я любил людей. Эти ребята наслаждались каждым прожитым мгновением, каким бы оно ни было. Это были мои люди.              Мы с Риком и Максом подружились с ними за два дня! Мои дети были от них в восторге. И, клянусь, я забрал бы их себе, устроив их жизнь с удовольствием, если бы они согласились покинуть Италию. Но они не соглашались ни в какую! Жаль. Короче, пришлось их отдать Занзасу.              Тот радовался…. И не зря. Фарэй(радость) и Нтандо(звезда) оказались очень ответственными, трудолюбивыми, компанейскими, за что были быстро приняты в коллектив обслуги особняков, быстро учились, находили оригинальные выходы из сложных ситуаций, и вообще…. О, а как они играли на своих национальных инструментах! Это… ритмы природы, ритмы жизни, ритмы вселенной! Потрясающе! Можно было под их музыку мгновенно войти в транс, или медитацию, и чувствовать слияние с окружающей средой всей своей сущностью.              В общем, повезло Занзасу!              Впрочем, ему во многом везло. Начать хотя бы с меня, хе-хе-хе.              Но всё-таки всё это были мелочи, по сравнению с силой моего ожидания. Вернувшиеся воспоминания вернули и мои старые взгляды на жизнь, на мир, на близких, а потому я просто с огромным нетерпением жаждал увидеться со своим крестником и сыном в одном лице. Да, Константин был мне сыном, потому что у НАС не было никогда своего или чужого. У НАС всё было общим, даже жёны и дети, потому что они были частью нашей семьи. Да, мы не спали или старались не спать с жёнами или мужьями членов своей семьи, но относились к ним почти одинаково. Почти. И до такой степени, что даже если спали не с теми спутниками жизни, то не замечали этого. Слишком длинные были жизни, слишком яркие и опасные. И наши спутники вечно сходили с ума от страха за нас, потому что они были особенными, но не были нами, и нашей веры им не хватало. А забыться порой так хотелось…. Так что детей друг друга мы воспитывали все вместе, и зачастую «мать», «отец», «крёстный», «крёстная», «дядя», «тётя» для наших детей было лишь формальными словами, чтобы обращаться к нам. Лишь немногим важнее всех были для наших детей те, кто породили. Так что Костя был и моим сыном. И Оливер. Как бы сильно эти двое не напоминали своих папаш.              Лишь Ричард выделялся из всех, потому что МЫ знали: он моя последняя попытка завести детей. Я многое отдал за его жизнь. Действительно многое. Поэтому и воспитывал сам. ОНИ лишь помогали мне, да его мать развивала в Ричи человечность, да помогала справляться с эмоциями, когда я казался ему слишком требовательным или строгим. Сын изначально был рождён принцем, которому было суждено стать королём, преемником великого отца. Ему приходилось сложно. Но и отношение к нему было иным, не таким, как к другим моим детям…              А Костя был первым. Рада стала первой супругой одного из НАС. Она первая и родила. Просто, пока он был совсем крохой, МЫ намотали в других мирах большой жизненный срок. И он был слишком мал, чтобы помнить какими были МЫ, каким был его биологический отец. Он знал неплохо меня, но лишь ту часть, которую я не скрывал вместе с воспоминаниями. И я желал, чтобы он видел меня настоящего!              И долгожданный звонок от Рады однажды прозвенел…