
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
В один из дней с потерянными датами, съехав на самый край компьютерного кресла и утонув в его глубине, Никита положил руки ровно на подлокотники, вытянул расслабленные ноги. И понял, куда ушёл интерес. К очередному неплохому сериалу, и ко всей жизни в принципе. Он как это самое кресло. Съехал крышей на самый-самый край и утонул в глубине пиздеца.
Глава седьмая. Не совсем так.
07 августа 2024, 12:03
Очки с округлыми линзами легли на поверхность рабочего стола. Откинувшись на кресле, Юра откисал в минутке передышки от работы. Как же, оказывается, затекла спина. Костяшки пальцев растирали закрытые глаза, ощутимо нуждающиеся в срочном отдыхе хотя бы на пару часов. За окном был ясный, — ладно, не самый ясный, учитывая, что на дворе второе октября, — день, а он уже подзаебался. Хотя сегодня работает из дома.
Экран ноутбука транслировал чёрный экран с бесконечными строками цветного текста — ну, как текста: числовые коды, символы, команды.. Да-да. Редактор кода, та самая загадочная поеботина, которая всегда виднеется с рабочих экранов заумных айтишников в кино. Ага. Реальность отличается. В ней и айтишники сидят да репу чешут, бродя по всему интернету с не самыми сложными вопросами, и ничего никогда не получается в два клика за пять минут.. Не говоря уже о мелких деталях. Знал бы кто непосвящённый, как ебут потом зрение обычные человеческие сайты, где всё чёрным по белому, а не наоборот.
И никакие очки, и никакие капли, и никакая гимнастика для глаз — ничто не способно помочь сохранить зрение в норме. Разве что в норме очень относительной. Особенно если качество зрения у тебя и так объективно херовенькое, по минус три на оба глаза — и то, такие показатели были аж в подростковом возрасте, когда впервые сам себе оправу поприличней выбирал. Диоптрии нынешних очков он не помнил от слова "совсем". Посему, оставалось лишь строить предположения, насколько сильно он дополнительно похерил своё зрение за прошедшие годы. Юра открыл глаза, свободные от очков. В карих глазах всё чуть поплыло. Пришлось с внутренней нецензурщиной зажмуриться и проморгаться. Сраные скрипты, ссаные плагины.. Свою профессию он и любил, и ненавидел. Но ненавидел, порой, несравнимо больше и чаще. Зато она хорошо кормила. Впрочем, и сама нервов ела немало.
— Устал?
Не открывая глаз, сегодня уставших больше обычного, Юра согласно угукнул в ответ приятному голосу и вслепую приник щекой к тёплой женской руке с длинным маникюром, ласкаясь. Жена. Юра обожал свою женщину, и хотя эйфория от свадьбы и получения официального статуса мужа уже давно поулеглась и растворилась в буднях, он до сих пор не всегда мог поверить, что такое счастье происходит с ним. Что она рядом и никуда не денется. А она.. Она и была рядом, заботясь, радуя глаз и душу, а ещё очень хорошо зная своего супруга. И сейчас, не приставая с подробными расспросами, ясно видела, что Юре нужно немножечко тепла.
Две руки, — мужская и женская, — как-то сами по себе сплелись в нежном жесте. Юра зависел от внимания близких. Особенно, когда по каким-то причинам был не в настроении.
— Обедать будешь?
— Да, чуть попозже только.
Непонятно, кто первее подался вперёд и чмокнул в губы. Но это было очень ласково и тепло. Длинные пряди каштановых волос, чуть было успевшие забраться на Юрино плечо в розовой футболке, так же быстро исчезли, когда она отстранилась с улыбкой, возвращаясь к своим делам в другой комнате.
А что Юра? Юра любовался, провожая её взглядом. Такая она у него красивая.. Хоть он сейчас и плохо видит без очков, но это он знал точно.
Кстати говоря, о них.
Кисть с длинными пальцами и отчётливо проступающими венами взялась за дужку спокойно лежавших очков, которые были надеты обратно, по своему обыкновению чуть зацепив прядь кучерявящихся волос. Какая досада, что перерывы не могут длиться вечно. Юра поправил очки на переносице указательным пальцем и, с хрустом потянувшись, без особого энтузиазма вернулся к работе.
Ну, как вернулся.. Не сразу.
Указатель мышки щёлкнул по вкладке браузера с синей иконкой. Некит в своей "нитакусьей" сущности всю жизнь твердил, что не терпит соцсети. И всю жизнь сидел ВКонтакте. Быть не на связи он-то ненавидел ещё больше. Взгляд понимающе скользнул по отметке "online" с крошечной серой пиктограммой телефона. С мобилы сидеть, когда ты на работе — святая святых.
А знаете, что ещё святая святых? Губы растянулись в лёгкой улыбке человека, который задумал крошечную пакость. Юра думал буквально полсекунды, прежде чем его пальцы потянулись к клавиатуре.
нехуй вк залипать, паши давай, лох офисный
* * * Никита закатил глаза, подняв брови и едва понизив громкость цыканья до минимальных значений — не зря же даже мобилу на беззвучный поставил, чтоб не доебались. Логичная реакция на входящее сообщение. Если не на каждое третье за авторством Юры. Вот ведь мудель. Дня не проживёт, чтоб не подъебать. Сопровождаясь ухмылкой, пальцы бесшумно застучали по сенсорным клавишам. От лоха домашнего слышу. Не расплачься там рядом с приставкой. Заблокировав экран, Никита положил телефон рядом с собой на стол и быстрым жестом потёр глаза. Вокруг были стены, занавешенные жалюзи окна и офисные стеллажи для бумаг. Эх, блять, родное царство капитализма! Преисподняя, если по-простому. Здесь год из года и день изо дня ты коротаешь свой незавидный век в пучине моральных страданий. Никита вернулся к работе, которая превратилась в бесконечную гнетущую рутину ещё задолго до диагноза, и даже задолго до озабоченности ментальным здоровьем в принципе. Родной офис, где осточертело всё и вся, каким-то чудом позволяя градусу раздражения ползти всё выше и выше с каждым рабочим днём. Хотя каждые пять дней из каждых семи казалось, что дальше-то некуда. Блин. А он ведь в своё время и пошёл тогда, к самому первому психологу, потому что рутина спровоцировала. Тогда он просрал все показатели своей рабочей производительности, которыми всегда гордился, и огрёб от начальства серьёзный нагоняй. И это стало последней каплей. После он очнулся в осознании того, что не просто варится в киселе будней, а крепче крепкого завяз в безрадостном болоте. И заветных двух дней в конце недели ждать стало всё труднее и труднее. Курсор с зажатой кнопкой мыши двинулся наискосок по огромному экселевскому файлу с бесконечной общей таблицей. Ничто другое не было способно вогнать Никиту в тоску, от которой выть охота, сильнее этих разлинованных пространств без конца и края, где нет никакого ценного наполнения, а есть только грёбаные показатели. Статистика по сотрудникам. Кто чего сегодня сделал, кто сегодня молодец, а кто не очень. Зажатый кнопкой курсор метнулся в другую сторону, окрашивая бесчисленные ряды строк в выделяемый синий. Бесценная информация. Как же хочется взять и стереть всё к чёртовой матери. Только нажмут на Ctrl+Z и всё вернут быстрее, чем ты удалил. А тебя велением очередного пидора из начальства, попрут быстрее, чем ты сюда устраивался. Не из-за хулиганства с табличкой, конечно. Просто кроткий Никитка сенсационно начал показывать зубки. Не с пустого места, конечно. Стоило ему заебаться до последнего предела, после которого ты начинаешь медленно дохнуть под толщей рутины. Не только под рутиной, конечно. Тебя начинает накаливать наиболее неотъемлемый ингредиент отравляющего варева в этом адском котле. Тебя начинают напрягать люди. Настолько, что ты уже не можешь абстрагироваться. Если взять частный пример конкретно Никиты, то там 99,9 процентов всего человечества не удостаивались ничего выше рифмы "хуй на блюде". Никита был застенчивым. Закрытым. Меланхоличным. И, конечно же, не особо общительным. Какого такого хера он вообще додумался сделать своей профессией прямой контакт с людьми — вопрос со звёздочкой. Никита сам не заметил, как на секунду потерял привычную маску спокойствия. Взгляд карих глаз с откровенным презрением скользнул по наполнявшим офисную комнатку, — коллегам, — а потом по жителям бессмысленной таблички, — клиентам. Особенно, блять, с такими бесячими мудаками, которых и людьми-то не назвать. Мудилы. Уебал бы каждого, да посильнее, и харкнул бы сверху. Воу. Не с таким завидным постоянством раньше шуровали в его черепе столь людоедские мысли, не с таким. Пальцы застучали по клавиатуре. Хорош философствовать. В голове всплыл запоздалый ответ, почему он выбрал именно профессию, в которой надо работать с клиентами. Деньги. В мире взрослых, для которого он когда-то так стремился поскорее вырасти, тебе платят только за жертвование времени и сил на то, что и смысла особого не имеет, и удовольствия никакого не приносит. А за шелестящую купюру, оказывается, любой готов в конце концов отдать всю свою жизнь, состоящую именно из тех самых сил и времени. И Никита, зная себя, шагал где-то в первых рядах вышеупомянутых "любых". * * * Двери автобуса распахнулись, открывая взгляду пейзажи родного района. Кроссовки встали своими подошвами на грязный асфальт. Никита специально вышел на одну остановку раньше своей, ибо необъяснимое желание прогуляться наедине со своими мыслями буквально подталкивало в спину. За спиной заурчал, продолжая свой путь, отъезжающий автобус. Ещё пятнадцать минут тихим шагом в левую сторону — и двери подъезда. Ветер, с каждым днём становившийся всё сильнее и прохладнее, напоминал: "кончилось ваше лето, и бабье, и обычное", сопровождаясь медленно, но верно надвигающимися тучами цвета всё того же грязного асфальта под ногами. Перспектива переться домой под дождём не радовала, и Никита коснулся воротника, пытаясь нащупать капюшон. Которого, по закону подлости, конечно же не было. Он и забыл, что это совсем не та серая толстовка. Мысли заполнили голову плотнее любой музыки из наушников, но при этом Никита спокойно шёл вне этого встревоженного гула, как бы растворяясь в принятии. Ну да, работа заебала. Ну да, моя сейчас далеко. Ну да, я опять забываю простейшие вещи из-за эффекта таблеток. С другой стороны, если бы эти синие капсулы в моей жизни отсутствовали, я бы сейчас тревожился от любой мысли. Психиатр сказал, что это именно нужный эффект — в целом стать более спокойным и расслабленным. Никита даже не уловил, произошла ли эта трансформация восприимчивости психики резко или весьма постепенно и гладко. Важнее, — и для него, и для других, — то, что это всё-таки случилось. Позади оставались метры и метры лужаек и газонов, уже не таких ярких и красивых, как обычно, а пожухлых под влиянием осеннего сезона. Взгляд выцепил вдали улетающий птичий клин. Наверное, это утки с местного пруда. Никита всегда злился, видя, как гости парка кормят уточек и лебедей белым хлебом. Ему хотелось собрать всех в одну большую толпу и громким голосом донести, видимо, неведомую истину — от белого хлеба птицы мучаются и теряют здоровье. То ли раздуваются от невозможности переварить, то ли заболевают подобием диабета.. Асфальт под ногами пошёл тёмными пятнышками. Дождь. Не успел, всё-таки, дойти до дома. И рядом ни остановки, ни магазина.. Ничего, кроме деревьев вдоль тротуара. А под ними прятаться не вариант. Тёмных крапинок на асфальте становилось больше, больше.. Капля упала с неба прямо на нос, заставив улыбнуться. Никита костяшками пальцев утёр нос, и спустя пару секунд начался косой ливень. Предсказуемо. Но не вставать же посреди улицы. Ходить без зонта осенью — вещь недальновидная. А с собой зонт таскать ежедневно, ещё и мокрый — раздражает. Кроссовки продолжали уверенно ступать шаг за шагом, но уже отчётливо хлюпая в попадающихся лужах. Никита подумал, что раньше бы стопроцентно выбесился от необходимости по приходу домой сразу сушить обувь. Сейчас же он где-то внутри он пожал плечами в немом "ну и что". Ну да, придётся. Голова чуть запрокинулась и мощному ливню было подставлено и без того мокрое лицо. Подумаешь, кроссовки. Зато какое яркое событие среди серых будней — промокнуть под дождём до ниточки. Да, больше похоже на повод для радости беззаботного подростка, но.. Что-то в этом есть. — Я почему-то так и думал. Стоящий под широченным козырьком подъезда Юра только покачал головой, комментируя внешний вид приятеля, что одиноко чапал по мокрой улице в сторону дома, явно пройдя от начала до конца весь только что закончившийся ливень. — Себя-то видел? Никиту было хоть выжимай, но и Юркины волосы сухими не были. А на линзах очков ещё оставалось несколько крошечных, не вытертых капелек. Шаркнув кроссовками, Никита устало завалился на друга в приветственном объятии, чуть укладывая голову на его плечо. Неожиданно. В отличие от привычных ноток любимого Юриного одеколона. Надо же, он опять нашёл кнопку распылителя, и не вылил на себя половину флакона, как в прошлый раз. Видимо, они простояли так чуть дольше обычного. Юрин голос прозвучал менее громко: — Заебался? Никита и не планировал отрицать то, что было написано у него на лице и просто угукнул, медленно отлепляясь от друга. Спина ощутила, как неприятно прилипла к тёплому телу мокрая ткань. — Может ну его, видос этот, раз ты устал? На губах Никиты промелькнула усталая улыбка. Интересно, Юрец всегда был таким эмпатичным, или на него повлияло знание нынешнего психологического состояния кореша? — Да я первое, что на ум пришло, ляпнул. Пошли. — разблокированный ключом домофон зазвенел, приглашая в подъезд. * * * Сигареты — коварная штука. Вот ты на нервах цепанул одну из пачки несколько дней назад, а вот уже, ощущая давно забытую тоску по никотину, берёшь новую пачку в табачке. Это, кстати, какие-то новые. Таких Юра ещё не курил. Закрыв за собой балконную дверь, он отодвинул вбок створку раздвижного окна чуть шире и поставил локоть в открытом проёме, затягиваясь снова. Глаза, отдыхая, смотрели на богатство раскинувшейся листвы деревьев, что наполнили золотом весь маленький стемневший двор и ещё не успели облететь, красуясь в тусклом фонарном свете даже ночью. Красиво здесь. Некит, кажется, упоминал, что из-за хорошего вида эта квартира обошлась ему чуть дороже предыдущей. Конечно, он подразумевал вид из окна в комнате. Но и здесь было тоже неплохо. За спиной послышался звук открываемой двери, что удивило Юру. — Ты же дым не переносишь. — Пуську-то из меня не делай. Ты в окно куришь. Балконная дверь снова хлопнула, закрываясь изнутри, и Никита подошёл к окну, встав слева от Юры и оперевшись спиной о белый выступ. Он уже вернулся из душа и переоделся в сухую домашнюю одежду. — Я поговорить с тобой хотел, Юрец. — Давай. — Юра выдохнул это слово вместе с сизым дымом, продолжая смотреть вдаль. Никиту радовала возможность обсудить с корешем всё, что угодно и практически когда угодно. Будь то наболевшее или дайджест трудовых будней. — У тебя всё нормально? Юра, делавший было очередную затяжку, резко остановил вдох, прибалдев от поступившего вопроса. Чего? Взгляд вернулся к вкинувшему странную фразу. — Братан, учитывая происходящее с твоей психикой — ты мой вопрос спиздил. У меня всё окей. — То есть, у вас с женой всё в норме? Юра кинул окурок в окно и повернулся к другу. Они действительно могли обсудить что угодно и когда угодно без купюр и заминок. Но такие внезапные уточнения деталей Юриной личной жизни без малейшего контекста — дело для Некита совсем несвойственное. — Да я не в этом плане. Тактильный голод. — Ебать понятно стало. — Юра покачал головой, глядя чуть встревоженно. Может, Некит вместо лечения всё усугубил? — Ты там чего, двойную дозу таблов своих шарашить начал? Никита облизнул губы, думая, как лучше сформулировать свой вопрос. Не очень-то приятно, когда на тебя смотрят, как на долбоёба. — Я не.. Ладно. — Никита закатил глаза, одновременно закрывая их. Он часто делал так, когда не хотел что-то разжёвывать. — Давай проще, а то я в термины уйду. — Ну? — Правда или действие? Юра моргнул широко раскрытыми от удивления глазами. Внезапный какой интерактив. Но, если Некиту так будет проще.. — Ну, правда. — У тебя слишком гейские гейские шутки. Почему так? Юра выдохнул, поправив очки. Фигня какая. И тавтология. Он-то думал.. — Потому что я пидор. Вопросы? — Не, серьёзно ответь. — Эм.. Такой вопрос, как бы, не предполагает серьёзного ответа. Я всегда так рофлил, забыл чтоль? — Не совсем так. Не совсем так ты рофлил. Хотя, может быть и я под таблами своими восприятие поменял. Юра вздохнул, осознавая, что именно пытался так коряво донести ему кореш. И к чему вообще был этот идиотский вопрос в целом. — Так бы и сказал, что напрягает. Окей, не буду даже рофлить. — Да это ладно. То есть.. Это не твой тактильный голод и желание внимания? — Братан. Нет, конечно. — И с женой у тебя всё нормально? — Более чем. Не ссорились даже. Никита кивнул. Ему, видимо, стало всё понятно. Но Юра похвастаться тем же не мог. Он, чем дальше, тем меньше что-то понимал. — Странные у тебя, конечно, расспросы пошли, Некит. — Да забей. — Никита улыбнулся, пытаясь соскочить с темы, которую сам же и начал. — Не ссы. Не выебу. — Да я бы и тогда тебя не осудил. — вроде сказал Некит, а вроде ляпнул, не уследив за языком. Но точно не спиздел. — Ты-то? — Юра не поверил своим ушам. — Расист, сексист и гомофоб? — Не такой уж, знаешь. К тому же.. Никита примолк на пару секунд. Дело не в отсутствии понимания, как дальше продолжить фразу. Просто такие разговоры, даже на фоне всех прочих бесед, для них были в новинку. Но слова, от которых Некит раньше бы стушевался и даже не стал бы произносить вслух, сейчас проговаривались до странного легко. — За столько лет мы всё ещё ближайшие кореша. А значит тебя, долбоёба, я автоматически уже любым приму. Юре стало смешно от помпезности фразы. Колёса прокачали не только психику, но и красноречие. — Звучит, будто я каминг-аут сделал. Пугаешь ты меня. — Ты меня тоже. — Ой, дебил. — Юра цыкнул, закатывая глаза, и растрепал мокрые тёмные волосы кореша. — Сказал же — твоё очелло в безопасности. У меня к тебе повыше чувства. — Да? — тон Никиты подлетел чуть вверх, а на лице появилась ехидная улыбка. Подъёбка так и просится. — Это какие же? — Отстань. — Юра отмахнулся, улыбаясь в ответ. На самом же деле Юрцу было охота свернуть эти диалоги на вольную тему прямо сейчас. Потому что они в разгоне гейских шуточек уже вышли на тонкий лёд. И на этот лёд сам себя вытолкнул, допиздевшись, непосредственно Юра. Если кто-то когда-нибудь, докручивая шутку, фатально пропиздится о чём-то очень важном и очень тайном — это будет Юрец, который отпустил вожжи самоконтроля. — Нет, скажи! — довольно Юра смущал Никиту, пора отыгрываться. В этой внезапно вспыхнувшей игривости даже измотанность стала чуть менее ощутимой. — Бля, Никит. — по уставшему тону было и ежу понятно, что Юре не хотелось отвечать и продолжать привычный фестиваль взаимных дружеских подкалываний. — Ладно. Сорян. — Никита чуть поднял ладони в жесте "сдаюсь". — Доктор поручил мне начать говорить то, что я думаю. Хотя бы кому-то. Я потому и решил спросить. — Без проблем. Говори. — Но у меня опять вопрос. — Заебёшь со своим "Что? Где? Когда?". — Юра улыбнулся, потирая глаза за стёклами очков. — Чего там? — Ты поменял своё отношение ко мне из-за.. Моей шизы? Этот вопрос несравнимо серьёзнее. Юра взял с подоконника пачку сигарет. Они могут понадобиться при ответе. Большой палец оттянул вверх крышку из картона, открывая доступ к вновь вернувшемуся в Юрину жизнь куреву. Их осталось не так много. Штук пять или типа того. Но до завтрашнего вечера точно хватит. А завтрашний вечер должен был наступить меньше, чем через сутки. За окном уже было совсем темно. Двадцать часов для осени в разгаре — не шутки. Юра так и не решил, куда ему удобнее смотреть — в окно или в глаза Никиты, поэтому выбрал пялиться в пол. Нешуточность произносимого оправдывала. — Я, скорее поменял отношение к тебе в сторону большей серьёзности. Переживаю, конечно. Хочу, чтобы стало лучше. Не ебу, правда, что для этого сам могу сделать, но.. Так и не закуренная сигарета прокручивалась между подушечек пальцев, чуть роняя плотно набитый сухой табак. — Быть рядом — тоже кое-что. Даже вот эта вся хуйня тактильная, которая тебя напугала — я так проявляюсь. — Всё норм, Юрец. Я уже привык к твоим пидорским заскокам. И спасибо. — Никита протянул руку другу. — За пидорские заскоки..? — Юра не упустил случая вкинуть дурацкую шутку, пожимая руку. — И за это. Сексом дружбу не испортишь. А ты мне ебать кореш. Чё, погнали трахаться? — и он, чуть сцепив их ладони, кивнул в сторону выхода с балкона. Хохот на два голоса был привычен этой квартире. Но сейчас, благодаря открытому окну, это веселье слышал весь двор. Откуда-то снизу крикнули призыв "заткнуться нахуй". Юра же заверил кореша, что "ща я разберусь" и, высунувшись из окна, харкнул от души. Некит зажмурился в целом припадке смеха, одновременно закрывая лицо фейспалмом. Ему не показалось когда-то давно и не кажется сейчас: рядом с Юрой действительно становилось проще. Как будто и не было вокруг никаких проблем, а внутри — никакой неподъёмной усталости от всего на свете. — Некит, кофе сделаешь? — С молоком? — Лучше без. Балконная дверь чуть скрипнула, закрываясь. Потянув за неё, чтобы закрыть плотнее, Юра повернулся обратно к окну. Уже не такой весёлый и расслабленный, каким пришёл. Чуть помятая сигарета, которую он так долго вертел в руках, ища успокоения от жеста, наконец устроилась между указательным и средним пальцем. В сумерках щёлкнуло маленькое пламя зажигалки, разжигающей свой маленький оранжевый огонь на кончике сигареты. Как хорошо, что в этом мире есть возможность перевести всё, что угодно, в тупую шутку. Ссутулившись, Юра вновь опёрся на локоть. Красивые деревья во дворе уже не помогали обрести умиротворение. Да и ничто бы не помогло. И никто. Длинные пальцы зарылись в копну кучерявых волос. Этот жест знают все, кому плохо, но лучше от него не становится. Его поглотила тоска по причине, которую даже не расскажешь. Нигде и никому. Кроме попеременного репита в собственной черепной коробке, где только сам себя и слышишь. Оно и понятно. Тому есть целый миллиард причин, но главное — язык не повернётся. Вспомнились слова Никиты про психиатра. Грешно завидовать болезни, но.. Юре тоже бы очень хотелось, чтобы ему рецептом прописали спокойно говорить всё, что лежит на душе. Ебучим камнем. С какими-то слишком острыми гранями. Он не мастер аллегорий и тонких чувств. Он — простой пацан. В непростой ситуации. Подул лёгкий ветер, задувая в лицо собственный табачный дым. Юра даже не заметил, как после закуривания сигареты ушёл в собственные мысли. Судя по тому, что сигарета успела стлеть наполовину — с головой. Крепкая затяжка словно пыталась заставить сигарету дотлеть окончательно. Люблю я тебя, Некит.