we made it

это обычное утро.  точнее, оно было бы обычным, но Кевин открывает глаза, щурится от яркого солнца — черт возьми, опять забыли закрыть шторы перед сном, — и видит перед собой Оливию.  он коротко выдыхает, пока всё внутри наполняется теплом. это так странно. нет, неподходящее слово: скорее, непривычно и очень-очень хорошо, до сладкого трепета внутри, который он не испытывал уже давно. он до сих пор радуется этому так, словно это случилось вчера, — хотя скоро будет год, как она живет с ними.  обычно она, конечно, спит в своей кровати в другой комнате, но этой ночью ей приснился кошмар и она попросила остаться с ними — так что он видит её рядом с собой, когда просыпается, и это ощущается как дом, потому что все втроем рядом, и внутри так спокойно, что даже легче дышать.   Кевин поворачивает голову, глядя на электронные часы на тумбочке: 7:14. он снова проклинает себя — и Жана, хотя по-доброму и любя, — за то, что они забыли о ярком утреннем солнце. затем — нехотя встаёт, задвигает шторы, ложится обратно, укрываясь одеялом. Олли ворочается, открывает глаза, глядя на Кевина с сонным прищуром, и он тут же притягивает её к своей груди, целуя в макушку.  — можешь поспать ещё, малыш, нам пока не надо вставать, — бормочет он, и Оливия согласно кивает, устраиваясь в его объятиях удобнее. чуткий сон Жана тоже оказывается потревожен, он приподнимается на локте, проводит ладонью сквозь волосы и смотрит на Кевина с сонным непониманием.  — что случилось? — спрашивает он хрипло, бросая быстрый взгляд на часы. Кевин не может сдержать улыбку, а потом тянется к Жану, растрепывает волосы и опускает ладонь на его скулу.  — ничего. мы просто забыли закрыть шторы, я сделал это сейчас, — поясняет он с усмешкой. — спи. мы поздно легли.  Жан так же сонно кивает, кладет голову на подушку, но глаза не закрывает: смотрит на Кевина с прищуром. он не улыбается, но в его взгляде — бесконечное тепло.  — не хочешь лечь поближе? — вдруг спрашивает он тихо. — хочу тебя обнять.  Кевин не может подавить улыбку. он садится на кровати, осторожно двигая Оливию в сторону, потому что она лежит посередине, между ними, и от этих передвижений она бормочет что-то сквозь сон и крепче обнимает подушку Кевина руками; затем — он ложится на её место, прижимаясь спиной к груди Жана. Жан тут же обнимает его, устраиваясь удобнее, и закрывает глаза. Кевин усмехается, но его так сильно клонит в сон, что он следует его примеру. просыпаются снова они, когда на тумбочке со стороны Жана звонит будильник. Жан откладывает его на десять минут, Кевин глубже зарывается лицом в подушку: в комнате комфортный полумрак и такая спокойная тишина, только Оливия сопит где-то под ухом, и последнее, чего ему сейчас хочется, — это вставать. сквозь полусон он чувствует, как Жан обнимает его за талию крепче, двигаясь ближе и устраивая голову на его плече. кажется, он тоже вставать не собирается, — и губы Кевина невольно расплываются в улыбке.  Кевин любит вспоминать, что сейчас он может позволить себе пролежать в кровати хоть целый день, и никто ему ничего за это не сделает.  когда они с Жаном впервые серьезно завели разговор об усыновлении — серьезно, а не из серии «было бы здорово, если», — первым перед ними встал вопрос о том, как совместить родительство с экси. это казалось не таким трудным сейчас, когда они вот уже несколько лет были на пике своих карьер, когда у них не было проблем с деньгами даже с учетом выплат Морияма, — но Кевин все равно высказал свои тревоги, и они вместе над ними думали. после предстояло несколько разговоров с самим Ичиро Морияма и с его коллегами, в ходе которых Кевину даже показалось, что мнение Ичиро о них с Жаном несколько изменилось — в лучшую сторону. и в конце концов всё было улажено: им разрешили взять перерыв от профессионального спорта ровно на такой период времени, который будет необходим, чтобы ребенок освоился дома в новой семье, — но не больше, чем на три года. этого было достаточно с головой. после им предстояло еще на несколько лет вернуться в команды, но это действительно вряд ли могло продолжаться дольше нескольких лет, потому что окончание карьеры у спортсменов наступало достаточно рано.  одним из самых тяжелых разговоров Кевина и Жана был разговор о том, что будет, если один из них лишится возможности играть — физически. и это было тяжело — потому что они смогли бы, пожалуй, позволить себе такое через несколько лет, но не сейчас, а сейчас такой исход мог означать даже самое худшее. в конце концов они решили, что, в случае такой ситуации, это будет их общая проблема, решать которую они будут тоже вместе, а вечно откладывать жизнь, оправдываясь тем, что только может случиться, нельзя. и вот, они здесь. входят в свой второй год перерыва от экси, поддерживают форму в спортзале, выплачивают деньги из своих сбережений, — и всё это ради того, чтобы в их доме жила эта принцесса.  Кевин приоткрывает глаза, чтобы взглянуть на неё и убедиться, что всё это — по-прежнему реальность. однажды он привыкнет, и он думает, что это случится скоро, но пока — пока сердце делает неловкий кувырок в груди, когда он видит её спящее лицо. Оливия поворачивается на другой бок и двигается ближе к Кевину, прижимаясь к его груди. он почти задерживает дыхание, заправляет пальцами за ухо прядь волос, — и его ладонь кажется по-настоящему огромной по сравнению с её лицом. где-то позади он вдруг слышит смешок — такой мягкий и добрый, что улыбка тут же возникает на губах, пока Жан, обнимая Кевина, кладет голову на его плечо, чтобы тоже видеть Оливию.  — она просто прелесть, да? — шепчет Кевин едва слышно, проводит костяшками пальцев по её щеке, прежде чем убрать ладонь. Жан целует Кевина в шею.  — ты тоже, кстати, — бормочет он в ответ, — но я почему-то не смотрю на тебя, когда ты спишь.  — да ну тебя, — фыркает Кевин, мягко толкая Жана локтем. они оба смеются, падая на спины, и Жан двигается ближе.  Оливия ворочается, Кевин тут же поворачивается к ней и видит, что она приоткрыла глаза и теперь сонно смотрит на них.  — доволен? — шепотом фыркает Кевин Жану. — разбудил ребенка.  Жан закатывает глаза, а потом обнимает его за торс и носом утыкается Кевину в шею, глубоко вздыхая. с Жаном невозможно даже притворяться, что злишься, когда он ведёт себя так. иногда он правда напоминает Кевину кота, которому нужно лишь посмотреть определенным образом, чтобы у Кевина внутри что-то щелкнуло, и он с ног до головы наполнился любовью к Жану, которая вытеснила бы остальные эмоции.  — ты такой теплый, — бормочет Жан, добивая окончательно, и Кевин плавится. Оливия вдруг садится, потирает глаза, а её губы растягиваются в сонной улыбке.  — доброе утро, — с такой же улыбкой отвечает Кевин. — как спалось? — с вами — хорошо, — она улыбается чуть хитрее.  — отлично, — смеётся Жан, тоже садясь. — но это не значит, что теперь ты будешь постоянно спать с нами, договорились? — он улыбается. Лив кивает, улыбается тоже, а потом перебирается к Жану через Кевина, пока тот издаёт притворный стон, делая вид, что ему больно, когда она упирается ладонью ему в грудь. правда, для Оливии он, видимо, кажется очень даже реалистичным, потому что она садится рядом и испуганно оборачивается на него.  — я сделала тебе больно? — спрашивает она тихо, и Кевину требуется пара секунд, чтобы осознать, что случилось.  — нет? нет, господи, всё в порядке, — он тут же садится, глядя на неё распахнутыми глазами. — это была шутка, хорошо? не переживай, Лив, я просто… ты слишком мало весишь, чтобы правда причинить мне боль, я просто притворился и это должно было быть смешно, — он пытается улыбнуться, Оливия — улыбается чуть смелее, согласно кивает. Жан обнимает ее со спины и притягивает в свои объятия, и она с радостью поддается, прижимаясь к его теплому телу. Кевин проводит ладонью сквозь волосы, глядит на них обоих и наконец улыбается тоже.  — а что у нас сегодня на завтрак? — Оливия запрокидывает голову, чтобы посмотреть на Жана. тот склоняется и целует её в макушку, прежде чем ответить: — а что ты хочешь?  — что я хочу? — она хмурится. — панкейки?  Кевин с Жаном переглядываются, безмолвно решая что-то, а потом кивают. Оливия радостно хлопает, а потом спрыгивает с кровати и берет Жана за руку, тянет его за собой.  — идём? я хочу есть, — говорит она с воодушевлением. Кевин смеётся, падая обратно на подушки.  — пара минут, и я встану, — бормочет он, поднимая руки, а потом выразительно смотрит на Жана. тот непонимающе хмурится, но потом — господи — понимает, в чем дело, и фыркает.  — пойдем, котенок, Кев скоро присоединится, — бормочет Жан, вставая с кровати со вздохом, и Оливия первой выбегает из их спальни, шлепая босыми ногами по направлению к ванной. Жан же задерживается, чтобы, опираясь рукой о матрас, склониться к уху Кевина и прошептать: — извини, детка, я даже помочь тебе не могу. такая она, жизнь с детьми, — он притворно вздыхает, а потом переходит на французский, — о, ужас, и даже никакого минета по утрам, quel malheur… — ты не помогаешь, — раздраженно стонет Кевин, закрывая ладонью глаза. Жан со смехом целует его в висок и тоже выходит из комнаты.  каждое утро Жан тратит десять минут на бритье, и Оливия обожает наблюдать за этим процессом и находиться в ванной вместе с ним. вот и сейчас, Жан заходит в ванную, когда девочка уже выключает воду и берет полотенце, — и он встаёт рядом с ней (у Лив есть своя табуреточка, без которой до раковины она не достает) и включает воду снова, умываясь, прежде чем взять пену для бритья. раковина в их ванной встроена в длинную столешницу, и у Оливии есть плохая привычка на ней сидеть, — что она и делает сейчас. Жан вскидывает брови и неодобрительно качает головой, но Оливия видит улыбку на его лице и заливается смехом.  пока Жан бреется, она иногда с тем же смехом передразнивает выражения его лица, но в основном — наблюдает с интересом за тем, как с его лица исчезает пена. Кевин приходит к ним через десять минут — к счастью, ванная у них большая, помещаются все втроем, — обнимает Жана за талию, чтобы быстро поцеловать его в плечо, а потом открывает шкафчик возле раковины, чтобы найти там новую упаковку шампуня. Жан вытирает лицо чистым полотенцем, рассматривает идеально гладкую кожу в зеркале, и Оливия тянется к нему за обнимашками. Жан просто берет её на руки, и она кладет голову ему на плечо.  — вкусно пахнет, — комментирует она, пока Жан несет ее на кухню. он усмехается, целует её в волосы.  — мне тоже нравится, — хмыкает он, сажая её на высокий барный стул возле столешницы. — итак. панкейки? — да, да, да! — тут же воодушевляется Олли.  — отлично, — Жан подходит к холодильнику, чтобы достать все необходимое, потом наливает два стакана воды — себе и Оливии, а следом ставит на столешницу стеклянную миску, разбивая туда яйца.  Кевин приходит к ним на кухню совсем скоро, у него влажные после душа волосы и на нем нет футболки. из них двоих по-настоящему хорошо готовить умеет только Жан — и он часто подшучивает над Кевином из-за этого, но любя и по-доброму. это никогда не упрек: если нужно, Кевин тоже сможет сделать себе поесть, просто Жану нравится пробовать готовить разные блюда и нравится получать восхитительный результат и комплименты от мужа — и дочери. кроме того, для них и не проблема заказать что-нибудь или купить готовое, если на приготовление нет времени или сил — они нередко делали так ещё до того, как у них появилась Оливия, когда большую часть их жизни составляли тренировки и матчи. сейчас же они свободны от работы на какое-то время, и потому желание готовить в Жане проснулось с новой силой. и сейчас, пока Жан смешивает ингредиенты, включает музыку на фон и ставит чайник, Кевин даже не пытается вмешаться, просто садясь рядом с Оливией и разговаривая с ней, — а вот Оливии присоединиться к Жану хочется очень сильно. но она лишь смотрит на него большими глазами — у неё они пронзительного льдистого оттенка, синие, похожие на васильки, — смотрит, не решаясь попросить.  — хочешь помочь? — Жан замечает её взгляд и останавливается. она радостно распахивает глаза и быстро кивает. Жан ставит рядом с собой табуретку, на которую и забирается Лив, а потом дает ей в руки просеиватель для муки. она нажимает на ручку, порциями высыпая муку в тесто, а потом Жан дает ей венчик и осторожно кладет свою ладонь поверх её, руководя её движениями. ладони Жана — просто огромные по сравнению с ладошками Оливии, его длинные пальцы держат крепко, и Кевин замирает, наблюдая за этой картиной. потом Жан переходит к плите, а Оливия снова возвращается к Кевину. она вдруг берет его за руку и смотрит несколько долгих секунд, прежде чем наконец заговорить: — Кеви, — обращается она нерешительно, — сделаешь мне прическу?  Кевин широко улыбается, кивает, и она убегает в комнату за резинками и расческой.  Кевин и Жан, конечно, говорили ей, что она может обращаться к ним словом «папа», — но, видимо, для неё это слишком непривычно после жизни в фостерных семьях, где такое было, конечно, не принято. и она каждый раз колеблется, когда ей нужно обратиться к одному из них, и в конце концов обращается или по имени, или вообще никак, но Кевин и Жан знают, что этому просто нужно дать время, а ей — нужно привыкнуть.  Кевин сажает Лив на стул перед собой и осторожно расчесывает ей волосы, тихо подпевая себе под нос. ей очень нравится, когда Кевин делает что-то с её волосами, по выходным это для нее почти ритуал — прийти к нему и попросить. а Кевин, в общем-то, уже неплохо научился заплетать косички, и на её густых волосах у него получается отлично. так что сейчас он расчесывает ее волосы, касаясь нежно и так, чтобы не причинить боль, пока она довольно закрывает глаза. когда две аккуратные косички оказываются заплетены, она радостно бежит к зеркалу, чтобы оценить их, а потом — ещё радостнее и ещё быстрее бежит к Кевину, чтобы обнять его, бормоча тихое «спасибо».  потом она снова помогает Жану: на этот раз под его присмотром выливает тесто на сковородку и едва не роняет на пол миску с остатками теста, но, к счастью, Кевин стоит с другой стороны и успевает вовремя её поймать. она выглядит испуганной, но Жан целует её в макушку и говорит, что ничего страшного не случилось, так что она возвращается к более важным вещам — панкейкам на сковородке.  в конце концов они садятся за стол: Кевин делает им с Жаном кофе, отправляя самого Жана садиться, потому что он и без того уже много сделал. на столе появляется шоколадная паста, свежие ягоды и джем, — ягоды в первую очередь для Кевина, потому что он сладкое не слишком любит и может съесть пару панкейков лишь за компанию, а вот Жан с радостью кладет себе шоколадную пасту и удовлетворенно прикрывает глаза от сочетания вкусов во рту.  Оливия выглядит такой счастливой, пока ест свою порцию, что в голове у Кевина вдруг появляются непривычные мысли, от которых перехватывает дыхание: господи, неужели мы все делаем правильно? неужели ей правда с нами хорошо?  и Оливия, будто подтверждая эти мысли, относит тарелку в раковину, а потом подходит к Жану и обнимает его, прижимаясь к груди.  — спасибо, — говорит она куда-то в ткань его футболки, и Кевин видит выражение лица Жана — настолько удивленное и растроганное, настолько редкое, что внутри что-то тепло сжимается.  — всегда пожалуйста, — отвечает он ей мягко, целует в макушку и обнимает в ответ, щекой прижимаясь к её голове. они замирают так ненадолго, потом Лив отстраняется и садится обратно на свое место, дожидаясь, пока её папы закончат завтрак. Кевин допивает кофе и бросает в рот кусочек клубники, уткнувшись в телефон. потом он откладывает мобильник в сторону, поднимает взгляд на Жана, — и тот так же увлечен чтением новостей, а потому не замечает, что над губой остался шоколад. Кевин хмыкает, и Жан поднимает на него вопросительный взгляд.  — можно поцеловать? — спрашивает Кевин по-французски. Жан непонимающе хмурится — зачем для этого вопроса надо было переходить на другой язык? — но в конце концов кивает. Кевин тянется и касается его губ своими осторожно, даже — целомудренно, слизывает шоколад, и Жан понимает, в чем было дело, а потом улыбается в поцелуй. — сладко, — комментирует Кевин.  — хоть в таком виде можно впихнуть в тебя шоколад, а то все не как у людей, — Жан закатывает глаза, и Кевин смеётся, лбом прижимаясь к его плечу.  на кухне светло от утреннего солнца, Жан открывает окно, чтобы впустить свежий воздух и звуки, — а Оливия забирается на стул с ногами и кладет голову на колени, наблюдая за Кевином и Жаном с интересом и каким-то новым, непривычным чувством, которое загорается в её глазах все ярче. Кевин практически полностью уверен, что они делают всё правильно, а это чувство в глазах Оливии — искренняя детская любовь и привязанность, которую им с Жаном почти удалось заполучить.