Ты у меня в крови, словно святое вино

      В каком, черт возьми, доме вообще есть специальный винный погреб?       Подумал про себя Майк, пробираясь через толпу одетых в купальники подростков и избегая таинственного пунша, плескавшегося за краями их красных стаканчиков. По всей видимости, в доме, в котором есть еще две изогнутые лестницы по обе стороны от фойе с высокими потолками и отдельная купальная кабина у открытого бассейна с подогревом.       Внушительный трехэтажный дом в Лок-Норе, в котором он сейчас находился, принадлежал родителям будущего младшеклассника Лэнса Пирсона.       Пирсоны были давними друзьями Уиллеров, поэтому когда в прошлые выходные семьи собрались вместе на барбекю по случаю окончания лета, Лэнс пригласил Майка — как он был уверен, из жалости — на вечеринку в честь Дня труда.       Дастин, Уилл и Лукас даже не знали про вечеринку. Скрывать что-то от друзей было не в его стиле, и он сам даже не знал, почему пришел. Вероятно, от скуки. Может, он просто хотел начать второй год старшей школы не как обычно.       На протяжение первого года после всех событий, связанных с исчезновением Уилла, Майк немного сходил с ума. Он был так зол на всё. Он раздражался, не делал домашние задания и получал замечания чаще, чем когда-либо в жизни.       Но в последующий год он был просто… безразличным. Все было таким, мать его, скучным. Но он научился это скрывать: восстановил успеваемость, а для друзей и семьи натягивал счастливое лицо. Он даже вступил в клуб «Адского пламени» вместе с остальными парнями, что ему понравилось, но он больше не чувствовал себя живым, как было до осени 1983 года.       К сожалению, этот год не обещал стать каким-то выдающимся, даже если взять в расчет вечеринку. С тех пор, как Майк вошел в дом двадцать минут назад, никто, кроме Лэнса, не заметил его присутствие.       Он мельком увидел Макс на улице у стола с бирпонгом вместе с остальными девчонками из команды по софтболу — вероятно, она праздновала новость о назначении ее на роль стартового питчера с весеннего сезона, которую ей сообщили на прошлой неделе — но она его не заметила.       В конце концов Лэнс сжалился над ним и попросил принести пару бутылок из винного погреба для сангрии, которую его девушка настоятельно хотела приготовить после летней поездки в Испанию.       — Поболтай с девчонками по дороге, — предложил Лэнс, поиграв бровями. — Здесь полно одиноких крошек.       Майк фыркнул про себя, спускаясь по лестнице в частично отделанный подвал. Как будто кто-то из них мог взглянуть на него дважды. Помимо этого, его по-настоящему интересовала только одна девушка, и она была…       Он затормозил поезд мыслей на рельсах, открыл дверь в винный погреб и подпер ее кирпичом, о котором сказал Лэнс.       В прохладном и темном помещении Майк обстоятельно осмотрел полки, не торопясь возвращаться к вечеринке. Что хотел Лэнс — Каберне-фран или Каберне-совиньон? Или Совиньон-блан? Он прищурился, вглядываясь в мелкий шрифт на этикетках. Почему, черт возьми, все названия так похожи? И какой год нужен был — 1979 или 1978?       Он застонал и присел, чтобы посмотреть на нижние ряды. Ему даже не нравилось вино, оно было похоже на протухший виноградный сок, когда мама давала ему попробовать.       Он встал, услышав легкую поступь шагов на лестнице и скрип тяжелой стальной двери, и обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть Макс, входящую в подвал в красном верхе от купальника и джинсовых шортах, с мокрыми после бассейна волосами и захлопнувшейся за ней дверью.       — Нет, не закрывай! — закричал он, потянувшись к двери, когда она с глухим звуком захлопнулась. — Блять!       Макс отпрыгнула в сторону и недоуменно на него посмотрела.       — У тебя проблемы?       — Моя проблема в том, что дверь открывается только снаружи, — простонал Майк, дергая неподвижную дверную ручку.       — Но это же тупо, кто вообще так делает? — она потянулась к ручке и задергала сильнее, упираясь всем телом в дверь и безрезультатно толкая ее. — Чертовы мажоры.       — Это бесполезно, — проворчал он.       — Ничего страшного, — она пожала плечами. — Скоро кто-нибудь спустится.       Майк издал прерывистый вздох и опустился на перевернутый деревянный ящик в углу. Этот день официально был отстойным.       Макс прижалась спиной к двери и скрестила руки.       — Что ты вообще тут делаешь?       — Не поверишь, ищу вино.       — Да нет же, придурок, что ты делаешь на вечеринке? Не думала, что тебе по душе такая обстановка.       — Она и не по душе, — он вздохнул и взъерошил волосы. — Меня пригласил Лэнс, наши отцы работают вместе. Наверное, я просто хотел… попробовать что-то новое.       Он ждал, что она скажет что-то язвительное насчет того, что тоже устала бы быть полным придурком все время, но она лишь кивнула, уставившись куда-то вдаль.       — Понимаю.       В погребе воцарилась неловкая тишина. Он так редко оставался наедине с Макс, несмотря на то, что она тоже была частью компании с тех пор, как переехала в Хоукинс в середине восьмого класса. Лукас и Дастин сразу же захотели произвести на нее впечатление, и с распростертыми руками пригласили ее в компанию. Ни один из них не был ей интересен в романтическом плане, но по какой-то причине она все же осталась с ними в качестве друга.       Теперь же Дастин встречался со Сьюзи, а Лукас все еще был безнадежно влюблен в Макс, хотя она никогда не давала ему надежды на взаимные чувства. Она даже стала довольно близка с Уиллом и яростно защищала его от обидчиков, которые вжимали его в школьные шкафчики и назвали «зомби-мальчиком», не заботясь о том, что ответные действия могут привести к выговорам. Майк невольно уважал ее за это.       Однако их взаимоотношения друг с другом… они враждовали с самого начала. Действовали друг другу на нервы. Она все время была такой раздражающей, особо для этого не стараясь, постоянно отпускала саркастичные комментарии и подвергала сомнению всё, что он говорил. Это сводило его с ума.       Он даже не знал, как обозначить их взаимоотношения. Друзья поневоле? Неловкие знакомые? Товарищи?       Раздался громкий скребущий звук, он оглянулся и увидел, что она забралась на несколько шатких ящиков из-под молока, чтобы рассмотреть верхний ряд винных бутылок.       — Что ты делаешь?       — Ищу, что бы выпить, пока мы ждем.       — Но у нас нет открывашек.       — Верно, нет, но… вот! — она торжественно продемонстрировала бутылку, обернутую золотистой фольгой. — Шампанскому штопор не нужен, — сказала она нараспев.       Он поджал губы.       — Скорее всего, оно дорогое, и ты нас подставишь.       Она спрыгнула с ящиков и начала снимать фольгу.       — Майк?       — Что?       — Приятно быть занозой в заднице?       — Боже мой, — он закатил глаза к низкому потолку. Она была такой, мать его, раздражающей.       Макс усмехнулась, открутив пробку с глухим хлопком и бросив ее на пол. Она сделала глоток из бутылки, и глаза ее расширились, когда шампанское зашипело, и немного пены вылилось из бутылки, капнув на ее грудь.       — Черт, — выругалась она. Майк проследил, как дорожка стекла по ее плоскому животу, и опомнился только через время, когда осознал, что делает. Он заставил себя отвести взгляд, его щеки пылали.       — Твоя очередь, — она протянула бутылку, к счастью, не обратив внимание на его пристальный взгляд.       Он взял ее и сделал длинный глоток, желая, чтобы кислотные пузырьки на языке стерли щекотливое чувство внутри живота.

***

      — Да ты чокнулся, Уиллер! Чудо-женщина надрала бы Супермену задницу! — воскликнула Макс, сидя напротив него на бетонном полу, согнув колени и положив на них руки.       Майк все еще сидел на ящике, облокотившись на винный стеллаж.       — Бред, такого бы не произошло.       Он не мог точно сказать, сколько времени они так сидели, но бутылка была уже почти пустой, а он чувствовал приятное головокружение. Каким-то образом они перешли на тему комиксов, и Макс неумолимо пыталась убедить его в правильности собственного мнения. Неправильного мнения, как и всегда.       — У Чудо-женщины есть суперспособности и артефакты, придурок. И она более опытный боец. А еще у нее нет слабостей, в отличие от Супермена и его космических камней!       — Это даже не считается, потому что Супермен быстрее и сильнее. А еще он пуленепробиваемый! Выбор очевиден.       — Да пофиг, он все равно такой скучный, — пробурчала она, откинув голову на стену и тут же поморщившись от резкого удара. — Я читала комиксы о нем чтобы заснуть, когда мне было восемь.       — Черт возьми, я терпеть тебя не могу, — усмехнулся он, наполовину серьезно, а затем откинул голову назад, поднес бутылку к губам и допил последние капли шампанского.       Но когда он опустил бутылку, Макс уже каким-то образом пересекла расстояние и стояла перед ним, глядя вниз, наклонив голову набок и положив руки на бедра.       — Хочешь знать, что я думаю?       Майк приподнял бровь.       — Не совсем.       — Я думаю, что привлекаю тебя.       — Чего? — проворчал он, и его почему-то охватил приступ паники. — Мечтай!       — Привлекаю, — ухмыльнулась она, подойдя еще ближе, и теперь стояла между его согнутых коленей. — И кажется, тебя это бесит, потому что ты этого не хочешь. И ты сходишь с гребаного ума.       Майк презрительно фыркнул. Это не могло быть правдой. Но сейчас ее частично прикрытое одеждой тело было прямо перед ним, и он не мог не заметить, что ее грудь покрылась мурашками от прохлады погреба, отчего у него пересохло во рту.       — Ты бредишь, Мэйфилд, — настаивал он, покачивая головой и с громким звоном ставя пустую бутылку на пол. Она опрокинулась и со звоном покатилась по бетону.       Она приподняла брови.       — Да? Я видела, как ты на меня смотрел.       Он предпочел не заметить то, как ускорилось его сердце, и усмехнулся.       — С отвращением? Возможно.       Она оглядела его с ног до головы, и по ее лицу расплылась медленная улыбка.       — Если с отвращением, то это что? — спросила она и кивнула на его промежность.       Майк опустил взгляд и, к своему полному изумлению, увидел отчетливые очертания полутвердого члена сквозь плавки.       Он быстро поднялся и отошел в угол, пытаясь прикрыть выпуклость руками и слегка покачиваясь под воздействием шампанского.       — Мне пятнадцать, — огрызнулся он, кончики его ушей покраснели. — Не льсти себе.       Макс лишь улыбнулась и шагнула ближе, так, что теперь они оказались нос к носу. Он и не думал, что когда-нибудь они будут так близки. Разница в росте была ощутимой как никогда. Ее присутствие всегда было настолько властным, что казалось, будто она заполняет собой больше физического пространства, чем есть на самом деле.       Даже сейчас, когда она откинула голову назад, чтобы посмотреть на него, она выглядела как-то устрашающе. Ее глаза и вправду были нелепо голубыми, обрамленными длинными медными ресницами.       — Очень жаль, — пробормотала она, задержав взгляд на его губах. — Я немного польщена.       Майк сузил глаза и нахмурил брови, желудок его совершил серию оборотов. Какого черта она делает? Устраивает ему гребаную проверку на прочность? Наверняка в любую секунду она рассмеется в его лицо.       Это было все равно что переступить через открытый медвежий капкан, и хищный взгляд ее глаз заставлял его чувствовать, что она может броситься на него в любой момент.       Сердце бешено колотилось, и Майк гадал, не сон ли это, пока они стояли и смотрели друг на друга остекленевшими глазами, напряжение нарастало с каждой секундой. Он и не осознавал, как близко они были, пока не почувствовал ее дыхание, щекочущее его губы. Он глубоко вдохнул носом, улавливая запах хлорки на ее коже.       Может, он хотел попасть в капкан.       Неясно, кто из них двинулся первым, но он наклонил голову, а она подняла свою, и вот уже небольшое пространство между ними исчезло, а Земля, казалось, перешла в свободное падение.       Это был не первый его поцелуй — и даже не второй. Он сорвал эту вишенку на зимних каникулах в прошлом году, когда его семья полетела на отдых во Флориду.       В коттедже по соседству жила девушка его возраста, у нее были светлые волосы по плечи и выразительные карие глаза, и в последнюю ночь под светом полной луны он позволил ей встать на цыпочки на песке и прижаться губами к его губам. Сам же он закрыл глаза и представил на его месте другую — ту, которая считалась исчезнувшей уже больше года на тот момент, и ту, с кем уже отчаялся разделить первый поцелуй.       Но тогда было лишь несколько коротких поцелуев, а это… намного больше.       Он не представлял на ее месте кого-то другого. Не тогда, когда мягкие губы Макс искусно двигались навстречу его губам, побуждая их приоткрыться. Она не отодвинулась, хотя он этого ожидал. Напротив, она прижалась ближе и углубила поцелуй, а затем ее теплый, скользкий язык провел по его нижней губе, прежде чем скользнуть в рот, и у Майка чуть не подогнулись колени.       Должен ли он был двигать языком? Он догадался, что точно не должен вести себя как дохлая рыба, и с некоторой силой провел языком по ее губам. Тихий стон, которым она его наградила, наполнил его удовлетворением. Это как если бы на игральных кубиках ему выпала гребаная двадцатка. Лучше.       Поцелуй усилился, и он последовал ее примеру — когда ее руки обвились вокруг его шеи, его руки переместились на ее обнаженную талию, а большие пальцы инстинктивно задвигались по бледной коже. Она вздрогнула, и он не смог сдержать улыбку.       В ответ она терзала и кусала его нижнюю губу, запустила пальцы в его волосы и резко дернула их, заставив его задохнуться.       Они целовались так, как будто боролись, постоянно пытаясь превзойти друг друга в этом почти жестоком перетягивании каната. Она оторвалась от его губ и переместилась своими на шею, вцепившись в нее зубами и посасывая, чтобы заставить его содрогнуться от непривычного ощущения боли и удовольствия.       Было очень хорошо. Чертовски, блять, хорошо. Так не должно было быть, точно не с ней.       Бархатистые губы вернулись к его губам, их языки сплелись в более неторопливом ритме; теперь это был скорее танец, нежели борьба. Бетонная стена была холодной для его спины, но ее тело, которым она прижимала его к ней, было теплым. Чертовски теплым.       Майк усилил хватку и притянул ее ближе, отчетливо ощущая, как ее грудь прижимается к его груди, а сквозь тонкую ткань купальника проступают два твердых бугорка, которые, как он запоздало понял, были ее сосками. В его мозгу на мгновение произошло короткое замыкание, когда он представил, как они выглядят… как они ощущаются. Может, он мог бы… потрогать?       С замиранием сердца он осторожно провел правой рукой по грудной клетке Макс, ожидая, что она отпрянет назад и влепит ему пощечину за дерзость. Но вместо этого она просто схватила его за запястье и переместила его выше, поощряя его ласкать всю ее грудь.       Они вынуждены были прерваться, задыхаясь, пока исследовали друг друга с новой стороны. Майк чувствовал, как его член пульсирует у ее бедра, и был уверен, что никогда в жизни не был таким твердым.       Он интуитивно сжал маленький бугорок, но прежде чем успел в полной мере насладиться мягкостью ее кожи, оба услышали тяжелую поступь на лестнице.       Они отскочили друг от друга за секунду до того, как открылась дверь, и в погреб ворвался Лэнс.       — Майк, тебя час уже нет! О, привет, Макс, ты тоже тут застряла?       — Да, — ответила Макс, и выглядела она каким-то образом невероятно спокойной и собранной несмотря на блестящие, припухшие губы.       — Черт, ребята, простите, в следующий раз повешу на дверь записку или типа того.       — Всё нормально, — беззаботно ответила она, прежде чем помчаться вверх по лестнице, не оглядываясь.       Что, блять, только что произошло? Майк смотрел вслед удаляющейся девушке, и его охватили смятение и ужас от того, что они только что сделали.       — Ты как? — спросил Лэнс, оглядывая его с ног до головы. — Весь красный.       — Все нормально, — Майк с усилием прочистил горло и отлепился от стены, к которой до этого был прислонен. Прислонен ее практически полуголым телом, подсказал ему затуманенный мозг. Он разгладил складки на своей рубашке-поло. — Пойдем отсюда.       Едва они выбрались из подвала, Майк поморщился от яркого света. Он уже и забыл, что сейчас середина дня, — время перестало идти, пока он был заперт в темном погребе вместе с Макс. Сейчас все казались значительно более пьяными — парочки облокотились на мебель, импровизированная танцплощадка образовывалась посреди комнаты, напитки разливались, когда подростки врезались друг в друга.       Майк направился к бутылкам со спиртным, стоявшим на кухонном островке, и принялся смешивать в красном пластиковом стаканчике непозволительное количество разного алкоголя. Ему нужно было перебить ее вкус. Сделав большой глоток отвратительного пойла, он задумался о том, что ему сказала Макс, прежде чем они поцеловались, и о том, с какими истинами ему пришлось наконец столкнуться.       Худшей частью была ее правота. Он действительно смотрел на нее — еще тогда, когда она только приехала в Хоукинс, если уж начистоту, — но в последнее время это происходило все чаще и чаще. Особенно после того, как она начала надевать этот глупый красный купальник у бассейна, в котором провела все лето, и стало невозможно игнорировать факт выросшей у нее груди. А теперь он знал, как она ощущалась в его ладонях — мягкая, упругая и…       Нет, упрекнул он себя, хватит думать об этом. Майк поморщился, сделав очередной глоток, и огляделся вокруг, радуясь, что Макс не оказалось ни на кухне, ни в гостиной. Кто-то поставил альбом группы «Tears For Fears», и по комнате прокатились радостные возгласы, когда заиграла песня «Shout».       Он хотел бы закричать прямо сейчас. Хотел бы накричать на Макс и спросить ее, какого черта она это сделала. И что это значило? Значило ли это вообще хоть что-то или же было просто приступом временного безумия? Хотел ли он, чтобы это что-то значило? Вопросы крутились в его опьяненном мозгу, и он чувствовал смутную тошноту.       Он не знал точно, когда это произошло, но где-то по пути теплые карие глаза, о которых он так долго мечтал, стали все чаще становиться вызывающими и голубыми. И это выводило его из себя, потому что это было похоже на предательство — будто он забывал Оди. Замещал ее.       И чем больше он ловил себя на том, что начал замечать Макс, тем больше вел себя как полный придурок, надеясь, что их неустойчивые отношения не позволят его нежелательному влечению усилиться. Но это было не так.       Как, черт возьми, он должен был смотреть ей в глаза завтра в школе? Теперь, когда он знал, что ее глупые пухлые губы на самом деле невероятно мягкие, а что ее вкус по ощущениям как розовая жевательная резинка, с которой она не расставалась? Теперь вместо раздражения звук, с которым она пускает пузыри позади него на уроке, скорее всего, просто напомнит ему о том, как ее язык головокружительно прижимался к его языку.       Он облокотился об столешницу, когда его мысли вернулись к винному погребу, а кровь прилила к паху. Боже, он все еще чувствовал ее на себе.       Он склонил голову в знак поражения. Он был в полном дерьме.