we made it

— Кевин? голос Жана — едва слышный, тихий шепот, — доносится со стороны дверного проема. он замирает там, ладонью упираясь в дверной косяк. Кевин — лежит на узкой детской кровати, но тут же приподнимается на локте и, щурясь, смотрит на Жана. а после — манит его к себе. Жан подходит. присаживается рядом, кладет ладонь на плечо Кевина, мягко поглаживая, пока Кевин снова обращает свое внимание на мирно спящую рядом девочку. её волосы рассыпались по подушке, одну ладонь она положила под щеку, а одеялом накрылась до самой шеи. на губах Кевина играет едва заметная улыбка. Жан редко видит на его лице такую улыбку. она интимная, предназначенная только для самых близких, и Кевин редко её себе позволяет. но эта улыбка полна нежности и любви, она самая искренняя, искреннее даже той, широкой и красивой, которую Жан тоже очень любит. но сейчас Кевин улыбается иначе. — всю ночь тут проведешь? — усмехается Жан шепотом ему на ухо, прежде чем поцеловать в висок. улыбка Кевина становится шире: всё так же великолепна, но пропадает шарм, оттенок таинственности. — я просто… — Кевин качает головой, его уши розовеют, и Жан невольно улыбается тоже, — теперь это уже точно. ну, официально. наша дочь. как это звучит, а? — он усмехается, и в этом смешке есть взволнованная нотка. Жан цепляется за неё, используя как повод сказать о том, что занимает его мысли в последние пару дней. — да, здорово, — говорит он. замирает на пару секунд, раздумывая, и всё же выдает: — я всю жизнь думал, что никогда не смогу стать хорошим родителем. на несколько секунд в комнате застывает молчание, — словно Жан этими словами изменил ход времени, — а после Кевин медленно разворачивается, глядя на него с тревогой. — вернемся в нашу спальню? — предлагает он тихо. Жан кивает, Кевин поднимается на ноги, проверяет, что у Олли всё в порядке, а потом опускает ладонь на поясницу Жана, мягко подталкивая его к выходу. как только они оказываются в своей спальне, Кевин закрывает дверь и садится на кровать. Жан опускается рядом, ложась на спину. — тебя что-то беспокоит? — мягко спрашивает Кевин, оборачиваясь на него. — в смысле… мы обсуждали это, даже не раз, и я думал, мы всё уже… — нет, нет, — Жан вдруг садится, опуская ладонь на его предплечье, — я знаю. я просто… ну, знаешь. ты сам сказал: теперь это официально. только если тебя это воодушевляет, меня до сих пор как будто… я боюсь не справиться с ответственностью. я не знаю, как из меня может получиться хороший отец. Кевин садится удобнее, забирается на кровать с ногами, притягивает Жана в свои объятия. она оба без футболок, и это немного интимнее, ближе. пару минут они сидят так: не двигаясь, слушая дыхание друг друга. Кевин знает, что эти сомнения пройдут, иногда на Жана накатывает — особенно сейчас это оправдано, это был трудный день, нет ничего странного в подобной реакции. но ему хочется, чтобы Жан не беспокоился так сильно, потому что Кевин также знает, что вдвоём они точно со всем справятся. — сколько тебе было, когда не стало твоей матери? — вдруг спрашивает Жан. ладонь Кевина — на его предплечье, мягко поглаживает большим пальцем кожу, касается старых шрамов. почему-то они никогда об этом не говорили: Кевина даже удивляет сейчас, что им обоим уже больше тридцати, а Жан до сих пор не знает. — четыре или пять, не помню точно, — отвечает он наконец, целуя Жана в висок. — ты помнишь что-нибудь о своём детстве до её смерти? это неожиданный вопрос. Кевин хмурится, задумываясь, но приходит к выводу: почти ничего. — очень отдаленно. а что? — моё детство тоже нельзя назвать образцовым, — Жан поводит плечами. — ну, ты знаешь. трудно отыскать счастливые моменты, когда каждый твой проеб заканчивался синяками на теле, а потом тебя просто продали. Кев, — он останавливает его движением ладони, видя, что тот хочет сказать что-то утешающее. — я никогда не знал, каково это — иметь хороших и любящих родителей. и сначала я долгое время хотел иметь ребенка в будущем именно для того, чтобы дать ему всё то, чего не было у меня. — Жан, — Кевин болезненно хмурится, качает головой, потом — обнимает его за плечи и снова притягивает к себе. иногда ему трудно выразить словами всё то, что он чувствует к Жану, и помогают только прикосновения. ладонь мягко поглаживает по спине, выводит успокаивающие круги, пока Жан продолжает говорить: — а потом я впервые влюбился в парня и подумал, что, наверное, если так пойдёт и дальше, то моя идея насчёт детей пойдет крахом, — усмехается он невесело. — у меня не особенно было время думать об этом, когда я оказался в Эверморе, но… — Жан обнимает Кевина чуть крепче и устраивается удобнее в его объятиях. — но я снова вспомнил о своих мечтах уже после. ну, знаешь. когда мы с тобой ещё не были вместе по-нормальному. я тогда пересмотрел свои взгляды и подумал, что мне никогда нельзя будет иметь детей, потому что я не справлюсь и стану таким же, как мой собственный отец. или как моя мать. не знаю, кто был лучше, выбирать из них это как выбирать меньшее из зол. — ты знаешь, что это неправда, — Кевин мягко заставляет его отстраниться и опускает ладонь на его скулу. — и мы обсуждали это с тобой столько раз. ты справишься, да ты уже справляешься. и не смей больше при мне сравнивать себя с этими моральными уродами. — Кев, — Жан усмехается, качает головой, но веселье пропадает из его голоса, когда он наконец высказывает мысль, что отчаянно бьется о стенки его разума. — я так боюсь проебаться. честно. так боюсь. Кевин смотрит на него с тревожной заботой. с любовью — необъятной и огромной, её нельзя измерить, любовь Кевина Дэя к Жану Моро — это такая величина, для обозначения которой ещё не придумали цифры, и не хватит даже степеней и факториалов. смотрит, как на самое ценное, чем обладает в этой жизни, — но ведь так и есть, Кевин однажды чуть его не потерял, и уже не намерен отпускать. смотрит внимательно-пронзительно, а потом тянется, чтобы поцеловать в лоб. — я тоже, — признается он. — но я верю в нас. потому что я знаю, что в дни, когда я буду не в состоянии справиться, ты придешь мне на помощь. и я сделаю то же для тебя. разве нет? — Кевин прижимается губами к его лбу снова, замирает в таком положении. — да, — просто отвечает Жан и не знает, что ещё добавить. все его тревоги и правда не имеют особенных оснований, но они есть, и Жану просто нужно пережить эти дни, когда тревога будет накатывать тошнотворной волной. просто пережить — и станет легче, все наладится. он это знает, Кевин — знает тоже. Кевин тянет его за собой, ложится на спину, а Жан устраивается на его груди. пальцы Кевина машинально вплетаются в его волосы, пока он смотрит прямо перед собой. — спасибо, — вдруг добавляет Жан, поднимая взгляд. — за что? — насмешливо улыбается Кевин. — за то, что я могу прийти к тебе, когда мне не дают покоя собственные мысли, — начинает он, склоняя голову, — и тогда этот покой мне можешь дать ты. Кевин тянет его на себя, садится, притягивает в свои объятия, и они сидят так: ладонь Кевина круговыми движениями поглаживает Жана по спине, пока тот устраивает подбородок на его плече и прикрывает глаза. это — его дом. — у нас открытая бутылка вина в холодильнике, — вдруг бормочет Жан, и по голосу слышно — улыбается. — и, кажется, остались фрукты. не хочешь? — хочу, — усмехается Кевин, отстраняясь. но едва они встают с кровати, как из коридора доносится какой-то шум: не голос, но и не просто шорох. Кевин и Жан, хмурясь, переглядываются и собираются выйти, чтобы проверить, но дверь в их спальню тут же приоткрывается сама. Оливия стоит на пороге, испуганно глядя на них обоих своими большими глазами и прижимая к груди мягкую игрушку — медвежонка с чересчур длинными лапами, которого ей подарил Жан на прошлый день рождения. она живет с ними чуть меньше года: это обязательная процедура перед удочерением, ребенок должен пожить в приемной семье как минимум шесть месяцев, чтобы после потенциальные родители прошли все проверки и доказали, что они смогут о ребенке заботиться должным образом. Кевин и Жан эти проверки прошли. теперь — Олли официально их приемная дочь, по всем документам, и даже фамилия у неё теперь — Дэй-Моро. даже сейчас, когда она стоит на пороге их спальни в своей бежевой пижаме с принтом из новогодних леденцов, Кевин смотрит на неё и не верит до конца в то, что это правда случилось. что долгие годы разговоров об этом с Жаном и правда привели к тому, что у них теперь действительно есть ребенок, за которого они несут ответственность, которого уже успели полюбить, как родного. — что-то случилось, котенок? — Жан подходит к ней первым. у Олли большие красивые глаза — светло-голубые, но в темноте всегда отливают синевой, цветом электрик. её тёмные кудрявые волосы по плечи растрепаны после сна, и она неровно вздыхает, переводя взгляд на Жана, но продолжает молчать. Жан присаживается на корточки, и она тут же шагает в его объятия, крепко обнимая за шею и продолжая сжимать мишку в другой руке. у Жана что-то начинает болезненно тянуть в районе сердца, когда он слышит, как она едва заметно всхлипывает. он забирает мишку из её рук, кладет его на кровать и берет Олли на руки, так легко, словно она ничего не весит. девочка тихо всхлипывает снова, пытаясь сдержать слёзы, и он стоит с ней посреди их с Кевином спальни, гладит её по спине и шепчет на ушко тихое «tout va bien, chérie, c'est bon». Кевин подходит к нему со спины, Оливия поднимает на него взгляд, когда он осторожно проводит ладонью сквозь её волосы. — тебе что-то приснилось? — спрашивает он тихо. девочка быстро кивает и снова утыкается носом в плечо Жана, обнимая его так крепко, словно он сейчас исчезнет. кошмары были нередким явлением у Олли поначалу, когда она только начала жить с Кевином и Жаном, но со временем ситуация улучшилась, они сходили с ней к специалисту, и сейчас они почти её не беспокоят. но такое случается: после очень эмоционального дня, когда происходит что-то важное, как, например, сегодня — она может проснуться посреди ночи и прибежать к ним едва ли не в слезах. Кевину всегда тяжело от того, что он даже ничем не может помочь, кроме как успокоить и сказать, что они рядом, что они ни за что не дадут ее в обиду, и что с ними она в безопасности. девочка по прежнему у Жана на руках, её вздохи все еще судорожные и неровные, но она уже не плачет, успокаивается от его тепла. Жан поглаживает её по спине, а потом начинает медленно ходить с ней из одного конца комнаты в другой — от окна до двери, — и Кевин слышит, как он очень тихо напевает ей на ухо какую-то колыбельную. — а можно, — начинает Олли, и Жан останавливается, чтобы она договорила. Кевин подходит ближе, и она смотрит на него, когда спрашивает: — можно поспать с вами сегодня? — конечно, солнышко, — отвечает Кевин с некоторой грустью в голосе: кошмар правда её напугал, раз она не хочет спать одна. Жан целует её в висок, и она снова кладет голову ему на плечо. — спасибо, — бормочет тихо, и Кевин видит, что её глаза снова затуманиваются сонливостью. — надо принести моё одеяло. чтобы мы все поместились. — мы и так поместимся, малыш, не переживай, — усмехается Жан, но девочка лишь вздыхает. — но мою подушку надо принести, — возражает она. — сейчас, — Кевин улыбается ей и оставляет их в спальне вдвоём. он выключает ночник на тумбочке в детской, который Олли, видимо, включила, прежде чем выйти к ним, он берет её подушку, берет плед, который всегда лежит на её кровати — вряд ли он понадобится, но он будет рядом, чтобы ей было комфортно. когда он возвращается в спальню и кладет все это на кровать, Жан стоит возле окна с Оливией на руках, и до Кевина доносится его тихое, бархатистое бормотание ей на ухо. Жан оборачивается, смотрит на Кевина с благодарностью, а потом подходит к кровати, чтобы опустить на неё Олли. она уже почти уснула, и потому тут же устраивается удобнее посередине большой кровати, Кевин укрывает её одеялом и садится сбоку, наклоняясь, чтобы поцеловать в лоб. Олли что-то произносит сквозь сон, обнимает своего мишку и закрывает глаза плотнее. Жан присаживается с другой стороны и поправляет ей волосы, заправляя прядь за ухо. в его глазах — любовь и забота, такая глубокая, что Кевин готов в ней утонуть, пусть она предназначена и не ему. они ждут, пока Оливия уснет окончательно: пару раз она вздыхает сквозь сон, переворачивается на другой бок, обнимает мишку крепче. мишку, кстати, зовут Ив — потому что это второе имя Жана, которое Оливии так понравилось, что она назвала в честь него мягкую игрушку. Жан тогда едва не заплакал, на пару минут став самым сентиментальным человеком в мире из-за этой девочки. они ждут, пока она уснет, — а потом Кевин протягивает ладонь Жану, он сжимает его пальцы с лёгким кивком, и, оставив возле кровати один из ночников выключенным, они бесшумно выходят из спальни и идут на кухню. — надо будет вернуться побыстрее. она расстроится, если вдруг проснется снова и не увидит нас рядом, — бормочет Кевин, опуская ладони на талию Жана, пока тот открывает холодильник. Жан согласно кивает, но все равно достает вино и разливает немного в бокалы, прежде чем поставить на столешницу рядом миску с клубникой. — Жан, — зовёт его Кевин, сделав глоток вина. тот вопросительно вскидывает брови, поворачиваясь к нему. — ты замечательный родитель, — вдруг говорит Кевин с теплом в голосе, и тот часто моргает. — даже не смей со мной спорить, я только что наблюдал, как ты почти полчаса успокаивал нашу дочь. и если ты все еще считаешь, что недостаточно хорош, то я буду бесконечно долго доказывать тебе обратное. — Кев, — Жан вздыхает, качает головой, но улыбка все же пробивается через броню тревоги. он подходит ближе, ставит бокал на стол и обнимает Кевина за талию, прижимаясь к его голому торсу своим собственным. тепло, пахнет клубникой, вином и домом. Жан целует Кевина в плечо, прежде чем отстраниться и посмотреть на него. — спасибо. я люблю тебя. спасибо. после стольких лет в терапии произносить эту фразу — легко, но она по-прежнему значит слишком многое, и они никогда такими словами не разбрасываются. Кевин всегда завидовал тем, кто мог с легкостью признаваться в любви, — а теперь сам понимает, что это не такой уж и нужный навык. потому что гораздо, гораздо важнее, если ты умеешь говорить это глубокое «я люблю тебя», глядя прямо в глаза и подразумевая, что этой любви в тебе сейчас так много, что она вот-вот наружу выплеснется в виде цунами, что вот-вот сломает ребра силой своей волны. и только поэтому ты в ней признаешься — потому что просто не можешь больше держать внутри, не выдерживаешь ее силы. Кевин целует его. поцелуй — с привкусом вина и отчаяния, он так хочет, чтобы Жан увидел то, что видят глаза Кевина. но ему достаточно и того, что Жан просто соглашается, просто принимает его слова, просто целует его в ответ, и пальцы вплетаются в волосы с таким же трепетом. они возвращаются в спальню двадцать минут спустя, ложатся по обе стороны от Оливии, будто закрывая её собой от всего плохого, что с ней случалось или ещё может случиться. Кевин тянет через неё руку, кладет Жану на бедро, тот ухмыляется, когда пальцы Кевина поглаживают по коже, скользят под ткань боксеров, будто дразнят, а потом исчезают. Кевин выключает свет, приподнимается на локте, тянется, чтобы поцеловать Жана в висок, а потом так же целует и Оливию. спальня погружается в тишину уже через несколько минут, и Кевин испытывает странное ощущение безопасности, когда чувствует, как проваливается в сон.