Север

      Кулак в боксерских бинтах со свистом рассек воздух в сантиметре от челюсти. Чонгук вернулся в стойку. Наклон, атака, снова бросок правой вперед. Кано попался на уловку, удар прилетел слева.  - Полегче! Хочешь единственный глаз выбить? - прокомментировал Дазай за помостом ринга. - В общем пока ничего. Ребята прочесывают холмы и кварталы неподалеку. Скоро ублюдок будет плевать кровью у твоих ног.        Резкий выпад. Чонгук сбоку. Удар в ребра и живот. Уклон. - Границы?       Захват. Кано пошел в напор.  - Границы он не пересекал, это точно. Затаился где-то под Холмами. Ему нужно время зализать раны. - Публикуйте обращение. Пусть знает, что я иду. Хочу видеть его загнанным в угол, - глаза Севера наполнились кровью. - Он не может скрываться так долго без поддержки. Похоже на чердаке завелась крыса. - Кано, закрывайся! - не выдержал Дазай, зная что Чонгука вот-вот разорвет. - Если крыса есть, я ее обнаружу, будь уверен.       Лампы над рингом отражались в капельках пота, скользящих по натянутым до предела телам. Пульсирующие вены бледной сетью проглядывались сквозь татуировки. Север сбил здоровяка с ног серией хуков и навалился сверху.  - Как дела на шахте, Кано? - Дазай просто не мог по другому. Иначе Чонгука не остановить. - Юнги выглядит счастливее, чем обычно, - кряхтя, ответил Кано. - Твое наказание для него - божья благодать.        Концентрация мигом покинула Чонгука. Он осознал свою ошибку слишком поздно. Кано хватило и секунды. Север пропустил удар в живот, затем в скулу. Он ослабил хватку и оказался обездвижен под центнером веса противника.  - Блять, - по-другому и не скажешь.       Чонгук принял поражение, но Кано не спешил подниматься, а навалился на босса всем весом.  - Горы, свежий воздух, подкачанные шахтеры, посиделки у костра. Я бы на его месте кланялся тебе в ноги за такую ссылку.       Каждое слово - пощечина. Руки у Кано чесались давно. Он предал по приказу Севера и, если на людях выражать недовольство не в его правилах, то на ринге правила устанавливает победитель.  - Я так понимаю, мы едем загород? - ехидно протянул Хосок. - Славненько, местный смог меня доконал.       Чонгук поморщился. Удар у Кано что надо.  - Есть дела поважнее, - раздраженно бросил он, поднимаясь на ноги. - Довольно игр. Найдите мне Пак Юнсона, пока я не принялся искать сам.        После напряженной паузы добавил так, чтобы слышал только Кано: - И, Кано, уладь проблему на шахтах. Никто. Слышал? Никто не коснется его без моего ведома.       Полотенце в его руках смялось в крохотный влажный комок и, пролетев над головой Хосока, приземлилось в корзину с грязным бельем. Уже к следующему часу Север с Дазаем по правую, Намджуном по левую руку, восседал на очередном заседании в администрации. Резкая смена власти непременно несет за собой хаос. По всему северу прокатился всплеск волнений; СМИ, истосковавшиеся по свободе слова, слетели с поводка; а представители старого правительства не доживали до официальной казни. Всюду колыхали недовольства. Север переживал век анархии.  - Мы нуждаемся в официальном лидере, - устало подытожил Намджун, откидываясь на спинке стула.       Альфы не спали неделями, пытаясь разгрести последствия переворота. - У нас уже есть лидер. Нам нужно официальное заявление, - ответил Дазай. Его усеянные шрамами руки, сложенные в замок, выдавали бремя прошлого, а дорогой костюм и безупречная укладка свидетельствовали о новом бремени - революционера, достигшего перемен. - У этого движения есть лицо. Не вижу смысла изобретать велосипед.        Намджун стиснул кулаки под столом. В нем все еще теплилась надежда, что Чон пришел не за властью.  - У Севера нет опыта в политике. К тому же учитывая его прошлое.. - Это прошлое, - прищурившись, процедил Дазай. - Сделало его ближе к народу. Мы видели все то дерьмо под подошвой власти и мы принесли перемены. Или у тебя есть кандидатура получше?  - Я предлагаю открытые выборы. Народ имеет право на решающее слово.        Академик, что до этого, молча, наблюдал, впервые подал голос:  - В такой ситуации, выборы могут навести смуту. Тем более у севера нет времени на демократическую перестройку. Есть проблемы, которые необходимо решать сейчас.        Все как один посмотрели на Чонгука. Последнее слово было за ним.  - У этой революции мое лицо и она еще не окончена. Я доведу начатое до конца. Сегодня же выйдет официальное заявление, - заключил альфа тоном не терпящим возражений.        Он встал из-за стола и покинул зал, показывая всем своим видом: разговор окончен». Действительно, тем же вечером вышло официальное заявление о передаче Северу звания главы округа.        Хосок, на правах правой руки, следил за эфиром за кулисами. Там, в суете телевизионного производства, внимание альфы привлек странный омега, что крутился вокруг Намджуна, как юла вокруг своей оси.  - Пропусти меня, - требовал паренек с медовыми глазами. - Уж я то скажу ему пару слов! Что он себе возомнил? Отправить Юнги на шахты, после всего что он для него делал? Чертов зэк.. Намджун еле сдерживал омегу и смех.  - Иди домой, я сам со всем разберусь, - строго сказал альфа, а глаза его излучали только нежность. - Обещаю.  - Твоим обещаниям грош цена, - фыркнул омега, пытаясь проскользнуть снизу. - Уже неделю обещаешь, а Юнги все еще там. Ты меня поражаешь! Он ведь тебе как брат. Рос на твоих глазах. Все что тебя заботит - собственная задница!       Паренек ловко вывернулся из рук Кима и рванул в студию. Хосок перехватил омегу у экрана телесуфлера, перебросил извивающееся нечто через плечо и отпустил у выхода, под табличкой «прямой эфир».  - Отпусти меня, животное! Ты об этом пожалеешь! - прошипел Тэхен, затем, подняв веки, замолк.       Омега шумно сглотнул, глядя альфе не в глаза, а в саму душу. Рот его открылся и, не нащупав нужные слова, закрылся вновь.  - Читать умеешь? - указал пальцем на табличку Дазай. - Прямой эфир.  - Прямой эфир.., - повторил Ким, хлопая ресницами.        По какой-то причине мозг и легкие пришли в состояние похожее на кому. От загадочного мужчины исходил теплый свет. Он пах морем в шторм, дождем, самой свободой.  - Какого черта, Дазай?- Откуда не возьмись появился Намджун. - Тэ, все в порядке? Он не сделал тебе больно?        Тэхен, оттолкнул лицо брата тыльной стороной ладони.  - Потеряйся.       Ким старший непонимающе почесал затылок. Белая горячка? бешенство? может неизвестный науке зомби-вирус?  - Ким Тэхен, - протянул Дазаю ладонь омега.        «Вся семейка ебнутая», подумал альфа, пряча руки в карманы. - Держи его подальше от Севера, - сказал вслух. - Иначе будет повод тебя пристрелить.        Альфа неспешно скрылся в студии, но оставил за собой ни с чем не сравнимое послевкусие. Оно голову кружило свободой. Тэхену показалось: без этого запаха он не протянет и до утра.  - Ким Тэхен, ты хоть понимаешь.. - Это кто? - перебил омега, сквозь пелену сознания.  - Дазай. Он отсидел за убийство. Соберись, бога ради!        Табличка «Прямой эфир», померцав, потухла. Персонал телеканала проносился мимо, а Тэхен смотрел загадочному Дазаю вслед и понимал, что до этого дня не желал альфу сильнее. - Дазай, - протянул он под возмущенное бормотание брата. - Хочу. 

***

      Едва утро позолотило оконные проемы в шатре, Юнги почувствовал лучи сквозь закрытые веки и ленно разлепил глаза. Остальные омеги все еще дремали, но уже шевелились во сне. Юнги принялся рассматривать пятна света на пожелтевшем от дождевой влаги потолке. Раньше он их не замечал. Здесь, вдали от городского гомона удивительно все: дым костра летящий в ночное небо, неожиданная молния, стреляющая в пики гор и даже перламутровый камешек на дне ручья. После смены омега гулял по ночным тропам, поросшим дикой вейгелой или тайком пробирался к сторожевому псу с завернутой в салфетку говяжьей костью. Иногда он подолгу смотрел в небо, припоминая лица родителей, и просил прощения за то каким стал.        С остальными рабочими Юнги вел себя отстраненно, хоть, затаив дыхание, подслушивал местные байки и разговоры о новоиспеченном главе севера. Кто-то заверял: смена правителя ничего не изменит. Все останется как есть, может перевыпустят герб и купюры. Лишь бы не стало хуже. Но находились и те, кто верил: за темным часом горит рассвет. И тогда Юнги становилось тепло на душе. Неприступный, как арктический порыв Чонгук все также дует на ранки, но теперь не Юнги, а всей нации.       Утро пролетело незаметно, а за ним и день. Омега отсортировал рекордные для себя девять мешков угля и все еще слыл неумехой. Хуже справлялся только Чимин: у него не набралось и трех. Юнги старался держаться от брата подальше, но то и дело ловил себя на недовольном покачивании головы при виде свежих порезов на пальцах. Чимин выглядел несчастным, напуганным, почти ни с кем не говорил и отказывался от еды. Омега таял на глазах. Досадно. Сложно его ненавидеть в таком состоянии. Нужно признать, Юнги скучал по прежнему Чимину с дьявольским огоньком в глазах.        С другой стороны, Пак Минсо не терял силы духа. Мужчина пытался бежать три дня к ряду. В первый - вернулся через час после заката. Тогда он впервые услышал плачь шакала. Вторая ночь сыграла с омегой злую шутку: Минсо прошел пятнадцать миль, прежде чем наткнулся на местных пахарей, торопливо высаживающих черенки сливы в землю, доселе не скованную морозом. Местные согласились подвезти Минсо к ближайшему населенному пункту, однако молодой фермер узнал в мужчине супруга изменника и окольными путями вернул в лагерь. Оголодавший омега, успев ощутить вкус свободы на кончике языка, сперва сыпал проклятиями, а затем бросился на ненавистную кашу из риса с овощами. На третью ночь Пак Минсо сменил тактику. До него наконец дошло: без помощи тут не обойтись.       Омега причесался, расстегнул рабочую сорочку почти до пупка и стал выбирать жертву. По мановению волшебной палочки, в шатер заглянул тот самый мужлан, что сопровождал Пака в первый день пребывания в заключении. Крупный альфа лет пятидесяти с неглубокой проседью замер у входа. - Проходи, раз пришел, - промурчал Минсо, лениво потянувшись. - Как там тебя? - Юта, - нехотя, ответил шахтер. - Пожалуйте на кухню, Ваше Величество. Тарелки сами себя не отмоют.        Минсо подкрался ближе. В движении шершавое на ощупь тряпье опало, оголяя немолодые плечи. Однако, внимание альфы привлекла не бледная кожа, а еле заметные следы шрамов от трости. - Прикройся, смотреть не на что, - осадил пыл Юта, мысленно проклиная Хона. Делать ему нечего, как нянчиться с монаршими особами.  - Перейду сразу к делу, - старался скрыть разочарование омега. - Мне и моему сыну здесь не место. Помоги нам добраться до ближайшего города.  - С чего это?  - Назови свою цену. Деньги, положение, власть. Все что угодно.        Юта лишь снисходительно покачал головой.  - Не смей на меня так смотреть! - вспыхнул омега. - Тебе повезло, ясно? Может это твой первый и последний шанс разбогатеть, деревенщина! - Когда до тебя дойдет? Ты теперь такой же нищий как и я, если не хуже, - без намека на веселье ответил Юта. - Драишь тарелки и пепельницы за шахтерами и козыряешь властью, которой когда-то обладал твой муж. Посмотри на себя, Твое Величество, ты - омега среднего возраста, ухватившийся за мысль о своей неотразимости, пытаешься соблазнить чернорабочего, чтобы он подвез тебя в ближайший город. Кто тут жалкий?       Он окинул омегу пытливым взглядом, выворачивающим душу.  - Я хотя бы был велик, а ты.. - О нет, дела творил твой муж, - засмеялся Юта. - А ты этим пользовался. Сам то чего добился?        Минсо, опустив глаза, стал судорожно застегивать робу, но пуговицы то и дело вылетали из петель.  - Ни черта ты не знаешь, - задыхаясь, проговорил он. - Я выжил, понятно? Юнсон держал в страхе все четыре округа! Мой бог, что не так с этими пуговицами? - вскрикнул он, когда очередная кнопка выскользнула из пальцев. - Ты даже представить себе не можешь, каково жить с ним под одной крышей.  - Видимо плюсов было больше.        Альфа искренне не понимал, зачем он продолжает этот разговор. Какое ему дело? - Я терпел не ради себя, а ради сына. Чтобы однажды он занял свое законное место. - Это тот, что сейчас сортирует уголь в соседнем ангаре? Должно быть, он чертовски благодарен.       Несмотря на потоки холодного ветра из щелей, на лбу Минсо проступили капельки холодного пота. Его затрясло. Омега обхватил плечи руками и стал покачиваться из стороны в сторону.  - Это цена за величие. Чимин знает, - пробормотал он почти про себя. - Он будет править севером. Пусть только Юнсон вернется. - Как скажешь, - пожал плечами альфа. - А пока твой Юнсон не вернулся, топай на кухню или будешь подкупать кротов в шахте. Это я тебе обещаю.        После ухода Юты, Минсо долго сидел, обняв колени, и бормотал себе под нос, а на кухне появился только в конце смены. Ему чудилось, что все вокруг смотрят осуждающе и желают ему зла. Даже гора грязной, подсохшей посуды в алюминиевой раковине.        В ту ночь в лагере праздновали день труда, а значит на ужине кроме горячего чая и бульона, давали рисовое вино. Юнги взял себе целую кружку и уселся за стол поодаль. Есть на свежем воздухе, под чистым небом теперь не казалось странным, а совсем наоборот, было в этом что-то очаровательное. Из единственной колонки рядом с палаткой доносилась энергичная музыка, местные и западные хиты. Альфы с горящими щеками и игривым блеском в глазах приглашали омег на танцы.        Юнги по школьной привычке нашел глазами Чимина. Он сидел в окружении других омег из сортировки в самом центре и явно выпивал не первую кружку вина. Омегу покачивало из стороны в сторону, а глаза его превратились в улыбающиеся щелочки. - Глянь, Иджэ, - услышал Юнги позади себя. - Сыночек Паков еле сидит. Вот увидишь, сегодня я его завалю.       Юнги обернулся. Трое альф на перекуре лобызали Пака глазами. Юнги поправил капюшон ветровки. Видно герои-любовники его не узнали, потому как говорили они достаточно громко, никого не стесняясь. - Он вроде помолвлен. Западный этот.. как его там? Ким.. - Ким Намджун, - подсказал приятель.  - Точно, Ким Намджун. Здоровый такой медведь. - Он сам его сюда и притащил. Поди, как парниша лишился положения, решил избавиться втихаря.       Альфы загоготали, как стая гиен.  - Не сдался ты ему. Нужно, как минимум, удостоверение министра чтобы залезть к нему в штаны. - А кто его спросит?        Бровь Юнги взметнулась к небу. Вот это уже интересно. - Смотри, чтобы не вышло как в прошлый раз. У батька денег не хватит откупаться.       Герой-любовник злобно цыкнул.  - Хули разорался? Еще по радио объяви.       В задворках раздался звонкий шлепок, после - жалобный скулеж.  - А мне больше его братец по душе. Темпераменту по самое не балуй. Только что-то его не видно. - Тебе дай волю, ты и папке вдуешь.       Снова противный смех, но теперь с поросячим хрюканьем. - Харе трепаться. Как говорится - “от слов к делу”.  - Пошла жара!       Юнги услышал скрип скамьи и нетвердые шаги. Шайка из трех альф прошествовала в центр к ничего не подозревающему Чимину. Что было дальше Юнги уже не слышал, зато прекрасно видел: альфа, крупнее двух других, развалился рядом с братом, водрузил руку на плечо, отчего омега покачнулся и нахмурил нос.  - Не мое дело, - пробурчал Юнги, отвернувшись.  - Отвали, - голос брата, минуя музыку и смех, осел у него в ушах.       То, что Мин увидел дальше, заставило его замереть с вилкой у рта. Немного подумав, он сделал большой глоток вина, медленно поднялся на ноги, а спустя пару секунд навис над альфой, чья рука скользнула Чимину на бедра.  - Я сказал, отвали, - заплетающимся языком повторил Пак. - Я тебя казню.. ой, Юнги.. опять злой. - Уведите, - велел Юнги омегам за столом.       Те послушно подняли Чимина на ноги и поволокли в сторону шатра.  - Куда? - запротестовал альфа. Глаза его под алкоголем разбегались в разные стороны. - Вместо него хочешь? Меня на всех хватит!       Альфы засмеялись. Юнги тоже. - Знаешь притчу об осле, который хотел конскую сбрую? - спросил он, подобрав вилку со стола.        Донжуан местного разлива непонимающе уставился на Мина. И вправду, какая к черту притча? - Жил был осел.. Как зовут?  - Намсу, - расплылся в улыбке альфа, рисуя в воображении тоненькую фигурку под мешковатой одеждой. - Звали его Намсу, - продолжил Юнги, отчего улыбка начала медленно сходить с раскрасневшегося лица. - Несмотря на то, что Намсу был ослом, он мечтал о конской сбруе.       До альфы наконец дошло.  - Ты меня только что ослом.. вернее осла моим именем назвал?  - Тише, немного уважения молодому автору, - деланно надул губки Мин. - Однажды, осел украл сбрую с конюшни и облачился в нее, вопреки предостережениям своих друзей ослов, - протер вилку салфеткой.       Двое других альф растерянно переглянулись.  - Харе болтать! - вскипел Намсу. - Лучше на коленки иди, сказочник, или я к брату пойду, он посговорчивее вроде..  - Сбруя эта висела на осле лохмотьями, - рассмотрел вилку под светом лампы Юнги. - А конюх, при виде осла, - со всей силы вонзил прибор в покоящуюся на столе ладонь. - Застрелил его к чертям.       Альфе потребовалась секунда осознать произошедшее. Кровь хлынула из торчащих зубьев, заливая стол и пальцы. Лагерь огласил истошный вопль. Намсу попытался двинуть рукой, оказалось, ладонь прибита к дереву насквозь. В воздухе запахло кровью и перегаром. Юнги наклонился к альфе и прошептал у самого уха:  - Вывод: не надо ослам лезть в конскую сбрую.        Рабочие дружно сбежались на крик, а с ними и заведующий шахтой, мужчина с волосатой бородавкой над бровью.  - Что здесь.. Намсу! - сдвинул брови главный. - Чего уставились, зовите врача! - Отец! - провыл Намсу на грани потери сознания.  - Кто? Кто посмел?       Альфа здоровой рукой указал на Мина. Омега в ответ, лишь, ухмыльнувшись, подмигнул. Лагерь гудел всю оставшуюся ночь и еще неделю после. Отныне на шахте действовал сухой закон. Случайность или совпадение, но после, Юнги объявили эмбарго. Вместо положенного трехразового питания ему был выделен один скудный ужин, состоящий из воды и половня рисовой каши. Подкармливать Юнги строго запрещено, любой кто посмеет нарушить правило, рискует оказаться на его месте.        Омегу отправили работать на выгрузке. Как стало известно, сортировка была сущим благословением по сравнению с высадкой тридцати килограммовых мешков в машины. Мало того, смена проходила на открытом воздухе под палящим солнцем днем и холодной стужей вечером. Юнги себя не жалел, работал на износ, в конце смены еле доползал до палатки, а проснувшись понимал, что многочисленные синяки и ранки смазаны лечебной мазью, а в карманах припрятан вчерашний хлеб и ломоть сыра.        Вечерами рабочие наблюдали, как омега тащит очередной мешок в грузовик. Несколько ребятишек, спрятавшись за валуном, кидали в парня углем, и со смехом разбегались кто куда.  - Погляди-ка, даже дети понимают, - поговаривали старики. - Жалко, он ведь тоже человек. Соли, прекрати немедленно! - попытался докричаться до сына повар. - Негодник! - Изменников только камнями забрасывать. Сколько зла они причинили людям! - Пускай радуются, что не казнили. Почти всех приближенных Юнсона расстреляли на площади. Чем он лучше? - Дети как раз таки все понимают, - улыбнувшись, молвил старый альфа с белой, как снег бородой.        Юнги сбросил мешок со спины и, нагнувшись, подобрал черный «камень». В действительности, это был сверток бумаги потертый угольной сажей, а внутри: хлеб или небольшой абрикос, а иногда и кусочек мяса. Все, что ребятишки схоронили с обеда.        Так прошло две недели. На горы огромными хлопьями обрушился поздний первый снег. Кано прибыл в лагерь в разгаре рабочего дня. Стоило ему спросить про Юнги, первый попавшийся омега указал на шахту. Здоровяк, нахмурив брови, направился на поиски подопечного. Он заметил его издалека, хоть маленькая фигурка, запорошенная снегом, едва виднелась из под огромного мешка.  - Это еще что за хуйня? - выругался альфа, срываясь с места.        Вблизи дела обстояли еще хуже. Юнги медленно поднял на него глаза и, споткнувшись, упал прямо под ноги. Кано поднял его без труда, казалось, омега ничего не весит. Пока бывший телохранитель нес его к шатру Юнги глядел в небо, туда где рождались снежинки, падающие ему на веки. Оказавшись в тепле палатки, омега сразу погрузился в темноту. 

***

      Посреди совещания зазвонил телефон. Север мельком взглянул на экран. Кано. Внутри, у самого сердца, возникло недоброе предчувствие, которое обычно приходит во время стука в дверь посреди ночи. Альфа поднял руку, прерывая докладчика. Около десяти человек стали свидетелями жуткой картины: сосредоточенность на лице альфы сменилась непониманием, затем пришел гнев, а за ним леденящая душу ярость. Отчет под его пальцами превратился в бумажное месиво, а в глазах горели тысячи адских костров.        Север, не говоря ни слова, вскочил на ноги и вихрем вылетел из зала, а за ним и Дазай, попутно отдавая команду подать машину. Чонгук сам сел за руль и гнал так что не поспевало сопровождение. В голове навязчивой мелодией играл телефонный разговор: «У него истощение и критическое переутомление. В сочетании с аритмией..».        Чонгук увидел его уже на больничной койке. Юнги исхудал, сквозь белые бинты на руках проступали пятна крови, кожу лица потрескал мороз. Чонгук смотрел на него, не смея прикоснуться, будто омеге может навредить даже нежное дуновения ветра или упавший на бледные губы лепесток. До этого дня он не ощущал ничего подобного. Зверь бесновался так, что Чонгука разрывало изнутри.  - Кто? - спросил он у подошедшего Кано. - Кто посмел?  - Приказ отдал заведующий. Видимо, Юнги не поладил с его отпрыском.        Север сжал кулаки так, что побелели костяшки.  - Эта больница не подходит. Пусть перевезут его ко мне домой. Оборудуйте целое крыло, если понадобится. Только лучшие врачи, которым есть что терять, - он многозначительно посмотрел на Кано.       Здоровяк, кивнув, удалился. Чонгук подошел к койке и поправил черную прядь волос, упавшую на глаза.  - Солнышко, только посмотри на меня. Я думал, мне хватит сил задушить тебя в себе. Но ты поселился так глубоко, что руки не дотягиваются.       Ответом послужила тишина.  - Спи, мое солнце, спи, пока я превращу их жизнь в ад на земле. Обещаю, они будут молить о смерти, а души их придут к тебе на коленях.        Сказав это, альфа вылетел из палаты. Аромат нектарин смешался с больничным запахом хлорки. Это было неправильно. Белая кожа кровоточила и потрескалась от предзимнего ветра. Мальчик, чей голос ниспослан бередить Чонгуку душу, лежал теперь безгласно, не шевеля длинными ресницами. Если бы мужчина только знал, что Юнги так спокойно впервые.        Чонгук прибыл в лагерь с наступлением ночи. Рабочие, снующие от палатки к палатке, завидев три черных линкольна, притихли, стали наблюдать издалека. «Север! Север!», слышалось перешептывание то тут, то там. Воздух кружил стальной ветер, под ногами прибывших хрустела обледенелая листва. Кано шел впереди, указывая дорогу к палатке заведующего.        Кто-то грубо распахнул юбку шатра. Заведующий сдвинул брови, а, увидев Чонгука, вскочил на ноги и расплылся в фальшивой улыбке.  - Господин Север! Какая честь! - закудахтал альфа, склонив голову. - Я хотел сказать уважаемый глава! Чем обязаны?        Чонгук, молча, уселся в кресло начальника. Двое парней встали по обе его руки, а Кано толкнул альфу на колени напротив.  - Я тебя слушаю, - сказал Чонгук, постукивая костяшками пальцев по столу.        В голове пронесся локомотив грехов всей жизни с самого рождения.  - В чем моя вина? Я добросовестный служащий, семьянин.. - Точно, - прервал поток оправданий Север. - Сыночка его сюда же.        На лице заведующего застыл ужас. Его трясло, по телу прошла холодная дрожь.  - Намсу? Зачем Намсу? Господин глава, прошу.. - В прошлом месяце я выделил шахте средства на новое оборудование, - снова прервал Чон.       Мужчина согласно закивал.  - Сказал: вот тебе деньги, купи на них необходимое оборудование, чтобы облегчить рабочим жизнь. Так? - Верно, - смахнул пот со лба мужчина. - Вы были очень щедры.       Он весь скукожился под беспросветными безднами глаз.  - В таком случае, потрудись объяснить, почему погрузкой тридцати килограммовых мешков занимается хрупкий омега?  - Я.. он нарушил правила лагеря.. и в качестве наказания.. - Кто ты такой, чтобы его наказывать? - прошипел Чонгук. - Кого ты решил морить голодом? Отвечай!       Кано замахнулся в первый раз. Заведующий, скуля, схватился за голову.  - Я.. я, простите, господин! - Заносите.        В шатер приволокли кирзовый мешок странной продолговатой формы. Кано водрузил ношу мужчине на плечи. Колени его прогнулись, он задрожал всем телом, но страх погнал альфу в указанном направлении. Люди Чона подгоняли пулями у самых пят. Носильщик вышел во дворик, где собрали рабочих от мала до велика. Многие прятали глаза, другие скорбно качали головой. В какой то момент начальник осознал: содержимое мешка издает хлюпающие звуки.  - Что.. что там? - прокричал он, остановившись.  - Не что, а кто, - поправил Кано, ухмыльнувшись. - Поторопись, иначе будет поздно.       Мужчина пробежался глазами по толпе. Намсу. Из глаз альфы брызнули слезы. Где Намсу?  - О Боже! Боже мой! - проревел он, сорвавшись с места.  - В конце лагеря тебя ждет нож. Поверь, голыми руками его не разорвать.        Жалость покинула Чонгука окончательно. В тот момент им завладел злой дух. И вот вдали поблескивает заветный нож. К несчастью, мужчина споткнулся о ветку. Мешок с грохотом упал, дальше заведующий поволок сына по земле. Добравшись до стола под светом одиннокой лампы, он рванул к Намсу и лезвием разорвал плотную кирзу. Сердце отца не выдержало. Остановилось. В мешке лежал еле теплый труп осленка. 

***

      Юнги резко разлепил веки ото сна, где он падал в черную бездну. Сердце билось о стенки груди бешенным молотом. Боль во всем теле заставила его замереть, а затем схватиться за голову. В помещении было тепло и влажно. Юнги понял, это не шатер. Вены покалывало иглами, а рядом пищал монитор жизненных показателей. Омега через боль рыл память в поисках каких-либо зацепок. Холщевая ткань мешка рвет кожу на пальцах, Кано, снежинки, тепло. Должно быть он в больнице.        Будто в подтверждение, в палату ворвался мужчина в белом халате. Он включил прикроватную лампу, отчего комнату озарил приглушенный теплый свет.  - Господин Мин, вы очнулись, - выдохнул доктор, глядя на мониторы. - Ни о чем не волнуйтесь. Вы в безопасности.        «Странно», подумал Мин. Голос доктора так и сквозил облегчением, словно от пробуждения Юнги зависела его жизнь.  - Вам необходим полный покой.  - Сколько я был в отключке? - прохрипел омега, поморщившись.  - Двое суток, - ответил врач. - Организм в этом нуждался. Теперь вам необходимо набрать массу и будете как новенький.        Его фальшивый оптимизм встал Юнги поперек горла.  - Док, давайте без обид, хорош изображать Далай-ламу. Какого черта здесь происходит?        Попытка подняться стоила омеге немалых усилий. Доктор нервно провел пальцами по волосам. За последние сутки он постарел на целое десятилетие.  - Это вам поведает сам господин Север. Если быть до конца откровенным, я больше видеть вас не могу.  - Вот это другое дело, - короткий смешок. - Стоп. Север? - Даже не знаю повезло вам или наоборот. Кажется, отпускать вас он не намерен. Даже на тот свет. Прошу прощения, я обязан доложить, что вы пришли в себя.        Врач скрылся в темноте коридора. Юнги иронично покачал головой. Подумать только, Чонгук и умереть ему не дал. Насколько нужно ненавидеть человека, чтобы играть с ним подобным образом? Вскоре предмет его мыслей превратился в реальность. Сначала пришел запах. Если бы Юнги стоял, у него бы точно подкосились коленки. Потом омега услышал его шаги. Твердая, размеренная поступь, сравнимая с тиканьем взрывного механизма. И только потом, целую вечность спустя мрачный силуэт заполнил собой дверной проем.  - Солнышко.        Юнги отвернулся к окну. И там его настигло отражение альфы. Юнги что есть силы, зажмурился. Образ Чонгука давно поселился в голове. Юнги стало некуда бежать. Чонгук загнал его в угол.  - Не зови меня так, - взмолился Юнги тихо, почти про себя.       Чонгук приближался медленно и безжалостно. С каждым его шагом в груди нарастал похоронный марш. Омега знал: в этот раз ему не уйти.  - Как еще мне тебя звать? Я избегаю смотреть на тебя подолгу, чтобы не сгореть до тла, а закрывая глаза, вижу тебя сквозь веки.  - Чонгук.. не надо. Прекрати, прошу.        Альфа одной рукой придвинул кресло к койке и опустился в него, скрестив ноги. Вот они совсем рядом и все же их разделяла целая вечность. - Не прячь глаза, солнышко. Будь хорошим мальчиком, взгляни на меня.        Горячие пальцы легли на подбородок, развернули омегу лицом к пламени.  - Полюбуйся. Вот он я, перед тобой. Невзирая на предательство, вопреки ночам без сна, в ожидании короткого письма твоим почерком. Невзирая на твою верность врагу и то, что ты зовешь своим альфой другого. Нравится? Не прячь глаза, солнышко, сделай мне еще больнее.       Юнги стряхнул пальцы и, набравшись сил, сказал:  - Отпусти меня.        Низкий смех огласил комнату перекатами грома. Юнги вжался в спинку кровати, столько злобы и вся она дарована ему одному.  - Верни на шахты. Отправь куда-то еще, подальше, но не смотри так, умоляю. - Предпочитаешь каторгу, моей компании?       Чонгук повел пальцами по щеке. Как давно он об этом мечтал. Юнги в свете луны неописуемо красив и до мурашек уязвим. Не улови Север тепла дыхания, решил бы, что он сотворен из снов. Омега поднял на него глаза и с вымученной улыбкой прошептал: - По-твоему это каторга? Я никогда не был свободнее.        Пальцы альфы замерли в воздухе. И вправду, Чонгук был готов отозвать омегу еще первый день, стоило ему попросить, передать через Кано белый флаг. Однако, прошел почти месяц, Юнги и не думал возвращаться.  - Наверное, ты уже не помнишь, но я всегда хотел простой жизни. Вдали от отца, - даже воспоминания о Юнсоне сжимали легкие в тиски. - И все же ты выбрал его, - процедил Чонгук. - Там в суде, когда от твоего решения зависела вся моя жизнь, ты выбрал власть и силу.        Омега сжал одеяло в кулаках.   - Выбрал? - Чонгук ощутил горечь его улыбки на кончике языка. - Наверное, со стороны это выглядело именно так. - Тогда ты просто не поверил в мальчишку на дне. Но для тебя.. я бы перевернул этот мир с ног на голову, расшибся в лепешку, но дал бы все, что у меня было, все что попросишь. Захотел бы море, вычерпал бы его ладонью и разлил у тебя под ногами. Только бы мой лучик был рядом, - прикрыл глаза альфа, сдерживая бездну внутри себя. - Благодаря тебе, я познал каково провести десять лет без солнца.       Как жаль, что болеутоляющие не приглушают боли души. Юнги просто не мог больше этого выносить. Ему вдруг показалось, если не скажет сейчас - умрет. Это слабость, блашь. Он просто не мог по-другому.  - Одно неправильное движение и он убил бы тебя. Прямо там, в зале суда или уже в тюрьме, - начал омега, теребя белоснежные бинты на руках. - Думаешь, слово подростка что-то весит? Судья навещал отца накануне. Не сосчитать сколько раз он поклонился перед уходом. Тогда он меня и подозвал, - каждое слово стоило колоссальных усилий. Юнги вытягивал их из закромов памяти по ниточке. - В тот день: я дал слово. Жизнь за жизнь. Временами, когда было совсем невыносимо, я стоял у вокзала с билетом в один конец. За мной ведь больше не следили. У отца теперь появился поводок покрепче круглосуточной охраны. Я правда хотел бежать. Ты ненавидишь меня? Я чуть не оставил тебя одного.., - он посмотрел на Чонгука, будто ждал пощечины. - Но всякий раз автобус уезжал, а я оставался смотреть ему вслед и тихо плакал. Мне было стыдно и.. я знал, что где-то там на востоке был человек, который не мог просто взять и уехать, - губы омеги онемели, перестали слушаться. - Чонгук, ты прошел через ад, знаю. Я сделал тебе больно, но.. но я ни о чем не жалею. Может, когда ты устанешь меня ненавидеть, я смогу сесть в тот автобус и больше не буду напоминать тебе о прошлом.        Юнги и в голову не пришло, воспоминания об омеге - единственное, что доселе спасало этот мир от Чонгука, вернее от Севера, ощутившего себя богом. - Хочешь верь, хочешь нет, но пока ты был в Гувоне, я был там вместе с тобой. День за днем, год за годом. Ты не мог покинуть камеру, а я не мог поднять головы, - голос омеги перенес Чонгука по ту сторону колючей проволоки, что до этой минуты была закрыта для его понимания. - У тебя там была возможность защищаться, мне приходилось терпеть, говорить когда позволят, ездить куда скажут и улыбаться тому, на кого укажут пальцем. Знаешь, как сложно было не написать тебе? Я хотел. Правда. Но боялся, что ты не хочешь обо мне слышать и приходя из школы, говорил с тобой в пустой комнате.        Альфа представил одинокую фигуру мальчика в темноте пустой спальни. Сердце камнем рухнуло вниз. “Подожди минутку. Дай хотя бы встать с колен”, хотелось молить, но благосклонность покинула Юнги и он продолжал: - Я рассказывал какая погода у нас на севере и с каким счетом наши выиграли у запада и сколько раз твоя песня играла по радио. Знаешь, они ведь до сих пор ее крутят почти каждый день, - омега часто моргал, глядя в потолок. - Ночью я просыпался от твоего голоса и видел тебя в каждом прохожем. Я даже представить себе не могу, через что пришлось пройти тебе, но я тоже остался совсем один. Повсюду были враги, самый опасный из них жил со мной под одной крышей. Так что можешь не стараться, тебе не наказать меня больше, чем я сам.       Чонгук не мог произнести ни слова. Он заминировал дороги, отрезал все пути к прошлому и сейчас подрывался на собственных снарядах. - Это было не твое решение, - сказал он в попытке ухватиться за ветер. - Может я предпочел бы смерть с чистым именем. Лег бы рядом с отцом. Может я хотел покоя.  - Мне было тринадцать, Чонгук, - по щеке покатилась одинокая слеза. Первая с того дня в суде. - Я был глупым ребенком, но полюбил тебя всей душой. И любил с тех пор и жил мыслью, что когда-нибудь ты сможешь быть счастлив. Пусть далеко и не со мной. Я думал, придет день, он вспомнит обо мне без горечи, а вокруг будут бегать мальчишки с его глазами и тогда я смогу уснуть спокойно.        Под половицами каморки, в тайнике, сокрытом от глаз прислуги, у омеги хранилась пара бритвенных лезвий, украденных из отцовской ванной. Юнги клал их ночью под подушку на случай, если отец не сдержит обещания. Тогда он, не задумываясь, отправился бы следом, лег бы рука к руке, в сотнях километров от своего Чонгука. - Но ты пошел не по тому пути. Вернулся, но в этот раз не за мной.       Парень водил Чонгука за руку по разбитому стеклу. Смотри, милый, вот моя боль, а здесь прямо под ней, ты убил свою любовь ко мне. - Пойми уже, я не воин. Во мне нет твоей силы. Я ведь только научился жить без кислорода, только подружился со своими кошмарами. Уходи, прошу тебя, - Юнги зарылся носом в грудь, наполнил легкие грозой. - Уезжай, пока я еще в силах остановиться. Всякий раз, когда ты рядом, я начинаю мечтать. Или дай мне уехать. Отправь меня далеко, туда, где я даже в мыслях не смогу до тебя дотянуться.        Чонгук знал. Все это было известно сердцу, пока мозг окунал его любовь в грязь. У него было 3650 дней на то чтобы очернить невинного мальчика из прошлого. У Юнги было столько же, чтобы с этим смириться.        Омега вдруг отпрянул и одним движением вырвал датчики и иглы из вен. Он вскочил на ноги, направился к двери. Глаза его застилали слезы, голову кружило, словно карусель. Надо покончить с этим сейчас. Коридор встретил омегу темнотой.  - Кано! - прокричал он так громко, как только мог. Сейчас Кано увезет его отсюда. Куда угодно, лишь бы подальше. - Кано!       Он шел, натыкался на стены, но не мог остановиться. С него хватит. Он был разбит, а теперь и еще жалок. Чужие руки прибили его к стене. Юнги стал вырываться, извиваться сквозь слезы и проклятия.  - Ты никуда не пойдешь, - прогремел голос из темноты над самым ухом.        Чонгук завел руки над головой и, приблизившись к губам прошептал:  - Не пущу.  - Дай мне уйти, - взмолился Юнги. - Ты ведь смог. Оставил меня в прошлом. - Оставил, - подтвердил Чонгук. - И сам остался там с тобой.        Альфа припал к губам со всей нежностью, что копилась годами. У омеги был вкус нектарин, солнечного света с помесью слез. Чонгук пробовал осторожно, ласково размыкал мокрые уста. В конце концов, Юнги сдался и подался вперед. Пальцы в бинтах легли на шею, скользнули на плечи. Тело омеги стремилось в самое пекло, близко до невозможности. Альфа улыбнулся в поцелуй: у них все еще одно биение на двоих.        Чонгуку многое хотелось сказать: «Я провел вечность, зная что ты никогда не будешь моим. И все же, закрывая глаза, я представлял твою улыбку и думал, как прекрасно нам было бы вместе. В те моменты, я мог остановить мир, только бы ты не исчез. Больнее всего было возвращаться в свою реальность, где ты был не рядом, не смеялся тихо и не засыпал на моих коленях». Юнги понял без слов. Руки альфы скользнули под шелковую пижаму. Бархат кожи ласкал пальцы лепестками белоснежных тюльпанов. Он придвинулся ближе, впечатывая омегу к стене. Этот поцелуй хранил в себе нежность и боль, чистоту первой любви и разлуку длиною в жизнь.  - Чонгук, - отпрянул Юнги. Его глаза сияли расколотыми бриллиантами в ночном небе. - Я больше так не могу. Мы только делаем друг другу больно. - Я готов терпеть всю боль этого мира, если она покоится в твоих губах. Никто, слышишь? Никто тебя у меня не отнимет. Даже ты сам.        Страх овладел каждой клеточкой хрупкого тела. Это все нереально. Так хорошо быть не может. - Ничего не бойся, пока я рядом, - сжал омегу в объятиях Чон. Он тоже боялся, но уже что Юнги снова растворится в воздухе. Совсем как в карцере. - Ни одна душа не посмеет забрать у меня мое солнце. Ни бог, ни дьявол. Никто.        Настенные часы пробили полночь. Их было двое во мраке ночи. Север и его солнце. Юнги и его дом. Они стояли прижавшись друг к другу, вопреки воле судьбы. Но судьба не прощает своеволия. Былое шептало: «Беги», а ночь молила остаться.