Север

      Чимин проводил вылетевшего из класса брата обеспокоенным взглядом.  - Кажется, ему нехорошо, - объяснил он возмущенному поведением подростка учителю. - Пойду, посмотрю, как он там.       Омега вышел следом, не дождавшись разрешения. Он собирался заглянуть в нору, а если Юнги не там, то скорее всего притаился где-нибудь в укромном уголке во дворе под кронами деревьев. По пути к библиотеке, Чимин услышал голос брата у дальней лестницы. Он последовал на звук. “Малыш, прости, я не должен был оставлять тебя одного”, донеслось из за стены. Чимин прикрыл рот рукой, сдерживая поросячий визг. Кажется у его братишки кто-то появился. Как он сразу не догадался! Теперь то все ясно. “Как он мог мне не сказать?”, насупился омега, потирая ручки. Ему бы только мельком поглядеть на счастливчика, угодившего в цепкие лапы скрытного засранца. Разговор стал набирать неожиданно острые обороты. Чимин просто не верил, что Юнги способен быть таким жестоким. “.. я не в том положении, чтобы окружать себя слабаками. Давай, отныне каждый пойдет своей дорогой,” - после этих слов терпеть стало совсем невмоготу. Чимин аккуратно выглянул из за угла, впоследствии отказываясь верить собственным глазам. Чонгук. Обнял Юнги, словно в нем одном был весь его смысл, жадно вдохнул его запах, поцеловал в лоб так нежно и бережно, как Чимину не приходилось и мечтать. Что было дальше, он уже не слышал. Омега вылетел прочь на автопилоте.       Тьма заражала душу, клеточка за клеточкой, лоскут за лоскутом. Оказалось, предательство ощущалось не в груди, а ниже, узлом в утробе. Мучительная тянущая боль, словно внутренние органы месили как тесто.        Войдя в дом, Чимин поплелся в свою комнату, но замер у лестницы. Минсо, змеей притаившейся под камнем, поджидал в коридоре. Он потому и был мужем главы севера, что умел оказаться в нужном месте, застать жертву в состоянии полной уязвимости, бросить семя и ждать. - Ты был прав, - опустив голову, выдавил подросток.       Минсо скрыл внутреннее ликование за личиной сочувствия. Он обнял сына, прижав его голову к груди.  - Мой бедный мальчик, расскажи папе. Тебе полегчает.        Перед омежкой встал выбор. Люди часто делают его в порыве гнева или отравляющей обиды. Вот и Чимину пришлось принять свое решение, которое, сколь банально это ни звучало, заставит многих заплатить цену глубже своих карманов.  Омега рассказал все и даже чуть больше, приукрасив детали в силу возраста и бурной фантазии, затем обессиленный уснул тревожным, часто прерывающимся сном, где скрупулезно выискивал подтверждение своей правоты.        В ту же ночь Минсо рассказал отцу. Чимин ждал все что угодно, но не тишины. В доме было гнетуще спокойно и следующую неделю. Семья даже ужинала вместе. Никто и слова не проронил о случившемся. Отец вроде даже как-то потеплел к Юнги, все справлялся, как у него дела и что нового. Чимин ждал побоища, хотел крови. Вместо этого ему приходилось делать вид, что ничего не произошло.        Как-то утром перед школой брат попросил блеск для губ. Чимин, несмотря на снедающую изнутри желчь, подарил ему один из своих бесчисленных запасов. Юнги стал меняться на глазах, с каждым днем делался увереннее и красивее, цвел и улыбался больше, смеялся смелее. Юнги стал счастливее. Расправлял крылья. Только крылья были краденные. Они принадлежали Чимину. Это он молил о них ночами перед сном, перелистывая фотографии Чонгука, мечтая, выцепить один единственный взгляд обращенный только на него в шумном школьном коридоре. Это он должен был становиться краше, должен был сиять всех ярче. А что теперь? Он набрал лишний килограмм, под опухшими от слез глазами расцвели уродливые серые мешки и цвет лица был не такой, и руки у него безобразно большие, и щиколотки недостаточно узкие. Вот смотрел на себя в зеркало и ненавидел. До холодной дрожи, до окрававленых под собственными ногтями ладоней. Чимин вдруг понял: он недостаточно красив, недостаточно умен, недостаточно обаятелен, недостаточно недостаточно недостаточно недостаточно. Его самого недостаточно. От этого Чимина никто никогда не полюбит.             Омега стоял перед зеркалом в три часа ночи. Демоны за спиной нашептывали самое ужасное проклятье: “Ты был один и умрешь один”. Чимин, гонимый злыми духами, спустился на первый этаж, в уютную каморку - единственное место в доме, дарящее покой. Юнги также не спалось. Пак юркнул под одеяло, прижавшись к брату всем телом.  - У тебя ноги холодные, - поморщился Юнги, шутливо отталкивая омегу.        Чимин обратил на него изможденное лицо, ставшее под лунным отблеском бледнее и прозрачнее.  - Ты мог бы меня ненавидеть? Не так, как обычно, когда мы в ссоре. По-настоящему.       В первый миг Юнги подумал, что это шутка. Но, всмотревшись в покрасневшие от слез глаза, серьезно ответил: - Никогда.  - Почему? - не унимался Чимин. - Ты же мой брат. Самый родной, кто у меня остался, - шепотом сказал Юнги. - Почему ты плакал?       Чимин промолчал.  - Чимин, я давно хотел тебе сказать, но не знал как. Наверное боялся, что ты расстроишься. - Тогда не говори, - затряс головой Пак. - Ничего не говори.       Если брат признается, Чимину станет нечем оправдать себя.  - Значит, ты итак знаешь, - виновато кивнул мальчик. - Прости, я видел, как он тебе нравится. Я пытался остановить все это, но теперь.. Кажется, я не могу от него отказаться. Ты сильно злишься?       Чимин промолчал.  - Ты поэтому плакал? - Это неважно. Просто.. просто будь осторожен, - заплетающимся языком произнес омега напоследок.        Он больше не мог этого вынести. Лучше бы он не приходил. Чимин вышел за дверь, взывая к уступившей место безобразному чувству вины ненависти. Еще несколько минут назад его поступок казался справедливым. Теперь ненависть вернулась. Удвоенная. К себе. 

***

- Чонгук, проснись! - затряс Чонгука за плечи Донгон. - Нам нужно ехать, слышишь? Живо!       Парень очнулся, как от угара, еле разлепив веки, оторвал тяжелую голову от подушки. Отец уже скрылся в темноте коридора. Растерянный парень взглянул на часы. Время 03:30.  - Бери только самое необходимое, - послышался всполошенный голос из отцовской спальни. - И не включай свет!        Сон мигом отступил. Чонгук последовал за снующим в разворошенном кабинете Донгоном. Альфа складывал ценные бумаги и деньги из сейфа в небольшую спортивную сумку, попутно поглядывая нет ли отсвета фар в плотно зановешенном окне.  - Что происходит? - хриплым от недавнего пробуждения голосом спросил Чонгук.  - Нет времени объяснять. Они скоро будут здесь, - суетливо отмахнулся отец. - Подай, - кивнул на зажигалку на столе.        Донгон порвал несколько документов и швырнул в мусорное ведро. Туда же полетела протянутая именная зажигалка. Корзина вспыхнула красным пламенем. Чонгук непонимающе смотрел на отца и постепенно перенимал его страх. Он без лишних вопросов вернулся в комнату, сложил в рюкзак паспорт, новую пачку сигарет и что-то из одежды, нацепил первые попавшиеся джинсы и черную толстовку.        Уже через десять минут Чоны, с двумя рюкзаками наперевес, покидали ворота собственного дома под покровом ночи, словно трусливые форточники, спешащие скрыться с награбленным. Они прыгнули в припрятанную в кустах неподалеку невзрачную тойоту и выехали прочь с трех холмов в сторону трассы ведущей к западному пропускному пункту.  - Ты можешь объяснить, что происходит? - не выдержал Чонгук через пять минут напряженного молчания.        Отец кинул тревожный взгляд в зеркало дальнего вида. Хвоста не было.  - У нас большие проблемы. Надо было уехать, когда я предлагал. Ну ничего. Нам бы только пересечь границу, а там пройдем, как политические беженцы.        Чонгук нервно стучал пальцами по подлокотнику.  - Беженцы? Хочешь сказать, мы покидаем север навсегда?        Ответа не последовало. Чонгук обернулся на отца.  - Я не могу уехать, - сказал он твердо. - Нет времени на капризы! Хочешь, чтобы нас убили?       Парень гневно взъерошил растрепанные волосы.  - Я не могу оставить его, - пробормотал он. - Юнги у него! Я обещал, что буду защищать.. - Юнги? Приемный сын Юнсона? В каких вы отношениях?  - Я его люблю, - вырвалось у Чонгука, раньше, чем он успел это осознать. - Если мы уезжаем, Юнги едет со мной.        Донгон устало потер глаза, взывая к богам родительского терпения.  - Чонгук, он может и даст нам спокойно уйти, но с Юнги - никогда. Ты многого не знаешь. Юнсон не отпустит его.  - Это ты ни черта не знаешь, - упорно стоял на своем Чонгук. - На ребенке живого места нет. В конце концов он изобьет его до смерти. Кто я буду после этого? Я ведь дал слово.       Спорить было бесполезно. Чоны умели стоять на своем. “Мой сын вырос мужчиной”, подумал Донгон, сворачивая в сторону резиденции главы севера. Машина припарковалась за пару кварталов от особняка, там куда не доходил пеший патруль. Чонгук благодарно обнял отца и вышел из автомобиля, успев кинуть напоследок короткое “Я быстро”.        Парень, натянув капюшон толстовки, прошелся вдоль высокого забора. Он поставил ногу на выступающий кирпич и в два счета перепрыгнул двухметровое ограждение, надеясь не привлечь внимание сторожевых псов. По ту сторону ограды не было ни души. Чонгук прошел вдоль особняка к зарешеченному окну на первом этаже.        Юнги вскочил с кровати, услышав настойчивый стук посреди ночи. Спросонья мальчик не сразу понял, что звук доносится из крохотного оконца под потолком. Он забрался на стульчик, выглянул в раму и испуганно пискнул, встретившись лицом к лицу с безликой тенью. Чонгук, заметив ужас в глазах Юнги, скинул капюшон толстовки.  - Это я.        Юнги мигом распахнул окно. Весенний ночной воздух и запах грозы ворвались в комнатушку, а в месте с ними недоброе предчувствие, написанное в чернющих глазах напротив. - Юнги, нет времени объяснять, - опасливо озираясь, сказал альфа. - Мы с отцом должны уехать.       Сердце омеги пропустило удар. Неужели, и Чонгук его покидает? - Я еду на запад. Мы станем политическими беженцами. Пока это все, что я знаю, - с каждым новым словом у Юнги все сильнее леденела душа. - Я пришел за тобой. Хочу, чтобы ты ехал со мной.  - Я поеду, - пропустив мимо ушей зачем и куда, решительно заявил омега. - Только не оставляй меня.        Чонгук накрыл ладонь, сжимающую прут решетки, своей. Другого ответа и быть не могло. Место этого омежки рядом с ним. Только так и никак иначе. Они начнут заново, там где их никто не знает. Им предстоит немало трудностей, но Чонгук сможет. Ему теперь есть для кого жить. Он защитит своего мальчика от его ночных кошмаров, станет ему бетонной стеной, покажет море.       Глаза Юнги внезапно округлились от ужаса. Он уставился куда-то позади альфы. Чонгук уже было обернулся, и тут же удар в спину. Жгло, словно в позвоночник среди ясной ночи врезалась молния. Пальцы вмиг онемели и разжали прутья решетки. Альфа упал ничком на землю, подергиваясь в конвульсиях. В ушах стоял крик Юнги. Он не давал отключиться, не позволял раствориться в темноте. Чонгук почувствовал, как его тащат поперек вымостка, волоча ноги по плитке. Электрические волны накатами проносились по телу. И пальцем не шевельнуть.        Юнги впился в решетку до посинение в пальцах. Чьи-то руки обхватили талию, отдирая визжащего ребенка от окна.  - Отец, отпусти его! - вопил омега, вырываясь. - Прикажи, чтобы отпустили! Не трогай его! Скажи им, чтобы отпустили! Отец..       Омега стал задыхаться. Он жадно хватал ртом воздух, но кислород останавливался где-то в горле, выходил назад с криком, не добравшись до легких.  - Тихо, тихо, мой мальчик, - ровным голосом успокаивал Юнсон, сжимая сына в объятиях. - Я рядом.  - Я сделаю все, что захочешь, - запинаясь взмолился Юнги. - Все, что скажешь. Отпусти его. Только не убивай, я прошу тебя.       Омега положил дрожащие ладони на невозмутимо спокойное лицо, всмотрелся в отдающие антарктическим холодом глаза.  - Все, что пожелаешь, - захлебываясь в слезах, обещал мальчик.       Юнсон погладил бьющегося в истерике сына по спине.  - Я пощажу его, чтобы ты понял, как сильно я люблю тебя, - жутко улыбнулся Юнсон. - Единственный альфа, который тебе нужен - это твой отец. Только я всегда буду рядом.       То было проклятье. Юнги и это проглотил. Мальчик опустил голову на грудь, позволил гладить себя по волосам и стирать слезы с горящих щек. “Ненавижу”, твердил он про себя, глядя на крошечное окно под потолком.        Юнсон оставил сына поскуливающим на полу. Выйдя во двор, он подошел к посаженным на колени отцу и сыну, широко разведя руки.  - Приветствую, друг мой.       Глава присел на корточки рядом с потрепанным собаками Донгоном.  - Я ждал тебя у границы, а ты пришел в мой дом, - оскалился Юнсон, глядя бывшему другу в глаза. - Ты предал наш союз. Предал меня, север, наши идеи, все, что мы выстраивали год за годом кровью и потом.  - Опомнись, ты превратился в тех, кого мы презирали, - промычал Донгон. - Кто-то должен тебя остановить.        Глава Пак придавил ногу бывшего товарища тростью. - Отпусти его, - прохрипел Донгон, кивая в сторону обездвиженного шокером Чонгука. - Во имя нашей дружбы. Вспомни наконец, ты не только глава севера, ты - человек. - Отец, - промычал парень, силясь поднять голову. Электрический вал сводил зубы в скрипящий замок.        Юнсон сжал рот друга ладонью. - Молчи. Предателям не положено последнее слово.        Затем наклонившись к самому уху прошептал: - Твой сын прославит фамилию Чон на весь мир. Щенок заживет в позоре. Куда бы он не ступил, все будут знать его, как отцеубийцу. Сын поплатится за твои грехи. Спи спокойно, друг мой.        Альфа кивнул стоящей за спиной охране. Во дворе особняка раздался выстрел. Чонгук видел, как пронзенное пулей в лоб тело оседает на ровное травяное одеяло. Глаза его, устремленные на Юнсона, были распахнуты от ужаса, а в горле встал отчаянный вопль. Чонгука вырубило одним точным ударом в затылок. Он и не успел осознать смерть отца. В ту секунду его забрала темнота.