..и ничего, кроме правды.

За столько лет дружбы с Юрой, Некит отметил у себя появление странной привычки. Вернее, определённого ощущения. Иногда, хоть и весьма редко, но у него буквально срабатывала чуйка на то, что Юрец уже поднимается на лифте. Непонятно, как работала эта фигня, но он время от времени сам по себе подтягивался в прихожую секунд за пятнадцать до того, как Юра постучится или позвонит. — О, ты опять у двери меня встречаешь? Ну хороооший, хороший Никитос! Дай лапу! — и гость, протянув свою длинную руку, потрепал волосы кореша, словно чухая собаку. — Я щас укушу тебя. — Никита, взяв за запястье, вытащил руку из своих тёмных волос. — Бля, так жрать хочу.. — эта трагичная-горемычная фраза у Юрца постоянно звучала вместо "привет", стоило только тому переступить порог Никитиной квартиры. Кучерявый снял чёрное пальто, повесив его на крючок, и навалился на хозяина квартиры с объятьями. — Ебать, а надушился-то! — Никита не солгал. Обнимая кореша, он аж поморщился от тяжёлого флёра парфюма, который изначально имел приятный аромат, но явно не в таких количествах. Отстранившись, он оглядел друга с головы до ног. Да, Юрец сегодня выглядел мощнейше. Любимая серебряная цепь, чёрная рубашка, кольца нацепил, и сверху всё залил ведром духов. Ну жених. Не, если честно, Юрке чувства стиля было не занимать. Но Некит, как настоящий кореш, ему этого никогда не скажет. Нехуй баловать. — Как цыган на свидание. Хотя, ты и есть. — А ты, значит, моё свидание? — Юра заглянул в глаза, понизил голос и положил ладонь на плечо Некита. Тот лишь рассмеялся, жмурясь. Привык уже, за столько-то лет. Если бы не было этого дурацкого стёбного подката, то не было б и Юры. — Иди, давай, на свою кухню любимую. Не сядешь же в кадр, пока не обожрёшься. У Никиты кухонька была маленькая, но очень уютная. Добавлять уюта и домашней атмосферы помогала мама и немного — девушка, поэтому со временем здесь появились не только ароматы вкусной еды, но ещё и прихваточки, полотенчики, губочки.. Всё цветное, всё милое. Всё такое чуждое аскетичному Никите, что он называл цветастые украшения кухни не иначе, как "пылесборнички". А что, звучит же тоже мило. В коридоре щёлкнул выключатель. Это Юра. Из-за приоткрытой двери ванной комнаты раздался тихий шум воды. Это Юра руки моет. К тихому шуму воды прибавилось чуть более громкое "бллллять". Это Юра опять намочил водой рукава своей рубашки. Некит даже бровью не повёл. Он реально знал Юру, как открытую и перечитанную вдоль-поперёк, до пожелтевших страниц и затёртых уголков переплёта, книгу. Обесцвеченный Кубик-Рубик, блин. Предсказуемый до невозможности. И не потому что простой, как пять копеек. А потому что его всю жизнь знаешь уж точно не хуже матери родной. Вот сейчас он со своими наспех вытертыми руками выйдет из ванной комнаты. Сделает пару шагов, потом остановится на секунду. Развернётся и, вернувшись, шлёпнет по белому квадрату выключателя, вырубая оставленный в ванной комнате свет. Потом, шаркая своими персональными гостевыми тапками, прочапает в кухню и сядет на тот стул, что ближе к выходу. Перед этим, с грохотом и скрипом отодвинув его за верхнюю часть спинки. А потом сядет и будет смотреть на Никиту. Иногда отвлекаясь на телефон. Видимо, в ожидании, что ему что-то там подадут, как царю на пиршестве. А потом, вспомнив, с кем связался, с тем же грохотом стула поднимется и решительно прошествует к холодосу. Откроет дверцу, оглядит там всё. А потом цапнет себе какой-нибудь сыр. И будет делать какие-нибудь бутерброды к чаю. Пока не наестся. За прозрачными стенками вскипевшего чайника бурлили волны кипятка. Никита взял с полки голубую кружку, а с другой полки — пачку Earl Grey. Сахарницу, ложку.. И, не оборачиваясь, обратился к другу: — Чё тебе, пока я тут стою? Чай, кофе? — Флэшка. У тебя есть? Некит нахмурился и просыпал сахар из ложки мимо кружки. Ничё не понял. Он отложил ложку, поставил чайник на подставку, обернулся и кивнул другу, без слов переспрашивая. Юра, конечно же, уже ополовинил бутерброд с сыром. И сидит, крошит без тарелки. Ладно. Но хоть бы не только один бутик чисто для себя сделал, пидарас кудрявый. Впрочем, к чьей совести Некит пытается воззвать..? — Мне флэшка нужна. Я просто резко вспомнил. — Есть. В тумбочке стола лежит, вроде. Сходи, возьми. — В правом, в левом? — это Юра уже кричал из коридора. — Не помню! — в той же манере ответил Никита. Пальцы осторожно дёргали за ниточку чайного пакетика. Ему нравился чёрный чай, но ни в коем случае не крепкий. Здесь главное — не передержать пакетик. А то потом пить будет невозможно. Да, если вы не знали, Никита у нас — эстет. Другими словами — придирчивый, который с неустроившим мириться не будет, и просто выльет чашку в раковину, сделав новую, как положено. Ещё и сахар просыпал.. Ну хоть только на столешницу. Отставив чашку, Никита взял персикового цвета тряпочку из армии "пылесборничков" и убрал крупинки. Тряпочка благополучно была стряхнута в раковину и убрана на место. А Юры всё не было. Чё он там, сам потерялся в поисках? Зная его — процентов 40, что да. Переместив кружку с ложкой на свою половину стола, Некит поправил домашнюю футболку и пошёл в комнату, выручать Юрца, чтобы тот наконец получил столь нужную, — непонятно, правда, зачем в наше-то время, — флэшку. Он думал, что знал Юрца с ног до головы. Куда тот пойдёт, что будет делать и с какой фразой вернётся. Тем неожиданнее было поднять взгляд и столкнуться с ним, выходящим из комнаты, на самом пороге. Слова застряли в горле. Он мало знал такого Юрца. Потому что редко видел. Всего пару раз за жизнь. Но тем же лучше для самого Юры — значит, в остальное время, кроме этих двух моментов, он был в порядке. Что могло резко произойти прямо сейчас, ввергнув друга в столь несвойственное состояние — неясно. Впрочем, не успелось даже рта открыть, чтобы спросить. Зажатый в ладони, практически перед носом появился целый ворох пустых и мятых блистеров. Из-под тех самых таблеток. Много. Штук, наверное, пять или шесть. Перепрятал, блять. Утаил. И благодаря побочкам этих же сраных синих таблов, сам напрочь забыл, что положил их именно в один из шкафчиков. Той самой тумбочки стола, где и лежала флэшка. — Сдохнуть решил? И чем быстрее Никита прямо сейчас объяснится, тем лучше. * * * За окном, вразрез с только что прошедшим монологом, сияло бабье лето и даже, кажется, пели какие-то птички. А Никита мешал и мешал сахар в кружке чая. Вроде всего ложку положил, а оно всё не размешивалось и не размешивалось. Мелкие белые крупинки, еле заметная горсточка, всё равно оставались на дне, совершенно не собираясь растворяться. Почему-то сейчас обычно похуистичный к бессмысленным мелочам Никита решил выйти из этой схватки победителем. Нервы? Надо будет не забыть сказать психиатру, что на горизонте вырисовываются признаки гиперфиксаций на малозначимых моментах. Он сделал это. Он рассказал Юре. Он доверил всё, что с ним происходит. Не по своей воле, конечно. Но там молчать было не вариант. Очень злой и очень разочарованный Юра, который неотрывно и очень пристально, смотрит на тебя таким тяжёлым взглядом, что это ощущается физически. И бонусом в таком состоянии, похожем на тихую ярость, может вытворить всё, что угодно.. Короче, это то, чего лучше вообще не видеть. Никому и никогда. Не говоря о том, чтобы спорить и играть в ответную молчанку. Юра же сидел и смотрел на действо напротив, практически не моргая. Без кружки чая возле стоящего на столе локтя, и даже без чашки кофе. Никита звенел и звенел этой ёбаной ложкой в кружке, видимо, подыгрывая в такт поющим птичкам за окном. Или намереваясь создать цунами в керамических стенах. А вот в голове у Юры был полный штиль. Штиль растерянности и.. Да что уж там. В ахуе он был. Сидел и смотрел. И не особо знал, что тут делать. А делать что-то надо было. Плюс ко всему, он всё ещё был зол. И Юра скрестил руки на груди всё с тем же тревожным взглядом. Никита, тем временем, третий раз смотрел в кружку и третий раз недовольно цыкал. Несчастный сахар ему не сдавался даже с боем. — А откуда столько пустых пачек разом? — Психиатр велел приносить. Это очень серьёзный препарат. И ещё потому что мне, — по его мнению, делающему порывы к аптечной наркомании, — веры больше нет. И теперь все таблетки строго под отчёт. Юра делал неприлично большие перерывы на молчание. Что объяснимо. Не каждый день находишь у близкого человека хуеву гору пачек из-под непонятно каких препаратов. Захотелось выпить, и серьёзно. — И давно? Чуть раскосые карие глаза Никиты описали своим взором свободный круг по кухне, помогая рыться в памяти. Он правда не мог назвать точный период. Постоянный стресс, сам этот разговор, плюс то, как эти синие капсулы били по памяти.. — Год? Или полтора. — ..хуеть. — загадочная первая буква утонула в тяжком выдохе. Можно было бы устроить грандиозную головомойку и череду восклицаний в стиле "и ты, блядь, молчал?!". Но сейчас не тот момент и не то настроение. Если Юра сейчас начнёт кричать, то.. Не стоит, короче. — Хорошо на камере держишься. — Так ведь я и не ёбнулся пока что. Просто.. — незаконченное предложение повисло в воздухе. Он и сам не знал, что ещё можно сказать. Кроме того, что нихуя-то тут всё не просто. — Ты что-то с этим делаешь? — Смирился. Держусь. Повисла тишина. А что ещё ответить? Юра ещё крепче скрестил руки на груди. И посмотрел с какой-то новой эмоцией. В глазах угадывалось что-то, напоминающее горькое родительское разочарование. Он неслышно вздохнул, не отрывая глаз. И чуть кивнул подбородком, задавая свой новый вопрос. — И скоро ты овощем станешь? — А ты конкуренции боишься? Ракушка. Когда-нибудь он перестанет отшучиваться, переводить тему и отвлекать собеседника от попыток раскопать свои мысли. По крайней мере, так говорили психотерапевты. Те самые, которые когда-то говорили, что это, скорее всего, просто сезонная хандра и уж они-то точно за срок до десяти сеансов со всем разберутся и станет лучше. Психиатр ничего не говорил. Ему такие мелкие вопросы, столкнувшись с пиздецом, задавать уже не приходилось. Неуместность подкола на ура читалась по каменному лицу Юры. Сенсация, но нынче Юре было не до шуток. — Нет. Я за тебя боюсь. Психиатр чётко и ясно сказал: довериться. И, судя по реакции Юры на ситуацию, Никите для этого шага попался самый правильный, из близких, человек. От простой и тихой фразы чистого, нешуточного беспокойства стало физически плохо. Те самые кошки на душе заскребли. Некит опустил взгляд в стол, обнял остывающую кружку ладонями и сжал губы тонкой ниткой, не зная, как себя вести. Дошёл, значит, до момента, когда за тебя уже другим страшно. Замечательно. Поэтому ведь и молчал. А Юрец — другой. Он, в целом, мало осторожничал и не особо подбирал формулировок, говоря в лоб точно то, что думает. Особенно сейчас. Сука, как плохо-то. Никитины ладони отпустили цветную керамику кружки и закрыли верхнюю часть лица. Хотя уже не спрячешься. И тихонечко, впервые за очень долгое время, прозвучала покоившаяся за семью печатями правда. — А я как за себя боюсь, братан.. Маленькая кухонька от края до края заполнилась гнетущей тишиной. Даже, кажется, все яркие акценты создающих уют предметов разом взяли и потемнели на пару тонов. Юра сидел и просто не знал, как выразить свою горечь, передушившую глотку. Он очень редко пересматривал уже готовый материал в формате видео на канале. Но интеграции "Ясно", чтобы узнать, к чему вела очередная подводка, он пару раз мельком просматривал. И ему разок показалось, что ближайший кореш там какой-то потерянно-грустный, да ещё и заёбанный. Не показалось, получается. — Так. Это было сказано громче и твёрже. Сопроводила слово хлопнувшая по столу ладонь. Никита осторожно отнял руки от лица и чуть встревоженно посмотрел на друга. Ну вот. Сейчас и ебанёт его сдерживаемый аффект. — Пиздуй, собирайся. — Куда? — Никита аж потерялся. Вроде собирались видос записывать. Хотя.. Сегодня съёмки точно накрылись одним местом. — Куда надо. Одевайся прилично и поехали. Какой непривычный командирский тон от более мягкого по натуре Юры. Но Никита почему-то не стал спорить и разузнавать детали. Стул отодвинулся с тихим скрипом, и парень быстрым шагом пошёл переодеваться. Оставшись в одиночестве, Юра подошёл к широкому кухонному окну и распахнул один из стеклопакетов. Игриво поддевая занавески, в помещение кухни влетел приятный, чуть прохладный ветерок. Парень резким жестом снял очки, закрыл глаза и сделал медленный вдох носом. Ему и правда дорогого стоило себя сдержать от первого в своей жизни припадка ярости. Карие глаза открылись снова, и в них была тоненькая, еле заметная поволока влаги, придающая более отчётливый блеск. Кончики пальцев левой руки в бессмысленном жесте подтягивались к краю чёрного рукава рубашки, а пальцы правой сильнее обычного сжимали тоненькую оправу очков — руки сами по себе пытались найти себе хоть какое-то занятие, лишь бы отогнать мелкую, но всё равно ощутимую дрожь. Соберись, мужик. Соберись. Юра сглотнул и машинальным движением надел очки обратно на переносицу. Ещё секунд десять — и предательская поволока растворилась. А в почти полностью успокоивших лёгкую тряску руках появился смартфон с открытым приложением такси. В глаза друг другу нормально смотреть они сейчас всё равно не могли. Как и нормально разговаривать. А значит, что..